Хелен не могла понять, почему она все еще лежит в постели, хотя за окном ярко светит солнце. Потом большая фигура Алекса, стоявшего у окна, заслонила солнце, и она вспомнила, что произошло: рана Джейми, легкая тошнота и головокружение, а затем темнота…

Наверное, Алекс отнес ее наверх в спальню, под балдахин с голубыми занавесями.

– Как ты себя чувствуешь? – услышала она его голос.

У нее болела голова, и ее мутило, но все же Хелен села, не желая показывать своей слабости.

– У меня все прекрасно… – Она не успела договорить, так как на нее снова накатила тошнота.

К счастью, Алекс держал наготове горшок. Чувствуя себя несчастной, она все же отметила, что он нежно гладит ей лоб и бормочет что-то в утешение.

Когда все осталось позади, он протянул ей стакан воды.

– Прополощи рот.

Она повиновалась, потом откинулась на подушки и закрыла глаза, униженная тем, что он видел ее в таком состоянии. И тут она почувствовала, что Алекс сел на край кровати, которая прогнулась под тяжестью его тела.

– Как ты полагаешь, что является причиной твоего нездоровья?

– В одной семье ребенок болен крупом…

– Никакого крупа у тебя нет. – Он скривился, словно проглотил большую дозу горького лекарства. – Я предполагаю, что это беременность.

Чтобы не встречаться с его саркастическим взглядом, она снова закрыла глаза. Уже несколько дней у нее было не все в порядке с желудком, и месячные запаздывали. Она надеялась и молилась, и Бог услышал ее молитвы: у нее будет ребенок.

Несмотря на плохое самочувствие, Хелен захлестнула волна радости. Теперь, когда внутри ее зародилась новая жизнь, они будут настоящей семьей, и Алекс не сможет отослать ее в Лондон! Через девять, нет, уже через восемь месяцев она родит его ребенка. Одна эта мысль прибавляла ей сил.

– Не очень-то ты во всем этом разбираешься…

Он досадливо поморщился.

– Я допустил ошибку – мне следовало тебя прогнать, когда ты пришла и забралась ко мне в постель. Кого угодно я бы предпочел иметь матерью своего ребенка, но только не тебя.

Его жестокость согнала с лица Хелен улыбку. Сложив руки на животе, она сказала:

– Я не позволю называть нашего малыша ошибкой и тем более не позволю тебе своей злобой вынудить нас уехать из Шотландии.

– Предупреждаю, – холодно заявил он, – если ребенок родится, он останется со мной.

– Но я ведь тоже останусь!

– Это ты сейчас так говоришь. Время покажет, что будет на самом деле.

От него веяло ледяным презрением, и Хелен вдруг представилась унылая картина их совместной жизни в будущем: без любви, без нежности, без радости. Похоже, Алекс был твердо намерен вышвырнуть ее вон.

Но она так же твердо намеревалась остаться с ним.

После этого разговора Хелен было запрещено приходить в медицинский кабинет, чтобы не подвергать ее риску заражения и тем самым не навредить ребенку. Она не стала спорить, так как слишком уж плохо себя чувствовала и ко всему прочему даже слабые запахи лекарственных трав и медицинских препаратов вызывали у нее тошноту.

Теперь Хелен по нескольку часов в день вела дневник, описывая свои путешествия: впечатления от посещения турецкого базара и от восхождения на вершины Альп, а еще романтические поездки в гондоле по каналам Венеции. Когда-нибудь ее ребенок прочтет эти заметки и узнает, что, кроме прекрасной Шотландии, существует большой и не менее прекрасный мир.

Ей хотелось бы поделиться своими воспоминаниями о разных странах с Алексом, но он почти не обращал на нее внимания, лишь иногда за обедом заставляя ее есть диетическую пищу, чтобы поддержать силы. Иногда Хелен даже казалось, что она вообще живет одна.

Как-то вечером – дело было в ноябре – муж пришел к ней в гостиную, где она, сидя в большом кресле у огня, читала книгу. Ее сердце сжалось при виде суровых черт его красивого лица, его мускулистого тела, к которому ей так хотелось прижаться.

Прямо с порога Алекс заявил, что намерен завтра уехать в Эдинбург, чтобы прослушать курс лекций по медицине.

– Для тебя это путешествие будет слишком утомительным, – сказал он. – Ты останешься дома.

Она и сама не поехала бы, потому что от одной мысли об ухабах на дороге ее начинало мутить.

– Долго продлится поездка? – тихо спросила она.

– Несколько недель. И не вздумай убежать в Англию. В доказательство того, что ты еще здесь, будешь писать мне каждую неделю. – Он молча повернулся и вышел из комнаты.

Хелен плохо спала в эту ночь, а проснувшись на рассвете, вдруг поняла, что поневоле примет условия его игры, если даст ему уехать в Эдинбург, не растопив ледяной преграды, образовавшейся между ними. Она так быстро вскочила с кровати, что ее затошнило. Но к тому моменту, когда ей удалось спуститься вниз по холодной лестнице, чтобы выйти на крыльцо, ее муж уже ускакал на своем большом черном коне и даже ни разу не оглянулся.

Алекс вернулся лишь после Нового года – лекции по медицине кончились на третьей неделе декабря, но он задержался в городе под тем предлогом, что ему необходимо уладить кое-какие дела и навестить родственников. Даже себе он не признавался, что ему хочется провести праздники с Хелен, и все время уверял себя, будто заботится о ребенке, а к жене испытывает лишь презрение.

Он лежал в холодной постели гостиницы и думал о ней, о том, как ее шелковистые волосы щекочут его кожу и как мило она вскрикивает на пике наслаждения. Он хотел ее с почти болезненной страстью.

Разумеется, Алекс понимал, что так долго задерживается в городе исключительно из трусости. Вопреки всем причинам, по которым ему следовало презирать Хелен, он с нетерпением ожидал ее писем, заполненных исключительно забавными историями из жизни деревни.

Чем меньше Хелен описывала свое состояние, тем больше он беспокоился о ней, воображая ее лежащей в постели, больной и осунувшейся. В один из дней февраля Алекс прочел в медицинском журнале историю болезни беременной женщины, умершей оттого, что она не могла есть. В тот же день он получил от Хелен необычно короткое письмо – судя по нескольким неровным строкам, его жена была в состоянии угасания.

Несмотря на холод и скользкую дорогу, Макбрут помчался домой. Он приехал вечером, когда зимнее солнце уже почти село за пепельно-серыми горами. В сгущавшихся сумерках освещенный дом казался маяком: лишь в гостиной одно окно занавесили чем-то темным.

Когда он подъехал к конюшне, Джейми не выбежал ему навстречу, как обычно. Алекс завел коня в свободное стойло, быстро обтер его и, задав ему корма, поспешил в дом.

В кухне никого не было. На огне стояла кастрюля, в которой что-то кипело, аромат показался ему восхитительным. На длинном деревянном столе стояла миска с наполовину очищенными яблоками.

Неужели произошло что-то ужасное?

Он вдруг представил себе Хелен на смертном одре. Черт бы его побрал, не следовало ему уезжать так надолго!

Алекс помчался по коридору в гостиную, но шум голосов заставил его остановиться. Из гостиной до него донесся какой-то странный едкий запах.

Открыв дверь, Макбрут замер на пороге. Вся мебель была сдвинута на середину комнаты и покрыта чехлами от пыли. Кокс с ведром в руке, балансируя на стремянке, водил большой кистью по потолку. Джейми, следуя указаниям Флоры, белил низ стены. Часть стен оставалась прежнего тускло-коричневого цвета, а другая стала светло-желтой. Хелен и мисс Гилберт стояли в стороне, обсуждая образцы тканей.

Маленькая собачонка подбежала к вошедшему, виляя хвостом, но Алекс смотрел только на жену.

Она подняла голову и, увидев его, заулыбалась, да так, что внутри у него все перевернулось. У его жены был цветущий вид: розовощекая, с сияющими глазами; голубое платье обрисовывало небольшой животик.

Она бросила образцы и поспешила к нему.

– Дорогой, почему ты не предупредил, что едешь домой?

Макбрут густо покраснел. Она здорова, а он, как идиот, напридумывал себе бог знает что.

– Когда я уезжал, ты неважно себя чувствовала, – буркнул он сквозь зубы, – а в последнем письме ничего не упоминалось о твоем здоровье.

– Я была очень занята, поэтому и не писала, но со мной все в порядке. Пожалуй, я ем даже слишком много. – Рассмеявшись, она погладила живот. – Тебе скоро покажется, что ты женился на корове.

На самом деле Хелен была еще прекраснее, чем раньше: полногрудая красавица с роскошными формами и золотистыми волосами. Ему захотелось сразу же поднять ее на руки, отнести на кровать и удовлетворить свое желание, а потом держать в объятиях всю долгую зимнюю ночь.

– Не правда ли, наша леди выглядит замечательно? – сказала Флора, прижимая к груди натруженные руки.

– Я ходил к роднику и вернулся с водой, которую взял в полночь в канун Нового года, – похвастался Джейми.

Алекс знал: существует поверье о том, что вода из родника, взятая в канун Нового года, приносит человеку удачу.

– Она ни дня не болела с тех пор, как вы уехали, – добавила мисс Гилберт.

– Это просто чудо. – Хелен улыбнулась. – Я так вам всем благодарна.

– Не сходи с ума, – проворчал Алекс, – прошло три месяца, вот и все. Тебе следует благодарить природу, а не суеверия.

– Что бы ты ни говорил, а я чувствую себя отлично. Меня больше не тошнит. – Она взяла его под руку. – Пойдем, я хочу, чтобы ты рассказал мне, чем занимался все это время.

Меньше всего ему хотелось оставаться сейчас наедине с женой, но ее сияющие глаза притягивали его словно магнит. Однако Алекс знал, что стоит разделить с ней ее радость и перестать защищаться, как она воспользуется его уязвимостью и тут же уедет.

Хелен привела его в комнату, которую уже успели отремонтировать. Стены были выкрашены в светло-зеленый цвет и гармонировали с полосатой обивкой стульев и столами из редких пород дерева, Комната стала такой уютной, что ему захотелось сесть и протянуть замерзшие ноги к потрескивавшему в камине огню.

Но он этого не сделал.

– Я не давал тебе разрешения обновлять мой дом.

– Наш дом, – поправила она. – И к тому же тебя не было, так что ты не мог возражать. – Жестом любящий жены она сняла с него шерстяной шарф.

Аромат ее духов чуть не свел его с ума. Он отошел от нее и расстегнул пальто.

– Мне нравился дом таким, каким он был.

– С ободранными обоями, облупленной штукатуркой и почти без мебели? – Она лукаво улыбнулась. – Не сходи с ума, Алекс.

– Не передразнивай меня. Ты уедешь, а мне придется жить с твоими новшествами.

– Тогда я заберу с собой всю мебель и шторы. Правда, я уезжать не собираюсь. О! – Она положила руку на живот.

– Тебе больно? – испугался Макбрут. – Ложись, и я тебя осмотрю.

Хелен послушно легла, и он сел рядом.

– Все в порядке. – Ее губы изогнулись в блаженной улыбке. Она взяла его руку и приложила ее к своему животу. – Наш ребенок шевельнулся.

Ее близость окутала его теплом. Он хотел отнять руку, сказать, что она ошиблась… И вдруг ощутил под рукой еле заметное движение.

Ему стало трудно дышать. Он был врачом, и ему нередко приходилось чувствовать движение плода в чреве матери, но то были чужие дети…

Хелен положила свою маленькую ладонь на его руку; их взгляды встретились, и он почувствовал, что между ними существует связь более крепкая и нерасторжимая, чем клятвы, которыми они обменялись в церкви. Нежность, которая светилась в ее ясных голубых глазах, обещала так много, что ему захотелось окунуться с головой в омут ее любви.

Но ведь Хелен не любит его – ей всего лишь нравится играть в жену лэрда. Чем скорее она исчезнет из его жизни, тем лучше.

Сделав над собой усилие, Алекс произнес:

– Кажется, ребенок здоров.

Он стал выдергивать руку, но она ее не отпускала. На его большой, сильной руке ее пальцы выглядели маленькими и изящными.

– Ты замерз…

– Да, путь был долгим и утомительным. Пойду немного отдохну наверху.

– Пойдем вместе! Я скучала по тебе и хотела встретить тебя по-настоящему, как полагается.

В этот миг он чуть было не привлек ее к себе, но потом разум взял верх: если он к ней привяжется, то обречет себя на адские муки, когда она уедет.

– Нет. – Алекс оттолкнул ее руки. – Мне от вас ничего не нужно, леди. Ничего.

Зима постепенно перешла в весну. Всякий раз, когда Хелен пыталась приблизиться к мужу, он ее отталкивал. «Так тебе и надо, – ругала она себя, – зачем преследовать мужчину, который совершенно очевидно тебя презирает!»

Да, но она хотела, чтобы их брак был настоящим, хотела залечить рану, многие годы растравлявшую душу Алекса, а заодно осуществить свою мечту о любящем и заботливом муже.

Не то чтобы Алекс пренебрегал ею совершенно – он живо интересовался здоровьем ребенка, следил за тем, чтобы Хелен правильно питалась и соблюдала режим, а также отвечал на ее вопросы о предстоящих родах и давал советы, как облегчить некоторый дискомфорт, связанный с беременностью. Но это были отношения врача и пациента, а не мужа и жены. Его недоверие к ней обозначило непроходимую пропасть, которая пролегла между ними.

И все же Хелен не сдавалась; она много времени проводила за шитьем крошечной одежды для малыша и превратила альков своей спальни в подобие детской. Джейми и Кокс притащили с чердака старую кроватку Алекса, а Флора до блеска ее отполировала. Мисс Гилберт тоже шила приданое для новорожденного, хлопоча так, будто она была бабушкой. Хелен всех их считала своей семьей, любила и гордилась ими. Пока они с ней, она никогда не будет одинока. Конечно, ей хотелось надеяться на большее…

Что ж, время покажет. Хелен цеплялась за эту мысль, упрямо не желая от нее отказываться. Между тем ее живот становился все больше. Иногда ей казалось, что Алекс понемногу смягчается. Когда весна сменилась летом, он стал ходить вместе с ней навещать фермеров и молча слушал, как женщины давали Хелен советы по воспитанию ребенка. На обратном пути она собирала полевые цветы, ходила босиком по вереску и пила ледяную воду из горного ручья. Эти прогулки вселяли в нее надежду. Может, Алекс все же полюбит ее? Она была готова к тому, чтобы отложить решение всех проблем до того момента, когда родится ребенок.

Этот момент наступил в один из солнечных дней июня.