Адам сидел, запрокинув голову. Глаза его были закрыты. На лице лежало горячее влажное полотенце. Он слышал, как Фенвик двигается по комнате, раскладывая принадлежности для бритья на серебряном подносе.

Адам наслаждался этими редкими минутами спокойствия, они убаюкивали его. День оказался чертовски неудачным, да еще ему предстояло непременно явиться к чаепитию. Каждая клеточка его тела ныла от усталости. Лишь мозг напряженно работал, направляя мысли к единственной теме, которую он хотел бы прогнать. Мэри Шеппард.

Она, ее отец и жених к этому времени уже должны покинуть город. Она будет одета в то старое, бесформенное платье, в котором он видел ее при первой встрече, туго заплетенные косы будут стянуты на макушке. Она, наверное, сидит в кибитке, вышивая на ткани отрывок из Священного Писания, или как покорная дочь разучивает псалмы.

Или, может быть, они с Виктором вновь клянутся друг другу в верности. Этот святоша, наверное, уже ощутил вкус ее губ. Что ж, в конце концов это его право.

Или, что много хуже, он может наказать Мэри за ее воображаемые грехи. Он может унизить ее перед паствой. Куда бросится Мэри лечить свое раненое сердце?

Всю ночь Адама мучило чувство, что он каким-то образом подвел ее. Он крутился в постели, временами забываясь беспокойным сном, и тогда видел как наяву белую, словно снег, грудь, струящиеся золотисто-рыжие волосы и зеленые глаза, в которые он мог бы смотреть бесконечно.

Ах, Адам, я никогда не испытывала ничего подобного! Странная боль сжимала его сердце. Какой вздор! Они обменялись несколькими весьма приятными поцелуями, вот и все. Если бы Мэри Шеппард не уехала, они бы скорее всего стали близки. Она оказалась страстной натурой, и ее наверняка не смог бы удержать ни один свод нравственных правил. Но со временем их связь прекратилась бы. Какими бы интересными ни казались ему их бурные споры, какая бы нежная женщина ни скрывалась за этой колючей внешностью, рано или поздно он все равно устал бы от нее. В конце концов, никто не заводит любовницу на всю жизнь.

За исключением Сирила.

Адам сжал зубы. Его брат – неисправимый романтик. Эта расчетливая и хитрая девица вынудила его сделать ей предложение. А она, найдя нового любовника, выстрелила в Сирила и скрылась, решив, что он умер. Оставленная ею записка доказывала это.

Полотенце давило невыносимым грузом. Адам сдернул его, и прохладный воздух ударил ему в лицо.

Фенвик стоял у туалетного столика, с гримасой глядя на миску с мыльной пеной. Это было странно, потому что камердинер редко выказывал свои чувства. И что еще более странно, он что-то бормотал себе под нос.

Адам махнул полотенцем.

– Может, нам все же пора начать?

Фенвик со стуком уронил помазок.

– Прошу прощения, ваша светлость. – Торопливо подойдя к хозяину, он взял полотенце, положил его на стол и вернулся с серебряным подносом. – Не затруднит ли вас запрокинуть голову?

Адам повиновался, устроившись так, чтобы Фенвик мог намылить ему лицо. Привычный аромат сандалового дерева ударил в ноздри, столь же знакомым был едва слышный шелест лезвия, скользящего по щеке. Адам, редко баловавший себя, обычно наслаждался этой маленькой роскошью – бриться дважды в день. Но сейчас он думал о Мэри – уж она не упустила бы случая заявить, что он слишком утомляет своего слугу.

Черт бы побрал эту маленькую нахалку! Почему он никак не может забыть о ней?

– Не могли бы вы, ваша светлость, оказать мне любезность и не хмуриться? Я не хотел бы, чтобы сегодня ваши гости увидели вас с порезами на лице.

Напоминание о предстоящих визитерах вызвало у Адама новый приступ раздражения. Но он все же постарался расслабить мускулы лица.

– Как прикажешь. А пока я сижу очень смирно, ты расскажешь мне, что тебя тревожит.

Фенвик замер с бритвой в руке.

– Я, милорд?

– Да, ты. Что-то занимает твои мысли. Возможно, я смогу помочь.

Приготовившись дать мудрый совет, Адам поудобнее устроился в кресле и закрыл глаза. Он редко вникал в личную жизнь своих слуг. Он хорошо платил им и заботился об их благополучии, но не более того. Однако после нотаций Мэри он все чаще ощущал, как далеки от него люди, работавшие на него.

– Это… та женщина, – наконец сказал Фенвик.

Адам приоткрыл один глаз.

– Которая?

– Миссис Примроуз. Более дурацкого имени я не слыхивал. – Губы камердинера сжались в тонкую полоску. – Хотя, разумеется, я и не думаю, ваша светлость, ставить под сомнение доброту, которую вы проявили к ней.

Адам старался не шевелиться, пока Фенвик водил бритвой по его лицу.

– Она пренебрегает своими обязанностями?

– Не совсем. Она приносит уголь, разводит огонь, меняет белье. Но все это с грубыми пререканиями. Она не желает вести себя прилично, так, как подобает прислуге.

– Хм.

– И это еще не самое худшее. Вчера вечером в зале для слуг, вместо того чтобы занять положенное ей место за столом для простых слуг, она уселась за стол для слуг с верхних этажей! – Фенвик дрожал от негодования. – Представьте себе, простая служанка за одним столом с дворецким, горничной ее светлости и мною! Если так пойдет и дальше, то вскоре служанка из кухни потребует места за нашим столом.

– Без сомнений.

– Я, разумеется, предложил ей удалиться. И можете представить, что сказала эта дерзкая женщина?

– Даже страшно подумать.

– Представьте, она заявила: «И хто ты такой, чтоб командовать тута? Ты ж не герцог, а слуга, не лучшее меня!» – возмущенно процитировал ее Фенвик. – Не нужно и говорить, что я был просто шокирован такими речами и оставил эту невоспитанную грубиянку без ужина.

Адам приподнял бровь. Он никогда не видел Фенвика в таком состоянии. И никогда того не возмущали так сильно поступки какой-то конкретной женщины.

– Строгое наказание.

– Нормы поведения, ваша светлость. Мы, слуги, обязаны блюсти наши нормы поведения. Если мне будет позволено заметить, иерархия у домашней прислуги соблюдается так же строго, как и у наших хозяев.

Адам знал, что у слуг есть свои порядки, но никогда не сравнивал их с порядками, принятыми, в обществе. Похоже, не только высшие слои страдали от предрассудков. Интересно, что бы Мэри сказала об этом.

– Конечно, – продолжил Фенвик, откладывая бритву и беря чистое льняное полотенце, – нельзя не пожалеть женщину с такими синяками на лице. Дело рук пьяного моряка, который хотел… – Легкий румянец покрыл щеки камердинера.

Интересно, кажется, он переходит от негодования к сочувствию? Неужели тут назревает симпатия? Адам решил проверить эту версию.

– А, понятно. Ну что же, в моем доме не место женщинам с низкими моральными устоями, не правда ли?

Фенвик растерянно заморгал.

– Я не хотел сказать, что она порочна. Она утверждает, что успешно отбилась от того мерзавца.

– И что стало причиной такого откровенного признания?

Фенвик еще больше покраснел.

– Она… э… сказала, что справится с любым мужчиной, даже со мной, ваша светлость… Пустые угрозы, без сомнений, – добавил он, суетясь вокруг герцога и промокая остатки пены.

Поднявшись, Адам снял полотенце, закрывавшее халат.

– Я не потерплю трений между слугами. Если миссис Примроуз нарушает установленный порядок, я немедленно уволю ее без рекомендаций.

– Но, ваша светлость, я не хочу, чтобы бедная женщина оказалась на улице. Нужно дать ей по крайней мере неделю испытательного срока.

Адам едва заметно усмехнулся.

– Ну, значит, так тому и быть. А тебя я назначаю следить за ее обучением.

– «Повернуть налево у статуи Меркурия», – бормотала Мэри. Проходя на цыпочках по коридору и огибая угол, она взглянула на статую. Крылатый бог возвышался над ней во всей своей нагой красоте, его бронзовая грудь блестела, а единственной одеждой был фиговый листок. Она вдруг подумала, будет ли Адам столь же великолепен без одежды, но тут же поспешно прогнала эту мысль и сосредоточила внимание на листке бумаги в своей руке.

«Дойди до конца коридора и поверни направо».

Леди Софи написала очень точную инструкцию. Хотя Мэри уже была здесь раньше, она все равно заблудилась бы в этом лабиринте коридоров. Снова повернув за угол, она вытянула шею, чтобы рассмотреть прекрасную лепнину. Этот особняк должен бы принадлежать либо университету, либо церкви. Как несправедливо, что таким великолепием владеет один человек! И что ей приходится красться, словно вору, опасаясь встречи с герцогом.

– Могу я поинтересоваться, что у вас здесь за дело, мисс?

Мэри, резко обернувшись, увидела невысокого, безупречно одетого мужчину, сурово смотревшего на нее.

– А вы кто? – испуганно спросила Мэри.

– Я – камердинер его светлости. А кто вы такая?

Глядя поверх его плеча, Мэри увидела огромную солнечную комнату, главное место в которой занимала кровать с пологом серебристо-лазурного цвета. Пульс резко забился где-то у самого ее горла. Спальня Адама. Неужели он там? Да нет, он уже должен был отправиться пить чай.

Заметив подозрение в лице напыщенного камердинера, она присела в реверансе.

– Я – модистка леди Софи, – сказала она, молясь про себя, чтобы Господь простил ей эту ложь. – Она послала меня принести корзинку с нитками.

– Это на верхнем этаже. Лестница для слуг за той дверью. – Камердинер указал на стену в конце коридора.

– Спасибо.

Мэри повернулась, чтобы идти, но голос мужчины остановил ее:

– Э… скажите, вы, случайно, не встретили сейчас миссис Примроуз?

Торговку яблоками, подумала Мэри.

– Я никого не видела, сэр.

Его губы вытянулись в тонкую линию.

– Если вдруг встретите довольно полную служанку с синяками на лице, передайте ей, что у меня для нее поручение. У этой женщины есть привычка отлынивать от работы.

Боже милостивый, думала Мэри, медленно направляясь к двери, искусно скрытой в стене. Неужели она допустила ошибку, убедив герцога нанять эту женщину? Нет, каждый человек должен иметь шанс. И миссис Примроуз научится подчиняться строгим правилам этого дома.

Дворецкий продолжал наблюдать за ней, и Мэри пришлось открыть дверь и шагнуть в тускло освещенный проход: с простыми деревянными ступенями. Выждав несколько минут, она осторожно выглянула – коридор был пуст. Сердце ее колотилось, но, к счастью, дверь в покои герцога была закрыта.

Адам назвал ее смелой, но сама Мэри всегда считала себя трусихой. Сейчас она жалела, что не позволила леди Софи сопровождать ее, хотя и понимала, что любым способом следовало хотя бы на час отвлечь внимание вдовствующей герцогини и Адама. В эту самую минуту они пили с гостями чай. Среди них, сказала Софи, сморщив вздернутый носик, присутствует леди, которую Адам выбрал себе в жены, хотя пока и не сделал ей предложения.

Все внутри у Мэри сжалось. Впрочем, какое ей дело до того, что рано или поздно он женится на знатной даме, которую с детства готовили к роли герцогини? Эти аристократы так стремятся сохранить исключительность своего круга! Слава Богу, ей никогда не придется быть знатной дамой.

Мэри неслышно ступала по ковру, минуя бесчисленные портреты предков герцога, то хмурых, то улыбающихся. Так странно было думать об Адаме как об одном из этой длинной череды пэров, восходящих бог знает к каким временам. Но еще более странно было сознавать, что и в ее жилах течет благородная кровь. Если бы в прошлом все повернулось иначе, если бы ее дед женился на ее несчастной бабушке, жила бы она сейчас в таком же роскошном доме, с десятками комнат и сотней слуг, готовых выполнить любое ее желание? И была бы она помолвлена с аристократом, который взирал бы на простолюдинов со снисходительным высокомерием?

Она фыркнула. Бессмысленно фантазировать, прошлое ведь не изменить. И она гордилась своим простым происхождением. Вместо того чтобы убивать время на балах и за чаепитием, она занималась делом и приносила пользу. До того, как приехала в Лондон.

Сердце Мэри сжалось от боли утраты. Незадолго до рассвета отец и Виктор покинули: Лондон, даже не попрощавшись с ней. Ей так недоставало их! Одна часть ее жаждала оказаться в кибитке, укрывшись там от всех невзгод. Но другая часть понимала, что нельзя бесконечно цепляться за детство. Она должна пойти своим путем, отыскать свое место в жизни. И конечно, ей не будет так одиноко, когда она найдет Джо.

Мэри снова повернула за угол и остановилась, узнав дверь с позолотой и серебряную вазу с цветами на столике.

Помня, что у нее мало времени, она быстро осмотрелась, потом, глубоко вздохнув, повернула ручку и шагнула в спальню Сирила.

Комната была пропитана запахом лекарств и болезни. Несмотря на то, что день был теплый, в камине горел огонь. Зажженные свечи пронзали полумрак, освещая полную служанку, дремавшую в кресле рядом с постелью. Мэри узнала ее. Это простое лицо сейчас, когда синяки начали спадать, светилось здоровьем.

– Миссис Примроуз.

Женщина подпрыгнула и открыла глаза.

– Миледи! Ну вы меня и напугали!

– Я пришла посидеть с лордом Сирилом, – сказала Мэри, решительно направляясь к постели. – Вас разыскивает камердинер его светлости.

– Он меня допечет этой работой, – проворчала миссис Примроуз.

– Вам здесь плохо? – обеспокоенно спросила Мэри. Миссис Примроуз расплылась в улыбке.

– О нет, миледи. Я молюсь на вас за то, что вы дали мне работу. А что до Мистера Выскочки, я с ним справлюсь. Может, еще и понравлюсь ему. – Она подмигнула и вышла из комнаты.

Представив эту женщину нос к носу с высокомерным камердинером, Мэри едва не засмеялась. Но веселье мгновенно исчезло, когда она повернулась к постели, на которой спал мужчина, любивший ее сестру.

Толстая повязка покрывала голову лорда Сирила, несколько светлых прядей дерзко спадали на лоб. Руки вяло лежали вдоль тела. При виде его неподвижности у Мэри сжалось сердце. Как же он может поправиться в такой ужасной духоте?

Мэри решительно направилась к окнам и раздвинула портьеры. Лучи послеполуденного солнца осветили комнату, прогоняя мглу. Она распахнула окно, и поток свежего воздуха ворвался в спальню.

Вернувшись к постели, Мэри присела на краешек, не зная, что делать дальше. Потом несмело взяла Сирила за руку. Его пальцы были длинными и красивыми. И хотя его рука вяло лежала в ее руке, кожа была теплой, полной жизни. Эти пальцы с нежностью касались ее сестры. Своими ласками он принес Джо радость, которую она не смогла найти в кругу своей семьи.

Мэри сжала его руку.

– Сирил, Сирил, вы должны проснуться! Прошу вас, ведь только вы можете помочь мне. – Сможет ли она заставить его поверить, что она – Джо? Сумеет ли она, заговорив голосом его возлюбленной, пробиться к его затуманенному болезнью сознанию? – Ты мне нужен здесь. Вернись, любовь моя. Вернись и снова обними меня.

Мэри торопливо говорила ему о своей любви, надежде и отчаянии. Своими словами она выражала отчаянную мольбу сестры, ее страх, рвавшийся прямо из сердца.

Спаси меня, пожалуйста, спаси меня, пока еще не поздно!

Стук собственного сердца вернул Мэри к реальности. Ее грудь судорожно вздымалась. Несмотря на теплый ветерок, она продрогла до костей. И по мере того, как страх стал отпускать ее из своих когтей, она все отчетливее видела лицо лорда Сирила. Солнечный свет подчеркивал небольшие морщинки в уголках рта, словно он часто смеялся.

Но только не сейчас.

Она вглядывалась в его лицо, надеясь, что вот-вот затрепещут ресницы, показывая, что она сумела достучаться до его сознания. Но он лежал все так же неподвижно, лицо было так же бледно, темные ресницы не дрогнули.

Она не сумела.

Очень медленно Мэри разжала пальцы, и его рука безжизненно легла на постели ладонью вверх. Боже милостивый, Джо в опасности! В смертельной опасности. Но Мэри не знала, как помочь ей.

– Она пытается связаться со мной, рассказать, где она, – шептала она мужчине, лежащему в забытьи. – Но я не вижу ее так ясно, как раньше. Я утратила эту способность из-за собственной глупости, из-за эгоизма. Если вы не очнетесь, она может умереть.

Он не реагировал, даже губы не дрогнули.

Склонив голову, Мэри прижалась лбом к постели. Ей нужно идти, пока ее не нашли здесь, иначе последует еще одна неловкая сцена. Но вместо этого она вспомнила свое прошлое посещение этой комнаты, когда она была здесь вместе с Адамом и он коснулся щеки брата с нескрываемой нежностью. У него был такой напряженный взгляд, словно он мог излечить брата одной лишь силой воли.

Слезы потекли по щекам Мэри. Опустив голову на постель, она рыдала, жалея Адама и его боль, жалея себя и Джо, которая в одиночку должна была справляться с грозящей ей бедой. Она рыдала, пока не появилась резь в глазах и каждый вздох не стал отдаваться болью в груди. Но горячие слезы продолжали струиться из бездонного колодца ее горя.

И тут она почувствовала, что кто-то гладит ее по голове.

Это прикосновение разогнало мрак, окружавший ее, и вернуло в действительность. Вздрогнув, она резко выпрямилась.

Глаза лорда Сирила были открыты, и он смотрел на нее.

Она сидела не шевелясь, потрясенная охватившей ее радостью, опасаясь, что все это лишь сон. Сквозь слезы она видела перед собой прекрасные глаза лорда Сирила, чуть светлее таинственной синевы глаз Адама.

Эти глаза внимательно изучали ее платье из блестящего шелка цвета корицы, искусно уложенные волосы. Он слегка нахмурил лоб, а потом очень медленно нежная улыбка тронула его губы.

Господи, он, должно быть, принимает ее за Джо! Он решит, что его любимая рядом с ним.

Только сейчас Мэри вдруг подумала, не допустила ли ошибку, надев платье сестры. Наверное, ей лучше было надеть свое старое платье. Она все откладывала возвращение к той, прежней Мэри, и в глубине души знала, что виной тому ее тщеславие. Она прихорашивалась на тот случай, если вдруг встретит Адама.

И теперь скорее всего так и случится. Он будет так рад ее успеху. Если только новость о Джо вновь не повергнет его брата в пучину забытья.

Лорд Сирил все еще растерянно смотрел на нее. Мэри облизнула губы. Она должна сообщить ему правду о Джо, только очень осторожно.

Но прежде чем она успела открыть рот, он приподнял голову и осипшим от удивления голосом произнес:

– Боже мой… вы… Мэри.

* * *

Адаму было скучно. Он никогда не любил эти чаепития из тончайших фарфоровых чашек размером с наперсток, эти крошечные пирожные, этот обмен бессмысленными любезностями. Особенно когда беседа превращалась в пересказ сплетен.

– Я сегодня услышала поразительную новость у модистки! – сказала его сестра. – Я просто ушам своим не поверила.

В розовом платье, отделанном светло-голубыми лентами, Софи походила на одно из пирожных на серебряном подносе. Даже тяжелое состояние Сирила не повлияло на ее настроение. Она была оживлена, щеки ее раскраснелись. Словно королева на троне, она взирала на мать, лорда Гарри Дэшвуда, леди Камиллу Крокфорд и мать леди Камиллы, маркизу Эмберли.

– Я уже дрожу от любопытства, – томно сказал Гарри. – Если вы и дальше будете нас мучить, я просто умру от нетерпения.

Софи одарила его ледяным взглядом, который, впрочем, никак не подействовал на его наглую ухмылку. Обведя широко распахнутыми глазами присутствующих, Софи изрекла:

– Вчера вечером на балу у Стэнхоупов господин Джекоб Пеннингтон три раза танцевал с мисс Лейшир. Ходят слухи; что он собирается сделать ей предложение. Ну не восхитительно ли это?

– Вздор и чепуха! – заявила леди Эмберли, и ее тонкие ноздри на узком лисьем лице затрепетали. – Как может такой человек надеяться на брак с дочерью виконта? Он же простолюдин, торговец!

– Однако очень богатый, – вмешалась леди Камилла хорошо поставленным голосом. – Он, кажется, нажил свое состояние на угле.

– Хм. – Ее мать поставила чашечку на блюдце. – Торговец, поставляющий топливо для наших каминов, посещает те же балы, что и его клиенты! Куда катится мир?

– Мы должны порадоваться за мисс Лейшир, мама. Не каждая леди может похвастаться такими поклонниками, как я.

Леди Камилла, эта Богиня Зимы, посмотрела на Адама с холодной улыбкой. Сидя рядом с ней в позолоченном кресле, Адам понимал, что ему следует восторгаться ее красотой, густыми темными волосами, прекрасно оттенявшими ее молочную кожу, изящной фигурой в платье из светло-зеленого муслина. Еще несколько дней назад он был бы рад ее вниманию. Но тогда он еще не встретил ту невозможную идеалистку, которая прежде всего ценила в мужчине его характер, а не классовую принадлежность.

Он хорошо представлял, с каким высокомерием смотрела бы Камилла на Мэри. Слава Богу, им никогда не суждено встретиться.

– Похоже, ваша красота лишила Сент-Шелдона дара речи, – сказал Гарри, глядя на нее в монокль. – И он, несомненно, считает себя счастливцем, потому что вы – камея в зарослях сорняков.

Камилла наградила его холодной улыбкой. Софи бросила на Гарри сердитый взгляд. Его глаза сверкнули.

– Конечно, я не имею в виду присутствующих дам.

– Вы должны простить моему сыну его задумчивость, – сказала герцогиня. – У него сейчас так много забот.

– Но не так много, чтобы я не мог наслаждаться обществом прекрасной дамы. – Адам заставил себя улыбнуться сидящей рядом с ним женщине. – Мама права. Покорнейше прошу прощения.

Камилла сочувственно коснулась его руки.

– Мой дорогой герцог, на правах нашего давнего знакомства позвольте мне выразить огорчение по поводу состояния вашего брата.

– Благодарю вас. Чрезвычайно ценю ваше сочувствие.

Но все же он не мог не отметить, что Камилла никогда не предлагала помолиться у постели Сирила. Сама идея привела бы эту благовоспитанную даму в состояние шока. Почему эта мысль раздражает его сегодня?

Камилла обладала всеми чертами, которые он хотел бы видеть в своей жене. И однако ему вдруг показалось, что он терпит ее только ради матери. Действительно, на несколько мгновений грусть исчезла с лица герцогини, пока она с обожанием смотрела на эту пару. Это была ее самая большая мечта – поженить Адама и Камиллу. Герцогиня и ее подруга детства, маркиза Эмберли, уже много лет планировали этот брак. И в последний год Адам начал даже подумывать о возможности этого союза.

Сейчас, к его собственному недоумению, чопорные манеры Камиллы стали утомлять его, и ему ужасно захотелось уйти.

Только тревога за мать не позволяла Адаму покинуть парадную гостиную. Вместо того чтобы развлекать гостей, он мог бы с большей пользой использовать свое время. И прежде всего он собирался возобновить знакомство с лордом Питерборном.

Рейберн сообщил, что граф вернулся домой вскоре после маскарада и больше никакой подозрительной активности не проявлял. Человек Адама следил за домом всю ночь.

Мы не те, кем кажемся, не так ли?

Слова графа все еще преследовали Адама. Как только завершится бесконечное чаепитие, он нанесет визит этому негодяю.

– Пожалуйста, мама, не волнуйся, – затараторила Софи каким-то странно возбужденным голосом. – С Сирилом все будет хорошо. Поверь мне, я знаю.

– Мы продолжаем надеяться. – Герцогиня смяла салфетку, лежавшую на коленях, и посмотрела на гостей. – Врачи предупредили, что Сирил долго не выдержит без пищи. Но Адам позаботился об этом. Адам обо всем позаботится.

Он не заслужил той отчаянной надежды, что светилась в голубых глазах матери. Он лишь испытывал гнетущую беспомощность, сознавая, что даже если пожертвует своей жизнью, это не спасет младшего брата.

Леди Камилла повернула к нему красивое лицо.

– И что же это за чудо, позвольте спросить?

Ее вежливая учтивость вызвала в нем новый прилив раздражения.

– Я придумал нечто вроде трубки, которая вставляется в горло Сирила и по ней поступает жидкость, необходимая для поддержания жизни.

Как он и ожидал, откровенное объяснение не вызвало восторженных восклицаний у гостей. Лорд Гарри уставился на ковер. Герцогиня заморгала затуманившимися глазами. Даже Софи как-то притихла.

Леди Эмберли стала обмахиваться веером.

– О Боже, неужели доктор не может придумать никакого средства? У моей горничной есть рецепт от обмороков. Нужно взять нюхательную соль…

– Мой брат не упал в обморок, словно затянутая в корсет девица. – Адам, уставший от недосыпания, чувствовал, что его терпение на пределе. – Моего брата ранила в голову его любовница.

Леди Эмберли вспыхнула так, что, казалось, сама сейчас упадет в обморок. Герцогиня предупреждающе произнесла:

– Адам, прошу тебя, помни, что здесь дамы.

Она была ужасно бледна, и его охватило раскаяние.

– Прошу прощения, мама. Я не должен был говорить так резко.

Герцогиня устало махнула рукой.

– Ты только высказал печальную правду. Ах, если бы мужчины высокого положения никогда не имели дела с женщинами такого рода!

Адам подумал о Мэри с ее очаровательной наивностью, с ее неожиданными высказываниями, идущим вразрез с общепринятыми догмами. Она бы не согласилась со словами матушки. И он с удовольствием бы поспорил с ней. Господи Боже, как же ему не хватает ее! Неожиданно поняв это, он пришел в еще более дурное расположение духа.

– Тебе, пожалуй, пора отдохнуть, – сказал он матери. – Я провожу тебя в твои покои.

Его сестра со стуком опустила чашку, вскочила и взмахнула руками, словно задерживая его.

– Нет! То есть еще нет. Смотрите, ведь еще остались пирожные. И час визита еще не истек.

– Софрония! – осадила ее герцогиня.

Софи села на краешек стула, пристально глядя на Адама.

– Я только хотела проявить почтительность к нашим гостям.

– Софрония права, и нет необходимости нянчиться со мной, – сказала герцогиня. – Да и сама мысль об отдыхе утомляет меня.

Легкая шутка вызвала улыбки у всех собравшихся.

– И пожалуй, – продолжила герцогиня, – определенная доля откровенности допустима. При условии, что разговоры не выйдут за пределы этих стен.

– В свете этого я должна затронуть один деликатный вопрос, – тихо сказала Камилла. – Вчера мне пришлось развеять подобный слух от имени вашей семьи.

Софи подалась вперед, широко раскрыв глаза.

– Слух? Прошу вас, расскажите.

Камилла посмотрела на Адама, словно спрашивая его разрешения. Ему захотелось крикнуть, чтобы она не тянула время и говорила. Но он решил, что больше не станет огорчать матушку. Нет, не станет.

– Можете продолжать, – сдержанно сказал он.

Она скромно потупила глаза – прямо образец воплощенного целомудрия.

– Это произошло, когда мы с мамой гуляли в Гайд-парке. Я не осмеливаюсь назвать провинившихся, но они шептали… о, я не могу произнести этого.

– Нет, можете.

– Да, милорд герцог. Это было ужасно, возмутительно! Я знаю, что это невозможно, но они говорили, что лорд Сирил намерен жениться на этой вульгарной женщине.

Терпение Адама лопнуло, и он вскочил на ноги.

– Вы были правы, отрицая это. Джозефин Шеппард – интриганка и убийца. А если у кого хватит наглости спросить, то можете сказать им, что я добьюсь, чтобы ее повесили.

Его слова гулко разнеслись по огромной гостиной. В воцарившейся тишине вдруг раздался сдавленный стон.

Адам резко обернулся, гадая, кто мог осмелиться подслушивать, и его бессильный гнев тут же испарился, когда он увидел перед собой ту единственную женщину, которую уже никогда не надеялся встретить. Женщину, заставившую его увидеть не самые лучшие стороны его характера.

На пороге стояла Мэри, ее зеленые глаза с ужасом смотрели на него.