— Да как же это? Как? – кузнец стоял перед офицером городской стражи, не видя его, а глядя куда-то вдаль и в бессилии сжимал кулаки. – Я лишь прошу наказать виновного. Это один из воинов принца. Запомнил его. Опознать вооружение смогу даже если меня среди ночи разбудят. Всю жизнь кую. Не могу не опознать. Боевой топор его на восточный манер сделан. Точно вам говорю, узнаю этого воина.

Тидред сидел на табурете в обитой красной тканью комнате позади отца и вглядывался в лицо служителя закона. Большой, покрытый угрями нос, кустистые брови, маленькие слезящиеся глаза и тонкие бледные губы. Прямые, сальные волосы спускались до лопаток. От стражника исходил сильный запах алкоголя. Начальнику службы исполнения наказаний города Сигварии уже прилично надоел этот один и тот же разговор. Какой-то крестьянке проломили висок свинчаткой на конце плети во время разгона обезумевшей толпы и с тех пор ее муж приходит к нему регулярно, желая знать как продвигается расследование.

– Я повторяю вам, – устало произнес лейтенант. — Это был несчастный случай. Ваша жена упала и ударилась головой о камень. Такое бывает.

— Ее убили, Ваше Благородие, — кузнец снова с надеждой взглянул на офицера. – Ее убил воин с боевой секирой, скованной по восточному образцу. Пусть это произошло без умысла, но сделавший это должен понести наказание.

– А я еще раз вам говорю — искать какого-то придуманного вами воина или, если таковой и имеется, беспокоить по этому поводу принца я не намерен. Похороните жену по светлейшему обряду и дело с концом. Живите. Паренька, вон, растите. Женитесь снова, вдовушек у нас много. Жить надо дальше, дорогой мой, жить и не мешать жить другим.

Кузнец выпрямился и, нахмурившись, посмотрел на лейтенанта.

– Ах так, значит. В таком случае я найду к кому пойти. К герцогу! Я дойду и до короля, если будет нужно!

Офицер стиснул челюсти и, немного подумав, процедил сквозь зубы:

— Ладно, ждите здесь.

Затем, оставив гиганта наедине с сыном, удалился в другую комнату.

 Захлопнув за собой дверь, лейтенант обратился к сидящему в кресле человеку:

— Этот молотобоец решительно выводит меня из себя. Отец Сипто, я не знаю, что делать. Третий день сюда ходит. Не слушает. Он уже угрожает мне королем!

– А, наш кузнец настойчив, все это знают, – согласился собеседник, одетый в белую рясу священнослужителя. -- Он может дойти и до короля. Хотя ему хватит и герцога. Вы же знаете Риайена – он справедлив до невозможности. Назначит разбирательство, задержит людей принца, накажет виновных.

– И решит, что стража плохо выполняет свои обязанности, не обеспечив безопасности простому народу! – офицер ударил кулаком по столу. – А это скажется и на моем жаловании!

– Полноте, господин Дортон, не переживайте так. Что, нельзя найти способ избавиться от назойливого просителя? Кузнецу замена всегда найдется.

– Вы предлагаете мне убить порядочного жителя Сигварии? – лейтенант с удивлением посмотрел на отца Сипто. – Или бросить в клетку?

– Нет, что вы, – суховатый старичок в кресле добродушно улыбнулся. – Я предлагаю вам повесить человека, связавшегося с ведьмой. Ведь ни для кого не секрет, что кузнецы издавна знаются с нечистой силой. Именно она помогает им в мастерстве.

– Но это же фольклор! – возразил стражник. – Просто сказки. Да и то деревенские.

– Может и сказки, а может и нет, – протянул священнослужитель елейным голоском. – Скажите, ведь погибшая была красива? Я помню, лет десять назад эта женщина, тогда еще девушка, вызывала восторг у юношей?

– Да, эта швея была не обделена красотой, – лейтенант устал шагать от стены к стене и присел на край стола. – Сам по молодости просил бы ее руки, не будь она простолюдинкой. К чему вы клоните?

– К тому, мой милый племянник, что у кузнеца была жена неописуемой красоты, не иначе как ведьма. И соседские дети рядом болели, и коровы дохли. Муж принимал в ее кознях непосредственное участие. Нам не доносил. За это его следует повесить. Как вы помните, на днях в Шикатре будут поднимать вопрос о повышении меня в сане. И я не собираюсь задерживаться здесь больше положенного из-за какого-то кузнеца. Теперь понятно?

– Понятно, – задумавшись, произнес офицер.

– Вы только представьте, – продолжил старик, потирая ладони, – насколько моя новая должность при Ордене может стать полезной нам обоим. И что стоит каждый день промедления. Совет Отцов Аскара может и передумать.

Согласно кивнув, начальник службы исполнения наказаний встал со стола и крикнул:

– Тиген, ко мне!

Из-за двери, противоположной той, за коей остались кузнец с сыном, показалась заспанная рожа сержанта.

– Да, господин лейтенант!

– В моем кабинете сейчас находится человек. Возьмите его под стражу немедленно. А поутру повесьте. Мальчонка там еще – на улицу вышвырните.

– Дык это наш кузнец, – солдат оторопел. – Его же знают все. Он и мухи за свою жисть не обидел.

– Делай что говорят! – со злостью рявкнул офицер. И снизошел до объяснения: – С ведьмой он спутался. Хвала Старцу, тьма душу его поглотить не успела. Сжигать рано, а повесить – самое то. Ну что снова непонятного?

Замявшийся на мгновение сержант спросил:

– Так, может, мальчонку в дом сиротский определим? Солдаты позже оттуда выходят хорошие.

– Можно и туда, – лейтенант с одобрением посмотрел на подчиненного. – Смекалистый ты мужик, Тиген. О будущем Инсадии думаешь. Ладно, делай что хочешь, а чтоб кузнеца завтра до полудня вздернули. Выполнять!

– Есть выполнять!

И с этими словами солдат выскочил из комнаты.

– Я тоже, пожалуй, уже пойду, – сказал Дортону священник и, легонько похлопав офицера по плечу, направился к выходу шаркающей походкой.

 Тидред с изумлением глядел на то, как вышедшие из-за двери, вместо лейтенанта, пятеро стражников надевают на его отца кандалы и, направив на кузнеца острия копий, выводят из комнаты. Опомнившись, он бросился к ближайшему солдату и вцепился в кольчужный рукав.

– Папку отпустите! Не трогайте!

Один из стражников схватил его за шиворот, как котенка, и, распахнув дверь, вышвырнул на улицу.

– Папка! – кричал Тидред, слезы стекали по запыленному лицу, оставляя две грязноватые дорожки.

Он несколько раз ударился о дверь всем телом, но тщетно – она была заперта. Тидред обессиленно сполз наземь и, спрятав лицо в ладонях, заплакал.

Вдруг он почувствовал, как его мягко тронули за плечо. Он поднял голову и увидал склонившегося над ним старичка-священника в белой рясе. С шеи, на толстой цепи, свисал знак Всевидящего Ока Старца, выплавленный из золота.

– Что случилось, мальчик? – спросил он участливо.

– Папку забрали! – пожаловался Тидред. – А он не сделал ничего плохого!

И снова зарыдал.

– Ну, малыш, это же стража славного города Сигварии. Она просто так никого не забирает. Может твой отец сделал что-то такое, что Старец отвернул от него свой светлый лик? Надобно тебе молиться и чаще возносить хвалу ему. И смилостивится он над отцом твоим, и ниспошлет вам встречу.

– Да пошел он к демонам, ваш Старец! – зло выпалил Тидред прямо в лицо священнослужителю.

Старик в белой рясе оторопел. Черты лица его исказились в гневе.

– Как ты смеешь, мерзавец! – воскликнул он. – Да за такие речи тебя самого нужно бросить в темницу! Нет, повесить! Сжечь на костре! А ну стой!

Но мальчишка, оставив в схватившей его руке лишь небольшой лоскут ткани, припустил по улице со всех ног.

 – ...Сим повелеваем! – сонным голосом протянул лысый толстяк в мантии, зевая. – Зидевия Оклесского за служение нечистой силе и отречение от Единой Веры – повесить!

На помосте, со скованными за спиной руками стоял кузнец. С момента взятия под стражу их так и не сняли, потому как даже будучи с кандалами на запястьях он умудрился сломать нос одному солдату, а другому разбить коленную чашечку. Только ударив по голове и лишив сознания, стражникам удалось сковать ему ноги. Грубая колода делала гиганта еще больше ростом и палачу веревку пришлось цеплять в этот раз выше, чем когда-либо прежде.

После зачтения приговора, в толпе стоявших на площади людей то там, то здесь раздавался шепот. Вспоминали как у кого-то из соседей сдохла корова, коза, умер от лихорадки ребенок. Нашлись даже те, что когда заказывали шитье жене кузнеца, видали в стене топор, вогнанный в стену. И по рукоятке топора того молоко в ведро стекало. Оттого, мол, хвори на людей находили, а швея все молодела, да краса ее расцветала пуще прежнего. Причем говорили так те люди, которым не один год кузнец инструмент и оружие чинил.

Тидред стоял посреди народа в первых рядах и тихо плакал, глядя на происходящее на помосте. Отец поднял поникшую голову, быстро нашел его в толпе и, встретившись с ним взглядом, одними губами произнес:

"Прощай, сынок. Держись".

Тидред кивнул, стиснув зубы и пытаясь остановить слезы.

– А еще он двух солдат покалечил, – покачав головой, пожаловался с помоста толстяк, а затем скомандовал: – Все! Можно!

Услыхав долгожданное слово, палач одним ударом ноги выбил из-под приговоренного колоду. Кузнец повис в воздухе, не издав ни единого звука.

Тидред отвернулся, не желая видеть, как умирает его отец. Мальчик хотел запомнить его веселым и сильным, каким он был при жизни.

 Людей, заподозренных в связи с нечистой силой, хоронили за чертой Сигварии, недалеко от стены, со стороны Проклятого Леса. И только тогда, когда ярко светило солнце. В пасмурные дни тела не выносили и они ждали ясной погоды, лежа в ледяных подвалах городской смертовницы. Сегодня небо позволило похоронной команде вынести из ворот два гроба – один почти невесомый, маленький, и второй, громадный, от которого подкашивались ноги у шести здоровых воинов, настолько он был тяжел.

На похороны родителей Тидреда пришло совсем немного человек. Несколько соседей, с которыми они были наиболее дружны, да пара родственников, не считая самого мальчика. Большинство людей, близко знавших покойных, не явились проститься, боясь, что это бросит тень на репутацию.

Опустив гробы в приготовленные загодя ямы, копатели, резво закидав могилы землей, вскинули лопаты на плечи и направились в город. Следом за ними потянулись те, кто приходил отдать умершим дань уважения. Последними уходили Радаль с Клионеллой.

Жена плотника попыталась увести и Тидреда, но он, выдернув руку, остался стоять у двух холмиков из свежей земли.

И вот на погосте не осталось никого, кроме присевшего между могил плачущего парнишки.

Наступил вечер, Кладбище Отступников окутали сумерки. Тидред и не думал покидать это место.

Слезы уже высохли, мысли путались. Мальчик не знал, что ему делать дальше. Он просто молча сидел на сырой земле, решив остаться с родителями. Больше всего Тидреду сейчас хотелось умереть.

Совсем стемнело. Одинокий, убитый горем мальчишка сидел посреди огромного кладбища и не собирался уходить.

Легкий порыв холодного ветра привел парня в чувство.

Подняв голову, он увидел, что со стороны Проклятого Леса к нему приближается темный силуэт. Медленно плывущая между могилами тень увеличивалась в размерах и, наконец, приняла вид полупрозрачной фигуры в плаще, ростом с высокого человека. В черноте глубокого капюшона не удавалось разглядеть и намека на лицо. Достигнув границы свежевырытой земли, тварь остановилась.

Теперь до нее оставалось не более трех шагов и мальчик увидел, что рост ее не такой и большой, просто она как бы плыла над поверхностью, не касаясь почвы, на высоте не превышающей одного локтя.

Несколько секунд Тидред и тень в капюшоне рассматривали друг друга в полной тишине. Затем в голове парнишки раздался зловещий шепот:

"Мальчик смелый. Мальчик не боится. Мы не чувствуем страха. Отойди, мальчик".

– Ты кто? – вслух произнес Тидред, пытаясь рассмотреть лицо фигуры.

"Мы? Голод. Мы – жажда. Мы пришли есть. Сегодня для нас приготовили два свежих блюда. Вкусно!"

Последнее слово прозвучало громче остальных и сын кузнеца вздрогнул от неожиданности.

Из рукавов тени к могилам родителей парнишки потянулись черные полупрозрачные щупальца. Они уже почти коснулись земляных холмов, как Тидред окриком остановил тварь:

– Стой! Подожди! Не трогай их!

Щупальца дернулись и втянулись в рукава обратно.

– Я дам тебе все, что хочешь! Забирай меня! Только их не трожь!

Тень на секунду будто призадумалась.

"Дай нам крови! Мы так давно не пили свежей крови!"

Тидред пошарил в кармане штанов, отыскал отломанный от стрелы наконечник, оставленный на память об отце, и, вспоров маленькую детскую ладошку, молча протянул руку к зависшей перед ним фигуре.

Узкая струйка крови устремилась к земле, но не долетев до нее некоторое расстояние, изменила направление и начала втягиваться под капюшон твари, примерно в том месте, где у нормального человека находится рот.

Время пока Тидред держал руку вытянутой, а тень насыщалась, показалось ему бесконечным. Сознание начало меркнуть. Наконец, фигура в плаще насытилась и капли крови прекратили подниматься с ладони в воздух.

Тидреду дрожал от холода, тень забрала очень много необходимой для жизни жидкости. Он упал на одно колено.

"Благодарим тебя, храбрый мальчик. Мы сыты", – снова раздался в голове тяжелый, свистящий шепот.

Тень развернулась и медленно поплыла обратно, когда Тидред собрал в себе оставшиеся силы и крикнул:

– Возьми меня с собой! Отведи к своим! Мне здесь нечего больше делать!

Фигура резко развернулась.

"Мальчик хочет в лес? – в звучащем в голове шипении слышалось удивление. – Никто по своей воле не просится к нам. Мальчик не проживет в окрестностях Кейола и дня".

Тидред тряхнул головой, прогоняя слабость и с трудом вставая на ноги.

– Да, хочу! Хочу!

"Цашес нуждается в храбрых воинах. Следуй за нами, мальчик", – тень снова заскользила над кладбищем по направлению к Проклятому Лесу.

Тидред, стараясь не отставать, двинулся за ней.