Джоби сидел, уставившись на тлеющие угли в плите. Еще полчаса, и огонь потухнет, но ему было все равно; он не заметил, как село солнце, как наступили сумерки, он весь оцепенел.

Похороны Харриэт. Он никогда их не забудет, это были первые похороны в его жизни, и шрам этот останется у него в душе навсегда. Казалось, небо должно бы было быть серым, облачным, мрачным, а вместо этого сияло солнце, создавая атмосферу фарса, как будто весь Хоуп радовался кончине той, которая запятнала их, их моральные устои. Похороните ее и избавьтесь от нее, никто не станет ее оплакивать.

Церковь была пуста, присутствовали лишь викарий и органист, да на задних скамьях сидели похоронщики с мрачными лицами, потому что им за это платили. Больше же никого не было. Шторы на окнах домов сегодня не были задвинуты, впервые на памяти Джоби. Раздвиньте свои шторы, а то еще не дай Бог подумают, будто это дань уважения к покойной. Избегайте эту шлюху и после ее смерти, как вы избегали ее при жизни. Хоронить ее в освященной земле — святотатство; разве нельзя было кремировать ее и развеять прах на пустыре, чтобы грязь смешалась с грязью?

Колокол звонил минут пять, каждый его удар пронзал Джоби, когда он со склоненной головой сидел в церкви, одетый в темно-синие вельветовые брюки и темную ветровку. На секунду глаза преподобного Бактона задержались на нем, священник неискренне улыбнулся ему — подобная улыбка на все случаи жизни была доведена им до совершенства. Ты никогда не был в моей церкви, парень, но я бы хотел, чтобы ты был одет подобающим образом. К счастью, нет никакой необходимости в обращении, потому что мои слова для тебя ничего не значат. Я постараюсь поскорее закончить службу.

Священник быстро произнес свои слова, выбрал двадцать третий псалм: "Давайте споем первый и последний стих «Пребудь со мной».

Джоби не стал петь, в горле у него стоял комок, буквы, напечатанные на листке поминальной службы, расплывались перед глазами. Бактон взглянул на профессиональных плакальщиков, сидящих сзади, предоставив им петь гимн — это было их молчаливой договоренностью на случай, когда на похоронах присутствовало мало людей. Нанятые прихожане.

Затем они направились в дальний угол неухоженного церковного кладбища, где возвышался холмик свежевырытой земли рядом с продолговатой могилой. Они даже не удосужились прикрыть землю пластом искусственного дерна, потому что на самом деле всем было абсолютно все равно, они бы вообще ничего не стали устраивать, если бы не Джоби Тэррэт. Этот колдун — ходячее богохульство, его бы не следовало и близко подпускать к церкви, даже если там похоронены его родители. Господь не посмотрит благосклонно ни на одного из Тэррэтов, потому что зло их все еще живет; достаточно спросить жителей деревни, они-то скажут.

Грязь и камни застучали по простому, дешевому гробу, который почти швырнули со злостью в могилу. С ужасающей поспешностью могилу засыпали, могильщики яростно работали лопатами, точно так же, как когда хоронили Артура и Хильду Тэррэт. Похороните ее поскорее, избавьтесь от нее. Она была всего лишь шлюхой.

Джоби медленно побрел с кладбища, охваченный беспорядочными воспоминаниями. Четыре дня назад Харриэт Блейк была жива, ее тело открывало для него новые наслаждения. Теперь она мертва, похоронена; ее вырвали у него из рук, как будто они сделали это потому, что не одобрили. Доктор Овингтон не стал тратить время на вскрытие, как будто он уже заранее пришел к заключению. Обширное кровоизлияние в мозг, вызванное преждевременным уплотнением сосудов. Доктор Майкл Овингтон помнил Харриэт молоденькой девушкой; он с грустью погладил свою седеющую бородку клинышком. Он сделал для нее все, что мог. Он лечил ее от венерической болезни, когда ей было шестнадцать, боролся со своей совестью, когда не сообщал ее богобоязненным родителям о ее неразборчивом поведении. Ей было на роду написано рано забеременеть, и как близкий друг семьи, он устроил ей аборт. Но косвенно это и убило Джека и Эйлин Блейк. Печальный случай, как и с Тэррэтами. А теперь эти глупые, темные жители Хоупа начали новую кампанию сплетен против Джоби.

«Колдун ее убил. Он заманил ее к себе, воспользовался ею, потом проклял, чтоб она молчала, чтоб его мерзкая тайна сохранилась. Держитесь от него в стороне, а то и вас он уничтожит».

Теперь они охотились за ним, жаждали его крови. Доктору Овингтону это совсем не нравилось. Они словно вернулись в средневековье; каждый житель Хоупа был в душе охотником на ведьм. Он был рад, что не живет в Хоупе, что только практикует в этой деревне, да и вызывают его только тогда, когда случается что-то серьезное, зачастую тогда, когда уже слишком поздно, как будто им не хочется, чтобы он вмешивался в их жизнь. Черт бы их побрал. Он зажег сигарету, выпустил колечко дыма к потолку. Да пусть гниют в своей разлагающейся общине. И все же в глубине души он был очень обеспокоен судьбой Джоби Тэррэта, тем, что они могут ему сделать, прямо или косвенно.

Только когда стемнело, когда он уже не увидел даже искорки в золе, Джоби пошевелился. Он зажег керосиновую лампу, вышел и принес ведро угля и немного дров, без энтузиазма выполняя эту монотонную обязанность. Он заметил свои упакованные сумки, гитару, соскользнувшую с них. Возможно, завтра он уйдет, если ничего не помешает. Он станет плыть по течению, жить одним днем. В Хоупе привыкаешь не строить никаких планов.

Растопка в печи затрещала, пламя от подожженной скрученной газеты начало жадно лизать сухое дерево, когда вся комната словно взорвалась. Разбилось оконное стекло, в комнату влетели осколки, ударились о стены, зазвенели на полу. Керосиновая лампа бешено закачалась, угрожая выплеснуть жидкий огонь, бросая причудливые тени; чудовища росли и уменьшались, снова вырастали. Черные фигуры бросились к Джоби, он ощутил их смрадное дыхание, отпрянул от них. Что-то тяжелое глухо ударило о стол, расщепив трещину в сосновой столешнице, которая была там уже лет десять, скатилось на пол.

Половина кирпича с острыми краями подняла облако удушливой красноватой пыли. Джоби увидел, понял, бросился на пол. Охотники на ведьм!

Град камней, словно крупная картечь из ружья, разбил свинцовые переплеты окна, добавил осколков на полу. Лампа завертелась и накренилась, ее дрожащее пламя создавало все новые тени, темные уродливые формы отвратительных вампиров, которые выли и вопили от ненависти.

— Убейте же колдуна! Он убил Харриэт Блейк своими подлыми чарами, когда переспал с ней! Он убил ее, грязный ублюдок!

Сердце Джоби колотилось о каменный пол, ему казалось, что от этого дрожит и трясется вся комната. Камни все еще стучали об остатки окна, некоторые отскакивали от переплетов, другие рикошетом отлетали от стен, скользя по полу в поисках своей жертвы. Один угодил ему в бедро, но Джоби прикусил губу и не закричал от боли. Этого они и добиваются, современные охотники на ведьм: чтобы он закричал и стал молить о пощаде. Он виноват, забейте его камнями до смерти. Вытащите его из дома и сожгите его тело, избавьте Хоуп от зла, только тогда мы будем спасены!

Джоби показалось, что он узнал голоса братьев Тэрнеров, вспомнил предостережение Харриэт. Он закрыл глаза, вздрогнул, когда град камней влетел в разбитое окно, внутренне сжался, приготовившись к боли. В любую минуту они могли вломиться в дом, вытащить его, как делали их предки, чтобы сжечь на костре колдуна. Они даже способны сжечь его заживо.

Прошло некоторое время, прежде чем Джоби понял, что они не придут. Он лежал, чувствуя пульсирующую боль в бедре; левая кисть руки вспухла — туда тоже угодил камень. В голове у него зазвенело, потом наступила тишина. Он поднял голову; тени призраков слабо пытались коснуться его, ярость покинула их, как только лампа перестала раскачиваться.

Он лежал, прислушиваясь, но ничего не слышал. Нападавшие ушли, вернулись в свои надежные жилища, потому что боялись его. Завтра или послезавтра они могут вернуться, но страх не покинет их, потому что разве он не проклял Харриэт Блейк, не убил ее?

Точно так же, как его мать убила его отца, а потом Господь покарал ее. Цикл Тэррэтов начался снова.

И тогда все скопившееся горе Джоби прорвало плотину, и все его тело сотряслось от рыданий.