Когда Сима вернулась домой, то обнаружила, что Славий вдогонку послал ей сообщение. Суть его, минуя обычные для брата философские отступления, заключалась в следующем: для проведения качественного ритуала требовалась вещь, принадлежащая пропавшему мальчику — предмет одежды, зубная щетка, расческа, любая другая мелочь, к которой он прикасался.
Сима два раза перечитала сообщение и призадумалась. По всему выходило, что вещь эту можно раздобыть лишь в одном месте — в доме, где жил Степушка. А для этого, как минимум, нужно знать адрес. Расплывчатого «рядом с магазином Толика» для открытия портала было явно недостаточно. Где же взять адрес?
Спросить у кого-нибудь завтра, определилась Серафима, ложась спать. У Кота того же. Хотя он и послать может.
Увы, Кот на работе не показывался до полудня, а потом прибежал на пять минут, перевернул вверх дном свой стол в поисках какой-то бумажки и улетел прежде, чем Сима успела перегородить ему выход.
Егора, который в её списке шел под номером два, также нигде не было видно. Когда Серафима позвонила ему, выяснилось, что он работает дома. Видимо, зелье стойким оказалось, — хмыкнула магиня про себя, а вслух пожелала успехов в труде.
Остальные сотрудники на контакт идти не хотели и точное место жительства Марины говорить отказывались, да еще и посматривали подозрительно, словно Серафима не адрес спрашивала, а рецепт изготовления бомбы в домашних условиях и список магазинов, где ингредиенты необходимые приобрести можно.
Ничего не выяснив, Серафима решилась на крайние меры — дождаться, пока все уйдут и залезть в документы Голубева. День, как назло, тянулся долго, нудно и невероятно муторно. Г.В. на месте не было, никто не звонил, не развлекал заскучавшую секретаршу визитами, жалобами и челобитными к шефу.
Как на иголках она досидела до конца рабочего дня, а стоило часам пробить шесть, принялась время от времени совершать вылазки в общую комнату: осторожно подсматривала, ушли ли сотрудники.
Спустя двадцать минут, которые показались ей двадцатью часами, комната опустела. Со вздохом Сима оправила кофточку, просунула голову в щель приоткрытой двери, повертела ею, на всякий случай осматриваясь. Выждала еще минуту — никого. Тогда она зашла в комнату целиком и прямой наводкой двинулась к столу Голубева. К счастью, следователь ушел вместе со всеми вовремя — впервые за несколько дней. Не стоит и говорить, что магиня сочла это благим знаком и еще больше преисполнилась намерения помочь Степану во что бы то ни стало.
Стол Голубева находился в самом углу. Комнату освещала одна-единственная лампа около входа — у противоположной стены. Сима решила, что в случае чего подсветит себе фонариком, с которым до известного случая ночные обходы совершала. Он предусмотрительно лежал в карман брюк.
На столе следователя — пожалуй, единственном из всех — царил идеальный порядок. И никаких папок с документами. Сима задумчиво пожевала губу и обошла стол. Ящики! Три штуки. Два открыты, один — самый нижний — закрыт на замок. Рассудив, что дела, скорее всего, находятся в более труднодоступном месте (хотя кто счел бы ящик стола труднодоступным местом? Только та, в чьей жизни всегда найдется место подвигу) Сима не стала тратить время на осмотр верхних ящиков, произнесла заклинание, и замок щелкнул.
В ящике и впрямь оказались папки. Но не успела Серафима протянуть к ним загребущие ручонки, в коридоре послышались, и открылась дверь. Кто-то вошел в кабинет.
«Вот черти», — пронеслось в голове охваченной паникой Серафимы. Это ж скандал какой будет, если обнаружиться, что она по чужим вещам лазила.
Недолго думая, она бесшумно задвинула ящик и заползла под стол, благо места было достаточно. И притаилась там, дыша через раз. Заклинание невидимости, всегда бывшее предметом ее вожделения, принадлежало третьему уровню допуска, а больше ничего полезного в голове Симы не всплыло. Одни воображаемые сцены раскрытия ее преступных замыслов. Позора не оберешься. Ее и так в участке не слишком любят. Ей не простят.
Шаги направились — вот невезуха — в ее сторону. И тут зазвонил телефон. Известная мелодия, стоящая на большинстве сотовых. В том числе и на ее, Симином. На какое-то ужасное, невероятное мгновение, в котором время словно остановилось, магиня подумала, что это ее телефон. Она совершенно забыла, что оставила его в сумочке. В глазах поплыло, сердце замёрзло, а руки конвульсивно дернулись к карману.
— Да? — спросил Голубев совсем рядом с ней.
Сима даже дух перевести не посмела. Только дрожащие руки сцепила крепко-крепко и молилась всем богам, чтобы пронесло.
— Нет. Да ключи забыл от машины. Пришлось вернуться. Еду я, еду. Куда торопиться? Нет, кипучую деятельность изображаю. Нет, Миш, нет. Можешь не волноваться. Никто не найдет. — Пауза. — Конечно, знаю! И он знает. И вообще, какая разница, что он думает? Ритуал мы проведем в любом случае, даже если он против. — Пауза, во время которой Серафима снова затаила дыхание. Но уже не от страха. — А что может пойти неправильно? И?.. Ну, подумаешь, другого найдем, мало детей в городе? В крайнем случае из соседнего притащим, мне все равно. Ладно, некогда. Давай я приеду, и мы поговорим. — Над головой заледеневшей Серафимы звякнули ключи, звякнул, отключаясь, телефон. Словно эхо, звякнуло и ее сердце. Гулко, надрывно, сбившись с ритма на одно мгновение. Где-то вверху тяжело вздохнул Голубев. — Дебилы. Понабрали уродов и паникеров. — И первый раз Сима была с ним полностью согласна…
…Следователь уже давно ушел, в комнате воцарилась мертвая тишина, а Серафима все сидела под столом, пытаясь осмыслить, переварить или хотя бы уяснить. Выходило плохо. Выходило отвратительно. Выходило — никак. Потому что если слух не подвел, то Голубев — скотина, ублюдок, выродок. Предатель. Похититель — или соучастник похищения ребёнка. Но… как же так? Как такое может быть? Как вообще тот, кто призван охранять покой граждан, смеет нарушать закон? Лгать? Притворяться? Без малейшего — судя по тону — зазрения совести. Это невероятно, уму непостижимо, чудовищно!
Да она… она его… она Славию пожалуется, вот что она сделает! Он из этого следователя не только душу — кишки вытрясет, узлом завяжет и обратно засунет. И жить заставит после этого еще долго-долго.
Как же так? Как же так?
Почему-то вспомнились слова Яра о том, что осознание простыми гражданами того, что закон и порядок не всегда корректно охраняется, может привести к неконтролируемым последствиям. Только сейчас Серафима поняла — правда. Приведет. Потому что даже ей, магине, стало страшно, стало противно, стало жутко. Она растерялась. И одновременно ее взяло такое бешенство, что только желание вывести негодяя на чистую воду удержало от того, чтобы выскочить и начистить ему репу.
Интересно, а сколько еще людей в участке в курсе? Знает ли Егор? Знает ли Кот? Хорошие, в общем-то, ребята. Но ведь и Голубев, казалось, переживал, сочувствовал горю женщины, у которой украли сынишку.
Как выяснить правду? К кому обратиться без опаски?
Сима пристально уставилась в пол, словно там был написан ответ. Так она просидела пару минут, затем отмерла. В ней проснулась жажда деятельности.
В первую очередь она, как и собиралась, залезла в ящик, отрыла там дело Степана и пару раз повторила шепотом адрес — чтобы не забыть. Подумав, вместе с папкой с трудом вылезла из-под стола, выпрямилась, помахала руками, ногами, чтобы восстановить кровообращение, и направилась к ксероксу. На копирование бумаг ушло десять минут — многого Голубев не накопал, что теперь было объяснимо. «Хотя работал целыми днями, скотина, — злобно подумала Сима, кладя в ксерокс очередной листок. — Изображал, актеришка недобитый».
Вернувшись в комнату, она положила дело на место и закрыла ящик, замок щелкнул автоматически. Она же строевым шагом вышла из кабинета. Ну, Голубев. Ну, держись.
Она достала сотовый и набрала номер.
— Яр, ты не мог бы…
* * *
— Я не пойму, откуда столько эмоций.
— Как — откуда? Как это — откуда? Он похитил ребенка! Он… он… он же — следователь! Он все знал с самого начала!
— И что?
— Ты издеваешься?
— Правда, не понимаю. Чего взъелась-то на парня? Похитил — это, конечно, плохо. Может быть, за это даже казнить можно. Но переживать-то зачем?
— Я с ним год отработала! Я с ним каждый день здоровалась, когда надо было в морду плевать!
— Еще успеешь, не стоит отчаиваться.
— Яр! Я серьезно.
— Я тоже, родная. Я тоже. Хватит истерики закатывать. Ты — магиня, а не человеческое отр… не человек, в общем. Вспомни о достоинстве. Будь выше и достигнешь желаемого.
— Да пошло оно все! Чертова философия! На кону жизнь ребенка, а всем — все равно! Всем плевать! Одни — похитили! Другие — про достоинство рассказывают! Третьи — еще не отужинали! Слышать не желаю. Иди и спаси ребёнка. Немедленно. Яр, он же маленький совсем. Ему страшно, ему…
— Да, да. Ты уже что-то подобное говорила. Может не повторять.
— Яр!
— Давай еще раз. Что ты от меня хочешь?
Сима перевела дыхание и сказала нормальным голосом:
— Хочу, чтобы ты из следователя котлету сделал.
— Не пойдет. Дальше.
— А если в качестве свадебного подарка? — Ни секунды не колеблясь, Сима прибегла к запрещенному приему.
— Не многовато ли подарков?
— Их никогда не бывает много. А почему сразу нет?
— Я занят.
Зря он это сказал. В Серафиме тотчас штормовой волной всколыхнулись позабытые на фоне насыщенной жизни подозрения. А что вообще в Грибном делает Яр? После разговора в ресторане она решила, что он в чем-то помогает Славию. Тогда напрашивался второй вопрос — что здесь делает братец, кроме того, что слушает бред сотрудников участка? И потом, проверка закончилась, а Славий все еще не уехал. Ему нечем заняться?
— Чем?
— Работой.
— Какой?
— Такой.
Серафима и Яр сидели на кухне в ее квартирке. Стул нашелся всего один — второй загадочным образом испарился, и Сима подозревала, что ее женишок и к этому приложил руку. Сам Яр, ничуть не смущаясь, на этот стул плюхнулся, притянул Симу к себе и усадил на колени. Затем, словно они это сто раз проходили, залез руками ей под домашнюю рубашку и все там облапал. Сима даже возмутиться не успела, а этот негодник с невозмутимым видом уже благопристойно обнимал ее за талию. Ей только и оставалось, что испепелить мага непонятным и ей самой взглядом, в котором смешалось множество эмоций — стыд, недовольство его самоуправством, некие колебания, щепоточка страха и огромное желание повторить. Потому что не поняла. Не распробовала. Не разобралась. А очень хотелось.
А еще ей хотелось расслабиться и дать себе волю. Не смущаться, не бояться, не сдерживаться. Перестать задаваться глупыми вопросами и искать скрытые смыслы в его словах. Перестать сомневаться в его намерениях. Хотелось говорить все, что придет на ум. Иметь право на всего Яра целиком и полностью. С носками и трусами. Законное, чтоб ему, право. Кольцо на пальце и обряд. Интересно, как Яр собирается решить вопрос с ее невинностью? Точнее, с отсутствием этой самой невинности.
Но постойте. Постойте, коней придержите. Она ведь согласия не давала. Вслух, опять же, сакраментального для каждой невесты «да» не произносила. Но, что кривить душой, для себя более лестного, хотя и выраженного в странной форме, предложения она не представляла.
Так что же ей делать — продолжать копаться или согласиться, не глядя?
В итоге, поплавав в мыслях немногим более пяти минут, Серафима решила, что на данный момент есть дела более срочные, чем ее свадьба. Это раз. И два — никому хуже не будет, если она… хмм… позволит Яру… что-нибудь. Самую чуточку. Потому что уже больше не может и не хочет отказываться… А обряд… непонятные мотивы… решится как-нибудь. Либо само собой, либо придется клещами вытаскивать из будущего мужа. Но потом, все потом.
— Славий для ритуала все приготовил?
— Славия срочно вызвали по работе. Остался у тебя один я.
— У меня, — повторила Сима. — Ты у меня остался. Хм.
— Именно так, и другого не будет. Придется тебе смириться.
Сима не так чтобы сильно возражала иметь Яра в своем распоряжении, но для порядка напустила на себя равнодушный вид.
— Выбора у меня все равно нет. Ты единственный маг на всю округу. Тухлый городишко. Ты папку просмотрел? С делом Степана? Ритуал провести сможешь? Слушай! — Серафиму посетила очередная гениальная идея. — А ведь мы можем проследить за Голубевым, так? Узнать, куда он ходил. Где сейчас находится, да? Сообщника его выявить. А если повезет, и мальчика найти. Яр?
— Что — Яр? Я тебе не навигатор и не спутниковая система слежения. Я — маг. Мне, прежде всего, требуются ориентиры и данные. А самое главное — правильный стимул. Вот если ты на секундочку перестанешь изображать из себя неприступную крепость и дашь мне… ох, ладно. Забыли. О деле. От человека магических следов не остается. Следовательно, найти его посложнее, чем мага будет. Ты говоришь, ему звонил кто-то? Во сколько?
— Примерно в половине седьмого вечера.
— Можно пойти другим путем. Не магическим, но тоже весьма эффективным. Если звонок был, то данные о нем есть в системе. У меня один знакомый есть, он тебе все найдет: с кем был разговор, на кого номер твоего Миши оформлен, и где сам Миша в момент беседы находился. И где находится сейчас, а заодно и Голубева твоего пробьет. Номер его знаешь?
Серафима растерянно покачала головой:
— Н-нет. На работе — есть. У меня там номера всех сотрудников записаны. А дома… сдались они.
— Тогда собирайся, пошли.
— Куда?
— Родная, не тормози, тебе это не идет. На работу к тебе, куда ж еще. Есть еще вариант. Наведаться домой к Степану, взять там какую-нибудь его вещь. Затем ко мне домой — в столицу, за необходимыми для ритуала компонентами, потом дождемся луны…
— Так. На работу давай. Я всегда подозревала, что с ритуалами у тебя не очень.
Яр невозмутимо кивнул.
— На твердую двоечку.
— А меня за вызов призрака как ругал! Сам бы лучше не сделал, признайся.
— Сам бы я и не подумал дурацкие ритуалы использовать, когда есть простейшее заклинание зова. Измельченная кость… бррр… и где ты нахваталась подобной чепухи?
— В универе, где ж еще. Как будто ты не знаешь…
— Знаю. И мне страшно становится за будущих магов. Куда глядит министерство магического образования? Кого они хотят вырастить? Магов, которые вместо того, чтобы к знаниям стремиться, порошочками себя с ног до головы обсыпают?
— Ой, ну ладно. Магия шагает вперед — появляются новые методы. Опять же — собственный магический резерв не надо тратить. А ты рассуждаешь как старик. Занудный и старый старик.
— Зато ты у меня веселая и молодая. Сплошное равновесие и благоухание. Ладно. Переодевайся — у тебя есть пять минут. Кстати, я не говорил тебе, что у нас с тобой по плану на следующей неделе визит вежливости к моим родителями? Форма одежды — парадная.
Не снизойдя до ответа, Сима возмущенно хлопнула кухонной дверью.
* * *
Ключи, которые на всякий случай заготовила Серафима, начинающим детективам не понадобились. Портал легко и без проблем открылся в приемной. Никаких охранных систем или заклинаний от проникновения здесь, ясное дело, не имелось. Негромкий хлопок — и они очутились около ее стола. Только Серафима открыла рот, чтобы заговорить, как вдруг Яр схватил ее, затолкал в угол и взглядом приказал молчать. Магиня послушно закрыла рот, замерла. Яр чуть слышно шепнул слово, и Серафима кожей почувствовала, как ее окружает чужая магия. Заклинание невидимости, скорее всего.
Но что он услышал? Что почуял этот мнительный субъект и по стечению обстоятельств ее будущий муж? Сама Серафима в полумраке различала лишь смутные очертания рабочего стола, окно, шторки — словом, приёмная, знакомая ей как собственные пять пальцев. Она вслушалась в ночную, тревожную тишину, но это не помогло.
Прошло несколько томительных минут, в течение которых Яр не шевелился, и казалось, не дышал. Сима устала стоять в одной позе и подергала рукой, требуя если не свободы, то объяснений. Яр даже не повернулся в ее сторону — он неотрывно смотрел через ее плечо, на дверь в кабинет шефа. Проследив за его взглядом, Сима увидела, что дверь приоткрыта. И словно этого было мало, в проеме вырисовывался чей-то силуэт!
Чуть не подскочив от страха и неожиданности, Сима вцепилась в Яра, отчего он едва заметно поморщился. Осторожно разогнул ее пальцы и, провокационно ухмыляясь, перецеловал каждый. Сима глубоко вздохнула, но руки не отняла. Вместо этого она пристально посмотрела Яру в глаза…
— Никого здесь нет, я же говорила! — прошипел женский голос за спиной Симы.
Она в мгновение ока растеряла пыл, вспомнила, где она и что она, и сердито нахмурилась, но говорить, понятное дело, ничего не стала. Вновь посмотрела на дверь кабинета шефа. В проеме стояла смутно видимая в темноте женщина. По голосу Сима узнала Ирину. И что забыла главбух участка на работе в ночное время? Первое, что пришло Симе в голову — она наставляет рога мужу. Но почему в участке? Другого места не нашлось? И даже если в участке, то почему в кабинете мужа? Отдает особым цинизмом, неоплаченными счетами морального толка и глубокими обидами.
— Я слышал хлопок, — раздался из кабинета голос Г.В. — Я четко его слышал.
— Это у тебя крыша едет. Видимо, на землю уже упала, — зло ответила Ирина и вышла в приемную. Потопталась на месте и развела руками. — Никого. Можешь посмотреть сам.
— Не хочу. Чего я там не видел.
— Ладно, боги с тобой. Ты мне лучше скажи, ты домой-то собираешься? Или так и будешь прятаться непонятно от кого?
— Собираюсь. Как только со всем разгребусь. Дома не безопасно.
— Ага, — кивнула Ирина. — А то, что тебя на рабочем месте, в собственном кабинете, чуть не зарезали — это нормально. Здесь очень безопасно.
— Ну не зарезали же, — парировал шеф. — Нечего панику разводить.
— Это ты разводишь. Это ты по уши в дерьме. Это ты влез… ах, да что говорить. Делать-то что? Мне-то что со всем этим теперь делать? — В голосе Ирины послышались несвойственные ей истерические нотки. Она всплеснула руками и совершенно по-женски спрятала лицо в ладонях. — Я не переживу! Я этого не переживу! Я ведь… что же делать?
— Ждать. Это не может длиться вечно.
— Ждать? — повторила Ирина, войдя обратно в кабинет и не потрудившись закрыть за собой дверь. — Чего ждать? У моря погоды? Еще одного покушения? С этим нужно кончать. Раз и навсегда. Ты — шеф полиции. Ты обязан предпринять хоть что-нибудь.
— Это нельзя предать огласке.
— Это нельзя терпеть! Я требую, чтобы ты остался в живых. Я устала бояться. Я постоянно вздрагиваю, оборачиваюсь, жду чего-то плохого. У меня баланс не сходится уже который день. Милый, пойми, я волнуюсь.
— Ириш, я… мы должны закончить. И больше — я клянусь — ни-ни. Просто это… затягивает. Магия, власть, могущество. Чудеса. Это хуже наркотиков. Попробуешь раз и отказаться уже невозможно. Нам осталось немного.
— Значит, решил, — голос Ирины звучал убито. — Зачем тебе это? Куда ты-то стремишься? Почему не уйдешь?
Пауза и обреченное:
— Я… пытался. Ничего не вышло.
— И с чего ты взял, что потом выйдет? У гадалки спросил? Так вот, я могу тебе сказать, как почти гадалка — пустые твои надежды. Нет оттуда выхода. Нет, не было и не будет. Игры ваши… как мальчишки, ей-богу. И это простительно в десять лет, но не в сорок, пойми!
— Ириш, но… ты ведь знаешь, какого прогресса мы добились. Мы стали кем-то. Мы уже вписали себя в историю. То ли еще будет, когда мы закончим.
— И ты все бросишь? Ты сможешь? — спросила Ирина с изрядной долей недоверчивости. — Вот так, на пике?
— Я… не такой, как думал. Я не хочу всего этого — славы, могущества, власти. Я думал, что хочу, но оказалось это трудно. Соблазны порождают безудержные фантазии, а возможность их воплощения превращает нас в монстров. Я устал. Я не хочу больше.
— Надо же, как заговорил, философ несчастный. И где слов-то таких понабрался? В книгах своих заумных с дурацкими рисунками? — с откровенной издевкой поинтересовалась Ирина. — Где твои мозги были десять лет назад? Почему ты позволил всему этому случиться? — Ответом ей стал тяжелый вздох. — В общем, ты, милый, как знаешь, а я иду домой.
— Но уже поздно!
— Сам ты — поздно. Я спать хочу. Мне завтра в налоговую с утра. А для этого нужно иметь свежую голову. Пока. Смотри, задницу свою драгоценную не отсиди в кресле.
Ирина вылетела из кабинета, пылая яростью и негодованием, пронеслась мимо застывшей парочки и скрылась из виду.
Серафима осмелилась поднять голову, вопросительно посмотрела на Яра. Он о чем-то сосредоточенно размышлял и на взгляды невестушки не реагировал. Тогда Сима толкнула его под ребра — сильно, хотя пора бы ей уже было уяснить, что на ее агрессию в свою сторону у Яра всегда будет стандартная, вполне предсказуемая реакция. Вполне мужская реакция. Хотя, с другой стороны, кто поручится, что она этого не знала?
Целовались они долго, со вкусом. Яр каким-то образом сумел Симу перевернуть и для собственного удобства — или чтобы не сбежала раньше времени — прижать к стене. Когда он прервался на секунду, чтобы перевести дух, Сима что-то побулькала, похватала воздух ртом и вновь была зацелована до полной остановки мыслительных процессов.
— Кто здесь? — послышался из кабинета голос Г.В. — Ириш, это ты?
Сима бурно дышала и не могла поймать ни одной мысли. Яр тоже не остался равнодушным, и это ещё пуще осложняло ситуацию. Ему явно хотелось послать ко всем чертям расследование, Голубева, телефоны, выяснения, шефа с его тайнами и утащить Симу к себе домой. Запереться с ней в спальне и не выходить… до свадьбы. И после тоже. И плевать, что ритуал. И плевать, что все остальное — пусть к чертям катится мир и его бесконечные проблемы. Хотя Славий, пожалуй, его дом штурмом возьмет и не посмотрит, что друг. Или, может, наоборот, пожелает Серафиме счастья, и не будет портить ей затяжной медовый месяц? Как бы ей выяснить наверняка, чтобы потом не отвлекаться на эти мелочи?
— Ириш? — Теперь в проеме показался шеф.
Сима медленно сползала по стене. Если бы Яр не поддерживал, она давно бы растеклась лужицей у его ног. Она понимала, что надо сохранять тишину, и старалась изо всех сил, но дыхание то и дело со свистом прорывалось сквозь плотно сомкнутые губы. Яр осуждающе нахмурился и вновь шепнул слово. Сима ощутила, как по коже забегали мурашки — пробуждалась магия.
— В разведку с тобой ходить нельзя, — обвиняющим тоном заявил Яр, выждав пару мгновений.
Сима испуганно приложила палец к губам, стрельнув глазами в сторону вертевшего головой шефа. И только когда он и ухом не повёл, сообразила, что их, должно быть, не слышно.
— Это мы с тобой потом обсудим, — пообещала она кровожадно. — Что со мной можно делать, а что — категорически воспрещается. А сейчас скажи — ты что-нибудь понял?
— Почти все, они вроде на знакомом языке говорили. А что, у тебя проблемы наметились?
Тем временем шеф скрылся в кабинете. Сима проводила взглядом его спину и ответила:
— Хватит ерничать. Толком скажи — понял смысл их разговора? Подумал о том же, о чем и я?
— Скорее всего, — с выражением совершеннейшей невинности сказал Яр. — Твой начальник по уши замешан в каких-то темных делишках. И что с того?
— Вот заладил, что да что. Неправильно это — вот что. Не должно такого быть. Полиция — она ведь должна охранять людей. А эти? И что это за странные намеки про могущество и власть? Откуда он взял подобную ересь? Ты не увидел в нем магии часом? Он человек, да?
Яр кивнул.
— Человек. Чистокровный и законченный. Магии ноль. В Ирине этой — да, есть капелька; без лупы не разглядишь. Полукровка, видимо. Что-то ей дано, но очень мало.
— Она говорила про предсказания.
— Почему нет? Может быть.
— Довольно редкий дар.
— Дерьмо случается, — невпопад ответил Яр и поторопил: — Смотреть телефон будешь? А то рассветет скоро, и Голубева твоего искать не придется — сам на работу прискачет козликом.
— А… может, того? — осмелилась предложить Сима и кивнула в сторону закрывшейся двери. — Спросим у этого?
— Родная, да он на данный момент свой зад не в состоянии отыскать, не то что ребенка. И, кроме того, пока неясно, насколько он причастен к похищению и причастен ли вообще.
— Грубо.
— Зато по делу.
— Но он может знать, где Степан, — настаивала Сима.
— А может и не знать. Разговор этот ещё ни о чём не говорит. Ты делаешь необоснованные, скороспелые выводы. — Сима надулась, как мышь на крупу. — Потом, как ты ему объяснишь, что забыла ночью на работе? И вообще, что ты заладила — Степан, Степан. Найдем мальчонку, успокойся.
— Да спокойнее меня только Ледяные Горы.
— Ты телефон смотреть будешь? — невыразительным голосом спросил Яр, и Сима поняла — терпение мага на исходе. Еще капельку подтолкнуть — и она и впрямь окажется в его столичном доме, в запертой, забаррикадированной всеми возможными способами спальне. И не выйдет оттуда еще очень долго. Вполне возможно, до самой свадьбы. Наглости ему хватит.
Если честно, перспектива была крайне соблазнительная. И кабы не похищенный ребёнок… Еле слышно вздохнув, Сима послушно потрусила в сторону стола, обогнула его, покопалась в бумажках и что-то записала на листочек. Вернувшись, протянула листочек Яру:
— Вот. А ты сейчас знакомому звонить будешь?
Яр выглядел удивленным:
— Да. Мне… нам же сейчас надо.
— Ничего, что двенадцать ночи? В это время все нормальные люди, да и маги, почивать изволят.
— А с чего ты взяла, что тот, кому я звоню — нормальный? — осведомился Яр, открывая портал. — Шагай давай.
Он подтолкнул её в спину. Сколько раз Сима попадалась на эти уловки — сказать сложно. Но… в сотый раз, как в первый. Из портала в свою квартирку она вышла одна. Развернулась, уже догадываясь, что Яр за ней не пойдет, и в сердцах топнула ногой. Опять ее выдавили из расследования, отослали прочь, как надоедливую бестолковую практикантку. Наплевали в душу, можно сказать, самым грубым образом.
— Ну и черт с вами, — буркнула она под нос расстроенно и пошла изучать ксерокопии документов по делу Степана.
Спать не хотелось совершенно, любопытство и желание покарать и найти (соответственно виновных и похищенного) служили лучшим стимулятором умственной деятельности. Сима прошла в спальню, включила свет и уселась на кровать. Разложила перед собой папку, открыла и начала читать.
— И что у нас? Допросы… протоколы… свидетели. Ну про них я знаю. Кто-то еще? Так… показания Марины этой. — Сима пробежала взглядом написанное, но ничего нового не узнала. Тогда она взялась за следующий листок — там растекался мысью по древу некто Михей Таратайкин. Таратайкин, хмм. Где-то она эту фамилию уже… ну конечно! Это же фамилия Марины и Степана. Подумалось совершенно не к месту, что она бы не вышла замуж за человека с такой глупой фамилией. Хотя, если поразмыслить, за человека с любой фамилией она замуж бы не вышла, уж не сочтите завзятой расисткой. И не только потому, что дети от такого союза всю жизнь будут несчастны. Просто люди — это люди, не прибавить, не убавить. Где-то хорошие, где-то плохие, но такие убогие в своей обыкновенности. А ей летать хочется, ей размах нужен, и в омут с головой. Ей звезды с неба, и радугу в окне, и солнце вместе с утренним кофе подавай. И она в лепешку расшибется, но Яра на это подвигнет.
…А кем им приходится этот Михей? Сима быстро проглядела протокол, выяснила, что мужем и отцом, и только потом вспомнила, что уже слышала его имя — когда Марина к шефу приходила. Задумалась — а Михея можно Мишей сокращенно назвать? И может ли отец похитить своего ребенка? И можно ли тогда назвать это похищением? И… помнится, то ли Яр, то ли Славий что-то говорили на эту тему за ужином у Катерины, но Серафима слушала через слово. Как обычно. Но неужели отец?..
Сима оборвала свои «скороспелые» выводы и принялась старательно изучать остальные бумаги. Прочитала отчет по осмотру магазина — ничего полезного не узнала. Вспомнила Яра, побесилась пару минут. Пошла на кухню, сделала себе чаю. Выпила, успокоилась. В ожидании новостей послонялась по квартире, то и дело посматривая на часы. До последнего ей не верилось, что все закончится вот так. Но стрелки показывали три утра, а маг не появлялся.
Сима обиделась. Разыскала сотовый, послала Яру сообщение: «Скот бесчувственный» и с чувством выполненного долга легла спать. Гори оно всё синим пламенем.
* * *
Они разбудили ее под самое утро, когда сон сладкий до безумия и открыть глаза, особенно если легла всего пару часов назад, физически почти невозможно. Яр и Славий. Один стянул одеяло, другой сунул под нос чашку кофе.
— Вставай, соня! Пять часов!
— Идите вон, — в подушку промямлила Серафима. — Знать вас не желаю. Обоих. Жалкие, трусливые предатели.
Прозвучало это как «бу-бу-бу-бууу-быр-быр». Но интонации были вполне выразительны.
— Поговорить надо, — сообщил Яр. — Срочно.
— Говори. Только не со мной. Я обиделась. — Одно сплошное, сердитое «бууууу».
— Морковка, все серьезно, — вступил Славий, но Сима дрыгнула ногой и, судя по возмущенному пыхтению братца, попала куда надо.
— Вон пошли. Оба. — Она попыталась натянуть одеяло обратно.
Не тут-то было.
— Это что еще такое? — осведомился Славий неприятно удивленным тоном. — Что на тебе надето? И где ты это… раздобыла?
— Уйди, проклятый. И одеяло верни.
— В комнате нас подожди, — спокойным до дрожи тоном сказал Яр, и Сима услышала, как брат вышел из спальни.
— Только недолго, а то время поджимает, — бросил Славий прежде, чем закрыть дверь.
— Уж как получится, — пробурчал Яр и произнес слово.
Сима почувствовала, как пробуждается магия и струится по ее коже, словно шелковое одеяло. С Яром всегда было волшебно — что в магическом смысле, что в самом обыденном, физическом. Почему-то ничье больше волшебство — равно как и прикосновение, пусть нечаянное, ненамеренное — не запускало мурашки по коже, не задевало за живое, не проникало внутрь.
— Что ты делаешь? — спросила она ворчливо, открывая один глаз. — Это, знаешь ли, некрасиво. Бестактно, в конце концов. Врываться ко мне в спальню и будить. До работы еще три часа, я имею право поспать.
— Боюсь, на работу ты сегодня опоздаешь, — обронил Яр рассеяно. Он был поглощен созерцанием Серафимы в хлопчатобумажной пижамке — творении столичных портных. Точнее, именно с их подачи Сима ею и обзавелась. Вроде бы ничего особенного — скучный материал, строгий крой, ан нет. Когда Серафима его заказывала, у неё зрела смутная надежда, что когда-нибудь представится возможность продемонстрировать комплект во всей красе. Яру. И чтоб у него крышу сорвало. Она поделилась этими чаяниями с Криалом, своим портным. И он прошептал по секрету:
— Могу эльфам отдать. У меня знакомые есть. Но дорого выйдет. Зато эффект — твой в обморок упадет. Слюной захлебнется, маг чертов. — Криал был в курсе любовных томлений Серафимы и очень за нее переживал.
Сима с сомнением покачала головой — эльфы, это конечно, венец творения, но кто бы из них стал утруждать себя подобным? Да, их магия неуловима, уникальна. Сама природа стала ее матерью, а затем и колыбелью. И может быть, именно поэтому волшебство, исходящее от эльфов, сексуально до безобразия. Если они дают себе труд им воспользоваться. Обольстить кого-то для них раз плюнуть. Простой взмах ресницами, взгляд глаза в глаза — и ты будешь комнатной собачкой, плюшевым мишкой, рабой. Пока не выкинут.
А уж их одежда — гимн невинному обольщению. Нечаянному соблазнению. Весьма строгая, закрытая, но есть в ней что-то неуловимое, как и в их магии. Что-то, что притягивает взгляд против воли, что пробуждает основной инстинкт и заставляет терять голову.
Вот и на Серафиме, которая, в конце концов, согласилась на предложение портного и потом два года выплачивала всю сумму за комплект, красовалась майка и шорты. Ничего лишнего, ничего вычурного, никаких пошлых кружавчиков и откровенных декольте.
Однако она сразу поняла, что Яра проняло. Не то чтобы она надеялась на что-то, облачаясь в комплект перед сном. И уж точно не надеялась продемонстрировать его следующим утром — причем не только Яру, а еще и брату, который, судя по тону, его не одобрил, но…
Сима разлепила второй глаз и поняла, что Яр уже… сидит на кровати. И жадно на неё смотрит.
— Я оценил, — поведал он с готовностью. — Вот не поверишь — но оценил. Жаль, что у нас времени в обрез. Но пять минут все-таки есть…
И не успела Серафима охнуть, ахнуть или еще как-нибудь возмутиться — или согласиться — как Яр оказался уже сверху, придавив её к кровати.
— Ты… Славий…
— Он в курсе, что мы с тобой не чай пить будем…
Это было последнее, что сказал Яр. И последнее, что вообще услышала бы Сима. Пяти обещанных минут с лихвой хватило для того, чтобы она перестала осознавать себя как личность, еще весьма сонную, надо заметить; как обиженную — немногим более трех часов назад — женщину; как мучимую вполне обоснованными подозрениями невесту, которой предстоит вывести жениха на чистую воду.
— Что за… — едва слышно выдохнула Сима, когда Яр соизволил отпустить ее.
— Всего лишь немного вдохновения, помноженного на желание, — скромно отрапортовал маг, вставая с постели. — Собирайся. Мы тебя на дело отправляем. И да… халат накинь, что ли, а то…
Сима грозно нахмурилась, пытаясь одновременно дышать тише и выглядеть пристойно.
— Что за заклинание, умник?
— Заклинание? Какое заклинание? — Яр остановился около двери. — А, вспомнил. Выходи и все узнаешь. Только побыстрее, а то знаю я эти ваши женские штучки. Пока не намалюете поверх своего лица новое, которое почему-то считаете более привлекательным, вас на свет божий не выгонишь.
Сима презрительно хмыкнула, но отвечать сочла ниже своего достоинства. Яр вышел за дверь. Исключительно из чувства противоречия она медленно, с тщанием и придирчивостью, достойными королевы, принялась выбирать наряд, но в итоге остановилась на джинсах и свитере — оригинальный выбор для той, что мечтала поразить любимого мужчину в самое сердце.
Может, Серафима и потрудилась бы затянуть себя в строгий костюмчик, но слова Яра про «дело» её вразумили. «В следующий раз, — пообещала себе магиня, со вздохом убирая костюм в шкаф. — На сегодня с меня уже достаточно «восхищения». А то как бы дети не появились раньше времени от моих стараний».
Мужчины сидели на кухне и дули чай. Холодильник был распахнут настежь, с его дверцы свешивался одинокий луковый хвост, хлеб из хлебницы вываливался крупными кусками, а нож и разделочная доска почему-то обнаружились в шкафчике на верхней полке.
«Видимо, спасались бегством», — иронично подумала Сима.
Что Яр, что Славий, устроенного бардака не замечали — то ли умышленно, то ли вполне искренне. Серафима не стала им пенять — за столько лет совместной жизни с братом она поняла, что это бесполезно. Так же не стала она наводить порядок — опять же бесполезное занятие, пока они тут. Только собралась налить себе чаю, как Славий сказал:
— Куда? У нас времени в обрез.
— Но вы же…
— А что мы? — удивился Яр. — Мы тебя на задание отправим, а сами будем дальше чай пить. Ты слушай давай.
— Слушаю, — обреченно сказала Сима, ставя чашку обратно в шкаф, и говоря себе, что от отсутствия завтрака еще никто не умирал. — Внимательно.
— План таков. Мы тебя закинем в дом к той семье, у которой ребенка похитили. Ты возьмешь там любую детскую вещь и вернешься обратно.
— Пешком приду? Отличный план.
— Нечего язвить. Вот амулет, — фыркнул Славий и сунул в руку сестре кулончик на цепочке. — Одень, чтобы не потерять, Морковка.
— А зачем нужна вещь? Яр, ты телефон отследил, как обещал? Чем все закончилось? Почему ты не пришел? Ты Голубева отыскал? И сообщника его? — Вопросы из Серафимы вылетали со скоростью пулеметной очереди. — Чего примолк? Говори!
— Некогда, — отрезал Яр. — Нам вещь нужна.
— А сами никак? Маги, называется. Я вам зачем?
— Некогда, говорят тебе, — с досадой поддержал Яра Славий. — У нас дела.
— Ага. Чаи на кухне гонять — неотложные, важные дела. — Мужчины посмотрели на нее одинаково раздраженными взглядами. Сима вздохнула: — Боги с вами, но как я туда пойду? Они же меня заметят. Сейчас ранее утро. Может, лучше днем, когда по делам разбредутся?
— Серафима, третий раз тебе говорят — некогда, — заявил Яр и щелкнул пальцами. Раздался негромкий хлопок, рядом с магиней открылся портал. — Дуй. Да, и на тебе заклинание общее. Так что никто не увидит и не услышит. Если не начнешь на людей кидаться, разумеется.
— Злыдень, — бросила Сима и шагнула в портал. И только когда очутилась в незнакомой прихожей, поняла, что забыла спросить главное — как амулет активировать. Нет, общие теоретические знания она имела, но в том-то и закавыка, что общие, да теоретические, то есть к принятой практике имеющие весьма отдаленное отношение. А как конкретно «заводится» этот кулон, надо знать наверняка. Угадать не получится. Потому что те, кто балуется созданием подобных вещичек, редко красную кнопку монтируют и инструкцию по эксплуатации прилагают. Наоборот, каждый мастер старается пусковой механизм запрятать подальше или сделать поизощреннее.
Мысленно пнув бестолкового братца, Сима одела кулон на шею. Ладно, главное — разжиться вещью мальчика, а уж дорогу домой она как-нибудь найдет.
Не особо торопясь, она огляделась. Сейчас было около шести утра, так что, вполне возможно, обитатели квартиры еще спали. И вот вопрос: живет ли здесь только трио Таратайкиных или еще кто? Бабушки, дедушки, тети, дяди и другие неустановленные родственники? И сколько комнат? Не посыплются ли откуда-нибудь сюрпризы?
Прихожая, где очутилась Серафима, была до того узкая, что двое в ней вряд ли разошлись бы. А учитывая наличие вешалок, и одежды, на них оставленной, даже худенькой Симе пришлось туговато. Продравшись сквозь лес курток и ботинок, которые так и норовили прыгнуть под ноги самым подлым образом, она оказалась перед комнатой, судя по обстановке, использовавшейся как гостиная. Направо располагалась кухня. В первую очередь она направилась в комнату и осмотрелась там, но детских вещей не увидела. Тогда она залезла в шкаф, порылась и опять-таки ничего не нашла. Постояла, подумала и, хлопнув себя по лбу, вернулась в прихожую. Уж где-где, а на вешалке детская курточка должна висеть.
Но до пункта назначения не добралась. Потому что черт ее дернул — или провидение — заглянуть в кухню.
Там сидела женщина. Сима, застывшая в проходе с поднятой ногой, едва узнала в ней Марину. Она сидела на стуле, тихо, не шевелясь, и, кажется, даже не дыша, бессмысленным взглядом смотрела в никуда. Руки ее покоились на коленях.
Серафима уже встречалась с Мариной — в кабинете Г.В., и тогда это была пусть перепуганная, бьющаяся в истерике, но живая женщина. В кухне же сидела тень. Словно кто-то выпил из неё все силы до капли и бросил пустую оболочку обратно на землю жить дальше. Только как — не сказал.
— Я на работу опаздываю, чаю сделай! — крикнул мужской голос откуда-то из глубины квартиры.
«Ого! — подумала Сима, — оказывается, полшестого утра — это совсем не рано».
Женщина машинально кивнула, словно говорящий мог ее видеть. Встала. Налила в чайник воды. Поставила на плиту. Постояла некоторое время, словно соображая, что вообще могла забыть в этом отдельно взятом куске пространства. Растеряно огляделась по сторонам, но, похоже, так этого и не поняла. Вздохнув, села обратно за стол. Вдруг ее руки затряслись, губы повело, а глаза наполнились слезами. Вся она съёжилась, сжалась в комок, пытаясь удержать звериный вой, который — Серафима видела — рвался наружу. Она кусала губы до крови в попытке взять себя в руки. И ей это удалось — в конце концов.
— Чайник скоро закипит? — опять прокричал кто-то. Сима предположила, что тот самый Михей.
Марина кинула взгляд на плиту и, встав, зажгла-таки под чайником огонь. Потом поставила на стол чашку, заварочный чайник, достала сахарницу и какое-то блюдо со сладостями. Сима наблюдала за женщиной и почему-то не могла уйти. Ей пришло в голову, что, наверное, так выглядят те, кого лишили души. Механические движения, подчиненные заданному алгоритму. Пустой взгляд. Стылая аура. Абсолютное нежелание жить. Сколько Марина выдержит, если окажется, что ее сын мертв? В душе Симы вдруг поднялась волна злости на двух магов, которым поужинать казалось намного важнее, чем заняться поисками сына этой женщины. Пара часов погоды не сделает, сказали они беспечно. А сейчас Сима задалась вопросом — осознавали ли они, что для Марины каждая секунда — вечность? Каждое прожитое в неизвестности мгновение — агония? Каждая чертова минута — смерть? Сама Сима — нет, до сего момента не осознавала. Потому что просто не могла. Слишком молода, неопытна. Кабы знала — пинками заставила бы этих умников действовать.
На кухню, тем временем, зашел мужичок. Именно мужичок, по-другому не скажешь — коренастый, низенький, неприятный. Одет в майку и заношенные джинсы. Настоящий Таратайкин, подумала Серафима. И как можно в такого влюбиться?
Мужичок прошлепал к Марине. Против воли Сима заметила значительную проплешину у него на затылке.
— Не горюй, найдется Степка, — сказал он грубовато и потрепал Марину по плечу. — Чай готов?
— Какой чай? — спросила женщина.
— Я чай просил. Мне на работу через десять минут. Два раза просил.
— Да, конечно. Сейчас. — Марина поспешно встала, направилась к плите, но тут увидела, что чайник уже пыхтит на огне, и остановилась, тяжело и озадаченно моргая. Затем она кивнула, словно соглашаясь с чем-то, и полезла в шкафчик.
— Ты тоже будешь? — спросил предполагаемый муж.
— Что буду? — раздалось из глубины шкафчика.
— Чай. Завтракать. Будешь?
— Буду. Потом. Тебя накормлю, на работу отправлю и позавтракаю.
— Смотри у меня. А то исхудала вон, подержаться не за что, — если это была шутка, то очень неудачная.
Но Марина внимания не обратила — вылезла из шкафчика, села за стол и даже улыбнулась мужу. От этой улыбки Серафиму передернуло.
— Ешь, дорогой, — сказала женщина ласково. В её интонациях сквозила такая ненависть, что Сима не удивилась бы, если бы она угостила муженька ядом вместо домашнего печенья.
— Хозяюшка моя, — похвалил Михей как-то не особенно уверенно. Отхлебнул чая, от души при этом похлюпав, счавкал печенье и поднялся, отряхивая с себя крошки.
— Вкусно как, — прокряхтел он довольно. — Рано не жди, у нас на работе завал. Все словно взбесились — резину им меняй в срочном порядке. Запись на три дня вперед. Так что до звонка пахать буду.
Уже стоя в дверях, он добавил невнятно:
— Ты… это… звони, если новости будут.
Две секунды после того, как шваркнула, захлопываясь, входная дверь, в квартире стояла гробовая тишина. Серафима смотрела на Марину. Марина смотрела в никуда. Две секунды смотрела, а потом взяла чашку с недопитым чаем и швырнула об пол. За ней последовал заварочный чайник — во все стороны брызнули мокрые чайные листы и неровные осколки фарфора. Сахарницу постигла та же учесть. И самое страшное, что все это делалось молча, сосредоточенно, без каких-либо эмоций на лице.
Сима едва успела отпрыгнуть в сторону — мимо нее просвистел горячий еще чайник. Хорошо, что крышка не отскочила, а то кипятком бы ошпарило. Заклинание заклинанием, а физических контактов подобного рода лучше избегать.
В итоге Сима почла за лучшее ретироваться. Во-первых, ее могло задеть, и тогда присутствие в квартире скрыть бы не удалось; во-вторых, что более важно, ей было тяжело смотреть на чужое горе. Неизбывное, черное, страшное. И понимать, что эта трагедия — не более, чем статистическая единица в чьем-то отчете.
Хотя почему — в чьем-то?
На цыпочках выйдя в прихожую, Сима быстро прошерстила одежду на вешалке, выбрала легкую курточку веселой расцветки и вышла через дверь, потому что возиться с кулоном у неё не было никакого желания. Долго, да и бессмысленно.
Её хотелось есть и в туалет. А ещё до чертиков хотелось кофе с молоком — пополам на пополам. Она не опасалась, что Марина услышит щелчок замка или хлопок двери: бедная женщина и взрыва рядом не заметит, так погружена в своё горе; так ушла в себя, пытаясь хоть как-то жить дальше.
Кто-то скажет — она опустила руки, когда необходимо собраться! Надо продолжать бороться, нельзя сдаваться! Есть много возможностей, надо попробовать, что-нибудь да выгорит! Возможно. И весьма вероятно, но… характер не тот. Жизнь — не та.
Не было в Марине бойцовской жилки; не было умения бороться и противостоять; не было спасительной настойчивости. И опоры у неё не было — той самой, незыблемой, нерушимой, за которую можно цепляться, как за спасательный круг, или опираться, чтобы взобраться вверх.
Она привыкла верить в худшее, и очень часто ее ожидания оправдывались. И не было рядом никого, кто подбодрил бы её. Муж — вечно занят, да и вообще — ни рыба, ни мясо. Его больше дружеские посиделки с пивом и раками интересовали, да внутренности автомобильные. Во всем остальном он ничего не смыслил и даже разбираться не хотел.
Вот так и получилось, что сидела Марина на кухне, рвала себе душу и ждала, ждала, ждала…