Холли

В небольшом двенадцатиместном самолете я проспала большую часть полета на остров Эльютера. (Примеч. Эльютера (англ. Eleuthera) остров в составе Багамских островов). В нервном возбуждении, потная, тяжело дыша, вырвалась из кошмарного сна.

Отголоски кошмара преследуют меня, я смотрю на свои руки, все еще покрытые следами от ран, которые он мне нанес. Его восхищало то, как я истекала кровью, и его губы кривились в угрожающей улыбке. Трясу головой, желая избавиться от воспоминаний, и смотрю в маленькое окошко на море пушистых облаков.

— Мы уже почти там, — говорит Деда, касаясь моего плеча.

Я хватаю его за руку, так мне становится комфортней. Я благодарна ему за то, что он со мной, он — мой надежный якорь, в то время когда жизнь тянет меня прочь в бездну тьмы.

Но одновременно я радуюсь тому, что Деда пробудет со мной только в течение нескольких дней. Вместе мы сядем на паром на остров Харбор, где он покажет мне город и проводит в свой дом на вершине, которую многие туристы называют Чертов холм. (Примеч. Харбор (англ. Harbour), или Харбор-Айленд — маленький участок суши у северо-восточного побережья острова Эльютера). Я посмеялась над названием, но Деда меня заверил, что я все пойму, когда увижу его.

После того, как он через пару дней уедет, я останусь одна — нет, не одна, но на краю независимости. Эта мысль переполняет мое сердце радостью и страхом, но я предпочитаю сосредоточиться на позитивных эмоциях.

Было непросто убедить Энн, что я могу и должна уехать, но она мой психолог, а не охранник. Поэтому, несмотря на ее заботу, Деда и я уехали. Ведь и правда — что она знает обо мне или о том, как стабилизировать мое психическое состояние? Она имеет пару дипломов и несколько лет опыта, но, в конце концов, я единственная, кто может сделать себя лучше и самой с этим справиться. Она заложила своего рода основу меня, но теперь решать мне, на чем основываться.

Мои губы дергаются, а затем растягиваются в широкой улыбке, когда самолет начинает снижаться. Даже с нашей высоты я вижу, какая чистая вода под нами. Как будто кристальная. Волны бьются о берег, образуя пену; отблеск заходящего солнца поджигает море.

Мои нервы настолько расшатаны, что я практически подскакиваю с кресла, однако беру себя в руки, потому что боюсь крошечного самолета размером с гроб, в котором мы находимся. Он может дестабилизироваться и привести нас к нашей внезапной смерти. Видите, каким позитивным мыслителем я могу быть?

После посадки я мысленно целую землю и следую за дедушкой на наш паром, на котором мы совершим небольшое путешествие по заливу к острову Харбор. Я с нетерпением ступаю на паром, ноги сами несут меня, и я сажусь на борт лодки — так лучше видно воду. Не мутная. Прозрачная. Красивая. Я наклоняюсь через борт лодки, чтобы коснуться прохладной воды, и смеюсь, когда чуть не кувыркаюсь за борт.

Деда обхватывает меня за талию, ворча предупреждение, поэтому я сижу рядом с ним и смотрю, как остров обретает форму по мере нашего приближения. Он больше, чем я себе представляла, не такой большой, чтобы я могла заблудиться, но не такой уж и маленький, от чего бы я чувствовала себя в заточении.

Как только мы причаливаем, я беру капитана за руку, спрыгиваю и шагаю на причал. Чувство покоя накрывает меня, и я погружаюсь в него.

Я здесь.

Я жива.

Я могу дышать.

Деда ведет меня через пристань на узкие улицы, где он указывает на наш гольф-кар. (Примеч. golf cart — маленький автомобиль, предназначенный для перевозки игроков в гольф и их клюшек. Обычно рассчитан на двух пассажиров, реже — на четырех). Гольф-кар — это то, что я могу позволить себе на малолюдном острове. Мое воображение разыгралось, и я кружусь от счастья. Просто счастлива.

— Деда, я могу повести? Пожалуйста, — умоляю, зная, что нехотя, но он согласится. До меня доходит, насколько много сделал для меня этот человек.

— Лучше пусти меня, принцесса, — доносится голос позади меня.

Это пугает меня до такой степени, что все полученные от Деррика навыки вступают в силу, и я буквально сбиваю этого человека с ног, заставляя его приземлиться на руки и колени, прежде чем понимаю, что делаю.

Я впиваюсь взглядом в этого незнакомца, готовая защищаться, когда замечаю, что его светло-карие глаза смеются надо мной. Он отряхивает с себя гравий, прежде чем протягивает хорошо тренированную и покрытую татуировками руку ко мне. Переборов себя, остаюсь на месте и молча пожимаю протянутую руку.

— Я Трэвис Кейлар, — говорит он, улыбаясь кривоватой улыбкой, которой я не доверяю. — Ваш сосед. Я приглядываю за домом твоего дедушки, а также мне посчастливилось иметь ключи от вашего гольф-кара.

У него есть ключи, но он мне их не дает.

Не оглядываясь на меня, он кладет багаж Деда и мой на гольф-кар и оставляет меня стоять в стороне в раздражении от его высокомерия и задницы идеальной формы. Из-за меня он чуть не упал. Я усмехаюсь. У него больше преимущества в сравнении с моим ростом и силой ног, но я могла бы сделать этого наглого говнюка, если бы пришлось. Довольная, я сажусь в гольф-кар, уступив дедушке переднее сиденье, так что мне не придется сидеть рядом с Трэвисом.

Но я все равно смотрю на него, а точнее, на его руки. Думаю, иметь красивые руки характерно для художников, так как мы работаем ими, или, по крайней мере, так должно быть. И его руки красивые, с тонкими длинными пальцами и крепкими, увеличенными венами, которые выпирают на его мускулистых руках. Мои глаза следуют вверх по его татуированной руке, и я испытываю желание поднять рукав его рубашки, чтобы увидеть, какие другие художественные богатства скрываются под ней.

Оценивающе наблюдаю за ним, Трэвис смотрит на меня и улыбается той же раздражающей кривоватой улыбкой, которой он одарил меня всего несколько минут назад. Поэтому я возвращаю похожую улыбку, и он качает головой, смеясь надо мной.

Хотя руки трясутся, и нервы напряжены до предела, я игнорирую его весь остаток нашего пути и во время знакомства с моим новым домом. Узкие дороги огибают деревья, которые настолько большие, что я удивлена, что они не толкают остров под воду. Домики небольшие, но ухоженные — гордость для их владельцев. Лошади пасутся на обочине дороги, бродят свободно, не ограниченные забором. Я немного завидую их свободе, но напоминаю себе, что тоже найду свою свободу и независимость на этом острове.

Без предупреждения Трэвис поворачивает налево, на еще более узкую грунтовую дорогу, по которой практически невозможно проехать, и давит ногой на педаль газа. Я начинаю протестовать, пока не вижу его — Чертов холм. Он соответствует своему названию: это узкий и крутой подъем — и я не думаю, что наш маленький гольф-кар может с этим справиться.

Деда оглядывается на меня и подмигивает.

— Вот дерьмо.

Я начинаю смеяться, когда наш гольф-кар прокладывает себе путь вверх по склону. Пыхтит. Тянет. Толкает вперед. Никогда не сдаваться.

Как только мы добираемся до вершины, только одна мысль закрадывается в мой разум. Я хочу взять гольф-кар и съехать по склону, полностью давя на педаль газа. Каково это — сделать подобное?

Наш дом находится на самой вершине холма, слева открывается вид на залив и океан. Уже представляю себе, как слушаю музыку на iPod или читаю книгу, или делаю и то, и другое одновременно, кто сказал, что я не могу совместить?

Иду в сторону дома и встречаю мокрого черного зверя — это собака, несущая в пасти большой камень. Она роняет камень рядом с моими ногами и прислоняется своим задом к моей ноге, пока я глажу ее.

— Ее зовут Лилу, — говорит Трэвис, и Лилу взглянула на него при звуке своего имени.

Я наклоняюсь, чтобы поднять камень, который Лилу уронила возле моих ног, и бросаю его, чтобы она его принесла. Она смотрит, как камень тонет, но не преследует его.

— Она не любит играть в апорт, — сообщает мне Трэвис, — но спасает камни от утопления в океане.

Камни тонут в океане? Не понимая, я решила его игнорировать.

В тот момент, когда я глажу Лилу, она оставляет меня и бежит в сторону пляжа. Лилу отрешенно вылетает навстречу волнам и плавает кругами вдоль берега. Я сразу захотела ее себе и надеюсь, что она покинет своего хозяина, так что мы сможем провести некоторое время вместе.

Следуя за Дедой в дом, встречаюсь с повсюду расположенной плетеной мебелью. Она выглядит красивой и по-домашнему, но, честно говоря, дом мне не очень интересен. Я хочу пойти на пляж и лучше прочувствовать его. Я хочу чувствовать песок между пальцев. Хочу услышать, как волны бьются друг о друга.

Послушно следую за Дедой, пока он показывает мне дом, и мое сердце замирает, когда я вижу студию, которую он организовал для меня.

— Таким образом, ты можешь продолжить рисовать, — он шаркает ногами, опуская свой взгляд на них, пока я целую его в щеку.

— Это сделал Трэвис, — сообщает мне Деда, и я вынуждена поблагодарить его. — Не беспокойся, — говорит он, отмахиваясь от меня, как будто в действительности у него не было никаких забот.

Я отворачиваюсь от его пристального взгляда. Здесь идеальна не только сама студия, но и вид на пляж чуть неподалеку от нас. Не в состоянии больше ждать, я как можно быстрее обнимаю Деду, прежде чем выбегаю за дверь и направляюсь в сторону пляжа. Осторожно спускаюсь по каменистой тропе, добираюсь до низа, где снимаю свои сандалии и зарываю ноги в песок. Благодаря влажности песка, охлаждающей пальцы, и Лилу, плавающей по волнам, стресс, который я испытывала, кажется, рассеивается.

Знаю, что здесь я найду свою свободу. Я найду свой путь, так что могу быть совершенно взрослым человеком, для которого физический контакт не является непреодолимым барьером. Возможно, я никогда не смогу наслаждаться им, но с обретением свободы научусь не реагировать на него так остро.

Не знаю, сколько покоя обрету здесь. Как только дедушка уедет, здесь никого не будет, чтобы разбудить меня от моих кошмаров. Но это то, что мне нужно. Мне нужно научиться, как справиться с собой.

И как справиться с чересчур уверенным в себе соседом. Кажется, я слышу, как он спускается по той же дороге, что и я.

Не желая говорить с ним, иду к воде, чтобы посидеть на берегу, подтягиваю ноги к груди и кладу голову на колени. Холодные брызги океана целуют мое лицо — простая ласка моря.

Волны продолжают подниматься и выплескиваться на берег, касаясь пальцев моих ног. Каждая волна еще свирепее, будто ведет бой, в котором никто не сможет победить.

Не понимая этого утонченного уединения, Трэвис сидит рядом со мной, и вместе мы смотрим на горизонт, каждый погружен в собственные миры и мысли.

Я расслабилась, не осознавая этого. Хоть я и нахожусь в такой близости с этим человеком, напряженность спадает, и я издаю тихий вздох, когда Лилу приносит нам камень, который она достала со дна океана, будто это мусор.

Сохранение камней от утопления. Я понимаю.

Оглядываюсь на Трэвиса впервые с тех пор, как он присоединился ко мне, и слегка улыбаюсь ему.

— Твой дедушка сказал мне, что я должен быть добр к тебе, — он заваливается на бок и облокачивается на левый локоть.

Я смеюсь. Представляю, как Деда говорит это.

Когда мои глаза встречаются с глазами Трэвиса, я тону в них, неспособная планомерно отвечать на все его замечания. Он протягивает руку, чтобы смахнуть растрепавшиеся волосы с моих глаз, но я отстраняюсь от него, пытаясь скрыть румянец и страх, который он всколыхнул во мне.

— Ты не должен быть ко мне добр, — я встаю, вдруг рассердившись и нуждаясь в некотором пространстве. — Ты ничего мне не должен. Нам даже не придется говорить, — выпрямив плечи, я напрягаю спину, гордясь тем, что мой голос не дрожит.

Но гордость исчезает, когда я вижу веселые искорки в его глазах и глупую полуулыбку.

Только потому, что Энн сказала мне, что насилие — это не лучший способ выпустить гнев, я решила не портить усмешку на его лице. Вместо этого я в гневе ухожу, как сделал бы гордый пятилетний ребенок.

— Ладно, принцесса.

Его слова останавливают меня, и я поворачиваюсь к нему лицом.

— Не называй меня так.

— Тогда, может, соблазнительница? — нерешительно предлагает Трэвис.

Я краснею, а затем румянец полностью заливает мое лицо. Его полуулыбка возвращается, это не успокаивает меня, поэтому я заканчиваю истерику и топаю обратно в свой новый дом.

Знание того, что там, на пляже, он надо мной смеется, приводит к тому, что этот дом и весь этот чертов остров становятся слишком тесными, поэтому я иду в студию рисовать только для того, чтобы найти себе занятие.

Разбитая и нуждающаяся в некоторой дистанции, я прошу Деду показать мне остров. Я все еще слишком потрясена ездой, так что пусть дедушка проводит меня пешком. Меня поражает, с каким большим количеством людей Деда знаком на острове. Я рада, что они ничего не ждут от меня, когда представляю себя иностранкой, приехавшей на чужой остров.

На ланч Деда приводит меня в бар, где он клянется, что у меня будет лучший бургер в мире. Я не уверена, насколько хорошей будет еда, но атмосфера что надо. Пол не что иное, как песочница, а бар украшен фотографиями улыбающихся клиентов, нашедших все, что искали в этот конкретный момент.

Мы с Дедой сидим снаружи, и я наблюдаю, как чайки танцуют над нами. Одна из них летит, достигая неба, а потом парит, расправив крылья. Солнце простирается по синему небу, его тепло согревает мою кожу. Закрыв глаза, я наклоняю лицо, приветствуя тепло.

— Ты знаешь, — говорит Деда, и я оглядываюсь на него, видя единственного человека, которого я действительно знаю, и он знает и любит меня. — Однажды здесь я встретил Джимми Баффета. (Примеч. Джим Баффет — американский музыкант, исполняющий песни в стиле кантри-рок).

— Да? — спрашиваю, вспоминая песни, которые он поет про чизбургеры и выпивку.

— Да. В этом вот баре, — глаза Деды сверкают, пока он вспоминает тот момент. — Он спел для нас все песни. Также устроил большое шоу.

— Ты взял у него автограф? — дразню я.

— Ты меня не слушаешь? — подмигивает он мне. — У меня был персональный концерт. Что может быть лучше этого?

— Автограф, — отвечаю, прежде чем сделать первый укус чистого блаженства.

Деда был прав. Они делают лучшие гамбургеры.