Они хорошо отдохнули и поели, и через несколько минут добежали до пруда, о котором им рассказал Ретривер. Здесь они напились, так как воспользоваться миской Ретривера они на этот раз не смогли: слишком много людей было поблизости. Их настроение было несравненно лучше того, с каким они покидали свой дом в Риджент-Парке. Каким далеким казался он в эту минуту, хотя всего двадцать четыре часа тому назад они еще лежали в своих корзинках на теплой кухне… Конечно, они не отрешились ни от тревоги за своих щенков, ни от грусти по покинутым ими мистеру и миссис Милоу, но послание Счастливчика приободрило их, а к своим питомцам они рассчитывали рано или поздно вернуться. Как сказал Понго, переживания в любом случае им не помогут, а вот пьянящее чувство свободы, возникающее от стремительного бега по пустынным полям, может наполнить их новой силой.
Понго с облегчением увидел, что его жена находится в прекрасной форме и нисколько не отстает от него. Когда она кормила малышей, ее не ограничивали в еде и поэтому она избежала истощения, от которого так страдала Пэдди, когда кормила своих щенков, не получая никакого добавочного питания.
— Ты прекрасно выглядишь, — заявил он. — Я горжусь тобой!
Ободренная этими словами, Дамка постаралась выглядеть еще лучше, а Понго почувствовал еще большую гордость за нее. Через минуту он спросил ее:
— Как ты думаешь, а я теперь в неплохой форме?
Дамка горячо подтвердила его бравую выправку, сожалея лишь о том, что не догадалась сказать это сама, без наводящего вопроса. Она знала, что Понго не тщеславен, но, как и все мужья, нуждается в восхищении жены, проявленном лишний раз.
Они очень подходили друг другу, и когда они бежали по пустынным полям плечом к плечу, это было особенно очевидно. Ночь была безветренной и поэтому казалась менее холодной, чем прошлая, но Понго понимал, что мороз стоит нешуточный, и когда через пару часов они подбежали к следующему пруду, то увидели, что он затянут корочкой льда.
Они легко разбили этот ледок и напились, но Понго стал беспокоиться о ночлеге, ибо в такую холодину им необходимо было укрытие. Они пробирались без дорог, поэтому вероятность натолкнуться на деревню, где их ожидают, была незначительной; но он понимал, что про них теперь знают все собаки и большинство из них не откажет им в помощи. Он мысленно пожелал, чтобы перед рассветом они оказались около какой-нибудь деревни, иначе они рискуют вообще не встретить ни одной собаки.
Вскоре они увидели пересекающую поля тропинку и услышали, как часы на церкви пробили полночь. Понго понял, что теперь они вряд ли столкнутся с людьми на дороге?) Ему хотелось найти дорожный указатель, чтобы убедиться в правильности выбранного направления. Они пробежали около мили по тропинке и достигли спящей деревушки. Здесь они наткнулись на указатель, освещенный ярким светом луны. Понго неплохо умел читать (он еще в детстве играл кубиками с буквами алфавита), так что он без труда понял, что они двигаются в правильном направлении. Пробежав напрямик, они выгадали много миль и теперь находились уже в глубине Эссекса (поселок, где они могли остановиться, остался позади них). Продолжая двигаться на север, они могли выйти к Суффолку.
Огорчало их только то, что после их замечательного обеда с бифштексом прошло уже немало времени, а достать какую-нибудь еду в этот час не представлялось возможным. Им предстояло бежать все дальше и дальше сквозь ночь, чувствуя, как голод становится все сильнее и сильнее.
К утру сильно похолодало. Мороз донимал их, тем сильнее, чем больше мучило чувство голода и чем меньше сил у них оставалось. Лед на прудах, мимо которых они пробегали, становился все толще и толще. Наконец, он стал таким толстым, что они не смогли его сломать, чтобы напиться.
Теперь Понго стал волноваться не на шутку. Они достигли той части страны, где поселения были не так часты. Где они смогут достать пищу и кров? Где они смогут переждать длинный холодный день и удастся ли им выспаться?
Он не стал говорить Дамке о своих страхах, а она ни разу даже не намекнула ему, что голодна, но ее хвостик опустился, а бег все замедлялся и замедлялся. Понго чувствовал себя ужасно. Мало того, что он сам был голоден, вымотан дорогой и переживаниями, но все эти несчастья усугублялись полной невозможностью хоть чем-то облегчить страдания любимой супруги. Когда же на горизонте появится деревня или мало-мальски приличная ферма?
— Не отдохнуть ли нам немного? — наконец спросила Дамка.
— Пока мы не найдем собак, которые нам помогут, останавливаться нельзя, — ответил Понго. В ту же минуту его сердце радостно застучало: прямо перед собой он увидел крытые соломой домики! Было уже совсем светло и он различал струйки дыма, поднимавшиеся над трубами некоторых домов. Неужели в этой деревне никто не держит собак?
— Если за нами кто-нибудь погонится, мы должны убегать полями, — предупредил ее Понго.
— Конечно, дорогой, — покорно согласилась она, чувствуя, что далеко не убежит.
Они подошли к ближайшему дому. Понго тихонько залаял. Ответа не было.
Далматинцы прошли дальше и убедились, что это не деревня, а просто короткий ряд хижин, большая часть которых была полуразрушена. Никаких признаков жизни, кроме редких дымков, они не увидели, пока не дошли до самого последнего дома. Маленький мальчик выглянул в окно, когда они проходили мимо.
Заметив собак, он тут же открыл дверь хижины. В руке он держал кусок хлеба, густо намазанный маслом. По всей видимости, он захватил этот кусок для них.
— Будь осторожнее, Понго, — сказала Дамка. — Не напугай его.
Собаки прошли на мощеный булыжником двор, виляя хвостами и ласково глядя на мальчика (и на хлеб в его руках). Ребенок помахивал хлебом и улыбался им безо всякой боязни, но как только они подошли к нему поближе он вдруг мгновенно подхватил с земли камень и швырнул его изо всех сил. Увидев, что камень попал в Понго, он радостно засмеялся и скрылся в хижине, захлопнув за собой дверь.
В ту же минуту собаки услышали мужской голос, доносившийся из-за двери, и со всех ног бросились прочь со двора. Не задерживаясь на дороге, они убежали в поле.
— Ты не ранен? — тревожно спросила на бегу Дамка и увидела, что он хромает. Они остановились за стогом сена, прикрывшем их со стороны деревни. У брошенного камня были очень острые края, и нога у Понго была рассечена до крови, а ушиб невыносимо болел. Его лихорадило от боли и ярости.
Дамку тоже трясло, но она старалась, чтобы он не заметил ее дрожи. Она зализывала его рану и приговаривала, что нет такой болячки, которую не залечил бы продолжительный отдых.
— Но где мы сможем отдохнуть? — с отчаянием спросил Понго.
Дамка увидела, что стог сметан очень неплотно. Она стала яростно разгребать сено. Одновременно она говорила мужу:
— Послушай, Понго, если ты заползешь внутрь, то тебе будет тепло. Ты сможешь немного поспать. Я разыщу какую-нибудь еду — обязательно разыщу, обязательно! Мне поможет первая же собака, которую я встречу.
Она уже вырыла в стогу глубокую нору. Понго смотрел на нее с восхищением, но отпустить ее одну он не соглашался. Превозмогая боль, он поднялся на ноги и сказал:
— Пойдем на поиски еды вместе. А этого мальчишку я покусаю!
— Нет, Понго, нет! — выкрикнула она в ужасе. — Помни, он ведь еще детеныш. Молодняк часто бывает бессмысленно жесток. Даже мои горячо любимые дети иногда кусают меня, не подозревая, что причиняют мне боль! Для собаки нет более тяжкого преступления, чем искусать человека. Неужели этот жестокий и безмозглый мальчишка заставит тебя взять такой ужасный грех на душу? Боль и ярость пройдут, но сознание своей вины будет терзать тебя вечно.
Понго понимал, что она права, да и желание покусать мальчишку пропало.
— Я не отпущу тебя одну, — мрачно сказал он.
— Тогда давай отдохнем вместе, — торопливо согласилась Дамка.
— Залезай сюда, здесь хватит места на двоих, — с этими словами она заползла в нору.
— Сначала мы должны найти еду, иначе потом у нас не хватит сил на ее поиски, — возразил Понго, но все-таки полез в нору вслед за ней.
— Поспи несколько минут, пока я покараулю, — уговаривала его Дамка.
У Понго больше не было сил сопротивляться. Ему казалось, что он все еще возражает Дамке, но это было уже во сне.
Выждав еще несколько минут, она выползла из стога и забросала нору сеном. Сильное волнение перебило чувство голода и отогнало сон. Ей предстояло найти пищу для них обоих, но пока она не имела ни малейшего понятия, как это сделать, ибо она была почти уверена, что в этой деревне нет собак, а значит, и помочь ей некому. Однако ее попытки продемонстрировать Понго свою храбрость на самом деле сделали ее храбрее, и ее хвост больше не свисал вниз.
Крытая соломой хижина все еще была у нее на виду и она даже могла слышать, как кудахчут куры на заднем дворе. Может быть, в курятнике остались какие-нибудь хлебные корки, которые она смогла бы… скажем так: позаимствовать. Она побежала обратно.
Когда она подошла к хижине, то снова увидела мальчишку, который смотрел на нее. На этот раз в руке у него был большой бутерброд со слоем джема поверх масла. Протягивая ей бутерброд, он побежал навстречу.
— Может быть, на этот раз у него другие намерения, — подумала Дамка. — Может быть, он жалеет, что ранил Понго.
В любой момент готовая увернуться от камня, но с надеждой она побежала к мальчишке.
Ребенок дождался, пока она подбежала совсем близко и снова стал нашаривать камень под ногами! На этот раз он стоял на лужайке, и ему не подвернулось под руку ничего подходящего. В гневе он швырнул в Дамку куском хлеба вместо камня. Это был дар ненависти, а не любви, но хлеб от этого не утратил своих питательных качеств. Дамка ловко подхватила свой трофей и скрылась.
— Боже мой, — думала она, — да это просто маленький человечек, который любит кидаться предметами. Почему его родители не купили ему мяча?
Она отнесла бутерброд к стогу сена и положила его перед носом спящего мужа. До этого момента она даже не лизнула хлеб, но теперь позволила себе откусить от него самый краешек. Вкус у бутерброда был изумительный, и голод пробудился в ней с новой силой, но она не притронулась к остальному, чтобы Понго нашел еду, когда проснется. Дамка снова забросала дыру сеном и выбежала на дорогу, но перед знакомой хижиной она увидела человеческую фигуру и не рискнула нанести визит курам. Она побежала в противоположном направлении.
Было замечательное зимнее утро. Каждая былинка серебрилась инеем и сверкала в косых лучах солнца, но Дамка была слишком занята, чтобы любоваться этой красотой. Упоение первой победой прошло, и ее стали одолевать всевозможные тревоги.
Вдруг Понго ранен серьезно? Вдруг он будет хромать и не сможет бежать? А если ей больше не удастся найти еду поблизости? Она знала, что заблудится, если зайдет слишком далеко. Иной раз она ухитрялась заблудиться даже в Риджент-Парке, если отпускала миссис и мистера Милоу с поводка. Потерявшись, она останавливалась и тревожно озиралась в поисках людей, из-за чего они часто над ней посмеивались. Вдруг она не сможет найти Понго, а он, проснувшись, будет искать, искать, искать, да так и не найдет ее? Потерявшиеся собаки! Сами эти слова звучали ужасно.
Поминутно она спрашивала себя, а вдруг она уже заблудилась?
— Нет, стог еще совсем недалеко, — успокаивала она сама себя. — Кроме того, я слишком озабочена, чтобы испытывать голод. Эти заклинания не помогали, и к пытке голодом прибавились еще и страдания от жажды. Она пробовала лизать застывший в канаве лед, но он только обжег ей язык, но не принес избавления от мук.
Ей стало казаться, что пора вернуться и еще раз посмотреть, где стоит стог сена, но в этот момент она подошла к старой арке, сложенной из красного кирпича. От арки начиналась дорожка, посыпанная гравием. Ее настроение улучшилось. Конечно, это должен быть въезд в один из больших деревенских домов. В одном из таких домов они не раз гостили вместе с миссис Милоу, когда были еще не замужем. В таких домах живет много собак, там бывают большие кухни и много еды. Она радостно побежала вдоль дорожки.
Дорожка так заросла сорняками и была такой извилистой, что долго не видя перед собой дома, Дамка уже начала сомневаться, ведет ли эта дорожка хоть куда-нибудь? На самом деле она просто была такой неухоженной и дикой, что скорее казалась лесной тропинкой, чем подъездной аллеей. Кроме того, странная тишина угнетала Дамку, никогда еще она не чувствовала себя такой одинокой.
Пугаясь все больше и больше, она пробежала еще один поворот и внезапно оказалась на открытом месте прямо перед домом.
Дом был старинный, построенный из кирпичей густого красного цвета, как и въездная арка. Его украшали большое окно, доходившее почти до самой крыши, и множество мелких ромбовидных окон. Весело поблескивая в лучах утреннего солнца, они выглядели очень дружелюбно, но кругом по-прежнему не было видно ни души. На ступенях, ведущих к массивной дубовой двери, сквозь трещины пробивалась трава, и Дамка с отчаянием подумала, что дом пуст.
Но дом не был пуст. Из открытого окна выглянул Спаниель, черный с головы до пят, за исключением поседевшей от старости морды.
— Доброе утро, — любезно приветствовал он Дамку. — Могу ли я чем-нибудь помочь Вам, моя дорогая?