Джоби пришел в город, но не взял с собой вещи, потому что собирался вернуться домой. Он нервничал, ему было не по себе, он весь дрожал от возбуждения; вновь ожили воспоминания о ночи, проведенной с Харриэт Блейк, они заставили его забыть даже печаль по поводу ее смерти. Два дня и две ночи, прошедшие в горячечном самоудовлетворении; но это не могло дать ему то, что дала ему Харриэт, и в конце концов это чувство неудовлетворенности привело его в город.

Он прошел всю дорогу пешком, отправившись пополудни. Погода была серая, моросил дождь. Вершины гор за деревней были скрыты низкими облаками, как будто силы природы намеренно укрыли Хоуп пеленой, отрезав деревню от всего остального мира. Гетто зла: нельзя уходить дальше, чем до развилки дороги у бензозаправочной станции «Амоко» Тэннинга. Иди в сторону города, до которого пять миль, поверни налево и снова окажешься в Хоупе. Последняя возможность передумать. Джоби не передумал, он решился и пошел дальше, вперед.

Одетый в старую спортивную куртку, джинсы и рабочие ботинки, он замедлил шаг у станции Тэннинга и подумал, каким образом, черт возьми, такая большая станция может окупаться в этих краях. Вероятно, она и не окупалась, а владелец просто получал свои доходы где-то в другом месте, это было всего лишь его имущество. Широкий бетонный двор, четыре насоса под навесом — места вполне достаточно, чтобы уместились все автомобили в час пик. Магазин и офис, построенные из панелей, облицованных белым цементом «Сноусем», за ними — гараж с огромными задвижными дверьми, закрытыми летом и зимой, так что невозможно было узнать, есть там внутри автомобили или нет.

Прилегающая территория обнесена аккуратной изгородью из столбиков и перекладин, трава коротко подстрижена. И ни единого клиента. Жутковато, если призадуматься.

Оттуда, где он стоял, Джоби видел Берта Тэннинга, сидящего в магазине у кассы с газетой в руках. На его лысине поблескивало отражение лампы дневного света, между искусственными зубами зажата неизменная трубка с алюминиевым черенком; казалось, он никогда ее не зажигал. Странный человек, этот Тэннинг, одна из загадок Хоупа, которым никто, казалось, не интересовался, потому что он держался особняком. Он был не из местных, и никто не знал о нем почти ничего, только то, что он появился здесь спустя год после смерти миссис Томас, прежней владелицы, и было это около 1958 года. В те времена на станции стояли лишь две колонки да деревянная будка, в которой продавали мороженое и хрустящий картофель в пакетиках. Изменения произошли меньше, чем через год; появились подрядчики и выстроили большой гараж, а потом отбыли, оставив Берта Тэннинга наедине с его империей. Может быть, летом проезжающие туристы и приносили ему прибыль, но об этом никто не знал, потому что станция находилась в миле от Хоупа. В Хоуп же мало кто приезжал; сюда незачем было приезжать, это был тупик посреди холмов. Отсюда невозможно было попасть куда-то, и единственной дорогой была дорога назад.

Жители деревни относились к Тэннингу равнодушно — стареющий негативист, прячущийся за комбинезоном «Амоко» и трубкой «Фэлкон». Если кто и пытался заговорить с ним, это ни к чему не приводило: он повторял всем приезжим, что Хоуп — «паршивое место, чтоб там жить, но еще хуже там помереть». Но сам он оставался здесь. У него не было женщины, так что он был или холостяк, или вдовец. Жители Хоупа давно перестали гадать, кто он такой. Он не мешал им, поэтому и они оставили его в покое — он не фигурировал в их злобных сплетнях.

Джоби медленно брел дальше. Сегодня из-за этих туч может рано стемнеть, может быть, он зря отправился в город. Сейчас он не испытывал желания, которое заставило его пойти в город, но он знал, что оно возникнет снова, если он вернется, сведет его с ума в постели. Может быть, ему удастся отвлечься в городе; эта мысль пугала его, он не хотел об этом думать. Может быть, ему надо было все же захватить сумки, сделать этот шаг, пока есть возможность, Но он же в любое время может вернуться за ними, если ему это понадобится. Пусть будет, что будет, не надо строить планов, все равно они у него никогда не осуществляются.

Город начинался неожиданно. Жилой район, который некогда был фермой Ридлера, испортивший весь пейзаж: изрытые, грязные дороги, которые когда-нибудь покроют асфальтом, каркасы недостроенных домов. Не хотелось думать о том, во что превратится это место года через три, если перед глазами стоял еще его прежний вид.

Пустырь, потом поля, почти полностью заросшие чертополохом, семена которого с началом осени разносило ветром. Сын Ридлера боролся за последний оставшийся клочок земли, но в конце концов департамент по проектированию одолеет его, выпустит приказ о принудительной продаже, если владелец станет упорствовать. Все знали, что Ридлер проиграет. Здесь построят дома.

Затем началась промышленная зона, застроенная низкими зданиями с плоскими крышами, в которых располагались небольшие фабрики или склады. Затем появились более старые дома, и стало понятно, что это пригород, незаметно подкрадывающееся чудовище, пожирающее все, что было естественно и прекрасно; оно давно стало неуправляемым и действовало по своему усмотрению.

Джоби стало еще больше не по себе. Искусственное освещение поторопило приход ночи в город, где никогда на самом деле не было темно. Страх Джоби перед городом отличался от его ужаса перед Хоупом. Внутри у него все похолодело. Иди обратно! Он не ощущал больше возбуждения, не хотел женщину, осталось лишь чувство беспомощности в этом странном, пустынном месте. Дома он как-то справлялся, научился жить со своими страхами. Но он прекрасно знал, что как только вернется в свой дом, эти желания возникнут вновь, и его будут изводить воспоминания о Харриэт Блейк и Салли Энн Моррис. И он пошел дальше.

Вот и улицы, по обеим сторонам — магазины, ярко освещенные витрины, уже украшенные к Рождеству. Спешащие люди, очереди на автобус, медленное движение транспорта; час пик. Все стремятся покинуть это место, куда приходится приходить за покупками или зарабатывать на жизнь. Через час оно опустеет, превратится в ярко освещенный город-призрак, населенный бродягами и проститутками в тусклых подземных переходах.

Джоби немного знал город с тех времен, когда учился здесь в школе. Он ненавидел его тогда, ненавидели сейчас, но сила, владеющая его телом, тянула его, словно железо к магниту. Ты найдешь то, что тебе нужно, Джоби. Продолжай поиски.

Замусоренный тоннель под кольцевой дорогой напоминал логово смердящего чудовища; он был освещен единственной лампочкой, которая пережила выходки хулиганов и толпу футбольных болельщиков в прошлую субботу. Запах мочи ударил в нос, его чуть не вырвало.

Какой-то старик присел на корточках в нише, что-то жуя в промежутках между спазмами кашля, сплевывая на бетонный пол. Торопись, парень, потому что если ты здесь задержишься, то и тебя ждет то же самое — будешь жрать отбросы. Компания юнцов прокричала что-то непристойное, посмотрев агрессивно на Джоби, когда тот проходил мимо; он с ужасом подумал, что они собираются пристать к нему.

Джоби вышел на другой стороне города; старый город, трущобы, которые скоро снесут, чтобы построить на их месте современные трущобы, ряды стандартных домов вдоль плохо освещенных улиц, оставив место для пустырей. Вот здесь уже рабочие приступили к разрушению зданий: горы битого кирпича и куски дерева, игровая площадка для беспризорных детей и бродячих кошек и собак. И проститутки, ожидающие, когда закроются пивные.

Джоби бесцельно брел дальше. Каким образом подходят к проститутке? Как ее отличить, если увидишь? Мысль о том, что он должен подойти к девушке на улице, ужасала Джоби. А вдруг она не проститутка! О Боже, да он никогда не осмелится. Все это пустая трата времени, в конце концов он побредет обратно в Хоуп, слишком изможденный даже для того, чтобы предаться своим фантазиям. Меньше всего ему хотелось сейчас заниматься сексом, у него не получилась бы даже эрекция, как бы он ни старался. Он выдумал сегодняшний вечер, лучше всего ему пойти домой и постараться забыться. Каждый имеет право иногда совершать идиотские ошибки.

Вдруг он напрягся, скорее почувствовал, чем увидев какое-то движение в переулке между двумя стандартными домами. Он вгляделся в темноту, вспомнил тех парней в переходе; может быть, это грабители, поджидающие прохожего. Или просто пьяница зашел туда, чтобы помочиться или вырвать. Не останавливайся, это не твое дело.

— Послушайте... — Женский голос, говорит с едва уловимым северным выговором. К нему крадучись двинулась фигура. — Послушайте, у вас нет закурить?

Он увидел ее силуэт, белеющую в руках незажженную сигарету. По голосу совсем не старая, в длинном пальто, не тощая, довольно коренастая. Она рассмотрела Джоби, пользуясь тем преимуществом, что треугольник оранжевого света фонаря падал на него. Джоби чувствовал себя нервничающим актером, впервые оказавшимся в свете рампы. Опять он чуть было не повернулся и не бросился бежать. Чуть было.

— Извините... я не курю. — Получилось что-то вроде нервного писка, во рту у него пересохло. Ему вдруг пришла в голову мысль: Берт Тэннинг, жующий незажженную металлическую трубку. Смешно, любая отвлекающая мысль смешна. Он почувствовал, что обязан добавить: — Я никогда не курил, даже в детстве. Я не переношу запах табака. — Иди, не останавливайся, парень. Он не обратил внимания на голос, советующий ему откуда-то изнутри, остался стоять, нервно переминаясь с ноги на ногу. Ему просто хотелось ее хорошенько рассмотреть, но тени мешали, как мешали, когда он представлял Салли Энн.

— Ничего. — Он услышал, как что-то загремело, потом она чиркнула спичкой, и тогда он увидел ее лицо в свете неровного пламени. — Придется воспользоваться своими спичками. О, простите, вы же не выносите табачный дым.

— Ничего. — Он рассмотрел ее лицо, когда она зажигала сигарету и глубоко затягивалась. Довольно симпатичная, может быть, чуть полновата, есть немного лишнего веса; не накрашена, кожа прыщавая, как у подростка, хотя ей явно за двадцать, может быть, уже к тридцати. Темные волосы висят прямыми прядками, не мешало бы их вымыть, но в общем не так уж плоха.

— Как тебя звать? — Она погасила спичку, снова превратившись в силуэт, он видел лишь огонек сигареты.

— Джоби. — Джоби подумал, не стоило ли ему назваться как-то по-другому. Майк, Джон — как угодно. Но было уже поздно.

— Джо-би... — тщательно выговорила она. — Никогда раньше не слыхала такого имени. Держу пари, что не настоящее.

— Настоящее. — Не выйдет.

— Ты ищешь?

— Ищу чего?

Короткая пауза, ему показалось, что она раздраженно щелкнула языком.

— Меня, разумеется. Ну, не то чтобы меня, но кого-то похожего, а тут я подвернулась.

Джоби почувствовал слабость в коленях. Он нашел то, что искал, но внезапно ему стало очень страшно. Он уставился на ее темнеющую фигуру, чуть не сказал: «Нет, я вообще-то никого не искал», но комок в горле помешал ему это выговорить. Вверх по ногам у него опять побежали покалывающие волны, и он подумал, произойдет ли эрекция.

— А ты робкий, — она засмеялась. — Меня звать Шина, думаю, мои родители были из Ирландии, но я точно не знаю, потому что меня забрали от них, когда мне было семь лет, а больше я их не видела. Да и не хочу видеть. Ах, да, я беру десять фунтов. Можем пойти ко мне, если у тебя нет чего-то получше. Это не дворец, но там удобно.

Покалывание достигло его мошонки. Надо решать; он мог пойти с Шиной к ней, где бы это ни было, или же уйти и до конца жизни представлять, как бы это все происходило. Десять фунтов — большая сумма, если сидишь на пособии и вдобавок собираешься покинуть единственный дом, который у тебя когда-либо был. Но некоторые вещи гораздо важнее денег. У него начиналась эрекция, он чувствовал, как твердеющая плоть упирается ему в джинсы; и это решило все.

— Ладно, — ответ прозвучал едва слышно. — Пошли к тебе.

— Выкладывай десятку, — она подошла к нему. — В кредит обслуживаются только постоянные клиенты. — Она неестественно хохотнула, и он отдал ей две пятифунтовые бумажки. — Ну, тогда пошли. — Она взяла его за руку, повела вниз по улице. — У меня муниципальный дом в миле отсюда. За жилье и электричество за меня платят. Как говорится, не плюй в колодец... Он— а опять засмеялась, на этот раз захихикала совсем по-детски. — Соседи, ясное дело, сплетничают, да черт с ними. А ты откуда... Джоби?

— Из глуши.

— Нет, мне нравится жить в городе. — Ее явно не интересовало, из какой именно он глуши. — Всегда нравилось. Я вышла замуж пару лет назад, тот парень за мной несколько месяцев ухаживал. Он казался вполне нормальным, но когда мы поженились, принялся меня колотить. Ну, я от него ушла, дали мне муниципальный дом. Полиция его предупредила, чтоб не лез ко мне. Потом у меня еще парень был, женатый, само собой. Немного погуливал на стороне. А потом я подумала и сказала себе, Шина, сказала я, да ты просто дура набитая, даешь мужику ни за что, просто так, а ведь за это деньги можно получить. Улавливаешь, что я говорю?

— Да, — Джоби кивнул в темноте. Он снова вспомнил о Харриэт Блейк и о том, чем она могла в прошлом заниматься.

— Вот мы и пришли.

Они свернули с улицы и пошли по узкой дорожке, выложенной плитами. Типичный муниципальный дом, самый обычный, но довольно удобный. Они, конечно, прошли черным ходом. Жильцы подобных домов никогда не пользовались парадной дверью, это была своеобразная британская традиция. Шина завозилась с ключом, вставляя его в замок, ворча.

— Мы не станем внизу зажигать свет, — прошептала она и хихикнула. Она провела его, вероятно, через кухню. Наверх по лестнице, щелкнула выключателем, осветив незастеленную кровать в неубранной спальне. — Как-нибудь надо бы тут хорошенько прибрать, — извинилась она и затолкала что-то ногой под комод.

Джоби впервые увидел ее как следует, пристально разглядывал ее, когда она сбросила пальто и повесила его на спинку стула. Шлюха, пытающаяся произвести хорошее впечатление, решил он. Когда-нибудь она, возможно, и приведет свой дом в порядок. На лице ее было доброе, искреннее выражение. «Можешь оставаться, сколько пожелаешь, хоть на всю ночь».

Каждый нерв в теле Джоби напрягся, когда она начала раздеваться. Она делала это быстро, было очевидно, что стриптиз она устраивать не собирается. Ты заплатил за мое тело, Джоби, вот оно. Посмотри на него хорошенько. Она была более коренастая, чем Харриэт Блейк, волосы почти такого же цвета, но только она за ними не ухаживает. Грубее. Господи, да перестань сравнивать ее с Харриэт!

— Ты раздеваться собираешься? — она ошеломленно уставилась на него, потому что он все еще был одет.

— Да, конечно. — Пальцы его дрожали, когда он попытался расстегнуть пуговицы рубашки.

Шина подошла совсем близко, и табачный запах у нее изо рта вдруг показался ему возбуждающим. Джоби с ужасом подумал, что эякуляция может произойти прямо сейчас. Он знал, что если это случится, он бросится бежать, и его десять фунтов окажутся выброшенными на ветер. Но каким-то образом он чуть успокоился. Она расстегнула его рубашку, помогла снять, обеими руками расстегнула пояс джинсов, потянула вниз «молнию», спустила ему джинсы и трусы ниже колен.

— Ты ведь девственник? — Она коснулась губами его губ, и он увидел, что глаза у нее закрыты, что она слегка дрожит. — Я могу отличить.

— Да, — соврал он и пожалел, что это не так, тогда бы он перестал думать о Харриэт.

— Я рада. — Она обняла его за пояс, повела к постели. — А ты красавчик, Джоби. Могу поспорить, что у тебя было свидание, а она не пришла... Господи, хотелось бы мне пойти на свидание с кем-то похожим на тебя. Я бы с тебя и десятку не запросила. Может, я тебе еще и верну деньги.

— Нет. — Перед глазами у него появился туман, в горле снова встал комок. — Я не хочу, чтобы ты мне их отдавала.

Она принялась страстно целовать его, тереться полными грудями о его обнаженную грудь, соски ее были твердыми, слегка царапали его. Он закрыл глаза, пожалел, что они не выключили свет. И с Харриэт было так же — она была главной, вела его за собой. Это и была Харриэт, она вовсе не умерла; она убежала в город, как он пытался сделать уже несколько недель, а он пошел следом, отыскал ее. Все было точно так же, как и в первый раз — она так же касалась, ласкала его, трогала его затвердевшую плоть, вызывая все ощущения, которые он пытался сдержать.

— Боже, да ты уже готов! — голос Шины разрушил чары. Она стремительно переменила положение, уселась на него, широко расставив ноги, пытаясь, чтобы он поскорее вошел в нее. Он нажимал, толкал, все его тело сотрясалось, он чувствовал, как теплая влага обволакивает его, поглощает полностью. Он снова попытался вызвать Харриэт, но она не появилась. Я не Харриэт, я обычная шлюха, и за десятку ты меня поимел. О Боже!

— Не беспокойся, мы повторим. — Голос ее звучал искренне, искренним было и выражение ее лица, когда он посмотрел на нее. Она слезла с него, улеглась рядом. — Я ведь сказала, что ты можешь остаться на ночь, если захочешь. Может быть, выключим свет, оставим только на лестничной площадке, такое романтичное освещение, а?

Он кивнул. Яркий свет лампочки без абажура прямо над ним резал ему глаза. Он чувствовал себя разбитым физически и умственно, сомневался, что у него получится во второй раз — у него был изнурительный день. Может быть, он останется здесь на ночь. Она обняла его одной рукой, снова поцеловала. Опять был виден лишь ее силуэт, как тогда, когда он впервые увидел ее в том переулке. Но не совсем так. Ему показалось, что ее глаза светятся в слабом отблеске лампы на лестничной площадке, они напоминали ему... нет, не Харриэт... глаза Шины были почти зеленоватые, если смотреть в них долго-долго...

Джоби почувствовал, что у него снова начинается эрекция. Она это тоже поняла, стала медленно поглаживать его. Мы повторим, Джоби.

Проклятье, опять эти тени играют с ним шутку. Тело ее было стройное, почти изящное, но те его части, которые он больше всего хотел видеть, спрятаны от него, как всегда. Даже лежа рядом с ним в постели, Салли Энн не позволяла ему ничего делать, потому что она никогда не согласится.

Ты сам все должен делать, Джоби, а я просто буду лежать тут и смотреть на тебя, как всегда. И это начало его злить. Будь ты проклята, Салли Энн, сегодня я буду тобой обладать!

— В чем дело, Джоби? — Шина внезапно села рывком, схватилась было за шнур, чтобы включить свет, но он успел сжать ей запястье, вывернув, словно при китайской пытке. — Прекрати, мне больно. — В ее голосе послышался страх, она попыталась освободить руку, но не могла справиться с сильным парнем, который всего лишь несколько минут назад был ее любовником.

— Сука! — Он смотрел в ее глаза, увидел, как они снова стали зелеными, ощутил аромат чистого, вымытого женского тела, слабый запах мускуса смешался с запахом секса; исчез протухший запах пота, вонь проститутки. Тело ее было податливым, чувственным, соблазнительным, но он видел лишь его очертания, окутанные тенями: она пыталась ускользнуть от него, как всегда. Но на это раз он держал ее крепко, он не собирался дать ей уйти, исчезнуть, чтобы он снова стал заниматься мучительным самоудовлетворением. — Нет, на этот раз не выйдет, Салли Энн!

— Я — Шина, — голос ее звучал жалобно, умоляюще. — Я не знаю никакой Салли Энн! Мне больно! Отпусти! Я верну тебе твою десятку!

— Ты — Салли Энн, — прошипел он. — Это твой очередной трюк, но на этот раз ты за него поплатишься!

— Ты совсем спятил! — Она прижалась к спинке кровати, огляделась вокруг, пытаясь найти путь к спасению, но его не было. — Я заявлю в полицию. И я не верю, что тебя звать Джоби. Послушай, если отпустишь меня, получишь свою десятку обратно.

Он не слушал ее. Ярость вперемешку с желанием снова вызвали у него эрекцию, и он взобрался на нее, схватил вторую руку за запястье, раздвинул ей ноги, крепко держа их коленями.

— Я получу то, что хочу, и ты меня не остановишь!

— Я и не пыталась остановить тебя. — Она начала всхлипывать, когда он с силой вошел в нее. — Я тебе и так дам, я тебе говорила.

Он начал толкать, вкладывая в толчки всю свою силу; его тело покрылось испариной. Перед глазами у него все плыло, содрогающееся под ним тело было телом нимфы тех ночных часов, глядевшей на него со страхом зелеными глазами, как ему и хотелось. Он почувствовал, что сейчас произойдет извержение, и прижал ее еще сильнее, чтобы она не выскользнула из-под него и не исчезла в темноте. Но на этот раз она никуда не делась.

Джоби содрогнулся, спина его выгнулась, ему показалось, что он теряет сознание, когда наступил оргазм, но головокружение прошло. Он замедлил толчки, расслабился. О Боже, он видел ее теперь отчетливо, так ясно, как хотел, рыхлое тело, совсем не стройное, не соблазнительное, темные глаза без намека на зелень. Всего лишь проститутка Шина, рыдающая от страха.

— Я... извини. — Это прозвучало банально. Он встал с постели, пытаясь найти одежду.

— Тебе не надо было насиловать меня. — Она тихо плакала, все еще со страхом смотрела на него. — Зачем ты это сделал?

— Мне показалось, что это другая. — Он поспешно натянул джинсы и рубашку. Где-то должны быть ботинки. Господи, скорее бежать отсюда, пока она не начнет кричать караул.

Одевшись, он схватил куртку, пошел к двери, остановился и посмотрел на постель.

— Прости меня, — пробормотал он и бросился к лестнице.

Он очутился в искусственном свете и тенях города, где никогда не бывало по-настоящему темно, в джунглях, где подстерегают люди-хищники, враждебный мир вдали от Хоупа. Улицы, похожие одна на другую, глаза, следящие за его бегством; он повернул в одну сторону, затем в другую, ему потребовалось минут двадцать, чтобы отыскать подземный переход под кольцевой дорогой.

Только когда Джоби оказался возле неприглядной промышленной зоны, ему удалось побороть панику. Он чувствовал себя больным и испуганным, он был противен самому себе за содеянное. Шина может пойти в полицию, и она имеет на это полное право. Он изнасиловал меня, этот парень из глуши, звать Джоби. Я не знаю его фамилию, но я могу описать его: высокий, светловолосый.

Но это не моя вина. Она виновата. Нет, не Шина, а Салли Энн! Она околдовала меня, снова заставила меня видеть ее в темноте, точно так же, как всегда. Она не отдается мне, но она не хочет, чтобы я был с другой женщиной. Даже сейчас ему казалось, что он слышит ее звенящий смех, напоминающий стремительные горные потоки над Хоупом, нечто такое, что никогда не прекратится.

Порыв ветра толкнул его в спину, как будто погнал обратно в Хоуп, капли дождя словно в отместку жгли ему шею, и он натянул капюшон куртки. Только раз мимо него проехала машина, и когда она поравнялась с ним, он спрятался в живой изгороди, прижавшись к колючим веткам, дрожа, пока не удостоверился, что на крыше автомобиля не было синей мигалки; он уже был готов зажать уши ладонями, попытаться заглушить вой сирены. Я не виноват, констебль, это все она, Салли Энн.

Беглец, спешащий в свою берлогу, накинув новую мантию стыда. Если бы только Харриэт была жива, этого бы не случилось. Ты убила ее, Салли Энн, и я ненавижу тебя за это. Я ненавижу и я люблю тебя.

* * *

Рано утром Джоби Тэррэт вернулся в свой дом, проскользнул в сломанную калитку, прокрался по дорожке к двери. Он присел на ступеньках, потому что боялся войти в дом. Найдет ли он там Салли Энн, едва различимую в сумерках? Накажет ли она его? Ты изнасиловал обыкновенную шлюху, Джоби, не меня. Ты никогда не касался меня, ты просто думал, что это я. Ты сумасшедший. В твоей жизни никогда никого не будет, только я.

Его охватил гнев. Я победил проклятье моих родителей, разрушил алтарь зла, уничтожил его навсегда. Я не позволю тебе убить меня, Салли Энн. Я одержу над тобой верх, я избавлюсь от тебя навсегда.

Ему пришлось всем телом навалиться на входную дверь, чтобы открыть ее, но он не стал закрывать за собой. Может быть, тебе придется бежать, Джоби. Нет, на этот раз я не побегу. Пока я не уйду навсегда, когда сам того захочу. В комнате стоял сырой и затхлый запах. Он был здесь всегда, но когда Джоби находился в доме постоянно, он не замечал этого.

Было очень холодно. Он наощупь добрался до стола, нашел коробок спичек. Они загремели, напомнив ему о Шине. У вас случайно нет закурить?

Спички отсырели. Одна сломалась, он чиркнул второй. Третьей. Она неохотно зашипела, вяло загорелась, и он поднес ее к фитилю; казалось, прошла целая вечность, прежде чем он занялся, загорелся. Все увеличивающийся кружок желтого света, разгоняющий тени; причудливые формы отступали, потому что в них был заложен страх перед огнем, как у диких зверей.

Он медленно повернулся, уже зная, что он увидит, уже подготовившись к этому, чтобы это не было для него неожиданностью.

Дверца чулана была открыта, висела на петлях, хлипкий, ненадежный квадрат из дерева, не в состоянии больше противостоять силам, заточенным внутри, которые притаились там в темном пространстве; стул, подпиравший дверь, валялся на боку, как будто его с раздражением пнули ногой.

Джоби посмотрел, смирился с тем, что увидел и понял, что ему придется снова начинать борьбу.