Билли Эванс запер за ними дверь, проверил ее плечом. Ему стало очень грустно: они покидали свой дом, может быть, больше никогда его не увидят. Дом скроется под сугробом, он будет сохранен для потомков. Он повернулся к своим спутницам, еле узнал их. Темные очки, шапки глубоко натянуты, воротники подняты.

— Все! — он попытался изобразить ради них уверенность. Отправляемся! Вы держитесь поближе ко мне, нам нельзя разъединяться.

— Билли, а ты уверен, что знаешь, куда мы идем? — спросила Валери, устало тащась за ним. — Я хочу сказать, что указатели мы не увидим, ведь так? Мы можем потеряться и замерзнуть ночью.

— Я буду постоянно следить за солнцем, — он взглянул на небо, солнце слепило его даже через стекла очков. — Ты об этом но беспокойся. Нужно держаться магистралей, это самое главное.

Он очень плохо видел, несмотря на то, что все вокруг было залито солнцем. Снежная слепота, решил он. Нужно держать голову книзу, смотреть вверх лишь по необходимости.

— Ужасно много людей, — Валери пришлось крикнуть, чтобы ее услышали. — А ты сказал, что все уехали на юг.

— Это отставшие, — отозвался он. — Не обращай на них внимания и не отвечай на вопросы, если они заговорят. Некоторые из них голодают, если они подумают, что у нас есть еда, они могут нас даже убить, чтобы завладеть ею. Так, дышите ровнее, экономьте силы.

Валери опять пошла за ним. Все вокруг казалось ей окутанным туманом, а солнце светило. Дорога под их ногами была довольно твердой, может быть, ветер смел снег, унес его в другое место. Она подумала, как далеко они смогут уйти сегодня, найдут ли пристанище на ночь. У них, конечно, не хватит продуктов на все время, сумка в ее руке очень уж легкая. Она искоса взглянула на свою спутницу. Бедняга Рут плохо выглядела, она не могла как следует рассмотреть ее, но Рут была хрупкой женщиной, она не выдержит долгого пути. Что если она упадет? Это была ужасная мысль; не могут же они бросить ее и пойти дальше.

— Не замерзли? — Валери вздрогнула, когда перед ней возникла фигура огромного мужчины. Его грубое лицо было совсем близко. Она вцепилась в Рут, попыталась потащить ее. Быстрее, идем отсюда! Билли был прав, эти люди становятся опасными. Не надо обращать внимания на них и вступать в споры.

— С вами все в порядке? — от страха Валери задохнулась.

— Все хорошо, — ответила ее спутница безразличным тоном, как будто не поняла. Это все из-за того, что она не знает, где ее муж и дочь, может быть, их уже нет в живых. Валери обняла ее одной рукой.

Рут была уверена, что все это сон, один из тех болезненных кошмаров, сон наяву. Этого не могло происходить на самом деле. Ей было неудобно и жарко в толстой одежде, ей очень хотелось сбросить что-то, но этим поступком она могла бы обидеть Эвансов. Ей придется потерпеть. Она только надеялась, что не упадет в обморок. Они сказали, что повсюду глубокий снег, но она его не видела; впрочем, она очень мало что могла рассмотреть, особенно в этих солнечных очках; стекла были в пятнах, грязные, когда они сделают остановку, она их почистит.

— Я слышу, как едет машина, Билли! — Валери вытянула руку и постучала мужа по плечу.

— Идиоты чертовы! — буркнул он, не повернув головы. — Всегда найдется какой-то чокнутый, который должен попытаться проехать на машине при любых условиях. Вот почему все магистрали забиты брошенными автомобилями. Далеко он не уедет, метров на сто, не больше, а потом застрянет навсегда, вот увидишь.

Толпа все росла, люди шли впереди них, шли сзади, шли по сторонам дороги, чтобы украдкой посмотреть на них. Это было очень страшно. Валери захотелось выбросить продукты из сумки, чтобы они стали подбирать еду. Возьмите нашу еду, пожалуйста, пропустите нас. В самом крайнем случае она так и сделает. Ей казалось, что все смотрят на них. Боже, это было ужасно!

Рут услышала шум автомобиля, он раздался совсем близко, прямо у них за спиной. Она боялась посмотреть назад, не отрывала глаз от Билла, все вокруг нее расплывалось. Мотор зашумел, она ускорила шаг. А вдруг водитель затормозит, его занесет по льду, он может задавить их!

— Простите, — обратилась она к Билли, наблюдая за Валери краешком глаза. — Мне кажется, нам надо отойти в сторону. Кто-то хочет проехать.

— Да пошли они все, подождут, они скоро поймут, что далеко не уедут.

— Билли, будь благоразумен, мы же не хотим, чтобы нас переехали! — Валери схватила мужа за рукав, потянула в сторону.

Рут пошла за ними, споткнулась о край тротуара и не упала только потому, что схватилась за Валери. Все трое поднялись на тротуар. Их окружала масса лиц, все смотрели на них. Уходите, ради Бога, оставьте нас в покое!

Автомобиль проехал вперед, Рут успела его увидеть; он был небольшой, темно-коричневого цвета, к стеклу со стороны места для пассажира было прижато лицо. Она посмотрела на него, подумала, что в чертах его было что-то знакомое. Нет, это невозможно, она никого здесь не знает. Она даже не знает, где находится.

Пассажир что-то кричал, опуская стекло. Слова молодого человека тонули в шуме толпы. Какая разница, подумала она, он наверняка выкрикивает всякие оскорбительные слова, как и все остальные. Автомобиль замедлил ход, почти остановился, их разделял всего какой-то метр. А молодой человек все продолжал кричать.

Рут отвернулась. Она никогда не вступала в словесные перепалки, и меньше всего ей это было нужно сейчас. Ей показалось, что Билли Эванс что-то сказал, предпочла не думать, что это могло быть, но его слова возымели должный эффект. Водитель увеличил скорость, машина проехала.

— Сволочь эдакая! — Билли опять вывел их на дорогу. — Мы, вероятно, скоро снова наткнемся на этого дурачка, когда он застрянет в сугробе. Здесь их полно!

Рут казалось, что весь мир направился сегодня куда-то. Мужчины, женщины и дети, некоторые шли в обратном направлении; никто на самом деле не знал, куда они идут, это был массовый исход. Но она все еще не видела никакого снега, к тому же становилось все теплее. Бог ты мой, да она бы все отдала за стакан сока лайма с лимоном и струю дезодоранта. Вокруг распространился неприятный запах, и она прекрасно знала, что вспотела.

— Стойте! — Билли внезапно остановился, и две женщины налетели на него.

Люди пробирались мимо них, грубо отталкивая локтями.

— Что… это? — прошептала Валери, вцепившись в руку Рут.

— Какое-то дорожное заграждение, — Билли всматривался вдаль, напрягая глаза, жалея, что не надел оптические очки. — Точно не знаю…

— Может быть, нам лучше вернуться?

— Не будь дурой! Нам надо идти дальше, что бы ни случилось. Там стоит заграждение. Они, наверно, останавливают машины, заворачивают их обратно, потому что проехать нельзя. Это свободная страна, они не могут запретить нам идти дальше. Пошли, посмотрим, в чем там дело.

Это определенно был какой-то пункт контроля; Рут бы непременно отстала, но она не хотела рисковать остаться одной. Если она не будет вместе со своими спутниками, кто-нибудь ее схватит. Вся эта толпа настроена так враждебно, она все еще слышала их свист.

Поперек дороги был опущен красно-белый шлагбаум. Неподалеку стоял домик, напоминающий караульную будку; вокруг были низкие здания с окнами для наблюдения. У Рут заколотилось сердце, она очень сильно испугалась.

Люди, шедшие за ними, тоже остановились, как будто и они боялись приблизиться к этому зловещему месту.

У шлагбаума стояли двое мужчин в одинаковой серой форме и в шлемах с опущенными забралами. Они наблюдали и ждали, их испытующий взгляд выделил из толпы приближающееся трио, не обращая внимания на остальных. Толпа внезапно притихла.

— Мне все это не нравится, — прошептала Валери. — Эти люди похожи на полицейских, но не на обычных полицейских!

Рут украдкой оглянулась, подумав, нельзя ли убежать. Толпа стояла так, словно хотела преградить ей путь к бегству. Они ее схватят, если она побежит, и только Богу известно, что они могут с ней сделать! Если это сон, то я хочу проснуться немедленно. Она не проснулась, стояла там, ее слегка тошнило, голова кружилась. О, где же Гвин и Сара? Она знала, что долго не выдержит. И — о Боже! — она вспомнила: я беременна!

Билли Эванс вышел вперед, почувствовал на себе множество враждебных глаз. Робкий, трусливый, он никогда не любил бывать на виду, ни за что не соглашался участвовать в школьных пьесах в детстве. Терпеть не могу, когда люди на меня глазеют. Чего вам надо? Двое мужчин в форме подошли и встали по обе стороны от него. В одном из домиков открылась дверь, оттуда вышла еще одна фигура в шлеме.

— Простите, сэр, не зайдете ли вы в офис на минутку? Вместе с дамами, — человек, стоявший к Билли ближе других, говорил тихо, как будто не хотел, чтобы собравшиеся слышали его. Он был в некотором замешательстве, но тверд, пытался соблюсти такт. Нам не нужен скандал, это плохая реклама.

— Нет, я не хочу заходить в ваш офис, — Билли Эванс зло посмотрел сквозь заляпанные жиром стекла солнечных очков, — и моя жена не хочет, и ее подруга не хочет. Пропустите нас, пожалуйста!

— Боюсь, что мы не можем этого сделать, сэр. — Третий сотрудник службы безопасности подошел поближе, втроем они встали полукрутом. — Боюсь, что вы не можете покинуть лагерь, — это было произнесено шепотом, который публика уж точно не расслышала. — Для вашего же блага, сэр.

— Лагерь! Какой лагерь?

Люди в форме переглянулись, подошли на шаг ближе.

— Лагерь отдыха, сэр. Где вы отдыхаете.

— Мы не отдыхаем ни в каком лагере, оставьте свои глупости! — Билли побледнел, покрылся потом. Испуганный, притворяющийся, пытающийся выглядеть сердитым. Нападение — лучший способ защиты, это было одно из любимых его высказываний, особенно на стадионе Хоторнз, где команда «Альбион» разыгрывала эту идиотскую защиту. — Да пропустите нас, приятель!

Чья-то рука схватила Билли Эванса за запястье, сильные пальцы вонзились в кожу, вывернули ее, как при китайской пытке.

— Пройдемте с нами, сэр, и без глупостей. Понятно? — голос звучал угрожающе, глаза за забралом были холодные и безжалостные.

— А ну-ка, отпустите моего мужа! — закричала Валери. — Руки прочь от него, слышите? — от страха она заговорила на своем местном диалекте. Эти люди были какими-то особыми полицейскими. Тайная полиция. Это незаконно, ведь Британия — страна демократии. Или, скорее, была таковой. Это узаконенная жестокость. Ноги у нее подкосились; они такие беспомощные, а эта толпа только и ждет момента расправиться с ними. Они могут закидать их камнями, линчевать их. Один из полицейских и ее схватил за руку, потащил за собой. Она оглянулась; третий полицейский держал Рут, которая совершенно не сопротивлялась.

— Вы арестовали нас? — закричала Валери. Сзади послышался взрыв хохота. Подонки!

— Только без шума! — угрожающе прошипел ей на ухо полицейский. — Мы не хотим вам делать больно. — Но мы это сделаем, если нужно.

— Эй, что происходит? — из толпы вылетел парень, прошел вперед, на его веснушчатом лице застыла маска гнева и изумления. — Что выделаете? Рут!

Рут хотела было обернуться, но человек, державший ее, не дал ей этого сделать. — Не обращайте на него внимания, миссис.

* * *

Она почти узнала его лицо. Это тот человек, который пять минут назад сидел в той машине. Или это было несколько часов назад? Он, кажется, ее знает. Может быть, если она с ним поговорит…

— Отойди, парень, не твое это дело! Пошел вон! — сотрудник службы безопасности, который держал Рут, начал вытаскивать дубинку.

— Ошибаетесь, это мое дело. Я хочу поговорить с этой женщиной.

— Послушай, — человек говорил на ходу, — эти люди больны. Они потеряли рассудок. Больны! Понял? Им нужен врач, и туда мы их сейчас и отправим. А теперь — мотай отсюда!

Норман Тонг ощутил безысходность и беспомощность. Он попытался отыскать в толпе Джеффа Биби, но не смог. И когда он снова посмотрел на Рут и ее спутников, их уже вводили под охраной в одно из серых строений. Дверь за ними со стуком захлопнулась. Они исчезли, испарились. Снова ложь, вымышленные объяснения. Они говорили, что Рут уехала домой, но она все еще здесь, ее арестовали.

Толпа начала расходиться. Происшедшее было для них небольшим развлечением, приключением; какие-то трое чокнутых, но их забрали, и все кончилось. Отдыхающих ждали залы бинго и пляжи.

Норман услыхал, как завелся мотор «Макси», машина отъехала. Джефф уехал в гараж, чтобы там ему накачали шины. А еще помощь предлагал! Нельзя полагаться ни на кого, только на самого себя.

* * *

Почти весь день Гвин Мейс продремал, часто просыпаясь и вздрагивая. Если бы на душе у него было спокойно, он мог бы спать. Он с приятностью погружался в сон, но внезапно резко просыпался, и так много раз. Он лежал в полутьме спальни, пытаясь припомнить, что же его тревожит. Каждый раз на то, чтобы вспомнить, уходило несколько минут, медленно к нему возвращались его проблемы, напрягался каждый мускул его тела.

Поддерживай одно в ущерб другому, так сказать. Используй деньги из налога на добавочную стоимость, устраивай игры с документацией, умей скрывать. Наличные были вложены в ценные бумаги в Испании, фактически, было бы разумно отправиться в Испанию и остаться там, чтобы Управление налоговых сборов не поймало его здесь. Но это непростое решение, ему надо думать о Рут и о Саре. А надо ли?

Рут нигде нет, он, кажется, видел, как она в раздражении вышла из шале. Если она не вернется, одной проблемой станет меньше. Сара где-то болтается со своим дружком. Как там его зовут? Не имеет значения. Она сама все решила, пусть теперь пожинает плоды. Так что у него руки развязаны.

Он осмотрелся. Дешевая мебель. Что это за место? Что он тут делает? Ему нездоровилось, может быть, это какой-то дом отдыха. Он себя плохо чувствовал, вот почему он здесь. У него болела голова, он хотел одного — спать. Если бы он только смог упорядочить свои мысли, ему удалось бы заснуть.

Кто-то постучал в дверь. Он насторожился, сердце у него заколотилось. Может быть, это Рут вернулась, забыла взять ключ, память-то у нее дырявая. Или этот парень, который ему сегодня уже досаждал; а может, вчера? Гвин не любил посетителей; люди приходят тогда, когда им что-то нужно, обычно деньги.

Снова стук, на сей раз громче, нет, этот не уйдет, если не ответить. Дьявол их задери, надо взглянуть, кто там. Он свесил ноги на пол, подождал, пока не прошла волна головокружения. — Хорошо, хорошо, иду! — Еще и нервничают, подонки!

Он застегнул «молнию» на брюках, накинул халат и завязал пояс. Прошлепал по полу в тапочках, увидел какие-то очертания за непрозрачным стеклом входной двери. Их было двое, но рассмотреть как следует невозможно.

Он щелкнул замком, увидел двоих мужчин на крыльце в непривычной серой форме; на дорожке стоял фургон. Гвин прочел на нем большую красную надпись: ЛАГЕРЬ ОТДЫХА «РАЙ». Он, кажется, вспомнил. Рут что-то говорила о том, что они в лагере отдыха. Господи!

— Мистер Мейс? — произнесено как вопрос, но это лишь формальность. Тот, что стоял ближе к двери, украдкой поставил ногу таким образом, чтобы Гвин не смог закрыть дверь. — Можно войти?

— А в чем дело? — Гвин заподозрил неладное, слегка испугался. Ему не нравились люди в форме, особенно инспектора дорожного движения, которые наблюдают за тобой с удобного места и штрафуют за незаконную парковку в тот момент, когда ты закрываешь машину и уходишь. Власть — это наилучшая возможность проявить свой эгоизм.

— Речь пойдет о вашей жене, к сожалению, мистер Мейс, — они уже вошли в шале. — Она довольно плоха.

— Господи, — Гвин скорее был удивлен, чем напуган. — Надеюсь, она не попала в аварию?

— О нет, ничего такого, — пауза, двое сотрудников службы безопасности переглянулись. — Скорее… нервный срыв, я бы так сказал. Но она в хороших руках, вам просто надо пойти туда и быть с ней. Она о вас все время спрашивает.

— Дайте мне время одеться как следует, — Гвин слышал, как они прошли за ним в спальню. Наглые подонки! Ему не понравилось, что один встал в дверях, а другой прислонился к окну, как будто думает, что он, Гвин, выскочит туда. Он подумал, что могло случиться с Рут, она в последнее время была нервной. О Боже, он только что припомнил кое-что еще. Она сказала, что беременна! До сих пор он об этом не вспомнил!

Они вышли и сели в фургон. Сзади было складное сидение, из-за которого фургон казался автомобилем с кузовом. Он с легким беспокойством заметил, что задние окошки были зарешечены. Вероятно, из соображений безопасности, если, например, надо ехать сдавать деньги в банк.

Они ехали минут пять или чуть меньше, проезжая по пешеходным дорожкам. Фургон остановился у низкого здания, построенного из каменных блоков, покрытых тонким слоем белой штукатурки с добавлением каменной крошки. Они помогли ему войти, сопроводили до входной двери; он надеялся, что люди, поддерживающие его, делали это из сочувствия к человеку, у которого больна жена.

Тяжелая стальная дверь закрылась за ними. Они прошли по недлинному коридору, остановились перед другой дверью. Где-то что-то зазвенело, дверь отошла в сторону. Гвин почувствовал, как его провожатые толкнули его в спину, буквально швырнули его в комнату.

— Рут! — он произнес ее имя, присмотревшись как следует, чтобы убедиться, что это она. На голове у жены была вязаная шапочка с помпоном, щеголевато сдвинутая набок; зимняя одежда и слишком большие калоши. Все это делало ее похожей на персонаж диснеевских фильмов. Его первой реакцией было желание рассмеяться, сказать что-то издевательское. Но потом он увидел все помещение, и внезапно ему стало совсем не до смеха. Зловещее чувство.

Простые бетонные стены, только одно окно, расположенное высоко в дальнем углу, зарешеченное, как и в фургоне. Единственная лампа дневного света давала яркое освещение, от которого хотелось зажмуриться. Стол в углу с несколькими пустыми кружками; еще какая-то скамейка, похожая на лавочку из парка отдыха, она стояла у стены. На ней-то и сидела Рут вместе с двумя другими людьми, которых Гвин никогда раньше не видел. Мужчина и женщина, им, должно быть, было жарко, как в бане, во всей этой одежде. Они сидели с удрученным видом, сложив руки на коленях, опустив головы. Рут подняла глаза, встретилась с его взглядом. Прошло много времени, прежде чем она узнала его. Намек на улыбку, губы дрожат.

— Снег больше не идет, Гвин? — спросила она его бесцветным, невыразительным голосом.

— Снег?! — он пристально посмотрел на нее. Она свихнулась, другого объяснения быть не может. Он где-то читал, что в случае поздней беременности с женщинами такое бывает. — Да на улице стоит проклятая жара. Почему ты так закутана? И кто эти люди?

Нет ответа. Может быть, она не знает. Гвин оглянулся: сотрудники службы безопасности стояли в дверях, наблюдая за ним. Их лица были совершенно бесстрастные, как у роботов, выполняющих запрограммированные задания.

— Может быть, кто-то объяснит мне, что здесь происходит, черт возьми? — он резко обернулся к ним, заметил, как они схватились за задние карманы брюк. Он сдержал себя, потому что успел увидеть кожаные ремни дубинок. — Простите, но я не понимаю. Моя жена явно больна, но почему она одета как какой-то эскимос?

— Прекратите шуточки и перестаньте задавать дурацкие вопросы! — голос того, что повыше, приобрел угрожающий тон; они оба отступили в коридор. — Вы останетесь здесь, все вместе. Сюда едет врач, он хочет вас осмотреть, нравится вам это или нет. Если вам придет охота повизжать и поорать — валяйте. Комната эта звуконепроницаемая, так что орите, пока не охрипнете!

Дверь начала задвигаться, бесшумный электрический механизм закрыл щель. Гвин ринулся вперед, но было слишком поздно — его вытянутые руки наткнулись на холодную, гладкую сталь. Слабый щелчок, и двое мужчин исчезли из виду.

Гвин в отчаянии тупо смотрел на нескончаемую стену, зная что выхода нет. Ни у кого из них не было иного выхода, как ждать, пока не прибудет врач, и эта мысль приводила их в уныние. Кто-то заплакал. Гвин не был уверен, была это Рут, или другая женщина. Ему было все равно.