Подъезжая к особняку министра на Стрэнде, Дадли почти не испытывал угрызений совести или чего-то подобного. Ночь, когда посланец принца нашел свой безвременный и определенно странный конец, до сих пор стояла перед его глазами, словно наяву. Он отчетливо помнил, как, когда посланец не появился после сигнала, поданного Кроушем, Питер спустился по плохо освещенной лестнице вниз и, воспользовавшись черным ходом, покинул особняк. Дадли углубился в сад и через некоторое время почти уткнулся в высокий забор. Неподалеку стояла очень уединенная беседка, вся в зарослях плюща, а вдоль дорожки густо разросся шиповник. Сюда почти не доходил свет фонаря, но Питер сразу увидел его. Упавшее навзничь, неподвижное тело: светлые волосы, не прикрытые париком, простой, но добротный дорожный плащ, из тех, что не бросаются в глаза, и торчавшие из-под него сапоги. Ни сумки, ни шляпы при курьере не было, это Дадли тоже помнил очень отчетливо. Потому что первым делом подумал о послании. Быстро, но очень внимательно он осмотрел все вокруг на несколько ярдов от мертвого тела, но пропавшие вещи так и не обнаружились. Что случилось с посланцем принца, гадать не приходилось: аккуратная рана на спине, в точности под левой лопаткой, давала исчерпывающий ответ на этот вопрос – курьера убили.

Скорее всего, убийца попал в сад Сесила тем же путем, что и курьер, через забор. И, сделав дело, так же исчез. Гравиевая дорожка не сохранила никаких следов. У самого забора должны были сохраниться вмятины от каблуков, но в темноте искать их было несподручно, а потом все просто об этом забыли.

Растерянность своих «товарищей по эшафоту» Дадли тоже помнил отчетливо. Кроуш поминутно крутил усы и даже пытался грызть ногти, когда думал, что его никто не видит. Выглядело это противно, но забавно. Лорд-хранитель печати был полностью сбит с толку и даже не скрывал этого. Как ни странно, лучше всех на случившееся отреагировал банкир Присби: именно он посоветовал снять с курьера всю одежду и как следует обыскать, перед тем как избавиться от тела.

Плащ они отбросили сразу, он был пошит слишком просто, чтобы что-то спрятать. Сапоги, напротив, заняли их надолго… но и их в конце концов пришлось отбросить. А вернее, кинуть в спешно разожженный камин: зрелище дорогой обуви, буквально изрезанной на лоскуты, могло навести слуг на определенные мысли. Туда же отправилась тонкая батистовая сорочка, развязанный галстук, панталоны со вспоротым поясом. Остались лишь сюртук и перчатки. Их тоже тщательно обыскали, прощупали все швы, вспороли воротник, но ничего не нашли. Кроуш хотел было и эти, последние вещи бросить в огонь, но Сесил неожиданно запретил.

Министр собственноручно убрал и то и другое в большой платяной шкаф. Объяснил он это довольно невнятно: дескать, вдруг понадобится предъявить доказательство, что курьер принца и вправду был убит по дороге, ударом в спину, кинжалом, следовательно, ни один из благородных джентльменов к убийству непричастен… Прозвучало это довольно глупо, но спорить с Сесилом не стали. Им предстояла самая неприятная часть: тайно вынести и спрятать тело. Поручить эту миссию слугам было нельзя, так что ссориться никто не хотел.

Дадли был уверен, что злосчастный сюртук до сих пор пылиться в шкафу в дальней комнате особняка министра, никто его с тех пор в руки не брал. А еще он был убежден, что документ, если он действительно был, находился где угодно, только не в сюртуке – уж если не доверять своим собственным глазам и пальцам, так кому же, черт возьми, верить?

Поэтому совесть его не мучила. Избавить Сесила от старого хлама казалось скорее благим делом, чем государственной изменой.

Выглядел лорд Хэй плохо: цвет лица его стал землистым, щеки и подбородок заметно обвисли, а движения стали излишне суетливыми.

Порог кабинета Питер переступил, все еще не испытывая никаких дурных предчувствий и ожидая обычного приватного разговора.

Присутствие Кроуша стало шоком. А когда он перевел взгляд на кожаный диван и заметил сухую фигуру Присби, то едва совладал с желанием попятиться.

– Милорд?! – все же воскликнул он.

– Вот именно, – буркнул Кроуш.

Сесил переводил взгляд с одного на другого.

Общее мнение собравшихся озвучил Присби:

– Господа хотят сказать, – буркнул он, покручивая неизменную тонкую трость, – что снова собирать нас здесь, в том же месте и… э… э… э… в том же составе как минимум неосторожно. Вы, как видно, в грош не ставите тайную службу короля. А между тем, они работают, и, смею вас заверить, работают неплохо. Была ли в этом такая уж необходимость?

– К сожалению, да, джентльмены, – кивнул Сесил. Он тяжело опирался на стол, и Питер впервые подумал, что семьдесят три года это, пожалуй, многовато для государственного деятеля. Пора бы и на покой. Но додумать эту мысль он не успел, следующая фраза министра буквально выбила его из колеи.

– Дело в том, что той памятной ночью, кроме убийства посланца и пропажи послания случилась еще одна неприятная вещь. – Чтобы говорить связно и спокойно, Сесилу явно пришлось сделать над собой усилие. – Вы помните первого курьера?

– Молодой граф Эльсвик, – с недоумением произнес Кроуш, – но он вполне справился, доставил молитвенник, мы прочли послание, узнали руку принца… К сожалению, там не было никаких гарантий, и вы предположили, что существует вторая часть.

– Все верно, – кивнул лорд Хэй, – дело в том, что эта, первая часть тоже пропала.

– Как, пропала? – Кроуш подался вперед. – Вы что, шутите, милорд?

– Увы, – Сесил развел руками, – для меня это было пугающей неожиданностью.

– К черту ваш испуг, – рыкнул Кроуш, – в конце концов, это мы, а не вы, рискуем головами! Как вы умудрились потерять послание?

– Хладнокровнее, Эдди, – бросил Присби, – все же вы говорите с министром. Я бы рекомендовал вам принести извинения… а лорду-хранителю печати посвятить нас в подробности этой странной случайности.

– В том-то и дело, что нет никаких подробностей, – отозвался министр, – письмо лежало на столе, когда мы вышли в сад. Потом нам было немного не до того. А когда я ночью спохватился и решил переложить его в ящик, письмо пропало.

– Кабинет все это время был закрыт?

– О да! Конечно. На ключ, это я отлично помню. Я всегда закрываю кабинет на ключ, это бессознательное действие…

– В том то и беда, что бессознательное, – фыркнул Присби, – если бы вы это делали сознательно, то сейчас смогли бы точно вспомнить, в какой момент кабинет оставался открытым.

Сесил выглядел так, словно его публично высекли. В определенном смысле так оно и было. Питеру стало жаль старика.

– У кого-нибудь из слуг есть второй ключ? – спросил он.

– Нет! – горячо запротестовал министр, – и быть не может! Этот замок изготавливали по специальному заказу в Амстердаме, в обстановке совершенной секретности. Ключ от него предполагался только один.

– И он никогда не терялся?

– Он и сейчас на месте. Я всегда ношу его с собой.

– А когда вы спите?

– Я и сплю с ним! Нужно быть фокусником, чтобы незаметно снять его у меня с шеи, сделать дубликат и повесить обратно, и чтобы я ничего не заметил.

– Ну, фокусников в этом мире хватает, – философски заметил Присби. – А не могло случиться так, что вы просто переложили документ, а потом, во всеобщей суете, просто позабыли об этом?

– Вы намекаете на то, что у меня начинается старческое слабоумие? – вспылил Сесил. – НЕТ!!! Письмо оставалось на столе, когда мы все вышли в сад. Это я помню точно. И после я его не видел.

– Что ж, – Присби снова покрутил трость, – тогда остается выяснить, кто из нас покинул кабинет последним.

Повисла тяжелая тишина, в которой было отчетливо слышно, как тикают большие напольные часы.

– То есть? – нарушил молчание Кроуш. – Вы хотите сказать, что письмо взял кто-то из нас?

– Пока я просто не вижу иной возможности, – развел руками флегматичный банкир, – укажите мне ее, дорогой Кроуш, и я с радостью переменю мнение.

– У дворянина на это может быть только один ответ, – со сдавленной яростью произнес Кроуш, – дуэль!

– Я не дворянин, – пожал плечами Присби, – и ваше возмущение в данных обстоятельствах считаю неуместным. Если только оно не призвано, чтобы отвлечь нас от главного – поисков пропавшего документа.

– Не собираюсь стоять здесь, как школяр, и выслушивать намеки ростовщика! – Кроуш шагнул к выходу.

– Задержите его! – воскликнул Сесил, хватаясь за колокольчик.

– Пусть уходит, – пожал плечами банкир, – совершенно ясно, что господин Кроуш не в том состоянии духа, чтобы мыслить здраво. А неврастеники, помешанные на собственной чести, нам здесь не нужны. Он либо не знает ничего, тогда ничего не скажет, либо знает все… тогда тем более будет помалкивать.

– Но документ?

– А вот документ надо найти. Вернемся к этому, господа. Кто-нибудь может абсолютно точно вспомнить, кто покидал кабинет последним?

– Боюсь, что это был я, – сокрушенно произнес Сесил.

Внеплановая встреча заговорщиков затянулась далеко за полночь. Дадли угрюмо слушал рассуждения Присби, от души сочувствовал старику Хэю, послушно отвечал на вопросы, добросовестно напрягая память… И при этом не мог отделаться от мысли, что прекрасно знает, кто именно взял письмо. Цепкий взгляд итальянского князя, усталая улыбка его жены, мнимой или настоящей… Эта парочка была на балу, и Дадли без колебаний положил бы голову на плаху, ручаясь, что без них это дело не обошлось. Впрочем, его голова и так лежала на плахе, над которой было занесено сразу два топора. Есть ли надежда, что они столкнутся в воздухе и сломаются?

Осуществить подмену удалось незадолго до того, как два самозваных сыщика наконец выдохлись и признали бесплодность своих усилий. Усталый и опустошенный, Питер ехал назад, довольный уже тем, что хотя бы эта грязная история с долгом закончилась. Впервые он разрешил себе подумать о матери. Завтра же следует ее навестить… Уже неделю он не появлялся, мама, конечно, беспокоилась. Ни разу он не оставлял ее так надолго. Но пока Питер «висел на крючке», он просто не мог смотреть в ее глаза.

Риджент-стрит была по дороге. Дадли приказал кучеру править к особняку француза, своего не в меру великодушного кредитора. Часы пробили уже три пополуночи, но Питер помнил, что барон велел ему приезжать в любое время. Каким образом господин де Сервьер планирует поймать за руку венецианскую разведку, едва ли не лучшую в мире? Впрочем, он говорил об этом так уверенно, словно барону уже случалось проделывать что-то в этом роде. Кто знает? Фокус с фальшивыми банкнотами он раскусил быстро.

* * *

Когда в тишине уснувшего Лондона, за окном, совсем близко послышались стук копыт и мягкое поскрипывание рессор, а затем грубоватый голос кучера скомандовал: «Тпру!», двое, коротавшие досуг за шахматной доской в гостиной, понимающе переглянулись.

– С вас полфунта, господин барон, – отметил Ухо, – я же говорил, что он приедет.

– Не скучно это, все время оказываться правым? – кисло проговорил Этьенн, развязывая кошелек.

– Согласно постулату, непогрешим лишь Его Святейшество Папа… да и то лишь пока он отправляет службу. Во все иные моменты мы все, в том числе и Первый Пастырь, всего лишь люди, способные ошибаться. Я – не исключение.

– И что дальше? – прервал Этьенн его тираду.

– Дальше – молодой человек становится слишком опасным. Нить, привязавшая его к вам, натянулась до предела. Через секунду она лопнет: тем или иным способом, но ее не станет.

– Значит?

– Скажите сами. Если вы и в самом деле готовы занять мое место в следующей группе.

– Он не должен отсюда уйти, – кивнул Этьенн, – Кинжал? Веревка?

– На ваше усмотрение.

– Тогда – яд, – решил Этьенн, – это самое простое. Он мне доверяет и не откажется от рюмочки чего-нибудь подкрепляющего.

– Не много ли чести? – усомнился Ухо.

– Ну, надо же испытать тот порошок, который прислал координатор. Если что-то пойдет не так, доделаем сталью.

Одобрительно кивнув, Ухо смел деревянные фигуры в ящик и встал, готовясь скрыться за дверью.

– А партия? – возмутился Этьенн, – кажется, впервые я был так близок к тому, чтобы выиграть у вас!

– Не беспокойтесь, я помню расположение фигур.

* * *

Прильнув к замочной скважине, Кэти напряженно следила за пантомимой, которая разыгрывалась в гостиной, и от души жалела, что к дверной щели нельзя одновременно прижать и ухо, и глаз. Либо подслушивать, либо подглядывать. Молодой офицер дружески раскланялся с ее мужем и передал ему какой-то плотный сверток. Мельком глянув туда, Этьенн кивнул, улыбнулся и, похоже, предложил выпить.

Кэти вполне отдавала себе отчет, что слежка за мужем не совсем то, что одобрила бы ее матушка, но загадка двух паспортов на одно и то же лицо не давала ей покоя. Что-то тут было нечисто.

Офицер пригубил бокал, одобрительно кивнул, одним глотком осушил остатки и уже собрался опуститься в предложенное кресло. Внезапно лицо его словно свело судорогой, он схватился за воротник и… навзничь рухнул на толстый ковер. Кэти едва сдержала первый порыв – кинуться на помощь. Что же это, спаси Господь? Сердечный приступ? У такого молодого?

Этьенн опустился на колени, попытался нащупать пульс.

В эту минуту молодая женщина с ужасом ощутила, что кто-то крепко взял ее за предплечье.

– Разве матушка вам в детстве не объяснила, что подслушивать нехорошо?

Кэти обернулась и отпрянула с такой силой, что едва не вышибла дверь спиной. Рядом с ней стоял самый ужасный и уродливый человек из всех, кого она когда-либо видела: худой как жердь, сутулый, с руками длинными, как у обезьяны. Лицо в морщинах, а безобразные седые космы почти не скрывали то, что осталось от левого уха.

– Ему, кажется, плохо, – пролепетала Кэти, – возможно, я смогу помочь. Я немного умею лечить.

Старик криво усмехнулся:

– Уверяю вас, в том нет необходимости. Вашему гостю уже хорошо.

– Вы уверены? – усомнилась Кэти, подавляя намерение снова прильнуть к скважине.

– Вне всяких сомнений, – заверил старик, – он уже забыл все, что тяготило его в этой жизни, и наслаждается пением ангелов.

– Вы хотите казать, что Этьенн… мой супруг его…

Не отвечая, Ухо распахнул дверь и Кэти, потеряв опору, спиной влетела в гостиную. Барон обернулся на звук и, увидев его лицо, Кэти немедленно согласилась с мамой: подслушивать и подглядывать очень недостойное занятие. И к тому же опасное.

– Проклятье, – выругался Этьенн, – это именно то, чего мне так не хватало для полного счастья. Много она успела увидеть?

– Достаточно, – кивнул Ухо. Он прошел вперед и с интересом уставился на семейную пару.

Кэти не отрывала глаз от мертвого тела на полу.

– Похоже, что я слегка поторопился с нашим другом, – флегматично заметил Этьенн, – можно было испытать порошок на более подходящем объекте. Теперь все будет грубо и грязно. А жаль. Я симпатизировал этой девочке.

– И вы способны перерезать горло женщине, с которой вы венчались в храме? – Ухо удивился, или сделал вид, что удивлен.

Этот момент был самым подходящим, чтобы грохнуться в обморок и предоставить ангелу-хранителю карт-бланш. К сожалению, в родословной Кэти было слишком мало рафинированных леди. До сих пор сознание она теряла лишь раз, когда, прыгая с детьми арендаторов с мельничного колеса, крепко приложилась спиной о землю. Корсета она тоже не носила.

– Что вы имеете в виду? – требовательно спросила она, обращаясь к Уху. Именно в нем девушка почуяла главного, – вы убили его, а теперь намерены убить меня?

– Боюсь, у нас нет другого выхода, – Ухо развел руками, от души забавляясь досадой партнера.

– Ну, я могу пообещать молчать, – попробовала Кэти.

– И сдержите слово?

– Да, – без колебаний солгала она, – могу поклясться на Библии.

– Однако! У девушки неплохие задатки. При должном старании из нее могла бы получиться одна из нас. Закваска у нее правильная. Жаль, что уже нет времени, скоро рассвет.

– Кинжал или веревка? – хмуро спросил Этьенн.

– Думаю, было бы слишком расточительно уничтожать такой перспективный материал, – задумчиво проговорил Ухо, – пожалуй, я могу предложить способ, который убережет нас от любопытства юной дамы.

– Какой способ? – немедленно встряла Кэти.

– Вам он не понравится, – признал Ухо, – но это будет лучше, чем веревка или кинжал. Следуйте за мной.

Подхватив сверток, он направился вверх по лестнице, ничуть не сомневаясь, что Кэти пойдет за ним. И он оказался прав. Ни за что в жизни она не осталась бы наедине с супругом, который наводил на нее суеверный ужас.

Юную баронессу заперли в апартаментах мужа. Туда же старик небрежно бросил таинственный сверток. Перед тем, как закрыть дверь, Ухо внимательно посмотрел ей в глаза. И вдруг подмигнул:

– Вам предстоят тяжелые времена. Но я почти уверен, что вы справитесь. Могу даже побиться об заклад, а я азартен и не люблю проигрывать. Думаю, мы с вами еще встретимся. И когда это произойдет, не забудьте о том, кто сегодня спас вам жизнь.

– Хотите сказать, что за мной должок? – буркнула Кэти.

– Вы все понимаете исключительно правильно, – кивнул старик без уха и закрыл дверь. Ключ повернулся в замке два раза.

Оставшись одна, Кэти первым делом дала волю слезам. Испортив два носовых платка, она почувствовала, что снова может жить. Толку, впрочем, от этого… Комната была надежно заперта, дубовые двери не выломать не только ей, но и полудюжине крепких мужчин. Единственное окно надежно забрано фигурной решеткой. Выхода не было.

* * *

– Господин виконт еще плохо себя чувствует, так что, прошу вас, не утомляйте его. – Полный седоватый джентльмен, на вид типичный стряпчий, а на самом деле один из лучших лондонских врачей, обеспокоенно проводил взглядом невысокого коренастого мужчину в безупречно пошитом костюме, но без парика.

– Не переживайте, я буду краток.

После сумбурного рассказа Вивиан, Рик ожидал увидеть старого приятеля при смерти, это как минимум. Он опасался застать выходящего из комнаты священника. К счастью, все оказалось не так плохо. Руперт полулежал на подушках и, судя по толстенному тому на коленях, даже пытался читать. Его голову украшали несколько витков бинта, цвет лица был землистым, но взгляд вполне осмысленным и цепким. Известие о его смерти оказалось сильно преувеличенным.

– Вот… пытался полистать беллетристику, раз уж так не повезло, – виновато произнес Каслри, – но не могу читать.

– Буквы расплываются? – посочувствовал Рик.

– Да нет. Просто неинтересно почему-то. А ведь эту книгу хвалили в свете.

– А что за книга? – улыбаясь, Рик придвинул тяжелый стул из темного дерева к изголовью пострадавшего и протянул руку за светской новинкой.

– Сэр Арчибальд Локк, «Страдания юного Персиваля от неразделенной любви к гордой и прекрасной Клодии»… – прочел он и, помимо воли, прыснул: – Господи, и здесь мексиканские сериалы!

– Прости, что? – изумился Каслри.

– Ничего. Выбрось это в камин и вымой руки. Нормальные люди такое не читают.

– Так то, что мне книга не понравилось, означает, что я – нормален? – переспросил Руперт, разом повеселев.

– Абсолютно, – заверил Рик, – а позволь узнать, кто сосватал тебе эту пакость?

– Одна совершенно прелестная девушка… Богиня! – Руперт мечтательно прикрыл глаза, но тут же снова распахнул их. – Знаешь, она говорила, что книга хорошая.

– Женщины… – Рик пожал плечами. – У них совершенно по-другому устроены мозги. Ты можешь представить себя у модистки, два часа решающим, какую ленту крепить на шляпку?

– Отчего нет, – пожал плечами виконт, – если в этой шляпке я должна в первый раз предстать перед женихом…

– Ну, тогда с этой прелестной девушкой вы поладите, – заверил Рик, – вы прекрасно понимаете друг друга.

– Если бы, – виконт вздохнул, – к сожалению, она помолвлена…

Видно, удар по голове в Сент-Джеймс парке оказался не таким уж безобидным, как Рик подумал в начале. Что-то в его приятеле здорово изменилось, и теперь он еще целый час будет рассуждать о книгах, девушках, шляпках… Прости, Господи! Сообразив это, Рик решил рискнуть.

– Но, как я понял, это не ревнивый жених устроил тебе встречу с доктором?

Руперт заметно помрачнел, словно тень набежала на лицо.

– Увы…

Рик терпеливо ждал. Наконец приятель, видимо, решился.

– Скажи… ты получил титул баронета из рук короля… – Рик кивнул, – и многие годы род Бикфордов был вполне лоялен к трону…

– Твоя канцелярия меня в чем-то подозревает? – шевельнул бровью Рик, как никто знающий, что подозревать его очень даже можно. Во многом. И все подозрения будут отнюдь не беспочвенными. Вряд ли Каслри совсем ничего об этом не знал.

– Скажи, как ты относишься к королю?

Рик пожал плечами.

– Слава богу, я почти никак к нему не отношусь. Я не бываю при дворе, лишь веду дела компании своего отца, оставляя политику и интриги в его умелых и опытных руках.

– Король Яков талантливый полководец. Во время войны с Голландией он выиграл несколько морских сражений. Он настоящий рыцарь, верен слову, данному в юности, и не забывает давних друзей.

– Все так, – кивнул Рик, умалчивая о том, что врагов Яков тоже не забывал, отличаясь долгой памятью и редкой мстительностью, – но при чем тут я?

– Можно ли доверить тебе тайну, которая, возможно, очень важна для судьбы нашего несчастного короля? В тех ли руках она окажется? Родерик, если ты придерживаешься других политических убеждений, умоляю, скажи об этом. И тогда я просто промолчу.

Рик задумался. Врать ему не хотелось, а говорить правду не имело смысла. С таким же успехом он мог остаться у себя в поместье кататься на лошади и пить чай с законной супругой.

– Я бы пальцем о палец не ударил ради короля, – сказал он, наконец, – и сделал бы еще меньше ради принца Оранского, если ты именно это имеешь в виду. Я абсолютный космополит в вопросах веры, и по мне – пусть будет хоть король мусульманин или огнепоклонник, лишь бы пошлины не поднимал.

– А наша дружба? Она значит для тебя так же мало?

– С этого и следовало начинать, а не пудрить мне мозги военными талантами Якова, – фыркнул Рик, – если тебе нужна помощь, я помогу. Ну, говори же, не тяни, иначе сейчас сюда войдет твой доктор и выгонит меня к черту.

Виконт привстал, устраиваясь поудобнее, и Рик поправил ему подушки.

– Я мало что понял из рассказа мисс Дадли, – начал он, – молодая леди наблюдательна, но плохо делает выводы.

– Ничего, главное, чтоб она хорошо готовила чай, – подначил Рик.

– Я не знаю, что там за дела у Сесила, и какую рыбу он ловит в мутной воде, – продолжил Руперт, не обращая внимания на подначку, – но тот курьер, которого они принимали так скрытно… он был одет в сюртук, пошитый в Голландии. Это единственная подробность, в которой уверена мисс Дадли. Несмотря на проживание в деревне, она хорошо разбирается в моде.

– Намек я понял, – кивнул Рик, – но что ты хочешь от меня? Чтобы я разгадал этот ребус?

– И принес разгадку мне. Это очень важно. Обещай, Родерик… обещай мне это, или… обещай вообще не впутываться в это дело.

Рик внимательно посмотрел на старого приятеля. Его глаза из-под белых повязок смотрели очень серьезно.

– А если не дам ни одного из обещаний? Тогда я не выйду из твоего дома живым?

– Из дома ты выйдешь. Но вряд ли пройдешь полквартала, – тихо сказал Каслри, – как видишь, я с тобой предельно честен. Как и положено другу.

– Спасибо, – без обычной иронии поблагодарил Рик, – я клянусь честью, что стану лояльным подданным до тех пор, пока разгадка пропавшего курьера не ляжет на твой стол. Но после ты должен освободить меня от любых обещаний. Это – личное дело. История, на которую ты случайно вышел – грязнее, чем сточная канава, и не последнюю роль играет в ней человек, который считает меня виновным в смерти своей сестры Мишель. Он поклялся меня убить. Мне придется сделать это первым, просто чтобы не сыграть в ящик. И я сделаю это, даже если мне понадобится сначала вышибить королевский стул из-под его величества и пристроить твою пробитую голову под топор палача в Ньюгейте. Как видишь, я тоже предельно честен. Как и полагается старому другу.

* * *

Огромный особняк на Риджент-стрит опустел. Кэти чувствовала это, несмотря на то, что весь ее мир был ограничен небольшой комнатой, запертой на ключ. Есть что-то трудноуловимое, что безошибочно отличает сонную тишину от мертвой. Эта тишина была именно мертвой. Откуда-то Кэти совершенно точно знала, что и загадочный старик без уха, и ее супруг исчезли, а вместе с ними пропали и слуги, которых всегда было слишком мало для такого большого дома.

Что имел в виду старик, когда сказал, что ее ждут тяжелые времена? Ее выгонят на улицу? Но тогда она сразу же обратится к прокурору, и всю эту теплую компанию арестуют. Кэти была дочерью судьи и прекрасно понимала, что то, что они сотворили, вполне тянет на пеньковый галстук.

…Кстати о галстуках. Этот тюк, который принес убитый офицер… Он поплатился за это жизнью, значит, эти тряпки были важными. Хотя, как рваные тряпки могут быть важными?

Кэти присела, распустила тюк и медленно, внимательно осмотрела и сюртук, и коричневые перчатки из тонкой кожи. Она никуда не торопилась. Проснувшаяся внезапно интуиция подсказывала ей, что она одна и это надолго. Внезапно ее осенило: тряпки не рваные, а разорванные. Даже не так: распоротые и разрезанные. И важны они не сами по себе. В них что-то искали. Нашли? Если нашли, тогда зачем офицер принес их сюда? А если не нашли… то было ли здесь что-нибудь?

Мысли Кэти скакали с пятого на десятое, а руки меж тем внимательно ощупывали каждый шов, каждую деталь. Что бы здесь не искали, делали это очень тщательно, но неумело. Портных среди них не было, Кэти поняла это, когда добралась до шлицы. Сукно оторвали от подклада, но никому не пришло в голову, что для дополнительной жесткости подклад здесь двойной.

Кэти не стала искать ножницы, а подцепила нитки зубами, распустила шов и запустила два пальца в образовавшееся отверстие. И была вознаграждена. В шлицу был вшит тонкий лист бумаги, сложенный в несколько раз. Вытянув его, девушка обрела письмо. Самое странное из всех виденных в жизни. Оно начиналось без обращения, сразу с текста, словно обрыв в пустоту:

«…Поэтому, мои благородные друзья, я, Божией милостью принц Оранский решил дать согласие…»