Борсини лично занялся приготовлением красок. Рабочие принесли несколько разных цветов. Он велел открыть банку красной краски и золотисто-желтой, как летнее солнце, смешал небольшое количество каждой из них с белой, чтобы получить нужный оттенок. Он, разумеется, снял пиджак, чтобы его не запачкать. Вскоре пришла Мэри, наша горничная, и сказала, что чай готов, но Борсини, охваченный муками творчества, не обратил на нее внимания.

– Мы скоро спустимся, Мэри, – сказала я. – Или, может быть, вы хотите поскорее выпить чаю, Борсини?

– Потом, per cortesia.

Мэри ушла, а Борсини продолжал усердно трудиться. Он добавил еще две-три капли красного к белой краске, размешал ее и сделал мазок на стене.

– Ессо! Вот оттенок, который мне нужен. Первый бледно-шафрановый луч восходящего солнца над Большим каналом.

Оттенок был очень приятный, почти белый, но чуть розоватый и не такой резкий, как раньше. Я его одобрила и предложила пойти вниз пить чай.

– Минутку. Я хочу представить себе, как будет выглядеть здесь signorina Barren за мольбертом, – и Борсини еще раз оглядел комнату. На глазах у него стояли слезы умиления. Мне даже показалось, что губы у него чуть дрожали, но я не очень в этом уверена.

– Вообразите и графа Борсини рядом с ней, – сказала я. – Вы правы, мне действительно еще нужны ваши уроки.

Он просиял от счастья.

– Ax, signorina! Вы слишком добры!

В волнении он схватил мои руки и расцеловал бы меня, если бы маляры не бросали на него косые взгляды. Я попыталась освободить руки и в этот момент услышала резкий голос Бродаган.

– Это вы так присматриваете за малярами! Хорошо, что я вовремя пришла, потому что за вами тоже надо присматривать, моя дорогая!

Тон Бродаган говорил о том, что она далеко не в восторге от того, что я отбиваю у нее поклонника. Я повернула голову и к ужасу своему видела, что она привела с собой лорда Уэйлина.

– Его сиятельство хочет поговорить с вами. И если вы сейчас не спуститесь, чай будет холодным, как лед.

– Мисс Баррон, – произнес Уэйлин, сдержанно кланяясь. Его взгляд остановился на Борсини. Лорд молча неодобрительно смотрел на его испачканные краской руки, высокую фигуру без пиджака и улыбающееся лицо.

– Позвольте представить вам графа Борсини, моего учителя, – сказала я. – Граф Борсини, это мой сосед лорд Уэйлин.

Борсини отвесил изысканный поклон и подал руку, потому что Уэйлин протянул свою.

– Scusi, – произнес Борсини, заметив краску на своей руке.

Мои руки тоже были измазаны.

– Нам нужен скипидар, – пробормотала я и улизнула. Нужно было принести чистую тряпку.

Бродаган помогла Борсини надеть пиджак.

– Решили немного сменить декорации, мисс Баррон? – спросил Уэйлин, глядя, как мы оттираем краску с рук.

– Здесь будет моя студия. Граф Борсини любезно помог мне выбрать нужный оттенок.

– Когда занимаешься таким ответственным делом, разумеется, нужна помощь, – произнес Уэйлин, насмешливо глядя на меня.

– Да, я очень рада, что попросила совета, потому что маляры принесли мерзкую белую краску. В таком деле нужен глаз художника.

Мы все спустились вниз пить чай. Я была рада, что Борсини умерил свою страсть к итальянским штучкам. Он не расцвечивал свою речь итальянскими фразами, как обычно, и не называл Уэйлина «signer». Я и раньше замечала, что это слово он употреблял только в дамском обществе. Беседуя с дядей Барри, например, он говорил по-английски, с легким акцентом.

Конечно, мне не терпелось узнать, какие новости Уэйлин наконец привез из Лондона, и что он расскажет о мистере Джоунзе, но этот разговор откладывался до ухода Борсини. Между тем тот никак не отставал от Уэйлина. По-моему, он почувствовал в нем потенциального клиента и усиленно старался понравиться. Он рассуждал о средневековой архитектуре Парэма и вдавался в мельчайшие подробности его истории. Странно, но Уэйлин был так поглощен разговором с художником, что почти не замечал моего присутствия и лишь из вежливости иногда смотрел в мою сторону.

– Вы, как настоящий художник, возможно заинтересуетесь работами Ван Дейка у нас в Парэме, граф, – сказал он. – Ван Дейк написал портреты нескольких моих родственников в прошлом веке.

Борсини открыл было рот, чтобы исправить эту неверную дату. Конечно, он прекрасно знал, что Ван Дейк писал в семнадцатом веке, но из вежливости не стал подчеркивать, что Уэйлин – невежда.

– Я буду очень рад, милорд. А у вас есть какие-нибудь итальянские полотна? Они непременно меня заинтересуют. У моего папа есть несколько замечательных полотен кисти Тициана. На вилле Борсини есть фреска, приписываемая Рафаэлю.

На лице Уэйлина появилась хитрая кошачья улыбка. Ему было приятно доказывать, что Борсини лжет.

– Я представлю вам несколько картин эпохи Ренессанса, и вы не пожалеете, что к нам приехали. А вилла вашего отца, граф, интересно, где она точно находится?

– В Таскании, – ответил Борсини. – У нас обширные виноградники в Таскании.

Он ни словом не обмолвился о дворце в Венеции. Я была уверена, что вилла в Таскании того же происхождения, что и венецианский дворец. Меня и раньше удивляло, что в таком сыром месте вообще могли быть виноградники.

– Я что-то не припомню вино с названием Борсини, – сказал Уэйлин с самым невинным видом.

– Англичане предпочитают бордо или херес, – Борсини вежливо улыбнулся. – Мой папа прислал мне несколько ящиков своего отличного кьянти, не хотите ли попробовать, лорд Уэйлин?

– Не откажусь. Вы сейчас очень заняты, граф? Не могли бы вы выполнить для меня небольшой заказ?

Борсини был в восторге.

– Я всегда готов найти время для таких заказчиков, как вы, милорд. Что вы хотите заказать, свой портрет, или кого-нибудь из членов семьи?

– По правде говоря, я хочу, чтобы вы нарисовали мопса моей мама, – сказал Уэйлин. – У нее скоро будет день рождения, и мне нужен для нее подарок.

– Граф Борсини не рисует собак! – сердито вмешалась я.

Борсини натянуто улыбнулся.

– Лорд Уэйлин желает увидеть мою работу прежде, чем заказывать свой портрет. Я прав, милорд? – Уэйлин не отрицал этого. – Мне кажется, нет необходимости попусту тратить время и рисовать собаку. Лучше приходите в мою студию в Альдершоте.

– Почему вы устроили свою мастерскую в Альдершоте? Ведь ваши высокопоставленные связи могли бы обеспечить достаточно заказчиков в Лондоне, – по тону Уэйлина чувствовалось, что он хочет обвинить Борсини в незаконном присвоении графского титула.

– Заказчики, которых я предпочитаю в настоящий момент – деревья, милорд. Их в здешних живописных местах в изобилии.

– Полно, ведь деревья не заказывают портретов.

– Когда мне нужны деньги, я могу потрясти свое фамильное дерево, – ответил Борсини, мужественно сохраняя на лице вежливую улыбку во время этого бестактного допроса. – У меня нет недостатка в покупателях, которые интересуются моими пейзажами.

– Я зайду к вам в студию завтра, – сказал Уэйлин.

– Это меня вполне устроит. Я буду свободен между двумя и пятью часами.

– Ну, скажем, в четыре тридцать.

Я посмотрела на Борсини в надежде, что он уже добился, чего хотел, и теперь наконец уйдет. Но первым встал Уэйлин, говоря, что ему пора идти. Меня это просто взбесило.

– Останьтесь, Уэйлин! Прошу вас! Выпейте еще чашечку чая.

– В другой раз, мисс Баррон, – он повернулся к Борсини. – Вы сейчас свободны, граф? Как насчет оттенка в студии мисс Баррон? Он уже найден? Может быть, теперь вы изволите взглянуть на моих Ван Дейков и Тицианов, раз уж вы здесь, совсем рядом с моим домом. А потом я велю моему кучеру отвести вас в Альдершот. И мисс Баррон не надо будет запрягать свою карету.

– У Борсини свой собственный экипаж, – сказала я.

Борсини был удивлен настойчивостью Уэйлина, но не стал отказываться.

– Мы с вами не договорились, когда мне прийти на урок, мисс Баррон. Может быть, послезавтра, если погода будет хорошая? Нужно некоторое время, чтобы краска высохла и студия как следует проветрилась, чтобы ею можно было пользоваться.

– Если позволит погода, можете прийти завтра. Мне хочется поработать на свежем воздухе.

В студии нужна будет компаньонка, а я еще не уточнила, когда миссис Чотон хочет начать свои уроки. Но главное, мне хотелось расспросить Борсини о его посещении Парэма и о визите лорда Уэйлина в студию в Альдершоте. Я чувствовала, что Уэйлин просто потешается над Борсини. Не ожидала, что он может быть таким мелочным и вредным.

Я послала за экипажами обоих джентльменов. Но когда я вспомнила о маленьком кабриолете Борсини, у меня неприятно сжалось сердце. Он будет выглядеть просто игрушечным рядом с каретой Уэйлина, украшенной гербами и запряженной четверкой лошадей. Когда же я увидела дорожную карету, в которой приехал Уэйлин, я поняла, что он прямо из Лондона и еще не заезжал в Парэм. Он остановился у нас прежде, чем поехать домой! По-видимому, он очень спешил что-то нам рассказать, однако сейчас уезжает, так и не сказав ни слова о мистере Джоунзе.

Бродаган опять дежурила у двери. И пока она усердно кокетничала с Борсини, Уэйлин спросил:

– Где Стептоу? Вы уже уволили его?

– Нет, я ждала известий от вас. Нам нужно поговорить. Когда вы снова приедете?

– Мне льстит ваше нетерпение меня увидеть, Зоуи, – проговорил он, стараясь скрыть усмешку.

– Я знаю, почему вы радуетесь. Вы думаете, что разоблачили Борсини и доказали, что он не тот, за кого себя выдает. Зато можете не сомневаться, он хорошо знает, когда жил Ван Дейк. Он просто не хотел ставить вас в неловкое положение.

– Это показывает, что он настоящий джентльмен. Но я попробую вино его папа и прочитаю этикетку на бутылке, прежде чем позволю себя в этом убедить.

– Не понимаю, за что вы на него так ополчились. Что он вам сделал плохого?

– Вот это я как раз и хочу выяснить, Зоуи. Но я голову даю на отсечение, что он не граф.

Борсини удрал от Бродаган и подошел к нам.

– Я непременно должен написать портрет этой женщины. Она достойна кисти Эль Греко. Во всем ее облике чувствуется тихое восхитительное коварство. Очень колоритная фигура.

– Думаю, вам доставит не меньшее удовольствие написать портрет леди Уэйлин, – сказала я.

Уэйлин бросил на меня вопросительный взгляд. Он не понимал, что это – оскорбительный намек в адрес его матери или желание устроить заказ для Борсини.

– Это уж как она сама пожелает, – сказал он и направился к выходу вместе с Борсини.

Мне пришлось окликнуть его, хотя и было очень неприятно:

– Вы не сказали, когда приедете, Уэйлин.

– По нашей дороге можно ездить и в одну, и в другую сторону, Зоуи. Если вам хочется меня видеть, вы знаете, где я живу. Мама не кусается, как вам известно, хотя изредка и лает.

Я захлопнула дверь и произнесла несколько слов, которым научилась не в школе. Бродаган выплыла из гостиной с подносом чайной посуды.

– Приятно видеть, что у графа Борсини появилось несколько приличных друзей, – на лице у нее появилось нечто похожее на улыбку. – Лорд Уэйлин видит достоинства человека, когда они у него перед самым носом.

– Боюсь, что это так, – ответила я и пошла взглянуть на студию.

Было совершенно ясно, что Уэйлин собирается разоблачить Борсини как самозванца. А это значило, что все клиенты, которых художнику удалось заполучить, от него откажутся. Ему придется переехать из Альдершота в Бат или какой-нибудь другой город подальше, где никто его не знает. Я хорошо помнила, как он всегда говорил, что дворец Борсини находится в Венеции. Но неужели у него действительно есть вино из виноградников Борсини! Раздумывая над этой загадкой, я вдруг поняла, что он просто нашел вино с такой этикеткой и переделал воображаемый дворец в виллу в Таскании.

Конечно, это было глупо, но у художника доходы такие ненадежные. Добавив титул к своему имени, он мог получить несколько лишних заказчиков. Кому он этим причинял вред? Так почему же Уэйлин решил погубить его? Неужели это ревность? Это было довольно лестно для меня, но очень уж не похоже на правду. Во время визита к нам Уэйлин больше интересовался Борсини, чем мной.

Когда я спустилась вниз, мама уже вернулась из поездки по магазинам. Я рассказала ей о визите Уэйлина. Она изменилась в лице.

– Что произошло в Лондоне?

– Он не мог сказать мне в присутствии Борсини. Они ушли вместе. Думаю, Уэйлин должен вернуться.

– Он, вероятно, приедет сегодня вечером. Он был рассержен?

– Нет. Но он был каким-то странным, можно даже сказать зловредным. Не могу понять, какая муха его укусила, мама, но сердитым он не казался.

– Значит, ему удалось отобрать деньги у бедного Эндрю, можешь не сомневаться.

Это было похоже на правду. Удивительно, как я сама не догадалась. Еще один некрасивый поступок Уэйлина. Но это ему даром не пройдет, и когда он соизволит вернуться сюда, то услышит в свой адрес кое-что, что заставит его покраснеть.

Мама показала мне материал на новые занавески, красивый сатин ярко-синего цвета. Он должен оживить нашу комнату для гостей. Мы старались отвлечься и не думать о предстоящем приезде Эндрю, но на душе у нас было неспокойно.