Холли

Моя встреча с Энн не отличается от предыдущих сеансов. Не знаю, почему я ожидала, что будет по-другому — словно это для меня открытие, что в моей голове будут копаться и извлекать до сих пор скрытую информацию. Я обвиняю Трэвиса, потому что он показал мне «Пятый элемент», заключающий в себе революционные идеи, которые киношники создали, показав всему миру то, что никогда не случится за время нашего существования.

Вместо этого мы прибегаем к гипнотерапии. Верно. Меня загипнотизируют. Это глупо. Это так банально, словно сцена из какого-то фильма по Hallmark, и мне кажется, мои глаза вот-вот вылезут из орбит. (Примеч. Hallmark — кинокомпания и телевизионный канал, транслирующийся в США. Специализируется на производстве и трансляции классических сериалов и фильмов).

Но это единственный имеющийся у меня шанс.

Никто не отвечает, когда я звоню на телефонный номер Деда, и никто не звонил мне с его номера. Однако я упрямо проверяла свой мобильник, только чтобы убедиться, что не пропустила ни одного вызова. Уверена, телефон зазвонил бы сейчас, если бы Деррик не позвонил в полицию, или если бы я не позвонила Деррику, или если бы Трэвис не забрал бы телефон у меня.

Конечно, Деда не оказался бы в такой ситуации, если бы я не ускользнула от моего похитителя.

Я виню всех, потому что не могу винить его.

Вместе с Лилу я иду в лес за домом Деда и пытаюсь не волноваться о том, что Трэвис и Деррик остались наедине друг с другом на несколько часов. Я уверена, один из них достаточно ответственен для того, чтобы вызвать неотложку, если Деррик и впрямь возьмет на себя роль старшего брата и сможет выяснить, что мы с Трэвисом замышляли, в то время как я должна была сосредоточиться на своем психическом здоровье.

Деррик видел меня слабой, так что я не виню его за то, что он так рьяно опекает меня. Я покинула Техас из-за парализующего страха перед прикосновениями. После моего возвращения в Харбор-Айленд я привела с собой человека, руки которого блуждают по моему телу, будто они принадлежат мне. Да, я закатываю глаза. Трэвис нашел приключения на свою задницу.

Бездумно иду, не зная куда, но придерживаюсь внутреннего компаса — так я буду знать, как вернуться домой. Я аккуратно обхожу кустарники, чтобы они не оцарапали мое лицо, и перелезаю через большие камни, скорее всего, так я делала в детстве.

Добравшись до ручья, я сажусь на валун, свесив ноги, так что они не касаются воды. Высокие деревья окружают меня, их листья падают в ручей. Пасмурно. Тучи словно убежище от солнца, нависшая тьма разрывает подобие мира. Вода течет беспрерывно, и здесь я пытаюсь увидеть себя.

Кеды, косички, грязные ногти...

Я не могу представить это.

Собака, большая и черная, как Лилу...

Нет, у меня была дворняга — помесь разных пород, которую Деда называл Уродцем. Я любила этого пса так сильно, что считала его своим младшим братом. Я была опустошена, когда мы потеряли его, и не могла спокойно смотреть на маленькую белую собачку, принесенную мамой домой, чтобы излечить мое разбитое сердце. Но для молодых сердец характерно все быстро забывать, так что Бетси стала моей новой лучшей подругой.

Я представляю Уродца с всегда высунутым языком, потому что он был слишком большим, чтобы поместиться у него во рту, и его проницательные глаза всегда следили за мной. Помню, как однажды я посадила свои куклы ему на спину, будто он — любезный жеребец. И я думаю о маленькой Бетси, которая была с нами до моего совершеннолетия.

Блуждая в воспоминаниях, я смотрю вниз на ручей, пытаясь вспомнить свое похищение. Должно быть, была какая-то борьба. Он использовал шнур или веревки? Или, может, успокоительное, чтобы не было борьбы? Были ли люди вокруг? Или я был одна, как сейчас?

Беспокойство и напряжение скапливаются в основании шеи, и я осматриваюсь, ища виновника. Потираю шею и встаю, поворачиваясь по кругу, осматривая деревья, окружающие меня. Оставив Лилу играть в ручье, я иду глубже в лес, перешагивая через сломанные ветки деревьев и камни. Чем дальше я от дома Деды, тем отчетливее ощущаются тревога и волнение в районе шеи. Беспрерывный поток ручья все еще в пределах слышимости, когда меня настигает головная боль. Я хватаюсь руками за голову, но продолжаю двигаться вперед, так или иначе, зная, что иду в правильном направлении.

Мои ноги перестают двигаться, когда я натыкаюсь на дерево с пригвожденной к нему белкой. Листок бумаги свисает со рта мертвого зверька, и я знаю, что это.

Это послание для меня.

Глубоко вдыхая, протягиваю руку и аккуратно беру бумагу изо рта белки, не разрывая ее. Я выдыхаю, отказываясь плакать, если он смотрит на меня. В животе образуется узел, как только я открываю записку. Только два слова, написанные на бумаге.

«Приходи одна».

— Куда? — я озираюсь вокруг, мое отчаяние повисает в тишине, пытаясь утащить меня. — Скажи мне куда, и я приду!

Никто не отвечает, поэтому я падаю на колени, закрывая лицо руками, и начинаю рыдать. Незримый узел сплетается вокруг моего сердца, сжимает и перекрывает мне доступ воздуха. Тогда как внутри меня образуется смятение, ветер усиливался, отчего мои волосы развеваются у лица. Я оглядываюсь на деревья и, в конце концов, встаю, цепляясь за мельчайшие кусочки надежды. Постоянный стук в моей голове говорит мне, что я иду в правильном направлении, когда боль становится невыносимой. Я успокаиваю свое тело, опираясь рукой на различные стволы деревьев, периодически останавливаясь, чтобы приложиться головой к грубой коре.

Изнуряющая боль вызывает у меня тошноту и слабость, но я борюсь с ней, пока на расстоянии не вижу дом, во многом похожий на дом Деда. Мой взгляд мечется, так как мне приходится бороться с болью. Я смахиваю пот со лба тыльной стороной ладони, а затем зажимаю пальцами переносицу, надеясь, что небольшое давление поможет унять головную боль.

Успокаивающе и глубоко вдохнув, я делаю небольшой шаг в сторону дома.

— Остановись.

Я взвизгиваю, но Трэвис закрывает рукой мой рот, чтобы не создавать шума.

— Тихо.

Я была бы намного спокойнее, если бы он не напугал меня.

Прищурившись, пока подозрение пускает корни в моем животе, я сердито гляжу на него. Возникают разнообразные мысли, ослепляя меня. Все же он не мог быть частью этого. Он просто не мог.

Мое тело начинает трясти, поскольку я понимаю правду.

Глядя в глаза Трэвиса, я вижу незнакомца. Его ложь снова и снова пронзает меня.

— Я искал тебя и нашел Лилу, играющую в воде. Я звал тебя, но когда ты не ответила... — он проводит дрожащей рукой по волосам и громко вздыхает. — Я думал, он похитил тебя, Холли, — он убирает ладонь от моего рта и прижимает мое тело к своему. — Было не трудно выяснить, куда ты пошла. Ты повсюду оставила следы.

Волна воспоминаний поднимается во мне, напоминая о том, кто мы и что между нами было. У меня болят глаза, слезы капают из глаз, пока я всматриваюсь в его лицо.

— Ты видел белку? — мой голос такой слабый, и я не думаю, что он меня слышит.

Он кивает, так что я достаю записку, оставленную для меня, и передаю ему.

— Ты должен уйти, — говорю я после того, как он прочитал.

— Нет.

— Нет? — иду к нему, толкая его в грудь. — Я не хочу, чтобы ты был здесь, Трэвис. Я не хочу тебя, — слова потоком срываются с моих губ, каждое слово предназначено навредить, прорывая его неуверенность.

Он прищуривает глаза, его пульс пульсирует на шее. Я вижу страх, поскольку он распространяется и пускает корни в его сердце, потом он появляется в его глазах.

— У меня есть Деррик. Возвращайся на свой маленький остров. Я хочу Деррика, не тебя.

Глаза Трэвиса темнеют, прежде чем его губы впиваются в мои, раскрывая мою ложь. Пытаюсь оттолкнуть его, но мое тело отвечает вопреки здравому смыслу, и я открываю себя для него, в то время как мои губы ищут его, страстно желая. Мне нужна лишь минута нашей страсти, чтобы увести меня из леса и сарая.

— Ты можешь остаться с Дерриком, но прежде мы закончим. Я обещал тебе помочь вернуть дедушку, и я собираюсь это сделать.

Мои слова причинили боль, которая наложила отпечаток на его лицо, ожесточив его черты, пока он пытается скрыть печаль в своих глазах.

Я оглядываюсь на дом, не желая встречаться глазами. Деда где-то там, и я зря трачу время, пытаясь оттолкнуть Трэвиса.

— Отлично, — я оглядываюсь на него. — Но он должен поверить, что я одна.

Трэвис кивает головой в знак согласия.

— Итак, мы вернемся сегодня вечером.

Я качаю головой на то, как он пытается взять все под контроль, и злюсь от того, что согласилась принять его помощь. — Мы пойдем сейчас, — отхожу от Трэвиса, готовая бежать к дому без него.

— Подумай, Холли, — он хватает меня за руку, не позволяя двигаться. — Если мы вернемся, когда стемнеет, он не сможет увидеть нас.

Я хочу, чтобы он видел меня. Я хочу, чтобы он знал, что я здесь. Но он хочет, чтобы я была одна, так что да, если он не увидит Трэвиса, то это будет хорошо.

— Ладно.

Не встречаясь глазами с Трэвисом, я разворачиваюсь и иду обратно через лес. Я не потрудилась поговорить с ним или придумать план. Моя единственная задумка состоит в том, чтобы вернуться в дом к мужчине из моих кошмаров, таким образом, он позволит Деду уйти. Я не хочу ни о чем больше думать, кроме этого.

Как только мы возвращаемся к ручью, Трэвис зовет Лилу, для того чтобы мы могли вернуться в дом, и если бы эта собака могла бы говорить, то она бы его послала. Этой собаке предназначено быть в воде, и она ненавидит находиться вдали от нее. Вернувшись в дом, Трэвис поливает Лилу из шланга, пока я стою на крыльце дома Деды.

Мои эмоции балансируют на грани уничтожения.

Грузовик Деррика припаркован в нескольких метрах от места, где я стою, поэтому знаю, что он все еще здесь. Я понимаю, что подвергнусь допросу, и не хочу идти внутрь. Он будет задавать слишком много вопросов, и я также не хочу, чтобы он шел со мной.

Приходи одна.

Это то, что говорилось в его записке для меня.

Приходи одна.

Я не могу привести с собой Трэвис и копа.

Трэвис хлопает Лилу, вытирая ее, прежде чем впустить внутрь. Я слежу за ее печальным взглядом, направленным в лес, и знаю, что она уже не пойдет к ручью.

— Позже.

Она виляет хвостом, не зная, что это позже может не наступить для меня.

Деррик выходит из дома, а я собираюсь зайти, оборачиваюсь и вожусь с мокрым полотенцем, оставленным Трэвисом на земле. Вместо того, чтобы направиться к своему грузовику, Деррик следует за мной.

— Как все прошло с Энн? — спрашивает он.

Я пожимаю плечами.

Я ощущаю присутствие Трэвиса, и, как только он оказывается рядом со мной, мое тело инстинктивно прижимается к нему. Он обнимает меня, полностью завладев мной.

— Ой, ты знаешь, она хочет загипнотизировать меня, — говорю я, и Деррик смеется.

Хотя Трэвис не понимает юмора, я рада, что Деррику это удается.

— Думаешь, она заставит тебя кудахтать, как курицу? — спрашивает Деррик.

— Ты имеешь в виду, что у Энн нет чувства юмора? — спрашиваю я, а он ухмыляется. — Крайне маловероятно, — говорю я, передразнивая ее суровый тон.

— Так что, нет идей, помимо превращения тебя в циркового клоуна?

— Нет, — я качаю головой.

Деррик возвращается к своей машине, готовый к отъезду, но оглядывается на меня, прежде чем уехать.

Он раз проводит ладонями по лицу и просит.

— Позвони мне, если тебе что-нибудь понадобится.

— Я позвоню, — отвечаю я.

Одновременно с этим Трэвис говорит ему:

— Она не позвонит.

У меня нет даже мысли наступить Трэвису на ногу или оправдать его, потому что меня это не волнует. Это все не важно, я все равно живу прошлым.