Глава 24

Кэти

Февраль

Три месяца, постановил судья по семейным делам.

У нас с Томасом было три месяца, чтобы доказать, что мы можем быть родителями. Три месяца, чтобы решить, способны ли мы завоевать доверие двух маленьких девочек, которые отчаянно хотели поверить, что мы всегда будем с ними – в мире, где нет ничего вечного.

Обновление бабушкиного дома стало для нас вызовом, определяющим судьбу.

Томас устроил холостяцкий лагерь в моем амбаре. По ночам мы занимались любовью, днем страстно спорили. Да, мы оба согласились, что дому нужна проводка, центральное отопление, вентиляция, внутренняя канализация, больше шкафов и более просторные комнаты. Но это было все равно что решить: Вселенной нужны планеты и звезды. А сколько, какие, где? Мы боролись за каждый компромисс.

Любой намек на разногласие – даже в самой спокойной дискуссии – заключал Иви и Кору в кокон нервного напряжения. Они боялись, что мы в любой момент можем бросить их и друг друга. И что бы мы ни говорили, девочки нам не верили. Мы знали, что мы с Томасом – две половинки единого целого. Девочки не знали.

Кора общалась вслух со своими воображаемыми друзьями, спрашивала у них: «Правда же, Кэти и Томас никогда-никогда не поссорятся и не разойдутся?» Иви закрывалась в их общей спальне, пряталась в книгу или лэптоп, который мы собирались подключить к Интернету, как только проведем телефонную линию.

Даже животные иногда казались заброшенными и напуганными. Щенки гоняли кошку, кошка терроризировала щенят, петух прятался в своем закрытом курятнике, изредка выглядывая одним глазом наружу, но отказываясь выходить из-под теплой лампы, которую Томас установил над его гнездом. Каждое утро он кукарекал так громко, словно звал на помощь.

* * *

– Мы дали имена этим собакам, но только потому, что вы об этом просили, – сказала Иви. Мы с Томасом вешали занавески в гостиной, Иви и Кора застыли в дверях. Каждая держала по щенку. Мы заметили, что, когда девочкам кажется, что мы не видим, они гладят и балуют щенят, так что мы решили, что будет неплохо оставить собак девочкам. Но Иви не признавала даже, что хочет завести собаку, а Кора, похоже, просто боялась полюбить еще одну маленькую одинокую душу.

Томас отошел от лестницы, осторожно лавируя между натянутыми проводами и картонными коробками. В комнате было не протолкнуться от новых ламп, мебели и аксессуаров.

– Ну что ж, давай услышим приговор. Как их зовут?

– Я назвала свою Мэрион, – сказала Иви.

– Мэрион? – переспросила я, балансируя на стремянке с несколькими метрами занавесок в руках.

– В честь Мэрион Махони Гриффин. Она работала с Франком Ллойдом Райтом. Она была архитектором. Томас рассказывал мне о ней. – Иви пожала плечами. – Я решила, что хочу стать архитектором. Как Томас и Мэрион. Ну и… я назвала собаку Мэрион.

– Хорошее имя, – серьезно сказал Томас.

Кора прижимала щенка к груди. Счастливый щенок лизал ее подбородок.

– А я назову свою Полпинты. Это из книжки, которую Кэти начала нам читать. Маленький домик в прерии. Если нам с Иви придется уехать в другой дом, можно нам отправиться в прерию?

– Вам не придется уезжать. – Я сглотнула подступившие слезы.

– Ну а если вдруг придется, я хочу отправиться в прерию, где будут фургоны, быки и драконы. Ручные драконы. – Кора уверенно кивнула. Иви нахмурилась. Крепко обнимая щенят, девочки ушли в свою комнату.

Месяц назад я просила духов мамы и бабушки помочь мне с именами для двух осиротевших щенков. И вот они помогли. Я повернулась к Томасу, у которого на лице отражался целый букет самых разных эмоций.

– Как думаешь, Бог послал нам этих щенят, потому что Иви и Коре они нужны были так же, как девочки нужны им?

– Я не видел ни одного свидетельства того, что Богу не плевать на детей и щенят, – мрачно сказал он. – Но если он даст нам хоть шанс, мы можем спасти их. Надо только понять, как это сделать.

* * *

Томас набросал эскиз новых главных ворот, которые должны были стоять прямо над могилой бабушки. Мы решили сделать ворота из ореховых досок, которые остались после переделки и расширения крошечных спален и кухни. Если нам удастся договориться. Пока что ворота были единственной победой в переговорах. У нас с Томасом были слишком разные понятия о «расширении».

Мы стояли с изумительно подробным эскизом ворот и смотрели на вытертые камни дорожки, ведущей к могиле бабушки.

– Ну что ж, это начало, – язвительно сказала я. – Сегодня ворота, завтра канализация в доме. А?

Томас мрачно хохотнул.

– Давай не отвлекаться. – Он постучал пальцем по рисунку. – Все верно, мы согласились по поводу материалов и дизайна. Раз мы все равно взвалили на себя обязанности могильщиков дома Мэри Ив, я добавил бы защитное покрытие на верхнюю часть досок.

– Да! Отличная идея! Это может читаться как «Мэри Ив Нэтти. Она улыбается нашему новому сливному бачку».

Он изогнул бровь.

– А как насчет «Здесь лежит Мэри Ив Нэтти. Первоначальный дизайн, надежность и прочность. Она не считала, что кладовую нужно превращать в ванную. Как не думала о раздвижных стеклянных дверях, фотоэлементах или белых плинтусах поверх антикварных кленовых полов».

– Ей бы понравились белые плинтусы, – процедила я сквозь зубы. – Они яркие.

* * *

Посреди всего этого безумия я решила научиться готовить. Если у меня получатся бисквиты, я наверняка справлюсь и с семейными делами.

Холодным февральским утром Иви сидела на кухонной стойке, прижимала к уху мобильный и передавала нам инструкции от Дельты из кафе.

– Насыпать муку, чтобы получился вроде как маленький вулкан.

– Есть, – сказала я, проделывая кратер в горке белой муки.

– Потом добавить пищевую соду и соль.

Я высыпала ингредиенты в кратер.

– Есть.

– Она говорит: теперь добавляй топленый жир.

Я зачерпнула белый смалец из подтаявшего «кирпичика» и пальцами вдавила его в свой вулкан из муки.

– Готово.

– Теперь разминай тесто, пока оно не станет рассыпчатым. – Я размяла. – Теперь добавь молоко, чтобы замесить тесто.

– Передай, мы получили тесто средней густоты.

– Теперь присыпь доску мукой и раскатай на ней тесто. Она говорит, что раскатать нужно в дюйм толщиной.

– Я могу раскатывать, – подпрыгнула Кора, стоявшая рядом со мной на стуле.

Я шлепнула тесто из миски на доску и протянула Коре скалку. Кора сосредоточенно прикусила губу и начала раскатывать тесто в лепешку, тихонько пыхтя от усердия.

– Скажи Дельте, что мы получили плоскую штуку шириной во всю доску, – сказала я.

Иви передала, послушала, а потом повторила:

– Теперь вырезайте бисквиты чистыми банками из-под томата.

Я передала банку Коре, взяла вторую. И мы начали вырезать круглые бисквиты из раскатанного теста. Томас, наблюдавший за нами сзади, повысил голос, чтобы Дельта точно его расслышала:

– Прототипы бисквитов относительно симметричны и устойчивы. Выглядят неплохо.

Иви помотала телефоном.

– Дельта говорит, что теперь нужно смазать противень смальцем и выложить на него бисквиты.

Мы выложили.

– Теперь их нужно поставить в духовку на двадцать минут и подождать появления золотистой корочки.

Самый жуткий этап. Я посмотрела на новую плиту, большую, массивную газовую плиту из нержавеющей стали, и у меня задрожали руки. Я чуть не уронила противень. Томас спас меня:

– Почту за честь, – сказал он, забрал у меня бисквиты, поставил в духовку и хлопнул дверцей.

– Бисквиты! – слабым голосом объявила я и зааплодировала. – Впервые за прошедшие двадцать лет в этот доме снова пекутся бисквиты по рецепту бабушки Нэтти!

Иви щелкнула телефоном.

– Дельта говорит: не расстраивайся, если с первого раза не выйдет. Она говорит, что в бисквитах живет магия, и они не получатся, пока та же магия не появится у тебя в руках.

– Что же тут может не выйти?

Двадцать минут спустя Томас вынул из духовки идеально-золотистые бисквиты. Как повар и наследница бисквитного трона Нэтти, я первой попробовала результат.

Во рту оказалась мучнистая корочка и горячее, сырое, тягучее тесто. Я выплюнула бисквит.

– Черт. У меня не получится. Я боюсь духовки, я не умею готовить, и я ни с чем никогда не справлюсь!

Одной необдуманной фразы хватило, чтобы Кора расплакалась. Иви спрыгнула со стойки и подскочила ко мне.

– Так это мы виноваты, да? Ты не знаешь, как быть матерью, а виноваты в этом получаемся мы.

Я подняла руки.

– Нет, нет. Честное слово, я расстроилась из-за себя, не из-за вас. Я не хотела…

– Ага. Ну да. Как же. – Иви схватила Кору за руку, и девочки ушли к себе.

– Давай я с ними поговорю, – сказал Томас. Он ушел к расстроенным девочкам. Я схватила телефон и набрала Дельту.

– Я все время все порчу. Только что неправильно выразилась, а в итоге у девочек нервный срыв. Даже бисквиты, и те не получаются. Мои бисквиты дрянь. И это знак.

Она фыркнула.

– Ну а чего ты ожидала? Чудо за одну ночь? Чтобы создать семью, нужно время. Так и с бисквитами. Если у тебя на сердце неспокойно, это сказывается. А вот когда ты в себя поверишь, бисквиты тут же это почувствуют. И девочки тоже.

Судя по всему, мне предстоял долгий путь.

Томас

Я вдруг оказался главой маленькой растрепанной семьи. Семьи из двух подавленных, неуверенных маленьких девочек, которых никто не учил доверять отцу, хаотичного набора спасенных животных и маниакально-депрессивной бывшей кинозвезды, которую я любил больше жизни, несмотря на то что она постоянно билась в истерике по любому поводу. Детали обновления дома, наши отношения, счастье девочек, ее неспособность справиться с простым, но крайне важным для нее искусством приготовления съедобных бисквитов – все причиняло ей боль.

Несмотря на холод зимних ночей в горах, мы с Кэти каждую ночь занимались любовью в амбаре. После того как дети и животные засыпали, мы кувыркались в сбитом гнезде квилтов и спальных мешков. Она уговаривала меня жить в доме, там ведь все-таки было три спальни – для нее, для девочек и для гостей. Но я не хотел испытывать терпение миссис Ганзы.

– Однажды ты замерзнешь насмерть в этом амбаре, – протестовала Кэти.

– Нет, я разведу костер из досок, которые вынес из дома. Раз уж ты все равно не собираешься разжигать камин в гостиной, вся поленница по праву принадлежит мне.

Она побледнела.

– Я пока не готова к огню в моей собственной гостиной.

Я привлек ее к себе.

– Попытайся. Хоть раз. Я буду с тобой. И ничего плохого не произойдет. Клянусь. – Пустое обещание. Ни один мужчина не может защитить любимых от всех превратностей судьбы. Я до сих пор не мог смириться с этим фактом. Я не смог спасти Шерил и Этана, о чем я думал, обещая такое Кэти и девочкам? Но я сказал это вслух, потому что хотел в это верить. Я хотел попытаться.

Она спрятала лицо в изгиб моей шеи и задрожала.

– Ладно. Огонь. Договорились.

Когда горный хребет окутался снегом, я принес охапку дров в гостиную коттеджа. Сейчас там был уютный, хотя и холодный, склад кожаных диванов, толстых турецких ковров, дубовых столиков, свернутых занавесок и ламп, которые ждали электрических розеток. Я начал складывать поленья в топку заново прочищенного камина. И вскоре почувствовал спиной внимательный взгляд, а повернув голову, увидел Кэти, которая с откровенным ужасом наблюдала за моими действиями. Рядом нетерпеливо переминалась Кора, которую обнимала за плечи суровая Иви. Кэти, одетая в линялый мешковатый комбинезон, полосатый свитер и один из фартуков Дельты с «неисповедимыми рецептами», сжимала в руках огнетушитель. Щенки и кошка устроились у ее ног. Иви и Кора тоже были в комбинезонах и полосатых свитерах. Моя полосатая стайка испуганных девочек. Если Кэти чего-то пугалась, девочки сразу ловили ее настроение. И как бы Кэти ни пыталась ради них скрывать свои фобии, инстинкты Коры и Иви не ошибались.

– Ты уверен, что дымоход в рабочем состоянии? – спросила Кэти.

– Совершенно уверен. Чистый, без щелей, и тяга в нем как в аэродинамической трубе. Идеально.

Кора просительно посмотрела на нас.

– Огонь в камине – это же весело. – Она посмотрела на своего щенка. – Полпинты говорит: «Давайте посидим у огня, как Лора Ингаллс».

Иви хмыкнула.

– Что угодно, лишь бы согреться. Мэрион лапы отморозила. – Иви поморщилась на спиральные обогреватели в гостиной.

Я встретился глазами с взволнованной Кэти.

– Не о чем думать. Нам срочно нужен огонь. Мэрион отморозила лапы.

Она вымучила широкую улыбку.

– Так чего же мы ждем?

Я подложил растопку под бревна, вытащил из кармана джинсов старую зажигалку отца и разжег камин. Оранжевое пламя заплясало над деревом. В комнате запахло дубовым дымом. Кора и Иви смотрели на Кэти, побледневшую, как привидение. Красная паутина шрамов ярко горела на правой стороне ее лица.

– Да ладно, – тихо сказала ей Иви. – Бояться не стыдно.

Они медленно потянули ее к камину. Я протянул руку. Кэти отдала мне огнетушитель, и я поставил его рядом с парой железных щипцов, которые нашел в сарае. Кора и Иви устроились у огня рядом со мной. Щенки улеглись рядом с ними. Кэти упала на широкий кожаный диван, развернутый к камину. Мягкий трепещущий свет и ее испуганное лицо напомнили мне ту ночь в моей хижине, на что тело тут же откликнулось эрекцией.

Снаружи ночь наползала на заснеженные вершины, небольшое стадо оленей подбирало оставленную им кукурузу, енот грохотал мисками на крыльце, доедая то, что осталось от собак и кошки. Кошка растянулась на диване рядом с Кэти и замурлыкала. Кошек не волнуют житейские страхи. Кошки просто любят тепло.

– Я приготовила кастрюлю овощного рагу с говядиной, – сказала Кэти, кивая в сторону темного коридора и кухни со злобной газовой плитой. – На вкус как соленая томатная паста, но, если смешать с подгоревшими бисквитами, результат вполне можно назвать почти съедобным.

Кэти все пыталась справиться с бисквитами, но те героически не сдавались.

– Получилось не так уж плохо, – искренне солгала Иви.

– Полпинте и Мэрион нравятся твои бисквиты, – сказала Кора. – Они лучше жевательных косточек.

– Я съем пару ложек этого рагу и честно обещаю не морщиться, – сказал я.

У Кэти дрогнули губы. Она не сводила глаз с огня, первого семейного огня в камине, и ей пришлось признать, что дом не собирается немедленно сгореть.

– Огонь в камине бабушкиного дома, – кивнула она, осторожно откидываясь на спинку дивана. – Хорошо. Ладно, это хороший камин. Не о чем волноваться.

Девочки улыбнулись. Я тоже.

Иногда достаточно притвориться, что чувствуешь себя в безопасности, и ты доживешь до утра.

* * *

Прикреплять руки Венере Милосской. Выпрямлять Пизанскую башню. Дорисовывать ухо Ван Гогу. Пристраивать комнаты к дому Нэтти.

Портить классику дополнениями было для меня все так же жутко и неправильно, сколько бы я ни соглашался с необходимостью реконструкции. Старый коттедж нужно было расширить. И мы с Кэти должны были найти компромисс и сделать генеральный план, чтобы с началом весны можно было начинать строительство. Я почти слышал голос отца: Если ты не можешь сделать работу хорошо, ты недостоин работы вообще.

Каждый день я на несколько часов запирался в пустой спальне коттеджа. Там хватало места только для обогревателя, не дающего комнате заледенеть, фонаря на зажиме и самодельной чертежной доски, которую я сколотил из фанеры и поставил на подпорки. С ней я и возился. На больших листах бумаги я рисовал и зачеркивал десятки эскизов. Весь угол комнаты занимали скомканные листы. Время от времени кошка и щенки ныряли в эту кучу поиграть. В конце каждого дня я собирал смятые комки бумаги и жег в камине, чтобы Кэти и девочки не подглядывали.

А они наблюдали за мной с молчаливым нетерпением. Кэти не могла решить, о чем говорить с Иви, которая совершенно не интересовалась «девчачьими» темами, и слишком опекала Кору, возилась с ней, как со сломанной куклой. Однажды утром, когда я надевал куртку, готовясь отвезти девочек к остановке школьного автобуса на Трейс, Кэти протянула к ключам дрожащую руку.

– Какая мать не может подвезти детей к школьному автобусу?

Я вложил ключи в ее руку и сжал пальцами ее ладонь.

– Ты уверена, что готова сразиться с «хаммером»?

– Нет, но собираюсь попробовать. Я никогда не ездила на автобусе. Меня отправляли в частную школу, за рулем всегда был кто-то из слуг. Но я всегда хотела ехать на автобусе, хотела, чтобы мама отвозила меня на остановку. Так что… Я отвезу девочек.

Она смотрела на «хаммер», как на дикого быка, которого нужно укротить. Но с того дня именно она отвозила детей к Трейс, чтобы Кора и Иви могли сесть на автобус. Если «хаммер» хоть одним колесом оказывался дальше остановки, Кэти покрывалась холодным потом и глотала таблетку. Кора и Иви наблюдали за ней с постоянным беспокойством.

– А как сделать так, чтобы Кэти поверила в хорошие вещи? – спрашивала меня Кора. – Для этого есть какое-то заклинание?

Я не знал, что ей ответить.

Каждый день она возвращалась к остановке, чтобы забрать их домой. А когда поняла, что водитель автобуса и дети вытягивают шеи, чтобы рассмотреть ее, Кэти начала закрывать лицо капюшонами, шарфами и солнцезащитными очками. Однажды во время воскресного покера Пайк отвел меня в сторону.

– Как думаешь, Кэти когда-нибудь перестанет прятаться от публики?

– Не знаю, – признался я.

– Дети в автобусе обсуждают ее. Слухи разносятся. Мы же не хотим, чтобы миссис Ганза узнала о них? Каждый день ребятня видит Кэти в «хаммере», замотанную в шарф, как террорист или маньяк. Нет, в самом шарфе зимой нет ничего странного, но она же его носит с очками и наматывает до самых бровей. Это выглядит жутко. Ребята в Тартлвилле уже шутят, что у нас тут поселился Майкл Джексон.

Я попытался поговорить с Кэти по поводу ее маскировки, но она каждый раз обрывала разговор. Так же, как я обрывал ее, когда она пыталась помочь мне решить проблемы с домом. Она пряталась от мира, я рисовал воображаемые дома.

И вот один раз, когда Кэти уехала забирать девочек, а я опять возился с утопичной идеей, звук мотора сменился двумя наборами быстрых шагов в коридоре. А я вдруг понял, что на улице лают щенки. Иви распахнула дверь.

– Кэти нужна твоя помощь!

Рядом с ней Кора всплеснула руками.

– Скорей, пока он не съел сиденья! Он уже сжевал мой карандаш!

Он? Я выскочил во двор. Кэти стояла рядом с «хаммером», открыв пассажирскую дверь, и хмурилась. Щенки отчаянно скакали вокруг машины, лаяли и виляли хвостами. Увидев меня, Кэти ткнула пальцем в кого-то или что-то на заднем сиденье.

– Вытащи его. Хоть телефоном выманивай, только пусть убирается!

Я подошел к двери и заглянул.

На заднем сиденье во всем своем козлином величии стоял Бэнгер и пялился на меня.

– Бэ, – сказал он.

Я подавил смешок.

– Ни один закон не обязывает тебя возить козлов домой из школы.

– Это мелкое чудовище шастало по обочине. Подъехал автобус. Когда Кора и Иви открыли задние дверцы, он запрыгнул внутрь. И что мы ни делали и ни говорили, вылезать отказался.

– Я его погладила, – сказала Кора. – А он попытался съесть мои волосы.

– И пахнет от него как от старого гнилого ковра, – добавила Иви.

Я взял Бэнгера за ошейник.

– Выпрыгивай, четвероногий безбилетник.

Он спрыгнул на землю и затряс хвостом. И почесал рогатую голову о мое бедро, оценивающе разглядывая наш двор. Кэти фыркнула.

– Похоже, он по тебе соскучился.

Я почесал Бэнгеру голову и заглянул в синеватые козьи глаза.

– Так ты скучал по нашей спальне в грузовике? Признайся.

Он зажевал рукав моего джемпера. Я кивнул.

– Пусть живет в сарае. Уверен, Дельта и Пайк не будут возражать, если мы его оставим. А я принесу соломы. Будем соседями.

– Если он будет гоняться за мной, как тот раз в кафе, он останется единственным твоим соседом, – с нажимом сказала Кэти, выгибая бровь.

– Я буду на ночь закрывать его в коровнике. Ему там будет тепло и уютно, пусть и за решеткой.

Бэнгер блуждал по двору, то и дело пробуя на зуб веточки, камни и грязь. Он словно знал, что в прошлом на этой ферме обитало козье стадо под предводительством его духовного предка, Бэ Ба Лу, похороненного на семейном кладбище Нэтти. Любопытные щенки не отставали, но Бэнгер полностью игнорировал их. На заднем крыльце запел петух. Мы все обернулись на кошку, которая наблюдала за Бэнгером с веранды. Аудитория была в сборе.

Иви почти улыбнулась.

– А давайте сделаем пристройки по обе стороны дома. Чтобы Бэнгер жил с одной стороны, а Герман – с другой. Тогда у нас будет ручной домашний козел и ручной домашний петух.

– Неплохая идея, – ровным тоном ответила Кэти. – С Бэнгером в доме нам не придется беспокоиться о вывозе мусора.

– И я смогу кормить Германа за столом в кухне! – восхитилась Кора. – Он хорошо воспитан! И всегда предупреждает, что собирается какать. Он пушистит перья. А я его попрошу, и он будет делать свои дела в кошачий лоток.

Я посмотрел на дом. Пристройки.

– Давай-ка разовьем мысль. – Я опустился на корточки рядом с Иви. – Пристройки. А если добавить креативности?

Ее глаза расширились.

– Я?!

– Скажи мне, каким образом ты добавила бы комнаты этому дому.

Иви моргнула и медленно повернулась к коттеджу.

– Ну, у нас тут дело в том, что люди должны смотреть на старую, оригинальную часть дома и не слишком отвлекаться на новые, так что… – Она раскинула руки. – Можно пристроить… крылья. Чтобы дом был в середине новых крыльев, ну, знаешь, как… одинаковые крылья, как в компьютерной игре рисуют улицы. Ты на них смотришь, а взгляд сам упирается в центр. Ну вот, эти крылья заставят всех смотреть в центр, на старый дом. Это будет как… иллюзия.

Иви опустила руки, поерзала и пожала плечами.

– Но это все просто глупость, я знаю.

– Нет. Нет, это идеальное решение! – Изумленные глаза Иви распахнулись еще шире. Я кивнул Кэти, которая с тихой улыбкой наблюдала за нами. – Все так просто. Я слишком усложнял задачу. А нам достаточно всего лишь равномерно расширить края дома. Открыть комнаты по бокам, вытянуть дом в стороны. Интерьер центральной части дома останется почти неизменным. Все новое будет в пристроенных крыльях.

– Включая ванные? – спросила Кэти.

– Включая ванные. – Она и девочки рассмеялись. – Наш изначальный дом обшит досками, поэтому фасады новых крыльев останутся каменными. Благодаря контрасту взгляд сразу будет фокусироваться в центре, на старом коттедже. – Я вскочил на ноги, руками рисуя в воздухе очертания новых крыльев. – Добавим вечнозеленые кустарники перед домом – там, вот там и вот здесь, – отчего дом сохранит целостность. Иллюзия подчеркнет оригинал, оттенит его образ.

Кэти присвистнула.

– Красота со всех сторон. Очень хочется посмотреть, что выйдет.

Я посмотрел на Иви.

– Хочешь помочь мне с эскизом?

– А можно?

– Нужно. Это ведь твой дизайн, тебе и оценивать его выполнение. Мы перенесем чертежную доску в гостиную, там освещение лучше. И поставим рядом второй стул.

– Здорово!

Кора выглядела немного потерянной.

– Эй, – мягко сказала ей Кэти. – Иви может помогать Томасу с его планом, но как только появятся новые комнаты, мне будет нужна твоя помощь. Их нужно обставить и украсить. Так что давай поищем идеи в журналах по домоводству, а?

Кора просияла.

– Мне нравится подбирать цвета!

– Отлично. Значит, все решено. – Кэти отсалютовала мне. – Команда домика Нэтти готова к строительству, сэр.

Я отдал честь и махнул рукой в сторону дома.

– Сначала обед и домашние задания. А потом нарисуем пару эскизов.

Девочки убежали в дом.

Кэти взяла меня за руку, ее взгляд не оставлял и тени сомнения, что сегодня она проведет со мной ночь в амбаре, несмотря на наблюдающего козла.

– Девочкам нужно было почувствовать, что это их дом тоже, не только наш. И ты это сделал. Спасибо. Может, мы наконец поймем, как стать им настоящими родителями.

Я поцеловал ее.

– Может, нам нужно еще немного козлиного вдохновения. Представь, что случится, если мы купим Бэнгеру стадо. Что скажешь?

Она задумалась на секунду, потом ответила.

– Это даже не просто «нет». А «ни за что на свете».

 

Глава 25

Кэти

Расчистка пути

Вскоре у нас появился эскиз. Тот, что понравился и мне, и Томасу и к которому девочки добавили многое от себя. Мы были готовы к строительству.

Холодным мартовским утром я проснулась от веса двух девочек, двух щенков и кошки, забравшихся ко мне на кровать. Прошлым вечером они слишком распрыгались, чтобы сразу заснуть, и остались со мной. А я всю ночь обнимала их, прижимала к себе. Для уюта. Моя ночь прошла почти без сна, с одними намеками на кошмары. Руки дрожали. Эмоционально я была разбита, я хотела забыть, кем я была и как выглядела. Но девочки спали крепко. И мне опять удалось скрыть от них свои переживания. Им не нужно знать, что для меня значит эта дата.

Я вдохнула аромат кофе, выскользнула из постели, оделась и на цыпочках ушла на кухню. Томас обычно будил меня, пробираясь в дом и заваривая кофе. В то утро его забота и запах молотых зерен были мне особенно приятны.

В первую годовщину моей аварии.

Томас стоял возле раковины, спиной ко мне. Я застыла в дверях, наслаждаясь видом. Фланель и вельвет, стильная стрижка, широкие плечи, отличная задница, ни капли водки с января и океан надежд. Не думай о том прошлогоднем дне. Я хотела выпить свой утренний кофе с Томасом, хотела почувствовать его сильные руки, его медленный поцелуй.

– Доброе утро, – сказал он. И дал мне полюбоваться своими руками, когда наливал в две кружки из «Старбакса» свежий кофе из старого кофейника, который купил на блошином рынке в Тартлвилле. Потом медленно обернулся.

И я увидела его бритое лицо.

– В честь новых начинаний, – объяснил он, наблюдая за моей реакцией. – Сегодня стоит отпраздновать нашу новую внешность.

Каштановой бороды больше не было, усов тоже. Впервые со дня нашего знакомства я могла рассмотреть его высокие скулы, волевой подбородок и потрясающую родинку в правом углу чувственного рта. Он прикоснулся к ней пальцем.

– Хотел показать тебе фирменную метку Меттеничей.

– Знак победителя, – сказала я, улыбаясь сквозь слезы. Он хотел сделать мне приятное. Сказать, что перемены к лучшему, даже мои перемены, мои шрамы, хотя я никогда не смогу с ними смириться. Мне так хотелось поверить, что он считает меня красивой даже сейчас.

Но я никогда не смогу.

* * *

Тем вечером закат залил Хог-Бэк расплавленным золотом. Томас, девочки и я стояли у серой канавы с только что залитым фундаментом нашего нового дома.

– Видите, девочки? – спросил Томас, показывая на белые трубы, торчащие из цемента. – Канализация. Эта труба для ванной, эта для туалета, а эта для новой кухни. Я смирился с модернизацией дома. По крайней мере, в его новых крыльях. Но давайте запомним, как дом выглядел до этого дня.

– Прошлой ночью Полпинты пила из горшка в нашей комнате, – простодушно сказала Кора. – Думаю, пить из настоящего туалета будет вкуснее.

Оставив такие перспективы на совести Коры, я выгнула бровь и посмотрела на Томаса. Он вздохнул и молча уставился на фундамент.

Скоро наш деревянный дом раскинет крылья из камня и дерева. Сейчас он казался сердцем, которое тянет к нам плоские серые руки. Новые комнаты увеличат чудесный бабушкин дом втрое, старые спальни станут гостиными, старая кухня станет продолжением новой, а маленькая столовая превратится в просторную буфетную за счет новой пристройки. Плюс два камина, три ванных комнаты, несколько больших кладовых, два коридора и множество светлых окон. Любой почитатель коттеджей в традиционном стиле шарахался от света, как архитектурный вампир. Но сердцем дома по-прежнему будет большая гостиная с камином и встроенными шкафами. В ней все останется как сейчас.

Добро пожаловать в дом, который я для тебя создала, прошептала мне бабушка с главной дорожки, от арки веранды, от входной двери с витражом с изображением трех гор, из гостиной, вокруг которой готовились зародиться новые комнаты. Вот видишь, ты выжила. И не важно, кем ты была. Главное, кто ты теперь. Все будет хорошо.

Бабушка, мне бы твою веру.

Томас обнял меня.

– Нам нужно отметить границы нового дома. Девочки, нам нужны палочки. Напишем свои имена, пока фундамент еще не застыл.

Вооружившись палочками, мы опустились на колени у холодной серой полосы. Кэтрин, Томас, Иверем и Коразон. Я написала дату и месяц, Томас нарисовал год. Мы сидели, глядя на доказательство того, что мы живы, мы вместе и что этот день в истории мира принадлежит нам. Я отчаянно хотела ощутить радость и удовлетворение, смириться с тем, что со мной произошло. Но я не была готова – так же, как Томас не мог пока похоронить игрушку Этана. Он держал ее на полке в сарае.

– Бэ-э-э, – внезапно завопил Бэнгер, галопом вылетая из тени. Щенкам нравилось его гонять, а он любил притворяться, что в ужасе убегает. Бэнгер влетел в бетон со всех четырех копыт, щенки не отставали. Мы могли только смотреть, как четвероногая погоня оставляет след по всей длине свежего фундамента. Томас чуть не взорвался.

– Черт, весь участок придется заливать заново!

И тут же за щенкими погналась кошка. Маленькие кошачьи следы последовали за дырками от копыт и щенячьих когтей. Беззаботная абсурдность животных следов раскрасила момент патиной веры. Жизнь не бывает серьезной так долго. Радость оставит свои следы и на самой плотной печали.

Кора начала хихикать. А потом Иви беспомощно рассталась со своей обычной непроницаемостью. Томас схватился за живот и согнулся пополам от хохота.

Даже я улыбнулась.

В тот день мы все оставили свои метки.

Томас

– Она, – сказала Кэти, яростно тыча пальцем. – Только не она. Только не снова.

Мягко говоря, Кэти была не в восторге. Мы стояли во дворе, ежились от весеннего ветра. На первый день нового строительства мы пригласили Джеба с командой. Весь двор был завален досками и изоляцией. На дорожке урчали пикапы. Берт и Роланд, мои коллеги по «каторге», вдруг оказавшиеся хорошими плотниками и отличными каменщиками, помахали мне из машины.

– Я привез тебе баптистскую каменную обезьяну на крышу, – крикнул Роланд и показал пластиковую сову, явно купленную в Уоллмарте.

Но Кэти показывала не на них. Ее рассердил грузовик Альберты. «Фермы Радужной Богини». В грузовике сидела сама Альберта и ее женственные плотники. Кэти натянула цветной весенний шарф, чтобы скрыть лицо, и поправила светлые солнцезащитные очки.

– Она.

– Прости, но женщины Альберты – чуть ли не лучшая бригада строителей в округе. Радуйся, что нам удалось их заполучить. Они нарасхват. Еще месяц, и все они будут заняты строительством новых ферм.

– Ладно, но не подпускай меня с молотком к Альберте. Я не знаю, куда случайно прилетит этот молоток.

Альберта, маленькая, загорелая, в футболке «Индиго Герлз», широких шортах и берцах, широким шагом двинулась прямо ко мне. Полностью игнорируя Кэти, она протянула ладонь.

– Мне нравится твой эскиз. Просто офигенный план. Спасибо, что нанял.

Я пожал протянутую руку.

Кэти протянула левую ладонь, опустив пальцы. Правую она никогда не подавала, и Альберта знала об этом, но на левую только покосилась. А потом нагло оглядела пастельный шарф и очки.

– Ну и кем ты притворяешься сегодня? Помощницей пасхального кролика?

– Пошла ты, – бесцветно ответила Кэти и ушла в дом.

Я нахмурился.

– Немного сострадания с твоей стороны сыграло бы нам на руку.

– Томас, не надо с ней нянчиться, она тебе не ребенок, она твоя женщина. Пусть борется и побеждает. Если ее не подталкивать, она так и будет чудить до конца своей жизни.

– Я с ней не нянчусь. К тому же мне нравится чудить. Я сам чуди́ла.

– Ты квохчешь над ней больше, чем сам осознаешь. Если мужчина слишком опекает женщину, она превращается в капризного ребенка. А мужчина становится ей либо папочкой, либо полным дерьмом. Не рискуй.

Кэти выскочила из дома раньше, чем я смог сказать что-то в ее защиту. В одной руке она несла сумочку, в другой – ключи от «хаммера».

– Звонили из школы. Иви ввязалась в драку. Ей назначили наказание. Нужно ехать.

Я тут же потянулся за ключами. Кэти отдернула руку. Она тяжело дышала, руки дрожали, но на Альберту Кэти уставилась с вызовом.

– Я сама могу справиться.

Вести машину по грунтовке? До самого Тартлвилля? Это уже интересно. Я отчаянно хотел отговорить ее от этой затеи. Но, возможно, Альберта была права. Я действительно чересчур защищаю Кэти.

– Ладно, – сказал я. – Если что-то понадобится, звони на мобильный.

Кэти кивнула и с совершенно прямой спиной забралась в «хаммер». Но, вырулив со двора, опустила стекло, высунула левую руку и показала Альберте средний палец. А когда «хаммер» скрылся из виду, Альберта хлопнула меня по спине.

– Видишь? Кэти скорее наестся гвоздей, чем позволит мне увидеть ее беспомощной. Отлично. Сэкономите на мне пару баксов на психотерапию.

И, насвистывая, она начала разгружать свои инструменты.

Здоровенные.

Кэти

Я нервничала до истерики, и все в школе округа Джефферсон это знали. По крайней мере, мне так казалось. А еще мне казалось, что, пока я спешила по коридорам в сторону кабинета директора, из каждого класса за моей спиной выглядывали любопытные головы. Но мне вовсе не послышались испуганные охи учителей, завидевших мои шрамы. И шепоток за спиной тоже не был плодом моего воображения.

Директор мои подозрения подтвердила.

– Простите за то, что все так реагируют, – сказала она, подталкивая меня в кабинет и запирая дверь. Я заметила, как побледнело ее лицо и как старательно она отводит глаза. – Все наши преподаватели посещали семинар в Эшвилле, нам рассказывали об этике общения с инвалидами. Ой, простите. Простите, пожалуйста, я просто не знала, чего ожидать от вашей внешности. Все настолько пло… О господи, простите еще раз.

– Не переживайтесь, все в порядке, – радостно солгала я, пока внутри все дрожало. – Если бы был семинар по чувствительности моих нервов, его бы назвали «Сгоревшие знаменитости», с подзаголовком: «Почему невежливо глазеть на хрустящий труп Боба Креэйна».

Она покосилась на меня, приглашая присесть на стул перед директорским столом.

– Простите? Боб Крэйн? Кто это?

– В шестидесятые он снимался в «Героях Хогана». После завершения сериала жизнь у него не заладилась. И он сгорел в комнате мотеля на западе. Там был еще какой-то загадочный секс-скандал… – Я вдруг заметила большого картонного зайца, который улыбался мне с плаката за директорским столом.

«Думай о хорошем» – советовал плакат.

– Не важно, – я устало опустилась на стул. – Простите, что отвлеклась от темы. Давайте поговорим об Иви.

Директор шумно вздохнула и опустилась на свое место.

– Мисс Дин, что касается вашей приемной дочери…

– Пожалуйста, зовите меня Кэти. Я говорила вам, что присоединилась к РТА?

– Сейчас мы называем ее PTSA, Ассоциация родителей, учителей и учащихся.

– О! Хорошо. Кажется, я слышала об этом… просто забыла.

Директор терпеливо улыбнулась мне, все так же избегая прямого взгляда. Прокашлялась.

– Так вот, по поводу Иви. С начала осени она уже третий раз наносит физические повреждения одноклассникам. О первых двух случаях я, естественно, звонила ее тете, которая не принимала никаких мер и отказалась со мной встречаться. Сейчас, к сожалению, это ваша проблема.

– Послушайте, у девочки сейчас сложный период.

– Я понимаю, поверьте. У Иви отличный потенциал.

– Да! Она хорошо училась, несмотря на то что тетка перевозила их с Корой с места на место множество раз. Мне кажется, ей просто скучно. Ей нужна более сложная программа. Когда Иви перейдет в среднюю школу, я поговорю об учебной нагрузке с ее учителями. – Как только избавлюсь от фобии чужих взглядов и разговоров с незнакомцами.

– Да, хорошо, но… сейчас нам нужно разобраться с текущей проблемой. Она постоянно ждет удара, постоянно ищет драки, ругается и проявляет насилие.

– Иногда то же можно сказать и обо мне.

– Простите?

– Да ладно вам. Она же ходячая мишень для других детей. У вас есть еще хоть один ученик смешанной расы? Я имею в виду черно-белых, как Иви.

– Что бы вы там себе ни думали, люди здесь, в горах, – не какой-нибудь тайный Ку-Клукс-Клан! У нас есть ученики с индейскими корнями, есть с примесью индийской крови, азиатской, испанской. Проблема Иви не в расе, а в личности.

– То есть мы с вами обе считаем, что чувствительность Иви вполне объяснима?

– Бить других детей по лицу – это не чувствительность, мисс Дин. Это антисоциальное поведение.

– Вы же не станете сообщать об этом случае миссис Ганзе из ювенальной службы?

– Простите, но я обязана. Я вынуждена.

Я оглянулась по сторонам. Наткнулась взглядом на плакат с просьбой о пожертвовании.

– А что если я перечислю школе значительную сумму денег?

– Не пытайтесь меня подкупить, Кэти.

– Не буду, даю вам слово. Я все равно сделаю пожертвование, хорошо?

– Спасибо вам.

Все шло наперекосяк. Я никогда раньше не предлагала людям взятки. Когда ты богата, красива и знаменита, тебе и так многое позволено. Я почувствовала, как опускаются плечи.

– Что именно говорили ей одноклассники?

– Я позову ее, и пусть она сама вам расскажет.

Через несколько секунд в кабинет проскользнула Иви. С одного ее плеча свисал огромный черный рюкзак в готическом стиле. Руки она прятала в карманах камуфляжных штанов, подобранных на два размера больше. Плечи жалко горбились под линялой розовой гавайкой, наброшенной на синий свитер. На бледно-коричневых руках я насчитала не меньше десятка фенечек, а непослушная копна рыжеватых кудряшек сопротивлялась любым попыткам ее усмирить и торчала во все стороны, как дикая изгородь. Я часто хотела посоветовать Иви сменить имидж, косметику, но эта уличная-девчонка-гот-пацанка явно давала понять, что не потерпит моих девчачьих фокусов.

Увидев меня, Иви замерла и широко распахнула глаза.

– Ты как попала сюда одна?

– Приехала.

В ее глазах заблестел страх.

– С Томасом что-то случилось?

– Нет. Он дома, наблюдает за строительными работами.

– Так ты… приехала сюда сама? Это надо было очень на меня рассердиться.

– Я просто беспокоилась о тебе. Скажи мне, что случилось.

Она нахмурилась.

– Я не буду извиняться.

– Да я и не прошу. Просто скажи мне правду о том, что произошло.

– Да какой-то засранец начал меня обзывать. Я влепила ему по брекетам.

– Как он тебя назвал?

Она переступила с ноги на ногу.

– Какая разница? Пусть меня накажут. Мне плевать…

– Ты уже превысила свою норму ругательств передо мной и директором.

Иви поморщилась, пожевала нижнюю губу и пожала плечами.

– Пусть меня накажут. Мне больше нечего сказать.

Директор вздохнула.

– Жертва нападения назвала Иви «толстой уродливой афродурой». Его за это тоже накажут.

Иви посмотрела на меня несчастными глазами.

– «Афродура» для них все равно что «ниггер».

Директор поморщилась.

– Я совершенно уверена, что это не так.

– Я знаю, когда меня пытаются так назвать. Я слишком часто слышала это слово.

– Но не в этот раз. Ты позволила своему воображению нарисовать то, чего не было.

Мой материнский инстинкт вздыбил шерсть.

– Тот мальчишка, которого ударила Иви. Он получил наказание за свои слова?

– Да.

– Те же два дня отстранения от уроков, что и Иви?

– Не-е-ет.

– Почему нет?

– Потому что ударившего всегда наказывают строже избитого. Таково правило.

– В общем и целом оно звучит честно. Но не тогда, когда избитый спровоцировал ударившего своей расовой ненавистью.

– Расовой ненавистью? Нет. Послушайте, если она извинится за то, что его ударила, и пообещает больше не бить учеников, я смягчу ее наказание до одного дня, как у него.

– Я хотела бы взаимного извинения. Она извинится за то, что ударила его, а он – за свои унизительные слова.

– Простите, но наш разговор окончен. Мое лучшее предложение вы уже слышали.

Я встала.

– Хорошо. Иви нарушила правила и получила свое наказание. Пусть даже несправедливое. Пойдем, Иви, мы возвращаемся домой. А если этот мелкий расист опять начнет обзываться, я разрешаю тебе врезать ему по зубам. За новые брекеты я заплачу.

– Вау, – сказала Иви, уставившись на меня.

Директор вскочила с места.

– Надеюсь, вы не будете злиться на школу. Спонсорский взнос нам крайне необходим. У нас нет компьютерного класса. И множество учеников, которые не выживут в мире современных технологий, не получив должного навыка.

– Я оплачу вам весь класс.

Она ахнула.

– Несмотря на то что вы расстроены моим решением касательно Иви?

– Я не собираюсь наказывать школу за то, что не разделяю вашу точку зрения. Я слишком хорошо воспитана.

– Спасибо!

– Я оплачу ваш класс при двух условиях: на двери появится табличка в честь моей бабушки, Мэри Ив Нэтти, а на стене вы повесите цитату о толерантности и честности. Что-то из Мартина Лютера Кинга, младшего. А цитату выберет Иви.

– Договорились!

Мы пожали друг другу руки.

– Иви вернется в класс через два дня. Всего доброго.

Я взяла Иви за руку. Она явно потеряла дар речи. Шагая по коридору, я снова заметила, как открываются двери, выглядывают учителя. Заметила даже несколько рук, сжимающих телефоны с камерами. Иви на них оскалилась.

– Эй, а ну занимайтесь своим делом! Иначе я скормлю ваши телефоны своему козлу! Хватит глазеть на Кэти!

– Тише. – Я натянула шарф на лицо, дернула Иви за руку, и мы побежали. Не идеальный день мамы с дочерью в школе, зато мы доказали, что нам вполне удастся парный бег в мешке.

В «хаммере», который я гнала домой на черепашьей скорости в тридцать миль в час, я смотрела, как дрожат на руле мои руки, и чувствовала, что Иви сверлит меня взглядом с пассажирского сиденья.

– Ты меня защитила. Почему?

– Я всегда буду защищать твое право на должное уважение.

– Я не хотела неприятностей. И не хочу, чтобы узнала миссис Ганза. Что, если она…

– Не волнуйся о миссис Ганзе. Но давай ты в будущем попытаешься не портить работу местных стоматологов.

Она сползла по спинке сидения.

– Это не так уж просто. Тебя-то никто никогда не обзывал.

– Да неужели? – Я рассказала о протестующих у отеля «Четыре Сезона». – А еще репортер из кинохроники называл меня «скучной девицей с большими зубами». Еще один говорил, что я «конфетка, в которой больше очарования, чем таланта», а еще я «потрясающе безобидная». Как застиранный коврик у двери.

Иви тихо сказала:

– Зато ты не толстая и не уродливая, как я.

– Ты не толстая и не уродливая.

– А еще я ненавижу эти кудряшки. И я чудачка.

– И ничего плохого я в этом не вижу. К тому же такие волосы – это просто чудо.

– А я хочу выглядеть как Холли Берри. Или как ты. Ты выглядишь как белая Холли Берри. Ну, то есть такая же красивая.

– Тебе не нужно быть похожей на меня, Холли Берри или любую другую красотку. Будь собой.

– Ты же сама в такое не веришь.

– Да неужели? Еще как верю. Девочкам нельзя позволять другим людям диктовать, как им нужно выглядеть. Им нужно быть уникальными. Уверенными.

– Если не имеет значения, как ты выглядишь, почему ты до сих пор не показываешь лицо незнакомым людям?

Я вцепилась в руль.

– Потому что я знаменита и тут же налетят фотографы, которые захотят нажиться…

– Ты просто не хочешь, чтобы тебя называли «уродиной». Ты постоянно боишься услышать это слово. И что бы Томас ни говорил, тебе не легче. Он тебя любит, но ты не хочешь и не видишь себя так, как он тебя видит. И как бы мы с Корой ни пытались тебе показать, что нам все равно, как ты выглядишь, ты нас не слушаешь. – Она почти кричала, глаза блестели от слез. – А если ты испугаешься и решишь, что больше не будешь выходить к людям? Миссис Ганза тогда поверит, что ты правда сумасшедшая, и заберет нас у тебя!

Я вырулила на обочину, повернулась к Иви и схватила ее за руки.

– Иви, милая, обещаю, что не позволю моим проблемам…

– Я уродка, и мне никогда не стать такой хорошей, чтобы меня полюбили! Я знаю! Я знаю! Вот как ты! Я никогда не почувствую, что меня можно любить, и ты тоже, а однажды ты перепугаешься, а у нас с Корой больше не будет дома!

Она отвернулась, всхлипывая.

* * *

– Ты сделала, что могла, – сказал в ту ночь Томас. Мы вместе сидели на кухне. – В Иви кричат эмоции. Не вини себя.

Я съежилась над чашкой остывшего чая.

– Но она права. Я совершенно не верю в себя, как же я могу научить верить ее?

– У меня есть предложение. Возможно, вам с девочками нужно немного побыть вместе. Посмотрим, как ты с ними справишься. А я на несколько дней уеду.

Я вскинулась.

– Куда ты собрался?

– В Нью-Йорк. У меня остались незаконченные дела с Равелью.

– И ты правда хочешь снова сунуться ей в пасть?

– Все будет хорошо. Но кое-что нужно закончить. Ты сможешь остаться тут с девочками одна? Джеб и Альберта работают, так что…

– Тебе придется подождать неделю или две, пока Иви не начнет со мной разговаривать.

Он отставил чай в сторону и взял меня за руку. Грустно посмотрел мне в глаза.

– Я хочу защитить тебя от всего, что тебя пугает. Часть меня всегда, без раздумий, будет бросаться тебя защищать. Но я всеми силами стараюсь не позволить этому желанию защищать любимых превратиться во всепоглощающую страсть. Ты должна мне помочь. Выталкивать меня из гнезда всякий раз, когда это будет сильнее меня. Докажи, что ты сможешь без меня обойтись.

Миг спустя я кивнула. Он отлично умел сделать вид, словно проблемы, которые нужно решать, у него, а не у меня.

– Я узнаю «сложную любовь», когда вижу ее. Мы справимся тут, пока ты будешь в Нью-Йорке. Все будет хорошо. Я хочу, чтобы ты поехал.

Он прижал мою правую руку к губам и поцеловал. Мне удалось улыбнуться, но внутри все сжалось. Я не справлюсь, я с каждым днем все больше завишу от него.

Томас

Оставить Кэти с девочками, пусть даже на несколько дней, было сложно. Сложная любовь? Черт, сложным был я. Я полетел в Нью-Йорк, взял такси до Манхэттена и отставил записку для Равель у консьержа Трамп-тауэр, одиноко переминавшегося в знаменитом холле из мрамора с розовыми прожилками.

Равель!

Томас

Какие бы наши поступки в тот день, 11 сентября, нам ни хотелось изменить, теперь это не имеет значения. Ни ты, ни я не хотели смерти любимым людям; ни ты, ни я намеренно не подталкивали к смерти Шерил, Этана и нерожденного ребенка Шерил. Если бы я мог умереть вместо них, я это сделал бы. И знаю, что ты чувствуешь то же самое. Я собираюсь жить дальше. Надеюсь, и у тебя получится. Прощай.

Даже если она посоветует отвалить или сдохнуть, наше дело закрыто. И если ничего не ответит, тоже неплохо. Иногда сделать заявление важнее, чем получить ответ.

Кэти

Как я и боялась, Иви не проронила ни слова с тех пор, как Томас уехал в Нью-Йорк. Но когда мы с Корой на следующее утро пошли к коровьему пруду, Иви не устояла и пошла с нами. Мы с Корой держались за руки, рассматривая воду.

– Весной мы добавим сюда красивых камней, фонтан, кувшинки, немножко водорослей и рыбок, – сказала я ей. – И вуаля. У нас будет пруд с золотыми рыбками. Он привлечет стрекоз, бабочек, лягушек и черепах, сюда будут приходить напиться олени, индейки, певчие птички.

– И феи! – добавила Кора.

– Обязательно. Эй, а у меня идея. Мы всем рыбкам дадим имена. Какие имена подойдут золотым рыбкам?

Глаза Коры засияли.

– Немо, и Дори, и Симба, и…

– Симба – это мультяшный лев, – хмыкнула Иви. – Вспоминай мультяшных рыб.

Медленно, затаив дыхание, я повернулась к ней.

– А разве в море не водится рыба-лев?

Она пожала плечами.

– Может, и водится. Ладно.

Кора смотрела на сестру с бесконечным терпением.

– Львы золотистые, и рыбки тоже золотые, так что можно называть рыбку как льва.

– Да все равно.

Я притворилась, что глубоко задумалась.

– Что у нас еще золотое? Или желтое? Подсолнухи. Масло. Своих рыбок я назову Подсолнух и Масло. Ага, и апельсиновый сок. Одну рыбку будут звать Апельсиновый Сок.

Иви подошла к краю пруда.

– Я назову свою рыбку Гной. Он тоже желтый.

– Соплю не забудь, – предложила я. – Сопли бывают желтые.

У нее задрожал уголок рта. Она не смогла сдержаться.

– Гной и Сопля. Круто. Золотые рыбки Гной и Сопля. Ага!

– Ну вы грубые! – запищала Кора, хихикая.

– И еще Пи-пи, – пропела я. – Обязательно нужно назвать одну рыбку Пи-пи.

Для Коры это была лучшая шутка на свете. Детей такие вещи смешат до истерики, Кору трясло от смеха. Даже Иви улыбнулась. А когда я ткнула ее локтем – девчоночий вариант похлопывания по спине – она ткнула меня в ответ. Мы снова были друзьями, по крайней мере пока.

– Рыбка Пи-пипка, – повторила Кора и расхохоталась. Мы с Иви улыбнулись друг другу и закатили глаза. И где-то в середине нашего радостного момента я снова услышала шепот бабушки, притворяющийся моими мыслями. Этот старый коровий пруд больше не будет прежним. Ты будешь смотреть на него и вспоминать, как вы смеялись над рыбками. Ты запомнишь, и девочки тоже запомнят. Память о смехе, об ощущении, что тебя любят, навсегда останется в этой воде.

Внезапно мне очень захотелось позвонить Томасу и сказать, что мы его очень любим.

Томас

Маркус Джонсон и я стояли у Граунд Зироу, глядя через забор на развороченный грунт там, где когда-то стояли башни. Холодный зимний ветер хлестал по лицу. Маркус, пожарный из Нью-Йорка, работал здесь с 11 сентября и не уходил со смены несколько месяцев. Мы стали друзьями, вместе копаясь в крови и пыли руин. Он потерял здесь друга и был полон решимости не потерять меня. Именно Маркус в тот первый день протянул мне респиратор и сказал:

– Носи, не снимая, Меттенич, иначе твои легкие превратятся в кусок сырого мяса. Тут в воздухе полно дерьма, которое вполне способно нас убить.

Благодаря Маркусу я не вошел в число тех тысяч работников Граунд Зироу, которые получили проблемы с легкими. Он тоже.

– Какого черта тут произошло? – устало спросил Маркус, облокотившись на перила. Вытянув руку вперед, он разжал ладонь, и холодный ветер унес к руинам кроваво-красные лепестки розы. – Мужик, мы хоть когда-нибудь узнаем, что тут на самом деле произошло? И можно ли было это остановить?

Я взял у него розу, сжал в ладони и отпустил лепестки в полет.

– Близкие, которых мы здесь потеряли, мертвы. Это единственное, что можно знать наверняка.

– Власти все грызутся по поводу того, что делать с этой вот городской собственностью.

– Я знаю. Меня просили прокомментировать дизайн мемориала. Я сказал, что мне все равно, что они здесь построят. Мне не нужен мемориал, чтобы помнить о том, что случилось, и какое бы архитектурное чудо они ни впилили на месте башен, при взгляде на это место я буду видеть только башни – и больше ничего.

Маркус кивнул.

– Застройщики будут биться за право собственности еще не год и не два. Жадные ублюдки.

– Пока что это всего лишь проект реставрации. Для всех, кроме погибших здесь людей и тех, кто потерял любимых, это историческое место, где туристы могут сделать фотографии и накупить открыток.

– А может, это и к лучшему, Томас. Если посмотреть с их точки зрения.

– Не знаю. Жаль, что я не верю в простые ответы.

Телефон Маркуса заиграл первые аккорды «What’d I Say?» Рэя Чарльза. Он раскрыл телефон и поднес к уху.

– Да? – Тишина: он слушал. Потом: – Вы дергаете мою цепь, леди. Да, да, я Дензел Вашингтон.

Маркус прижал телефон к нагрудному карману и уставился на меня.

– Ты знаешь какую-то женщину, которая говорит как Скарлетт О’Хара? Заявляет, будто она Кэтрин Дин. Та актриса. Которая поджарилась в машине в прошлом году.

– Это она.

У Маркуса отвисла челюсть.

– Да ты гонишь.

– За чашкой кофе расскажу, как все получилось. Это долгая история.

– Она говорит, что просто хочет узнать: ты приедешь утром или сегодня вечером. Говорит, что «девочки испекли ему торт». «Скажите, что я купила ему новый телефон». И что, по словам ветеринара, «Бэнгер безболезненно расстался с остатками старого аппарата». Кто такой Бэнгер?

– Скажи ей, что я приеду сегодня вечером. Поздно. Я позвоню ей из Эшвилля. Скажи, что я люблю ее. И пусть передаст девочкам, что их я тоже люблю.

– Нет, ну ты гонишь. Кэтрин Дин. Настоящая Кэтрин Дин.

– Настоящая.

Он поднес телефон к уху.

– Крошка. Он говорит, что приедет ночью. Что любит тебя. Что любит девчонок. И позвонит из Эшвилля. Да. Целую. Чмок. Моя жена, кстати, твоя большая поклонница. Все время смотрит фильмы с Кэтрин Дин. Накупила себе DVD. И я тебя люблю. Пока-пока.

Маркус сунул телефон в карман и уставился на меня с открытым ртом. Потом мы снова взглянули на Граунд Зироу.

– Чувак, – сказал он. – Кэтрин Дин, наверное, ясновидящая. Как, блин, вовремя. Я теперь не смогу смотреть на это место и не думать о ее звонке. И ты тоже.

Я кивнул. На сердце полегчало. Кэти смогла набросить свою ауру на воспоминания об этом месте. Чуть-чуть исправить здешний коктейль. Здесь больше не будет такой непроглядной темноты.

Кэти

По всей видимости, момент я подобрала идеально. Томас стоял на Граунд Зироу. Девочки все болтали по поводу грубых имен для золотых рыбок, а я подошла к дому, уселась на крыльце и шепнула бабушке:

– Спасибо. Я поняла твое сообщение. И Томас тоже.

 

Глава 26

Томас

Апрель

Апрельским вечером, решив отвлечься от строительных забот, я забрал свою почту в отделении Кроссроадс. Пролистывая каталоги и прочую рекламную дрянь, я вдруг наткнулся на письмо от незнакомца. Какого-то доктора из Флориды.

Уважаемый мистер Меттенич!

Я пишу вам по совету вашего брата, Джона, который занимается моими инвестициями. Насколько я понял, у вас есть способ познакомить меня с Кэтрин Дин…

Каким местом Джон думал? С чего он взял, что может рассказывать своим клиентам о Кэти? Но удивление и злость прошли, когда я продолжил читать. Дочитав до конца, я понял, почему Джон попросил незнакомца связаться со мной. И я знал, что нужно делать.

Оставалось только надеяться, что Кэти тоже это поймет.

Кэти

Я мрачно сидела на кухне кафе. Дельта, время от времени пробегая мимо с подносом, похлопывала меня по руке. В субботу, особенно в обед, времени на задушевные разговоры не оставалось. Я приехала посмотреть, как Дельта делает бисквиты. Они у меня по-прежнему не получались. Но Дельта была слишком занята, чтобы меня веселить.

– Мисс Дин? – я осторожно выглянула из-под полей фетровой шляпы, надетой поверх шелкового платка, который я намотала вместо защитной маски. В дверях стоял высокий седеющий мужчина, одетый в ветровку и вельветовые брюки. – Томас Меттенич сказал, что я найду вас здесь. Я несколько раз говорил с ним по телефону, а вчера познакомился лично. Он проверил все мои рекомендательные письма, и, если вы сейчас ему позвоните, он подтвердит мою личность. Все, что мне нужно, – это пара минут вашего времени.

Я быстро встала. Томас не посылал ко мне незнакомцев, особенно без предупреждения. Этот человек наверняка пришел с миниатюрной камерой в кармане. Я попятилась к выходу из кухни.

– Позвольте мне только проверить кое-что во дворе, и я сразу вернусь к вам…

– Мисс Дин, пожалуйста, не паникуйте.

– Я не паникую. Мне нужно проверить доставку… томатов. Видите ли, я сегодня дежурная… по томатам.

Он протянул мне левую руку. Она была жутко изувечена, и на ней не хватало двух пальцев.

– Я выжил при пожаре. Как вы.

Я долго смотрела на него, а потом жестом пригласила за собой. Мы вышли во двор под холодное солнце. Он благодарно кивнул.

– Я доктор Ричард Бартоломью. Из Джексонвилля во Флориде. – Он кивнул на свою пострадавшую руку. – Инцидент с грилем во время барбекю. Пять лет назад. До этого я был хирургом.

– Но больше не можете проводить операции?

Он кивнул.

– Но я могу преподавать, консультирую, и я член форума директоров SEBSA.

– SEBSA?

– Юго-восточной Ассоциации пострадавших от огня. У нас около двух тысяч членов со всего региона.

– Я даже не думала, что может быть… клуб для таких, как мы.

– Вот именно. Мы помогаем советами, поддержкой, дружбой. Объединяем жертв огня и их семьи в местные группы поддержки. Выпускаем бюллетень с информацией о новых способах лечения, и так далее. И… Мы проводим ежегодную конференцию. В этом году она пройдет в Эшвилле. Осенью. – Он смотрел на меня мягко, но уверенно. – Вы не могли бы выступить на ней?

Я резко втянула воздух. Томас собирался вытолкнуть меня из зоны комфорта куда дальше, чем ему удавалось раньше.

– Я просто не смогу, я… только не перед аудиторией, не на людях. Простите, если Томас создал впечатление, будто я способна на подобное.

– О, он был крайне честен, описывая ваши страхи, он четко дал понять, что вы боитесь появиться на людях. – Доктор Бартоломью помолчал. – И очень четко определил, что мои мотивы должны быть искренними.

– То есть он вас не отпугнул.

– Нет. Прошу вас, подумайте о выступлении на нашей конференции. У вас есть время. – Он протянул мне визитку. – Для нас ценно любое слово, которым вы решите поделиться. Пострадавшим от огня, как никому другому, нужны мотивация и вдохновение. Вы могли бы привлечь внимание к потребностям пострадавших, заставить людей задуматься о проблемах безопасности, мотивировать выживших, заставить их поверить в себя. Снова поверить.

Я мрачно хохотнула. Я? Я буду говорить об уверенности в себе?

– Я буду плохим примером. Поверьте. Но с радостью пожертвую деньги вашей организации.

– Я не прошу у вас денег, мисс Дин. Я прошу куда более важного. Вас.

– Не думаю, что смогу поделиться теми позитивными вещами, о которых вы говорили.

– Пожалуйста, просто подумайте о конференции.

Он кивнул на прощание и ушел. У меня сжалось сердце, новая волна колючей паники нарастала изнутри.

Говорить? На людях?

Ни за что. Никогда.

* * *

– Ты можешь перед ними выступить. Ты сможешь, – тихо сказал мне Томас. – Скажи Бартоломью, что попытаешься. У тебя есть несколько месяцев на подготовку. Слушай, прости, что раньше ничего тебе не сказал, но ты просто не стала бы с ним говорить, если бы знала, в чем дело.

Мы сидели на веранде и смотрели на закат над Хог-Бэк. Я злилась на Томаса. Мы отправили Иви и Кору в кафе, поиграть с внуками Дельты, так что могли говорить, не беспокоясь о слушателях.

Я покачала головой:

– Это было чертовски нечестно.

– А ты бы встретилась с ним по своей воле?

– Нет. Зачем это мне? Я не знаю, что говорить аудитории пострадавших.

– Ты, наверное, шутишь. Чем они от тебя отличаются?

– Журнал «Вэнити Фэйр» не называл их «самой сексуальной звездой экрана» до того, как они получили шрамы. Вот чем.

– И что?

– То, что они смирились со своими шрамами. А я нет. Что я им скажу? «Смиритесь»? Как я сама? Обгоревшим людям часто приходится смиряться, так? Просто не обращать внимания. Так вот, процитирую любимое словечко Иви: «фигня»!

– Альберта давно предупреждала, что мне придется тебя подталкивать. Я не поверил ей тогда, но теперь верю. Ты должна выйти к людям. И это выступление станет отличным началом. Поверь, ты просто должна это сделать.

Я уставилась на него.

– Ты говорил обо мне с Альбертой? Ты говоришь мне, что делать? Приказываешь мне? Никто мною командовать не будет. Я тебе не девчонка с окраины, которой ты можешь помыкать. Я… – Я осеклась. Господи. Внезапно до меня дошло, как высокомерно все это звучит. Я же говорю с Томасом. С Томасом!

Он сжал зубы.

– Ладно, понял. Ты Кэтрин Дин. Ты особенная. Весь мир может идти сосать дверную ручку, пока ты будешь делать только то, что тебе нравится. Пока ты будешь продолжать строить себе хижину отшельницы на Хребте Дикарки. Даже если от этого больно и плохо всем, кто тебя любит. В том числе и мне.

Он встал и ушел в дом, так хлопнув дверью на прощание, что витражи моей бабушки зазвенели. Я спрятала лицо в ладонях.

Я не смогу выступать перед аудиторией, даже если он никогда не простит меня.

Томас

Я слишком давил на Кэти. И понимал это. Мы помирились, мы занялись любовью, мы оба сказали, что просто неверно подобрали слова в разговоре. К концу апреля мы смогли притворяться, что вообще не ссорились по поводу приглашения SEBSA, но я нашел визитку доктора Бартоломью в мусорной корзине возле своего чертежного стола. Кэти сознательно ее туда бросила. Хотела, чтобы я совершенно четко понял: тема закрыта. Что ж, я решил подыграть. Прикусить язык и молчать – вредная привычка еще со времен жизни с Шерил. Напряжение осталось висеть в воздухе и только нарастало.

Хог-Бэк и Десять Сестер сияли десятками оттенков зеленого. На огородах, которые Дельта устроила возле кафе, зеленели грядки с первыми побегами. Весенние кустарники и цветы окутались первыми соцветиями. Первые пчелы уже крутились вокруг лепестков и полных пыльцы тычинок. С наступлением тепла в кафе прибавилось посетителей, по субботам Альберта, Мэси и другие местные музыканты устраивали на крыльце джем-сейшены. Туристы, приезжавшие с палатками, и местные соседи приносили стулья и спальники, наслаждаясь концертом. Поздним вечером в субботу, когда посетители разошлись, мы с девочками и Кэти присоединились к сидящим на дворе Дельте, Пайку, Долорес и судье. Кэти выбралась на крыльцо, взяла у Мэси электроскрипку и сыграла быструю переделку кантри «Синяя луна над Кентукки».

Мы изумленно слушали.

– Ну, девочка, ты виртуоз! – хмыкнул Пайк, когда Кэти закончила играть. Альберта была в шоке. Мэси улыбалась и аплодировала. Остальные тоже. Кэти картинно поклонилась и вернулась на свой стул.

– В детстве меня учили играть на струнных инструментах, – сказала она, мрачно глядя на меня. – Видишь? Я с радостью выступаю перед аудиторией, пока я с людьми, которых знаю и которым могу доверять.

Я только кивнул, стараясь ничего не ляпнуть.

А потом снова нырнул в строительные проблемы, разбирался с домом и его растущей коллекцией хозяйственных пристроек. Я рисовал эскизы для отапливаемого и кондиционируемого курятника в старом ремесленном стиле, для нового сарая, где мог бы с комфортом разместиться Бэнгер и его будущий гарем. Иногда мы с Кэти занимались там любовью, иногда просто трахались. Просто поразительно, как два человека, настолько любящие друг друга, настолько подходящие друг другу, могут за такое короткое время построить между собой непробиваемую стену.

Ощущая внутри живую рану, я не мог не заботиться о Кэти, не контролировать ситуации, не возводить защитных стен вокруг тех, кого люблю. У нас с Кэти были свои проблемы, но разве не пришло время подумать о будущем Иви и Коры? Девочки совершенно определенно хотели остаться с нами, но Иви при этом все больше замыкалась в себе, а Кора продолжала убеждать воображаемых друзей, что мы их не бросим.

Да, у них все еще были проблемы с доверием, но мы с Кэти вряд ли могли бы с этим справиться так же, как справились с вопросом о выступлении на конференции, то есть игнорируя проблему. Я был готов принять формальную, с подписями и печатями, ответственность за Кэти и девочек. Чтобы доказать, что я никогда не позволю террористам подобраться к ним, никогда не позволю небоскребу обрушиться под их ногами, что я гарантирую им полную и совершенную безопасность. А как я мог дать такие гарантии, не попросив Кэти выйти за меня?

День казался мне идеально подходящим для предложения.

Кэти

Предложение

Я могла бы и догадаться, что Томас собирается предложить мне руку и сердце. Дельта в тот день выглядела чересчур уж невинно, приглашая Иви и Кору на обед в фастфуде «Dairy Queen», а потом на просмотр двухчасового фильма от Диснея в кинотеатре Тартлвилля, с ней и ее внуками. Но я тогда подумала, что Дельта просто хочет дать нам с Томасом возможность «окрестить» первую официально законченную пристройку к дому. Маленькая кухня бабушки Нэтти с россыпью созвездий на полу и самодельной плиткой на стенах теперь была парадным входом в новую кухню с пристроенной столовой. Пол с выложенными созвездиями перетекал к более крупным плиткам из полированного гранита, светлые медные перемычки, держащие ромбовидные стекла в окнах (классический стиль «Craftsman»), по ночам отражали теплый свет. Большая металлическая раковина, которая осталась мне от бабушки, занимала почетное место рядом с современной, под новой стеной и широким окном, на подоконнике которого мы расставили комнатные растения.

Мне нравилась старая бабушкина раковина. Если духи живут в дереве, камне и металле дома, то дух бабушки плавал именно в ней. Я дорожила ею, как сокровищем. Мы уже протянули проводку. Поставили нагреватель для воды. Томас и мы с девочками торжественно воспользовались раковиной, празднуя ее установку, открыли воду и по очереди вымыли руки теплой водой.

А вот большую страшную плиту я заточила в каменный угол, по соседству с огромным холодильником и морозильной камерой, которые окружила застекленными шкафами из вишневого дерева. Холод побеждает огонь, думала я. Рядом стоял антикварно-примитивный стол из дубовых досок, каждая доска была почти в два фута шириной. Вокруг длинного стола мы поставили красивые стулья из вишневого дерева. Сиденья были набивными, а сами стулья мы решили не покрывать лаком. Кухня была роскошной, архитектурным пиром, комфортным и элегантным эквивалентом бисквита под толстым слоем жидкого меда.

Я ждала, когда Томас приедет впервые пообедать со мной наедине. Я открыла дверцу духовки, вытащила последний противень с бисквитами и уставилась на почерневший верх. Черт.

Эта премудрость все еще мне не дается. Кухня знает, что я недостойна. Знает, что я боюсь плиты, боюсь будущего, боюсь внешнего мира. Томас тоже знает.

Я мрачно выбросила бисквиты, отпила вина из бокала, помешала картофельный суп-пюре и взбила салат в миске. Поправила серебряные приборы на новых салфетках поверх старого стола и выглянула в панорамное окно, выходящее на Хог-Бэк. Даже Томас признавал, что дом стал лучше, когда появился этот чудесный вид и через окна начало проникать солнце.

Я услышала грохот его грузовика. Щенки завиляли хвостами и помчались к двери. Я быстро пригладила волосы и охлопала все остальное – грудь, живот, задницу, – затянутое в облегающий белый свитер с длинными рукавами и кружевную длинную деревенскую юбку. Пульс участился, в животе потеплело, мое тело предвкушало его появление. Несмотря на все наши проблемы, я не представляла себе жизни без него.

Я услышала стук входной двери, потом его шаги в коридоре, топот щенят, которые крутились у него под ногами. Я успела принять картинную позу у стола, словно только что перестала расставлять тарелки.

– Я приготовила тебе поесть, – пропела я.

– Я чую аромат твоих бисквитов, – отозвался он.

– Только потому, что я забыла включить новую вытяжку и побрызгать освежителем воздуха, чтобы скрыть аромат угольков.

Он завернул за угол и остановился на пороге кухни. В руках он держал огромный букет весенних цветов и бабушкину бутыль для молока. На нем были линялые джинсы, широкий ремень, белая рубашка с расстегнутым воротом. Томас оглядел меня с ног до головы и не сводил с меня глаз, подходя ближе. Он поставил цветы в бутыль, налил в нее воды и поставил в центре стола, завершая сервировку. И все это время он смотрел на меня. А я смотрела на него, прижав руки к бокам и вздернув подбородок, не забывая правильно поворачиваться. И сердце у меня трепетало.

Он подошел ко мне, остановился совсем рядом, в шаге, но не прикасаясь, оставив почти незаметное и очень теплое пространство между нами. Я подняла лицо, отворачивая щеку со шрамами, пытаясь забыть о них, как всегда. Взяла его за руку.

– Мы займемся любовью в настоящей спальне. В настоящей постели.

Его пальцы жадно сжали мои.

– И это, – сказал он, притягивая меня ближе, – будет грешно.

* * *

После хорошего секса жизнь всегда кажется проще. Этим он и опасен. Мы лежали рядом, обнаженные, на сбитой постели. Томас был из тех редких мужчин, которые любят поговорить после секса. Я очень любила эту его черту, но только не в последнее время. Слишком рискованно. Лучше отвлечься. Я опустила руку под кровать, выудила вибратор и провела им по животу Томаса.

– Я хочу показать тебе, – сказала я, щелкнув кнопкой, – чудеса современного электричества.

Он накрыл ладонью мою руку, останавливая меня.

– Давай оденемся и сходим к Руби-Крик. Я сам хотел бы кое-что тебе показать.

– Этому «чему-то» лучше бы возбуждать, как это. – Я помахала вибратором и подмигнула Томасу. В животе ледяным комком свернулся страх.

– Даже лучше, – мрачно ответил он.

* * *

Мы стояли на коленях у ручья, в мягких сумерках весеннего вечера, и держали маленькие старательские сита, которые купил Томас.

– Опускай сито вот тут, в песчаный участок, – говорил он. – Зачерпывай песок и немного воды, а потом двигай по кругу, чтобы вода стекала с одной стороны сита. Аккуратно, и песок тоже смоет, оставив только хорошие вещи.

– Ты уверен, что мы тут найдем рубины или сапфиры? Почему?

– Потому что условия идеальны. Я просчитал изгиб русла, течения, объем воды, интенсивность нанесения песка, вот эти вкрапления под поверхностью, гидравлику вытеснения метража породы…

– Я могу определить фигню, даже если она вся состоит из технических терминов.

– Просто поверь мне и зачерпни, ладно?

Я зачерпнула песок, повернула сито, промыла песок, выбросила из сита пару серых камешков, зачерпнула снова. Что-то явно тяжелое потянуло сито вниз.

– Эй! Похоже, я нашла самородок. – Я промыла. Песок и вода стекли вниз, оставив в сите маленькую черную коробочку. Коробочку для кольца. Я уставилась на нее.

– Томас, что ты…

– Открывай, – хрипло сказал он.

У меня дрожали руки. Я положила сито, поставила коробочку на ладонь – на здоровую левую, конечно же, – и открыла крышечку. Внутри сияло золотом и платиной кольцо с изумительным рисунком переплетающихся прямоугольников, с несколькими крошечными рубинами вокруг огромного бриллианта. Кольцо было прекрасно, уникально, и Томас, без сомнения, сделал его сам.

И стоило мне поднять глаза, как Томас понял, что я не приму кольцо. Он медленно выдохнул. От его взгляда сердце рвалось на части.

– Я буду ждать, сколько потребуется, – сказал он. – Просто скажи мне, что, черт побери, с нами происходит.

Я ссутулилась.

– А что случится, когда ты закончишь меня «реставрировать»? А потом поймешь, – я показала на свое лицо, – что, как бы ты ни старался, это никогда не будет выглядеть как раньше?

Я отвернулась, пытаясь взять себя в руки.

Он нагнулся ко мне.

– Ты правда думаешь, что я сижу и мечтаю увидеть твое лицо без шрамов? Ты правда думаешь, что от этих шрамов зависит то, как я тебя вижу? Как я вижу наше будущее?

Я повернулась, глаза заволокло слезами.

– Дело не только в лице. Дело во мне. В том, что внутри. Ты хочешь, чтобы я была сильной, уверенной женщиной, которая может стоять перед комнатой, полной народу, и не дрожать. Я не могу, Томас. Возможно, я не смогу отказаться от отшельничества. Превращусь в сумасшедшую одиночку на Хребте Дикарки.

– Не превратишься. Я не сдамся…

– Ты не сдашься. Вот именно. А если я сдамся? Что случится, если я не смогу измениться, если ты не сможешь меня изменить, если однажды ты почувствуешь, что разочаровался во мне, и решишь, что мои фобии ограничивают твою жизнь, твой выбор, твои мечты? Томас, я не хочу стать разочарованием для тебя, Иви и Коры.

– Я люблю тебя. Ты из простых проблем делаешь нечто неподъемное.

– Мне непросто выйти к людям. Я люблю быть с тобой, с девочками, с животными, мне нравится здесь, в горах. Разве этого мало?

– Ты не «любишь» отшельничества. Ты его приняла. В том-то и разница. А я все время помогал тебе сделать такую жизнь проще. Больше не буду. Я не хочу больше жить в сарае. На следующей неделе я возвращаюсь в свою хижину.

Я застонала.

– Ну как ты можешь так со мной поступать? Представь, как расстроятся Иви и Кора!

– А как ты думаешь, что они чувствуют сейчас? Они все время боятся, что мы с тобой расстанемся, Кэти. Я живу в сарае. Они знают, что это плохо. Я ненавижу такое напряжение. Либо мы вместе, мы семья и мы поженимся, либо мы прекратим притворяться. Никаких полумер, ясно? Жить с кем-то означает рано или поздно сделать выбор. Мои уроки дались мне совсем непросто. Тебе тоже придется научиться.

– Я согласна с тобой. Я знаю, что мне нужно стать сильнее, храбрее, лучше. Но это не твой выбор. Этот выбор только мой.

– Просто пообещай, что ты выступишь осенью. Попытайся. Большего я не прошу.

– Я не могу. Не могу. Прости. – Я поднялась на ноги, Томас тоже вскочил. Я плакала, меня трясло. И у него в глазах стояли слезы. Я вцепилась в его рукав.

– Не говори девочкам, что уезжаешь. Они не поймут почему. Не говори им пока. Дай мне подумать несколько дней. О том, как им сказать.

Он кивнул.

– Несколько дней.

Жалко сгорбившись, мы вернулись к дому. Бок о бок, но не касаясь друг друга.

 

Глава 27

Кэти

Кроссроадс-кафе

– Как же вы с Томасом любите все усложнять, – сказала Дельта, когда я наносила румяна на ее круглые скулы. – Ты выглядишь так, словно только что потеряла лучшего друга. И Томас не лучше. Он не разговаривает со мной об этом. Он мужик, и я не могу его расколоть. Но я могу расколоть тебя.

Я бросила кисточку в набор для макияжа и опустилась рядом с ней на стул с набивным сиденьем.

Был понедельник, в кафе было тихо и пусто. Оно закрывалось по понедельникам. Дельта одолжила видеокамеру у кого-то из внуков. Я предложила свои услуги в качестве режиссера и оператора для съемки обучающего видео. Мне удалось уговорить Дельту послать пробы для «Фуд Нэтворк».

– Ты все еще молчишь, – пожаловалась она, пока я смотрела в окно.

– Собирается буря. Только взгляни на эти тучи. Очень сильная буря.

Дельта выхватила из набора карандаш для подводки бровей и ткнула в меня, словно шпагой.

– Не заставляй меня этим пользоваться.

Я вжалась в спинку стула.

– Я люблю его. И хочу выйти за него замуж. Я просто не хочу, чтобы он так сильно меня подталкивал к «нормальной» жизни.

– Ой, да ладно. Если бы все ждали, пока станут нормальными чтобы жениться, до церкви так никто и не дошел бы.

– Он слишком многого от меня ждет. Когда выходишь замуж, то даешь обещание быть таким, каким твой спутник хочет тебя видеть. А я не могу пока с чистым сердцем произнести эту клятву. Я солгу. Когда я выходила за Геральда, я не верила, что даю клятву всерьез. То есть мне казалось, что я верю, но на самом деле это были пустые слова. А теперь мне хочется, чтобы они стали чем-то бóльшим.

Дельта закатила глаза.

– Супруги дают множество пустых обещаний, которые они не могут исполнить, но они хотя бы пытаются. Ну и расстраивают друг друга время от времени. И что? Если бы они не воевали друг с другом, не ворчали и не переживали, брак не был бы таким интересным. Единственный секрет долгого счастливого брака – это умение постоянно меняться, приспосабливаться друг к другу, менять свои взгляды на то, каким должен быть твой спутник. Пока союз основан на любви, пока в душе ты знаешь, что этот человек тебе подходит, все остальное – просто масло на бисквите.

Она погрозила мне карандашом для подводки бровей.

– Есть что-то еще? Только не говори мне, что это из-за твоего идиота Геральда.

– Ой, ну не надо. С Геральдом был не настоящий брак. Не здесь. – Я постучала пальцем по груди над сердцем. – И Геральд тут ни при чем.

– О’кей, значит, у тебя есть большая темная тайна, которой не знает Томас. Ты превращаешься в оборотня в полнолуние?

– Если бы это было так, я уже давно поймала бы Бэнгера и разорвала на конфетти. Я тебе говорила, что на прошлой неделе он сожрал мои новые спортивные туфли? Вместе со шнурками.

– Не уходи от темы. Ты ждешь удара молнии? Волшебных моментов счастья, от которых мурашки по коже? Чудесного исчезновения шрамов?

Я посмотрела на нее, долго и напряженно, но потом сдалась и кивнула.

– Последнего пункта. Всей душой.

– Ох, кузина. Ты же знаешь, что этого никогда не случится. Тебе нужно научиться видеть себя по-другому. Тебе необходимо перестать быть Злой Колдуньей и превратиться в Дороти.

– Извини, ты о чем?

– Дороти. Из «Волшебника страны Оз». Щелкни красными башмачками и скажи…

Над Десятью Сестрами грянул гром. Я с угрюмой улыбкой кивнула на горы.

– Не следует недооценивать Злую Колдунью Запада. – Затем закрыла глаза и оперлась подбородком на ладони. – Хорошо, я буду Дороти. «Нет места лучшего, чем дом…»

– Это не те слова. Так нужно говорить, если хочешь вернуться домой. – Дельта сложила ладони, закрыла глаза и пропела:

– «Нет никого меня красивей, нет никого меня прекрасней…»

Я вопросительно посмотрела на нее:

– Это же просто бессмысленно.

Она обхватила мое лицо пухлыми, покрасневшими от работы ладонями.

– Гордись тем лицом, что у тебя сейчас, а не тем, которое когда-то у тебя было. Посмотри, насколько оно прекрасно даже со шрамами. Когда, глядя в зеркало, ты увидишь свое прекрасное лицо, ты вернешься домой.

Я опустила голову.

– Я никогда не смогу увидеть себя такой. Каждый раз, когда Томас смотрит на меня, – и так будет до конца жизни, наверное, – мне хочется отвернуться, спрятаться. Он притворяется, что не видит, но однажды его терпению придет конец. Он устанет от моих странностей. Я не могу выйти за него до тех пор, пока не смогу смотреть на него и позволять ему смотреть на меня; до тех пор пока, глядя на него, я буду думать о своей любви к нему, а не о моем уродстве. – Я отвела ее руки от своего лица, сжала, потом поднялась со стула. Сверкнула молния. – Мне лучше пойти посмотреть, где там девочки с цветами.

Дельта вздохнула.

В столовую вбежали Кора и Иви с охапками последних розовых азалий.

– Там снаружи страшно! – пожаловалась Кора.

Иви тоже выглядела обеспокоенной.

– Тучи надвигаются очень быстро, и некоторые из них темные, как синяки. По каналу Дискавери говорили, что, как правило, торнадо появляется между тремя и девятью часами в марте и мае. Сейчас первая неделя мая и на часах без пятнадцати четыре.

Дельту не впечатлили ни статистика, ни силы природы, от которых она просто отмахнулась.

– Милые, это просто гроза. Эти старые горы иногда ворчат, как медведь. Давайте расставим азалии по вазам. – Дельта огладила ладонью свой бирюзовый костюм. – Мы поставим их на «съемочной площадке» моего шоу, и кухня у нас получится розовой и цветущей.

Она повела девочек на кухню, где я уже установила камеру на треножнике. Кроме камеры я расставила несколько ламп, чтобы высветлить тени и подчеркнуть обстановку. Раньше мне и в голову не приходило, сколько я знаю об основах съемки. Нет, я не конкурент Мартину Скорсезе в борьбе за Оскар, но срежиссировать и снять для Дельты ролик для кулинарного шоу мне вполне по силам.

Я пошла за Дельтой и девочками и тут же подпрыгнула от неожиданной вспышки молнии. И сразу же от раската грома содрогнулось все кафе. Кора вскрикнула. Я обернулась к окнам и замерла. Обычно я не боялась гроз – даже мне сложно представить себя, поджаренную молнией, – но кипящее варево туч над Десятью Сестрами скрутило желудок в панический узел. На парковке так резко и сильно стемнело, что автоматически включилась подсветка кафе. Деревья качались от сильных порывов ветра.

Зажужжал мой телефон. Томас. Он с компанией местных, в том числе и Санты, устанавливал новую ограду вокруг пастбищ у дома.

– Я еду к вам, – сообщил он. – Пайк сказал, что к западу от Тартлвилля видели торнадо.

– Успокойся. Дельта говорит, что в Ков почти никогда не бывает торнадо. Десять Сестер и Хог-Бэк создают естественное препятствие, которое разбивает торнадо на подступах.

– Расскажи это тому торнадо, что лезет вверх по лощине вдоль Руби-Крик. Я скоро буду. А ты пока уговори Дельту устроить тебе и девочкам экскурсию в погреб для овощей.

– Только если ты останешься на хребте и отведешь свою рабочую команду на экскурсию в бабушкин погреб. Не смей тащиться сюда на своей старой жестянке.

– Не унижай мой пикап. Спускайся в подвал, – приказал он. – Немедленно.

Щелк. Я нахмурилась, глядя на экран, сунула телефон в карман джинсов и снова подпрыгнула от молнии, ударившей так близко, что воздух дрогнул. Ба-бах! Окна кафе задребезжали. С декоративной полочки с громким звоном упала эмалированная кружка для кофе. Кора пискнула и подбежала ко мне. Я крепко ее обняла.

– Все хорошо, Corazon, ш-ш-ш.

В проеме кухонной двери показалась Дельта, размахивающая карманным фонариком. Рядом с ней держалась Иви с широко раскрытыми от страха глазами.

– Ну, кто еще хочет посмотреть, где мой старик спрятал выпивку? – жизнерадостно спросила Дельта.

Мы почти побежали по коридору к двери подвала. Нам оставалась еще половина пути, но тут все здание кафе резко задрожало. Лампы погасли. Рамки со старыми календарями и сельскими пейзажами затанцевали на стенах. А наши уши заполнил рев – так люди обычно описывают звук приближающегося поезда.

– В уборную, живо! – крикнула Дельта.

Мы метнулись во внутренний туалет, тесную комнатку с единственным зеленым, как авокадо, унитазом и старой белой раковиной, деливших внимание посетителей с фотопортретами знаменитых поклонников кулинарного таланта Дельты. Перед моим носом качалась фотография Гарта Брукса с автографом.

– На пол! – выкрикнула Дельта. Мы вчетвером рухнули вниз. Я затолкала Кору и Иви под раковину.

– С нами все будет хорошо! – пообещала я, гладя их лица.

– Держитесь! – завопила Дельта, перекрикивая шум.

Все вокруг тряслось. Было темно. Я вдруг снова очутилась в неуправляемом «Транс-Ам». От паники было трудно дышать.

За моей спиной громко хлопнула дверь. Кафе кричало и стонало. Я слышала плач Дельты, которая чувствовала боль кафе, как свою собственную. Ее любимое кафе, наше любимое кафе страдало. Ломались балки, рвались провода, разлетались осколками окна. Неожиданно коридор рухнул, забаррикадировав нашу дверь, которая выгнулась внутрь, словно парус; она держалась только благодаря надежным старым петлям. С потолка посыпалась штукатурка, а вслед за ней и куски дерева. Я обняла девочек и заползла с ними под раковину, на миг опередив сорвавшийся с потолка большой светильник. Во все стороны брызнули осколки стекла, тяжелое металлическое крепление ударило меня по плечу.

Я услышала стон Дельты и похолодела. Затем протянула руку и схватилась за фартук ее бирюзового костюма.

Она не шевельнулась.

А затем наступила тишина.

Поезд уехал, поднялся обратно в облака, канул в небытие. Я снова расслышала тихий плач Коры и неровное дыхание Иви. Было темно и жарко, кафе – точнее, то, что от него осталось, – скрипело и ворочалось вокруг нас.

Из дыры в потолке тянуло влажным воздухом.

– Все в порядке, все уже закончилось, – услышала я свой собственный голос. Я торопливо гладила девочек по головам и лицам, инстинктивно проверяя температуру, убеждаясь, что они живы, молясь, чтобы мои пальцы не почувствовали ничего скользкого, похожего на кровь. Однако, когда я протянула руку к голове Дельты, удача мне изменила. Я отдернула ее, почувствовав влагу.

– Дельта!

Она слегка шевельнулась и пробормотала:

– Кажется, я… ошибалась. Насчет торнадо.

Я пошарила вокруг и нашла ее фонарик. Щелчок, и у нас появился свет. Быстрый осмотр показал, что Кора и Иви отделались только испугом. Когда я направила луч на Дельту, она уже уселась на полу, опираясь на стену и морщась от боли. Справа по лицу текла струйка крови. Я осветила ее голову, осторожно коснулась дрожащим пальцем и нашла небольшую ранку посреди стремительно растущей шишки.

– Если ты настаиваешь на крови, я больше никогда не возьмусь за твой макияж, – хрипло пошутила я. Дельта смогла улыбнуться. Я повернулась к девочкам.

– Иви, полезай сюда, сядь рядом с Дельтой. – Я оторвала кусок туалетной бумаги от мотка и сложила его как бинт. – Приложи это к ее ране. С ней все будет хорошо. С нами тоже.

Иви втиснулась рядом с Дельтой и прижала туалетную бумагу к ране.

– А как мы отсюда выберемся?

– Мне не нравится эта пещера, – захныкала Кора.

– Иди сюда, солнышко. – Я посадила ее себе на колени. – С нами все в порядке. Просто нужно дождаться Томаса. Хорошо?

– Хорошо.

– Подержи для меня фонарик. Умница.

Я достала мобильный, благословляя день, когда человечество его изобрело, и ткнула на быстрый вызов Томаса. Но он меня опередил. Телефон зажужжал в ладони.

– Скажи мне, что у вас все хорошо, – произнес он мне в ухо. До меня донесся низкий рев грузовика. Голос у Томаса был обманчиво спокойным. Он смог справиться со своими страхами, воспоминаниями, ужасом. Только не снова – должно быть, вертелось у него в голове.

– Со мной все отлично, правда. – Спокойно. Расслабленно. А критики еще говорили, будто я не умею играть. Ха.

– А девочки? Дельта?

– Они тоже в порядке. Но кафе практически развалилось.

– Мне до вас еще пять минут езды. Со мной приедет Санта. Джеб тоже в пути, и Пайк, и все, кого они смогли собрать.

– У Дельты царапина на голове, но, кажется, несерьезная. Единственная наша проблема в том, что мы застряли в туалете. Дверь завалило. – Я направила дрожащую руку Коры с фонариком, и мы осмотрели дыру в потолке. – Светильник упал, и я вижу дыру на чердак. Точнее… на то, что от него осталось. Дельта, теперь в потолке твоего туалета есть окошко. И из него веет приятный ветерок.

Что-то в дыре привлекло мое внимание. Серая струйка вилась в воздухе. Крошечный столбик пыли? Наверняка. Или просто игра моего воображения. Конечно же. Ну конечно.

Кожа заледенела. Кровь словно втянулась в кости. Из невидимых ожогов, скрытых моими шрамами, сочился ужас. Мое тело просто не сможет забыть эти раны, оно навсегда запомнило прикосновение огня.

– Я чувствую запах дыма, – тихо сказала Иви.

Я тоже его чувствовала.

Томас

Сердце застыло в груди. Только не пожар! Только не снова. Только не Кэти, не Иви и Кора, не Дельта. Только не Этан или Шерил, не наш нерожденный ребенок. Только не я. Нет. Не в этот раз. Больше никогда.

– Вызови пожарных, – сказал я, подъехав к Санте и бросив ему телефон. – Собери лесничих. Собери всех, у кого есть шланги, ведра, лопаты, песок. Собери их.

– Вот дерьмо, – проревел Джо и принялся набирать номера.

Я поехал. Мой древний пикап с натужным ревом мчался по дороге вдоль ручья. Я объезжал поваленные деревья. Торнадо вырвал массивные лиственницы и ели, растущие по его берегам. Я свернул на брусчатку Трейс, и пикап занесло. Два колеса соскользнули с покрытия. Но приземистый надежный старый конь не перевернулся. Он вцепился в дорогу, как в доброго друга. Пикап знал, что его все еще уважали, что в нем нуждались, ему еще предстояла работа.

Я вдавил педаль газа в пол. Мы начали карабкаться вверх по дороге.

Когда вдали показалось кафе, я увидел, что над развалинами уже поднимается облако дыма. В горле стало горько от желчи. Я сплюнул в открытое окошко пикапа. Ветер принес слабый вой пожарных сирен со стороны Тартлвилля. С другой стороны участка мчался Пайк. Джеб со строительной командой лишь немного отстал от нас с Сантой.

Я смотрел на дым. Кэти, я не позволю, чтобы с тобой, девочками или Дельтой что-то случилось. Клянусь тебе. Клянусь вам, Шерил и Этан. Такого больше не произойдет.

Казалось, что по кафе сбоку ударила гигантская ладонь. Вся правая сторона здания провалилась внутрь, а вся правая часть крыши была разломана на куски и разбросана по пастбищу за дубами. Я затормозил пикап в нескольких дюймах от развалин бокового крыльца. Туалет сейчас представлял собой двухфутовую кучу обломков и мусора. Его сравняло с землей.

– Мне нужно забраться на чердак, – крикнул я Санте. – Тогда я смогу вытащить их через дыру в потолке.

– Наверх сейчас не заберешься, у тебя ничего не выйдет! Погоди, скоро приедут парни из пожарного депо, у них грузовик с лестницей!

Я завел двигатель пикапа, воткнул пониженную передачу и направил машину на стену сортира, которая наклонилась и лежала на куче обломков. Из нее получится трап. Санта присвистнул, когда пикап начал карабкаться по куче, как жук по охапке веток. Когда ось наконец уперлась в балку, пикап остановился с задранным вверх носом и вращающимися в воздухе передними колесами, но решетка радиатора уже прочно зацепилась за неровный край пола чердака.

– Братан, – восхищенно произнес Джо, – ты только что превратил этот кусок дерьма на колесах в горного козла.

Я вытащил из-под сиденья монтировку, вылез из кабины, взобрался на капот пикапа и вполз под остатки крыши.

Вокруг меня сочился дым, смертельным шлейфом окутывая легкие изнутри. А я чувствовал запах пыли Северной башни Всемирного торгового центра. Воздух вокруг казался тяжелым от висевшей в нем обреченности. Добро пожаловать обратно в кошмар, прошептала она. Сможете ли вы с Кэти на этот раз победить?

Кэти

Я слышала звуки снаружи, но паника не давала мне их опознать. Жарко. В маленьком туалете было жарко, и воздух уже начал густеть, готовясь задушить нас.

– Прижмите это к носу, – приказала я Дельте и девочкам, вручая им бумажные полотенца, смоченные в раковине. Я плеснула водой на свою футболку и вытерла ею лицо. Вонь уже нельзя было просто игнорировать. Обливаясь потом, я вскарабкалась на унитаз и стала остервенело бить деревянной ручкой туалетного ершика по краю дыры, оставленной упавшим светильником. На меня, Дельту и девочек дождем посыпались обломки дерева и поломанная потолочная плитка.

Дыра постепенно расширялась. Ручка ершика расщепилась и обломилась. Мне в ладонь вонзилась тонкая щепка. Я ее почти не заметила.

– Вот, готово! – крикнула я девочкам. – Кора, лезь вверх. Иви, подсади ее. Кора, потом я подниму тебя, и ты пролезешь в дыру в потолке. Она широкая, ты пролезешь. Когда ты окажешься снаружи, я еще немного ее расширю, чтобы Иви тоже смогла выбраться. Давай, лезь.

– Я боюсь дыхания дракона, – плача, сказала Кора.

Сквозь трещины потолка полз дым.

– Он просто храпит, – сказала Дельта, прижимая ладонь к окровавленной голове. – Он не тронет тебя. Давай же, Кора. Ты справишься.

Иви обхватила ноги девочки и приподняла ее.

– Иди, Кора. Я поднимусь сразу за тобой, договорились?

– Мне страшно!

Я подхватила ее и, напрягшись изо всех сил, подняла так высоко, как могла.

– Просовывай руки в дыру, Кора!

Она пискнула, зажмурилась и сунула руки на чердак.

– Тут жарко! Там дракон, он выдыхает горячий воздух! – Она отдернула руки обратно и захныкала.

– Кора! – Я опустила ее, подхватила рукой под попку и убрала потные волосы с лица девочки, чтобы посмотреть ей в глаза. – Взгляни на меня! – когда она послушалась, я улыбнулась. – Даже в сказках принцессы боятся драконов. Бояться не стыдно. Но нам обязательно нужно победить дракона! Хорошо?

Она заплакала сильнее, но кивнула. Я снова подняла ее к потолку. Кора просунула руки и голову в дыру.

– Я смотрю, – сказала она, – но не вижу дракона. А нам с вами лучше поторопиться.

– Просто полезай мне на плечи, хорошо?

– Там дым, мне страшно!

– Сразись с драконом, Кора!

Она, извиваясь, поднялась чуть выше.

– Я застряла!

О господи. Я толкнула. Она закричала. Пот лил с меня ручьями. Шрамы пульсировали от жара. Моя кожа знала, что ее ждет. Знала, что мы в ловушке.

– Кора, не сдавайся! – взмолилась я.

– Томас! Тут Томас!

Я услышала над нами тяжелые шаги. Неожиданно Кору как по волшебству выдернуло вверх.

– Она у меня, – прокричал Томас. – Я передам ее Санте и сразу вернусь.

Я услышала, как он торопливо уходит. Внизу начали кашлять Дельта и Иви. Я протянула руку Иви.

– Давай, твоя очередь. Лезь вверх.

– Я не пролезу в эту дыру, и ты это знаешь.

– Мы все равно должны попытаться! Иди сюда!

Она вскарабкалась на унитаз, затем на раковину. Я схватила ее за руку. Дельта обняла ее ноги. Мы все посмотрели вверх, на дыру. Иви сжала мою руку и покачала головой.

– Я не пролезу, – промычала она.

Она была права. Господи, у нас совсем не оставалось времени.

– Прикройте головы, – прокричал Томас. Он вернулся и стоял над дырой, ему в лицо лез дым. – Осторожно, я собираюсь пробить потолок монтировкой.

Мы отступили назад, а Томас атаковал дерево над нами. На нас сверху полетели обломки. Доски раскалывались, гвозди визжали. Отверстие медленно расширялось.

– Оно уже достаточно широкое для Иви! – закричала я.

Он уронил монтировку и, кашляя, опустил в дыру руки.

– Давай, Иви. Я вытащу тебя наверх. Я же обещал, что не позволю никому причинить тебе вред, и я сдержу свое слово.

Она протянула ему руки. Томас обхватил ее запястья.

– Я слишком толстая… – начала Иви, но ее протест оборвался судорожным вдохом, когда Томас рывком вытащил ее на чердак.

– Вынеси ее, – прокричал он кому-то. Затем переключился на меня с Дельтой. – Тут Джеб.

– Держись, мам, – завопил Джеб. – Папа только что въехал во двор. Он уже здесь.

– Не пускай сюда отца! – закричала Дельта. – Он опять потянет спину!

Сквозь вентиляционное отверстие в стене повалил дым. Я прикрыла нос краем мокрой футболки. Металлическую решетку лизнул крошечный оранжевый язычок пламени. Словно дразнящийся язык ухмыляющегося чудовища – да, дракона, – он попробовал на вкус воздух, высунувшись в мою сторону. На этот раз тебе не уйти.

– Прикрой голову, Кэти! – заорал Томас.

Джеб дал ему цепную пилу. Он дернул шнур стартера. Мотор взревел, длинное лезвие начало вращаться.

– Пригнись! – закричала Дельта, дергая меня за руку.

Я спрыгнула с унитаза. Мы с ней, кашляя, вместе пригнули головы, пока Томас мощной пилой прорезал большое отверстие в потолке. Закончив, он упал на живот и протянул ко мне руки.

– Кэти, хватайся.

Каждой клеточкой своего тела я хотела сбежать отсюда первой, даже если это значило бросить Дельту. Сбежать первой. Всю жизнь я была чудо-девочкой, которая всегда и во всем была первой. Но на этот раз я не могла так поступить. Я стала другим человеком. И у меня была подруга, о которой я должна была позаботиться. Возле меня заходилась кашлем Дельта. Я с трудом поднялась на ноги.

– Сначала Дельта! Ей трудно дышать, и она ранена!

– Кэти, дай мне тебя вытащить. И потом…

– Не в этот раз! – Я слезла с сиденья унитаза и подтолкнула к нему Дельту. – Вперед, вперед, вперед. Лезь вверх. У тебя получится!

Кашель не давал ей возможности спорить со мной. Дельта начала карабкаться на унитаз. Я тащила ее упитанное тело, словно буксир, пока она не встала надежно на фарфоровом ободке сиденья. Дельта подняла руки. Томас схватил ее за запястья. Он тянул, я толкала, Дельта визжала и болтала ногами. Когда Томасу удалось протащить ее голову и руки в дыру, на чердак влез Пайк, который, подбежав, обхватил Дельту под руками.

– Ты надорвешь спину! – закричала она.

– Позже на меня накричишься, – заорал он в ответ.

Он начал ее вытаскивать, но Дельта сопротивлялась и повернулась, чтобы взглянуть на меня.

– Кэти!

– Уходи! – закричала я. – Я люблю тебя, кузина!

– Я тоже люблю тебя, кузина!

Пайку фактически пришлось силой тащить ее с чердака. Томас снова бросился на пол. Его лицо было запачкано сажей. Дым стал таким густым, что временами я не могла его разглядеть. Он снова протянул мне руки.

– Кэти! Сюда! Сюда! Давай!

Но я вжалась в угол уборной, глядя, как язычок пламени в вентиляционном отверстии выпускает новые побеги. Они выползали из-за металлической решетки во все стороны, превращая ее в чудовищный огненный цветок. Один из огненных побегов потянулся к дыре в потолке, через которую поступал лакомый свежий воздух. Пламя издало тихий шипящий пуф, похожий на звуковой спецэффект из арсенала фокусника.

И вдруг края отверстия оказались охвачены огнем. На Томасе был надет один из его свитеров. Левый рукав задымился, а затем вспыхнул. Вид горящего Томаса оказался последней каплей, и я впервые закричала от ужаса. Он сбил пламя рукой, сдернул свитер через голову и бросил его вниз мне.

– Намочи его и бросай обратно!

Я сунула скомканный свитер в унитаз, вытащила, поливая все вокруг синей водой с антисептиком, и швырнула капающий сверток Томасу. Он затушил огонь на одной стороне дыры, лег на промокшую ткань и протянул ко мне руки.

– Давай!

Я прыгнула на сиденье унитаза, на сантиметр разминувшись с пламенем из вентиляционной решетки. Я не могла оторвать от него взгляд. Оно притягивало меня, отравляло меня. Руки отказывались подниматься вверх, к Томасу. Чтобы спастись, мне нужно было подобраться вплотную к огню, рискуя к нему прикоснуться. Я не могла этого сделать.

– Уходи оттуда, Томас. Я не хочу, чтобы ты умер здесь, со мной. Уходи. Немедленно.

– Прекрати на него смотреть! Смотри на меня! Черт тебя побери, Кэти, смотри на меня!

Я медленно подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Сквозь дым, страх, растущее отчаянье я на миг ясно увидела его лицо. Он смотрел прямо на меня, на мои шрамы – нет, на меня – с непоколебимой преданностью. Он в прямом смысле слова готов был пройти ради меня сквозь огонь. Он никогда не отвернется от меня.

Томас протянул мне ладонь.

– Или мы вместе уходим, или мы здесь вместе умрем! Тебе решать! Я готов сгореть здесь, если таков твой выбор!

Он был серьезен. Он умрет здесь со мной. Я снова повернулась к огню. Я уже отдала тебе все, что могла отдать. Ты не получишь лучшее, что у меня осталось. Я не отдам тебе Томаса. Я подняла руки. Жар лизнул воздух рядом с моей правой рукой, и шрамы взорвались болью. Я закрыла глаза и начала молится. Ладони Томаса сомкнулись на моих запястьях. Поднимая меня, он с трудом поднялся на колени. Я поднималась из дыры вместе с ним. Огненный побег выпустил крошечный любопытный язычок в мою сторону. Минуя его, я с вызовом открыла глаза. Я буду жить.

Одним сильным рывком Томас выдернул меня на горячий, дымящийся пол чердака. Я обняла его рукой за талию, и мы, пошатываясь, выбрались наружу.

Нас подхватили руки Джеба, Санты, судьи и остальных. Я все еще цеплялась за Томаса, а он не отпускал меня. Мы спустились вниз по капоту его несчастного пикапа, сыгравшего роль агнца на жертвенном костре. Очутившись на твердой земле, мы тут же завертели головами в поисках девочек. Они были здесь, у дороги, они готовы были броситься нам навстречу, но их держали Бека, Клео и Долорес. А еще там была Дельта, она сидела в безопасности на обочине рядом с Пайком. Врач из волонтерской пожарной бригады попытался обработать рану у нее на голове. Она прогнала его пинками. Кто обращает внимание на раны тела, когда само сердце рвется на части? Увидев нас, она благодарно прикрыла глаза, затем открыла их, посмотрела на умирающие, пылающие останки своего любимого кафе и заплакала.

Мы подбежали к ней и девочкам и обняли их, а они обняли нас. Держась за руки, мы обернулись и вместе с Дельтой уставились на милый старый дом, сердце Ков, перекресток судьбы, который свел нас здесь вместе.

На наших глазах Кафе на Перекрестке сгорело дотла.

Томас

Той ночью мы с Кэти занимались любовью, как любовники после тысячи лет разлуки. Мы были грязными, в копоти, обожженными, измученными, нас печалила судьба кафе, но мы все равно не могли оторваться друг от друга. Иви и Кора – отмытые, обласканные, накормленные и затисканные – крепко спали со своими любимцами в кроватках и с новой верой в сердцах. Все сомнения исчезли. Мы с Кэти никогда их не бросим. Им никогда не придется об этом беспокоиться.

Я повернул руку Кэти внутренней стороной к себе. От локтя до запястья кожа была слегка обожжена и местами пузырилась.

– Болит? – нежно спросил я.

Она кивнула. Затем удивленно посмотрела мне в глаза.

– Но это заживет. Теперь я знаю. Все заживет.

Я притянул ее к себе на колени. Она погладила мое лицо.

– Я тебя люблю, – сказала она.

– Я тоже тебя люблю, – тихо ответил я. – И всегда любил.

Кэти соскользнула с моих ног и опустилась передо мной на колени, взяв меня за руки. Впервые с момента нашего знакомства она смотрела на меня, не пытаясь повернуться ко мне неповрежденной стороной лица. Никакого позерства, никакого страха.

– Сегодня я наконец по-настоящему поняла, что такое доверие, – прошептала она. – Я доверю тебе мою жизнь, мою любовь и мое будущее. И я хочу, чтобы ты тоже доверился мне. Я обещаю поехать в Эшвилль и выступить с речью на конференции осенью. Я обещаю перестать прятаться от мира. Пока ты будешь смотреть на меня так, как сейчас, я готова встретить все, с чем мир может заставить меня столкнуться. Томас Меттенич, ты женишься на мне?

Я сунул руку под рубашку и вытащил цепочку, на которой висело кольцо с рубинами и бриллиантом. Я снял кольцо и надел его на палец левой руки Кэти.

– Я не говорил тебе, – хрипло произнес я, – что ты самая прекрасная женщина в мире?

Той ночью мы мирно лежали в волшебном доме Мэри Ив, в одной кровати, которая стояла напротив завешенного пластиком отверстия, на месте снесенной стены. Скоро маленькая спальня расширится, чтобы принять новую семейную пару. Нашу пару. Мы занимались любовью в свете весенней луны, дрожащей за витражным окном, которое бабушка Кэти вставила в деревянную раму собственными умелыми руками.

А когда мы уснули, мне приснилось, как мы с Кэти едим бисквиты в кафе. Кафе выглядело как раньше. Хороший сон.

Как и нас, кафе можно восстановить.

Кэти

Лицо Дельты опухло от слез. Она застыла перед обугленными развалинами кафе. Мы с Томасом подняли головы, стоя позади толпы, которая включала в себя весь клан Уиттлспунов и большинство тех, кто жил по соседству. Пайк стоял сбоку, с мрачным выражением лица и сложенными на груди руками. Дельта прочистила горло.

– Сегодня я созвала сюда всех вас, чтобы сказать то, что мне очень трудно сказать. – Ее голос дрожал. Она взглянула на Пайка в поисках поддержки, но тот лишь сильнее нахмурился. Оскорбленная Дельта сделала глубокий вдох, взяла себя в руки и мрачно посмотрела на присутствующих. – Это славное старое место никогда не станет таким, как прежде. Мое сердце разбито вдребезги. Как мог Господь поступить так со мной? Я не стану восстанавливать кафе. И не заговаривайте со мной об этом.

Пока мы ахали и обменивались потрясенными взглядами, Дельта пошла к своей машине, села в нее и уехала вверх по улице к себе домой. Она зашла в дом, и с тех пор мы очень долго ее не видели.

Дельта утратила веру в бисквиты.

* * *

Люди со всего штата безуспешно заваливали Дельту сочувствием и ободрением. Ей звонил губернатор, различные чиновники, даже сенатор. Ее навещали художники, чтобы поплакать и унести на память обломки Сортира, обещая разукрасить новый, когда она отстроит кафе. Но Дельта не выходила из дома, оставаясь решительной и непоколебимой.

Пока мы рассматривали руины, девочки держали меня за руки.

– Кэти, а ты боялась, что мы все умрем? – тихо спросила Кора.

Я покачала головой.

– Не-а. Я знала, что Томас придет и заберет нас.

Иви толкнула Кору в плечо.

– Томас держит свои обещания. Нам больше не надо ни о чем волноваться. Потому что у нас есть Томас. – Она взглянула на меня сияющими глазами. – И у нас есть ты.

У меня сдавило горло. Я любила этих девочек, этих маленьких человечков, которые нуждались в нас с Томасом так же сильно, как и мы нуждались в них. Мы стали семьей. Даже миссис Ганза это признала. После пожара она прислала нам е-мейл.

Дорогие мисс Дин и мистер Меттенич!

Я ошибалась. Вы действительно умеете быть хорошими родителями. Когда вы подадите заявление на усыновление, то получите мое полное одобрение. В свою очередь я ожидаю, что вы пришлете мне бисквиты, когда кафе снова откроется.

Я не собиралась сообщать ей, что будущее кафе под сомнением.

К нам подошел Томас. Он осматривал свой обгорелый пикап, который теперь вытащили из мусора. Томас погладил девочек по головам, и они улыбнулись.

– Хорошая новость, – объявил он, – заключается в том, что мой пикап выглядит не намного хуже, чем раньше. Я могу его починить. На самом деле в честь его героизма я собираюсь вернуть его былую славу и полностью восстановить его. Он будет как новый.

Я коварно улыбнулась.

– Мы все будем в полном порядке. Как новые. Но что же нам делать с Дельтой?

Томас обнял меня за плечи.

– Мы сделаем для нее то, что она сделала для нас. Мы не сдадимся.

* * *

Той теплой весенней ночью Пайк привел нас в дом Уитллспунов. У него был усталый и измученный вид.

– Она на террасе. Что бы вы ни собирались ей сказать, надеюсь, это подействует. Потому что, как я уже говорил вам по телефону, теперь она заявила, что хочет продать кафе, чтобы все прекратили ходить вокруг него кругами, выжидая, когда она передумает. Она говорит, что продаст все, что от него осталось, а также землю, на которой оно расположено. И права на название. Меню. Свои рецепты. Даже свои формы для бисквитов, по крайней мере те, что пережили пожар. Все, что только можно продать.

Томас покачал головой.

– Она же не всерьез.

– Всерьез. У нее действительно разбито сердце. Дельта убедила себя, что это место больше никогда не станет для нее убежищем. Никогда не обретет тот же дух. В этом кафе она всегда чувствовала себя в безопасности. Когда наши дети утонули, это место стало для нее священным, там не могло случиться ничего плохого ни с ней, ни с теми, кого она любила. А теперь Бог положил кабош на эту уверенность, и она так зла на Него, что плюется. Он сжег ее ресторан. Почему Он позволил этому случиться? Клео не перестает цитировать ей Библию, пытается ее успокоить. «Нам не дано понять пути Господни, ибо они неисповедимы». Но Дельта не слушает. Она зла на Господа и поэтому не собирается снова служить людям своей готовкой. – Пайк нахмурился. – Больше никакой духовной пищи.

– Я уговорю ее взяться за ум, – храбро заявила я.

Я направилась к террасе, отмахнувшись от Пайка и Томаса, чтобы они оставались в стороне, пока я буду воздействововать на Дельту при помощи шарма в стиле южная-красотка-гейша-кинозвезда.

Дельта лежала в темноте на одном из плетеных шезлонгов, одетая в старый махровый халат с парой вышитых спереди розовых кофейных чашек. Она угрюмо смотрела в никуда. Я опустилась на шезлонг рядом с ней.

– Привет, кузина. Поднимай-ка свою задницу и испеки мне несколько бисквитов. У меня бисквитная ломка.

– Ты не отговоришь меня от продажи кафе.

– А вот и отговорю. Ты не из тех, кто сдается.

У нее опустились плечи.

– Я выросла в том доме. В том доме меня научили готовить. Там родились мои первые дети. Когда они умерли, я вернулась туда, чтобы успокоиться и снова жить. Я готовила, подавала людям еде, я подкармливала ею свои воспоминания. Да, я могу построить еще одно кафе, но мне никогда не удастся восстановить тот дом. У меня просто не хватит мужества попробовать.

– Значит, ты хочешь сказать, что оставшееся не стоит того, чтобы его сохранить? Хочешь сказать, что не стоит спасать то, что перестало быть совершенным? Что оно не сможет стать чудесным по-новому? – Я показала рукой на свое лицо. – Значит, все то, что ты говорила мне, все то, во что я поверила, – все это была неправда?

Дельта моргнула.

– Ты же понимаешь, что я не это имею в виду.

– Тогда объясни мне, что же ты имеешь в виду.

– Все, что я делала, – это кормила людей и вмешивалась в их жизни. У меня нет ни единого доказательства, что я действительно изменила чью-либо жизнь. Люди меняются сами по себе. Тебе не была нужна я, чтобы указывать, как жить дальше. Тоже самое с Томасом. Я кормила тебя, вот и все. А теперь не могу даже этого.

– То есть я для тебя была просто развлечением? Ты отдавала дань вежливости своей звездной кузине? И ты не считала, что моя жизнь стоит того, чтоб ее спасли и перестроили? Тебе действительно было наплевать, убьет ли себя Томас? Для тебя мы всего лишь еще одна пара клиентов?

– Прекрати искать болевые точки! Говорю тебе: с возней и этим кафе покончено! От вида этих горелых руин меня просто тошнит! Это все равно что труп. Я не умею воскрешать мертвецов! Оставьте меня в покое!

Я придвинулась ближе.

– Ты научила меня никогда не сдаваться. Ты вернула меня к жизни, даже несмотря на то, что мне тогда этого не хотелось. Теперь пожар забрал у тебя твое видение себя, точно так, как это в свое время случилось со мной. Я общалась с миром с помощью своего лица. Тебя соединяло с ним твое кафе. Томас говорил, что однажды ты сказала ему, что я заблудилась в темноте и он должен стать для меня светом. Теперь я собираюсь стать твоим светом. Даже если ты этого не хочешь.

– Я продаю это место. И не спорь. Выметайся!

– Хорошо, если ты настаиваешь, я куплю у тебя кафе. Назови цену. – Я достала сумочку, которую перед тем уронила на кафельный пол, вытащила чековую книжку и ручку и подписала чек. – Вот. Цифру впиши сама. – Я положила чек на ее украшенную розовыми чашками грудь. – Я покупаю землю, название, право на все твои рецепты и развалины. Томас уже работает над чертежами полной реставрации – с современной кухней и некоторыми другими новшествами. Однако мы собираемся использовать все уцелевшие материалы.

– Ты никак не сможешь вернуть этому месту его прежнюю атмосферу, – фыркнула Дельта. – Ты даже не умеешь печь бисквиты.

– Мне не придется готовить. Я найму Беку и Клео, чтобы они занимались этим и вели дела. Даже если их бисквиты хуже твоих, ничего страшного. Знаешь, главное в ресторанном бизнесе – это создание имиджа. Людям не обязательно знать, что ты больше не стоишь на кухне. Им достаточно того, что кафе Кроссроадс снова работает.

Она пристально смотрела на меня.

– Хочу посмотреть, как ты с этим управишься. Вперед. Договорились.

У меня сердце оборвалось. Не выходя из роли, я нацепила на лицо подходящую случаю улыбку и протянула ей руку, ту, что со шрамами.

– Отлично. Скрепим сделку рукопожатием.

Мы пожали друг другу руки. Я схватила свою сумочку и вышла.

Пайк мерил шагами переднее крыльцо. Томас прислонился к крылечному столбу, стараясь не попадаться ему на пути. Оба смотрели на меня с надеждой.

– Ну что, тебе удалось уговорить ее взяться за разум? – спросил Пайк.

– Нет, но я купила кафе.

– Что ты сделала?

– Следовало знать, что с Дельтой блеф не работает. Поэтому переходим к плану Б. Мы отстроим кафе, сделаем первый шаг и будем надеяться, что Дельта передумает. Томас уже работает над чертежами.

Пайк повернулся к Томасу:

– Томми, сынок, ты правда можешь это сделать? Возродить это место таким, как оно было?

Томас покачал головой:

– Нет. Я только могу создать иллюзию этого места. Остальное зависит от Дельты.

– А что, если она на это не клюнет?

Я обняла Пайка.

– Она не сдалась в случае со мной, она не сдалась в случае с Томасом. Мы тоже не должны сдаваться, когда дело касается ее. Она проглотит наживку.

Я посмотрела на Томаса. Он уверенно кивнул, чтобы ободрить Пайка, но затем уже не так уверенно, тайком взглянул на меня.

Теперь священный бисквит надежды был в наших руках.