Число произведений Пушкина, вышедших при его жизни с иллюстрациями, было крайне невелико. Вот перечень этих иллюстраций: одна чудесная гравюра М. Иванова, сделанная по рисунку И. Иванова с монограммой «А. О.» (Оленина), приложенная к первому изданию «Руслана и Людмилы» 1820 года, и четыре очаровательных гравюры С. Галактионова, рисованные им же, к «Бахчисарайскому фонтану». Они появились почти одновременно в 1827 году во втором издании этого произведения, вышедшем отдельно, и в «Невском альманахе» Егора Аладьина.
Если к этому добавить портрет Пугачева, снимок с его печати, а также несколько факсимиле, приложенных к «Истории Пугачевского бунта», изданной в 1834 году, да два–три портрета самого Пушкина — это все, что так или иначе иллюстрировало отдельные издания поэта при его жизни. Столь же не богат список иллюстраций к пушкинским произведениям, напечатанным в альманахах его времени. Помимо уже указанного повторения четырех галактионовских гравюр к «Бахчисарайскому фонтану» в «Невском альманахе», это — одна гравюра к «Кавказскому пленнику» (рис. И. Иванов, гравировал С. Галактионов), помещенная в «Полярной звезде» А. Бестужева и К. Рылеева на 1824 год, одна гравюра к «Братьям разбойникам» (рис. И. Иванов, гравировал С. Галактионов) в «Полярной звезде», вышедшей в следующем 1825 году, одна гравюра к «Борису Годунову» (рисовал и гравировал С. Галактионов) в «Невском альманахе» на 1828 год и шесть гравюр в том же альманахе на 1829 год к «Евгению Онегину». Последние рисовал художник А. Нотбек, а гравировали Ческий, Гейтман, Галактионов, Збруев, М. Иванов. Иллюстрации выполнены художником весьма средне, и сам Пушкин, как известно, отозвался о них насмешливыми эпиграммами.
Список этот завершает гравюра в «Новосельи» А. Смирдина 1833 года к «Домику в Коломне»: рисунок «Кухарка бреется» был исполнен художником Александром Брюлловым, а гравировал его Ческий.
Вот и все, что увидел сам Пушкин из иллюстраций к своим бессмертным творениям 1.
Несомненная бедность этого списка достаточно объяснена и в биографиях А. С. Пушкина и в истории русской иллюстрации того времени.
В свете этого чрезвычайно любопытны три литографированные картинки к французскому переводу «Бахчисарайского фонтана», вышедшему отдельным изданием в Париже в 1826 году. Эти три литографии являются первыми по времени иллюстрациями к «Бахчисарайскому фонтану», так как упомянутые выше четыре гравюры Галактионов а к тому же произведению вышли в свет годом позже.
Перевод «Бахчисарайского фонтана» на французский язык принадлежит французскому литератору Жану Мари Шопену, рисунки исполнены его братом — художником, а музыку к «Татарской песне», приложенной к книге на вкладном листе нот, написала жена переводчика 2.
Издана книжка великолепно. Оттиски литографий сочны, а на красивой печатной обложке дана изящная гравированная виньетка с изображением «Фонтана слез». Кстати, именно так — «La Fontaine des Pleurs», а не «Бахчисарайским фонтаном» назвал пушкинскую поэму переводчик. По словам французского же рецензента Геро (рецензия его была напечатана в парижском «Энциклопедическом обозрении» («Revue Encyclopedique») и полностью перепечатана в переводе в № 17 «Московского телеграфа» за 1826 год), переводчик вынужден был изменить заглавие, «боясь оскорбить татарским словом французскую привычку к сладкогласию».
Жан Мари Шопен служил несколько лет секретарем и библиотекарем у русского посла в Париже князя А. Б. Куракина. В 1812 году Шопен выехал вместе с Куракиным в Россию и только после смерти Куракина в 1818 году вернулся обратно во Францию.
В качестве «знатока русской жизни» Шопен написал несколько книг о России и, кроме того, собирался познакомить французов с лучшими образцами русской поэзии. Из пушкинских произведений в печати появился только «Бахчисарайский фонтан», хотя известно, что Шопен работал над переводами «Цыган», «Кавказского пленника» и «Евгения Онегина».
Шопеновский перевод «Бахчисарайского фонтана», по мнению исследователей французских переводов Пушкина, не принадлежит к удачным работам. Но это была первая попытка перевести произведения Пушкина на французский язык стихами. До Шопена существовали только прозаические переложения 3.
К концу тридцатых годов явно руссофильская деятельность Жан Мари Шопена стала необычайно полезна правительству Николая I. Усиливавшаяся вражда Англии к России, вызванная осложнениями на севере Индии и в Персии и происходившая, по мнению Англии, якобы из–за происков русского царя в этих странах, породили в Париже своего рода «холодную войну» между русскими и англичанами за влияние на Францию.
По донесениям русского агента Третьего отделения, небезызвестного Якова Толстого, отметившего полезность деятельности Шопена, Николай I распорядился наградить его «перстнем ценою в тысячу двести рублей, как писателя, написавшего в хорошем духе работу о России».
К чести первого переводчика «Бахчисарайского фонтана» на французский язык, он в этих «работах о России» умел соблюсти некоторый декорум беспристрастного наблюдателя. Так, например, крепостное право в России он неизменно называл «темной стороной русской жизни».
Весьма возможно, что, не будь этого, Николай I преподнес бы ему перстень и в более дорогую цену.
«Бахчисарайский фонтан» в переводе Шопена сейчас является редчайшей книжкой среди всей прижизненной «пушкинианы». По–видимому, в Россию она попала в небольшом количестве.
* *
Из более поздних иллюстраций к произведениям Пушкина наиболее значительными надо признать выполненные в 1855–1860 годы карандашные рисунки к «Евгению Онегину» художника Павла Петровича Соколова.
Рисунки Павла Соколова к «Евгению Онегину», в количестве 48, были мастерски исполнены свинцовым карандашом. Под ними, карандашом же, рукой художника был написан и весь текст «Евгения Онегина».
Годы выполнения рисунков были еще довольно близки к пушкинской эпохе, и можно поверить, что подлинниками «восхищались многие современники Пушкина и люди, близкие столь рано погибшему поэту». В кружке А. Хомякова Павла Соколова называли «творцом Татьяны», а ректор Академии художеств П. Клодт предлагал даже собственные средства на издание рисунков.
Издание, однако, не состоялось, так как весь альбом рисунков к «Евгению Онегину» пропал у художника при обстоятельствах, о которых я попытаюсь рассказать ниже.
Разыскать альбом удалось только в 1892 году издателю В. Г. Готье, который тут же поспешил издать его фототипическим способом. Альбом был напечатан в количестве 200 экземпляров (из них — 25 нумерованных, роскошных, на японской бумаге) и ныне, в свою очередь, стал редкостью.
Фототипии рисунков, выполненные К. А. Фишером в уменьшенном против оригиналов размере (с 33x22 до 23x15 сантиметров), даже и частично не передавали всей прелести подлинных» рисунков. Однако альбом имел шумный успех, разошелся мгновенно, и достать экземпляр (у меня № 3 на японской бумаге) удалось с немалым трудом 4.
В предисловии к альбому издатель его В. Готье рассказывает, что подлинник «удалось открыть в библиотеке одной дамы, принадлежащей к высшему московскому обществу». Ни имени «дамы», ни обстоятельств, при которых попал к ней альбом, в предисловии не сообщается.
В своих воспоминаниях художник Павел Соколов писал: «Нужда не давала мне возможности сосредоточить все мои произведения в одном месте, или хранить их у себя. Тогда я продавал свои труды за бесценок, а многие пропали даром. Так, например, мои иллюстрации к «Евгению Онегину» я оставил в Москве у Булгакова (речь идет о Константине Булгакове, «гениальном повесе», как его называли в сороковых годах. — Н. С. — С), не желая везти их в Петербург. Булгаков умер, имущество его было описано и продано, в том числе были проданы и мои рисунки».
Автор воспоминаний тут же ставит сам под сомнение эту свою гипотезу: «Не могу утверждать, — пишет он, — но предполагаю, что Булгаков продал их еще при жизни, на что меня наводит письмо, полученное мною от Л. Майкова 4‑го января 1894 (?) года, в котором он сообщает мне, что после долгих розысков он, наконец, узнал, где находятся рисунки к «Онегину». Они были куплены у Булгакова Дмитрием Аркадьевичем Столыпиным и подарены Марии Афанасьевне Катковой, урожденной Столыпиной, по первому браку — княгине Щербатовой, ныне жене Михаила Каткова, сына знаменитого Михаила Никифоровича»5.
Академик Л. Н. Майков во всем этом был совершенно прав.
После долгих путешествий из рук в руки этот альбом подлинных иллюстраций Павла Соколова сейчас находится в моей библиотеке.
На листе форзаца имеется собственноручный экслибрис «дамы из высшего московского общества»: «Княгиня Мария Афанасьевна Щербатова, урожденная Столыпина». Далее, также собственноручная надпись Дмитрия Столыпина:
«Альбом этот продал мне Константин Булгаков за сто рублей. Несмотря на мое предложение, он не желал взять более, потому, что именно эту сумму заплатил художнику Павлу Соколову. Дмитрий Столыпин».
«Благородство» Булгакова, как мы теперь знаем, было весьма относительным. Он не заплатил Павлу Соколову даже и этих ста рублей.
Можно, кстати, подивиться и отсутствию щепетильности у представителей «высшего московского общества». Репутация Булгакова была всем достаточно известна, сам художник Павел Соколов был еще жив и тщетно разыскивал свои рисунки. А в это время представители знати — человек с громкой фамилией Столыпиных, дальний родственник (по бабке Арсеньевой) поэта Лермонтова, и «дама высшего общества» — ближайшая родственница хозяина «Московских ведомостей» М. Н.Каткова, за сто целковых покупают пятилетний труд живого художника и молчат!
Когда в 1892 году дотошный издатель Готье нашел этот альбом в библиотеке «дамы высшего общества», художник Павел Соколов тоже еще здравствовал. Волей–неволей, пришлось обратиться к нему, в то время уже академику за разрешением на напечатание.
Художник согласился, но альбом, по–видимому, ему были вынуждены вернуть. По крайней мере, в книжной лавке, где мне его продали уже в наше время, заверяли, что он идет от наследников самого Павла Соколова.
Альбом чудесной сохранности. Переплетен в Париже, в оригинальный кожаный, с медными застежками, переплет. Рисунки нетронутой свежести. Отсутствует общий выходной лист, перепечатанный Готье, очевидно, со специально нарисованного Павлом Соколовым оригинала, и один рисунок, которого нет и в перепечатке Готье. О нем под подписью Дмитрия Столыпина на листе форзаца оригинала альбома есть его же приписка: «Лучшая из картинок «Письмо Татьяны» — осталась у Булгакова».
Любопытно, кому ее продал «гениальный повеса» сороковых годов? Много лет я безуспешно разыскиваю это «Письмо Татьяны».
Рисунки Павла Соколова на мотивы «Евгения Онегина», вне всякого сомнения, являются интереснейшими иллюстрациями к этому произведению. Сколько раз я предлагал нашим издательствам сделать их перепечатку, но все как–то у работников издательств «не доходят руки». Жаль!