Следующая неделя прошла спокойно, так что мисс Маллоу смогла перевести дух после бурной светской жизни. Она сидела дома, работала; ходила с Кларенсом и матерью на прескучнейший обед и на концерт с пожилыми знакомыми дядюшки.

Лорда Даммлера чествовал принц-регент в Карлтон-Хаус, а когда он вернулся домой, то обнаружил у себя в спальне молодую особу, пробравшуюся туда и поджидавшую его прихода; ему предложили написать комедию для представления в «Друри-Лейн»; он выиграл тысячу фунтов в фараон; завел интрижку с леди Маргарет Халстон; некая девица, наслышанная о его репутации, но не о его передвижениях, подала на него иск о его причастности к рождению у нее ребенка, что имело место в то время, когда он находился в Америке… Словом, для него неделя тоже прошла спокойно.

В пятницу Даммлер заехал к леди Мелвин, чтобы отправиться с нею на раут, который с удовольствием манкировал бы. Тетка уже ждала его, готовая к выходу: на ней высился невероятный пурпурный тюрбан, и вся она искрилась от бриллиантов.

— Ты прямо ходячая витрина, Хет, — съязвил Даммлер.

— Вообще-то я так плохо оделась потому, что весь день читала вторую книгу этой мисс Маллоу, которую ты мне посоветовал прочитать. Вот только что отложила «Кошку в саду».

— Звучит чудовищно интересно, — пропел Даммлер, прикрыв зевоту. — Так это про домашних животных?

— Нет, дорогой, речь идет о двуногой кошке. О такой же старой деве вроде меня, которая, притаившись в саду, видит много такого, чего ей видеть не следовало бы, и обо всем этом рассказывает.

— Чего тоже делать не надо бы. Трудно представить, что подобные легкомысленные вещи выходят из-под пера мисс Маллоу.

— Ты просто ее не знаешь, — рассмеялась леди Мелвин.

— Откуда мне ее знать? — парировал Даммлер. — Только не говори, что ты с ней знакома.

— Я действительно познакомилась с ней. Ее привела на прошлой неделе Фанни Верней, и все время дулась на свою протеже за ее дерзости.

— У меня такое впечатление, что мы говорим о двух разных особах. Моя мисс Маллоу не способна не то чтобы на дерзости, а даже на банальности.

— Может, в глаза тебе и не способна, а вот за глаза она тебя по косточкам разложила.

— Не может быть! — искренне изумился Даммлер. — И что же она обо мне говорила? Мы же, в сущности, не знакомы. Что дурного она может наплести обо мне?

— Она высказалась критично не о тебе, а о твоем творчестве.

— Но мне припоминается, что она пела дифирамбы моим «Песням».

— А ты как-нибудь спроси ее, что она о них на самом деле думает.

— Я тебя спрашиваю, Хетти. Что она обо мне говорила?

— Ах как мы вскинулись! Погладили против шерстки! Коллеге-писательнице и слова сказать нельзя против твоих творений, так, что ли? Да и ничего уж такого она не сказала. Просто заметила, что трудно представить, как можно в один день спасти девушку и спастись самому от индейцев, а потом как ни в чем не бывало явиться на бал да еще развлекаться с женой губернатора. Между нами говоря, она попала в яблочко, разве не правда?

Даммлер пожал плечами:

— Я же не романист, чтобы следить за временем. Я поэт. А что еще она говорила?

— Ей не нравится, что ты весь мир превратил в задник для своих сцен. Она пообещала в следующем романе отправить свою героиню в космос, чтобы заткнуть тебя за пояс по части всяких чудес.

— Что ж, пусть попробует себя на этом поприще. Я не описывал моих путешествий на звезды. А она пишет в таком духе?

Леди Мелвин весело рассмеялась:

— Ничего подобного. Это она так развлекалась. А в своих книгах мисс Маллоу целиком на грешной земле. И это у нее здорово получается. Возьми почитай.

— Я не читаю романов.

— А ты почитай. Готова спорить, что не пожалеешь.

Он взял в руки «Композицию» и перелистал.

— Что ж, пожалуй. Посмотрю как-нибудь перед сном. Надеюсь, быстрее засну.

— Вот и посмотрим, — с иронией бросила мисс Мелвин. — Кстати, на случай, если вам придется еще раз увидеться. Она знает, что ты дал мне ее книги — в тот самый день, как она тебе их прислала, так что не опростоволосься!

Даммлер потеребил свою глазную повязку.

— Уж не оттого ли она разъярилась? Я ей сказал, что мне ее книга очень понравилась.

— Так ты ее еще раз видел? — Леди Мелвин, естественно, не льстила себя надеждой руководить романтическими похождениями своего племянника, но искренне интересовалась его делами.

— На прошлой неделе. И нашел ее невероятно скучной. Слова из нее не выжмешь. Зато ее дядюшка прямо находка.

Хетти пыталась вытянуть из него больше информации, видя по его улыбке, что он чего-то недоговаривает, но Даммлер не стал потворствовать ее праздному любопытству.

Раут оказался скучным, и лорд Даммлер первым сбежал с него, дав дурной пример другим гостям. Он поехал в клуб, где оставил за карточным столом половину суммы, выигранной на прошлой неделе. Оттуда отправился домой, и, когда уже собрался выйти из экипажа, рука его наткнулась на три тоненьких томика мисс Маллоу. Пожав плечами, Даммлер прихватил их с собой.

Время было не позднее. Отхлебнув немного эля, он открыл первый томик и стал его листать, задерживаясь то там, то сям. Некоторые удачные фразы и описания показались ему забавными, и он стал читать с самого начала. В отличие от тетушки Даммлер читал быстро. Было уже довольно поздно, когда он наконец решил отправиться спать. За это время он одолел уже вторую книгу. А с утра, до завтрака, успел дочитать и третью, и его можно было смело внести в растущий список поклонников творчества мисс Маллоу.

Если бы ему заранее сказали, что это роман о молоденькой старой деве и ее занудной тетушке, проживающих в тихом местечке, где нет никаких романтических персонажей, кроме провинциальных соседей, он не раскрыл бы книгу. И тем не менее, несмотря на то, что в романе, в сущности, почти ничего не происходило, он продолжал читать страницу за страницей, пытаясь узнать все о чувствах и мыслях самых обыкновенных людей. Все было удивительно реалистично, а в этом, как он понимал, и заключалась вся соль. И духа не было тех невероятных приключений, о которых писал он. Одна ужасающая голая правда, но это была литература. Даммлер некоторое время сидел и размышлял над этим, и чем больше сравнивал писание чопорной старой девы со своими поэмами, тем большее испытывал недовольство собой.

Теперь, когда он познакомился с дядюшкой мисс Маллоу, он легко признал его в музицирующей даме из «Композиции». Даммлер искренне восхищался тем, как писательница превратила все в пародию; и это скучная дама, у которой, казалось, никогда на устах не было улыбки. Конечно, она прекрасно знала, что старый чудак в жизни не прочел ни книги. О ком же она писала во втором своем романе? Теперь он не сомневался, что прототип — лицо реальное, и горел желанием познакомиться с ним.

Утомленный чтением, к вечеру Даммлер отправился на званый обед, где его посадили рядом с Молчуньей-Джесси, известнейшей в Лондоне болтушкой. Он с улыбкой представил, что могла бы сделать из нее мисс Маллоу. Поскольку Молчунья не умолкала ни на секунду, он мог не обременять себя заботой о поддержании разговора и потому опять стал думать о мисс Маллоу и по внезапному душевному движению решил, что непременно нанесет ей визит, увезет ее от напыщенного дядюшки и попробует вызвать на откровенность. Ему казалось, что это будет сделать очень легко. А свет! Только представить себе, какие пересуды начнутся, когда его увидят вместе с неизвестной молоденькой старой девой! От одной этой мысли он пришел в восторг.

Проснувшись на следующее утро, Даммлер вспомнил о своей идее и решил осуществить ее, не откладывая в долгий ящик. И первым делом отправиться к мисс Маллоу. Не без удивления он заметил, что немного волнуется. Вот так дела! Он тертый калач, с принцами и принцессами на дружеской ноге, привык флиртовать с герцогинями и графинями и никогда не испытывал беспокойства! А тут идет к никому не известной девице и весь как на иголках! Даммлер вдруг понял, что это она будет оценивать его, как преспокойным образом оценивала своего дядюшку, и ничтоже сумняшеся заявит, что он не стоит и ломаного гроша. Что ей придет в голову написать о нем, Даммлере, если она решит ввести его в один из своих романов? «Джентльмен, бросивший к своим стопам все общество с помощью повязки на глазу и посредственных виршей…»

Нет, что-нибудь похлеще.

Когда же Даммлер действительно встретился с живой писательницей, его волнение перешло с него на нее. Она встретила его с нескрываемым изумлением, впрочем, это не помешало ей предупредить лакея, чтоб тот не говорил мистеру Элмтри о приходе гостя. Не менее, чем он, она не хотела, чтобы недержание речи, которым страдал дядюшка, испортило их встречу. Ее матушка, женщина тонкая, хотя и недалекая, посидела с ними минут десять, и Даммлер повторил свое приглашение покататься в карете.

— Я позабочусь о вашей дочери, мэм, — заверил лорд Даммлер миссис Маллоу.

— Пруденс и сама может о себе позаботиться. Благоразумия ей не занимать, — откликнулась миссис Маллоу.

— Имя как нельзя лучше подходит ей, — ввернул Даммлер.

Пруденс бросила на него пристальный взгляд. Только сейчас до нее дошло, что он также состоит из плоти и крови. Может, из всех комбинаций плоти и крови эта самая лучшая, как ни спорь, и все же лорд Даммлер смертен, как все создания Божьи. И вдруг ее благоговение перед ним развеялось, словно облако на ветру.

— Боюсь, эту банальность вы слышали тысячи раз, — сказал он уже у двери.

— Я привыкла.

— К тому же она не соответствует истине, — продолжил он, подавая ей руку, чтобы помочь сесть в карету.

В таком могучем экипаже мисс Маллоу не доводилось ездить. У отца была небольшая двуколка, а у дядюшки Кларенса — старый скрипучий тарантас; он на нем ездил добрые двадцать лет. Это же была великолепная карета, с ярким гербом на дверце, вся отделанная серебряными позументами, а внутри — сиденья и подушки, покрытые настоящей тигровой шкурой.

— Ах, какая дикость! — со смехом воскликнула Пруденс.

И мгновенно карета превратилась в безвкусицу.

— Мне, видно, тоже не хватает благоразумия. Следовало положить шкуры под ноги.

— Вы полагаете, что ходить по ним достойнее, чем сидеть на них?

В этих словах не было ровным счетом ничего обидного, так, обычные замечания, высказанные исключительно для того, чтобы заполнить паузу перед отправлением в путь, но Даммлер вдруг почувствовал, что снова попал впросак. И тогда он спросил:

— Разве не коварство — так поступить с бедным мистером Элмтри?

Она с удивлением посмотрела на него. Неужели он считает себя обиженным тем, что она велела служанке не говорить о его приходе дядюшке Кларенсу? Может, дядюшка и мог бы отреагировать на это таким образом, но чтобы лорд Даммлер принял подобное на свой счет, это было выше ее разумения.

— Что я такое сказал, мэм, на сей раз, что вызвало ваш гнев? — спросил он. — Кажется, я во всем соблюдаю приличия. Это вы поступили с ним коварно в «Композиции».

— Так вы хотите сказать, что прочитали ее?

— Разумеется, как только мне удалось вырвать книгу из рук Хетти. Я ей дал почитать, — добавил он, не считая это ложью.

— Ах, это. Но дядюшка никогда об этом не узнает, даже если ненароком прочитает ее. Но вы-то как догадались? Я же превратила его в женщину, это любого проведет. Даже мама не догадалась.

— Я все понял сразу. Бах — это Мона Лиза, а барочный контрапункт — тот же ракурс. Вот аналогию забытым ресницам вы, насколько понимаю, не нашли.

Конечно, смеяться над дядюшкой Кларенсом было дурно, но в то же время как приятно было слышать, что есть кто-то, кто все понял и не осудил ее.

Пруденс не могла сдержать улыбку.

— Не нашла, как ни билась. И символам тоже. Это его последнее откровение.

— Лоуренс может его украсть, — напомнил Даммлер, приподнимая бровь и улыбаясь с заговорщицким видом.

— И присвоить. Точно. Он на все горазд. Лоуренс стал делать блики на носах, как только такой мазок изобрел дядюшка Кларенс.

— Несчастный плагиатор! За ним нужен глаз да глаз, а то, чего доброго, начнет писать свои модели в три четверти и со сложенными на груди руками. Я в восторге от ваших книг. Вы настоящий мастер слова.

Пруденс вспыхнула от удовольствия, но возразила:

— Простите, это вас считают истинным художником.

— Пустое. Уж вы-то мне этого не говорите, мисс Маллоу. Вы же сами считаете мою поэзию трескотней.

— Что вы говорите! Ваши «Письма» прекрасны. Я без ума от них.

— Я слышал другое, — проговорил он, погрозив ей пальцем. — Теперь вы знаменитость, так что следите за тем, что говорите. Всюду есть уши и длинные языки. Так мне, например, известно, что мисс Верней дулась на ваши выходки, а лорду Даммлеру досталось на орехи. Впрочем, поделом, надо сказать. Многие ваши замечания были по существу.

— Но я не хотела…

— Отправлять вашу героиню в космос, потому что я сделал сценой для своих историй весь мир? Не оправдывайтесь. У Хетти, конечно, язык без костей, но она никогда не лжет.

— Я… я это так… развлекалась.

— Теперь-то, познакомившись с вами, я и сам знаю. Я хочу сказать, узнав вас немного. — Ему хотелось бы узнать ее лучше. Она так отличалась от всех, кого он видел по возвращении в Англию. — Расскажите мне о «Кошке в саду». Кто она?

— Она, как вы, наверное, уже сами догадываетесь, проникнув в мою кухню, — мужчина, старый мистер Паркер, всюду сующий свой нос. Он был нашим соседом в Кенте. Уже немолодой холостяк — удивительно, что такие типы почему-то не имеют репутации злобных зануд, какими принято считать нас, старых дев, а на самом деле они ничем не лучше. Он всегда подсматривал из-за живой изгороди, когда ко мне кто-нибудь приходил.

— Так вы Эмилия? Вот уж не догадался бы.

Эмилия была очаровательной девушкой, которую Пруденс наделила многими своими чертами.

— Нет, я придумала ее, — ответила она, вспомнив, что Эмилию изобразила красавицей. — Я как бы увидела ее образ глазами завистливого холостяка и составила его из искаженных впечатлений Паркера.

— Мне бы в жизни не сделать ничего подобного.

— Но вы же придумали добрую половину своих приключений, разве не так? Большая часть из них не могла происходить в реальности.

— Они случались если не со мной, так с другими. Действительно, кое-что я слышал из чужих уст и использовал, но чтобы полностью придумать… у меня на это фантазии не хватило бы.

Пруденс посмотрела на него с недоверием:

— Судя по вашим поэтическим рассказам, у вас проблем с воображением нет.

— За Марвелмена я держусь только из-за имени. Он вовсе не я. Все эти песни были написаны исключительно тогда, когда хотелось скоротать скучные вечера. Если уж на то пошло, скучно может быть как от одиночества, так и среди черни.

Они въехали в парк, и один вид кареты лорда Даммлера произвел сенсацию. Его сразу узнали, и каждый второй экипаж останавливался, чтобы поприветствовать поэта. По тому, как Даммлер улыбался и отвечал на приветствия, трудно было предположить, что ему скучно. Пруденс совершенно не было скучно. В жизни у нее не было такого счастливого дня. Даммлер представлял ее некоторым светским знаменитостям, но чаще просто обменивался с приветствовавшими его парой слов, и они ехали дальше.

Возбуждение спало, когда они выехали на дорогу в Челси, и разговор возобновился.

Они долго катались, беседуя о творчестве, о путешествиях Даммлера, но очень мало о Пруденс. Когда они вернулись, прощаясь, он сказал:

— Надеюсь, в следующий раз будем говорить о вас, мисс Маллоу. Я все время только и говорил о себе, а это не лучший способ узнать что-нибудь о вас. До завтра?

Пруденс кивнула и вошла в дом. Она шла как в бреду, находясь где-то между небом и землей, однако дядюшка быстро вернул ее на землю, спросив о новом кавалере.

— Я сразу понял, что он неравнодушен к тебе. Это было видно по глазам — то бишь по глазу. Не забыть не рисовать эту его повязку. Всем парень хорош, если бы не эта черная повязка. И что он рассказывал о себе?

— Он высоко оценил твое творчество, дядя.

— Ты это правда? Хотя странно было бы, если бы он ничего не сказал об этом, при дворе все обо мне перешептываются. Сэр Алфред непременно рассказывал там о моих символах. А он при дворе бывает. Стало быть, он хочет взглянуть на мои работы? Я не имею ничего против, если он заглянет в мою мастерскую, ведь он, по существу, член нашей семьи. Так когда он будет у нас?

— Думаю, скоро, — благоразумно ответила Пруденс.

— Если он объявится, когда я буду работать в мастерской, не бойся послать за мной. Я же сейчас пишу этих близнецов. Могу на минутку прервать сеанс. А то и сама приведи его. Пусть посмотрит, как позируют. — И это он сказал о человеке, портреты которого писали величайшие живописцы Европы и который знал о позе Моны Лизы не хуже его.

Пруденс прикусила губу. Перлы дядюшки Кларенса, которые она давно уже с трудом переносила, вдруг снова показались ей забавными, потому что сейчас она посмотрела на них глазами Даммлера.

— Не следует относиться к визитам лорда Даммлера столь серьезно, — вставила миссис Маллоу. — Это всего лишь дань вежливости; ведь они оба пишущие люди.

— Что ты мне говоришь! Он по уши влюблен в нее. Я уже говорил об этом миссис Херинг. Она позеленела от зависти. Кстати, миссис Херинг хочет, чтоб вы с ним как-нибудь заглянули к ней, Пру, когда вам нечего будет делать.

— Что вы говорите, дядюшка! Что, если бы он услышал? Я бы со стыда сквозь землю провалилась.

— Уж очень ты скромная, моя дорогая. Такому человеку, как Даммлер, нужны какие-то авансы. А то он может и на попятную пойти…

Дядюшке Кларенсу все было яснее ясного. А что он вбивал себе в голову, нельзя было выбить из него никоим образом.