— Великолепно, просто великолепно, — профессор Мортон быстро просмотрел записи, сидя за письменным столом, отпил тепловатого кофе из автомата, нащупал трубку в кармане.

По этим признакам Энн Стэкхауз определила, что он крайне удовлетворен прочитанным.

— Значит, получается? — она вертела в руках блокнот для стенографии, сидя напротив, загибала страницу и распрямляла ее, неотрывно глядя на чистый лист.

— Совершенно, — он сделал паузу, чтобы зажечь трубку из верескового дерева на длинном черенке, выпустил облачко душистого табачного дыма и заговорил, не выпуская трубку изо рта. — Эвансы все еще обсуждают свои планы отправиться на юг. Они потеют в зимней одежде, но им страшно холодно! — он невесело засмеялся. — Но пока еще они не набрались храбрости и не осмеливаются выйти из шале. Мы за ними наблюдаем. Точно так же мы держим под контролем этого хиппи и его девицу.

— А что они собираются делать?

Ей не очень-то хотелось это знать, ей было их жалко, несмотря на то, что ей пришлось вытерпеть в их обществе. От парня несло, как из свинарника, оба они были законченными наркоманами. Может быть, на них подействовали собственные наркотики. Она хотела так успокоить свою совесть, но ей это никак не удавалось. Господи, да это все равно что работать в нацистском концлагере, проводить жуткие эксперименты на людях. В чем разница? Да ни в чем, только этот эксперимент считается безвредным. Если бы это было не так, ее бы до конца жизни стала мучить совесть.

— Девица убеждена, что она проститутка, — Мортон снова засмеялся. — Бог мой, да лучше нее и в борделях не сыскать! Он ничего не может понять, держит ее взаперти, чтобы она не вызвала полицию и не обвинила его в своем похищении, а также в изнасиловании. Нам придется очень тщательно следить за ними, чтобы он не применил насилие, Это двойной эксперимент — их наркотики и наш препарат, своего рода наркотический коктейль, если так можно выразиться, понимаешь?

Она понимала, слишком хорошо понимала. Предположим, что этот парень впадет в ярость и убьет девицу. Или у него случится сердечный приступ. Они крайне рискованно вторглись на неизведанную территорию, результаты могут быть катастрофическими.

— А что будет с Биби? — это был прямой вопрос, он внимательно наблюдал за ней.

— Я полагал, что ты собиралась ввести его в эксперимент вчера вечером? Сегодня утром он выглядел совершенно нормальным, он был в бассейне, потом загорал на пляже. Что же не сработало?

Энн смотрела в свой блокнот, надеясь, что Мортон не заметит, как у нее слегка дрожат руки. Она ответила не сразу, чтобы дрожь в голосе не выдала ее. Наконец она сказала:

— У меня было все готово, но он только выпил кофе. Вероятно, он раньше съел рыбу и чипсы. Он ест дешевую пищу. И вот еще что: его девушка бросила, и я решила, что лучше сначала поговорить с тобой. Мы ведь готовились к еще одному двойному эксперименту, и я подумала, захочешь ли ты, чтобы я начала его только с одним Биби. — Это прозвучало правдоподобно, ее любовник, кажется, ничего не заметил.

— Ну, конечно же! — он приподнял брови в насмешливом удивлении — как она могла подумать иначе. — Биби может быть очень интересен, судя по отчету, который ты мне о нем представила.

Энн вздрогнула. Она предала доверие человека, превысила свои полномочия, хотя в этом не было необходимости. Она не знала, почему, вероятно, из-за Тони, но за сутки ее чувство изменилось. Вчера он был для нее борцом за спасение человечества, собирающегося начать психологическую революцию среди себе подобных. Сегодня же это был жестокий, беспощадный человек. Цель оправдывала средства, но внезапно эти средства стали неприемлемы для нее.

— Взять, к примеру, Эвансов, — он откинулся на спинку кресла, окутанный табачным дымом, купаясь в собственном успехе, хотя это и было всего лишь начало. — Обычный человек, ум ниже среднего. Еда, пиво, работа и футбол — вот все его занятия. Твой мистер Рабочий находится в самом нижнем эшелоне. Что ж до нее, то она не отходит от кухонной раковины, мечтает о страстном любовнике на стороне. Их общие фантазии создают Новый ледниковый период. Пара хиппи, которые сознательно опустились на самое дно общества, занялись классовым мазохизмом. Она становится шлюхой, он же абсолютно сбит с толку и держит ее пленницей. Это комбинация конопли и Ц-551. Теперь о Биби… как он будет реагировать, особенно после того, как его бросила девушка? Станет ли он искать себе женщину? Иди начнет помышлять о самоубийстве?

— Это ужасно! — она не смогла скрыть своего отвращения и страха. — Если что-то произойдет…

— Не произойдет, — он весь подался вперед, внимательно наблюдая за ней. — Но если даже и произойдет, это будет не наша вина. Мы приняли все возможные предосторожности. Их шале прослушиваются, наши люди готовы действовать сразу, как только возникнет малейший признак опасности.

— Мы можем опоздать, — резко возразила она.

— Глупости, — губы его сжались, глаза превратились в льдинки под нависшими бровями. — Послушай, нельзя давать волю эмоциям. Мы ведь выбрали несколько человек наугад из книги регистрации отдыхающих, располагая тем малым, что нам о них известно. В основном это лишь информация о роде их занятий, только и всего. Ты ездила в город, чтобы разузнать о Биби, разговорила его, в результате мы получили ценные данные. Возьми его сегодня!

Это была резкая команда, произнесенная шепотом с силой крика. Она ощутила эту силу и невольно кивнула:

— Хорошо, Тони. Я просто хотела помочь.

— Оставь эту сторону проблемы мне. У тебя легкая часть — бросить одну таблетку в пищу, препарат растворяется мгновенно. Он безвкусен, его невозможно заметить. Мы же сделаем все остальное. Я совершенно не понимаю, о чем ты беспокоишься.

— Думаю, я переутомилась, — это было правдой. Две ночи подряд, проведенные в роскошном шале Мортона, и ни один из них не спал больше пары часов. Профессор, однако, казался неутомимым, ни следа усталости. Начеку, безжалостный. Она почувствовала, что дрожит. — Я займусь этим.

— Умница, — он явно испытал облегчение. — Может быть, встретимся в винном баре около десяти? Там у них можно превосходно поесть.

— Если ты не против, — она вновь уставилась в блокнот, — я хотела бы пораньше лечь сегодня. Хоть раз.

— Конечно, — добрая улыбка. — Тогда завтра вечером?

Она заметила его беспокойство: любовник, чувствующий, что в их отношениях что-то не так.

— Хорошо, — она поднялась. Встреча, скорее брифинг, была закончена. Ей предстояло вернуться в ресторан и выполнить вторую часть своей двойной роли. Нервы ее были на пределе, и не только из-за Ц-551.

* * *

— Привет! — Джефф Биби с улыбкой поднял на нее глаза, когда Энн Стэкхауз присела за его столик. Сегодня на ней вместо обычного белого комбинезона было надето длинное летнее платье, подчеркивающее ее стройную фигуру. Она явно побывала в парикмахерской, подумал он, было приятно лгать себе, что она это сделала ради него. Нет, не для него, надо быть реалистом, потому что это всего лишь встреча за обедом в лагере, и она, вероятно, пользуется случаем пообедать в неофициальной обстановке за счет одинокого мужчины. И все же мысль была ему приятна.

— Вы весь день загорали, — ей нравился его загар. У него была кожа, которая смуглела на солнце, а не краснела, как рак, что случалось с большинством отдыхающих. — А я вот сидела в душном офисе с девяти до семи.

— Длинный рабочий день, — он нервно повертел вилкой. — Я знаю. Летними месяцами я часто начинаю в восемь и работаю дотемна. Приходится, потому что если погода портится, работать невозможно. А вы целыми днями едой занимаетесь? Вы ведь нисколько в весе не прибавили!

Они оба рассмеялись. Вновь она почувствовала замешательство, к ней подкралось ощущение вины. В ее сумочке лежала крохотная серая таблетка. Фокус, ловкость рук. Так просто. Официантка прервала их беседу, принеся фруктовый сок для Энн и консоме для Джеффа. Она раскрыла замок сумочки на коленях, вновь щелкнула им. Оставь до основного блюда. Она оттягивала этот момент, потому что ее подводила не только смелость, нет, здесь было что-то другое. Это безвредно, и мы держим каждый эксперимент под строгим наблюдением. Если он проваливается, существует противоядие. Это всего лишь работа, на благо человечества.

Они вновь стали беседовать, но ей трудно было сконцентрироваться. Разговор коснулся Джеммы, но он не очень хотел говорить на эту тему.

— Только представьте, — усмехнулся он. — Если бы она не ушла от меня, я бы не обедал с вами сегодня вечером. И она беспрерывно ныла и жаловалась. Говорят, нет худа без добра. Между прочим, я не был в восторге от рубленой говядины вчера вечером.

— О! — она ужаснулась при мысли, что краснеет.

— Говядина тут не при чем, — продолжил он. — Просто я как-то отвык от мяса за последнее время. Когда-то я перекусывал ветчиной или мясными консервами, а на обед ел бифштекс или отбивную. Но недавно я стал размышлять о мясоедении. Я хочу вот что сказать: мы выращиваем животных, чтобы зарезать их, держим их взаперти всю жизнь и накачиваем ужасными химикатами. А потом эта травма на скотобойне. Эксплуатация, вот что это. А если мы не убиваем их, чтобы потом съесть, мы проводим на них эксперименты. Одному вводим формулу А, другому — Б, следим за реакцией. Бесцельные исследования, чтобы обнаружить, каким образом тот или иной крем для лица влияет на кожу, не вызывает ли рак. Если начнешь об этом думать, то перестаешь есть мясо. По крайней мере, я так и сделал. Вот вы, например, хотели бы, чтобы на вас проводили эксперименты?

Это был словно удар ниже пояса, внутри у нее все сжалось. Она увидела, что он смотрит прямо на нее. Боже, он догадался! Не будь такой дурой, девочка, об этом можно каждый день прочесть в газетах. Демонстрации, протесты. «Экспериментируйте на людях, не на животных!» А потом какой-нибудь чокнутый идет и вводит мышьяк в замороженных индюков в супермаркете или в шоколадку. Чем я фактически сейчас и занимаюсь. Она снова защелкнула сумочку.

— Я вам все рассказал про Джемму, — он посмотрел на нее сквозь вилку, на которой был кусочек ласаньи. — И я ужасно… утомил вас. Теперь ваш черед. Расскажите мне о своем друге.

Он шутил, но под этим чувствовались настойчивость, любопытство, превышающее обычный интерес. Она помедлила, мысленно представив Тони Мортона с его серебристо-седыми волосами, наблюдающего за ней с неодобрительным видом сквозь дым от дорогого табака. Скажи ему, что ты занята, Энн!

— У меня нет постоянного приятеля, — она проговорила это через силу. — Был один, но он мне надоел.

Она знала, что краснеет от замешательства, потому что врет. У меня есть мужчина, по возрасту он годится мне в отцы, я с ним сплю и все ему позволяю с собой делать, потому что он мой босс. Он мне покупает все, что я хочу. Я проститутка, точно такая же, какой представляет себя та девушка из шале номер 24.

— Ваше хобби — разочаровывать потенциальных поклонников, да?

Она заметила, как в нем вновь вспыхнул интерес, попыталась проигнорировать это, но невольно поймала его взгляд и улыбнулась в ответ. Не глупи, ты знакома с ним лишь один день, и это еще не свидание. Нет, свидание, и ты обманула своего любовника, чтобы прийти сюда.

— Наверно, я слишком занята своей работой, — услыхала она свой собственный голос. — На первом месте у меня всегда был диплом в колледже, а потом уже приятель. Так и в работе. До сих пор. — О Боже, какую глупость она сморозила.

— Так вы прекрасный повар?

— Нет, я биолог, — с враньем покончено.

— Биолог?

— Я собиралась стать химиком, но перешла на биологию. Но не будем говорить о работе и о других скучных вещах.

Они оба заказали сухарики с персиковым вареньем. Она напомнила себе, что Ц-551 не действует, если еда холодная. Последняя ее возможность — кофе. Она раскрыла сумочку.

— А я так просто помешан на строительстве, — продолжал он. — Я хочу не только построить гараж или пристройку для заказчика, но и сам сделать проект, быть дизайнером, создавать что-то свое в этом однообразном мире, где все строения определенного размера, где людям нравится жить в коробках и пристраивать к ним коробки поменьше.

— Кофе, сэр, мадам? — официантка снова подошла к их столику.

— Да, пожалуйста, мне — черный, — Энн взглянула на Джеффа, ее рука под столом слегка задрожала.

— О… охлажденный кофе, пожалуйста, — сказал он.

Слава Богу, и к черту Тони Мортона!

Энн почувствовала такое сильное облегчение, что на секунду ей показалось, будто у нее остановится сердце. Они оба наклонились над чашками. Наступило неловкое молчание, как будто он хотел что-то сказать, но не знал как. Он помешивал холодный кофе, глядя в его черноту в поисках вдохновения. Посмотрел на часы. 22. 45.

— Может быть, зайдем выпить чего-нибудь ко мне в шале? — наконец он высказал то, что хотел, и далось ему это нелегко.

Она посмотрела вниз, удостоверившись, что сумочка закрыта. Ну вот, довралась. И теперь он хочет, чтобы я пошла к нему. Это уж нечто большее, чем просто свидание, это постепенный процесс разоружения, отказ от ее работы и ее любовника. И все это ради какого-то строительного рабочего по найму, с которым она едва знакома.

— Хорошо, — кивнула она, допила свой кофе. — На минутку, я не должна сегодня возвращаться слишком поздно. Боюсь, что я уже несколько ночей не отдыхаю как следует, Работаю, конечно. — В некотором роде это было правдой.

Джефф заранее купил несколько бутылок вина, надеясь, что вечер завершится таким образом. Большинство людей пьют вино, и Энн не была исключением. Он уже дважды наполнял ее бокал; казалось, ей было хорошо.

— Сколько вы пробудете в «Раю», Джефф?

Он подумал, что она уже спрашивала его об этом, но, может быть, она просто хотела уточнить. Он попытался умерить свои надежды, возможно, это всего лишь для поддержания беседы.

— Мы… я зарезервировал шале на две недели и собираюсь пробыть до конца — не пропадать же деньгам.

Он протянул руку, его пальцы коснулись ее пальцев, ему показалось, что она слегка вздрогнула.

— Почему вы спрашиваете?

— Так… просто поинтересовалась, — ответила она.

— Мне необходимо отдохнуть, — продолжил он. — В основном я работаю семь дней в неделю, кроме зимы, когда погода плохая. Такая суета, слишком много работы, каждый считает, что он первый на очереди. Ну, начинаешь большую работу — пристройку или гараж или еще что, работаешь три-четыре дня, а потом делаешь перерыв и строишь что-то поменьше, что заказчик уже неделями ждал. Стараешься изо всех сил всем угодить. А потом заказчики тянут с оплатой, некоторые вообще не платят, если не нажмешь. Больше шума и беспокойства. Как-то меня нагрели на пять кусков, пришлось повозиться, скажу я вам. Мои родители не одобряют всего этого, они считают, что если я закончил частную школу, мне надо сидеть где-то в конторе. Жизнь не сплошной праздник, и теперь я намерен отдохнуть, раз уж предоставилась такая возможность.

— Вы это безусловно заслужили, — он почувствовал, как ее пальцы сжали его пальцы, лицо ее было так близко, мягкие губы улыбались, голубые глаза сияли.

И внезапно он поцеловал ее — как будто ястреб-перепелятник упал на ничего не подозревающую полевку. Он почти ожидал, что она отпрянет. Этого не случилось. Их губы встретились, они впились друг в друга, но все же им каким-то образом удалось поставить бокалы на кофейный столик, не пролив вино. Объятие. Они прильнули друг к другу, Энн так тесно прижалась к нему, как будто в последний раз, как будто она хотела насладиться каждой секундой.

— Мне не следовало позволять тебе целовать меня, — пробормотала она наконец, спрятав лицо у него на груди, не забывая при этом, что совсем близко, в сумочке, лежит крошечная таблетка, словно миниатюрная бомба замедленного действия.

— Потому что у тебя кто-то есть? — он почувствовал, что тело ее напряглось. Собирались облака отчаяния, чтобы затмить его надежды.

— Да, есть, — прошептала она. — Но ничего серьезного, скорее неудобно. Этой связи вообще не должно было бы быть.

— Понимаю. — Но он не понимал. Или она хотела остаться со своим любовником, кем бы он ни был, или нет. Решение должно быть четким. Он не собирался позволять, чтобы им манипулировали, не собирался играть вторую скрипку. Но, по крайней мере, она честно сказала ему, и ему это понравилось, а ведь она запросто могла обмануть его на время отпускного романа.

— Я немного запуталась, — она вела себя словно школьница, которая пытается выбрать, на какое свидание из двух ей пойти, которая пытается совместить несовместимое. — О Боже, ты мне нравишься, Джефф, вот в чем беда!

— Больше твоего приятеля?

Она помедлила, затем кивнула:

— Да, намного больше.

— Тогда в чем же дело?

— Это не так просто, как тебе кажется, я не могу объяснить. Пока не могу. Но, Джефф, — глаза ее блестели от слез, — разве лагерь «Рай» действительно тебя устраивает? То есть… он же скорее для семейных людей.

— Ты пытаешься сказать, — в его голосе послышалась горечь, — что ты хочешь, чтобы я уехал. Это было бы для тебя выходом. Я бы исчез из твоей жизни еще до того, как между нами что-нибудь произошло, а ты могла бы преспокойно продолжить роман со своим любовником. Ведь так?

— Да… и нет, — по щекам у нее катились слезы, она прижималась к нему почти с отчаянием. — Нет, Джефф, я не хочу, чтобы ты уезжал, и это не имеет отношения к моему… роману. Я не могу рассказать тебе, прошу тебя, поверь мне. Я хочу, чтобы ты остался, хочу быть с тобой. — Это безумие. Они же знакомы всего несколько часов. Она подумала о Тони Мортоне с ненавистью: что он делает с людьми, а больше всего с ней и с Джеффом Биби.

Он покачал головой, поцеловал ее.

— Я не собираюсь уезжать, — тихо сказал он. — Не знаю, что за ерунда тут творится, но я остаюсь. Можем ли мы еще увидеться?

— О да! — она не заставила его ждать с ответом. Он был ей нужен, и это решило все. Если надо, она будет врать и притворяться, чтобы спасти его от этого ужасного эксперимента. Если надо, она бросит работу. Выход должен быть. Боже, да у Мортона целый список человеческих подопытных кроликов, он может обойтись и без Джеффа Биби.

— Тогда завтра вечером, да? — он наблюдал, как она поправила платье, взяла сумочку, вцепилась в нее, словно боялась, что кто-то отнимет ее.

— Завтра вечером, — она улыбнулась дрожащими губами. — Может быть, выйдем из лагеря для разнообразия? Я хотела сказать, что я здесь работаю, и мне бы хотелось на несколько часов сменить обстановку. И, если честно, здешний ресторан мне совсем не нравится. Дешевка — она и есть дешевка, и рестораны в лагерях отдыха всегда будут кафетериями для масс, как бы они не старались. Лучше уж самому покупать еду, честное слово.

Он стоял в дверях и смотрел, как она шла по освещенной аллее, одинокая фигурка, теперь к ее проблемам прибавилась еще одна. Его здравый смысл говорил ему, что надо спасаться, пока он не влип в историю. Но его сердце говорило ему совсем другое, и он знал, что останется.