К сожалению, испытания на этом не кончились — у Эдвины нашлись союзники.

Во второй половине прохладного солнечного октябрьского дня мы с Якобеком вернулись из Амбаров и обнаружили на заднем дворе японских джентльменов, выгружающих ящики из грузовика. Мэри Мэй и Дедуля смотрели на них во все глаза.

— Они привезли подарки от императора Японии, — прошептала Мэри Мэй. — Люсиль все проверила. Но я не знаю…

— Чертовы японские проныры! Я всегда говорил, что они настоящие убийцы, — заявил Дедуля, и Мэри Мэй пришлось увести его в дом, чтобы пятьдесят лет успешной азиатскоамериканской дипломатии не превратились в пыль изза воспоминаний старого солдата.

Предводитель японского контингента низко поклонился Якобеку и мне. Не слишком хорошо зная протокол, я последовала примеру Якобека и поклонилась в ответ.

— Позвольте мне сходить за сыном и его женой…

— О нет, мэм, — мужчина говорил на превосходном английском. — Это подарки для вас, миссис Тэкери. Вы мать жениха, которой все восхищаются. Император много читал о вас. Он и его жена будут вам очень признательны, если вы примете этот символ их уважения.

Японец открыл коробку, я заглянула внутрь и увидела аквариум с двумя яркожелтыми рыбками кои. Я достаточно знала о них, чтобы сразу распознать чемпионов породы.

— Они прекрасны, но я не могу…

— Пожалуйста, выпустите рыбок в пруд, миссис Тэкери. Их нельзя слишком долго держать в контейнерах. Это вредно для них.

— Прими рыб, — прошептал мне Якобек.

— Я невероятно вам благодарна, — неловко промямлила я и поклонилась. — Но, боюсь, мне не удастся обеспечить им должную безопасность. Я теряю примерно пять рыбок в год.

— Теряете? — японец нахмурился.

Я нагнулась к нему, словно рыбы могли нас подслушать.

— Их вылавливают голодные еноты.

— О! — японец просиял. — Миссис Тэкери, мои люди и я можем построить отличную ограду против енотов. — Он помолчал. — Но позвольте спросить, что такое енот?

Мы с Якобеком стояли в гостевой ванной комнате на первом этаже в крошечном пространстве, где помещались сияющий белизной комод, сверкающая благодаря еженедельным усилиям моей экономки белая фаянсовая раковина и старинные изображения яблок на обоях цвета зеленого яблока. А теперь на комоде стояла маленькая керамическая статуэтка обезьяны в широкополой шляпе и пальто. Мне прислала ее Эдвина. «Подарок одной матери другой, — гласила приложенная записка. — Наслаждайтесь!»

— Она прислала мне уродливую обезьяну, одетую как Хамфри Богарт в конце фильма «Касабланка», — заявила я. — Что это, потвоему, должно означать?

Якобек еле удержался от улыбки и серьезно ответил:

— Думаю, это статуэтка работы ее любимого африканского скульптора. Вероятно, стоит кучу денег.

Я спокойно посмотрела на него.

— А помоему, это художественный эквивалент неприличного жеста. Эдвина своим подарком дает мне понять, что ее мир полон сокровищ. Она словно говорит моему сыну и своей дочери: «Посмотрите, чтб вы можете иметь, если всего лишь выйдете за ограду». Или того хуже: «Посмотри, Эдди, что ты можешь иметь, если бросишь своего мужа».

Якобек, прищурившись, посмотрел на меня.

— Так что же предпримет Хаш Макгиллен Тэкери, чтобы сравнять счет?

Пока не знаю, но я умею распознать вызов.

— Это уже чересчур! — крикнул Дэвис, перекрывая рев десяти двухтонных грузовиков, полных яблок.

Эдди прижала руки к горлу. В рубашке от Гуччи и комбинезоне для беременных, который был ей широк, она выглядела очень юной и уязвимой.

— Хаш, вы не должны посылать такой экстравагантный подарок моим родителям! Моя мать просто пытается спровоцировать вас!

«Что ж, ей это удалось», — подумала я, вставая на нога на горе яблок в кузове. Я осмотрела склад и увидела, что Якобек направляет ленту конвейера к следующему грузовику.

— Эти яблоки не просто подарок, — ответила я Эдди. — Они посланники. Они напомнят твоей матери, что ты плод ее чрева. А теперь позволь мне задать тебе вопрос: ты готова ехать вместе с яблоками?

Эдди удивленно посмотрела на меня, потом перевела взгляд на Якобека.

— Признавайся, это ты сговорился с Хаш подстроить все таким образом, чтобы я поехала навестить маму?

— Я ни с кем не сговаривался, — ответил Якобек, и на его лице не дрогнул ни один мускул.

Эдди повернулась к Дэвису:

— Что ты об этом думаешь? Ехать мне к ней? Или это будет выглядеть так, словно я свалилась ей на голову и жажду ее одобрения?

— Думаю, она решит, что ты захотела узнать у нее рецепт яблочного кобблера. — Дэвис усмехнулся и взял ее за руку. — Давай навестим твою мать. Она уже продемонстрировала свое одобрение всеми этим подарками.

— О, Дэвис, ты прав!

— Значит, мы едем.

Они потерлись носами и крепко обнялись.

Я сползла с грузовика и театрально осклабилась, когда Якобек протянул мне бандану, чтобы вытереть глаза.

— Они живут в блаженном тумане романтических идеалов, — пробормотала я.

Он аккуратно сложил мокрую от моих слез бандану и сунул в карман своей рубашки.

— Я рад за них, — сказал он.

Целый день караван грузовиков с яблоками «Фермы Хаш» был главной национальной новостью, пока мы медленно двигались с гор Северной Джорджии к мягким прибрежным холмам Каролины и Виргинии. Мэри Мэй оставила себе несколько яблок для Интернетаукциона. Охотники за сувенирами уже и так украли наш почтовый ящик в Долине и красивые указатели, помогающие водителям добраться до фермы от автотрассы. Наши яблоки тоже могли стать экземпляром коллекции.

Наконец мы оказались в Вашингтоне, округ Колумбия. Когда секретная служба проверила груз и позволила нам проехать, караван остановился на дороге, ведущей вверх к Белому дому. Якобек выпрыгнул из кабины первого грузовика и прислонился к ней. Я сидела на горе яблок в кузове первого грузовика, стараясь не дрожать от холода. Теплая куртка и синие лыжные штаны меня не спасали.

Эдвина в окружении своих помощниц вышла на улицу, чтобы поприветствовать нас. Штатный президентский фотограф все время щелкал камерой. Эдвина улыбнулась мне.

— Вы прямо Джон Яблочное Семечко!

В эту минуту из кабины второго грузовика на землю спрыгнули Дэвис и Эдди.

— Мама, — негромко произнесла Эдди и заплакала.

Эдвина оставила меня и пошла к дочери, а я села обратно на мои яблоки и посмотрела на Якобека. Он стоял внизу и смотрел на меня с таким выражением, что мне сразу стало жарко. Он показал мне большой палец. Я кивнула.

Я обыграла Эдвину! Я победила ее изящно, стильно и остроумно. Потому что я привезла ей самый лучший подарок из всех возможных.

Ее дочь.

— Наша работа здесь закончена, — сказал Якобек. — Еще вина?

— Обязательно.

Он налил рубиновое мерло в мой полупустой бокал, потом долил себе. Мы чокнулись над тарелками с отбивными и приготовленным на гриле лососем. Мы пили за благополучную доставку Эдди к ее матери. Удивительная панорама ночного Вашингтона и реки Потомак простиралась за окнами нашего гостиничного номера. Вернее, моего гостиничного номера.

Разумеется, Эдвина настаивала, чтобы мы остановились в Белом доме, но я бы ни за что на свете не согласилась ночевать под ее крышей. Ал был в Китае, так что я могла не бояться обидеть его своим отказом. Поэтому я без обиняков заявила Эдвине, что предпочитаю держаться в стороне. Она заслужила право побыть наедине со своей дочерью и моим сыном. Я сделала особенное ударение на словах «мой сын», желая предупредить ее, чтобы она хорошо с ним обращалась. Впрочем, должна отдать ей должное, я почти не сомневалась, что все пройдет благополучно. Сумев коекак восстановить душевное равновесие после внезапного возвращения Эдди, Эдвина явно радовалась знакомству с Дэвисом.

— Вашему сыну ничего не грозит в моем присутствии, — парировала она.

— Перестаньте хмуриться, иначе вам придется повторить курс инъекций ботокса.

Крупица информации от Якобека. Эдвина не осмелилась спросить, откуда мне об этом известно, только повернулась к Якобеку и мрачно посмотрела на него. Он делал вид, что изучает гору Вашингтон.

В общем, день оказался удачным.

Но потом в холле отеля какието люди узнали меня и стали просить автограф. Никогда в жизни никто не просил у меня автограф, я не дала его и теперь. Хуже было то, что узнали и Якобека. За те десять минут, что мы провели в ожидании у стойки портье, несколько человек со страхом смотрели на него. Я видела на его лице выражение спокойной решимости и циничную усмешку: он сознавал, что на него смотрят, как на сторожевую собаку, которую не следует выпускать на улицу без поводка и намордника. Поэтому я изобразила, что меня невероятно нервируют просьбы дать автограф, и спросила Якобека, не возражает ли он против ужина в моем номере. Он сразу же понял, что я старалась ради него.

— Если ты полагаешь, что я проявлю себя настоящим стоиком и откажусь от приглашения, ты ошибаешься.

Во всяком случае, мы оба понимали, во что ввязываемся.

— Как самочувствие? — поинтересовался Якобек, когда мы покончили с едой. Атмосфера в комнате вдруг стала очень напряженной.

Я положила салфетку на стол.

— Отличное.

— Мы впервые ужинаем вдвоем…

— Это прекрасно, но я почемуто нервничаю.

— Ты чересчур все усложняешь. Лично я люблю простоту. — Он едва заметно улыбнулся и указал на пустую тарелку. — Когда я голоден, то так и говорю. — Он произнес эти слова так, что я занервничала еще сильнее. — Когда я смотрю на тебя, я умираю с голода.

В эту минуту я вдруг почувствовала, что принадлежу ему. Якобек подстерег меня там, где я жила, дышала, где мне не приходилось думать. Я словно услышала шепот Большой Леди: «Он — твое счастье, и ты его заслужило».

— Джейкоб!.. — простонала я.

Он привстал в кресле, я поднялась ему навстречу…

И тут в дверь постучали.

На пороге стояли Эдди и Дэвис. Эдди явно только что плакала. Дэвис выглядел рассерженным. За ними маячили Люсиль и ее агенты. Они устало кивнули нам. — Я достаточно погостила у матери, спасибо, — заявила Эдди. — Теперь мы можем ехать домой.

Понадобилось около трех часов задушевных разговоров, чтобы с языка Эдвины сорвалась маленькая бомба. Сначала она была очень осторожной и задавала самые простые вопросы, как любая мать. Соблюдает ли Эдди диету, как она спит, хорошо ли себя чувствует и понравился ли ей гинеколог, которого она посещает в Атланте? Между прочим, этого доктора Эдди рекомендовала я — врач была моей подругой.

«Да, все в порядке, — отвечала Эдди. — Я хорошо питаюсь, отлично сплю, замечательно себя чувствую».

И тут Эдвина потеряла бдительность и сказала:

— Я знаю, что твой гинеколог — садоводлюбитель. Именно так она познакомилась с Хаш. Это было в то время, когда Хаш руководила мастерской Общества садоводов штата…

При этих словах Эдди застыла.

— Откуда тебе это известно, мама, если вы с Хаш почти не разговаривали?

— Ну, я, право, не помню… Наверное, ты мне сама об этом рассказала, детка. Такая забавная история…

— Я точно помню, что не рассказывала тебе ничего подобного! Господи, мама, неужели ты собрала информацию и о моем враче? Ты провела очередное расследование? Ты попрежнему шпионишь за мной?

Эдвине ничего больше не оставалось, как признаться.

Мне было ее почти жаль. Если не считать того, какую ночь мы с Якобеком упустили, ведя грузовики обратно в Джорджию, вместо того чтобы утолить голод наших сердец…