Наконец настал день, когда Пруденс получила приглашение на светский раут. Оно пришло от леди Мелвин, всегда охотно приглашающей в свой салон новые таланты. На эти приемы съезжалось вдвое больше гостей, чем могли принять ее комнаты. Пруденс была в ажиотаже; к тому же с этим приглашением не все было просто. На карточке стояло только ее имя; леди Мелвин не была знакома с ее матерью и дядюшкой. Она, конечно, не маленький ребенок, но ехать одной, без сопровождения, на такое важное светское событие было немного страшно. Что, если она приедет и, кроме хозяйки, не увидит ни одного знакомого лица? Да и саму хозяйку вдруг не узнает? Она вообще удивилась, что леди Мелвин запомнила ее имя. Тут, конечно, не обошлось без Даммлера. Был и еще один щепетильный момент: мать и дядюшка Кларенс были уверены, что она едет с Даммлером. Ей не хотелось их разубеждать; чего доброго, они решили бы, что ей лучше остаться дома, а то и того хуже: дядюшка с радостью предложит свои услуги в качестве сопровождающего лица,

Даммлер, насколько ей было известно, должен был написать пьесу для «Друри-Лейн» и заходил не так часто, как прежде. Настал день бала, и, хотя Пруденс послала свое согласие посетить его, да и новое платье было готово, она была вся как на иголках и боялась, как бы в самый ответственный момент у нее не разболелась голова. Пробило три часа. Никакая работа, разумеется, не шла на ум, и она сидела одна в своем кабинете, украшенном не только книжными полками, но и портретами знаменитых писателей. Пока Пруденс предавалась светской жизни, дядюшка Кларенс не терял времени даром. На восточной стене висели Шекспир и Милтон, в проеме между окнами — Аристотель; все взирали на нее с загадочными улыбками, витающими в уголках губ; все были изображены по пояс со сложенными руками, перо или книга символизировали их творческое призвание. Изобретательность дядюшки Кларенса вложила в руку Шекспира свечу, что, несомненно, должно было означать драму как приложение его гения. Пруденс смотрела как раз на эту свечу, когда служанка сообщила, что пришел лорд Даммлер. Маркиз уже стоял у нее за спиной, он вообще мало внимания уделял формальностям.

— Благодарю, — бросил он через плечо Розе, входя в кабинет. — Помешал гению в трудах? Надо поставить на стол блюдо с яблоками, чтобы запускать ими во всяких непрошеных гостей вроде меня, вламывающихся без приглашения и нарушающих ваш покой. Мне удалиться? Могу вернуться попозже, только скажите, когда именно.

— Что вы, входите. Я сегодня впала в идиотизм. Совсем не работается.

— Вот и я тоже. Потому и пришел к вам.

— Быть того не может. Что-то не ладится с пьесой? Вы же говорили, что все идет как по маслу.

— Все так и было. Пока эта взбалмошная девчонка, моя героиня, совсем не одолела меня. Она по замыслу должна стать наложницей Могола, но вбила себе в голову, что она реальная, и мне с ней не совладать.

— Но это же замечательно! Когда у меня такое бывает, я знаю, что на правильном пути. Отпустите вожжи. Ваша героиня лучше вас знает, что делать.

— Но у меня свой план, о котором она ни черта не знает. — Он сел, закинув ногу на ногу. Даммлер, как всегда, был одет с иголочки, и Пруденс вдруг застыдилась своего бомбазинового платья. — Ее зовут Шилла. Ее продали Моголу в нежном возрасте; ей было всего восемь лет. На Востоке это обычное дело. Сейчас ей шестнадцать; всеми правдами и неправдами она до сих пор умудрялась уклоняться от его поползновений, но он полон решимости сделать ее своей.

— И такое поставят на сцене, милорд? Я даже не думала, что у вас такой рискованный сюжет.

— И напрасно! — Он склонил голову набок и расхохотался. — Мисс Маллоу, вас зовут Пруденс-Благоразумная, а не Ханжа. Это комедия, но в самом лучшем классическом духе, все интересное происходит за сценой. Или вы думали, что там будут твориться всякие непотребства?

Пруденс не знала, куда деться от смущения, но старалась не подать виду; как и все леди, воспитанные в строгости, она хотела казаться более опытной, чем, была на самом деле.

— Видите ли, — продолжал лорд Даммлер, — Шилла притворяется больной, чтобы хоть как-то сдержать его страсть, уповая невесть на какой случай, но я сами знаю, как ее спасти. Только беда не приходит одна. Эта глупышка влюбилась в него. И что прикажете мне с ней делать?

— А что она сама вам говорит?

— Стыдно признаться, но она вознамерилась бежать под покровом ночи в духе самых низкопробных романчиков. Она, кажется, вообразила, что он пустится за ней в погоню и сделает ее первой женой.

— Отличный план. Дамам это понравится, что бы ни говорили об этом джентльмены. Им по душе грубая сила и коварные замыслы мужчин, но, раз Шилла что-то вбила себе в голову, она это сделает как пить дать.

— Вам не кажется этот ход несколько тривиальным?

— Отнюдь. Вы облечете все это в дивную поэтическую форму, и публика примет сюжет как нечто совершенно новое.

— На Востоке так не бывает, — с сомнением покачал головой лорд Даммлер.

— А кто, кроме вас это знает?

— Только вы. Могу я положиться на вашу скромность?

— Будьте уверены, я об этом никому не скажу.

— Что ж, в таком случае побег так побег. Вы мне очень помогли. А у вас что за беды? Если все дело в упрямстве вашего героя, я живо его обломаю.

— Да нет, не в том дело. Просто у меня паршивое настроение.

Лорд Даммлер оглядел комнату и только сейчас рассмотрел портреты кисти дядюшки Кларенса.

— Боже милостивый! Чему тут удивляться, если вы строчки выжать не можете в такой картинной галерее! Работы мистера Элмтри, если не ошибаюсь? Это кто?

— Что за невежество! — рассмеялась Пруденс. — Не узнаете Шекспира? Пусть вас не вводят в заблуждение эти пышные локоны. Дядюшке кажется несносным изображать его с высоким лбом.

— Меня ввела в заблуждение свеча. Но о том, что она должна означать, спрашивать не буду. А тот, другой господин?

— Милтон, разумеется. Очень похож, только дядюшка слегка укоротил ему нос. А тот, что в ночном халате, — это Аристотель.

— Они все как близнецы-братья, не кажется вам?

— Что вы говорите! У Шекспира усы!

— И все же их легко принять за братьев.

— У всех, кого пишет дядюшка, есть известное сходство. Просто надо тренировать глаз, чтобы видеть различия. Вы и сами будете на них похожи, когда он до вас доберется. Не век же вам увиливать.

— Вы делаете мне честь, но я всегда буду выделяться черной повязкой.

— Ну и глупец! — рассмеялась Пруденс. — Неужели вы надеетесь, что он нарисует нечто столь уникальное? У вас будут такие же два круглых уголька вместо глаз, как у всех нас.

Лорд Даммлер улыбнулся:

— И напрасно вы думаете, что я этим огорчен. Повязке скоро конец.

— Если честно, она вам идет. Мне так она ужасно нравится.

— Вы ставите меня в неловкое положение, — кисло улыбнулся Даммлер.

— О чем вы? Вы просто придираетесь ко мне, вот и все.

— Что вы. Просто я надеялся, что мы с вами сделаем обмен — ваш чепец на мою повязку. И прямо сегодня — к балу. А моя повязка пусть еще немного побудет на мне.

— О, вы едете на бал? — воскликнула Пруденс, радуясь про себя. Ей очень хотелось, чтобы хоть одна близкая душа была там.

— Я думал, мы вместе едем. Но это с моей стороны было несколько самонадеянно. У вас, должно быть, иные планы?

— Нет, нет, — поспешно бросила она и улыбнулась так, чтобы причин для обиды не было ни у него, ни у нее.

— Мне следовало сказать вам заранее. Я хотел сам привезти приглашение и обо всем договориться, но я заработался, а Хетти, как вижу, сделала все неуклюже. Впрочем, это не важно; вы не очень знакомы с ее окружением, так что сегодня я буду вашим кавалером.

От такой галантности ее девичье сердце совсем растаяло. Между ними не было никакого флирта. Отношения у них с самого начала сложились чисто дружеские, но сердце не камень, и Пруденс почувствовала, что от подобных слов пульс у нее убыстряется.

— Я уже решила ехать одна, так что буду рада, если мы поедем вместе.

— Репутация превыше всего, мисс Пруденс Маллоу. Явись вы на бал в одиночестве, на вас положили бы глаз не лучшие представители общества. У Хетти собираются самые разные люди. С бору по сосенке. Пара отпрысков королевской фамилии бок о бок с набобами и прочими парвеню.

— У меня такой вызывающий вид? Я-то полагала, мой чепец — лучшая защита.

— Но Вы же не собираетесь отправляться на светский раут в чепце? — Он бросил взгляд на чепец, в котором она была.

— А в чем же еще?

— Боже упаси! Что касается вашего вопроса, то нет, конечно, вовсе у вас не вызывающий вид. Просто всякая новая леди, появившаяся на балу, становится объектом пристального внимания всякой шушеры. Люди приличные ждут, когда их предстают, а шушера слетается, как мухи на мед.

Пруденс рассмеялась, считая, что она не девочка и к тому же не настолько привлекательна, чтобы на нее набрасывались все, кому не лень.

— Я их буду держать на расстоянии и представлю вас исключительно епископам и вегетарианцам. — Лорд Даммлер встал. — Я отнял у вас уйму времени своими глупостями. Заеду в восемь. Пока! — Он поднял руку в знак прощания и ушел.

К Пруденс вернулось желание писать. Она не вставала из-за стола до обеда. За обедом сообщила матери и дядюшке, что ее «кавалер», как называл Кларенс Даммлера, заедет за ней в восемь, даже не упомянув о возникших затруднениях.

Кларенс не мог пропустить выезд племянницы на бал к графине в сопровождении маркиза и нарядился по такому случаю в черные атласные бриджи и белые шелковые чулки.

— Они смотрятся прекрасной парочкой, — заявил он сестре. — Жаль, что он одноглазый, но я не буду рисовать эту повязку. Я вижу, Пру сняла свой чепец. Он должен сообразить, что она делает ему авансы. Я напишу ее без чепца. Вообще глупо было напяливать его. Уж как я ее просил не делать этого, но разве этих девчонок переспоришь? Итак, Уилма, чем займемся? Пикет или в дурачка? Мы не играли в дурачка уже целую неделю.

Мисс Маллоу прекрасно знала, какой ажиотаж вызывает появление Даммлера в его роскошном экипаже, но не была готова к тому, что часть всеобщего внимания достанется и ей. Выглядела она в своем новом зеленом платье очень изысканно, но, даже будь Пруденс дурнушкой, все смотрели бы на нее с нескрываемым интересом из-за ее спутника. Любая женщина, с которой лорд Даммлер появлялся в свете, становилась объектом критических взглядов мужчин и ревнивых женщин. Он всячески пытался оградить ее от навязчивых молодых людей, но, как только начались танцы, они разъединились: Пруденс с готовностью принимала приглашения любого мужчины и была искренне благодарна каждому. Два-три раза Даммлер делал попытку подойти к ней, как только смолкала музыка, чтобы перехватить Пруденс из рук ее партнеров.

— Ни в коем случае не поощряйте старого Малмфилда, — предостерег он ее в первый раз. — Этот за каждой юбкой увивается.

— Он же мне в отцы годится.

— А его любовница годится вам в дочери. Ваша единственная защита от его посягательств — ваш приличный возраст.

— Не думаю, что в мои двадцать четыре года я старовата для человека под пятьдесят, — засмеялась Пруденс. — А его нынешняя подруга, должно быть, малолетний ребенок?

— Я думал, вы намного старше, — искренне удивился Даммлер, внимательно ее разглядывая.

— Благодарю. Боюсь, уговаривая меня снять чепец, вы имели в виду, что мне следует надеть тюрбан.

— То есть вы моложе меня? — проговорил он, явно пораженный этим фактом.

— Вы никогда мне не говорили, сколько вам лет.

— Бог ты мой, а я-то считал вас намного старше. Какой же я глупец! Мне и в голову не приходило, что вам чуть за двадцать. Но вы действительно кажетесь такой зрелой… и такой очаровательной. Ах, черт! Сюда идет Кларенс.

Пруденс решила, что на их голову свалился дядюшка Кларенс.

— Какой Кларенс? — переспросила она, глядя на приближающегося к ним краснолицего господина с головой, напоминающей ананас.

— Герцог Кларенс, мисс Маллоу, брат принца Уэльского. Тот, что служил на флоте.

— Ага! Новая красотка, Даммлер? — раздался грубоватый голос герцога.

Даммлер представил Пруденс герцогу, и, как только вновь загремела музыка, тот, не спросив согласия, потащил ее на начинающуюся кадриль. Танцор из него был никудышный, он неумолчно болтал, вернее, кричал на весь зал, а по окончании кадрили заставил Пруденс выпить несколько бокалов вина. Даммлер с хмурым видом перехватил их в буфетной.

— Симпатичная девушка, — прокричал герцог. — Она при деньгах?

— Ни су за душой, — ответил Даммлер, с делано грустным видом качая головой.

— У этих симпатичных всегда с деньгами худо. Жаль. — И Кларенс без дальнейших слов удалился.

— У него размолвка с миссис Джордан. Вот он и ищет, не подвернется ли где состояние, — объяснил Даммлер.

— Я вижу, что вы старательно пытаетесь отогнать его от меня. Уж несколько су у меня за душой имеется, — пошутила Пруденс.

— Ему нескольких су недостаточно, чтобы содержать всю эту ораву. Десяток, по приблизительному подсчету, только от Джордан.

— Лично мне кажется, что и пяти за глаза хватит, — ответила Пруденс. — Должен же быть разумный предел внебрачных детей даже для герцога королевских кровей.

В этот момент к ним подошла леди Мелвин, и Даммлер поведал ей о знакомстве Пруденс с герцогом Кларейсом и о ее шутке на его счет. Леди Мелвин, отойдя от них, тут же поделилась ею с мистером Джеймисоном, и вскоре едкие слова мисс Маллоу обошли все общество и были признаны лучшей остротой вечера по той простой причине, что это давало всем хоть какой-то повод обсуждать новое увлечение лорда Даммлера. За вечер Пруденс довелось повидать немало леди и джентльменов из верхов общества. За ужином один молодой человек, который приглашал ее на танец, но получил отказ, потому что все танцы у Пруденс были уже заняты, оказался их соседом по столу. Даммлер вспомнил, что этот молодой человек хотел познакомиться с мисс Маллоу, и не порадовался такому соседству, поскольку он принадлежал к типу людей, вертящихся в свете, которым, в силу их богатства и определенного лоска, все двери были открыты, но от которых он хотел бы держать Пруденс как можно дальше. Даммлер представил его Пруденс, но достаточно сухо, явно не выказывая желание поддерживать беседу. Пруденс поведение Даммлера показалось странным, и, чтобы загладить неловкое впечатление, она сама заговорила с молодым человеком:

— Ваша фамилия Севилья, как город в Испании?

— Верно. Так этот город называют по-английски. Но я не испанец, как сами видите. — И действительно, он был смуглый, но не более чем Даммлер или любой английский джентльмен, занимающийся спортом и много времени бывающий на свежем воздухе. Ему было где-то под тридцать; высокий, с черными глазами, он не отличался особой красотой.

— Интересное это дело — происхождение имен. Моя собственная фамилия Маллоу — это название травы.

— Вас интересуют слова? Да, вы ведь писательница. Даммлер говорил, что вы пишете хорошие романы.

Они немного поговорили, и Пруденс решила, что между ними мало общего. Мнение мистера Севильи было несколько иное: мисс Маллоу относилась к тому типу образованных леди, общество которых могло бы придать ему особый шарм в глазах света. Перед тем как все встали из-за стола, он спросил Пруденс, нельзя ли ему нанести ей визит. Пруденс согласилась, решив про себя, что это не более чем дань вежливости и что они никогда не встретятся.

Была одна дама, с которой Даммлер хотел познакомить мисс Маллоу, а именно с леди Джесси по прозвищу Молчунья. Ему было любопытно посмотреть, как у Пруденс глаза полезут на лоб, когда на нее обрушится поток слов. Перед самым уходом он все-таки познакомил их.

— Милочка, как же я рада познакомиться с вами, — затараторила Молчунья. — Я видела, как вас чуть не угробил наш Билли-Матрос, я говорю о Кларенсе. Вот старый осел! Как вы могли позволить ему танцевать с ней, Даммлер? Кстати, вы слышали? Эта мисс Уикхам показала ему ручкой. Потому он и явился сюда. Ищет новое состояние. Не понимаю, о чем думает парламент? Могли бы повысить ему содержание. Ведь он так много сделал для страны. Я хочу сказать, что кто-нибудь из его отпрысков обязательно выйдет талантом в мать, верно ведь? Дороти само очарование. Она так талантлива.

Все только и говорят о вас, мисс Маллоу. И как же это умно — поставить черту на пяти. У вас очень широкие взгляды, но ведь вы писательница. Ваш брат всегда склонен к свободным нравам. Я восторгаюсь писателями. Хотите, пришлю вам приглашение в Олмак? Там такие славные вечера, да вы и сами знаете. Собираются только сливки. Хетти говорит, что вы в вашей следующей книжке собираетесь отправить героиню на Луну. Непременно прочту. Кстати, я придумала название. Хетти сказала, что с названиями у вас затор. «Девушка на Луне» — вот как вы ее назовете. Ну не замечательное ли название? Вроде «Человека на Луне». Как твоя пьеса, Даммлер?

Даммлер слишком хорошо знал леди Джесси, чтобы пытаться вставить слово. Просто подождал, когда та сама все выложит про его пьесу. И Молчунья, разумеется, это сделала.

Когда она наконец отошла от них, Даммлер вопрошающе посмотрел на мисс Маллоу.

— Я несколько недель ждал, что вы скажете о ней.

— Вам бы хотелось услышать от меня меткое словечко, чтобы разнести по всему свету? Не дождетесь. Вы собираетесь в Олмак?

— Не исключено.

После успеха Пруденс на этом балу приглашение в Олмак, о котором еще несколько месяцев назад она могла только мечтать, было не так уж важно. Олмак был чопорным аристократическим клубом, но там собирались все сливки общества. Попасть туда было уделом немногих, так что получить приглашение в Олмак кое-что значило.

По дороге к дому мистера Кларенса Даммлер сказал:

— С тех пор как я предоставил Шиллу самой себе, пьеса пошла легче. Надо прислушиваться к вашим замечаниям. Завтра ни ногой из дома, поработаю.

Пруденс истолковала эти слова на свой лад в том смысле, что завтра они не увидятся, и сообщила, что тоже собирается поработать.

— Как вам бал? — поинтересовался Даммлер, подавая руку, чтобы помочь ей выйти из кареты.

— Мне ужасно понравилось.

— Вы рады, что я уговорил вас снять чепец?

— Очень рада. — Она зевнула, глаза у нее слипались. Пруденс не привыкла бодрствовать в три часа утра.

— Я вижу, мисс Маллоу, столь позднее время для вас непривычно. Осторожно, не то ваш дядюшка завтра заставит вас позировать, чтобы написать круги под глазами.

— Ну что вы, его талант в том, чтобы замазывать изъяны. Он хочет теперь написать меня без чепца. Спокойной ночи, лорд Даммлер. Спасибо вам за все.

— И вам тоже, мисс Маллоу.

Он повернулся и сбежал по ступенькам, перепрыгивая через две, затем сел в карету и помахал ей рукой. Это была прекраснейшая ночь, и все же, когда он уехал, Пруденс почувствовала какое-то разочарование. А чего, собственно, она ожидала? Даммлер вел себя как истинный джентльмен. Вот именно. Наверное, он не вел бы себя так, если бы относился к ней не просто по-дружески. Вот так он мог помахать рукой, прощаясь с мужчиной, с которым проводил время. «Что за глупые мысли, мисс Пруденс? — упрекнула она себя. — Вспомни, во имя какой добродетели тебя назвали таким именем».