Ноги Шарлотты словно налились свинцом. Хотя смех парочки в коридоре звучал все громче, она не могла заставить себя лечь рядом с Брэндом.

– Ты, верно, сошел с ума, если думаешь, что я могу лечь с тобой в постель.

– У нас нет времени на препирательства, Шер. Они могут сюда войти в любую секунду.

И все же она медлила.

– А простыни чистые?

– Черт тебя подери, Шер. Они пахнут свежим летним бризом. Пошевеливайся.

Отбросив сомнения, Шарлотта подошла к кровати и улеглась, однако постаралась лечь подальше от Брэнда. Он тотчас придвинулся к ней и, натянув до подбородка одеяло, заключил ее в объятия.

Шарлотта затаила дыхание – на нее нахлынули неведомые ей прежде ощущения, и она вдруг почувствовала, что ей ужасно хочется прижаться к Брэнду покрепче и положить голову ему на плечо.

Она могла бы полежать с ним в таком положении несколько минут. Ведь за это время ничего предосудительного произойти не могло. В конце концов, они были одеты.

По правде говоря, здесь, в постели, она чувствовала себя в большей безопасности, чем с ним в экипаже. Он вряд ли осмелится на какую-либо дерзость, зная, что в любое мгновение в комнату могут войти.

Но когда Брэнд уткнулся носом ей в щеку, Шарлотта ахнула от неожиданности. Немного помедлив, она из чувства самосохранения отвернулась и прошептала:

– Пожалуйста, сохраняй дистанцию.

Брэнд усмехнулся, и эта его усмешка вызвала в ее воображении череду картин: ей вдруг представилось, чем они могли бы заняться в полутемной спальне. Она снова к нему повернулась и увидела, что в его глазах мерцали веселые искорки.

– Сохранять дистанцию? Шер, ты уверена, что хочешь этого? Представь, насколько это будет выглядеть неправдоподобно, если кто-нибудь войдет и обнаружит нас лежащими в противоположных концах кровати.

Справедливость этого замечания еще больше усилила ее смущение. Но ведь Брэнд был прав: они действительно окажутся в очень сложном положении, если она не будет играть свою роль должным образом. К тому же из-за нее Брэнд подвергнется опасности, потому что когда-то и он принадлежал к Лиге Люцифера.

– Будь проклята эта затея, – пробормотала Шарлотта; граф же лишь ухмыльнулся в ответ.

Она внимательно посмотрела на него и вдруг почувствовала, что ей хочется прикоснуться губами к шраму в уголке его рта. Впрочем, ей и прежде этого хотелось. Хотелось поцеловать его. Но она никогда, даже в самых смелых мечтах не представляла, что окажется с ним в одной постели, как сейчас. Брэнд снова заговорил:

– Ты же сама хотела приехать к Бонам на вечеринку, а я бы предпочел оставить тебя дома. Но раз уж мы здесь... – Его пальцы скользнули по ее спине, а в голосе зазвучали бархатистые нотки. – Шер, полагаю, ты сознаешь, что все должно выглядеть правдоподобно.

Она понимала это. Прекрасно понимала.

– Но только в том случае, если в комнату кто-нибудь войдет, – пробормотала Шарлотта. Она очень надеялась, что голос не выдал ее состояния. – Но если здесь никто не появится...

– Нам лучше заранее подготовиться к встрече, – перебил Брэнд. – Они все еще в коридоре. Я слышу их голоса.

Что до Шарлотты, то она слышала лишь гулкий стук собственного сердца. И чувствовала приятное тепло его дыхания – губы Брэнда находились совсем рядом, так что если бы она сейчас чуть придвинулась к нему, то их уста соприкоснулись бы... Чтобы отвлечься от этих мыслей, Шарлотта спросила:

– Как ты думаешь, кто это может быть?

– Вероятно, кто-то из гостей, собравшихся на вечеринку. Но они в любом случае не должны заподозрить, что мы пришли сюда, чтобы что-то вынюхивать.

Взгляд Брэнда застыл на ее губах. Боже милостивый, уж не собирается ли он ее поцеловать? Но может статься, все обойдется. Не мог же он в одночасье забыть, как она уязвила его мужское самолюбие.

«Твоя слава искусного соблазнителя сильно преувеличена».

Если бы только он догадался, что на самом деле она так не думает, она бы пропала. Она и без того держалась из последних сил. От сладкой истомы у нее кружилась голова, и казалось, что здравый смысл вот-вот изменит ей.

– Может, это встретились горничная и камердинер, – пролепетала Шарлотта. – Может, встретились... и остановились, чтобы переброситься словечком, перед тем как вернуться к своим делам.

– Нет, они бы вошли, чтобы разжечь камин и приготовить постель.

Медленными движениями, от которых у Шарлотты перехватило дыхание, Брэнд поглаживал ее плечи. Понизив голос до грудного шепота, он пробормотал:

– Ты чересчур напряженная для любовницы, Шер. Боюсь, что мне пора в связи с этим что-то предпринять.

В следующее мгновение он взял ее лицо в ладони и, чуть помедлив, поцеловал. Поцеловал с необыкновенной нежностью, совсем не так, как в карете. И этот поцелуй лишил ее воли к сопротивлению, сделал ее мягкой, как расплавленный воск.

Затем его пальцы скользнули по ее щекам и прикоснулись к шее. Забыв обо всем на свете, Шарлотта тихонько застонала. И почти тотчас же поняла: теперь ей уже не удастся скрыть от Брэнда свои чувства.

Подобного наслаждения она еще не знала, а оно продолжало нарастать, и казалось, вот-вот поглотит все ее существо.

Брэнд... Неужели это Брэнд целует ее с такой нежностью, словно она дороже ему всех на свете? Неужели это он ее обнимает и обращается с ней так, словно она ему небезразлична? Могла ли она вообразить, что они – муж и жена и что можно, не таясь, выразить ему свою любовь?

Она обняла его за шею, запустив пальцы в его густые шелковистые волосы. И она ответила на поцелуй. Сладостные мгновения сливались в минуты, но ей хотелось, чтобы их поцелуй длился вечно.

Когда же Шарлотта наконец отстранилась, она вдруг почувствовала, что так и не сумела получить полное удовлетворение. Теперь ей уже хотелось большего... Хотелось больше жара, больше ощущений... Его руки по-прежнему обнимали ее, но она стремилась прижаться к нему еще крепче, стремилась слиться с ним воедино. Снова застонав, Шарлотта закрыла глаза.

Внезапно Брэнд чуть отстранился и с улыбкой пробормотал:

– Лежи спокойно, Шер, ты слишком возбуждаешь... высокого джентльмена внизу.

Она открыла глаза и взглянула на Брэнда с удивлением:

– Кого?..

– Его.

Прежде чем она успела о чем-либо догадаться, он взял ее руку и увлек под одеяло, чтобы приложить к своему паху.

Шарлотта замерла, всецело поглощенная тем, что ощутили ее пальцы. И почти тотчас она ощутила непреодолимый прилив желания. Но уже в следующее, мгновение пришло осознание.

Она отдернула руку и вырвалась из объятий Брэнда:

– Не надо... Это совершенно... Зачем ты это делаешь?

Брэнд приподнялся на локте и смерил ее долгим взглядом:

– Ты должна была знать, как на меня подействуют твои телодвижения. И что ты имела в виду, говоря «совершенно»?

Совершенно удивительно. Совершенно непередаваемо и обольстительно.

– Совершенно выходит за рамки нашего уговора, вот что.

Брэнд ухмыльнулся и проговорил:

– Ситуация порой выходит из-под контроля, и я должен был положить этому конец. Ты меня понимаешь, не так ли?

– Мог бы выразить это словами.

– К сожалению, ты была не в состоянии что-либо слышать. – Его серые глаза смотрели на нее с томностью, а улыбка делалась все шире. – Должен заметить, что ты играла свою роль довольно убедительно. Любой мог бы подумать, что ты испытываешь ко мне неподдельную страсть.

У него был чрезвычайно самодовольный и высокомерный вид. Вид человека, знающего себе цену. Шарлотта едва не задохнулась от негодования, когда наконец-то осознала, что произошло. В эту минуту ей открылась убийственная истина. Сопоставив кое-какие факты, она провела параллель между оскорбительными словами, которые бросила ему в экипаже, и его заявлением перед началом скачек.

«Твоя слава искусного соблазнителя сильно преувеличена».

«Я никогда не упускаю возможности принять вызов. Даже у распутников есть свой кодекс чести».

Он отнесся к ее оскорбительному замечанию как к вызову и решил доказать, что она не в состоянии перед ним устоять. Увы, она не обманула его ожиданий.

Ей следовало бы разозлиться на него за то, что он провел ее с такой легкостью. Следовало рассердиться и на себя – за то, что вела себя как идиотка. Но Шарлотта не могла сердиться, она все еще находилась под воздействием вызванных им чувств и эмоций. Слава Богу, у нее хватило ума не признаться ему в своей любви. Тогда бы он имел все основания торжествовать. Не спуская взгляда с закрытой двери, она поспешно выбралась из постели и дрожащими руками расправила юбки.

Брэнд же по-прежнему лежал на кровати. Должно быть, полагал, что она сейчас начнет оправдываться, а он получит еще одну возможность продемонстрировать свою власть над ней. Но она такой возможности ему не предоставит.

Чувствуя, что Брэнд на нее смотрит, Шарлотта с невозмутимым видом направилась к зеркалу – якобы для того, чтобы привести в порядок прическу. Позади нее, на ночном столике, мерцал огонек свечи.

– Теперь можно вставать без опасения, – бросила она через плечо. – Я больше не слышу голосов в коридоре.

– Их уже не слышно минут десять, – уточнил Брэнд. Шарлотта резко повернулась к нему и, увидела, как он поднимается с постели. Холодный и бессердечный распутник.

– Десять минут? – переспросила Шарлотта.

И все это время он целовал и нежно обнимал ее, словно она для него что-то значила. А она отвечала на его ласки со всей нерастраченной любовью своего сердца.

– Дверь в любом случае была заперта, – продолжал Брэнд. – Я позаботился об этом сразу, как только мы вошли в спальню.

Выходит, он знал, что им никто не помешает. Знал, что никто не застанет их врасплох. Потому что о любом вторжении они узнали бы по лязгу вставляемого в замок ключа.

Если Брэнд был величайшим распутником в Англии, то она оказалась самой первой дурехой.

С горящими от стыда щеками она снова повернулась к зеркалу и увидела свое отражение. Это было отражение женщины со сбившейся прической, то есть ее облик, бесспорно, свидетельствовал о том, что она неплохо провела время в постели с мужчиной. Пригладив волосы, Шарлотта проговорила:

– Полагаю, что те люди в коридоре тоже были твоими друзьями. Надеюсь, ты им сказал, что я этого не хотела и что меня пришлось тащить в постель силой? А может, ты даже заключил с ними пари, что сумеешь обольстить меня?

Шарлотта попыталась вложить в сказанное всю силу своего сарказма, но с трудом сумела закончить фразу. К глазам ее подступили слезы, и голос дрогнул. Она с усилием проглотила комок, образовавшийся в горле.

«Не плачь. Господи, только не дай мне разрыдаться».

Сзади к ней подошел Брэнд. В зеркале она видела прямо за собой его смутную тень.

– Это неправда, – произнес он. – Об этом больше никто не знает. Мы пришли сюда, чтобы найти доказательства.

– Доказательства чего? Моей доверчивости?

Брэнд ответил не сразу, – вероятно, продолжал обдумывать новые способы ее обольщения или обмана.

Наконец он взял ее за руку, затем поднес к губам и поцеловал покрытую шрамами ладонь, еще хранившую тепло его тела.

– Ты сердишься? Прости меня, Шер.

Ее глупое сердце растаяло. Однако она нашла в себе силы отдернуть руку и окинуть его взглядом, исполненным презрения:

– Нечего прощать, Брэнд. Я обидела тебя, и в отместку ты обидел меня. Так что мы квиты.

В конце концов, ему удалось добиться ответной реакции Шарлотты. Даже слишком хорошо удалось. Брэнд бросил на нее быстрый взгляд. Она сидела рядом с ним в открытой коляске, и ее лицо, освещенное двумя медными лампами, казалось абсолютно спокойным. Они оба молчали, тишину ночных улиц нарушал только мерный цокот копыт. После сцены в спальне она едва сказала ему несколько слов, и он решил ее не тревожить. Чтобы разгневанная женщина снова стала покладистой, ей следовало успокоиться.

Впрочем, Шарлотта на обычных женщин не походила. Она никогда не была покладистой. Разве что час назад. В постели.

Спаси его Господи. Ее бурная реакция ошеломила его. А ведь он только хотел разжечь в ней слабый огонек страсти, чтобы доказать, что способен пробить брешь в ее невероятной выдержке. Оказалось, что он зажег фитиль бочки с порохом.

Воспоминания о ее страстности не давали ему покоя. У него в ушах до сих пор стоял ее сладострастный стон. Боже, как она гладила его по волосам. Каким послушным было ее стройное тело. Вероятно, она и сама не знала, чего хотела. Ведь она так наивна...

Он многое бы отдал, чтобы восполнить этот пробел в ее образовании.

Идиот! Ведь Шарлотта оказалась весьма благоразумной и даже мудрой. Более того, она благородная дама и к тому же девственница. Она почти ничего не знала о постельных утехах, хотя с легкостью развенчала его представление о ней как о скучной блюстительнице нравов.

Не прилагая особых усилий, он сумел поколебать ее оборону. Один нежный поцелуй – и лед растаял. Охваченная страстью, она утратила над собой всякий контроль, и будь он настойчивее, то смог бы без труда вторгнуться в святая святых, прежде чем она успела бы сообразить, что происходит, и оказать сопротивление. Искушение обладать ею было столь велико, что он ощутил потребность предпринять немедленные действия, чтобы привести ее в чувство. Он должен был сделать нечто такое, что могло шокировать Шарлотту.

Но высокий джентльмен проявил недовольство, он даже и сейчас отказывался сдаваться и сидеть смирно.

Что ж, теперь уже было ясно: колючая и несговорчивая Шарлотта воспылала к нему страстью, нежность оказалась безотказным средством... Вооруженный столь важной информацией, он мог при желании соблазнить ее, когда ему вздумается.

Он мог сделать ее своей любовницей. «Для меня никто, кроме него, не существует. Все другие мужчины рядом с ним меркнут». Он никогда не забудет, как стоял в коридоре, слушая ее тихое признание, пробудившее в нем боль, не имевшую ничего общего с вожделением. У него были любовницы, пламенно превозносившие его достоинства; некоторые из них признавались ему в вечной любви, хотя было ясно, что любили они на самом деле только себя. Но ни одна из женщин не говорила о нем с таким неподдельным чувством.

Безусловно, Шарлотта солгала, сгустила краски во имя их общего дела. И все же ему очень хотелось поверить в правдивость ее слов. О, как бы ему хотелось прижать ее к себе, чтобы услышать восторженный шепот, – шепот, адресованный ему, только ему. Вот проклятие!

Брэнд сжал в руках вожжи и сосредоточился на дороге. Действительно, ведь только безумец мог принять на веру признание Шарлотты. Да, он совершил непростительную ошибку, взяв ее с собой на вечеринку. И он окончательно спятил, когда заманил ее наверх. Разумеется, он купил молчание Бонов, напомнив об их карточных долгах, но он не мог не согласиться: Шарлотта была права, полагая, что они очень рискуют, выдавая ее за его любовницу. Ему придется дорого заплатить за это, если Розочки, не дай Бог, узнают...

А если бы он поддался низменному искушению и лишил Шарлотту девственности? О, тогда бы он потерял остатки уважения, которое еще питала к нему бабушка. Разве ему мало того, что он стал причиной гибели Джорджа и его сына? Неужели ему хочется взрастить новые семена боли?

Чтобы избавиться от стеснения в груди, Брэнд сделал глубокий вдох, но это не помогло. Если он испортит Шарлотте жизнь, бабушка навсегда от него отречется, а у него, кроме нее, никого не осталось.

Нет-нет, он ошибается. Есть еще Эми. Но если он станет в семье парией, то потеряет возможность видеться и с Эми.

– Из-за чего произошла ваша ссора с Майклом?

Неожиданный вопрос Шарлотты ошеломил его – казалось, она обладала сверхъестественной способностью читать мысли. Брэнд повернул к ней голову, пытаясь разглядеть в темноте выражение ее лица. Нет, похоже, что ее вопрос – простое любопытство. Вряд ли Шарлотта знала что-либо о его секретах.

Но какого черта она затронула эту тему именно сейчас?

Пожав плечами, он пробормотал:

– Если бы я помнил... Это произошло слишком давно.

– Из-за женщины?

Брэнд снова пожал плечами:

– Возможно.

– Кто она?

– Не стоит о ней говорить.

Это была всего-навсего Грейс, первая жена Майкла. Золотоволосая обольстительница:.. Их первое и единственное любовное свидание произошло в ночь накануне ее свадьбы. Грейс оказалась не девственницей. Но и тогда он, как наивный слепец, поверил, что она способна любить. Он не разглядел, что за ее сказочной красотой скрывалась себялюбивая женщина, получившая удовольствие оттого, что столкнула друзей лбами. Оглядываясь назад, Брэнд не понимал, как мог так заблуждаться.

Но он ни о чем не сожалел.

В результате их связи на свет появилась Эми. Милая, невинная Эми, которую он никогда не сможет назвать своей дочерью. Этот прискорбный факт жег его словно каленым железом. Увы, ему не суждено услышать, как Эми назовет его «папой», он никогда не поцелует ее на ночь, желая спокойного сна, не подведет к алтарю в день свадьбы, где будет ждать ее жених.

Все эти привилегии достались Майклу. И Майкл дал ему ясно понять, что никогда не откажется от своих прав.

– Эта женщина была для вас обоих исключительно дорога, – проговорила Шарлотта в задумчивости. – Ведь вы с ним до сих пор почти не общаетесь...

– А ты что, хотела бы, чтобы мы с Майклом по-прежнему сооружали в саду шалаши? Взгляни правде в лицо, Шер. Мы давно уже взрослые люди, и у каждого из нас своя собственная жизнь. Не придавай этому большого значения.

На сей раз она промолчала. Брэнд надеялся, что удовлетворил ее интерес и неприятная тема закрыта. Но он понимал: Шарлотта очень неглупа и довольно проницательна, и ей ничего не стоило сопоставить некоторые факты. К тому же она видела в его столе ту миниатюру...

Вот проклятие! Но ведь она о ней даже не заикнулась... Может, она не обратила на нее внимания? Пожалуй, лучше не думать об этом. Да, надо раз и навсегда покончить со своим бессмысленным страхом.

Брэнд свернул на боковую улочку и минуту спустя уже подъезжал к своему дому. Внезапно он заметил какую-то фигуру, затаившуюся в тени, у входа в конюшни. Да, там кто-то стоял.

Но кто же это?

Брэнд пригляделся. В этой долговязой сутулой фигуре было что-то знакомое.

А может быть... Да-да, конечно! Он видел его совсем недавно, видел на проповеди Паркинсона.

Но что этот человек здесь делал?

В совпадения Брэнд не верил.

Передав вожжи Шарлотте, он сказал:

– Придержи лошадей. Я сейчас вернусь.

– Куда ты?..

Пропустив этот вопрос мимо ушей, граф выпрыгнул из коляски и устремился к незнакомцу. Тот сразу же бросился в ближайший проулок и исчез во тьме.

Брэнд остановился, осмотрелся. Было совершенно очевидно, что этот человек – злоумышленник. И он мог прятаться где угодно: за мусорным баком, за садовой калиткой, возможно, под какой-нибудь повозкой на конюшенном дворе.

Он мог также перелезть через ограду и выскочить на главную улицу. Но Брэнд надеялся, что ему удастся его найти – в этот вечер ему нестерпимо хотелось кого-нибудь придушить. Напрягая зрение и слух, он прошел в конюшню и приготовился к нападению. Но нападения не последовало. Интересно, куда же делся этот негодяй? Возможно, он пересек двор, запутывая следы, и теперь подкрадывался к Шарлотте.

При этой мысли Брэнд вздрогнул. Он бросил взгляд через плечо, но увидел только лошадей. Коляска и Шарлотта оставались вне поля его зрения. И тут он уловил краем глаза какое-то движение в тени деревьев.

Выбежав из конюшни, граф бросился к незнакомцу. Тот метнулся в сторону, но Брэнд, ухватив беглеца за рукав куртки, прижал его к кирпичной стене конюшни. Стиснув его горло, так что тот захрипел, он прорычал:

– Ты кто такой?! Что ты здесь делаешь?!

– Я вам отвечу, милорд, – пробормотал незнакомец, задыхаясь. – Только уберите руки с моей шеи.

Брэнд ослабил хватку. Одной рукой обыскав своего пленника, он обнаружил пару пистолетов. Затем, схватив злоумышленника за шиворот, он подтащил его к коляске. Шарлотта уставилась на них в изумлении, однако промолчала.

Теперь при свете фонарей Брэнд смог как следует рассмотреть своего пленника. У него были пронзительные голубые глаза и крючковатый нос; из-под кепи, надвинутого на лоб, торчали редкие каштановые пряди. И он был довольно высоким – сантиметров на пять – семь выше Брэнда.

– Говори же, – приказал граф. – Мне не терпится узнать, что ты делал возле моего дома.

– Я здесь по заданию, милорд. Меня зовут Ганнибал Джонс, и я сыщик с Боу-стрит.

– Сыщик? – переспросил Брэнд. Весьма озадаченный таким поворотом дела, он отпустил своего пленника и отступил на шаг. Окинув его внимательным взглядом, спросил: – Чем докажете правдивость своих слов?

– У меня с собой дубинка. Если позволите... – Джонс извлек из внутреннего кармана короткую деревянную дубинку, на верхушке которой красовалась маленькая медная корона. У всех сыщиков с Боу-стрит это незамысловатое оружие выполняло роль опознавательного знака.

– Но что вы здесь делали? – спросил Брэнд.

– Я расследую обстоятельства смерти нескольких джентльменов. Обстоятельства довольно таинственные. И должен вам сообщить, милорд, что и вы под подозрением.