Холли

Трэвис не смог организовать вылет для нас в тот же день, и мы остались ждать до завтра. Ранее его братья разожгли костер на пляже, и после долгих уговоров я оставляю свою кровать в комнате и присоединяюсь к ним. Я даже не забываю улыбаться в нужный момент.

Но мое сердце снова болит, неистовая боль очевидна окружающим и истощает меня.

Пока все болтают, Трэвис упрямо остается рядом со мной, крепко обнимая, тем самым сдерживая холод, растущий внутри меня.

Мне хочется продолжать жить в сказке с Трэвисом и притвориться, что мне ни о чем неизвестно, но понимаю, что должна ехать домой. Должна спасти Деду, даже ценой собственной жизни, если необходимо.

Полиция захочет поговорить со мной лично, и я боюсь представить, в каком состоянии будет дом после того, как разрешу им осмотреть его на предмет следов похитителя Деды. Без Деды и с полицией, оставляющей повсюду следы своего расследования, дом перестанет быть моим домом. Действия полиции уничтожат все хорошее, что было создано в доме. Все будет таким же чужим мне, как было в тот день, когда я вместе с Дедой покинула больницу.

Когда Барбара садится рядом со мной, я снова натягиваю улыбку, отчего мои щеки начинают болеть от напряжения.

Она гладит мою руку, и я поеживаюсь от прикосновения, не желая принимать ее утешение. Ненавижу то, что Трэвис рассказал ей и остальным членам семьи обо всем.

О моем похищении, о потере памяти, обо всех моих трудностях и не только. Это мое. Это была моя история, это часть меня, а не его.

Разочарование поглощает меня, и я поддаюсь ему в надежде, что оно затмит страх, прощупывающий своими пальцами мою шею. Знание того, что Трэвис просто хотел помочь, не успокаивает меня. Сегодня он дважды принимал важные решения без меня и сделал все сам.

Эмоции захлестывают меня, страх крадет мое дыхание, душевная боль душит.

— Ты такая сильная. Я почти не видела страданий, когда мы впервые встретились, — нежный голос Барбары прерывает мою внутреннюю тираду.

— Но вы видели это? — спрашиваю я.

— Ты не можешь скрыть затравленный взгляд.

Я отворачиваюсь от нее, закрывая глаза. Я так долго пыталась быть нормальной и на самом деле думала, что добилась этого.

— Трэвис не может спасти тебя.

Моргаю от внезапного ступора, Трэвис поворачивает голову в ее сторону.

— Но он знает, что такое боль и потеря. Пусть он поможет тебе, — добавляет она.

— Я сломлена, Барбара. А Деда… — замолкаю я.

— Красиво сломлена, — возражает она. — Вместе вы уже начали собирать все кусочки воедино.

Моя грудь вздымается, часть меня хочет умереть. Оставшейся части нужно собраться, чтобы исправить причиненный ущерб. Я словно поймана и заперта в клетке, мое глубокое дыхание становится похоже на тихие крики раскаяния.

— Перестань быть сильной, — требует она.

Все замолкают, глядя на нее.

— Твоя жизнь прервалась из-за того, что ты что-то не смогла предотвратить или предсказать. Это не значит, что все кончено. Боль и страдания были тем, что поддерживало твою жизнь в течение шести месяцев, когда ты была в плену. Так ухватись за это и используй в своих интересах. Вспомни боль. Вспомни все это, и ты найдешь Деда.

— Что, если мы найдем его, но будет слишком поздно? — мой голос дрожит, не в силах разорвать цепи, которые все еще держат меня в плену моего похищения.

— Еще одно неудачное прерывание жизни, но, опять же, твоя жизнь бы не закончилась. Ты бы оплакивала его вместе с моим сыном. Но ты не должна идти на его могилу и делать это. Он не будет там спать спокойно. Он будет с твоими родителями смотреть на тебя. Они хотели бы, чтобы ты продолжала жить, жить так, чтобы каждый твой вздох был данью им. Но это произойдет, если ты, Холли, опоздаешь. Мне кажется, этот человек не тронет Деду, пока не доберется до тебя. Держи голову ясной — и с Трэвисом, и с тобой все будет хорошо. Вы втроем вернетесь домой.

Я сжимаю ее руку, благодарная за ее слова и временное утешение, которое она мне принесла.

Но, главное, я узнала то, что комфорт не устраняет страх или отчаяние. Он просто расширяет твое сердце, создавая место для всех, чтобы жить вместе.

Там, посреди всего хаоса, в моем мире, рушащемся вокруг меня, есть любовь. Я смотрю на Трэвиса, взгляд которого все еще прикован ко мне. У меня много любви.