Прежде чем выезжать из Дар-эс-Салама, полагалось утрясти с властями вопрос о нашем въезде. Перед нами разложили надлежащие формуляры, и мы приступили. Порт отбытия: спортплощадка школы имени короля Георга VI. Порт прибытия: подле сухого дерева в трех километрах к западу от столба номер 25 на шоссе, ведущем в Багамойо. Тип судна: воздушный шар. Название: «Джамбо». Регистрационный номер самолета (корабля, автомобиля): 00-БДО. («Джамбо» в самом деле получил такой номер, но только на бумаге; мы не успели ничего нарисовать на оболочке.) Состав команды: Антони Смит, командир; Дуглас Боттинг, оператор; Шарль Пов, сбрасыватель балласта и подручный. Есть ли радио? — Нет (зато есть мегафоны). Радар? — Нет (зато есть бинокль). И так далее: якорные стоянки, ангары, буксиры и прочее. Мы, как могли, все заполнили. В новехоньком судовом журнале, прибывшем вместе с шаром из Брюсселя, появился большой штемпель въездной визы.

Таможенные власти пытались нас разыскать в первый же день. Два чиновника, явно радуясь случаю прокатиться за город, выехали к предполагаемому месту посадки. Они видели, как мы, приняв дорогу за тропу, прошли над ней, и отправились в заросли следом за нами. Но мы, сами того не ведая, улизнули от них. А жаль — ведь такие случаи не часты в жизни таможенного чиновника. Они заранее предвкушали, как неожиданно вынырнут из кустов с печатями, бланками и мелом, как с каменным лицом и снисходительной учтивостью поприветствуют нас, после чего последуют положенные вопросы: что привезли с собой, с какой целью приехали и так далее? В самом деле, это был бы великолепный момент, если бы они торжественно вышли из зеленой чащи. Увы, как раз эта чаща, которая должна была сделать их появление таким эффектным, помешала им появиться.

Между прочим, на аэростате трудно найти что-либо подлежащее обложению пошлиной. Итак, мы зашли в Отдел виз и регистрации, доложили о своем прибытии, предупредили, что можем неожиданно отбыть, если подует сильный ветер, и получили еще несколько штемпелей. Теперь уже не было никакого сомнения, что мы прибыли. Оставалось только возможно скорее уехать. Сводки погоды, передаваемые из внутренних областей, звучали все более удручающе. Чем раньше мы соберемся в Маньяру, тем меньше риск, что мы туда не попадем.

Мы располагали двумя машинами (обе с прицепами), а личный состав экспедиции насчитывал шесть человек. Грузовик «джипси», отрезанный от нас разрушенным мостом, удалось выручить и воссоединить с прицепом. Ален, Джоун и их слуга Киари из племени кикуйю приехали на лендровере. Изнывая от духоты, мы принялись грузить снаряжение. Гондола, оболочка, палатки, посуда, провиант и прочее, и прочее. И наконец покинули город, по-собачьи принюхиваясь к воздуху и прохладному ветру. Мы рассчитывали за два дня добраться до Аруши.

Через два дня мы поздно вечером въехали в селение Додома. До Аруши было еще очень далеко, и вообще Додома — это совсем другое шоссе. Все наши расчеты не оправдались. На первую ночевку мы остановились в Морогоро. До сих пор дорога была в порядке, а на следующий день начались неприятности. Судя по тому, что с севера, со стороны Аруши, машины не шли, с дорогой что-то случилось. У развилки, где начинался южный, более долгий путь, ведущий через Додому, мы увидели на обочине доску. Корявые буквы сообщали: «Дорога закрыта». Коротко и ясно.

Мы свернули влево и прибавили газу, ибо новый путь означал лишних полтораста километров. «Прибавили газу» вовсе не означает, что мы гнали полным ходом. Недавние дожди превратили дороги в грязное месиво, нам то и дело встречались глубокие лужи, и сразу было видно, что какой-то водитель приложил тут немало усилий, чтобы извлечь из ямы свою машину и еще больше испортить дорогу. Ехать по следу нашего предшественника значило засесть безнадежно. Мы включали передний мост и старались на первой скорости проскочить там, где из воды выглядывало что-то хоть отдаленно похожее на дорогу. Маневр сложный, а особенно рискованным он был там, где все — и колею, и обочины — скрывала вода. В одном месте на расстоянии полусотни метров стояло уже несколько увязших машин. Ален попробовал ехать по воде напрямик. Возможно, ему казалось, что он управляет машиной, но колея распорядилась по-своему, и передние колеса вышли из подчинения. Они бросили машину Алена боком на грузовик с горой кокосовых орехов в кузове. Правда, он промахнулся по грузовику, но затем попал в следующую колею, и та накренила лендровер так, что один борт оказался на метр ниже другого.

Такие происшествия — каждодневное явление на глинистых дорогах в тропиках. Вместе с тем они показывают, что всякое лихачество карается сполна. Чтобы победить опасность, надо ее взвесить, трезво оценить, а затем уже идти на риск. Попытка внушить себе, что река не такая уж и глубокая или что толики внимания вполне достаточно, — чистое легкомыслие. Четырех часов хватит, чтобы убедиться, что глубина была вполне достаточной, и точно усвоить, как наматывать на вращающуюся лебедку сперва веревку, потом стальной трос. Для непочтительного водителя у дороги заготовлено множество сюрпризов. Когда Дуглас, выражаясь его словами, «сделал финт рулем», мы увидели сзади, как его машина развернулась на сто восемьдесят градусов, накренилась в одну, в другую сторону и заехала задом в канаву. Грузовик и прицеп очень грациозно опрокинулись набок. Прокатившись юзом по грязи, наш лендровер остановился, мы с Аденом выскочили, увидели обращенную кверху дверцу и с трудом отворили ее…

Мы потратили три часа на то, чтобы вытащить грузовик на дорогу. Дальше пришлось тащить его на буксире. До Додомы оставалось всего шестьдесят пять километров, но было уже темно, шел дождь, и мы зябли из-за отсутствия ветрового стекла, а буксирующая машина швыряла грязь прямо в лицо тому, кто пытался управлять движением разбитого грузовика. Не очень-то приятно, но, когда произошел несчастный случай и никто не пострадал, прежде всего испытываешь огромное облегчение. В ближайшие недели это состояние стало для нас, можно сказать, привычным: то и дело происходил какой-нибудь несчастный случай, но все кончалось благополучно. А пока я сидел, накрыв голову от грязи чьей-то курткой и рваным полиэтиленовым пакетом и старался не потерять из виду два красных отражателя впереди. И хотя я окоченел и промок насквозь, а мои руки стискивали покореженный руль, душа ликовала от сознания, что все обошлось. Как он сказал? «Мой следующий финт…» Я опять вспомнил, что никто не ранен, и рассмеялся.

На следующий день мы сдали грузовик в мастерскую в Додоме и попросили вернуть его в строй. Я не рассчитывал на полный ремонт. Лишь бы грузовик мог идти дальше своим ходом. С новым ветровым стеклом, новой крышей и прочими тонкостями можно было обождать до Аруши.

Дождь лил всю ночь, и было очевидно, что дорога с каждой минутой становится все хуже. Попасть в Арушу нам было важно: ведь оттуда мы вылетим на Маньяру и дальше, куда наметили. Из Аруши мы сможем достичь пунктов, лежащих на западе, но вот сможем ли мы попасть в Арушу?..

Каждый час кто-нибудь из нас шел из сонного отеля в мастерскую, проверял, как идут дела. Киприот Джордж трудился вовсю. Его мастерская стоит в самом центре дорожной сети Танганьики, так что поломанные машины не минуют его, как мухи не минуют паука. Здешние дороги не так уж хороши, и бизнес Джорджа процветает. Сноровисто и умело он чинил наш «джипси», так же как семью годами раньше чинил мой мотоцикл. В тот раз, покрыв половину расстояния от Кейптауна до Средиземного моря, я пришел к Джорджу с машиной, буквально развалившейся. Да, досталось моему «коню»… Однако Джордж вылечил его, и я отправился дальше. Трудности на этом не кончились, но мотоцикл меня больше ни разу не подвел. Вот почему я с полным доверием смотрел, как мастер возвращает к жизни наш «джипси».

Сразу после ленча он закончил работу. Мы погрузили вещи и уже собрались выезжать, когда директорша нашего сонного отеля подбежала к нам и сообщила, что на сто сорок восьмом километре снесло мост.

— Спасибо! — крикнули мы, включая скорость.

— Но ведь я же говорю: мост снесло! — провизжала она. — Вы не проедете в Арушу!

— До свидания! — крикнули мы в облако пыли, поднятой колесами грузовика.

Предостережение только прибавило нам прыти. Сломанный мост не мог нас остановить, напротив — нельзя мешкать, когда один мост уже снесен, а на горизонте, грозя новыми ливнями, пухнут черные тучи.

На сто сорок восьмом километре мы увидели злополучный мост. Хозяйка гостиницы была отчасти права. Мост и впрямь затопило, но, так как он был бетонный, а вода теперь спала, мы благополучно пересекли реку. По пути мы услышали, что накануне как раз на этом участке молния убила двоих мужа и жену. Жена сидела в машине вместе с собакой, муж искал что-то в багажнике. Мимо них проезжали другие машины. Наконец одному водителю показались странными их позы, и он остановился, чтобы проверить, в чем дело…

Отсутствие ветрового стекла снова дало себя знать, как только мы въехали в ливень. Моя одежда впитала столько влаги, сколько могла, потом с нее потекло. Ночь становилась все холоднее, и я вместе с ней. Машины все сильнее кренились, все чаще буксовали. И снова вперед, причем нам казалось, что оставшиеся позади мосты рушатся один за другим, и мы только диву давались, как это очередной мост еще не снесен беснующимся под ним потоком. Нас начало клонить в сон. Все труднее было различать, где дорога, где коварная топь, где узкий парапет моста. В конце концов случилось неизбежное: прицеп развернулся, задумав обогнать машину. Я крутнул руль, перестарался, и меня занесло на противоположную сторону. Прицеп зашел с другого фланга, руль завертелся без моей помощи, и машина с прицепом мягко сползла в кювет.

— Знаешь что, — сказал я подбежавшему Алену, — предлагаю заночевать здесь. Я уже нашел себе стоянку.

Никто не ушибся, и через пять минут шесть фигур устроились поверх багажа. Еще через пять минут пять фигур крепко спали. Джоун, Ален и Киари явно чувствовали себя очень уютно в лендровере. Шарль ловко прикинулся, будто нет ничего удобнее сиденья в мокрой кабине «джипси», оставшейся без крыши и ветрового стекла. Но для человека, которого некстати одолело расстройство желудка и которому выделили самое мягкое спальное место — на оболочке аэростата в кузове грузовика, хуже всего было то, что всякий раз, совершая очередную вынужденную вылазку, он слышал внятное и громкое храпение, доносившееся из гондолы. Я до сих пор не понимаю, как Дуглас ухитрился там уснуть. Его рост — около 185 сантиметров (во всяком случае когда он вынет руки из карманов), а размеры корзины, как вы помните, были всего 120х90 сантиметров. Как бы то ни было, храп звучал — гулкий, переливчатый и весьма настойчивый. Насколько мне известно, он не смолкал ни на минуту за оставшиеся четыре часа этой скверной ночи.

При первом проблеске дня наш чумазый отряд продолжил путь. Дождь все моросил, но после одного особенно тяжелого участка мы выехали на асфальт и по большой северной магистрали мигом добрались до Аруши.

Известно, что кофе делает чудеса. Изможденных и посеревших субъектов он снова делает людьми. И внушает им мысль, что не худо бы помыться и побриться, а также что не стоит отказываться от горячего завтрака. Служащих отеля «Нью-Аруша» трудно удивить. Сюда со всех концов являются оборванные бродяги, более или менее разборчиво расписываются в регистрационной книге, на часок исчезают в своем номере и претерпевают удивительную метаморфозу. Как гусеницы превращаются в бабочек, так и нас было не узнать, когда мы отправились в город по делам.

А дел было много. Мы отвели грузовик в мастерскую, зашли в банк. Закупили гору провизии в лавке, разрешили наши кинофотопроблемы в магазине фотопринадлежностей. Навестили представителя туристской фирмы. Он нам потом помог наладить связи с внешним миром. Запросили у Джона Оуэна, директора национальных парков Танганьики, разрешение разбить лагерь в названных парках. Запросили такое же разрешение у председателя правления заповедника Нгоронгоро. (Возможно, дикие звери этого не знают, но ими заведует множество независимых друг от друга организаций.).

В конце дня мы отправились на ферму Брайена Мэхоуна, на имя которого были адресованы различные грузы, отправленные для нас морским путем из Англии. Важную часть этих грузов составляли сто двадцать водородных баллонов для наших полетов внутри страны. Мы заранее договорились возить использованные баллоны в Найроби для зарядки. Вся партия весила пятнадцать тонн, и челночная перевозка баллонов оказалась для нашей экспедиции довольно тяжелой нагрузкой. Как не позавидовать лишний раз доктору Сэмюэлю Фергюсону: водорода, который был добыт на Занзибаре действием кислоты на железо, хватило ему на все пятинедельное путешествие. На самом деле так не бывает. Реально существующие аэростаты могут пролететь на одной заправке не больше одной восьмой этого времени. Зато прочность наших баллонов превосходила все, что мог себе представить доктор Фергюсон. Я проверил на выборку давление в некоторых из них. Все оказалось в порядке, в жаркой Африке внутреннее давление возросло до двухсот восьмидесяти атмосфер. Если все пойдет как задумано, ста двадцати баллонов хватит на три вылета.

Условившись, что сорок баллонов отправят следом за нами в Маньяру, мы двинулись в путь. Сразу было видно, что это едет первая в истории воздухоплавательная экспедиция в Центральную Африку. На крыше грузовика была привязана гондола. Всюду торчали веревки. И шестеро участников энергично махали руками всем встречным, которых страннее зрелище побуждало остановиться и нерешительно приветствовать необычных путешественников.

До Маньяры было каких-нибудь сто десять километров. Первый этап, до Макаюни, проходил по Большой северной магистрали. Теперь здесь асфальт, а семь лет назад участок дороги, ведущий из Аруши на юг, оказался самым тяжелым испытанием на всем моем десятитысячнокилометровом пути. Возможно, именно тут, когда мотоцикл кидало во все стороны и я слушал, как стучит подвеска, у меня впервые родилась мысль о воздушном шаре. Мой «конь» был шумный, грязный, и он исправно служил посредником между неровностями дороги и моим многострадальным позвоночником. Я мельком видел животных, которые тотчас уносились прочь, стуча копытами и вытаращив испуганные глаза. Меня удручало, что я не успевал их как следует разглядеть. Но что поделать: как ни надоели мне шум, пыль и ноющий позвоночник, я был привязан к дороге. Куда она, туда и я.

Да, наверное, именно тогда я начал мечтать о тишине, о плавном парении в чистом, прозрачном воздухе, о путешествии, где главное не «куда», а «над чем». Логически воздушный шар — следующая ступень после мотоцикла. У него есть все то, чего лишен мотоцикл. Он сам решает, куда вас нести. Сам сохраняет вертикальное положение, не требуя от вас ежесекундного внимания. И не развивает у водителя близорукости, заставляя непрерывно всматриваться в сужающуюся ленту дороги. Вместо этого вам виден весь мир, очерченный окружностью горизонта. Никакого сомнения: идея родилась после особенно чувствительного удара о шершавое седло. С тех пор она неуклонно зрела. И теперь наконец ей пришла пора осуществиться. Перелет с Занзибара был всего лишь предисловием. Настоящие полеты над необозримой равниной и тысячными стадами впереди. И начнем мы с Маньяры.

На семьдесят седьмом километре мы опять свернули с асфальта на глину. Прямо перед нами высилась могучая стена Рифт-Валли, а дальше Нгоронгоро и Кратерное нагорье. Этот район славится обилием дичи и сказочной природой. Несомненно, она будет выглядеть еще более сказочной со свободно парящего шара.