Кесария

Лето 29 года н. э.

Сенатор Публий Вителлий прибыл в Кесарию на торговом судне, облаченный в тогу простого гражданина. Пилат узнал о его пребывании в городе, только увидев бумаги с восковой печатью, на которой был оттиск кольца вельможи. Узнав об этом, наместник сразу отменил все утренние встречи.

В молодости Вителлий был другом Германика, позже — самым доверенным его генералом. После смерти принца — многие считали, что заказчиком тут выступил Тиберий. — Римская империя оказалась на пороге гражданской войны. Вместо того чтобы распалять толпы и собирать легионы под своими знаменами, Вителлий выбрал мирный выход из ситуации, чем избавил Тиберия от обвинений. И одновременно заставил ответить перед судом человека, которого, по мнению многих, Тиберий послал убить принца.

Вскоре после этих событий Вителлий стал преданным союзником Тиберия. За это генерал удостоился великой чести: он поселился на вилле рядом с дворцом императора на острове Капри. Впрочем, несмотря на это, близкими друзьями они так и не стали. Тиберий был слишком хитер и осторожен, чтобы открыться человеку, лучшего друга которого он обрек на смерть. В Риме люди могли вести общие дела ко взаимной выгоде, но при этом никогда не забывали о пролитой крови.

Пилат познакомился с Вителлием, когда командовал эскортом, охранявшим останки Германика на пути из Брундизия в Рим. Путешествие длилось месяц, и за это время мужчины говорили лишь дважды, но этого оказалось достаточно, чтобы Вителлий оценил потенциал молодого офицера. Вернувшись в Рим, он использовал все свое влияние, чтобы Понтий Пилат продвинулся по карьерной лестнице.

Несмотря на протекцию, которую оказал ему в свое время Вителлий, Пилат вовсе не жаждал встречи с сенатором. Мало того, он многое отдал бы, чтобы не видеть этого человека снова.

— А ты неплохо устроился, наместник, — любезно заметил Вителлий, когда оба они оказались в кабинете Пилата, что рядом с большим залом.

Со дня их последней встречи Вителлий сильно постарел. Волосы поседели, и весь он как-то потускнел, но характер этого человека, судя по всему, не изменился. Он был по-прежнему напорист, хитер и опасен.

Пилат никак не мог понять цели приезда Вителлия в Иудею, а потому ответил на первый же вопрос со скромностью лояльного государственного чиновника:

— Я всегда стремился лишь служить Риму, сенатор.

— Это хорошо, наместник, поскольку Риму нужны только преданные слуги.

Обычно за таким замечанием неизбежно следовал приказ пожертвовать жизнью, и Пилат ощутил, как по спине пробежал холодок.

— Делаю все, что в моих силах. Впрочем, вряд ли стоит напоминать вам, что я командую лишь половиной римского легиона. Сирийская кавалерия, как и большинство наемников, сохраняет преданность лишь при свете дня.

— Армия вам не понадобится. Разве что умение хранить тайну.

— Сенатор знает, что мне можно довериться.

— Скажи мне, Пилат, ты когда-нибудь слышал о еврее Иешуа? Вроде бы он из Назарета.

Пилат тотчас расслабился.

— Да, но не сталкивался лично. Он будоражит народ в горной Галилее, а не в Иудее. Антипа терпит его лишь потому, что боится всех блаженных. А в чем дело?

— Он стал угрозой миру.

— Только не миру в моих провинциях.

Но Вителлий с ним не согласился.

— Многие считают, что этот человек собирается провозгласить себя еврейским Мессией.

Пилат позволил себе улыбнуться.

— Ну и пусть! Он просто нищий. Бродит по Галилее без денег, без оружия, даже армию не пытается создать! Насколько мне известно, за ним следуют такие же нищие, больные и целая толпа женщин. Когда он объявит себя царем Иудейским, я, конечно, им займусь, если Антипа не справится. А до той поры…

— Человек по имени Иуда Искариот стал одним из его последователей, наместник.

— Не знаю такого.

— Разве? А у меня создалось впечатление, что ты имел с ним дело. «Самый опасный человек в Иудее». Кажется, так ты назвал его в одном из первых своих докладов в Рим.

— A-а, этот Иуда! Да, конечно, я его знаю и продолжаю придерживаться того же мнения. Он крайне опасен. Но… позвольте спросить, ваши источники совершенно уверены, что назаретянин не находится на службе у Иуды?

— Друзья в Галилее сообщают нам, что этот назаретянин не так прост, как кажется.

— Пусть так. Но Иуда не произвел на меня впечатления человека, который может стать чьим-то последователем.

— Возможно, кто-то его вдохновляет.

— Если это действительно так…

— У нас есть сведения, что Иешуа оживил умершую. Молодую девушку, которая, кстати, является дочерью раввина синагоги в Капернауме.

Пилат улыбнулся, покачал головой.

— На Востоке, сенатор, такие способности часто приписываются разным магам, волшебникам или людям, которые вообразили себя святыми. Не стоит придавать этому большое значение.

— Нет, это не просто слухи. Жена Антипы — очень разумная, как мне показалось, женщина — говорила с отцом этой девушки. Он отказывался говорить правду, но затем все же признался, под пытками. По другой информации, Иешуа встретил и накормил толпу из пяти тысяч человек несколькими хлебами и рыбами. Скорее всего, это абсурд, но если человек ни в чем не повинен и никому не нужен, как получилось, что в пустыне его встречают пятитысячные толпы?

— Понимаю! Немедленно займусь выяснением всех подробностей.

— В этом нет необходимости. В целом план действий уже определен. Нужно заставить Антипу арестовать этого человека, причем как можно быстрее, и доставить его в Иерусалим. Когда он окажется здесь, ты должен отдать приказ казнить его. Чтобы отбить у других всякую охоту называться Мессиями!

Пилат был не в восторге от этой идеи.

— Немедленно свяжусь с Антипой.

— Значит, мы поняли друг друга. И еще одно: последователей Иешуа трогать не надо.

— Мне кажется, это ошибка, сенатор. — Вителлий удивленно заморгал. — Я хотел сказать, оставлять Иуду на свободе. Будет куда как лучше, если мы казним вместе с Иешуа Иуду. Я знаю, что он собой представляет! Вы же не хотите, чтобы он затеял беспорядки, особенно в Иерусалиме.

— Я вижу, твое положение вселило в тебя уверенность.

— Благодарю, сенатор.

Вителлий помрачнел.

— Я здесь не для того, чтобы делать тебе комплименты. Приказы ты получил. Действуй.

Вителлий покинул дворец, и Пилат погрузился в невеселые размышления. Тиберий вообразил, будто это так просто, устроить для острастки публичную казнь. Но он не видел, как десять тысяч человек покорно подставили шеи мечам римлян, а все потому, что этот пример им подал Иуда! Да император понятия не имеет, как вспыльчивы и фанатичны евреи и как они безразличны к собственной жизни, стоит их только завести.

Пилат вызвал Корнелия и объяснил ему задачу.

— Разрешите откровенно, наместник?

— Говори.

— Думаю, что Иродиада нашла дрова, чтобы разжечь огромный пожар.

— Выражайся яснее.

— Война в Иудее только на руку Сеяну и дворцу Ирода. Мне кажется, Иродиада наконец поняла, как ее развязать.

— Через Иешуа?

— Да, господин. А нас тут не так много, чтобы противостоять толпам, которые Иуда поведет после того, как мы распнем еврейского Мессию. Ваша гибель станет предлогом для того, чтобы Сеян мог направить войска на усмирение Иерусалима. Когда он отомстит за вашу смерть и разрушит Иерусалим — а он об этом всегда мечтал, — Тиберий уже не сможет ему противостоять. Сеян возглавит армию, завоюет любовь народа, и тогда императору придется признать поражение.

— Но приказы исходят от Тиберия!

— Вы уверены, наместник?

Пилат вздохнул.

— Нет. Но если я попробую связаться с Тиберием и узнать правду, Сеяну сразу станет это известно.

— Тогда придется выполнять приказ… И готовиться к худшему.

— Думаю, ты прав.

Кесария

Осень — зима 29/30 года н. э.

Несмотря на просьбу Пилата арестовать Иешуа, Антипа делать этого не спешил, и святой человек продолжал свободно проповедовать в Галилее. Наместник осведомился о причинах задержки и узнал, что Иешуа выработал своеобразную тактику — говорил с людьми несколько часов, а затем быстро уходил, всегда на шаг опережая соглядатаев Антипы. «Это все равно что гоняться за ветром», как образно выразился посланник тетрарха через несколько месяцев после того, как Пилат обратился к Антипе за помощью.

Позже, оказавшись наедине с наместником, Корнелий просил разрешения высказаться. Пилат понимал, какое недовольство у Рима может вызвать эта отсрочка, и с надеждой смотрел на своего верного слугу. Разумеется, пусть говорит!

— Если человек хочет поймать ветер, наместник, глупо гоняться за ним, как это делает Антипа. Надо поставить парус и ждать.

— Иными словами, предвидеть, куда он подует? Это невозможно! Наши патрули ловят воров, которые раскинули свои шатры в пустыне, но этот человек сегодня ночует в одном месте, а завтра — в другом. У него нет лагеря, нет шатра, нет дома. Нельзя предвидеть, где он окажется в тот или иной день! Я уверен в этом. Он избегает Тивериады, Кесарии и Иерусалима.

— Насчет Иешуа не знаю, но Иуда далеко не глуп. Он знает, что Антипа гоняется за назаретянином, и должен понимать — время на исходе. Если он останется в пустыне надолго, ему конец. Но в Иерусалиме, на Песах, целая армия сторонников будет ждать своего царя.

Иерусалим

Песах 30 года н. э.

Узнав, что Пилат вместе со своим двором находится в Иерусалиме, Никодем пригласил наместника к себе в имение. Пилат прибыл в полдень с необычно большим эскортом и провел долгий и приятный день в роскошных банях друга. Вечером его ждал столь же богатый пир.

Утром Никодем и сын повезли Пилата в пустыню, чтобы полюбоваться чудом — недавно построенным акведуком. Место преобразилось до неузнаваемости, с чем Пилат и поздравил своего друга.

— Да ты настоящий провидец, Никодем! — воскликнул он.

— Напротив, друг мой, не я, а ты. Именно ты способствовал дальнейшему процветанию всей Иудеи!

— Боюсь, Иудея предпочитает смерть процветанию.

— Я не совсем понимаю…

— Много идет разговоров о каком-то иудейском царе, долгожданном Мессии. Скажи, Никодем, неужели люди и впрямь столь наивны, что считают, будто можно уничтожить власть римлян, доверившись человеку, который якобы творит чудеса?

— Есть люди, способные взбудоражить целые толпы, но они по большей части бесправны. Они находят свою аудиторию в деревнях, где жители ходят в лохмотьях и весь день работают за кусок хлеба, такой, что я бы и собаке побрезговал бросить. В городах у них нет благодарных слушателей.

Несколько лет назад я видел человека, который очень неплохо управлял городскими толпами.

— Подобные люди встречаются редко. И крайне опасны для мира и спокойствия.

— Возможно, ты его знаешь. Иуда Искариот.

Глаза Никодема сверкнули.

— Знаю. Он сын очень богатого купца. Связался с какими-то радикальными элементами, и, насколько я помню, отец лишил его за это наследства.

В беседу вмешался сын Никодема:

— Иуда — ученик раввина, о котором я тебе рассказывал, отец. Помнишь?

— Того, который якобы презирает деньги? — со смехом воскликнул Никодем. — Расскажи Пилату, о чем вы с ним говорили.

— Я путешествовал по делам и слышал, как говорит этот человек. И чем дольше слушал, тем больше нравились мне его слова. Он вовсе не из тех, кто хочет избавиться от опеки Рима. Нет, вместо этого он говорил о Царстве Божьем. Я потом к нему подошел: думал, что такому человеку стоит помочь, но когда спросил, что смогу для него сделать, он ответил, что я должен распродать все нажитое и раздать деньги бедным, а потом уйти с ним в пустыню.

— Можете себе представить? — откликнулся Никодем-старший.

Пилат не ответил, лишь как-то странно глядел на молодого человека. А тот добавил вполне серьезно:

— И знаете, я едва не пошел за ним.

— Почему? — спросил Пилат.

Им вдруг овладело любопытство.

Молодой человек улыбнулся — загадочно и счастливо одновременно.

— Наверное, потому что сам никогда не решился бы поступить именно так.

— Он хочет разрушить Рим, — сказал Никодем. — Все они одинаковые, эти бунтовщики!

— Мы с отцом все время спорим об этом раввине.

— А все потому, что мой сын был еще младенцем, когда Иуда из Галилеи захватил храм. Он не помнит те времена и что тогда произошло.

— Я слышал разные истории, отец.

— Истории — это одно. А кровопролитие — совсем другое. Было время, когда я уже стал думать, что Иерусалим превратится в новый Карфаген — все люди перебиты, город разрушен, земля разорена.

— Он говорил о Боге, а не о восстании!

— А как разыскать этого человека? — спросил Пилат. Никодем с сыном удивленно взглянули на него. — Если он действительно такой великий врачеватель, — добавил Пилат, — я бы мог воспользоваться его услугами.

— Его очень трудно найти, — уклончиво ответил молодой человек.

— Ты мог бы сообщить мне, если он вдруг появится в Иерусалиме?

Молодой человек слегка склонил голову, делая вид, что это ему безразлично.

— Вы знаете, мы всегда готовы помочь, чем можем.

Оставшись наедине с Никодемом, Пилат поведал ему всю правду. Тот слушал внимательно и молча, прежде чем высказать свое мнение.

— Думаю, твой центурион прав. Сеян хочет войны. Он знает, ты исполнишь свой долг до конца, просто потому что обязан. Он надеется, что Иуда пойдет навстречу. И совершить такое ему вполне по силам. В Иерусалиме у него до сих пор много друзей.

— Я не могу не исполнить приказа.

А если я займусь Иудой? Ведь остальные, те, кто следует за Иешуа, люди самые простые. Без своего проповедника и особенно Иуды им просто не по силам поднять восстание против римских гарнизонов.

Мои приказы носят весьма специфический характер, Никодем. Всех последователей Иешуа надо оставить в покое. Если вдруг Иуда погибнет, Сеян знает, на кого можно возложить вину. Если я убью Иуду, мне придется перерезать себе вены.

Никодем задумался, потом заметил:

— Тогда исполняй приказы. Следуй им… до последней буквы.

Выбор наместника был невелик: он мог погибнуть от рук взбунтовавшихся евреев, а в случае потери гарнизона ему ничего не оставалось, кроме как покончить с собой. Но теперь во взгляде прокуратора засветилась надежда.

— Есть идеи?

— Давай назовем это шансом. Для нас обоих и для наших семей. И для Иерусалима тоже.

В шаббат с заходом солнца люди начали покидать город. К рассвету свыше пятидесяти тысяч человек выстроились вдоль дороги, ведущей к Сузским, или Царским, воротам. Ровно в полдень их Мессия оказался в самом центре толпы. Люди расступались, бросали на дорогу перед ним пальмовые ветви. Он торжественно въехал в город верхом на осле.

— Ветер пришел, — заметил Корнелий, наблюдая за происходящим с зубчатой крепостной стены.

Пилат мрачно кивнул, не отрывая взгляда от зрелища.

— Вот только бы этот ветер не оказался ураганом, который может сорвать наш парус, — ответил он.

— Тогда умрем с честью, как и подобает римлянам, наместник.

— Честь — это прекрасно, центурион. Но я все равно предпочитаю жизнь.

Рабы Никодема наблюдали за Иудой Искариотом, укрывшись возле дома его родителей. Он появился на второй день, с наступлением темноты, и вошел через боковую калитку. Примерно час спустя вышел на улицу. Рабы продолжали слежку. Вскоре, приблизившись к Иуде, они передали ему свиток, скрепленный восковой печатью с инициалами Никодема. Увидев, от кого послание, Иуда сразу вскрыл его и прочитал при свете факелов, которые услужливо держали невольники.

Царство Божье близко, друг мой.

Никодем

Иуда вопросительно взглянул на рабов. Один из них пояснил:

— Мой хозяин желает переговорить с вами сегодня вечером, если это возможно.

Иуда последовал за ними и предстал перед Никодемом-старшим.

— Твоего господина ищут римляне, Иуда, — вместо приветствия объявил ему Никодем. — И у него осталось совсем мало времени.

— Антипа безуспешно гонялся за ним почти весь прошлый год.

— Антипа старый лис, и зубы у него давно сгнили оттого, что он жует падаль. А Пилат — совсем другой. Он найдет его… рано или поздно.

— Может, это мы первыми доберемся до Пилата.

— Для этого вам нужна армия. Стыд и позор, что твой царь до сих пор ею не обзавелся.

Иуда гневно сверкнул глазами, но промолчал.

— Евреи как никогда прежде готовы к борьбе, да и время самое подходящее. Им нужно лишь вдохновение и командир, который поведет их за собой.

— Рим был всегда добр к тебе, Никодем, — заметил Иуда.

Намек был ясен. Никодем понял, что гость ему не доверяет.

— Я сполна плачу за эту доброту, — ответил он. — И уже устал от этого. Алчности их нет предела. И я скорее стану оплачивать услуги армии, способной победить их, чем дам Пилату хотя бы еще один сестерций по доброй воле.

Иуда улыбнулся.

— Разве армии у нас выставлены на продажу?

— Ирода Антипу легко подкупить.

— От него нам ничего не нужно!

— Он ничего и не продает. Стоит вам напасть на римский гарнизон, как наместник в Сирии вышлет на помощь целых три легиона, они двинутся на Иерусалим с юга. Ну и, разумеется, римляне получат поддержку трех вспомогательных эскадронов сирийской кавалерии, итого тридцать тысяч человек. Вдобавок Пилат, перед тем как двинуться на Иерусалим, попросит Антипу задействовать его армию. Если Антипа будет медлить, римлянам придется подождать. Вот тогда вы и можете ударить.

— Вы говорили с Антипой?

— Мое золото скажет за меня все, что нужно. Но на мечтателей и фанатиков тратить я его не собираюсь. Я хочу видеть человека, способного поднять Иудею на римлян, прежде чем тратить свои деньги на восстание.

— Сейчас этот человек среди нас!

Хозяин покачал головой.

— Не раз доводилось мне видеть людей, похожих на твоего господина. Вроде бы владеют всеми талантами, какими наделил их Господь, а в критический момент колеблются. Целые нации поднимались и гибли из-за такой нерешительности. И кто знает, чего не хватает им в такую минуту? Уж определенно не храбрости. Возможно, они думают, что со временем возможностей станет больше. Не знаю. Мне ясно одно: народ Израиля не возродится снова, если не прольется кровь и римлян, и евреев. Пусть Пилат получит твоего господина. Пусть распнет его на римском кресте, как намеревается. Пусть сделает это на глазах всех евреев в день Песаха!

— Вы это серьезно?

— Ты сам видел, как принимает его народ Иерусалима. Видел надежду на их лицах. Скажи! Разве не больно будет этим людям потерять такого человека?

— Да они взорвутся от ярости, — пробормотал Иуда. — Так всегда бывает, когда люди видят, как римляне нас унижают!

Никодем мрачно кивнул в знак согласия, его темные глаза встретились с глазами молодого человека.

— Есть люди, Иуда, рожденные для того, чтобы вести нас и вдохновлять. Неужели ты станешь колебаться, увидев, как народ возмущен гибелью твоего учителя? Ты забыл о Моисее? Он повесил на крест змею и выставил его перед своей армией. Таким же символом будет смерть твоего наставника. Настало время исполнить свое предназначение, Иуда! Царство Божье уже близко. Отдай Пилату Иешуа, и Пилат взамен отдаст тебе Иерусалим!

Я не могу отдать Пилату Иешуа, а потом повести его армию в бой!

— Почему нет? То, что происходит под покровом тьмы, во тьме и останется. Никто ничего не узнает. Кроме того, ты поведешь в бой вовсе не его армию. А когда ты будешь царем Израиля, все забудут имя Иешуа. Люди назовут Иуду Искариота Мессией, истинным пророком. И будут правы!

Иуде явно понравилась мысль о том, что он может стать Мессией, глаза его возбужденно засверкали.

— Вы можете подкупить Антипу? Чтобы не вмешивался?

— О, это просто. Он уже прибыл в Иерусалим.

Лицо молодого человека омрачилось тенью сомнения.

Рим этого не потерпит. Если даже мы и одержим верх над легионами из Сирии, они пришлют новые.

Учись на ошибках прошлого — только тогда можно удержать завоеванное. Истребив силы Пилата и поборов сирийские легионы, ты или будешь ждать, когда тебя раздавят, или выступишь в поход на Египет. Египтяне оценят твое мужество и тоже поднимутся против римлян. Когда это случится, ты сможешь заключить с ними союз и завершить начатое дело. Впоследствии можно и парфян переманить на свою сторону. Они заклятые враги Рима и тотчас ухватятся за возможность, которую ты им предоставишь. Объединенная армия под твоим командованием пройдет через Африку и разобьет римские легионы прежде, чем Тиберий пробудится от дневного сна.

Да, на словах все, конечно, легко и красиво.

— Никогда не бывает легко жертвовать теми, кого мы любим, сколь ни велика необходимость. Это всегда тяжело. Но возможно, Рим правит нами лишь потому, что мы ему позволяем; империя падет, когда мы откажемся покоряться ей. Момент настал, нужен только человек, который найдет мужество ухватиться за эту возможность и наделенный даром убеждения, чтобы за ним могли следовать другие. Если я вижу перед собой, или придется ждать, когда сменится еще одно поколение?

С минуту Иуда молчал, затем ответил:

— Говорите, что я должен делать.

— Оставаться в Иерусалиме небезопасно, госпожа. Прокула недоуменно смотрела на центуриона Корнелия.

Час был поздний. Она уже удалилась на свою половину и читала при свечах о Песахе, когда в дверном проеме вырос великан Корнелий.

— О чем ты?

— Этой ночью Пилат арестует еврейского Мессию. К утру об этом узнает весь город. Когда это случится, они, возможно, нападут на дворец. Я не смогу защитить вас, если это произойдет, поэтому организовал вам побег. Пожалуйста, оденьтесь в дорогу и следуйте за мной.

— Это Пилат тебя послал?

— Он и сам бы пришел, но сегодня вечером решается слишком многое.

— Отвечай на вопрос! Ты здесь по приказу Пилата?

— Нет.

— Он бы так никогда не поступил. Я римлянка, как и ты, и Пилат, и все, кто оказался в этом проклятом дворце. Я не стану убегать от судьбы, которая ждет остальных.

Большое круглое лицо центуриона налилось краской.

— Вам не понравится здесь завтра, госпожа. Вы не видели, что делают солдаты с женщинами после битвы.

— Что такого сделал Пилат? Почему навлек на нас такие испытания?

— Ваш муж только исполняет приказы императора.

— И они касаются еврейского Мессии?

— Я и так сказал больше, чем должен.

Предчувствие надвигающейся беды проникло в сны Прокулы. И сон этот она сочла ниспосланным ей свыше.

Он был прост и страшен: распинали человека, как это много раз случалось и раньше. Но на этот раз все было по-другому. Наблюдающие за казнью стояли не на расстоянии, как это положено. Они подошли к самому основанию креста, ловили капающую сверху кровь и размазывали ее по своим лицам, а затем по лбам и головам тех, кто оказался в стороне и не мог дотянуться.

Прокула вздрогнула и проснулась. А потом прошептала в ночь:

— Он ритуальная жертва для заклания!

Она спрыгнула с кровати, разбудила спящую на полу рабыню и сказала, что ей нужно срочно поговорить с трибуном стражи. Девушка опрометью выбежала из спальни и вернулась через несколько минут с офицером и эскортом солдат.

— Я должна поговорить с Пилатом, — сказала Прокула, торопливо накидывая плащ поверх ночного одеяния.

— Наместник занят, госпожа.

— Но сейчас ночь!

— Скоро наступит рассвет, госпожа, но у него срочные дела.

— Отведите меня к нему!

— Это невозможно. Наместник в большом зале. Нас он не вызывал и никому не позволит войти, в том числе и женщине.

— Тогда отведите меня к Корнелию.

— Но, госпожа, у меня нет права…

— Я не об одолжении прошу, трибун. Я вам приказываю!

— Центурион рядом с вашим мужем.

Тогда отведите меня к залу и передайте центуриону, что я хочу поговорить с ним, срочно. Пусть Корнелий сам решает, сможет ли выйти ко мне.

Молодой трибун колебался секунду-другую, затем молча кивнул. Прокула последовала за ним.

Огромный дворец Ирода был украшен большими бессмысленными фресками с изображением растительности и каких-то нереальных пейзажей, где не нашлось места образам людей и животных. Одно просторное помещение переходило в другое, соединяясь высокими арками и длинными коридорами. Они шли минут десять, прежде чем приблизились к большому залу: невиданные архитектурные масштабы дворца призваны были внушать благоговейный трепет.

Прокула ждала несколько минут, затем двери отворились — появился Корнелий.

— Что случилось, госпожа?

— Пилат не должен казнить еврейского Мессию!

— У него нет другого выхода.

— Но этот человек ни в чем не повинен!

— Для римского наместника это значения не имеет. Таковы политические…

— Ты не понимаешь! Мне приснился сон. Я видела, я поняла, что случится! Этот человек — жертва для заклания на Песах.

Корнелий лишь покачал головой.

— Сновидения далеко не всегда…

— Его кровь отметит тех, кого пощадит ангел смерти! Как в Египте перед тем, как Моисей повел своих людей к свободе: пройти смогли только те, кто помечен его кровью. А остальные… Мы погибнем! Все до единого, весь род человеческий, весь мир! Если Пилат убьет этого человека, Рим падет!

— Я расскажу ему о вашем сне, госпожа, но это ничего не изменит.

Корнелий удалился, а трибун, сопровождавший Прокулу, сказал ей:

— В данном случае наместник ничего не решает. Евреи сами того требуют.

— Требуют чего?

— Требуют, чтобы самозванца приговорили к смерти. И ваш муж пытается воспротивиться им. Он говорит, что человек этот невиновен, но они угрожают гневом самого императора, если он этого не сделает.

— Евреи грозят именем Цезаря?

— Ваш супруг уже отправил Иешуа к Ироду Антипе, чтобы тот сам решал. Но Антипа и слышать ничего не хочет.

Второй трибун, слушавший их разговор, добавил:

— А мне говорили, будто бы прокуратор отказывается казнить этого человека. И собирается представить его перед евреями, чтобы они сами решили, что с ним делать. Священники просто в бешенстве, но ваш муж непреклонен. Он пощадит приговоренного, если сможет.

Прокула не стала отвечать. Ей не верилось, что Пилат защищает этого еврея. По опыту своему она знала: мужчины очень не любят менять своих решений. Если Пилат поссорился со священниками из-за одного еврея, значит, причины на то у него были самые веские. И поступил он так не из чувства доброты и справедливости. Пилату не свойственны эти добродетели. Он задумал что-то дурное. Но что именно — Прокула не догадывалась.

Теофан начал рисовать при первых лучах восходящего солнца. Хозяин заказал потрет царя иудеев, а не какого-то там преступника, и художник старался выполнить именно эту задачу. Мужчине было лет тридцать пять — тридцать шесть, не исключено, что на год или два меньше. Лицо темное от постоянного пребывания под лучами солнца в пустыне. Он уже начал лысеть, а волосы на висках серебрились сединой. Теофан старался изобразить его именно таким, каким он был до ареста, — человеком, который не прочь хорошо поесть и выпить. Человеком, всегда готовым посмеяться, хотя бы для поддержания духа, а вовсе не одним из тех худых, мрачных и аскетичных фанатиков, что, кажется, ненавидят саму жизнь, которую подарил им Господь.

Художник работал очень быстро, но не потому, что Пилат торопил его; этого требовала сама техника письма. Стоило нанести горячую восковую краску на покрытую слоем гипса доску, как она начинала остывать, и накладывать каждый следующий мазок становилось все труднее. Нет, конечно, выбери он темперу, писать было бы гораздо легче. Темпера — материал куда более удобный, зато от воска эффект получался просто непревзойденный, если, конечно, работать правильно. Шелковистая поверхность так и дышала жизнью, отлично сохраняя цвет и живой блеск. А потому Теофан уже давно решил про себя — пусть темперой пользуются менее умелые художники. Сам он писал только восковыми красками.

Но вот он закончил портрет, и подошел Пилат, чтобы высказать свои неизбежные замечания. Он всегда был чем-то недоволен.

— Скажи, Теофан, как думаешь, те, кто знали его при жизни, узнали бы на этом портрете?

На площади перед храмом Пилат представил толпе четверых мужчин. И объявил во всеуслышание, что каждый из них приговорен к смерти, но по случаю празднования Песаха он может пощадить одного. Пусть народ выберет сам.

Толпа была невелика и вела себя тихо. Многие выжидали на боковых улицах, да и евреев среди них оказалось мало: многие помнили недавнее кровопролитие на этой площади. Люди едва обратили внимание на осужденных и вместо этого оглядывались на сирийскую кавалерию, выстроившуюся в боевом порядке по периметру площади. Картину довершали три центурии римских пехотинцев в полном боевом снаряжении. Корнелий стоял прямо за преступниками с поднятым мечом. Каждого приветствовали дикими криками, за исключением человека по имени Иешуа. В его пользу не было отдано ни одного голоса.

— Разве он не царь Иудейский? — воскликнул Пилат. — Никто не хочет постоять за своего царя? Ни один из вас?

Люди молчали. Они вообще едва осмеливались дышать. Пилат слышал лишь цоканье копыт по булыжным камням площади.

— Неужели этот человек должен умереть? Тот, перед кем вы преклонялись, которого называли своим Мессией всего несколько дней назад?

Тут закричали священники, и толпа быстро и дружно подхватила их призыв.

— Распни его! — воскликнул один, затем другой, и вскоре вся площадь ревела в унисон: — Распни его! Распни его! Распни!

Пилат дал знак Корнелию, чтобы тот успокоил людей. Наместник подошел к одному из офицеров — тот шагнул вперед и протянул ему большую чашу.

— Этот человек невиновен, — громко и торжественно объявил Пилат. — Если евреи хотят, чтобы он умер, да будет так. Но я умываю руки.

Грянул гром — с такой силой, точно сошлись в сражении две большие армии, и в сердце Пилата вдруг вселился животный страх. Он вышел на террасу, поднял голову, увидел ясное синее небо и так и замер в недоумении. Откуда взялся этот звук?

Ответ пришел через полчаса, когда на город налетела гроза. Буря с ревущим ветром и ливнем. Земля ходила ходуном от раскатов грома, с потолка в большом зале отлетала керамическая плитка. Опасаясь за свою жизнь, Пилат выбежал из здания. Бушевал неслыханной силы ветер, трещали деревья, в воздухе носились какие-то обломки, мусор, сорванные листья. Еврейского храма не было видно — дождь стоял стеной, и на секунду Пилат подумал, что бог пустыни наконец очнулся от долгого сна.

Прокула нашла мужа у портика, который тоже заливало дождем. Выл и ревел ветер. Площадь опустела, гроза прогнала всех — и простолюдинов, и римскую стражу. Они стояли одни перед дворцом. Рядом остались лишь рабы.

— Ты казнил невиновного! — прокричала Прокула. — Это кара! — Она указала на черные грозовые тучи, бегущие над городом.

— Я не убивал его, это сделали евреи!

— Так и скажешь Риму?

— У меня не было выбора. Евреи сами решили так. Я ведь должен поддерживать здесь мир и порядок!

— Евреи решили? Но кто здесь управляет евреями, Пилат? И от чьей руки пал этот человек? Разве не от руки римлян?

— Я пытался спасти его, но они не захотели!

— Кого-нибудь другого корми этой ложью! Только не того, кто слишком хорошо тебя знает!

— Берегись, женщина, или…

— Или что? Евреи и меня потребуют убить?

Сын Никодема навестил Пилата в сопровождении другого богача. Они просили разрешения забрать тело казненного раввина. Согласно римской традиции тела распятых преступников оставались на кресте до тех пор, пока не разлагались полностью и птицы не объедали плоть до костей. Пилат легко мог отказать просителям, сославшись на закон, но его тронуло поведение Никодема-младшего, к тому же, с учетом политической обстановки, он хотел сохранить с этой семьей хорошие отношения. Он бросил вызов еврейскому народу и победил, умело переложив на него вину за случившееся. Но хвастаться своей победой перед этими гостями ему было не к лицу.

Куда лучше, подумал он, покончить со всем этим быстро и тихо. Евреи не выступят против него, по крайней мере, до завтрашнего вечера, конца шаббата. Потом они могут объединиться, но должен найтись лидер, чтобы разбудить в них ненависть и жажду отмщения, ведь Иуда теперь дискредитирован. Пилату не хотелось давать им лишнего повода проявлять гнев. Он вызвал Корнелия и отдал приказ снять всех троих казненных с крестов до захода солнца.

— Двух воров бросить в канавы на съедение крысам, а тело третьего отдать этим людям.

Прежде чем уйти, Никодем попросил Пилата уделить ему еще минуту, желая переговорить наедине. Пилат согласился из уважения к отцу молодого человека.

— Я благодарен вам за то, что вы сделали сегодня, — сказал Никодем. — И понимаю, что с политической точки зрения вам было бы легче уступить священнослужителям.

— Иногда нелегко решиться на правильный поступок, — ответил Пилат.

— Верно! И это главное. Именно так говорил учитель! Не победы и поражения делают нас личностью, а наши намерения. То, что несем мы в сердце своем, это и есть самое важное! Важнее любого поступка.

Что можно было ответить этому наивному молодому человеку? Пилат промолчал, сделав вид, что погружен в мудрые размышления.

После захода солнца, с началом шаббата, появился и Никодем-старший. Пилат ужинал в одиночестве: Прокула отказалась присоединиться к нему. Не закончив трапезы, он вышел к другу.

— Священники вызвали к себе Иуду и заплатили ему за то, что он предал Иешуа.

— И он взял деньги?

— Нет. Швырнул им монеты в лицо и выбежал на улицу.

Пилат улыбнулся.

Уже поползли слухи, что Иуда продал своего учителя за тридцать сребреников. Он проиграл и понимает это.

— А остальные?

— Стоит несколько дней держать войска у них на глазах, и никто никогда больше о них не услышит.

— Так восстания не будет?

— А кто их поведет? И против кого? Евреи сами убили своего Мессию. Евреи, а не Рим. Я слышал твои слова.

Озеро Люцерн

12 октября 2006 года

Ровно в три тридцать Кейт постучала в дверь ангара, где Мэллой провел ночь, и вручила ему термос с горячим черным кофе, приготовленным на костре. А потом указала на лес, раскинувшийся за небольшим летным полем, и сказала:

— У нас есть бекон, сосиски и яйца. Так что приходите, когда соберетесь. — С этими словами она передала ему очки ночного видения. — Ориентироваться лучше по запаху.

Он присоединился к ним минут через пятнадцать. Итан соорудил яичницу из трех яиц, положил на кусок бекона, подал Мэллою.

— Настоящий теннессийский завтрак!

— Он ошибается. Я постоянно твержу, что это настоящий английский завтрак!

Мэллой с сомнением смотрел на кусок свинины. Ради Гвен он стал придерживаться в еде еврейской традиции, хотя веру ее не разделял.

— Ну не знаю, — пробормотал он и переложил кусок бекона с тарелки обратно на сковороду. — Еще рано, нет аппетита. Думаю, яиц будет вполне достаточно.

— Когда последний раз прыгали? — спросил Итан.

— Прыгал?

— С парашютом.

Мэллой удивленно смотрел на них; лица молодых людей освещали блики огня.

— Куда мы собираемся прыгать?

— Хотим нанести визит сэру Джулиану, — ответила Кейт. — Доехать на машине до главных ворот имения вряд ли получится.

— Последний прыжок я совершил четверть века назад.

— Наверное, тренировались на круглых парашютах?

Мэллой кивнул, отпил глоток кофе.

— Застал остатки старой школы.

Он до сих пор помнил, каким жестким получилось приземление. Малоприятное ощущение. При одной мысли об этом заныли колени.

— А с прямоугольным куполом пробовали?

— Ни разу. Это занятие для ненормальных. А я свои ресурсы уже исчерпал.

— Но все же, — сказала Кейт, — новый парашют вам понравится. Беспокоиться совершенно не о чем. Помните эти старые высокие ботинки для парашютистов? Они давно вышли из моды. Теперь люди прыгают в теннисных туфлях. Даже новички приземляются с улыбкой. И управлять куполом гораздо легче. В такое утро, как сейчас, когда нет ветра, на верхушку дерева можно опуститься, только если вы этого хотите.

Обычно, когда разговор начинается с хорошей новости, есть и плохая.

— Возникнет небольшая проблема, если вы выйдете из зоны посадки, — ответил Бранд.

— Небольшая?

— Расстояние между склоном горы и вращающимися лопастями вертолета Корбо будет двадцать — тридцать ярдов. Вообще-то места хватит, чтобы…

— Пожалуй, все же маловато.

— Да нет, вполне достаточно, но надо действовать осторожно. Стоит пролететь слишком низко и врежешься в склон. А если взять выше, вас могут затянуть лопасти. В остальном, — улыбнулся Итан, — никаких проблем.

— Ешьте яичницу, — рассмеялась Кейт, — и не думайте о прыжке. Волноваться не о чем. Главное, чтобы нас не подстрелили, прежде чем мы сядем.

Порядок в лагере они навели быстро. Покончив с этим, Кейт достала из фургона три парашюта.

— Укладывали мы их не сами, — заметила она, — так что придется переделать. В перчатках.

Мэллоя удивила компактность новых парашютов. Каждый находился в контейнере размером не больше среднего рюкзака. Во всем остальном они ничуть не походили на старые модели, за исключением одного — сложить их было так же трудно. В куполе все время оставался воздух, требовались терпение и методичность. Мэллой в полпятого утра не мог похвастаться ни тем ни другим.

— А где же кольцо? — спросил он.

— Его здесь нет. Эта кнопка освобождает вытяжной парашют. Он, в свою очередь, вытягивает основной купол.

— И часто вы им пользовались? — осведомился Мэллой.

— Кейт тренировалась с группой. Впрочем, не слишком долго. Я присоединялся к ним по уик-эндам.

Ровно в пять появился пилот, начал готовить к полету «Сессну С-182», которая находилась в ангаре, где ночевал Мэллой. Тем временем Кейт проверила оружие и снаряжение, которые они с Итаном собрали накануне в Цюрихе с помощью друзей, обладающих хорошими связями. Даже по меркам Мэллоя арсенал получился впечатляющий. Три бронежилета фирмы «Вайпер» с дополнительными щитками по бокам и в области паха, шлемы, четыре АКС-74 — модель «Калашникова», предназначенная для воздушного десанта, со складным металлическим прикладом, и целых шесть пистолетов-пулеметов «штейр». Из них Кейт отобрала себе четыре: по одному — на каждое бедро, два — на поясе, разместив их рукоятками крест-накрест. К каждому пистолету-пулемету прилагались две запасные обоймы с патронами 9 миллиметров. Имелось у них и с полдюжины гранат МКЗА2, три гарнитуры с наушниками для связи, три пары наручников: одна для пилота, вторая для Корбо, третья — на всякий случай. Каждый получил несколько мотков троса. Вдобавок к четырем пистолетам-пулеметам девушка взяла «кольт» 45-го калибра в кобуре, состоящий на вооружении морской пехоты. Его она заткнула за пояс сзади, а через плечо перекинула автомат Калашникова. Бранд вооружился двумя автоматами и двумя «штейрами», которые разместил в кобурах у бедер. К сумке с парашютом он приторочил моток альпинистской веревки, а на ремне закрепил ледоруб. Кроме того, у Кейт с Итаном было по боевому ножу в правом ботинке. Экипировку довершили перчатки и плотно облегающий голову капюшон.

Отдав Мэллою его оружие и один из автоматов Калашникова, Кейт сказала:

— Я — Девочка, Итан — Мальчик, а вы — Мужчина. Никаких имен, лиц не показывать, отпечатков пальцев и крови лучше не оставлять. Оружие и стреляные гильзы бросать можно, все снаряжение числится краденым. А как насчет вашего? — спросила она Мэллоя.

— Чистое, — ответил тот, стирая отпечатки пальцев со своего оружия.

— Ваша задача — обеспечить безопасность вертолета, причем желательно сохранить пилота в живых. Затем удерживайте позицию. Используйте свой МАК-десять для массированного огня. Экономьте патроны АКС, стреляйте одиночными. Если взлететь не удастся, живыми нам оттуда не уйти.

Мэллой осмотрел свое оружие и остался доволен. В отличие от американского М-16 у автомата Калашникова имелся переключатель, позволяющий работать в режиме очередей и одиночных выстрелов. В остальном они оказались похожи; русская модель была легче и заедала реже, но при стрельбе из лежачего положения мешал непривычно длинный магазин.

— Вертолетная площадка у Корбо находится позади виллы. Пилот всегда подлетает со стороны озера и видит дом. Вы должны оказаться у него за спиной за несколько секунд до нас. Будет еще темно, но для вертолета включат посадочные огни, а это означает, что при приземлении надо быть осторожнее, иначе поднимется тревога. Последние пятьдесят футов или около того всех нас можно будет увидеть, если, конечно, они будут смотреть вверх. Впрочем, утром ожидается туман, что нам на руку. Если план точен, во время нашего приземления доктор Норт будет находиться где-то на полпути между домом и вертолетом. Вы с Итаном должны разобраться с ее сопровождением; стреляйте, по возможности, в голову. На людях, охраняющих заложницу, могут оказаться бронежилеты. Прежде всего, надо посадить Николь в вертолет. Помогите, если она не сможет идти. Итан прикроет вас, но и вы должны занять такую позицию, откуда можно вести огонь. Как только она окажется в вертолете, броня должна защитить ее, по крайней мере от стрелкового оружия. Мы пробудем в доме три-четыре минуты. Если пройдет десять, а мы не появимся, взлетайте. Держитесь низко, и все будет в порядке. У нас только один шанс взять этого типа. Необходимо сделать это сегодня, иначе он откроет на нас охоту, и его уже не остановить.

В маленьком салоне «сессны» Мэллой познакомился с пилотом-любителем из Берна, близким другом Итана. Летчик пребывал в самом жизнерадостном расположении духа, несмотря на столь ранний час.

Буквально через минуту они уже были в воздухе, и какое-то время летели в темной тени, что отбрасывала гора Пилат, затем описали круг прямо под пиком Штанзерхорн. Пока самолет набирал высоту, все молчали. На высоте одиннадцати тысяч футов пилот повернул к Риджи и вызвал Кейт. Та сориентировалась по озеру, потом посоветовалась с мужчинами. Все приготовились к прыжку.

— Позвоните Корбо, — сказала она Мэллою. — Скажите, что мы встретимся у озера Пилат, на горе с тем же названием. Мы разведем костер, чтобы он мог сориентироваться.

Едва Мэллой начал набирать номер, летчик по сигналу Кейт выключил двигатель. Они плыли в темноте между небом и землей, которые сливались в сплошную серую пелену.

Корбо ответил тотчас же.

— Да? — сказал он по-английски.

— Встретимся у озера Пилат, что на горе Пилат. Я разведу костер, чтобы вы могли нас найти. Если не увижу вашего вертолета к шести двадцати, можете вообще не прилетать.

— Нам надо поговорить, мистер Мэллой, — сказал Корбо.

— Не вижу никакой необходимости, — ответил Мэллой и отключил связь. Потом взглянул на своих новых друзей. — Время пошло, ребята.

Сэр Джулиан закончил разговор и взглянул на Бреммера. Тот покачал головой.

— Слишком мало времени, чтобы определить их местонахождение. Номер зафиксирован. Через несколько минут мы узнаем, где они.

Корбо кивнул, обвел взглядом книжные полки библиотеки. Он сидел за письменным столом; Ксено, Джеффри Бреммер и Елена Чернова стояли перед ним. У дверей застыли два охранника в униформе.

— Что-то тут не так, — тихо пробормотал Корбо. Взгляд у него при этом был задумчив — он вспоминал разговор. — Голос Мэллоя звучал по-другому.

— Просто нервничает, — сказал Ксено.

Он возглавлял команду, с которой доктор Норт должна была полететь на вертолете, и уже надел бронежилет.

Магистр покачал головой.

— Нет, не похоже. Он говорил как человек, который… блефует. Не думаю, что портрет при нем.

При этом он смотрел на Чернову, словно ища у нее подтверждения своим опасениям.

— Возможно, — согласилась она. — Может быть, он уже отправил картину в Нью-Йорк. Но хочет спасти заложницу.

Корбо взглянул на Бреммера.

— Как поступает человек, если у него нет денег на выкуп?

Начальник охраны улыбнулся.

— Набивает сумку бумагой и прихватывает с собой оружие.

— Он подготовил нам ловушку, — неожиданно уверенным тоном произнес Корбо. — Картины при нем нет, это точно. — Затем он обернулся к Ксено. — Оставь Норт здесь, а вместо нее возьми на борт Елену. Когда прилетите на место и Мэллой появится, убейте его и улетайте. Если он где-то спрятался, ждите, но не приземляйтесь. Он не один, но они не станут нападать до тех пор, пока не заберут заложника. Если делать все правильно, они и очнуться не успеют. А вы уже улетите.

— А с остальными что? — спросила Чернова.

— Не имеет значения. Мне нужен только Мэллой.

— А если все-таки картина при нем?

Корбо покачал головой.

— Нет.

— Надо предупредить пилота, что мы летим к озеру Пилат, — сказал Бреммер. — Он знает, где это.

— А вы с местностью знакомы? — спросил неонацист.

— Где-то на горе Пилат, так что думаю…

— На северном склоне, — перебил Корбо. — Это не озеро, а скорее болото. По легенде именно там упокоился Понтий Пилат, отсюда и название. Довольно уединенное место, много деревьев, скал, пологих холмов, окружающих лужайку. А это означает, что Мэллой выберет высокую точку, где будет дожидаться вашей посадки. Так что не приземляться.

Бреммер взглянул на часы.

— У тебя осталось двенадцать минут. Невежливо заставлять человека ждать.

Когда Чернова с Ксено вышли, Бреммер спросил:

— А нам вообще нужна эта доктор Норт?

— Не думаю.

— Я обещал провести с ней время.

— Хоть весь день, — сказал Корбо. — Она нам не пригодилась. Так что когда закончишь, оставь тело там, где его легко и быстро можно найти. Если нет других заинтересованных лиц, оно выведет нас на Ричленда и Старра.

Зазвонил мобильный телефон Бреммера.

— Возможно, удалось определить их местонахождение, — сказал он и потянулся к телефону.

Но рука его так и застыла в воздухе. Он смотрел в окно, прямо на клубившийся за стеклами туман, смотрел так, точно глазам своим не верил.

— О господи, — пробормотал он.

Холодный воздух, ударивший в лицо, моментально дезориентировал Мэллоя, но в наушниках раздался голос Кейт:

— Опускайтесь спокойно, мы вас догоним.

У дальнего берега озера поблескивали сквозь туман огоньки — там находился город Люцерн. К востоку над горизонтом появились первые бледные проблески зари. Весь остальной пейзаж был погружен во тьму — и горы, и озеро, и небо. Итан оказался рядом с Мэллоем.

— Мы направляемся вон туда, — сказал он в микрофон и указал на искорку света внизу.

Свободное падение с высоты десяти тысяч футов длится чуть меньше минуты, со средней скоростью сто двадцать миль в час. Несмотря на ощущение страха, которое сопровождает каждый прыжок, у Мэллоя вдруг возникло удивительное чувство уверенности в своих силах. В какой-то степени так оно и было. Он мог вращаться, делать сальто, замедлять скорость или, наоборот, увеличивать ее, нырком устремляясь вниз. Но с самого начала прыжка Мэллой старался сгруппироваться и подготовиться к раскрытию купола. Вот справа появилась Кейт, и он услышал в наушниках ее голос:

— Раскрыть парашюты на счет «пять», джентльмены!

Как только она досчитала до пяти, Итан с Кейт разлетелись в разные стороны.

Мэллой чисто инстинктивно потянулся к кольцу, и его охватила паника. Кольца не было… резервного — тоже. Но он вспомнил инструктаж, завел руку за спину и нажал кнопку. Маленький вытяжной парашют тут же наполнился воздухом и выдернул основной купол из контейнера. Мэллой услышал, как он с шорохом раскрылся над головой, и его слегка подбросило вверх — знакомое ощущение, которое означало, что ткань парашюта расправилась. Он поднял глаза, но не увидел слайдера — специальной рамы на стропах, не позволяющей им спутаться. Без слайдера скорость снижения могла увеличиться настолько, что парашютом стало бы просто невозможно управлять. Когда стропы не спутаны между собой, спуск получается более плавным. Дождавшись полного раскрытия купола, Мэллой ухватился за клеванты и попробовал управлять полетом. Ветер уже не завывал, просто посвистывал в ушах, а мир внизу казался таким странно спокойным и тихим.

— Вам надо прибавить скорости, — сказала Кейт. — Попробуйте потянуть одну из клевант, пока не получится разворот на триста шестьдесят градусов. Не так резко! Спокойно, плавно. Вот так. А теперь просто плывите на огонек.

Они приближались к источнику света, и теперь Мэллой видел гору, возвышающуюся над озером, вертолет, высокие стены, окружающие имение Корбо, саму виллу и башню — все это тонуло в легкой туманной дымке. Некоторое время тень скрывала парашютистов, но стоило им попасть в освещенную полосу, как торжественную тишину мира разорвал треск автоматных очередей.

Кейт сильно дернула за левую клеванту. Эффект получился двойной. Во-первых, ее резко развернуло на триста шестьдесят градусов, быстрее, чем Мэллоя, находившегося на несколько тысяч футов выше. Во-вторых, по инерции ее протащило вперед со скоростью примерно тридцать миль в час. Среди любителей такой маневр называют серфинг-бросок, и осуществляют его обычно ближе к земле, что позволяет парашютисту проскользить еще метров тридцать на высоте примерно двух футов. Обычно при исполнении этой фигуры есть риск довольно жесткого приземления, но Кейт подстерегала опасность иного рода. Ее несло прямо на особняк, на окна второго этажа, где находилась библиотека Корбо. Одним футом выше или ниже — и она неминуемо врежется в каменную стену. Попав в окно, она разобьет стекло.

В комнате горел свет. Корбо сидел за письменным столом, Бреммер стоял перед ним. У дверей застыли два охранника в униформе.

Приближаясь к окну, Кейт подняла ноги под прямым углом к телу.

Лопасти вертолета «Белл-407» бешено вращались, и Мэллой понял, что подлетел ближе, чем хотелось бы. Он видел пилота, тот склонился над приборной доской, не видя так называемой мертвой зоны, не думая, что уязвим именно в этот момент. Вообще он мало чего боялся в этом мире. Мэллой приземлился — ткань парашюта еще трепетала на ветру, — быстро перерезал стропы и бросился к дверце в кабину. Одним рывком он выдернул из вертолета стройного, атлетически сложенного мужчину примерно своего возраста, швырнул его на землю, быстро надел наручники и связал ноги веревкой.

Итан приближался к крыше на большей высоте, чем намеревался. Он сильно дернул за обе клеванты, резко пошел на снижение и упал на черепичную крышу с высоты шести футов.

Быстро освободился от парашюта и взял в руки один из автоматов АКС-74. В момент, когда Кейт влетела в библиотеку Корбо, ее напарник спокойно приблизился к краю крыши. Услышав выстрелы «штейра» Кейт, он тут же снял двух охранников у ворот, а затем развернулся и взял на мушку еще одного, выбежавшего из будки при первых звуках стрельбы. Бранд попал в него со второй попытки. Еще один охранник дежурил у дверей в дом и не сразу понял, что их атаковали. Первая пуля, выпущенная Итаном, попала ему в шею, вторая — прямо в лоб. Затем швырнул гранату в окно будки и перебежал по коньку на другую сторону крыши. Теперь он находился прямо над боковым входом в подвал. У двери стояли двое, еще один охранник выскочил на открытое место и готовил свой автомат к стрельбе. Все трое были в бронежилетах, но Николь Норт рядом с ними видно не было. Мэллой снял нерасторопного мужчину с «Калашниковым» одним выстрелом в голову. Итан бросил в двух оставшихся у двери гранату и добил их контрольными выстрелами.

Мэллой развернулся и увидел, что по открытой террасе второго этажа бегут еще двое, ведя огонь из автоматов по Бранду. Мэллой уложил одного; Итан разделался со вторым.

Врезавшись в стекло, Кейт выхватила из-за пояса оба «штейра». Охранники у двери не успели поднять стволы, когда она скосила их очередью, стреляя с левой. Бреммер потянулся к кобуре, и Кейт выстрелила в него с правой.

Опустошив обе обоймы, Кейт бросила пистолеты-автоматы и выхватила еще один «штейр» из кобуры на бедре, добила начальника службы безопасности и его подчиненных и приблизилась к Корбо. Тот поднялся из-за стола, но не пытался достать оружие.

— На пол! — скомандовала Кейт.

Он медлил; тогда она левой рукой выхватила «кольт» и выстрелила ему в ногу. Корбо повалился на пол, не сдержав страшного крика боли. Девушка подскочила и пнула его в лицо, сломав нос.

Отбросив пистолет, она завела руки Корбо за спину и защелкнула на запястьях наручники. Затем отложила «штейр» и связала ему ноги веревкой.

— Мальчик! Твоя посылка находится в библиотеке, — бросила она в микрофон.

— Вокруг чисто, — откликнулся Итан.

— Мужчина! Прием! — вызвала Кейт.

— Норт нигде не видно, — сказал Мэллой.

— Ничего. Мы ее найдем.

Подняв с пола «штейр», Кейт вышла из библиотеки в узкий коридор.

— Проверю этаж, джентльмены.

Сжимая в руке гранату, девушка двинулась в холл, готовая в любой момент встретить сопротивление, но он оказался пуст. Обходя комнату за комнатой, она заглядывала в кладовки, туалеты, гардеробы. Всякий раз, прежде чем распахнуть дверь, Кейт давала короткую предупредительную очередь.

Никого не найдя, она перезарядила оружие и снова направилась к лестнице.

— Все чисто, джентльмены, — прошептала она в микрофон.

— Я вхожу, — сказал Мэллой.

— Оставайтесь на месте! — сказала Кейт.

— Все в порядке.

Чернова и Ксено дошли почти до подножия лестницы, когда услышали треск автоматных очередей. Доносился он из библиотеки Корбо. Ксено хотел было направиться туда, но Елена схватила его за руку. Помогать хозяину в любом случае поздно, и оба они это понимали. Раздались новые выстрелы — на этот раз с крыши, затем грохот разорвавшейся гранаты в сторожевой будке.

К лестнице бегом бросились трое охранников, но Ксено их остановил.

— Ждать надо здесь, — сказал он и дал знак, чтобы они заняли позиции по обе стороны лестницы.

Черновой Ксено приказал отходить в глубь помещения. Из окна, выходящего на лужайку за домом, она увидела пилота. Мужчина лежал в траве ничком. Рядом с ним находился незнакомец в шлеме и капюшоне, скрывающем лицо. В вертолете никого не было, лопасти продолжали вращаться. Елена услышала выстрелы и взрыв еще одной гранаты — донеслись эти звуки с противоположной стороны дома.

— Один здесь, во дворе! — крикнула она.

Главные ворота на территорию оставались запертыми, но оба охранника неподвижно лежали на земле.

— Охранники у ворот мертвы!

Выскользнув из дома неподалеку от входа в подвал, Чернова нашла еще троих убитых. Плотно прижалась спиной к стене, она взглянула на крышу. Один человек удерживает пилота, на крыше, скорее всего, двое или трое. И еще одна пара на первом этаже…

А их было в три раза больше! Нет, она отказывалась это понимать. Наверняка у противника появится подкрепление, вторая волна атакующих, которая придет или через туннель от озера, или нападет со стороны главных ворот. Возможно, сразу с двух сторон.

Время уходить.

Она подбежала к стене, ухватилась за черепицу наверху, подтянулась, перекинула одну ногу. Потом достала «глок» и всмотрелась в деревья, подступившие вплотную к стене, но никого не увидела. Там мелькали только предрассветные тени и ползли клочья тумана.

Сидя на стене, Елена видела сквозь листву вертолет и пилота в траве, но незнакомец куда-то исчез. Возможно, он ее заметил и подбирается ближе?

Держа оружие наготове, она еще раз осмотрела двор. Вдруг из-за густых зарослей рядом со стеной выскочил человек и помчался к дому. Чернова выстрелила в него трижды — две пули выпустила в грудь, чтобы сбить с ног, последний, контрольный, когда он упал, произвела в голову. Потом прицелилась в пилота и пустила ему пулю в затылок. Теперь вертолет нападающим не пригодится.

Откуда-то со стороны ворот раздался одиночный выстрел, но она не видела, кто стрелял. Это уже не важно. Она перекинула через стену обе ноги, спрыгнула вниз, в кусты, и направилась к озеру, как в свое время сделали Бранд и Кеньон.

— Мужчина ранен! — крикнул Итан.

Едва он договорил, как пуля ударила ему в спину. Он упал и заскользил головой вперед к краю крыши. Первой мыслью было: бронежилет пуля пробить не могла, но он погибнет, если упадет вниз. Итан схватил ледоруб, размахнулся и вонзил его между черепицами. Тело резко отбросило в сторону. Ухватившись за ледоруб обеими руками, Итан притормозил падение и, широко расставив ноги, повис над водостоком.

Затем он отодвинулся от края крыши и, встав на ноги, увидел, что его «Калашников» свалился в кусты. Он снял второй автомат, раздвинул складной металлический приклад и двинулся вверх. Человек, стрелявший в него, уже прошел в ворота и бежал к дому. Итан уложил его одним выстрелом в голову.

Затем он размотал веревку, сделав на конце петлю, забросил ее на каминную трубу и побежал к краю крыши. Веревка кончилась, он изогнулся всем телом и, прыгнув, влетел в окно библиотеки. Итан приземлился всего в нескольких футах от самого дьявола.

Кейт швырнула гранату вниз, затем выхватила второй «штейр». Сжимая оружие в обеих руках, она почти уже дошла до конца лестницы, когда с разных сторон из коридоров выбежали двое: один мужчина вырос прямо перед ней, второй оказался за спиной.

Увидев, как «Калашников» противника плюнул огнем, Кейт перемахнула через перила и, приземлившись, открыла стрельбу с обеих рук. Одного из нападавших удалось ранить, второй быстро отступил.

Отбросив оружие с опустевшими обоймами, Кейт перекатилась и села спиной к стене, держа автомат наготове.

— Думаю, помощь мне сейчас пригодилась бы, — прошептала она.

Пули Кеньон ударили в грудную пластину бронежилета Ксено, его так и отбросило назад. Он поспешил отползти в укрытие. Некоторое время неонацист ждал; грудь тяжело вздымалась, дыхание было учащенным. Он слышал, как Кеньон зовет на помощь, и дал понять человеку, который находился рядом, что наверху кто-то есть.

— Жди его там, — шепнул он и указал на второй коридор.

Итан уже перекинул Корбо через плечо и вышел на лестничную площадку, как вдруг услышал, что Кейт зовет на помощь. Бросив Корбо на пол, Бранд стал осторожно спускаться по ступеням, держа наготове АКС-74.

— Я на лестнице, — сказал он. — Мужчина, ты ранен?

Ответа не последовало.

Ксено сидел, привалившись к стене, прижимая оружие к груди; курок взведен, палец на спусковом крючке.

Откуда-то сверху раздался голос Бранда:

— Я на лестнице. Мужчина, ты ранен?

Затем он услышал шаги по ступенькам. Итан спускался. Как и Кеньон, преодолел последние два метра одним прыжком через перила и перекатился по полу.

Ксено услышал это и приготовился, сменив режим огня на автоматический.

Итан увидел Кейт на полу, она сидела спиной к стене. Автомат у нее был, но прикрывать приходилось сразу два коридора. Перепрыгнув через перила, он преодолел последние шесть футов. В этот момент в гостиной показался охранник в униформе, с пистолетом. Первым же выстрелом ему удалось слегка зацепить Итана, но затем тот открыл огонь и охранник распростерся на полу. Пригибаясь, в гостиницу вбежал человек с автоматом и залег за убитым, используя труп как прикрытие. Итан прицелился, но обнаружил, что обойма пуста. Он слышал, как Кейт стреляет где-то рядом, но ждал, когда противник обнаружит себя. Очередь заставила Бранда вжаться в стену. Через мгновение он прыгнул, приземлился рядом с девушкой и, отбросив автомат в сторону, выхватил свой «штейр». Человек, засевший в гостиной, перезарядил оружие, слегка приподнялся и вновь открыл огонь, но Итан поразил его длинной очередью.

Он резко развернулся, собираясь перекрыть доступ из второго коридора, и вдруг заметил, что Кейт безжизненно распростерлась на полу.

— Девочка ранена! — крикнул он, ощупывая рваные края ее бронежилета — отверстие находилось прямо над сердцем. — Мужчина! Прием! Повторяю. Девочка ранена!

Как только грянули выстрелы, Ксено почувствовал, как что-то ожгло ему бедро, затем боль пронзила руку. Он снова отполз в укрытие, где обнаружил, что сбоку и в грудь бронежилета попало с полдюжины пуль.

Он осмотрел повреждения. Рука, бедро чуть ниже края бронежилета. Еще одна пуля попала в грудь, пробив пластину.

Это напугало его. Но он все еще стоял на ногах.

Мэллой сел, мотая головой как человек, которого только что вывели из глубокого сна.

— Иду, — пробормотал он и попытался встать, впрочем без успеха.

Он забыл, где находится, на миг даже показалось, что он в стельку пьян. Но затем Мэллой огляделся и увидел свой шлем с наушниками и переговорным устройством, а также АКС-74.

Пуля угодила в шлем, понял он. Этим и объяснялась навалившаяся на него дурнота и головная боль. Он неловко ухватил оружие, медленно поднял его с земли и только тут осознал, что зовущий его голос никак не мог исходить из наушников. Ведь он потерял их вместе со шлемом.

Должно быть, он вспомнил Гвен, это она уговаривала его встать, проснуться. Мэллой улыбнулся при мысли о том, как много раз по утрам она будила его. А он просыпался так медленно, неохотно и пытался заманить ее обратно в…

Грянул выстрел; Мэллой не понял откуда. Пуля просвистела мимо лица и вонзилась в землю в нескольких футах у него за спиной. Не успел он отреагировать, как вторая пуля ударила прямо в грудь. Только тут Мэллой очнулся по-настоящему, почувствовав, что он на открытом месте и кто-то пытается его убить.

Он быстро несколько раз перекатился, а тем временем выстрелы не стихали. Остановившись, он выхватил из кобуры МАК-10 и по вспышке огня успел заметить человека — тот целился в него из-за угла дома. Мэллой тоже поднял оружие, но пуля ударила его в плечо, в толстую прокладку бронежилета. Стрелок явно пытался попасть ему в голову. Мэллой ответил длинной очередью, пули ударили в кирпичную кладку, но одна все же угодила в цель. Стрелок завертелся на одном месте, раскинул руки и рухнул на землю.

Мэллой медленно поднялся на ноги, в голове пульсировала боль. Он вставил новую обойму и зигзагами побежал к дому. Оказавшись на террасе, открывать дверь он не стал, просто выбил стекло и ворвался внутрь. Он увидел Итана — тот в беспомощной позе склонился над неподвижно распростертой на полу Кейт — и понял; что-то пошло не так.

Увидев друг друга, Мэллой и Итан заметно расслабились. В этот момент в помещение шагнул мужчина с «Калашниковым». Мэллой метнулся в сторону, перекатился, занял позицию у стеньг, откуда сидя разрядил всю обойму. Несколько пуль угодили мужчине в бронежилет. Он упал, и тогда Томас отбросил ставший бесполезным МАК-10. Грудь тяжело вздымалась, несколько секунд он ловил ртом воздух, затем немного пришел в себя и пополз к тому месту, где находились Кейт с Итаном.

Ксено медленно продвигался вдоль стены, выискивая своих, но, похоже, никого не осталось. Перед въездом в дом, у распахнутых главных ворот, — три неподвижных тела. Если кто-то остался на крыше, то еще долго просидит там: пытаться сейчас прорваться к машинам — чистое самоубийство.

Он подумал: а не перебраться ли через стену? Нет, не получится — ранен он серьезно.

Вдруг Ксено услышал звон разбитого стекла, бешеную стрельбу, крик раненого. Затем кто-то отбросил оружие, оно загрохотало по полу.

Единственный шанс — это пробраться в туннель и попробовать добраться до озера, где стоят лодки. Оттуда можно переправиться на другой берег.

Он тихо притворил за собой дверь в подвал и прихрамывая стал медленно спускаться по деревянной лестнице. На полпути остановился, сунул руку под бронежилет, чтобы проверить, нет ли крови. На ладони осталась темная полоса. Это означало, что легкое не задето. Он снова осторожно поискал за пазухой — на этот раз удалось нащупать осколок застрявшей в кости пули. Боль от ран была чудовищная, казалось, он умирает. Но смерть ему не грозила, теперь Ксено это точно знал. Он отделался переломом грудины, ранениями в руку и бедро. Ксено глубоко вдохнул — в груди болезненно заныло — и двинулся вниз по ступеням. Борясь с тошнотой и головокружением, он остановился, ухватился за перила, чтобы немного прийти в себя. Времени с каждой секундой становилось все меньше. Надо двигаться дальше. Надо выбираться отсюда. Надо побороть эту проклятую тошноту, и тогда все получится.

Он снова глубоко втянул воздух и взглянул на дверь в глубине подвала, ведущую в туннель. Сделал еще шаг, и тут пол, как показалось, вырвался из-под ног, а помещение закачалось и перевернулось. Он был еще в сознании и дышал, когда сильно ударился о бетонный пол, а затем все вокруг погрузилось в сплошную холодную тьму.

— Она умерла, — почти благоговейно прошептал Итан.

Видимо, сама мысль, что и Кейт смертна, никогда не приходила ему в голову.

Мэллой дотронулся до ее бронежилета. Весь изодран пулями, как у него и Бранда, от нескольких выстрелов из автомата Калашникова калибра 5,67 миллиметра.

Хорошо, что крови не видно. А может, он просто не добрался до раны. Он откинул с ее головы капюшон, осмотрел шею, виски и щеки. Потом стянул перчатку, положил пальцы на шею девушки, молясь про себя, что ошибся. Но пульс не прощупывался.

Он взглянул на Итана: тот низко надвинул на лоб капюшон, чтобы не было видно слез, навернувшихся на глаза. Мэллой решил попробовать искусственное дыхание. Зажал Кейт ноздри, наклонился, прижался ртом к холодным губам девушки и сильно выдохнул. Затем откинул голову, набрал воздуха, снова пытаясь наполнить ее легкие. Услышал, как Бранд бормочет слова молитвы, и начал молиться сам.

На третий раз Кейт пошевелилась, а через секунду глаза ее открылись. Она сильно закашлялась, потом начала судорожно хватать ртом воздух.

— Надо отвезти ее в больницу! — воскликнул Итан.

— Никаких больниц, — сказал Мэллой.

— Но что… что же произошло?

— Она просто перестала дышать, — ответил Мэллой.

Об остановке сердца он умолчал.

Кейт лежала на спине и смотрела в потолок.

— Нам надо идти, — пробормотала она после паузы. И снова стала ловить ртом воздух. — Забираем Николь и уходим отсюда.

Итан явно колебался.

— Иди! — сказала Кейт. — Полиция будет здесь с минуты на минуту.

Похоже, что только упоминание о полиции помогло вывести Итана из ступора. Он поднялся и направился к двери. Вдруг он заметил, что у Мэллоя нет оружия, вставил новую обойму в один из «штейров» и протянул напарнику. Достал второй пистолет-пулемет из кобуры и двинулся ко входу в подвал.

Свет там горел, но стояла полная тишина. В отличие от других помещений в доме воздух не пах гарью.

Откуда взялась эта кровь на ступенях? Яркие капли и смазанные следы на лестнице и перилах. На полу, уже в самом низу, он увидел большую поблескивающую красную лужу. Кровь еще не высохла.

Итан присел на корточки, пытаясь заглянуть в полуоткрытую дверь, но след обрывался у подножия лестницы.

Он спустился еще на одну ступеньку, остановился, всматриваясь в темные углы. Кровавый след начинался и обрывался на лестнице…

Оглядевшись по сторонам, Итан сделал еще один тяг Ага, теперь ясно! Он под лестницей!

Грянула автоматная очередь, Итан одним прыжком преодолел последние шесть ступенек, упал, перекатился по полу. Привстав, он увидел, как веером отлетают мелкие щепки — на лестницу обрушился ураганный огонь. Он мягко надавил на спусковой крючок «штейра» — пули, вылетевшие из него, тоже угодили в лестницу, и через секунду она напоминала искореженную цифру «восемь».

Стрельба из АК-47 прекратилась. Итан услышал, как кто-то отбросил автомат на бетонный пол. Он оставил «штейр» и вытащил из ботинка армейский нож.

В ту же секунду из-под лестницы вынырнул человек. Он медленно направлял ствол пистолета на Бранда. Раненый мужчина цеплялся одной рукой за обломки лестницы, чтобы удержаться на ногах. Но Итану негде было укрыться. Он бросился вперед.

Пуля вонзилась в бронежилет, ощущение было такое, точно кто-то двинул ему кулаком в солнечное сплетение. В ту же секунду он ударил противника ножом под нижний край бронежилета. Ощутил, как мышцы нехотя поддаются стали. Противник вскрикнул, и Бранд почувствовал, как тело врага обмякло, а на руку в перчатке хлынула горячая кровь.

Он услышал, как брякнул упавший пистолет. Глаза мужчины потемнели, он издал странный сдавленный звук и стал оседать на пол, скользя по груди, бедрам и ногам Итана.

— Мальчик? Что там у тебя? — послышался в наушниках голос Кейт.

На секунду Итану показалось, что он потерял голос. Он просто стоял и смотрел на человека, лежащего внизу, и торчащую из его тела окровавленную рукоятку ножа.

— Мальчик! Прием!

Он ответил, что с ним все в порядке.

— Есть проблемы?

Итан подобрал с пола пистолет, проверил обойму.

— Уже нет, — коротко ответил он.

Забрав оружие, он направился к башне.

Итан быстро осматривал помещения; в наушниках он слышал, как Кейт говорит Мэллою, что надо привести Корбо.

Итан отодвинул тяжелый засов и открыл стальную дверь, ведущую в башню. Николь стояла в темноте, на ней было пальто, а под ним никакой одежды. Женщина дрожала всем телом, волосы встрепаны, глаза дико расширены от страха. Она не понимала, куда ее сейчас поведут — на казнь, на сделку или на свободу.

— Все в порядке, все хорошо, — сказал Итан. Потом вспомнил, что на голове у него капюшон и все руки в крови. Выглядит, наверное, жутко. — Мы пришли за вами. Скоро вы будете дома.

Услышав выстрелы в подвале, Мэллой хотел идти на помощь, но Кейт схватила его за руку. Она встревоженно заговорила в микрофон:

— Мальчик?

Автоматные очереди стихли, затем послышался одиночный выстрел из пистолета.

— Мальчик! — закричала Кейт. Глаза ее расширились от страха. — Что там у тебя? Мальчик! Прием!

Потом прислушалась.

— Есть проблемы? — спросила она и, похоже, немного расслабилась. Потом обратилась к Мэллою: — Надо привести сюда Корбо.

Она до сих пор дышала с трудом, но уже не лежала, а сидела.

— Вам больно? — спросил Мэллой.

— Я в полном порядке, — пробормотала Кейт в ответ, но выглядела скверно.

Она неуверенно двигалась и с трудом могла сфокусировать взгляд, словно не до конца понимала, где находится.

Девушка нервно оглядела комнату.

— Где-то здесь была женщина…

Мэллой покачал головой.

— Я никого не видел.

Кейт потянулась к одному из автоматов. Обойма оказалась пуста.

Мэллой протянул ей «штейр», который дал ему Итан, и вытащил свою «сигму» 38-го калибра.

Дым на втором и на первом этажах до сих пор не выветрился, кисловатый привкус пороховой гари все еще висел в воздухе.

В библиотеке Корбо Мэллой нашел троих убитых, но самого хозяина не обнаружил. Мэллой вышел в коридор и принялся обыскивать комнаты.

— Корбо исчез! — крикнул он в микрофон.

Откуда-то снизу раздался голос:

— …башне!

Мэллой вернулся в библиотеку. И вдруг услышал, как кто-то бежит по лестнице и что-то кричит. Может быть, это полиция? Надо убираться отсюда, пока есть такая возможность, но Корбо оставлять нельзя. Лучше сдаться полиции.

Он шагнул к раздвижным дверям и потянулся к ручке в виде головы ворона, когда в комнату с громким криком ворвался Итан:

— Нет!!!

Мэллой так и застыл с протянутой рукой.

— В чем дело? — спросил он.

— Отойдите, — сказал Бранд и схватил какую-то книгу. Потом приблизился и с силой швырнул ее в металлическую голову ворона.

Мэллой с ужасом увидел, как из черного клюва вылетела блестящая стальная игла длиной в полдюйма и на остром ее кончике повисла капля ядовитой прозрачной жидкости.

— Care le Corbeau! — сказал Итан, не отрывая завороженного взгляда от ворона.

Мэллой рефлекторно перевел фразу:

— Берегись Корбо!

— Это его девиз, — сказал Итан.

Затем подошел к картине, висевшей неподалеку от двери, и сдернул ее со стены. Под полотном оказался рычаг, Бранд потянул его на себя и повернул. Раздвижные дверцы открылись, и они увидели Джулиана Корбо. Он стоял в темной камере башни, руки по-прежнему за спиной и скованы наручниками, ноги связаны.

— Как вы туда попали? — спросил Итан.

Корбо не ответил, а глаза смотрели насмешливо и холодно.

Бранд подошел, забросил его на плечо, точно мешок с зерном, и покинул библиотеку.

Они поднялись по лестнице и увидели Кейт. Рядом стояла Николь Норт, босиком и в одном пальто. Мэллой приблизился и увидел на ее ногах следы от ожогов.

При виде Корбо глаза Николь округлились от страха, но она промолчала. Лишь придвинулась еще ближе к Кейт, словно ища у нее защиты.

Они поспешили к вертолету, Мэллой прикрывал отход. Подойдя, они увидели пилота — тот неподвижно лежал, уткнувшись лицом в траву.

— Пилот убит, — сказал Бранд, когда агент забрался в кабину. — Знаете, как управлять этой птичкой?

Мэллой покачал головой.

— Вчера я загрузил из Интернета инструкцию. Судя по всему, не так уж и сложно. Но на всякий случай лучше устройтесь где-нибудь в хвосте. И советую пристегнуться.

Мэллой ушел в салон и сел напротив Джулиана Корбо. В отдалении послышалось завывание полицейских сирен; похоже, патрульные машины приближались к имению сразу с двух сторон. Лишь небо оставалось открытым — спокойным и ясным.

Кейт сидела рядом с пленником. Николь Норт устроилась в самом хвосте, как можно дальше от Корбо.

— Итан сказал, что как раз вчера прочитал инструкцию, как летать на этих штуковинах, — сказал Мэллой Кейт. — Мне кажется, юмор — не самая сильная его сторона.

— Я же говорила, что пилоту нужно сохранить жизнь.

Вертолет на несколько футов поднялся над бетонной площадкой, потом как-то странно накренился и с бешеной скоростью полетел прямо к горе. Впрочем, машина благополучно миновала препятствие, пошла вверх и даже выровнялась. Все же скорость была слишком велика; затем «белл» начал резко снижаться, и всем показалось, что вертолет вот-вот нырнет в озеро. В последнюю секунду Итан все же сумел проскользнуть над водной гладью и снова начал набирать высоту. Когда непосредственная угроза катастрофы миновала, Мэллой взглянул на часы. Летели они чуть меньше двенадцати минут.

— Мы направляемся в аэропорт, — сказала Мэллою Кейт. — Там мы с нашим другом сядем в «сессну» и полетим в Милан. Вы можете воспользоваться фургоном. Доставьте Николь в Нью-Йорк.

— Паспорта у всех есть? — осведомился Мэллой.

— Только вчера получили, — ответила Кейт. — Что касается сэра Джулиана, то ему паспорт не понадобится.

Мэллой обернулся к Николь Норт. Она покачала головой. Что ж, подумал Мэллой, придется позвонить Джейн, пусть договорится с консульством в Берне. У него самого тоже нет документов, но можно связаться с Хасаном, и тот доставит ему паспорт вместе с багажом и компьютером прямо в аэропорт.

— Прежде чем начнете тратить вознаграждение, — сказал он, — я задам сэру Джулиану несколько вопросов. И если мне не понравятся ответы, сбросим его отсюда в озеро.

Корбо улыбнулся. Он не боялся угроз.

Мэллой достал «сигму» и прицелился Корбо в голову.

— Как ты узнал, что я сяду в поезд на двенадцать ноль три из Цюриха в аэропорт?

Сэр Джулиан продолжал бесстрашно смотреть прямо в глаза Мэллою. А потом снова улыбнулся, на этот раз — лишь краешком губ.

— Меня допрашивали настоящие знатоки своего дела, сэр. Неужели вы думаете, что, если будете размахивать пистолетом, это вам поможет?

Кейт достала армейский нож, поднесла лезвие к его уху.

— Прокуратура США выплатит мне вознаграждение за тебя, но только живого. Впрочем, думаю, им неважно, целого ли.

Кровь отхлынула от лица Корбо.

— Что вы хотите? — пробормотал он.

— Как ты нас нашел? — спросила девушка.

— Нашел… чисто интуитивно. У меня собралась очень сильная команда, вычислить вас не составляло особого труда. Прослушка телефонов, помещений и прочее… так что нетрудно было установить личности покупателей. В этот момент…

Он неожиданно замолчал, с ужасом глядя за спину Мэллою. Затем грянул выстрел.

Пуля угодила Корбо между глаз. Голова его резко дернулась, и тело рухнуло на пол. Мэллой обернулся и увидел Николь Норт с его «сигмой» в руке. Она все еще сжимала оружие и смотрела на труп Корбо с таким видом, точно ждала, что он оживет и набросится на нее. Кейт кинулась к ней и выхватила пистолет из рук. Но было поздно.

Николь Норт отомстила обидчику сполна, и что-либо исправить было уже невозможно.