Софи поднялась, готовясь к серьезному разговору с Грантом и с трудом скрывая досаду – ей помешали.

Несмотря на долгое отсутствие – а он не был в доме уже несколько недель, – Эллиот не счел нужным поздороваться.

– Сама прекрасно знаешь, зачем я пришел! – выпалил он. Порылся в кармане, вытащил сначала веревку, потом черепок и, наконец, измятый листок бумаги, которым помахал перед носом невестки. – Вот, Хелен все написала! Ты намерена отдать артефакты из Чичестера!

Софи вспомнила, как хвалилась Хелен, что придумала надежный способ заманить кузена на ужин в следующий четверг. Способ оказался слишком надежным: ждать до четверга не пришлось.

– Но я вовсе не собираюсь их отдавать. Всем известно, что находки принадлежат не мне и распоряжаться ими я не вправе. А с самой Хелен ты уже разговаривал?

– Дворецкий пошел ее искать. – Эллиот снова помахал письмом. – Но это явно твоих рук дело. Только ты могла отправиться в банк и уговорить попечителей…

– Обсудим это потом, без свидетелей, – заявила Софи, не дав Эллиоту договорить. Ей не хотелось впутываться еще в одну ложь, тем более на глазах у Гранта. Тот и так уже проявлял чрезмерную заинтересованность. – Для начала мне необходимо попрощаться с первым гостем.

Грант поднялся с шезлонга и вежливо протянул руку мистеру Рамзи.

– Приветствую, Эллиот. Давненько не встречались.

Эллиот вздрогнул и обернулся, словно только сейчас заметил, что в комнате есть еще кто-то. И когда узнал Эллиота, широко улыбнулся и с готовностью пожал протянутую руку.

– О, да ты тот самый парень, который давным-давно жил неподалеку от Роберта. Чандлер, по-моему?

– Да, тот самый. Меня тоже назначили опекуном Люсьена, так что насчет благополучия герцога можешь не волноваться.

– Люсьен? – Эллиот нахмурился, словно с трудом вспоминая собственного племянника. – Ах да, конечно, мальчик. Ну здорово! А то так досадно каждый месяц бросать раскопки и приезжать сюда. Я раскапываю римскую виллу в графстве Суррей, а эти злосчастные рабочие…

– Мистер Чандлер выслушает подробности в другой раз, – ледяным тоном перебила его Софи. Нескрываемое пренебрежение к ребенку ее возмущало, а любовь к развалинам буквально бесила. – Он как раз собирался уходить.

– Одну минуту, – заметил Грант. – Твой проект, Эллиот, действительно потрясает воображение. А что, скажи на милость, представляют собой эти артефакты из Чичестера?

– Сокровища Древнего Рима, найденные в прошлом году на землях моего кузена. – С алчным, почти хищным огнем в глазах, яростно жестикулируя, Эллиот принялся мерить шагами библиотеку. – Таких прекрасных античных образцов в Британии еще никогда не находили. Золотой диск с чеканным изображением богинь – Фортуны, Минервы, Венеры. Золотая, украшенная драгоценными камнями пряжка, которой застегивали плащ. Монеты с профилем императора Калигулы. – Боль исказила его лицо, когда он повернулся к Софи. – Но Роберт отказался отдать сокровища мне. Хотел передать их в музей! Непростительная жестокость! Он же знал, что я собираюсь со временем открыть свою виллу для посещения!..

– Эллиот, – перебила его Софи, – прекрати! Спор касается членов семьи, мистер Чандлер вовсе не обязан выслушивать подробности.

Не дав Гранту опомниться, Софи взяла его под руку и решительно повела к двери. Прикосновение вновь напомнило ей о силе мужского обаяния Гранта. Мгновенно вспыхнуло воспоминание о давней близости.

Может быть, стоит завести с ним роман. Пожалуй, Каролина права.

Ах, опять эта глупость! Неужели игра с огнем так ничему ее и не научила?

У двери Грант сжал ее руку и как бы невзначай погладил.

– И все же мне необходимо с тобой поговорить, – не то произнес, не то промурлыкал он. – Может быть, стоит подождать?

Предложение манило. Хотелось услышать, что он скажет, и кое-что сказать самой. Но Эллиот, без сомнения, весь вечер будет кричать о чичестерских находках, так что разговора наедине все равно не получится. Софи покачала головой.

– Лучше завтра. Поговорим и окончательно решим вопрос об опекунстве.

Грант улыбнулся и крепче сжал ее руку.

– Поговорим и об этом тоже.

Он пошел по длинному коридору, а Софи задумалась о подозрительной уклончивости ответа. Да и улыбка не осветила глаз. Вновь показалось, что Грант многое утаивает, вынашивает скрытую цель. Наверняка хочет ее соблазнить, что же еще?

В противоположном конце коридора показалась Хелен: она торопилась. Подошла и через плечо невестки с недоумением посмотрела на Эллиота, который копался в книгах, не переставая что-то сердито бормотать.

– Кто бы мог подумать, что примчится так быстро, – тихо, словно извиняясь, заметила она. – Письмо отправилось только вчера. Побудь здесь, пока буду приглаживать взъерошенные перышки родственника.

С решительной улыбкой Хелен ступила на поле боя, а Софи неохотно пошла следом. Ей вовсе не хотелось участвовать в очередной интриге золовки. Особенно сейчас, когда так тянуло остаться одной и подумать о Гранте… вернее, о тех проблемах, которые с ним связаны.

«Неужели ты настолько добродетельна, Софи? Хотелось бы знать, какие тайны скрываешь».

Что он имел в виду? Если подозревал, что Люсьен – его сын, наверняка сказал бы об этом прямо. Если только не…

Внезапно стало страшно. Нет, он не мог узнать о Роберте… а если все-таки узнал?

Исключено. Они с мужем неизменно представляли миру безупречно красивый фасад семейной жизни, а сам Роберт тщательно скрывал свои связи. Никто не мог заподозрить горькую правду, даже Хелен.

Наверняка существовало иное, более простое объяснение. Должно быть, Грант всего лишь хотел доказать, что ее влечение к нему до сих пор не остыло. Он все еще не забыл, что десять лет назад его отвергли, и, чтобы успокоить свою гордость, намеревался ее соблазнить.

Софи не могла унять дрожь. До чего же ей хотелось один-единственный раз, забыв о достоинстве герцогини, снова превратиться в смелую, безрассудную девочку. Подобно Аннабел убежать на свидание с возлюбленным. Она тяжело вздохнула. Если бы Грант знал, что за всю свою жизнь она по-настоящему желала только его.

Когда наконец герцогине удалось добраться до своих апартаментов, было уже поздно. Обед тянулся бесконечно долго. Эллиот не переставал рассуждать о римских находках, а Хелен упорно пыталась добиться от него обещания задержаться в Лондоне еще на несколько дней. Однако кузен не соглашался, намереваясь уже утром уехать на место раскопок. Поэтому Хелен на ходу придумала очередную ложь и заявила, что в день званого ужина должна состояться встреча с представителями музея Монтегю. Поскольку кузена можно было заманить только таким способом, Софи поддержала затею.

В спальню она вошла в надежде на долгожданное одиночество. Так хотелось сбросить надоевший корсет, освободиться от туфель и платья, надеть ночную сорочку, забраться в постель и спокойно обдумать дальнейшие действия в отношении Гранта.

В камине ярко пылал огонь, но в комнате было холодно. Софи вдруг заметила, что одна стеклянная створка балконной двери открыта и ажурные занавески трепещут на ветру.

Софи поспешила закрыть дверь. Когда она переодевалась к обеду, все было в порядке. Значит, горничная зачем-то решила проветрить спальню, а потом, видимо, забыла закрыть балконную дверь. Но Полли отличалась необыкновенной аккуратностью и никогда ничего не забывала. Возможно, щеколда была задвинута не слишком надежно и не выдержала порыва ветра.

Дрожа от холода, Софи проверила ручку: не откроется ли ночью? Потом решила добавить в камин угля. Повернулась и застыла в изумлении и страхе.

В темном углу, в кресле сидел мужчина.

– Грант!

– Да, это я. Долго же ты обедала.

Сердце Софи учащенно забилось. Как же он сюда проник? Ах да, открытая дверь.

Удивление сменилось раздражением, и Софи шагнула ему навстречу.

– Ты залез на балкон по водосточной трубе?!

– Нет, по решетке для роз: так гораздо удобнее. – Он посмотрел на ладони. – По дороге несколько раз укололся об острые шипы, но все хорошо, что хорошо кончается.

Всего лишь два вечера назад он не знал, где расположена ее спальня. Суда по всему, времени зря не терял.

– Не все хорошо! – резко парировала Софи. – И уж точно не кончится хорошо, если ты немедленно не исчезнешь.

Грант поднялся с кресла и подошел ближе.

– Но я пришел с самыми скромными намерениями, – заверил он ее. – Просто хочу поговорить с тобой наедине, без свидетелей и неожиданных посетителей.

Грант остановился всего в паре шагов от нее. Слабый, но ощутимый мужской запах неудержимо манил к себе Софи. Так хотелось ощутить сильные руки Гранта, спрятать лицо у него на груди, всем телом прильнуть к нему! Хотелось, чтобы он отнес ее на широкую пустую кровать.

Чтобы скрыть чувственные фантазии, Софи, как всегда, надела маску ледяного презрения.

– Напрасно стараешься. Поговорим завтра.

– Завтра ты наверняка снова проведешь день с Эллиотом, Хелен и Люсьеном. А я не хочу, чтобы нам мешали.

Он подошел к Софи, крепко взял ее за локоть и подвел к голубому с синими полосками шезлонгу, стоявшему возле белого мраморного камина.

– Как только услышишь, о чем разговор, сразу захочешь присесть.

Любопытство пересилило раздражение. Если речь пойдет об опекунстве, необходимо выслушать Гранта.

Софи устроилась на самом краешке шезлонга. Грант хотел было опуститься рядом, но Софи указала на кресло напротив, в котором он сидел, когда Софи вышла.

– Туда. Иначе немедленно позову дворецкого.

Ответом на суровую угрозу был насмешливый взгляд.

Помешать ей позвонить в колокольчик, который к тому же висел в гардеробной, не составляло ни малейшего труда. Едва заметно улыбнувшись, Грант согласился:

– Как прикажете, герцогиня.

В кресло, однако, он так и не сел, а подвинул низкую скамеечку и устроился рядом – так близко, что Софи пришлось немного посторониться, чтобы не касаться его ног. К сожалению, смотреть на Гранта в упор оказалось ничуть не легче, чем сидеть рядом. Мягкие отсветы огня на четко очерченном красивом лице и оттенявший смуглую кожу расстегнутый ворот белой рубашки создавали обстановку непозволительной близости… близости любовников. Черные волосы выглядели спутанными, словно дерзкий искуситель только что поднялся с постели, а непреодолимая мужественность манила ничуть не меньше, чем в ту далекую ночь, когда она, потеряв голову, поехала к нему домой. В ту роковую ночь, результатом которой стало появление на свет Люсьена.

Софи постаралась сосредоточиться на мыслях о сыне.

– Надеюсь, разговор означает, что ты готов подписать документ об отказе от опекунства, – заговорила она. – Но процедура требует присутствия свидетелей. Думаю, удастся организовать встречу в кабинете моего адвоката.

– Ошибаешься, дело вовсе не в опекунстве или отказе от него, – невозмутимо возразил Грант. – Поговорить необходимо об ином. Речь пойдет о Роберте.

Прямой взгляд не оставил сомнений. Секрет раскрыт.

Нет, не может быть. Круг посвященных ограничивался супругами и еще одним… нет, двумя людьми. Всего четверо, и все они хранили тайну.

– Говори быстрее, уже поздно. Не собираюсь терпеть твое присутствие дольше, чем это необходимо.

– Да, – задумчиво согласился Грант. – Действительно поздно. Ты почти весь день провела в магазинах, так что наверняка устала.

Он неожиданно протянул руку и, бережно взяв Софи за щиколотку, поставил ногу к себе на колено, ловко снял черный башмачок и, сжав ладонями маленькую ступню в шелковом чулке, принялся нежно растирать.

Массаж доставил ни с чем не сравнимое наслаждение – настолько острое, что Софи почти забыла о его неуместности и непристойности. Опомнившись, она попыталась вырваться из цепких рук.

– Прекрати немедленно!

– Но тебе всегда нравилось, когда я массировал ступни. Вспомни, как мы однажды всю ночь танцевали. – Он медленно провел пальцем по изгибу стопы. – А потом сидели в саду, и я вот так тебя ласкал: снимал усталость и успокаивал зуд.

– Сейчас мы не танцевали. К тому же ты давно уже не мой кавалер. – Она высвободила ногу и опустила на пол, но Грант преспокойно поднял другую и с прежней невозмутимостью снял второй башмачок.

– Сиди спокойно, – приказал он. – Будешь дергаться, достойного массажа не получится.

– Ничего достойного нет, Грант. Тем более что я не в состоянии вести серьезную беседу, пока моя нога остается в твоих руках.

– Я тоже, – с улыбкой согласился Грант. – Поэтому пока можно поговорить о чем-нибудь не слишком серьезном – например о твоих ножках.

– О моих ножках?

– Да. У тебя чудесные ножки. Маленькие и изящные, как и вся ты. Особенно мне нравится, как поджимаются пальчики, когда я глажу вот здесь. – Он нежно потер стопу возле пальцев, вызвав ту самую реакцию, о которой только что сказал.

Как же хорошо он ее знал! Слишком хорошо. С каждым, движением сильных ладоней Софи чувствовала, как смягчается, тает, уступает. И в то же самое время рождалось и набирало силу иное напряжение. Да, искуситель медленно, но верно направлял энергию и волю совсем в другое, глубоко чувственное русло. Хотел соблазнить… а она жаждала соблазнения.

Окончательно смущенная и растерянная, Софи высвободила вторую ногу и поджала пальцы на мягком ковре.

– Хватит, – решительно заявила она. – Не собираюсь с тобой играть. Больше не уступлю.

– Понимаю.

Он выглядел спокойным и вполне уверенным в себе.

– Нет, не понимаешь, – продолжала настаивать Софи. – И до сих пор злишься из-за того, что десять лет назад тебе предпочли Роберта. Но исцелять уязвленную гордость я не намерена. Если ты проник в мою спальню с этой целью, то зря теряешь время.

Темные глаза слегка прищурились, словно Грант обдумывал и рассчитывал подробности какой-то замысловатой операции. Поставив локти на колени, он слегка наклонился.

– Да, я действительно мечтаю о тебе, Софи. Не стану отрицать. Но пришел сюда вовсе не за этим.

– Будь добр, изложи истинную цель своего прихода.

– Тема не настолько проста, чтобы с легкостью начать разговор.

– Ради всего святого, Грант. Или говори искренне, или уходи.

– Что ж, постараюсь быть не столько искренним, сколько прямым. – Проницательный взгляд не позволял ни на мгновение отвести глаза. – Дело в том, что до меня донесся неприятный и тревожный слух относительно Роберта. Будто бы в постели он собственной жене предпочитал мужчин.

Софи окаменела и оледенела. Искрящееся чувственное желание погибло под гнетом неожиданной и безжалостной истины. Она сидела молча, неподвижно, опасаясь, что рассыплется от малейшего движения. Итак, Грант все-таки узнал правду. Но как? Господи, как ему это удалось?

Очень просто: кто-то сказал. Кто-то раскрыл тайну, которую Роберт всеми силами прятал от мира. Но кто?

А может быть, хитрец всего лишь отважился на дерзкое, отчаянное предположение? Роберт был уверен, что никто ни о чем не догадывался. Но, возможно, наблюдательный друг когда-нибудь заметил неясный, смутный намек и вот теперь хочет убедиться или, напротив, получить опровержение.

Сохраняя внешнее спокойствие, Софи холодно рассмеялась.

– Не говори нелепостей. С каких это пор ты начал верить сплетням?

– Мне необходимо услышать правду. Если боишься осуждения, то, пожалуйста, поверь…

– Здесь нечего осуждать или не осуждать. Твой осведомитель ошибается. Ничего подобного не было. – Она поднялась. – Все, вопрос исчерпан. Уходи.

– Невозможно винить тебя за стремление скрыть правду, – мягко успокоил он Софи. – Больше того, желание защитить доброе имя супруга достойно восхищения. Должно быть, это очень нелегко.

Несмотря на теплое прикосновение, Софи била дрожь. Если бы Грант знал…

Он понятия не имел, сколько раз она безутешно рыдала в своей спальне, не сомневаясь, что вина лежит на ней и только на ней: окажись она искуснее, красивее, нежнее, возможно, удалось бы разбудить в муже желание. Роберт ложился с ней лишь во время беременности, но дальше теплых объятий не заходил, объясняя спокойствие опасениями навредить ребенку. Тогда нежность и понимание вызывали благодарность – ведь сердцу требовалось время, чтобы залечить раны. Но когда супруг не вернулся в спальню через несколько месяцев после рождения сына, она сама пришла к нему. Пришла, мечтая о мужских объятиях, нуждаясь в любви и страсти. Но увы, ее надежды не оправдались.

– Ты заблуждаешься. Роберт был прекрасным мужем и замечательным отцом. Я не позволю осквернять его память.

– А я и не собираюсь. И никогда не выдам его тайну. Не забывай, герцог был моим другом.

– Был ли? В таком случае почему ты ни разу ему не написал? Еще до того как ты уехал из Англии, Роберт просил у тебя прощения. Умолял понять, уговаривал сохранить дружбу. Но ты набросился на него с кулаками. А потом исчез. И за все десять лет не написал ему ни строчки.

Грант помрачнел.

– Я не мог ему писать, – признался он. – Не мог, пока ты оставалась его женой. Ты, единственная женщина, которую я страстно желал и продолжаю желать.

– Если я расскажу о Роберте правду, обещаешь уйти?

– Обещаю.

– Нарушаю данную мужу клятву, а потому должна быть уверена, что сказанное не покинет этих стен. Обещаешь?

– Обещаю.

Софи внимательно посмотрела Гранту в глаза и кивнула.

– Дошедший до тебя слух – правда. Роберт действительно имел особые потребности, которые мог удовлетворить только мужчина. Поначалу я этого не понимала. В первый год брака Роберт не давал повода подозревать, что ведет тайную жизнь. Казалось, супружество воодушевляет и вдохновляет его.

Камень на душе Гранта ощутимо потяжелел. Он готовился к суровой правде, подтверждавшей порок друга, а вовсе не к рассказам о страстных объятиях. Черт подери, оказывается, можно ревновать даже к мертвому. Прислонившись плечом к изогнутой спинке шезлонга, он взял себя в руки.

– Итак, Малфорд воспользовался супружескими правами. Больше того, подарил тебе ребенка.

Софи скрестила пальцы и устремила на них пристальный взгляд, словно пыталась что-то рассмотреть. Ни словом, ни даже легким кивком не подтвердив комментария, она продолжала говорить, словно беседовала сама с собой.

– Поначалу он часто приходил ко мне. С восторгом встретил известие о беременности. Казался любящим, нежным, очень заботливым и добрым.

– Ну а потом? – спросил Грант. – Как же ты узнала о его наклонностях?

– После рождения Люсьена Роберт перестал ко мне приходить. Однажды я не выдержала и пошла сама. Но… так и не смогла разбудить в нем страсть. С извинениями он отослал меня прочь.

– Значит, от тебя ему требовался лишь наследник.

Софи сделала вид, будто не слышала его реплики, даже не подняла глаз.

– Иногда муж уезжал по вечерам. Говорил, что в клуб, но я подозревала, что к любовнице. Он отрицал, но как-то уклончиво, не слишком убедительно. Я наняла экипаж и последовала за ним к дому неподалеку от Ковент-Гарден. Некоторое время стояла на улице, но потом не выдержала и подошла к двери. Повернула ручку, дверь легко поддалась. Я вошла и увидела его, вернее, их, слившихся в объятии…

Софи вздрогнула и, закрыв лицо руками, зарыдала.

Грант сидел словно громом пораженный.

Не сдержав проклятий, он вскочил, прижал к груди хрупкую, беспомощную, оскорбленную красавицу, инстинктивно пытаясь защитить и успокоить ее. Софи прильнула к нему, вцепилась в лацканы сюртука и дала волю слезам.

Грант полез в карман, в глубине души надеясь, что Рен не забыл положить чистый платок. К счастью, аккуратно свернутый белоснежный кусочек батиста оказался на месте. Сначала Грант вытер ей мокрые щеки, а потом сунул платок в дрожащую руку. Софи высморкалась и, стараясь успокоиться, несколько раз судорожно вздохнула.

Перед столь бурными слезами Грант чувствовал себя безоружным. Да, он действительно хотел увидеть искреннюю, теплую, уязвимую и беззащитную Софи, но только не в болезненном, близком к агонии состоянии.

Невнятно бормоча слова утешения, Грант погладил густые шелковистые мягкие каштановые волосы. Крупные локоны были собраны в простую красивую прическу. Когда-то, давным-давно, он любил вытаскивать из ее волос шпильки, а потом каждую обменивать на поцелуй.

Воспоминание отозвалось болью. Черт подери, почему он проявил столь непростительную слабость? Почему не убедил, не заставил Софи выйти за него замуж? Ну и пусть за душой у него не было ни пенни! Отвез бы ее в Гретна-Грин, обвенчался без лишних формальностей, и дело с концом! Разве несчастная испытала бы подобные муки, если бы не связала судьбу с Робертом?

Разве решилась бы на убийство?

К черту! Вот наконец и прояснился истинный мотив преступления. Но вместе с ним явилось совершенно неожиданное и оттого нестерпимо острое сочувствие. Настолько острое, что даже мелькнуло сожаление: лучше бы он сам убил Роберта.

– Прости, – прошептала Софи едва слышно. – Никогда никому не рассказывала. А рассказала даже больше, чем ты хотел узнать.

Грант еще крепче прижал ее к себе. Надо было бы тайно злорадствовать, торжествовать: тщеславие, желание получить титул и состояние привели Софи к краху. Так почему же в душе теснились совсем иные чувства – сострадание и желание вернуть украденное счастье? Грант приподнял пальцем дрожащий подбородок Софи и посмотрел в ее заплаканные глаза.

– Это ты меня прости. Прости за то, что целых десять лет в одиночестве несла тяжкую ношу. За то, что Роберт так плохо с тобой обращался.

– Он не обращался со мной плохо. Напротив, изо всех сил старался оградить от неприглядной правды. Очень страдал из-за того, что мне пришлось пережить потрясение. Беспокоился обо мне, а вовсе не о себе самом. И делал все, что в его силах, чтобы восполнить потерю.

– Черт возьми, Софи! Не смей его защищать!

Она снова сжала лацканы его сюртука.

– Понимаю твои чувства, Грант. Долгое время меня тоже терзали отвращение и ярость. Чувствовала себя преданной самым жестоким, страшным образом! Но если бы ты видел, как мучился Роберт, то понял бы его и даже пожалел. Он всеми силами стремился к нормальной жизни, мечтал о счастливой семье.

– Женился лишь для того, чтобы сохранить репутацию, – холодно заметил Грант. – Спрятался за твоей юбкой.

Софи решительно покачала головой:

– Нет. Искренне верил, что сможет побороть свою слабость, и в браке со мной видел надежду на лучшее. Жаждал измениться, преодолеть все, что считал постыдным пороком и несмываемым пятном на чести семьи. Неужели можно винить такого человека? Я не могла и не могу.

– Но он не хранил верность супруге.

– Это правда. Но ведь изменял совсем не так, как изменяет муж с любовницей. Роберта терзали непреодолимые порывы, которые мне никогда не удалось бы удовлетворить. Со временем я поняла, что эти потребности – часть его натуры. А изменить натуру не удавалось, как бы он ни старался, как бы ни обманывал себя, и как бы ни старалась я… – Софи отвернулась и прикусила губу.

Разве могло это чуткое создание отважиться на убийство? Многим ли дано столь тонко и глубоко понять близкого человека? Но, может быть, она совершила убийство в припадке отчаяния?

Сейчас не время об этом думать. Равно как не время прощать Роберта. И все же гнев и возмущение постепенно испарялись. Возможно, Софи права и Роберт достоин только жалости, а вовсе не презрения и ненависти. Роберт просто не мог измениться. Мог только страдать.

Грант и Софи стояли, тесно прижавшись друг к другу, и вскоре возбуждение достигло своего апогея.

– О, Грант…

Грант отстранился от нее.

– Я обещал уйти, а обещания надо выполнять.

Софи кивнула:

– Совершенно с тобой согласна.

– Что ж, увидимся завтра.

– Не собираюсь никуда выезжать. Большую часть дня проведу в библиотеке. – Софи посмотрела на скомканный носовой платок, который сжимала в руке. – Велю горничной постирать и верну.

– Оставь у себя.

Он повернулся, намереваясь уйти тем же путем, которым пришел – через балкон.

– Грант… Хочу тебе кое-что сказать.

– Я весь внимание.

– Завтра можем начать наш роман.