Фрэнк Ингрэм зло и раздраженно смотрел на незаряженное ружье. Раздражен он был потому, что кролик убежал невредимый, а зол потому, что эти девочки-скауты посмели трогать его оружие, его личную собственность в его доме. Они бы могли случайно выстрелить в себя, и туда бы им была дорога! Только его стали бы, возможно, судить по обвинению в непреднамеренном убийстве, может быть, даже в убийстве.

Он услышал, как Джейк опять зарычал.

— Заткнись, псина, черт бы тебя побрал!

— Вы вот это ищете?

Визгливый девчоночий голос прорезался сквозь завывания ветра, заставив его стремительно обернуться, угрожающе держа наготове ружье, хотя и незаряженное. Он опустил его, когда увидел Эллен в мокрой голубой куртке на «молнии», зажав между пальцами два темно-красных цилиндрических предмета, как будто изображая знак победы; она по-детски высунула язык. Но за этой грубостью подростка угадывалась зловещая угроза, которая заставила его невольно отступить назад.

— Это мои патроны, — сердито сказал он. — Ты не имела права трогать мое ружье вчера вечером! Это воровство! Дай их сюда немедленно!

— Не дам! — пренебрежительно фыркнула Эллен.

Фрэнк почувствовал, как застучало у него в висках, как напрягся каждый мускул его тела. Он вцепился в ружье.

— Мне ничего не стоит перекинуть тебя через колено и выпороть как следует, пока выть не начнешь!

— Я заявлю в полицию, — она противно ухмыльнулась. — В наши дни вам это не удастся сделать. Я так и учителю в школе сказала.

— Уж не сомневаюсь, — он чуть подался вперед. — А теперь отдай мне эти патроны. Сию минуту!

На секунду ему показалось, что она собирается отдать их ему. Она вытянула руку, а потом взмахнула ею над головой и резко выбросила вперед. Пальцы ее разжались, выпустили пули и бросили их высоко в воздух. Он проследил за траекторией их полета, увидел, как они описали дугу и упали в грязную лужицу в двадцати ярдах от них; последовал всплеск, и патроны исчезли.

— Черт бы тебя побрал! — прошипел он.

— Так вам и надо, — она опять пренебрежительно фыркнула.

— Теперь вы никого ими не убьете. Вы бы убили бедного кролика, если бы я не вынула патроны из ружья. Я не люблю, когда убивают животных.

Ты из тех, кто ловит муху и открывает у нее крылышки, подумал он, или лапки у паука. Лицемерка, как те, которые выступают против охоты и тому подобного.

— Это мой остров, и я буду здесь делать все, что захочу, — с помощью этих слов он попытался сдержать себя, чтобы не броситься, не схватить эту девчонку. — И ты это запомни.

— Я вас ненавижу, — прошипела она. — Хотя моей матери и сестрам вы нравитесь. Они вас считают очень сексапильным. Я же думаю, что вы — дерьмо!

— Что за чушь ты несешь! — он не мог ничего понять. — Я даже не видел твою мать и сестер!

— Вы что, совсем того? — закричала она сердито. — Кто же по-вашему с вами завтракал, а?

— Ты… хочешь сказать… — это было безумие, или же он не так понял, или же его надули. — Саманта — твоя мать, а остальные? Но я думал, что вы скауты, а Сам… твоя мать сказала, что ты с ними только потому, что твои родители в отъезде…

— Она иногда врет, просто так, без причины. Можете мне поверить, мистер, это моя мать и сестры. И что они в вас втюрились, но это вовсе не значит, что и я тоже. Ясно?

— Эй, погоди…

Эллен повернулась и побежала прочь; она мчалась по мягкой траве, фонтаны брызг вылетали из-под ее ног. Джейк прыгнул было вперед, затем резко осадил, начал лаять, шерсть на нем встала дыбом.

— Заткнись, Джейк, — Фрэнк растерянно помотал головой. — Это бессмысленно, как дурной сон. Как сон, который я видел прошлой ночью.

Стоя там, он мысленно видел Саманту, обнаженную, улыбающуюся. Ему стоило усилий отогнать ее образ; он смотрел вслед девочке, пока та не исчезла за холмом. Нет, она не направилась к дому; насчет любого другого ребенка он стал бы беспокоиться, но не об Эллен — она такая злобная и язвительная. И что, черт побери, происходит? Эти девочки — они скауты, или же вся история — сплошная выдумка? На самом ли деле они приплыли на лодке, которую потом унесло в море? Положим, они должны были прибыть на лодке; ведь не могли же они добраться до острова вплавь.

Он пошел дальше. Патронов нет, так что кролика к ужину не будет. И судя по тому, как бушует шторм, почтовый паром сегодня, конечно, не придет. Что означает, что девушки проведут в его доме еще одну ночь. Эта мысль была неприятна. Что ж, перед сном кое-что надо будет выяснить; он хотел знать правду, всю правду. И вновь к нему вернулась мысль, постоянно сидящая у него в мозгу: они сбежали из тюрьмы. Сегодня он захватит с собой наверх ружье и не будет спать, если надо.

— Ты знаешь, что что-то не так, да, Джейк?

Джейк заскулил и прижался к его ноге.

* * *

Время ленча. Фрэнк и так слишком долго бродил по острову, потому что ему было страшно возвращаться в дом. Проклятье, подумал он, еще не хватало, чтобы мной командовала кучка баб. Я сейчас же вернусь, и мы поговорим, пока еще светло. Что чертовски глупо; я дал волю своим нервам.

Еще не дойдя до фермы, он ощутил атмосферу пустоты, на него повеяло безысходным отчаянием, принесенным порывом ветра. Никакой логики; в кухне горит свет, что вероятно, означает, что они едят. Он сказал утром Саманте, что обычно заскакивает перекусить. Но еще не открыв дверь, он почувствовал, что в доме он никого не найдет.

Они поели, о чем свидетельствовали тарелки и кружки, сушившиеся на шкафчике у раковины. На столе стояла тарелка с тремя только что приготовленными сэндвичами, кружка, банка кофе и начатая пачка печенья. Все было ясно и без записки: «Мы пошли гулять, ваш ленч на столе. До встречи».

Что же, по крайней мере хоть сообразили оставить ему перекусить, учитывая, что они едят его пищу.

Он снял чайник с плиты, налил кипяток на растворимый кофе, сел. Он ел, не чувствуя вкуса еды, запивая горячим кофе. Ощущение, будто ты в ловушке. Это ощущение росло с каждой минутой. Если бы только утихла буря, тогда все его проблемы были бы разрешены. Но буря не утихнет, она может продлиться несколько дней, так что лучше ему поскорее что-то придумать и показать им, что он здесь хозяин. Внезапно его осенила мысль, и он потянулся за транзистором, стоявшем на тумбочке у него за спиной; прогноз погоды будет полезно знать — ему нужно быть готовым и к самому худшему.

Он нажал на кнопку «Вкл.». Ничего. Может быть, приемник не настроен на станцию. Он повернул ручку на полоборота, потом назад — раздался только треск. В охватившей его панике он потянул за пластинку сзади, снял ее со щелчком. По крайней мере, батарейки на месте; он вынул одну из них, понял, что она выдохлась, что нет смысла идти в мастерскую и проверять. Проработала всего лишь недели две и уже не годится. Более того — у него нет запасных. Он невольно посмотрел на телефон, это приземистое, злобное и насмешливое чудище. Посмотрев на лампочку, он подумал, когда же откажет генератор. Он чувствовал, как зло восстает против него, неощутимая, невидимая сила, приводившая его в ужас.

Фрэнк бросился к кухонному шкафчику, широко распахнул его дверцу, в отчаянии стал шарить по заставленным полкам, опрокидывая бутылки аэрозоля, одна из них выпала и покатилась по полу. «Слава Богу!» — вскрикнул он с облегчением, когда пальцы его нащупали маленькую картонную коробочку у стенки шкафчика. Он достал ее и высыпал патроны на ладонь. По крайней мере, это сучье отродье не отыскала их! Он старался не думать, что патроны могут оказаться такими же бесполезными, как и батарейки в приемнике, влажными и старыми, что ударные капсюли не смогут воспламенить порох. Нет, они выстрелят, конечно же выстрелят! И убьют!

Черт, соберись с духом, велел он себе. Он оперся на стол, стараясь не смотреть на собаку в углу, не желая видеть испуг в ее глазах.

— Лучше пойдем-ка поработаем, Джейк, — сказал он наконец. — Что бы здесь ни происходило, за овцами нужен уход.

В сарае было тепло и уютно, овцы блеяли, сгрудившись в попытке добраться до сена в яслях. Фрэнк работал методично, словно робот, привыкший к такой работе — распаковывал валки сена, закладывал его в ясли, шел за новыми валками; убирал помет; наливал свежую воду. Расшатанные двери громыхали на ветру, на дворе темнело.

Он знал, что женщины вернулись — он ничего не слышал и не видел, он просто знал, возможно потому, что они не могли так долго гулять в такую погоду. Он все еще был зол на них, но не торопился возвращаться в дом, потому что для того, чтобы высказать им все, что он хотел, времени было предостаточно.

Наконец, все было сделано, и он зашагал к дому. Он видел их сквозь освещенное окно, обыкновенных девочек из хорошей семьи, мама и дочки-подростки, младшая наблюдает, как остальные готовят ужин — семья ждет возвращения хозяина дома. Только я не ваш хозяин, девочки, подумал он.

— Привет, Фрэнк! — они повернулись, когда он зашел в кухню и скинул сапоги. Собака прокралась в угол. — Ну и вечерок! Еще хуже, чем вчера.

— К утру буря стихнет, — ответил он.

— О, откуда вы знаете? — Саманта явно испытующе посмотрела на него.

— Я слышал прогноз погоды… по радио, — солгал он, надеясь, что у него получилось убедительно.

— Странно, — Саманта наморщила лоб и прищурилась. — Мы сами попробовали включить его перед уходом. Но он даже и не пискнул. Мы подумали, что батарейки старые.

— Батарейки в порядке! — воскликнул он вызывающе, но тут же взял себя в руки. — Я пойду приму ванну.

— Прекрасно, — она повернулась к остальным и стала тереть сыр. — Ужин будет через полчаса. Картофельная запеканка с сыром вас устроит? Мы решили, что вам не удалось подстрелить кролика.

— Нет, не удалось, — он взглянул на Эллен. Та злобно и вызывающе смотрела на него. Давай, скажи им, если посмеешь!

— Ладно, я спущусь через двадцать минут.

Черт, даже в самых диких снах Фрэнку не могло присниться, что Джейк будет сидеть рядом, когда он будет принимать ванну, страдальчески глядя на хозяина сквозь облако пара. Фрэнк вытянулся в ванне, закрыл глаза и попытался расслабиться в теплой воде. Только дайте мне отдохнуть минут десять от всего этого, пожалуйста, подумал он. Если вы не даете мне спать, то хотя бы позвольте мне спокойно принять ванну. Он старался не слушать, как они ходят по кухне прямо под ним. Их здесь нет, сказал он себе, нет, черт побери! Я один в своем собственном доме. Но это было не так.

Ужин. Прямо как фермер, сидящий за кухонным столом со своей большой семьей. Даже Эллен присоединилась к ним, шумно, с жадностью набросившись на еду. Он понял, что она действует ему на нервы тем, как она сопит и чавкает, макает хлеб в чашку. Отвратительная девчонка, совершенно неуправляемая, избалованная. Если бы она была моей дочерью… Нет, ради Бога, лучше умереть!

— Это было великолепно. — По крайней мере, готовить они умеют; на это он не мог пожаловаться. — Я… хотел…

— Да, Фрэнк? — Саманта внимательно смотрела на него — они все на него уставились — а Эллен глядела с ненавистью.

— Нам кое-что надо выяснить, — сказал он, пожалев, что его слова прозвучали менее уверенно, чем ему хотелось.

— Возникла какая-то проблема? — Саманта была абсолютно спокойна, голос ровный, с лица не сходит улыбка.

— Да, возникла! — Фрэнк с трудом оторвал взгляд от пустой тарелки и оглядел их всех по очереди, затем вновь посмотрел на Саманту. — Я думаю, вы мне солгали вчера вечером, Саманта. Вы все — одна семья.

— О, но я думала, что мы вам так и сказали! — она широко открыла глаза в невинном удивлении.

— Нет, не так, — резко ответил он. — Вы сказали, что вы — вожатая скаутов…

— Но я действительно вожатая! — возразила она с оттенком негодования.

— И что Эллен с вами только потому, что ее родители уехали. — Как ты с этим справишься, добавил он про себя.

— Они и уехали, — последовал незамедлительный ответ. — Ее дедушка и бабушка, мои родители. Может быть, я непонятно выразилась. Эллен — моя младшая дочь, обычно она остается с ними, но на этот раз они уехали. Вот я и прихватила ее с нами. Это отвечает на ваш вопрос, Фрэнк?

— И они все — ваши дочери? Почему же с вами тогда нет других девочек?

— На это существует простой ответ, — Саманта откинулась на спинку стула, зевнула, прикрыв рот ладонью. — Наш отряд скаутов за последние два года уменьшился числом, что очень неприятно, учитывая население… Вулвергэмптона. Я уговаривала своих девочек продолжить деятельность, но нынче весной мы обнаружили, что кроме нашей семьи никого больше не осталось. Я отказываюсь закрывать нашу организацию, и мы упорно продолжаем работать. Правда, девочки?

— Да, Саманта, — опять этот дурацкий хор школьниц.

— Они всегда называют меня так, — пояснила она с улыбкой. — Я думаю, так лучше, мы, знаете ли, очень дружная семья.

— А ваш мух остался дома — он все это время один? — Фрэнк внимательно наблюдал за всеми ними и заметил, как они быстро переглянулись.

— Мой муж умер, — ему показалось, что глаза ее заблестели в свете лампы. — Он погиб в дорожной аварии.

— О, простите, — Фрэнк в замешательстве уставился в свою тарелку и слегка задрожал. Вдова и вдовец под одной крышей, и при нынешних обстоятельствах, — сочетание нехорошее.

— Да, мы и у вас кое-что хотели спросить. В кладовой, кажется, не так много запасов еды. Может быть, у вас еще где-то чулан с едой, Фрэнк?

— Боюсь, что нет, — ответил он. — Все, что у меня есть — в холодильнике и в морозильнике. Да и там не очень много. Я жду парома. В первую очередь, чтобы избавиться от вас, подумал он.

— О Боже! — Саманта скривилась. — Тогда будем надеяться, что запасы скоро прибудут, а то нам угрожает голод. Но, я думаю, вы же сможете подстрелить пару гусей или кроликов.

— Я мог бы, — Фрэнк взглянул на Эллен и встретился с ее злыми глазами. — Если у меня будут патроны.

— А что, у вас и патроны кончаются? — Саманта выглядела озабоченной.

— Осталось не больше десяти патронов, и я не могу гарантировать, что каждым патроном я застрелю гуся или кролика. Я не такой хороший стрелок, — сказал он.

— Я думаю, что мы всегда можем зарезать овцу, если будет уж такое ужасное положение, — тихо, почти шепотом сказала Дебби.

— Нет! — заверещала Эллен и стала колотить кулаками по столу так, что задрожала посуда. — Я вам не позволю! Я лучше буду голодать. Если вы убьете овцу, я брошусь со скал в море!

— Эллен! Не смей так говорить! — Саманта повернулась к девочке. — Это совершенно ужасно. Ты же знаешь, что не сделаешь этого…

— Сделаю, и ты это знаешь! — Эллен отбросила стул, пробежала по комнате, бросилась на свой матрас и отвернулась к стене.

Саманта посмотрела на Фрэнка, и впервые он заметил огонек страха в ее темных глазах: «Знаете, она это может сделать. Что бы не случилось, даже если будем голодать, нам нельзя убивать овцу».

* * *

Снова была ночь, и ничего не изменилось в спальне, только на этот раз Фрэнк поставил ружье у дальней стены, а в кармане куртки, висевшей на стуле, лежали патроны. Другим стулом он подпер дверь; Джейк лежал, ворочаясь, в ногах кровати.

Фрэнк сел в постели и попытался читать журнал — все тот же затрепанный журнал для фермеров. В гостиной была полка с книгами; он понял, что ему следовало взять одну с собой. Но это не имело значения, потому что он совершенно не мог сосредоточиться; книга или журнал, напечатанные слова казались ему массой неразборчивых иероглифов. Он был рад, что дует ветер, потому что ветер заглушил другие звуки; иначе он бы слышал, как они разговаривают приглушенными голосами. О нем. Моя мать и сестры считают вас сексапильным!

У него начали слипаться глаза. Он боролся со сном, как какой-нибудь заблудившийся, занесенный снегом исследователь. Заснуть — значит умереть! Он вздрогнул, как иногда вздрагивал во сне, когда ему снилось, что он падает с лестницы. Он резко проснулся и увидел, что Джейк тоже не спит. Просто лежит там и наблюдает за ним; оба дожидались утра.

Фрэнк знал, что он не выдержит и заснет, что в конце концов усталость победит. Его тело жаждало сна. Голова его клонилась на грудь. Что ж, он оставит гореть свет. Тогда Саманта не сможет придти к нему в его эротических снах. Вот что ему надо было сделать прошлой ночью: не гасить свет! Нет, он зашел уж слишком далеко, когда она появилась; ему надо было сразу зажечь свет. Как сегодня.

И внезапно Джейк зарычал, скорее заурчал — предупреждение!

Фрэнк напрягся, на смену усталости пришел страх. Глядя на пса, он увидел, как тот уставился на дверь, но не собирался вставать. Он предупреждал, но не охранял его. Джейк был страшно напуган!

Прислушиваясь, он проклинал теперь ветер — из-за него он ничего не слышал. Он подумал, что услышал, как скрипнула где-то половица, но в доме каждую ночь скрипели десятки половиц. Он вспомнил, как он впервые увидел эту спальню: простыни откинуты, жильцы исчезли, бежали из дома в таком ужасе, что даже не остановились на скалах, а предпочли броситься в Котел, чем увидеть то, что было сзади них. Он решил прокрасться и взять ружье, зарядить его.

Он поднял палец и дал собаке команду молчать. Слез с постели, осторожно ступая, пытаясь не скрипеть половицами, хотя знал, что это ему не удастся. Два шага, три. Посередине комнаты он услышал легкий стук в дверь, тихий, почти исподтишка; стук этот заставил Фрэнка замереть. Он повернулся, побледнев, молясь, чтобы стул под ручкой двери оказался Достаточно крепким.

— Фрэнк!

Шепот был едва слышен, это был тайный шепот, может быть, испуганный. Даже умоляющий. Жалкий, а он ожидал, что будет зловещий. Ему показалось, что от этого шепота комната закачалась, накренилась; он поискал, за что бы ухватиться, но не нашел. Он чуть не упал, споткнулся, стараясь сохранить равновесие. Стоя там, напрягая слух, он смог услышать только рычание Джейка.

Не отвечай, это все нервы, тебе мерещится, сказал он себе. Но возьми ружье и заряди его — ты почувствуешь себя увереннее! Еще полшага, и голос раздался снова.

— Фрэнк? О, пожалуйста, Фрэнк, откройте. Мне нужно поговорить с вами.

Он знал, что откроет. Он не хотел, но он это сделает. Он забыл о ружье, да оно бы и не пригодилось. Медленно он прошел босиком к двери и начал убирать стул.

И когда он освободил дверь и ручка стала тихо поворачиваться, он уже знал, что на площадке перед дверью стоит не Саманта.