Он и сам удивился своим словам, прозвучавшим как мольба. В обороне, которую он воздвигал всю неделю, оказалось слабое звено — сумасшедшая жажда женщины, способной расплавить всю его решимость единственным прикосновением. Однако это была не совсем обычная ласка. Фрэнси воспользовалась его словами, и ее пальцы принялись страстно изучать его тело. Вот она поиграла-погладила его ключицу, затем с удовольствием и любопытством первооткрывателя начала ощупывать и гладить его плечи и руки.

Майка была тонкой, так что реагировал он так, словно ее пальцы касались кожи. Обнаженной. И вдруг понял, что если она не окажется немедленно в его объятиях, он попросту сойдет с ума.

Ной распахнул на Фрэнси пиджак и уставился на ее возбужденно вздымавшуюся грудь. У него даже защипало во рту, так он захотел прикоснуться к ее соскам губами и языком. Мгновение спустя пиджак и свитер спланировали на пол. На Фрэнси был спортивный бюстгальтер, и Ной задержал на нем свой взгляд, решив, что он даже сексуальнее, чем все эти рекламируемые шелка и кружева. Его колдунья покраснела, а он уже не мог думать ни о чем другом, только поскорее бы увидеть ее обнаженной в своей постели.

От одной этой мысли он затрепетал. А что будет, когда он и в самом деле ощутит ее под собой? Его пальцы скользнули под мягкие лямочки и сорвали тонкую ткань прямо через голову Фрэнси. Почти невесомая тряпочка пролетела несколько метров и улеглась на пол.

Сквозь приоткрытую форточку ворвался холодный воздух и слегка остудил Ноя, так что он не только видел ее, но и ощущал по-особому обостренно — женское тело такой красоты требовало поклонения. Ему хотелось вобрать в себя и запомнить навеки все свои ощущения, прежде чем он поцелует и маленькую морщинку у локтя, и роскошную грудь, и…

Но прежде всего он осторожно освободил ее пушистые волосы от резинки, и они рассыпались по плечам, закрыв лицо. Он погрузил в этот ласковый шелк занывшие пальцы. Нет, они мягче всякого шелка. Отодвинув прядку волос, он прильнул к ее губам… Боже, она настоящая колдунья… Трепещет в его руках, целует в ответ, мгновенно откликается на любую ласку и… пусть не навсегда, а лишь в этот момент принадлежит лишь ему.

Жадно целуя ее, словно она была воздухом, без которого он задохнется, единственной пищей, способной утолить его голод, он быстро расстегнул молнию на ее джинсах и стянул их с округлых бедер. Она тут же отшвырнула их в сторону. А затем с той же поспешностью управилась с его брюками.

Она любит Ноя. Все остальное не имеет значения. Любовь, желание, жажда, страсть — все перемешалось, разросшись до непостижимых размеров.

Он подхватил ее на руки и донес до постели. Сев на краешек, он устроил ее у себя на коленях, целуя и лаская так, что мир закружился у нее перед глазами. Оставив ее губы, он проложил цепочку поцелуев вдоль подбородка, по гордой шее, перешел на ключицу, постепенно приближаясь к груди. Кружа вокруг цели, дразня и лаская, он довел ее почти до экстаза и лишь тогда наконец взял в губы ее сосок. Она выгнулась, поддавшись инстинкту желания, но он приоткрыл губы, и она разочарованно застонала. Ной рассмеялся — глубоким смехом, пронзившим ее до кончиков пальцев.

— Ной, — умоляюще прошептала она.

Он полюбовался ее телом, поцеловал носик, щеки, подбородок и наконец снова вернулся к груди.

Его губы были даром небес, сладким и возбуждающим! Искры, зажженные его поцелуями, разбежались по ее телу, воспламенили его. Казалось, крохотные язычки пламени лижут каждую клеточку. А потом маленькие костры слились в одно большое пламя, охватившее ее всю. Ей хотелось в этот миг одного — чтобы это никогда не кончалось!

Инстинктивно она желала и другого — чтобы он тоже пылал с ней вместе на таком же костре! И она принялась изучать его грудь подрагивающими от страсти пальцами. Мускулистая равнина. Она спустилась ниже, к средоточий излучаемого им жара. Когда легко коснулась его, Ной издал горловой звук. Ей это доставило неизъяснимое удовольствие. Она тоже может воздействовать на него! И это восхитительно! Она вгляделась в его лицо, надеясь найти во взгляде то, что искала. И увидела жажду обладания. Но была ли там любовь, она не знала. Как женщина поймет, любят ли ее, если мужчина молчит? Надо дождаться признания! Такого, чтобы оно шло от сердца, без всякого принуждения. И спрашивать его она ни о чем не станет. Во всяком случае, не в такой момент, когда их сердца бьются в унисон.

У него была пленительная особенность: он не спешил брать, сначала одаривал. Дрожа от нетерпения, она охнула, когда он коснулся пальцем сердцевины ее возбуждения. Это произвело на нее оглушительный эффект: пьянящее чувство полета. Он снова и снова ласкал ее, пока она не начала извиваться под ним, схватив его за плечи. Она не должна испытывать такой экстаз в одиночку! Он тоже должен получить хоть толику того, что дал ей. Выгнувшись дугой, она жаждала слиться с ним не только физически, но и эмоционально. И, ощутив его уже совсем близко, она полностью раскрылась перед ним.

Он резко дернулся, и она, опешив, раскрыла глаза.

— В чем дело?

— Ты как-то предохраняешься?

У нее чуть не остановилось сердце, затем оно ухнуло куда-то в пропасть. Ей не хотелось отвечать на этот вопрос, ведь и она довольно четко представила себе последствия. Но отринула все.

— Нет…

Он был в ярости и хватал воздух ртом, пытаясь совладать с собой.

— Так почему сразу не сказала?

— Потому что была не в состоянии думать. Как и ты. Не волнуйся, Ной. У меня сейчас безопасный период.

— Кто знает это наверняка? — прорычал он. Быстро вскочив с постели, он отступил.

А всего миг назад они были близки как никогда.

Она потянулась к нему и коснулась его руки.

Он дернулся.

— He трогай меня, Фрэнси. Только не сейчас.

Она вспыхнула:

— Ной, ничего бы не случилось. Честно. Я хочу этого.

Он мотнул головой.

— А вдруг?.. Что будет с твоими планами о спорте, если ты забеременеешь? Я всю жизнь буду корить себя за твою изломанную карьеру!

Он был прав. Она вела себя легкомысленно. Как последняя дурочка.

— Я просто не подумала об этом…

Он ошарашенно уставился на нее.

— Верится с трудом. Женщины обычно гораздо расчетливее мужчин и всегда знают, что делают.

Отрезвляющая пощечина! Он, значит, возомнил, что она решила поймать его в западню? Использовать его! Но если он так думает, значит, ни капельки не любит ее! Слезы жгли глаза, но она не доставит ему радости лицезреть ее страдания.

Решительно соскочив с кровати, она почти закричала:

— Срочно одевайся. Вон отсюда!

— Фрэнси…

Она замерла. Но так и не взглянула в его сторону.

Он вздохнул.

— Пожалуй, мы оба были не в состоянии рассуждать трезво.

Предательская слезинка выкатилась из уголка глаза. Она решительно сморгнула ее.

— А как насчет чувств, а, Ной? — Ярость не покидала ее.

И ведь прекрасно понимала, что все ее слова впустую. Трудно вызвать в нем то, чего никогда не было.

— Но мы оба знаем, что чувствам нельзя давать волю.

— Даже если я не вернусь в большой спорт?

— Твое решение не имеет ко мне никакого отношения, — мрачно заявил он. — Я ничего не обещал тебе. И я по-прежнему перелетная птица, катаюсь по стране и до сих пор понятия не имею, что это такое — семья и семейные отношения. Я говорил это и раньше и повторяю сейчас: не знаю, что требуется для семейного счастья.

Она подобрала свой лифчик и повернулась к нему, не отдавая себе отчета, что стоит нагая перед мужчиной, который предпочел честность всему прочему. Только вот почему-то продолжал обманывать себя.

— Ты клевещешь на себя. Ты очень чуткий, щедрый и заботливый. И знаешь о привязанности не понаслышке. Но не хочешь быть таким. Не знаю почему. Возможно, тебя это пугает. Думаешь, мне легко? Но я хотела рискнуть.

Натянув свитер, она искоса взглянула на него. Но он уже надел свою непроницаемую маску, защищавшую его от всего мира. Пока он сам не решит открыться перед теми, кто ему небезразличен, он не полюбит и его не полюбят.

Она-то любила его. Но совершенно не знала, что ей делать со своей любовью. Собственно, она ужилась бы со своим чувством, зная, что Ною она тоже дорога, но пока он не был готов полюбить, довериться ей полностью. И сколько еще останется одиноким путником, сторонним наблюдателем чувств, вместо того чтобы смело испытать их и быть готовым платить по счетам возможными разочарованиями и болью? В любви и такое случается, и довольно часто.

Она оделась, стараясь как можно скорее оставить Ноя наедине с собой, замкнувшегося в глухой обороне. Осталось сделать лишь последнее признание, чтобы все до конца стало ясно этому Фоме неверующему.

— Когда-то я мечтала выйти замуж за Брента, кататься с ним в паре, пока хватит сил. Но то были мечты юной, наивной девочки. Теперь нет той девочки и мечты ее изменились. Не знаю, как насчет фигурного катания, но Брент и здесь уже не фигурирует. Так что не упоминай его в качестве защиты собственной слабости, ладно? У нас с Брентом отныне нет ничего общего.

Ной уставился на хлопнувшую дверь и попытался расслабить сведенные мышцы. Стукнул в бешенстве кулаком по матрасу. Проклятие! Надо было вовремя смыться в Ричмонд.

«Почему?»

Потому что…

«Что? Решил прокуковать всю жизнь одиночкой? Так-то оно, конечно, спокойнее, безопаснее… Можно даже постараться забыть о Фрэнси…»

Глупости! Просто давно пора с головой окунуться в дела. Никто не сделает за него то, от чего бизнес процветает.

«А как же Фрэнси?»

Он познал все тайные уголки ее тела. Попробовал на вкус медовую сладость ее зрелости. Слышал ее вздохи и стоны, требовавшие удовлетворения. Она хотела, чтобы он овладел ею, хотела испытать с ним блаженство, пока он сам все не испортил. Но разве у него был выбор?

Он обещал ей, что останется до Дня святого Валентина, дня влюбленных. Это уже через неделю. Он сдержит слово. Но потом сразу же уедет. Так все же лучше для них обоих.

Фрэнси бесшумно проскользнула в дом, надеясь, что еще никого нет. Но тут же услышала шум работающего телевизора.

— Пол? Эго ты? — раздался голос матери.

— Нет, мама, это я.

— Зайди, посиди со мной. Мы ведь уже несколько дней не беседовали.

Мать видела ее утром за завтраком, но разве это разговор? Фрэнси же была не в том состоянии, чтобы выдержать расспросы. Да и щеки еще наверняка пылают, а губы распухли от поцелуев. Но если она убежит к себе наверх, мать увяжется за ней и тогда уж точно не оставит в покое.

Повесив пиджак в шкаф, она вздохнула, пригладила волосы, прижала ладони к щекам и решительно прошла в гостиную.

— Ты только что с катка?

Как бы было здорово, если бы она умела врать!

— Нет, я заходила к Ною. Надо было кое-что обсудить.

Мать подняла глаза от толстенной книги по дизайну и быстро окинула дочь взглядом, подмечая все мелочи.

— Я, кажется, слышала, когда приехал Ной. А недавно и ты прикатила.

Фрэнси вздохнула. От ее мамочки ни одна мелочь не ускользнет.

— Почему бы тебе не пригласить Ноя к нам на обед в воскресенье?

— Не самая удачная идея. — Фрэнси запаниковала. Откуда взять сил, чтобы непринужденно вести себя с Ноем на глазах всей родни? И это после того, что произошло сегодня!

Мать отложила книгу в сторону, выключила телевизор и похлопала по софе.

— Садись-ка рядышком. Поболтаем.

— Я устала, мама. Если хочешь пригласить Ноя к нам на обед — пожалуйста. Только я в воскресенье еду в Херши.

Мать обиженно поджала губы, и Фрэнси тут же пожалела о допущенной бестактности.

— С чего это ты так устала, а, Фрэнси Мария? Слишком много забот?

Угу. И все — камнем на сердце. Только не матери же их выкладывать. Она прошла в комнату и села рядом с Анджелой. Та тут же положила ладонь на ее колено.

— В чем дело, доченька?

Из глаз Фрэнси брызнули слезы. Анджела внимательно посмотрела на дочь.

— Это из-за Брента?

— Если бы. Нет, не из-за него.

— Ты уже решила, что будешь делать?

— Нет.

— Чего же ты ждешь, Фрэнси?

— Хочу, чтобы решение вызрело. Хочу быть уверенной, что оно разумное, единственно верное, — с неожиданной откровенностью ответила Фрэнси.

— Что ты имеешь в виду? — испуганно спросила Анджела.

— Всю жизнь я только и делала, что принимала те решения, которые мне подсказывали, которых от меня ждали. Сейчас же хочу сделать свой собственный выбор. Как в прошлом году, когда обратилась к Крэгу с просьбой доверить мне управление катком.

Анджела нахмурилась:

— Но ты не должна зарывать свой талант в землю! Это ведь такое блестящее будущее! И потом, ты положила на это уже столько сил и времени…

Мать ни слова не сказала о своих мечтах, но Фрэнси-то знала: в душе мать жаждет, чтобы дочь купалась в лучах славы, чтобы ее показывали по телевизору, а семья гордилась бы ею. Но Фрэнси устала поступать в угоду другим. Пожалуй, она слегка разбаловала родных своим послушанием.

Анджела почувствовала, что дочь замкнулась, и тут же сменила тему разговора:

— А что там с Ноем? Это из-за него ты расстроилась?

Интересно, мать уже заметила ее отношение к Ною? Успела что-то заподозрить?

— Я люблю Ноя, — вдруг сказала Фрэнси.

Глаза матери округлились, но она быстро справилась с ошеломительной новостью.

— Ты же знаешь его всего несколько недель!

— А сколько тебе понадобилось, чтобы влюбиться в папу?

Мать покраснела.

— Я поняла, что он создан для меня после первого же разговора. Но сейчас совсем другое время. Наивность и беспечность ныне не в чести, и обманщиков развелось столько…

— Сколько лет я знала Брента? Казалось, я была сама осторожность.

Анджела огорченно вздохнула и покачала головой:

— Да, а ведь казался таким приятным молодым человеком… Талантливый, с обаятельными манерами… Может, он сумел измениться к лучшему? Ты не хочешь дать ему последний шанс?

Но Фрэнси не заметила в Бренте ни грана раскаяния. Нет, она перестала доверять ему.

— Все обаяние Брента, мама, основано на расчете. Это же ходячий калькулятор. Он ничем не побрезгует, лишь бы своего добиться. Ной совсем другой. Он честен, порой до омерзения.

— А он-то сам как относится к тебе?

— Не знаю.

Мать и дочь помолчали. Анджела вдруг призналась:

— Твой папочка в восторге от Ноя, поет ему дифирамбы. А вот Брента ни в грош не ставил.

Фрэнси об этом раньше не догадывалась. А ведь ее отец прекрасно разбирался в людях.

— А где папа?

— Пошел к Винсу. Они там сегодня ставят новую ванну.

— А Джина?

— Ушла на свидание с этим своим новым парнем. Сказала, что ты видела его. Как он тебе?

Это была прекрасная возможность скинуть хотя бы одну заботу со своих плеч. Но воспользоваться ею — значит, выдать сестру.

— Пока трудно сказать. А Джина вчера вечером поздно пришла?

— На полчаса позже обычного. Мы бы не стали ворчать, если бы не ее поведение утром. Резкая, своевольная. И все это появилось у нее после знакомства с Джейком.

— Просто она взрослеет, мама.

Анджела горестно улыбнулась:

— Слишком быстро. Через год уедет в колледж, и ты, наверное, снова начнешь разъезжать…

— Я еще не решила, мама.

Анджела сжала коленку дочери.

— Я уверена, что ты сделаешь правильный выбор.

Фрэнси молча спросила себя: правильный — для кого?

Ной уже в третий раз включил ночник. Два часа ночи. Классическая бессонница во всей красе. Возбужденные гормоны плюс тревожные мысли. Перед глазами стоит лицо Фрэнси, хоть зажмурься, хоть вытаращись до рези. Шпионский триллер тоже не помог в качестве снотворного. Не тот случай.

В ночной тиши резко прозвучал телефон. Кто может звонить в такой час? Фрэнси? Зачем? Пришла фантазия поболтать среди ночи? Вряд ли. Но он все же встал и прошел на кухню.

— Вы согласны оплатить телефонный звонок Джины Пикар? — спросила телефонистка.

— Да.

— Ной, это Джина. Вы не можете помочь мне?

— Что случилось?

— Пока еще ничего.

Но он уловил в голосе девушки страх.

— Где вы?

— В круглосуточном кафе на Тридцатом шоссе. В часе пути от города.

— В сторону Йорка?

— Да. Вы не могли бы приехать за мной?

Ною показалось, что девчушка в отчаянии. А он понятия не имел, как успокаивать взбудораженных подростков.

— Джина, мне захватить с собой вашу маму?

— Нет!

— О’кей. Значит, просто приехать за вами?

— Да, да. Заберите меня отсюда. Подвезите меня домой, а там я постараюсь проскользнуть незаметно. Мне уже давно пора быть в постели.

— Вы считаете, что ваши родители спокойно легли спать, не дождавшись вас?

— Они доверяют мне, Ной. Заберите меня отсюда, и они ничего не узнают.

Ной подошел к окну и взглянул на дом Пикаров. Свет в окнах не горел. Вероятно, Джина права — все спят. А что, если они сидят в темноте, но не спят, волнуются и ждут дочь? Он снова взял трубку.

— Мне страшно. — Ее голос звенел от волнения. — Неужели вы не понимаете? Я ошиблась в Джейке…

— Он обидел вас?

— Нет. Но напугал так, что сердце до сих пор прыгает в груди.

— Он сейчас рядом?

— Нет.

— Джина. Мне все же придется разбудить вашу маму или Фрэнси. Выбирайте — кого?

— Тогда лучше Фрэнси. Ее комната окнами во двор, в правом углу. Если бросите в окно камешек, она тут же услышит. Сделайте это для меня, Ной. Пожалуйста. Скажите Фрэнси, что я в порядке… но не привозите ее с собой. Я просто не знаю, что ей сказать.

Он, должно быть, совсем рехнулся, решив послушаться девчонку, но в ее голосе звучало такое отчаяние…

— Я буду ждать вас тут внутри. И поторопитесь, пожалуйста.

Ною удалось попасть камешком в окошко Фрэнси и разбудить ее. Спросонья она сразу не поняла, в чем дело, и быстро спустилась вниз.

— Ты передумал?..

Ему словно с размаху заехали поддых. Голубая пижама мягко очерчивала контуры тела, в подробностях запечатленного в его памяти. Если бы не Джина… Но нет! Судьба распорядилась иначе. И это к лучшему…

— Мне позвонила Джина.

— Боже! Она попала в аварию? Никогда не прощу себе…

Ной коротко изложил их телефонный разговор.

— Я поеду с тобой!

— Нет, я обещал приехать один.

— Ну так ты ошибся. Не возьмешь с собой — поеду следом на своей машине. Я хочу, чтобы Джина знала: я люблю ее и переживаю за нее.

Что он мог возразить? Он-то знал, как она умеет любить.

— Хорошо.

— Тогда дай мне еще пару минут. Я оденусь.

Вышагивая по кухне, Ной вновь и вновь вспоминал, как, с каким выражением задала свой вопрос Фрэнси. Он понимал: вопрос «Ты передумал?» не имел в виду одну ночь. Исключал он и попытку спасти таким неординарным способом каток. Тогда — почему?

Если бы он поддался искушению и пригласил ее вновь к себе, то должен был пообещать ей одно — любовь. Но он не считал себя готовым к этому. Да и сомневался, что вообще когда-либо созреет для такого чувства.

Спускаясь по лестнице, Фрэнси прошептала:

— Мои сапожки в гостиной. Я туда, а ты пока заведи машину.

— Фрэнси? Джина уже вернулась? — послышался сонный голос Анджелы.

— Нет. Мы с Ноем едем за ней. У ее приятеля спустило колесо, и они застряли на шоссе.

— Передай Ною мою благодарность. И зайди ко мне, когда вернетесь.

Уже сидя в машине, он тихо сказал:

— Хм, кажется, ты еще и самоотверженно ограждаешь тех, кого любишь, от излишних тревог.

— Если случилось что-то серьезное, я всегда успею позвонить родителям. А так… Не стоит волновать их раньше времени.

Всю дорогу они молчали. Лишь изредка Фрэнси подсказывала очередной поворот.

Вот и кафе. Джина, скользнув в машину, пробурчала:

— Я ведь просила приехать только вас.

— Ему это не удалось, — сказала Фрэнси. — Я придумала для мамы с папой отговорку, не волнуйся, но ты немедленно расскажешь мне все. И не смей ничего скрывать.

— Они знают, что меня еще нет? Боже, как же мне оправдаться перед ними? — Джина в отчаянии закрыла лицо руками.

— Начинай рассказывать.

Джина выпрямилась и с вызовом посмотрела на сестру.

— А если не расскажу?