Осенью 1856 года огромный белый пароход «Элизабет Энн» — гордость Уэстлейкского пароходства, вспенивая воды Миссисипи, направлялся из Нового Орлеана в Сент-Луис.

На палубе этого судна сидела Рени Фонтейн. Она склонилась над вышивкой, пальцы ее быстро выводили стежок за стежком. Но мысли были далеки от этого занятия. Они возвращали в прошлогоднюю весну, когда деревья стояли в цвету и на полях появилась молодая зелень. Рени сидела с отцом на берегу реки, которая несла свои воды в Гольф. Рени проводила здесь многие часы, читая или просто размышляя. Но этот день она запомнит навсегда. Отец сказал, что в июне в Лемане состоится ее первый бал. Долгожданный бал! От избытка чувств Рени обняла отца.

Внезапно плавный ход воспоминаний прервала миссис Биглоу.

— С тобой все в порядке, Рени?

— Что? — Рени вопросительно посмотрела на седовласую женщину, сидящую напротив.

— Дорогая, ты такая бледная. Ты хорошо себя чувствуешь?

— Да, — произнесла Рени отстранение, пытаясь возвратиться в сегодняшний день. — Если вы не возражаете, я вернусь в каюту и приведу себя в порядок к ужину.

— Разумеется. Я попрошу майора зайти за тобой позднее.

По просьбе близкого друга отца, Элана Шено, майор Честер Биглоу и его жена миссис Биглоу сопровождали Рени, которая направлялась в Сент-Ауис к тетушке.

Им было по пути. Майор получил назначение в казармы Джефферсона, к югу от города. У четы Биглоу не было детей, и Фрида поначалу не решалась взять на себя такую ответственность. Но, познакомившись с молоденькой девушкой, стала с нетерпением ждать этой поездки. Рени поразила миссис Биглоу зрелостью ума, свойством, которое было бы трудно предположить в столь юной особе. И Фрида, вдруг обнаружив в себе доселе скрытый материнский инстинкт, с той минуты, как они покинули Новый Орлеан три дня назад, окружила Рени вниманием и заботой.

— Бедняжка, — пожаловалась Фрида миссис Коулмэн, сидевшей рядом с ней. — Как она смогла выдержать все несчастья, свалившиеся на нее за последние несколько месяцев? От лихорадки умер Отец, и у нее никого не осталось, кроме тети в Сент-Луисе.

Миссис Коулмэн сочувственно закивала в ответ.

Рени вошла в свою каюту, бросилась на кровать и зарыдала. Она пыталась заглушить в себе боль потери, не думать о случившемся, и до поры до времени ей это удавалось, но только сейчас она осознала то, что произошло с ней. Отца больше нет! И смерть была такой внезапной! Он прекрасно себя чувствовал, пока однажды, в конце августа не подхватил лихорадку. И ничего нельзя было сделать. Ничего! Слезы душили ее. Она вспомнила, как отец в бреду звал свою любимую Энн. Рени все время находилась у его кровати, но он не говорил с ней. Только с Энн или только об Энн. Вспомнив о матери, она снова зарыдала. Энн Чейз Фонтейн умерла так давно, что дочь совсем ее не помнила. И хотя Роджер был заботливым отцом, Рени всегда ее не хватало. Наконец она успокоилась, медленно поднялась, села на кровати и потерла глаза тыльной стороной ладони, совсем как маленькая. Лицо горело, заколки расстегнулись, и темные густые волосы упали на спину. Она убрала завиток с мокрой от слез щеки и грустно посмотрела вокруг. В те ужасные дни после похорон Рени пребывала в оцепенении, не могла ни о чем думать. Теперь ей одной приходилось управляться с хозяйством. Она стойко держалась в течение двух месяцев. Отец наверняка похвалил бы ее за это. Но ее терпение иссякло. С завтрашнего дня она начнет новую жизнь. в Сент-Луисе, жизнь без отца, без любимого дома в Луизиане. Отныне Рени Фонтейн будет делить кров с тетей Элиз, которую не видела десять лет.

Рени поднялась с кровати и подошла к маленькому туалетному столику. Устало опустилась на стул, посмотрела в зеркало. Растрепанные волосы придавали лицу дикое выражение, прекрасные голубые глаза покраснели и опухли. Она встала и умылась холодной водой. Теперь Рени увидела перед собой бледную, испуганную девушку. Вынув оставшиеся в голове шпильки, она стала энергично расчесывать волосы, злясь на себя за малодушие. Папа учил ее не пасовать перед трудностями, всегда держать себя в руках.

— Женщины никогда никому не открывают свою душу, — постоянно повторял он.

— Но разве это справедливо? Разве не важно, о чем я думаю? — возражала она.

— Да, ты права, моя маленькая, но мужчины не любят этого. Ты должна говорить им то, что они хотят услышать.

— Это нечестно! Почему люди не могут говорить правду друг другу?

— Потому что в этой жизни нельзя иначе. Ты сама увидишь.

Рени смиренно улыбнулась. Не она ли всегда отличалась умением никому не показывать своих страданий? Если б не сегодняшний день, отец мог бы гордиться ею. Когда майор позвал Рени на ужин, она выглядела степенной молодой женщиной в трауре.

Ужин как всегда был на высоте. Уэстлейкские пароходы славились прекрасной едой и умелыми матросами.

За столом говорили преимущественно о Сент-Луисе. Отмечали, что он очень хорош в зимнее время и что его называют городом с французской душой и южным сердцем. Сент-Луис так быстро разрастается, что вскоре наверняка превратится в самый большой внутренний порт, если уже не стал им. Рени услышала, как поблизости захихикали девушки, вспоминая о солдатах, которые служили сейчас в Сент-Луисе.

— Мы ведь будем с вами встречаться, Рени? — Фрида явно была опечалена предстоящей разлукой.

— Конечно, миссис Биглоу, — приветливо улыбнулась Рени. — С вами я чувствовала себя спокойно и уверенно все эти дни.

Честер Биглоу потрепал Рени по руке.

— Мы всегда будем рады видеть вас у себя.

Он искренне полюбил эту мужественную девушку.

— Спасибо, майор Биглоу. Вы оба так добры ко мне. — Рени едва сдерживала подступившие к глазам слезы. — Надеюсь, когда я привыкну к дому тетушки, мы сможем часто видеться.

— Что значит привыкнете? — сказала Фрида. — Вы обязательно будете счастливы там.

— Да, конечно, я неправильно выразилась.

Рени в глубине души понимала, что по-настоящему счастливой и защищенной от невзгод она была только с отцом в Лемане, а теперь отца нет…

— Добрый вечер, майор.

Рени услышала за спиной мужской голос и вскочила от неожиданности.

— Капитан Уэстлейк! Как хорошо, что вы нашли время посидеть с нами в последний вечер. — Майор встал и протянул руку высокому широкоплечему шатену. — Полагаю, вы еще не знакомы с миссис Биглоу и нашей спутницей, мисс Рени Фонтейн. Дамы, это наш капитан, Джим Уэстлейк.

Молодой человек поклонился Фриде и повернулся к Рени. Их взгляды встретились, и от изумления он потерял дар речи. Майор испугался, заметив выражение его лица.

— Капитан!

— Примите мои извинения, мисс Фонтейн, майор Биглоу, — наконец произнес он, не отрывая глаз от Рени. — Мисс Фонтейн удивительно похожа на одного человека, которого я когда-то знал. Надеюсь, я не смутил вас этим признанием?

Рени густо покраснела.

— Нет, капитан, я принимаю это за комплимент.

— Несомненно, мисс Фонтейн.

Все облегченно вздохнули и рассмеялись. Капитан остался. Во все время малозначащей беседы Рени чувствовала на себе взгляд его черных глаз, следивших за каждым ее движением.

— Вы впервые в Сент-Луисе, мисс Фонтейн?

— Да, капитан. Я вообще севернее нигде не была.

Джим Уэстлейк усмехнулся.

— Сразу видно, что вы никогда не бывали в Сент-Луисе. Северяне у нас вообще не в почете.

— Простите, я совершенно ничего не знаю об этом, — сказала она виновато.

— Рени едет на север к своей тетушке. Может быть, вы слышали — Элиз Фонтейн?

— Элиз? Конечно. Она близкая подруга моей матери. Они вместе ходили в школу много лет назад, да и теперь не забывают друг друга.

Он вновь посмотрел на стройную темноволосую красавицу, сидевшую рядом с миссис Биглоу.

— Надолго к нам?

— Навсегда, сэр. У меня недавно умер отец и больше никого нет. Тетушка Элиз пригласила меня к себе.

— Надеюсь, вы будете счастливы. Элиз Фонтейн — удивительная женщина. — Джим встал, немного нервничая. -Теперь прошу извинить меня, я должен вернуться к своим обязанностям. Майор, дамы! — Он церемонно поклонился и направился к выходу.

Уверенно шагая по главному салону, Джим кивком головы приветствовал других пассажиров. Он все еще находился под впечатлением от встречи с мисс Фонтейн. Он тяжело вздохнул и всем телом облокотился на вертикальную подпорку. Потрясающее сходство! Странно, что никто из них этого не заметил, хотя в главном салоне висел большой портрет, написанный маслом. Вероятнее всего, их каюты расположены в противоположном конце судна. Джим потер лоб и задумался. Волосы у нее гораздо темнее, и ростом она намного выше… «Может быть, я преувеличиваю? В конце концов, прошло уже более пяти лет». Нахмурившись, он направился в рулевую рубку.