Филадельфия, весна 1837 года
Маргарет Чейз сидела в уютном кресле с подголовником и, попивая чай, умиротворенно смотрела на дочь. Энн стояла на пороге дома, окруженного цветущим садом. В своем белом атласном платье с причудливым золотым орнаментом она была неотразима. Несколько завитков цвета спелой ржи, выбившихся из гладкой прически, придавали ее облику какое-то особенное очарование. Трудно было поверить, что такой красивой женщине, как Энн Чейз Паркер, столько пришлось испытать в жизни.
Повернувшись к матери, она сказала взволнованно:
— Наверное, это большой грех. Никогда не думала, что смогу полюбить кого-нибудь кроме Роберта. Но господин Фонтейн такой…
Энн на минуту задумалась, подыскивая слово, способное передать достоинства человека, в которого влюбилась без памяти.
— Чудный! — подсказала Маргарет.
— Да, чудный. — Энн села напротив матери. — Он как будто сошел с небес, такой добрый и ласковый.
— Когда ты успела так хорошо узнать этого молодого человека?
— Я познакомилась с ним у Банкрофтов три недели назад. С тех пор он и его друг Элан Шено приобрели известность в свете. Так что мы довольно часто встречаемся.
— Значит, Роуз Эндерсон устраивает этот интимный ужин ради господина Фонтейна?
— Да. Много лет назад Роуз была знакома с его матерью, когда жила в Новом Орлеане. Тебе известно, как она привередлива. И тем не менее оценила его по достоинству. Мне неудобно идти на этот ужин, потому что он будет там, и в то же время так хочется его увидеть. — Энн слегка покраснела.
— Не зря последнее время я замечала в тебе перемены. Теперь я знаю причину. — Маргарет лукаво посмотрела на дочь.
— Ты смеешься надо мной, мама? Поверь, это очень серьезно. Не представляю, что будет, когда Паркеры узнают об этом.
— Нет, моя дорогая, я не смеюсь над тобой. Напротив, я очень рада, что ты снова улыбаешься. Мне было тяжело видеть постоянную тревогу в твоих глазах.
— Ты действительно одобряешь мой выбор? И считаешь, что я поступаю правильно… что я не ошиблась в своих чувствах?
— Конечно, нет. В конце концов, прошло уже более двух лет после смерти Роберта. Ты молода, и, думаю, тебе пора отвыкать от одиночества и начинать новую жизнь. К тому же Элизабет нужен отец. — Немного подумав, Маргарет продолжала: — А еще, Энн, должна сказать для твоего спокойствия, что я поговорила по душам с Роуз о Роджере Фонтейне. Он весьма достойный молодой человек, джентльмен до мозга костей и, как выяснилось, необычайно богат. Если хочешь выйти за него замуж, я целиком на твоей стороне.
— Спасибо, мамочка! — воскликнула Энн. — Я так боялась, что это будет выглядеть слишком непристойно. — Она обняла мать.
— Чепуха! Ты уже давно сняла траур. Что касается Паркеров, то я все улажу, если вдруг возникнут какие-то проблемы. А теперь иди! Наверняка Роджер ждет не дождется тебя.
— Так неожиданно влюбиться, Роджер… В это трудно поверить! — засмеялся Элан Шено. Его креольский акцент становился все явственнее с каждой выпитой рюмкой.
— Я знаком с ней уже три недели, Элан, и чувствую, что эта женщина создана для меня!
— Как ты смог это определить? Сколько их у тебя было, а, Роджер? — Элан ухмыльнулся, припомнив их веселые похождения. — Ты говоришь, она вдова и у нее маленький ребенок? Так это же готовая семья!
— Ты еще не знаешь ее. Она самая прекрасная женщина из всех, кого я когда-либо встречал. — Роджер замолчал, представляя, как обнимает Энн Чейз Паркер во время танца.
— Роджер, дружище, хватит мечтать! — Элан кивнул в сторону троих собеседников — Энн, Роуз Эндерсон и ее мужа Чарлза.
Роджер застыл с рюмкой в руках. Казалось, время остановилось. В мире не было никого, кроме миниатюрной блондинки, которая стояла в дверях и, не замечая его, вела оживленный разговор.
— Роджер, — тихо окликнул его Элан, — никогда прежде ты не был так заворожен женщиной.
— Для меня она не просто женщина. Я собираюсь жениться на ней. И сделаю это до возвращения домой.
— Надеюсь, милый друг, я не успею состариться, пока мы вернемся в Новый Орлеан.
Они были совсем разные, эти два молодых человека из Луизианы: Роджер — стройный, высокий, с темными пышными волосами, Элан — маленького роста и склонный к полноте. Сближало их лишь то, что оба владели обширными землями в долине Миссисипи и были преуспевающими бизнесменами.
А что могло роднить Энн и Роуз при столь внушительной разнице в возрасте? Ну конечно, не вызывающая никаких сомнений доверительность, какая бывает только между близкими подругами.
Итак, Чарлз, извинившись перед дамами, отправился развлекать гостей, а Роуз повела Энн в гостиную.
— Он не сводит с тебя глаз, с тех пор как появился здесь, — тихо сказала она.
— Роуз, как я благодарна тебе за этот ужин! И вообще, огромное удовольствие — бывать у тебя. — Энн улыбнулась.
— Будем надеяться, что сегодняшний вечер не станет исключением. Мы с Чарлзом пригласили только самых близких друзей. Ты должна хороши их знать. Мартин и Хелен Тейлор, Реймонд и Алти Саммерфилд. Алти привела с собой дочку, Фрэнсис, чтобы Элану не было скучно. Думаю, все останутся довольны, — резюмировала Роуз, — ведь здесь нет Фелисити Паркер.
Энн обрадовалась:
— Вот это здорово!
— Пойдем к твоему молодому человеку.
Женщины направились к Роджеру и Элану.
— А вот и она, Роджер, как я и обещала тебе, — сказала Роуз смеясь.
— Спасибо, Роуз, — ответил он ласково и поцеловал руку Энн.
От прикосновения его теплых губ к холодной руке она вздрогнула, и краска смущения залила ее щеки.
— Добрый вечер, миссис Паркер, — приветствовал ее Элан.
— Рада снова видеть вас, господин Шено, — промолвила Энн, не отрывая глаз от Роджера.
— Пойдемте, Элан, я познакомлю вас с прелестной молодой особой, — предложила Роуз.
Элан взял ее под руку, и они пошли в кабинет к остальным гостям.
— Я очень рад тебя видеть, Энн.
— Я тоже, Роджер. — Энн говорила нежно, поражаясь собственной смелости.
Роджер смотрел на нее как на чудо.
— Я счастлив, что ты есть. Ты — единственная женщина, которая говорит искренне, без лукавства. Я таких не встречал.
Энн оценила его проницательность и поняла, что впервые за много лет нашла родственную душу.
Незаметно вечер подошел к концу. Гости восхищались чудесной парой — двухметровым темноволосым креолом и миниатюрной блондинкой.
Посуда была убрана, и женщины уединились в гостиной, а мужчины отправились в кабинет выпить бренди и выкурить сигару. Беседа, разумеется, касалась бизнеса. Обычно проявлявший интерес к финансовой стороне жизни, сейчас Роджер никак не мог заставить себя, сосредоточиться. Он все время думал о маленькой светловолосой вдове, завладевшей его сердцем. Из кабинета ему было видно, что Энн сидит в кресле для двоих. Роджер улыбнулся. Кресло для двоих — наверное, это судьба. Он твердо решил, что, как только выдастся удобный момент и он сможет остаться с ней наедине, незамедлительно сделает ей предложение.
— Роджер!
Он был так погружен в свои мысли, что этот оклик застал его врасплох.
— Прошу прощения, Чарлз, я задумался, — ответил он смущенно.
— Кто бы в этом усомнился! — съязвил Элан.
Деловые разговоры сошли на нет, и стало ясно, что пора расходиться. Элан учтиво предложил сопровождать Фрэнсис и ее родителей до дома.
— Побудьте еще немного, — уговаривал Чарлз Энн и Роджера.
— Спасибо, но я хочу побыть наедине с Энн. За последние три недели у нас не было такой возможности.
— Понимаю. Нам было еще сложнее, когда я ухаживал за Роуз. Времена изменились, но не столь разительно. А может быть, это и хорошо для молодых леди, а?
— С этой точки зрения вы, конечно, правы, Чарлз, — согласился Роджер.
Он пригласил Энн прогуляться по саду. Сейчас, в начале мая, он был весь в цвету. Это так романтично! Роуз вздохнула, вспомнив молодость, когда Чарлз ухаживал за ней в Новом Орлеане.
— Ну что, дорогая, взгрустнулось? — Чарлз обнял ее.
— Да нет же, Чарлз! — тряхнула головой Роуз. — Просто вспомнила нашу первую прогулку при луне.
— Ты угадала мои мысли, дорогая.
— Ах, сколько было романтики тогда!
— Тогда? Наши отношения и сейчас полны романтики, милая! — Чарлз нежно поцеловал ее.
— Пусть Энн повезет так же, как мне. — Роуз улыбнулась и положила голову ему на плечо.
Вечер был прохладный. Энн шла рядом с Роджером. Ее большие глаза блестели при ярком свете луны.
— Ты все время молчишь. Почему? За ужином ты говорила без умолку. — Роджер пытался вытянуть из нее хотя бы слово.
Она взглянула на него с укоризной, но, увидев улыбку на его лице, смягчилась.
— Иногда хочется просто помолчать, в такие минуты не нужно никаких слов.
Губы ее были влажными, рот слегка приоткрыт.
Энн жаждала поцелуя, и Роджер это понял, но ему было необходимо сначала выразить свои чувства словами.
— Нам надо поговорить, Энн. — Оглядевшись, он заметил маленькую скамейку под деревом. — Пойдем.
Он взял ее за руку, подвел к скамейке и усадил рядом с собой.
— Что-нибудь важное, Роджер? — спросила она, и сердце ее бешено заколотилось.
— Я хочу, чтобы ты поняла: это не игра. — Он помолт чал. — Теперь, когда ты рядом, я потерял дар речи. Я мысленно готовился к этому разговору с тех пор, как впервые встретил тебя, а сейчас не могу вымолвить ни слова. Ты мне нужна. Я люблю тебя. И прошу стать моей женой.
Роджер произнес этот монолог очень быстро, на одном дыхании.
— Прости. — Он взял ее руку и засмеялся. — Никогда прежде я не испытывал ничего подобного, и мне никогда не приходилось говорить подобных слов. Думаю, ты правильно поймешь мою неловкость. Возможно, если б речь моя была гладкой, ты бы усомнилась в ее искренности.
От волнения глаза ее наполнились слезами, и она слегка коснулась их платочком.
— Ты плачешь? Я огорчил тебя или обидел?
Роджер был потрясен. Он не ожидал, что его клятва в вечной любви будет встречена слезами.
— Я плачу от счастья.
— Значит, ты выйдешь за меня замуж?
— Да. Утром мы поговорим с мамой, и она поможет нам все устроить. Я почту за честь стать вашей женой, Роджер Фонтейн.
Он улыбнулся и вздохнул с облегчением.
— Ты никогда не пожалеешь об этом, Энн. Обещаю, ты будешь счастлива. — Он обнял ее.
Первый поцелуй заставил их забыть обо всем на свете.
Спустя десять дней в доме Чейзов на свадебное торжество собрались немногочисленные гости. Паркеры, родственники Энн по первому мужу, были против ее замужества, считая его неподобающе скоропалительным, и это несколько омрачило ее счастье. Походя они обрушили свой гнев на ее избранника, католика из Миссисипи, и всячески старались помешать этому событию. Энн давала клятвенные заверения, что маленькая Элизабет будет регулярно навещать их, но даже это не возымело действия. Зато Эндерсоны и миссис Чейз оказались на высоте, мужественно отражая нападки Паркеров.
В июне 1837 года чета Фонтейнов вместе с любимой четырехлетней дочерью Энн, Элизабет, поселилась в доме Роджера в Луизиане.
Плантации Фонтейнов раскинулись на берегах Миссисипи в Лемане, к северу от Нового Орлеана. Строительство большого дома, о котором мечтал Роджер, близилось к концу. Энн оставалось только обустроить его по своему вкусу. Здесь должна царить любовь и звучать детские голоса. Во флигелях Роджер предусмотрел специальные комнаты для мальчиков. Скоро в них поселятся сыновья!
Энн расцвела в мягком южном климате. Счастье переполняло ее. Этому благоприятствовала и новая семейная жизнь, которую можно было без преувеличения назвать идиллией. Энн постоянно чувствовала дружелюбие соседей и заботливое отношение Роджера и дочери. Вскоре Элизабет стала называть его папой и не упускала случая забраться к нему на колени. По ночам Энн почти не спала: его непрестанное желание не давало ей заснуть и приводило в состояние блаженства. Никогда прежде никто так не любил и не лелеял ее. Накануне их первого Рождества она радостно сообщила мужу, что летом у них будет ребенок.
Роджер был на седьмом небе от счастья. Сын! Он скоро станет отцом! Нельзя сказать, что он не любил Элизабет. Ведь она как две капли воды была похожа на свою мать. Хрупкая светловолосая девочка с годами станет еще красивее. Но иметь собственного ребенка! В этом, наверное, и есть смысл жизни. Роджер торопился с завершением строительства, чтобы дать возможность Энн подготовиться к родам.
Наконец в феврале трехэтажный дом из кипариса и белого кирпича был готов. Казалось, он возведен на века. Восемь массивных колонн украшали фасад, а застекленные двери комнат выходили на верхние и нижние галереи. Холлы были полны света и воздуха, высота потолков в них достигала шести метров. Каждая комната обогревалась мраморным камином и освещалась хрустальными люстрами. Мебель Роджер заказывал в Европе — в ней сочетались красота и уют.
С большим воодушевлением Роджер занимался и садом. Магнолии и кизиловые деревья были высажены прямо перед домом, чтобы следующей весной наслаждаться ароматом их цветов. Последние месяцы беременности Энн трудилась над окончательной отделкой комнат. Теперь ей было смешно вспоминать, как Паркеры возражали против того, чтобы их единственная внучка росла на ферме среди болот. Построенный дом выглядел намного красивее поместья Паркеров в Филадельфии.
Роджер, трепетно относившийся к Энн, не предавался с ней любви в течение последних трех месяцев. И вовсе не потому, что пресытился ею, — просто он думал о наследнике, который скоро появится на свет.
Рени Фонтейн родилась в конце июня. Конечно, они ждали сына, но эта малышка с волосами, как у отца, и глазами, как у матери, обещала быть красавицей, покорительницей мужских сердец.
Роды были несложными, и уже через несколько недель Энн снова хлопотала по хозяйству. Радость переполняла ее, когда она видела, как маленькая Элизабет играет с новорожденной сестренкой.
Однажды в конце августа Энн пожаловалась на головную боль и прилегла, не подозревая ничего серьезного. Но к приходу Роджера она уже вся горела, а вскоре и совсем впала в беспамятство. Это была страшная желтая лихорадка.
Роджер переселил детей в комнату для мальчиков, чтобы они не заразились, а сам день и ночь дежурил у постели Энн. Так и не придя в сознание, через четыре дня Энн тихо умерла, оставив мужа в безутешном горе.
После похорон Роджер находился в прострации; он слонялся по дому, не замечая никого и ничего. Шено делал для него все что мог, но это не принесло ему облегчения. День ото дня он все острее чувствовал свое одиночество, совсем перестал заниматься делами, а детей отправил к матери. Это был конец. Ради чего жить? Он потерял свою любовь. Он продаст эти земли и переедет, возможно, во Францию, где можно ничего не делать и бездумно прожигать остаток жизни. Однажды, по прошествии нескольких месяцев после смерти Энн, когда Роджер, казалось, совсем потерял человеческий облик, приехал Шено. Дом пребывал в запустении, в комнатах было темно и безлюдно. Еще только забрезжил рассвет, а хозяин уже лежал в кровати пьяный.
— Возьми себя в руки, Роджер.
— Зачем? Моя жизнь кончена, — сказал он безразлично.
— Дурак, ты хоть понимаешь, что происходит? — Шено был явно взволнован.
— О чем ты? Выпей, и сразу успокоишься. — Роджер подтолкнул к другу полупустую бутылку.
— Роджер! Паркеры уже в Бейтон-Руж. Они хотят забрать Элизабет. Ты должен до вечера привести себя в порядок. Не можешь же ты показаться им в таком виде?
Роджер, спотыкаясь, подошел к окну. Глаза его были полны слез.
— Какое это имеет значение? Когда я смотрю на Элизабет…
— Ты хоть раз подумал о детях? Какое горе постигло их? — взорвался Элан. — Bee это время, пока ты здесь хандришь, ты ни разу не вспомнил о бедняжке Элизабет. Что пришлось пережить ей! Более того, ты забыл о собственном ребенке. Подумай о детях, о себе, о своей жизни. Ты не можешь все время сидеть взаперти в комнате Энн и ждать ее. Она не вернется!
— Нет! — закричал Роджер и запустил бутылкой в Элана. — Пошел вон! Я не хочу слушать тебя!
Шено успел увернуться, бутылка с силой ударилась о стену и разбилась. Содержимое выплеснулось на обои, которые Энн выбирала с такой любовью.
— Роджер, она умерла! Ее уже не вернуть! Дорогой мой… подумай о дочери. Ты нужен ей. Ты нужен Леману. Ради этого ты должен жить!
Роджер стоял посреди спальни, слегка покачиваясь, и безучастно смотрел на друга, который уже открыл дверь и позвал прислугу.
Роджер принял ванну, детей привезли домой. За дело взялся Шено, и к приезду Паркеров Роджер был в полном порядке.
Паркеры привезли с собой адвокатов и забрали Элизабет, проклиная Роджера за то, что он привез Энн и Элизабет в Луизиану. Как он мог поступить так с их внучкой! Оставить ее без матери! Теперь это не имеет никакого значения. Они увезут ее обратно в Филадельфию и будут воспитывать, как надлежит настоящим родителям. Для этого у них достаточно материальных средств. Ему не стоит беспокоиться о ней. Они и слышать больше о нем не хотят. Разговор был короткий, и Шено понял, что обращаться за помощью к адвокатам бесполезно. Пятилетняя Элизабет не понимала, что происходит, и, когда ее несли в карету, сопротивлялась и визжала, умоляя отца не отдавать ее. Роджер понял, что потерял Элизабет навсегда, но у него осталась Рени. Она никогда не покинет его, и отныне он будет жить только ради своей дочери.
Впервые за несколько месяцев Роджер посмотрел на Шено осмысленно.
— Спасибо, что предупредил о их приезде, Шено. Я бы не вынес позора, застань они меня в таком виде, в каком ты увидел меня сегодня утром.
— Ерунда. Тебе лучше?
— Все будет хорошо. Все будет по-другому. Я понял это. У меня есть ребенок. Энн подарила мне его, и я воспитаю дочь такой же необыкновенной, какой была ее мать.
Шено обнял Роджера за плечи, и они пошли к ребенку, которого не видели со дня похорон.