Сиду и его племяннику не составило никакого труда найти Джека. Швейцар в гостинице с превеликим удовольствием выложил им, куда отправился сварливый старый хяоле с ходунком. Он, де, швейцар, собственноручно загрузил этот самый ходунок в багажник такси, и все такое. И разве этот хромоногий старый ублюдок соизволил дать ему чаевые? Конечно же, нет, черт его дери.

Выслушав гостиничного служащего, Джозеф с Сидом отправились в заведение под названием «La femme nu».

Джозефу не нравились стриптиз-клубы. У него были другие интересы. Он любил повторять, что ритуальное превращение женщины в объект продажи является бездушной и горькой дискриминацией, которая к тому же оскорбляет его эстетические чувства. Но на самом деле в тот единственный раз, когда Джозеф оказался в стриптиз-клубе, царящая там атмосфера просто произвела на него гнетущее впечатление. Вожделеющие мужчины, женщины с лоснящейся от масла кожей, непомерно раздутыми грудями и в нелепых тряпочках, трясущие своими прелестями, — все они казались карикатурными, походили на внезапно оживших-героев японских комиксов, изображающих близость или, лучше сказать, воображаемую фантазию о близости.

Джозеф не знал, в каком воспаленном воображении могли возникнуть подобные химеры. Что не в его, это уж точно.

Злобная медсестра, проверяющая пульс, дама-библиотекарь, держащая книгу, или школьная учительница, нацепившая большие черные очки, внезапно разгульно распускала волосы, высвобождала свои внушительные груди и начинала биться промежностью о большой блестящий металлический шест, в то время как мужчины одобрительно улюлюкали и запихивали деньги в ее белье — с какой планеты они прилетели?

Сид и Джозеф прошли через неоновую дверь «La femme nu». Тотчас же они заметили Джека, который словно приклеился к сцене: голова его была запрокинута, подставляя лицо навстречу разбухшей, упакованной в латекс вульве юной кореянки с гигантскими, высоко торчащими силиконовыми грудями. С лица Джека не сходило удивленное выражение. Несомненно, он находился во власти глубокого и нового для него чувства, переживал самое настоящее мгновение открытия. Он развернулся к сидящему рядом с ним белому парню:

— Вы знали, что у китайских куколок такие большие сиськи? Черт, не могу поверить, что это возможно!

Потом, снова повернувшись к сцене, сказал:

— Иди сюда, Тигровая Лилия!

Она приблизила к нему свою герметично упакованную задницу, поднимая и опуская ее под музыку, в то время как Джек, пошатываясь на трясущихся ногах, привстал. Он засунул пару купюр в ее резиновые трусики, далеко оттянув пояс и затем резко отпустив его. Необыкновенно сладострастный шлепок резинки, с силой соприкоснувшейся с плотью, вырвал из его груди звериный вой.

— О боже! У тебя самая сладкая попка, которую я когда-либо видел!

Сид и Джозеф заметили, как Джек покачнулся, всплеснул руками, словно пытаясь вернуть равновесие, и рухнул без сил на стул.

— Ты чертовски горячая штучка, крошка!

Джозеф волей-неволей обратил внимание на то, что Джек, как бы это сказать, в общем, сильно возбудился. Он слегка подтолкнул локтем Сида:

— Дядя, смотри.

Такое трудно было не заметить. Исполнительница стриптиза, конечно же, тоже заметила. Она наклонилась ближе, не сводя взгляда с брюк Джека.

— Хочешь приватный танец? Я могу тебя осчастливить.

— Ода, крошка.

— Дай мне десять минут, ладно? Я приду за тобой. Может, ты меня и искал?

Глаза Джека, казалось, сейчас вылезут из орбит.

— О да, да!

Женщина развернулась и принялась тереться задницей о шест. Старик не сводил с нее благоговейного взгляда. Сид наклонился к Джозефу и прокричал тому на ухо:

— Не вмешивайся, я сам с ним разберусь.

Прежде чем Джозеф смог его остановить, Сид уже рванул от него и занял место рядом с Джеком. Тот же продолжал провозглашать во всеуслышание свое недавнее открытие:

— О бог мой! Неудивительно, что эти китаезы так расплодились! Только посмотрите на этих девчушек! О небеса! Посмотрите на этих китайских шлюшек! Кто знал, что они такие? Кто?

— Она кореянка.

Джек развернулся и посмотрел на Сида:

— Кореянка? Вы уверены?

— Несомненно.

Джек кивнул, переваривая новую информацию, и подумал, что с поездкой в Гонконг можно повременить.

— Все корейские киски такие же? — Не знаю.

Джек залпом опорожнил полстакана пива и помотал головой.

— Что за шлюшка из Пхеньяна!

Сид наслушался уже достаточно. Он ухватил Джека за воротничок и вытянул его из стула. Тот попытался было воспротивиться, но Сид поволок его в заднюю комнату. Джозеф преградил путь вышибале:

— Все в порядке. Нашему другу нехорошо.

Вышибала кивнул и снова стал глазеть на толпу, дожидаясь, когда кто-нибудь даст маху, чтобы он наконец-таки смог разрядить подогретое кокаином напряжение.

Джозеф поспешил вслед за Сидом, надеясь, что тот не сделает ничего такого, о чем потом пожалеет.

Он нашел их в заднем закутке бара, куда почти не доносился шум. Сид взгромоздил Джека на виниловую скамейку и угрожающе навис над ним. Но того напугать было трудно: старик пытался вскочить с сиденья и орал, брызгая слюной, на Сида:

— Я знаю, кто ты! Тебе меня не одолеть ни хрена!

Сид, как ни удивительно, сохранял полное спокойствие.

— Я не собираюсь тебя стращать. Просто хочу поделиться некоторыми мыслями.

— Вали к чертовой матери!

Сид понимающе кивнул, напоминая мудрого отца, который дает возможность сыну-подростку успокоиться и перестать злиться.

— Я скажу тебе это только один раз, больше повторять не стану.

— А я буду повторять до тех пор, покаты не свалишь отсюда. Да пошел ты! Да пошел ты! Да пошел ты!

Сид в ответ просто скрестил руки на груди и смотрел с высоты своего роста на Джека. Он не сказал ни слова.

— Если ты не возражаешь, я вернусь к корейской курочке. У меня одно дело осталось незаконченным.

Джек попытался было встать, но без своего ходунка он и метра не мог пройти. Он подскакивал, вырываясь и мечась несколько минут, потом сдался и уставился на Сида.

— Что? Какого черта тебе надо?

— Ты готов меня выслушать?

Джек кивнул головой. Сид наклонился к нему и спокойно заговорил:

— Вот как обстоят дела. Ты заполучил этот заказ. Твое счастье. Ты привез несколько грузовиков. Ладушки! Профсоюз предоставит водителей для твоих грузовиков, они хорошо позаботятся о машинах. Они сделают все, чтобы ты не упал в грязь лицом в глазах работодателя.

Джек кивнул, ожидая продолжения.

— Когда закончишь работу, оставишь наши грузовики в покое и вернешься в Лас-Вегас.

— Только в твоих гребаных мечтах, хренов Король Камехамеха!

— Избежишь многих неприятностей. Ты понял меня?

От ярости Джек покраснел как рак.

— Я-то все понял. А теперь хочешь знать, что я по этому поводу думаю?

— Будь добр.

— Хочешь войны — получишь ее!

— С нами этот номер не пройдет. Только не с нами.

Джек сделал вид, что размышляет.

— Правда, что ли?

Сид подтвердил:

— Это нашенский остров.

Джек выпрямился, покачнулся, стараясь удержать равновесие, и придвинулся как можно ближе к Сиду. Потом пронзительно завопил:

— А теперь послушай меня, крутой парень из Гонолулу, я не откуда-нибудь, а из самого чертового Лас-Вегаса! Слышишь, что я тебе говорю? Ты имеешь хоть малейшее представление о том, что это значит?

Крик лишил Джека последних сил. Он тяжело рухнул на скамейку.

— Вали дуть в свою чертову морскую раковину и собирать кокосы или заниматься любой другой хренью, которой вы там, гавайцы, занимаетесь. Но не указывай мне, как я должен вести свои чертовы дела, потому что тебе до этого расти и расти.

Джозеф голову дал бы на отсечение, что после подобной вспышки Сид уж точно разъярится, но тот всего лишь хладнокровно качнул головой:

— Ты предупрежден.

— А ты покойник.

Юки совсем вымоталась. Выдался такой долгий день. Бесконечная череда утомительных мелких дел и так лишила ее сил, а тут еще возложенная на себя тайная миссия по избавлению шефа от негативной энергии, совершенно ее доконавшая. Фрэнсис, на ее взгляд, скрывал в себе некую силу, с которой следовало считаться. Прямо не человек, а бомба какая-то, способная в одно мгновение высвободить сверхсильный заряд энергии разрушительной силы. Волна от взрыва рикошетом заденет саму Юки, штатных сотрудников и местных наемных работников — ведь все они не более чем съемочные декорации и реквизит для сцен сеющей страх и ужас самоубийственной баталии, которая развернулась внутри Фрэнсиса.

Она забралась в кровать и выключила свет. Засыпая, Юки почему-то вспомнила того огромного гавайского сутенера, который подошел к ней на улице. Хотя сама мысль о том, чтобы торговать собой за деньги, казалась ей пугающей, в то же время ее взволновало, что существует человек, который и впрямь считает, что при должной подготовке она сможет придать себе сексуальную привлекательность. Когда за последнее время она кого-нибудь интересовала как женщина? Когда последний раз занималась любовью? Юки вдруг поняла, что, как это ни ужасно, у нее не было интимной близости с мужчиной уже почти четыре года. Ничьих теплых рук, объятий, поцелуев, ласковых прикосновений, никакого оргазма — вообще ничего.

Эта мысль показалась ей унылой.

Зато Юки не сидела сложа руки, изо всех сил старалась занять себя. Забивала свои дни различными курсами, занятиями, болтовней и общественной работой. Хотя она понимала, что с радостью поменяла бы все эти танцы живота, латиноамериканские танцы, семинары по фэн-шуй и занятия йогой на одну-единственную ночь в объятиях другого человеческого существа. Причем любого. Не обязательно пылкого и привлекательного, даже не обязательно мужчины — она просто хотела ощутить близость человеческого тела. И тут в ее жизни появляется незнакомец, настоящий живой сутенер, разбирающийся в своем деле, который ей говорит: «Оденься как мальчик и станешь желанной».

Хочет ли она это испытать?

Юки погрузилась в глубокий сон, в который незамедлительно ворвались видения. В своем сне Юки увидела себя с короткой стрижкой, на затылке волосы были сильно сострижены, по бокам — оставлены длинные струящиеся пряди, небрежно спадающие на глаза. Она выглядела сексапильно, соблазнительно. Одетая в белоснежный хлопковый топ, видневшийся из-под расстегнутой гавайской рубашки, сквозь тонкую ткань которого просвечивались ее маленькие темные соски. На ней мешковато висели брюки цвета хаки, едва достигающие лодыжек, отчего бедра выглядели по-мальчишески стройными. Розовые высокие кеды с отворотами и бейсбольная шапочка, лихо сдвинутая на затылок. Она и сама не знала, на кого похожа: то ли на нахального подростка, то ли на лесбиянку, то ли на очень стильную молодую женщину, современную, состоявшуюся и готовую к приключениям.

И поскольку это был всего лишь сон, внезапно ее перенесло на тропический пляж, возможно, на бразильскую Ипанему. Было жарко. Песчаный пляж усеивали, подстелив полотенца, любители загара — без ничего, розовые и разомлевшие, напоминавшие суши. Солнце парило нещадно, и запах разогретых, лоснящихся от масла какао тел смешивался с соленым дыханием морского бриза. Этот аромат заставил ее желудок заурчать, вызвав тягучее, чрезвычайно насыщенное эротическое томление.

Юки отличалась от остальных женщин на пляже. Она не была обладательницей огромных грудей, упакованных в малюсенькие лифчики. Она не носила узенькие трусики танга. И все же замечала, что мужчины исходят слюной при виде нее, кивают ей, приветственно машут, предлагают напитки, деньги, украшения, даже новый скейтборд.

В жизни она еще никогда не чувствовала себя настолько желанной.

До нее доносилось дыхание этих самцов: горячее, тяжелое, учащенное. Юки остановилась и замерла на месте, дрожа от возбуждения. Небольшой ветерок, сорвавшийся со стороны моря, осыпал ласками ее кожу и вызвал возбуждающую электромагнитную волну, окатившую тело и связавшую в одно целое ее губы, соски и внезапно ставшее влажным лоно.

Мужчины на пляже почувствовали ее желание, они могли учуять его, ощутить, как оно вихрем завертелось в воздухе, прошедшись по ним как мощный сексуальный циклон. Мужчины двинулись к ней, одни почти бежали, другие медленно шли, третьи медленно подползали, прокладывая себе путь в песке руками и коленями. Один даже выделывал страстные кувырки и сальто, приближаясь к ней. Некоторые — в деловых костюмах, остальные в гостиничных халатах, спортивных трусах или мешковатых пляжных шортах. На нескольких парнях красовались отвисшие велошорты и тесные гоночные плавки, едва скрывавшие их взбухшие члены.

Все они продолжали идти к ней. Наконец мужчины приблизились, лианы сильных, гладких рук обвили ее, лаская и прикасаясь к самым сокровенным местам. Ее тело стало растекаться и плавиться, как фруктовое мороженое в очень жаркий день. И потом, когда она ощутила на коже их горячее дыхание, они принялись слизывать ее пот. Начали с пальцев на ноге, потом перешли к лодыжкам, шее, плечам, медленно прокладывая путь к…

Юки проснулась. Она не сразу поняла, где находится; простыни промокли насквозь. Внезапно, отчаянно захотев вдохнуть глоток свежего воздуха, она вскочила с кровати, открыла раздвижную стеклянную дверь и выбежала на балкон. Ночной воздух холодной волной окатил Юки, и ее затрясло, тело снизу доверху покрылось мурашками. Уже много лет у нее не было такого яркого и насыщенного сна. Она даже рассердилась, что проснулась. Это нечестно! Если ей не удавалось в реальной жизни заняться любовью, то по крайней мере она могла бы получить немного удовольствия хотя бы в своих снах.

Ее разгоряченное лоно было влажным.

Сид крепко сжал бутылку пива, суставы его пальцев побелели от напряжения.

— Ты слышал, что энтот ублюдочной хаоле мне сказал?

Джозеф кивнул, довольно сдержанно, и продолжал потягивать пиво, пока Сид выпускал пар.

— Мне следовало стукнуть его прямо там.

— Избить инвалида? Тогда они запекли бы тебя за решетку.

— Хоть он и калека, но опасен как змея.

Джозеф развернулся к Сиду:

— Дядя, зачем ты предъявил ему ультиматум?

— А по-твоему, что, следовало повесить ему на шею цветочную гирлянду? Сказать: «Алоха, ублюдочный хаоле»? Ты этого хотел бы?

Джозеф мотнул головой:

— Я просто не знаю, сможем ли мы чего-нибудь добиться, если будем угрожать ему.

— Да ведь он и сам мне угрожал.

Джозеф не мог смотреть Сиду в глаза. Больше всего ему хотелось сейчас сказать дяде, чтобы тот проявил хоть капельку благоразумия и перестал вести себя как двухлетний малыш, который не поделил песочницу с другими детьми. Происходящее было неизбежным. Таковы законы рынка. Им удавалось сохранять монополию на протяжении многих лет, благодаря ей они могли надежно вкладывать, строить поистине эффективную экономическую систему. Но при этом не следовало забывать, что они жили словно в мыльном пузыре. И теперь, когда этот пузырь лопнул, придется научиться приспосабливаться. Джозефа подобная перспектива не страшила. Он был убежден, что они достаточно сильны, чтобы участвовать в конкурентной борьбе. И мало шансов, что противник одержит верх.

Но Джозеф также понимал, что дядя не станет его слушать, поэтому промолчал. Он окинул взглядом помещение бара. Здесь царил полумрак, освещаемый лишь горевшими над барной стойкой неоновыми вывесками с рекламой мексиканского пива; среди посетителей встречались как местные, так и туристы.

Сид махнул бармену, чтобы тот повторил заказ.

— Будем считать, что сейчас мы на военном положении.

— Что ты имеешь в виду?

— Он пришел с войной на нашенский остров. Теперь уже нет никаких сомнений.

Стэнли услышал стук в дверь своего номера, но не захотел открывать. Что, если нагрянул какой-нибудь бандит? В эту минуту послышался знакомый голос:

— Открывай дверь, ты, недоделок!

Стэнли накинул махровый халат, предоставленный гостиничной администрацией, и посмотрел в глазок. В коридоре стоял Джек, прожигающий дверь своим взглядом так, словно мог открыть ее одной лишь силой мысли. Сквозь линзу черты его лица казались странными и искаженными.

— Стэнли! Просыпайся!

— Подожди минутку. — Стэнли повернул ключ и слегка приоткрыл дверь. — Уже поздно.

— Кончай придуриваться!

Джек припечатал свой ходунок к двери, отчего послышался громкий царапающий звук, приналег и ввалился в номер.

— У тебя что, кто-то есть?

— Конечно же, нет.

— А зря. Город кишмя кишит проститутками.

Стэнли вздохнул:

— Мне не нужна проститутка, папа.

Джек бросил на него озадаченный и слегка разочарованный взгляд.

— Почему не нужна?

Стэнли снова вздохнул и решил перейти к делу:

— Что я могу для тебя сделать?

— Послушай своего старика хоть раз. В том, чтобы провести ночь с проституткой, нет ничего дурного. Не позволяй лицемерным библейским проповедникам убеждать себя в обратном. Все они твердят одно, но как только поблизости никого не оказывается, тотчас же врубают транзисторный приемник в машине и в свете приборного щитка устраивают скачки с какой-нибудь шлюшкой.

— О чем это ты?

— Я просто говорю, что не надо стыдиться обращаться к профессионалкам, чтобы удовлетворить свои естественные потребности.

Стэнли в отчаянии воздел руки:

— У меня нет никаких естественных потребностей!

Джек фыркнул:

— Конечно же, есть.

— Говорю тебе, нет. Я вполне доволен.

— Ты просто не хочешь признавать очевидного.

— Ладно. Я загляну к психоаналитику. Он профессионал.

— Опытная минетчица вправит тебе мозги быстрее, чем любой идиотский психиатр, жаждущий облагодетельствовать человечество.

— Премного благодарен, папа. Ты для того меня и разбудил, чтобы сообщить сию мудрую мысль?

Стэнли вдруг охватила безмерная усталость. Он достал из мини-бара бутылку воды. Отец проследил глазами за его движениями.

— Ты что, мне даже пива не нальешь?

Стэнли открыл бутылку «хайнекена» и передал отцу. Затем уселся на кровать и принялся потягивать свою воду, в то время как Джек осушил одним долгим жадным глотком две трети бутылки.

— Эти ублюдки объявляют нам войну.

— Кто?

— Местные уроды. Сумоист и его мальчишка.

— Самоанец.

— Да хрен с ним, невелика разница. Они прижали меня в стриптиз-клубе.

Стэнли обомлел от удивления:

— Что?

— Ты когда-нибудь видел сиськи кореянки? — сказал Джек, но понял, что сморозил глупость. — Ладно, забудь. Конечно же, ты не видел. Сиськи тебе небось попадались только в «Нэшнл джиогрэфик».

Стэнли не обратил внимания на последнее высказывание и взволнованно спросил:

— Что они сказали?

— А что, по-твоему, они могли сказать? Они хотят, чтобы мы убрались.

— А ты что ответил?

— Я посоветовал им самим уматывать к черту на кулички. — Джек допил пиво и отшвырнул бутылку на пол.

— Что они сказали на это?

Джек недовольно посмотрел на сына.

— Ты что, полагаешь, будто они ответили: «Вот и ладушки, мы уберемся без лишних слов, нижайше благодарим вас за совет»?

— Нет, я…

— Представляешь, они объявили нам войну! Первым же рейсом я вылетаю в Вегас. Перекинусь парой слов с нашими друзьями из АФТ-КПП. Возможно, они смогут надавить на кого надо, разобраться с этими островитянами.

— И конечно же, придется отстегнуть им долю наших акций.

Джек поднялся, схватил ходунок и захромал по направлению к двери, кинув на ходу:

— За успех надо платить.

Если вы совсем не знаете города, то можете по чистой случайности сунуться в эту крысиную полуподвальную забегаловку, затерявшуюся в одном из грязных переулков Чайнатауна, бросить один взгляд на собравшихся там головорезов, наркоманов и наемных убийц — и постараться убраться незамеченным как можно быстрее. Но если бы вы знали правду, то удивились бы, узнав, что эти опасные с виду клиенты, пьющие пиво и поглощающие сомнительного качества сасими, являются забежавшими сюда после работы полицейскими, по большей части глубоко засекреченными сотрудниками отделов по борьбе с наркотическими средствами и организованной преступностью. Более того, в действительности это место было самым безопасным в Гонолулу, хотя на первый взгляд так не казалось.

Сейчас один из детективов, болезненно выглядевший парень с сальным конским хвостом, усами а-ля Фу Манчу и пиратскими серьгами, пел караоке. Он уже порядком набрался, впрочем, как и все остальные представители правоприменительных сил, снимающие в баре напряжение после работы, но его чувственное, с оттенком сексуальности исполнение песни «Ты — светоч моей жизни» всем очень понравилось.

Джозеф вошел в бар и приветственно кивнул нескольким знакомым детективам. Что ж, если ты вырос в Гонолулу, то от этого никуда не деться: ты всех знаешь, и все знают тебя. Джозеф был довольно близко знаком с несколькими полицейскими. У него и в преступном мире имелись связи. Один из его лучших школьных друзей стал первокласеным сутенером. Хотя они никогда не обсуждали между собой подобный род занятий. Джозеф не интересовался, а его друг всегда обходил эту тему стороной. Иногда лучше чего-то не знать, если дело касается друзей.

Джозеф занял место у бара и заказал пиво. Нетвердо стоявшая на ногах брюнетка — Джозеф вспомнил, что уже видел ее среди полицейских, патрулирующих улицы Чайнатауна, — неуклюже швырнула перед ним список песен, которые можно было спеть под караоке, и приказным тоном велела выбрать одну из них. В подобном месте, где у всех есть «пушки», лучше делать то, что вам говорят. Джозеф кивнул и принялся просматривать список, пока не выполнят его заказ.

Наконец принесли пиво, а также стакан со льдом и глубокую пластмассовую тарелку, доверху наполненную маленькими красными шариками — li hing mui. Следуя местной традиции, Джозеф взял две кислые маринованные сливки, обсыпанные порошком насыщенного красного цвета, и опустил в запотевший от холода стакан. Потом осторожно залил фрукты пивом. Его движения были размеренными, потому что после подобной обработки из слив выделялось нечто, заставляющее пиво образовывать обильную пену.

Напротив за дальним столиком сидел дядя Сид, целиком сосредоточившийся на разговоре с помощником окружного прокурора. Сид пытался выяснить, существует ли какой-нибудь способ поймать Джека Люси и его лас-вегасскую шайку на незаконном фиксировании цен, мошенническом сговоре или взяточничестве — в общем, на одном из тех самых нечистоплотных делишек, которые сам Сид повседневно проворачивал с благословения профсоюза. Сид надеялся найти союзников или, точнее сказать, кого-нибудь, кто отправился бы в бой вместо него. Джозеф заметил, что дядин собеседник, добродушного вида рыжеволосый мужчина с облупленным от загара носом, помотал головой. Сид отхлебнул большой глоток пива, понимающе кивнул и, по всей видимости, предпринял попытку зайти с другой стороны. До Джозефа донесся громоподобный голос дяди, перекрывший грохот караоке:

— Но это ведь наш остров!

Помощник окружного прокурора что-то пробормотал в ответ. Судя по тому, что Сид отвел глаза в сторону и стиснул зубы, Джозеф догадался, что ответ не совпал с его ожиданиями.

Джозеф жадно отпил ледяное, со сладковатым сливовым привкусом пиво и покачал головой. Насколько он разбирался в ситуации, поздно начинать кричать «это наш остров», когда этот самый остров украли у них еще несколько столетий назад. В свое время как британцы, так и французы безуспешно пытались стереть с лица земли Гавайское Королевство и наложить лапу на острова. Тогда они ушли несолоно хлебавши, столкнувшись с упорным сопротивлением свирепого народа, преданного своему монарху. И только набитым деньгами разбойничьим магнатам из Соединенных Штатов удалось с ними справиться; эти варвары не стали утруждать себя всякими там военными судами и снаряжением армии — они просто-напросто разложили Гавайи изнутри, прибегнув к подкупу.

В 1985 году король Дэвид Калакауа, пьяница и бабник — земное воплощение бога-кабана Камапуа’а, — подписал взаимное соглашение с Соединенными Штатами, согласно которому сахарные и ананасовые магнаты получали право поставлять гавайские товары на материк по исходной цене, без налогов и пошлин. Денежные мешки из Сан-Франциско и других американских городов ожидали такого поворота событий, так что предусмотрительно завладели обширными участками земли, причем большую часть приобрели непосредственно у самого короля.

Несколько лет спустя король Калакауа продлил действие соглашения и взамен позволил правительству США построить военно-морскую базу в заливе Перл-Харбор. Это послужило началом гибели Гавайского Королевства. Не прошло и десяти лет, как сельскохозяйственные магнаты Клаус Спрекелс и Сэнфорд Б. Доул, сахарные и ананасовые короли, финансировали восстание против монархии и призвали военно-морские силы США якобы для «защиты американских интересов».

17 января 1893 года королева Лилиукалани под их давлением отказалась от трона, чтобы избежать кровавой бойни между исконными гавайцами и американскими моряками. Острова были насильно присоединены к территории США, а Доула назначили губернатором. Именно с тех пор американские интересы оказались незыблемыми на вечные времена. Если бы кто-нибудь спросил Джозефа, то он бы сказал, что эти интересы защищались за счет самих гавайцев.

Подвыпившая брюнетка протянула Джозефу микрофон и сказала, что теперь его очередь петь. Поскольку он хорошо владел гавайским, то выбрал местную песню. Певец из него был не ахти какой, поэтому он довольно неуверенно взял микрофон в руки, от всей души надеясь, что никто из сидящих в баре не станет особо прислушиваться к его исполнению.

Заиграла музыка, на экране вместе со словами замелькали картины диких тропических лесов и водопадов, и Джозеф запел своим высоким, грустным фальцетом классическую островную песню «Хи’илаве».

Возможно, его вокальные данные и уступали многим из присутствующих, но сама песня, с ее запоминающейся благозвучной мелодией и прекрасными словами о волшебном водопаде, взволновала Джозефа, и вскоре он заметил, что стал петь громче и гораздо увереннее, чем вначале. Музыка заглушила шум голосов, и в баре воцарилось молчание. Даже Сид, только что начавший предлагать свою личную поддержку, связи профсоюза и наличные деньги любым политическим устремлениям, которые могли быть у помощника окружного прокурора, замолчал и прислушался.

Внезапно в крошечном баре на маленьком острове, затерявшемся посреди самого большого океана в мире, Джозеф всем телом ощутил связь с этим временем и этим местом. Его переполнила идущая из глубин души ностальгия, которую он не мог назвать иначе как прочувствованностью.

Она проникла в его пение и взволновала сердца всех, кто находился в баре в эту минуту. Джозеф видел ее отблеск на лицах людей, когда пел. Даже каратист Майк, здоровенный детектив, за всю жизнь ни разу ни спевший ни одной ноты, прикрыл глаза и беззвучно проговаривал слова песни.

Когда Джозеф пропел последнюю строчку, бар взорвался криками одобрения и аплодисментами. Гарри, бармен, забрал у Джозефа микрофон и сказал ему, что его исполнение почти не уступает исполнению великого Израиля Камакавивоолу Джозеф улыбался, кивал и даже слегка покраснел, когда усаживался на свое место, затем добавил еще несколько li hing mui в стакан со льдом и медленно налил туда пиво.

Он никогда еще прежде не чувствовал себя большим гавайцем, чем сейчас.