Киев находится в двух часах езды на машине от Чернобыля. Аркадий проделал этот путь за девяносто минут на мотоцикле, лавируя между машинами и в случае необходимости сворачивая на обочину дороги и объезжая старух, продающих ведрами яблоки и связки золотистого лука. Машины останавливались, давая гусям перейти дорогу, но с цыплятами не церемонились. Лошадь в канаве, люди, забрасывающие песком горящую машину, гнезда аистов на телефонных столбах – все проносилось мимо, как кадры плохого кино.

Как только показались поблескивающие в летней дымке золоченые купола Киева, Аркадий съехал на край дороги, позвонил Виктору и продолжил путь в уже более спокойном темпе. Антон Ободовский снова находился в кресле стоматолога, и было похоже, что он пробудет там еще какое-то время. Аркадий катил вдоль Днепра и испытывал облегчение от возвращения в большой оживленный город, раскинувшийся по обоим берегам реки. Он поднялся по претендующему на стильность Подолу, обогнул новые городские мусоросборники и подъехал к остановке посреди площади Независимости, от которой расходились пять улиц. На площади били фонтаны – так или иначе, Киев больше, чем Москва, походил на европейский город.

Виктор сидел в летнем кафе, читая газету. Аркадий плюхнулся на стул рядом с ним и сделал официантке знак подойти.

– О нет, – сказал Виктор. – Здешние цены тебе не по карману. Я угощаю.

Аркадий откинулся назад и посмотрел на шумящие листвой деревья и уличных музыкантов, на детей, играющих у фонтана, на поверхности воды которого дрожала рябь. Классические здания в советском стиле обрамляли площадь со всех сторон, а посредине ее белели воздушные строения, увенчанные красочной рекламой.

Виктор заказал два кофе по-турецки и сигару. Подобная щедрость с его стороны была Аркадию в новинку.

– Выглядишь неплохо, – оценил Аркадий. Итальянский костюм с шелковым галстуком нейтрализовал бомжеватую внешность Виктора.

– За счет Бобби. Лучше на себя посмотри. Военный камуфляж. Ты похож на коммандос. Вид мужественный. Радиация тебе на пользу.

Принесли кофе. Виктор наслаждался – он курил сигару, медленно выпуская синий дымок.

– Гавана. Есть две новости. Хорошая – Бобби собирается тебя похитить. Плохая – у Бобби есть Яков. Яков – страшный старик. Страшный, поскольку терять ему нечего. Хочу сказать, если Бобби подумает, что мы работаем вместе, его просто обгадят – те или другие. Если же Яков подумает так – мы покойники.

– На кого ты работаешь?

– Аркадий, ты делишь мир на черное и белое. Современная жизнь сложнее. Прокурор Зурин сказал, что мне не положено связываться с тобой ни при каких обстоятельствах. Это оскорбит украинцев. Сейчас у украинцев президент, которого записали на видеопленку, когда тот заказывал убийство журналиста, но он все еще их президент, и поэтому мне непонятно, чем ты оскорбляешь украинцев. Но… такова современная жизнь.

– Ты в отпуске по болезни?

– Пока Бобби намерен платить. Я сказал тебе, что мы с Любой снова сошлись?

– Кто такая Люба?

– Моя жена.

Аркадий понял, что совершил оплошность. Борьба за душу Виктора была похожа на ловлю скользкой от жира свиньи, и любая ошибка могла стоить дорого.

– Ты никогда не говорил о ней.

– Может, и не говорил. Это вышло благодаря тебе. Я возился с твоим дружком – Молчуном Женей, потом ушел в запой и наконец побежал к Любе и рассказал ей все. Теперь у нас все просто чудесно, а я думал, что давно потерял ее. Мы с Любой опять стали жить вместе, и я призадумался о своей жизни. Решил поставить крест на прошлом (и работе в том числе) и начать все заново с Любой, зарабатывать настоящие деньги и иметь свой дом.

– Это произошло, когда Бобби связался с тобой по электронной почте?

– Именно тогда.

– Laika 1223.

– Лайка была отличной собакой.

– Трогательная история.

– Понимаешь, что я имею в виду? Для тебя существует только черное и белое.

– И не пьешь?

– Время от времени употребляю коньяк.

– А как же Антон?

– Здесь этическая дилемма.

– Почему?

– Потому что ты не заплатишь. Я просто не думаю больше о себе. Я должен принимать в расчет Любу. И помнить, что Зурин запретил все контакты. Не говоря о полковнике Ожогине. Он сказал, чтобы с тобой не было абсолютно никаких контактов. Никаких, понимаешь?

– Бобби Хоффман звонил тебе, пока я ехал сюда? Что он сказал?

– Разрешил поговорить с тобой, но не болтать лишнего.

– Как новые ботинки? – Аркадий взглянул на обувь Виктора.

– Сначала жали.

Аркадий заметил, как Виктор посматривает на двери итальянского обувного магазина в цокольном этаже здания, в котором была и «Стоматология». Виктор с аппетитом поглощал фруктовое мороженое. Аркадий ковырял блинчик. Так или иначе, но зона заглушала голод. Полдень перешел в вечер, и площадь стала еще красивее, когда разноцветные прожекторы осветили фонтаны. Виктор показал на залитый светом театр на холме над площадью:

– Здание оперы. Одно время там находился КГБ, и говорят, что даже отсюда можно было услыхать крики. Когда-то здесь работал и Ожогин.

– Расскажи мне об Антоне.

– Лечит зубы.

– Весь день?

Аркадий встал и направился к обувному магазину, рассматривая сумки и куртки, а заодно читая вывески наверху: кардиолог, юрист, ювелир. Этаж над ними поделили турагентство и стоматолог Р.Л. Левинсон. Аркадий вспомнил туристические проспекты на койке Антона в Бутырке. На обратном пути к столику Виктора Аркадий заметил девочку лет шести с темными волосами и блестящими глазами, танцующую неподалеку от уличного скрипача, вырядившегося под цыгана. Девочка была не с ним, просто танцевала сама по себе, делая разнообразные па и кружась под музыку.

Аркадий сел.

– Откуда ты знаешь, что он в кресле стоматолога, а не покупает билет в кругосветное путешествие?

– Когда он приехал, все кабинеты, кроме стоматологии, были закрыты на обед. Я сыщик.

– Неужели?

– Чтоб тебя!

– Я уже слышал это.

Виктор невесело улыбнулся:

– Да, как в старые времена. – Он ослабил узел галстука и встал, чтобы осмотреть себя в зеркальном окне кафе. Потом сел и сделал знак официантке: – Еще два кофе и чуточку водки.

Антон Ободовский, по словам Виктора, был как подарок. Виктор прилетел в Киев двумя днями раньше, чтобы встретиться с Хоффманом, и чисто случайно увидел в своем самолете Антона. Тот был налегке, даже без ручной клади. После приземления Виктор подумал, что потерял его, предположив, что Антон бесследно исчез в тех районах Киева, где у него все еще имелось несколько пунктов обмена валюты и магазинов «24 часа». Как и любой бизнесмен, Антон имел квартиры в двух разных городах, правда, никто не знал, где именно они находятся. Безопасный ночной отдых требовал конспирации. Но стоматологи не могли ходить с бормашиной по домам, и Виктор выследил, как Антон переходит площадь, направляясь на прием.

– Теперь, после вашего совместного просмотра видеопленок службы слежения, Бобби убежден, что Ободовский и есть тот парень с чемоданом в фургоне дезинсектора. Антон довольно силен, он угрожал Иванову по телефону и был посажен в Бутырку только после полудня. Мотив, средства и возможность. Помимо всего прочего, Антон – киллер. Вот и он.

Антон вышел на улицу, трогая челюсть, – никакой телохранитель не защитит от кариеса. Как всегда, он был в черном костюме от Армани и с осветленными волосами – его было трудно не заметить. Следом за ним шла невысокая, темноволосая женщина лет тридцати пяти в аккуратной строгой жакетке.

– Стоматолог – женщина? И так хороша собой, что он приезжает к ней из самой Москвы?

– Это еще не вся компания. Подожди и увидишь, – сказал Виктор. Последней из дверей появилась высокая молодая женщина лет тридцати с кудрявыми волосами цвета меда в шортах и льняной блузке без рукавов с серебряными пуговицами. Она взяла Антона под руку. – Гигиенист.

К ней подошла маленькая девочка, танцевавшая под скрипку. Оказалось, они похожи как две капли воды. Девочку заинтересовал человек на ходулях, и она показала в сторону площади, где развлекали публику уличные художники и артисты. Девочка обратилась к Антону, который неопределенно передернул плечами и повел их за собой. Взрослые быстро шагали впереди, а девочка, прыгающая вокруг матери, все время немного отставала. Аркадий с Виктором держались от этой компании метрах в тридцати, справедливо полагая, что Антон не ожидает увидеть московского следователя в украинском камуфляже и явно не рассчитывает увидеть Виктора в элегантном костюме с сигарой.

– Бобби думает, что Антону заплатил Николай Кузьмичев. Фургон прибыл из компании Кузьмичева, а это многое значит.

– Неужели Кузьмичев владеет дезинфекционной компанией? А я считал, что он занимается никелем и оловом.

– А также фумигацией, кабельным телевидением и авиалиниями. Он покупает по компании в месяц. Думаю, что воздушная трасса и фумигация встретятся на одном из азиатских маршрутов.

– Антон – угонщик машин. Он бы и сам смог раздобыть фургон.

– Думаешь, фургон Кузьмичева служил маскировкой?

– По-моему, вряд ли умный человек использовал бы транспорт, по которому его легко можно выследить, а Кузьмичев совсем не дурак.

Человек на ходулях в казацком красном плаще и остроконечном колпаке надувал длинные шары, которые потом сворачивал в виде различных зверюшек. Антон купил девочке голубую собаку. Сразу после этого стоматолог вежливо попрощалась с Антоном за руку и, забрав девочку, ушла. Виктор и Аркадий следили за происходящим от лотка с CD. Аркадий думал о том, что девочка, возможно, всю жизнь проведет рядом с опасными людьми. Как доктор-гигиенист, например.

– Гигиенист носит бриллиантовую брошку с именем «Галина», – сказал Виктор. – Она прошла мимо меня совсем близко, и от моей эрекции чуть было не опрокинулся стол.

Стоматолог с дочерью повернули к станции метро, а Антон и Галина вошли под ярко освещенный стеклянный купол, спустились на эскалаторе в подземный торговый центр, состоящий из бутиков, продающих французскую модную одежду, польский хрусталь, испанскую керамику, русские меха, японские компьютерные игры, ароматерапию. Виктор и Аркадий следовали за ними.

– Всякий раз при мысли, что Россию поимели, я вспоминаю про Украину и чувствую себя лучше, – сказал Виктор. – Когда киевляне копали котлован под торговый центр, они случайно натолкнулись на фрагмент Золотых ворот, древней городской стены, археологическое сокровище. Городские власти знали, что если будет объявлено о находке, то работы остановятся. И поэтому промолчали и зарыли артефакт. Потеряли историю, зато получили «Макдоналдс». Конечно, он не так хорош, как московский.

Подобострастная волна страха предшествовала появлению Антона в каждом магазинчике, а охранники торгового центра приветствовали его с таким уважением, что Аркадий стал подумывать о возможном теневом партнерстве Антона в одном-двух магазинчиках. Красавица Галина сменила свою блузку на мохеровый свитер. Она вместе с Антоном скользнула в кабинку для примерки в магазине дамского белья. А в это время Аркадий с Виктором следили за ними из-за стойки с кухонной посудой, расположенной напротив. Зеркальное стекло современного торгового центра оказалось сущим подарком для сыщиков.

– Ободовский весь день в кресле стоматолога и думает только про секс. Тебе придется поверить ему, – сказал Виктор.

Аркадий подумал, что магазинный разгул Антона больше смахивал на обход требующего к себе уважения короля квартала. Или на прогулку пса, помечающего свою территорию.

– Антон по происхождению украинец. Мне надо знать, откуда он родом. Дай мне знать, где он остановится. Я еду обратно в Чернобыль.

– Не делай этого, Аркадий. Пошли подальше Тимофеева вместе с Бобби, игра не стоит свеч. С тех пор как мы снова сошлись с Любой, я все думаю: никто и не тоскует по Тимофееву. Он был миллионером, ну и что с того? Имел кучу денег, которые транжирил. Родных нет. После смерти Иванова у него и друзей не осталось. По-моему, случившееся с Тимофеевым и Ивановым действительно напоминает проклятие.

На обратном пути из Киева Аркадия измотали выбоины на темном шоссе, он мечтал только о сне или, в крайнем случае, о забытье и уж совсем не ожидал встретить Еву Казку, которая ждала его у дверей с таким видом, словно он опаздывал на свидание. Она сильно затягивалась сигаретой. Все в ней было резким – сузившиеся глаза, тонкие губы. Камуфляж… с шарфиком.

– Ваш приятель Тимофеев был мертвенно-бледным. Вы задаете столько вопросов, что я подумала, а вдруг вы не прочь узнать и это.

– Не хотите ли войти? – спросил Аркадий.

– Нет, в вестибюле хорошо. Кажется, у вас нет соседей.

– Один имеется. Может быть, это мертвый сезон для зоны.

– Может быть, – сказала она. – Уже за полночь, а вы не пьяный.

– Я был занят, – сказал Аркадий.

– Вы как неродной. Надо продолжать общаться с чернобыльцами. Ванко наблюдал за вами в кафе.

Разговор прервал Кэмпбелл, английский эколог, который вышел в вестибюль в нижней рубашке и кальсонах. Он раскачивался и чесался. Ева отступила в сторону, а Кэмпбелл, казалось, не видел ее в упор.

– Товарищ!

– Вообще-то так больше не говорят, – сказал Аркадий. Так вышло, что он почти не разговаривал с Кэмпбеллом. – Во всяком случае, добрый вечер. Как вы себя чувствуете?

– Тип-топ.

– Что-то вас не видно.

– И не увидите. Я приехал сюда с замечательной парой пилюль от радиации, с ними же и уеду. Рассчитаны на длительное действие. Пью в основном виски. Смотрю в любое время попсу, хотя качество украинского телевидения оставляет желать лучшего. Быстро затягивает. Вы говорите по-английски?

– Именно на этом языке мы сейчас и говорим. – Хотя шотландская картавость Кэмпбелла была такой невнятной, что его с трудом можно было понять.

– Вы совершенно правы. Шутка за мной. Милости просим, в любой час дня и ночи. Мы шотландцы, а не британцы, у нас без церемоний.

– Вы очень великодушны.

– Я серьезно. Буду крайне огорчен, если вы не придете. – Кэмпбелл, казалось, сосчитал до десяти, а потом добавил: – Тогда договорились. – И исчез в своей комнате.

Спустя мгновение Ева разрядила обстановку:

– Это ваш новый друг? Что он сказал?

– Что виски лучше водки защищает от радиации.

– Вы слишком мягкий человек.

– Что вы имеете в виду, говоря: «Тимофеев был бледным»?

– Мне так показалось, хотя Тимофеев был одет и заморожен. Но даже в таком виде он казался обескровленным, выжатым. Я не подумала об этом тогда. Такие раны, как у него, я видела у погибших в Чечне. Перерезано горло и кровоизлияние. Вот крови у него не было. Принимая в расчет грязь и дождь, его рубашка была чистой. Волосы тоже. Однако в ноздрях имелись сгустки крови.

– Он страдал носовыми кровотечениями.

– Возможно, это было что-то другое.

– Сломанный нос?

– Никаких следов избиения. Конечно, волчья стая потрепала его, и поэтому я не могу сказать наверняка.

– Перерезанное горло, обескровленный вид, но никаких следов крови на рубашке или волосах, только в носу. Загадка.

– Да. И еще, я должна снова извиниться за слова насчет вашей жены. С моей стороны это было глупо. Боюсь, что я совсем очерствела. Простите.

– Непростительна ее смерть.

– Вы вините врачей.

– Нет.

– Понимаю. Вы капитан-доброволец спасательной шлюпки. Думаете, что отвечаете за всех. – Ева вздохнула: – Простите, я, должно быть, пьяна. Даже с одного стакана. Обычно это не выбивает меня из колеи.

– Боюсь, что в спасательной шлюпке никого не осталось и я плохо сделал свою работу.

– Мне надо идти. – Однако Ева не двинулась с места. – Кто был мальчик, с которым вы говорили по телефону? Просто друг, вы сказали?

– Я и сам не знаю, как получилось, что несу ответственность за одиннадцатилетнего мальчика Женю, который живет в московском детском приюте. Смешные отношения. Я ничего не знаю о нем, потому что он отказывается со мной говорить.

– Нормальные отношения. Я отказывалась говорить с родителями с одиннадцати лет. Мальчик отстает в развитии?

– Нет, он очень способный. Шахматист, и подозреваю, что у него математический склад ума. И он храбрый. – Аркадий вспомнил, сколько раз Женя убегал из приюта.

– Говорите как родитель.

– Нет. Его настоящий отец пропал, а именно он и нужен Жене.

– Вы любите помогать людям.

– Наоборот. Нисколько.

– Шутите.

– Но это правда.

– Нет, думаю, вы все же помогаете. В Чечне всегда пытались вытащить раненых и трупы с поля боя, даже под огнем. Очень важно не быть брошенным. Вы чувствовали себя брошенным, когда умерла жена?

– Какая связь между Чечней и моей женой?

– Вы чувствовали себя брошенным?

– Да.

– Вот так и у меня с Алексом, с той только разницей, что он не умер, а изменил.

– Сменим тему?

– Да уж, разоткровенничались.

Аркадий чуть потянул шарфик Евы, и тот развязался. В вестибюле освещение было слабым, но когда Аркадий поднял ее подбородок, то увидел похожий на минус шрамик на шее.

– Что это?

– Память о Чернобыле.

Аркадий не убирал руку, ощущая теплоту ее кожи, и Ева не возражала.

Внизу открылась дверь, и чей-то голос позвал:

– Ренко, это вы? У меня для вас кое-что есть. Поднимаюсь.

– Это Ванко. – Ева поспешно завязала шарфик.

– Я покажу вам… – снова начал Ванко.

– Подождите. Я спускаюсь, – опередил его Аркадий.

– Меня здесь не было, – прошептала Ева.

Кафе являлось чернобыльским вечерним клубом и парламентом, находка же трупа Бориса Гулака в охлаждающем пруду подняла статус Аркадия. Ему предоставили угловую кабинку и столик, а Ванко купил пива. Звучала музыка группы «Пинк Флойд», и некоторые даже танцевали.

– Алекс говорит, что вы, как магнит, притягиваете убийства.

– Алекс говорит очень приятные вещи.

– Он скоро будет. Следит за Евой.

Аркадий не сказал, что совсем недавно расстался с ней. «Интересно, – подумал он, – у нас с ней одна тайна на двоих».

– Вы сказали, есть что-то для меня?

– Для евреев. – Ванко открыл рюкзак и передал Аркадию видеопленку без наклейки и назвал цену – пятьдесят долларов.

– Ну и как, продается?

– Это подарок на память. Мы могли бы продать ее вашему американскому другу и разделить полученные деньги. Что вы об этом думаете?

– Видеозапись из гробницы? Той, которую мы видели вчера? Вы и впрямь сделали из нее бизнес.

– Могу быть и проводником. Я знаю, где что находится. Знаете, я был здесь во время аварии, еще совсем мальчишкой.

– Учитывая облучение, которому вы подверглись тогда, разве не лучше покинуть зону навсегда?

– Зону лучше покинуть всем. Во всяком случае, мы меняемся, сколько рабочих дней, столько и выходных.

– Что же люди здесь делают в свободное время?

– Я-то не много делаю. А вот Алекс получает хорошие деньги: он говорит, что работает в животе зверя. Именно так он называет Москву. Ева работает в киевской клинике. – Ванко подтолкнул локтем видеопленку поближе к Аркадию. – О чем вы думаете?

Аркадий перевернул кассету.

– Еврейская гробница? Что-то я не заметил здесь много евреев.

– Это из-за немцев и войны. Хотя тогда многие пострадали от немцев, не только евреи. Все время твердят о евреях.

Аркадий кивнул.

– Геноцид и всякое такое.

– Да.

– Но кажется, вы являетесь неофициальной приглашающей стороной для еврейских туристов.

– Стараюсь помочь. Я поместил вашего друга с его шофером в дезактивированном доме.

– Прекрасно. – Аркадий знал, что это против правил зоны, но он также знал, что доллары делают чудеса. – Так, значит, у вас есть видеоплейер? Я не могу продать пленку американцу, пока не узнаю, что на ней.

– Мой плейер сломан. У некоторых милиционеров в квартирах были свои аппараты, но их украли. Нет проблем, можно устроить просмотр. Держите пленку.

– Вы можете рассчитывать на Ванко. – Алекс подсел к столу. – Он все может устроить. И примите мои поздравления, старший следователь. Еще одно мертвое тело, как я понимаю. Вы обнародуете убийства. Полагаю, это ваше призвание. Где Ева?

Ванко пожал плечами. Аркадий сказал, что не знает, удивившись самому себе, почему он дважды солгал о Еве.

– Уверены, что не видели ее? – спросил Алекс Аркадия.

– Я только что вернулся из Киева.

– Это правда, – сказал Ванко. – Мотоцикл еще теплый.

– Может быть, нам следует объявить ее в розыск, – сказал Алекс. – Как вы думаете, Ренко?

– Почему вы волнуетесь?

– Я же ее муж.

– Вы в разводе.

– Не играет роли, если продолжаешь о ней заботиться. Ванко, не могли бы вы принести нам еще по кружке пива?

– Конечно. – Ванко, который рад был стараться, пробрался сквозь танцующих к стойке.

Аркадий не хотел говорить с Алексом о Еве.

– Итак, ваш отец был знаменитым физиком, и вы пошли по его стопам. Почему же сменили профессию и стали экологом?

– Опять вопросы.

– Интересный поворот.

– Нет, интересно другое – в мире двести атомных электростанций и десять тысяч ядерных боеголовок, и все это в руках некомпетентных людей.

– Пространное заявление.

– По-моему, нормальное. – Алекс доверительно понизил голос. – Дело в том, Ренко, что мы с Евой разведены не до конца. Официально – да. А в моем сердце – нет. Подобная близость – навсегда.

– Бывший муж не имеет права требовать отчета.

– За пределами зоны, может быть. А зона – это другое, более интимное. Вы человек образованный. Знаете, что такое запах?

– Чувство.

– Более чем чувство. Запах – это эссенция, притяжение свободных молекул в предмете. Если бы мы могли действительно видеть друг друга, то увидели бы рой свободных молекул и атомов. Мы испускаем их. С каждым встречным ими обмениваешься. Вот почему любящие так чувствуют запах друг друга – они настолько соединились, что фактически являются одним существом. Никакой суд, никакой клочок бумаги не сможет разделить вас. – Алекс взял руку Аркадия и начал ее сжимать. Благодаря установке капканов рука Алекса была широкой и сильной. – Кто знает, сколько тысяч молекул снует сейчас между нами?

– Это вы узнали из курса экологии?

Хватка Алекса стала крепче – не рука, а клещи.

– Из природы. Запах, вкус, осязание. Мысленно видишь ее с другим мужчиной. Знаешь каждую клеточку ее тела, внутри и снаружи. Даже черточку. Сочетание опыта и воображения – вот что сводит тебя сума. И, проводя вместе ночи, точно знаешь, что доставляет ей наслаждение. Ты ее слышишь. Представлять, что кто-то занимается с ней любовью, – это слишком. Волк бы не смирился. Скажите, кто вы – волк или собака?

Аркадий сжал руку в кулак для самозащиты.

– Я еж.

– Да, именно такой ответ понравился бы Еве. Я знаю тип мужчин, к которым ее тянет. Я понял все, когда она сказала, что вы ей нравитесь.

– Это было так очевидно?

– Вы даже внешне похожи – темные волосы и мертвенная бледность. Похожи, как брат с сестрой.

– Я не заметил.

– Даже если подвернется случай, то ради Евы вы не должны им воспользоваться. Спрашиваю вас как друг, ваш первый друг в зоне: между вами и Евой что-нибудь есть?

– Нет.

– Это хорошо. Вы же не хотите здесь осесть, верно?

– Нет.

– Каждый в зоне занимается своим делом. Ну и вы занимайтесь своим. – Алекс отпустил руку Аркадия, которая теперь была похожа на бледный комок рыхлой глины. Аркадий устоял перед искушением сжать пальцы, чтобы проверить, действуют ли. – Вопросы есть?

– Я понимаю, что для безопасности вы проводите исследования в зоне только через месяц. Чем вы заняты остальное время в Москве?

– Хороший вопрос.

– Так чем же?

– Посещаю разные экологические институты, обобщаю сделанные здесь исследования, читаю, пишу.

– И это прибыльно?

– Очевидно, вы никогда не писали для научного журнала. Это почетно.

Алекс забавно описал научную конференцию, посвященную солитеру, на которой голодных ученых угостили бутербродиками-канапе. Алекс с Аркадием продолжали спокойно беседовать на разные темы – кино, деньги, Москва, но на другом, подсознательном, уровне Аркадий чувствовал, что получает сокрушительные удары, и потому держал двойную оборону.

На обратном пути в общежитие Аркадий услышал, как мимо него пролетел козодой, охотящийся за мотыльками. Он ушел из кафе, когда понял, что Алекс ждет прихода Евы лишь для того, чтобы посмотреть, как они с Аркадием будут вести себя, понаблюдать за их неловкостью на людях, разгадать ключевые слова, которые не укроются от бывшего мужа. Прилипающие молекулы и атомы.

Уличный фонарь погас, когда Аркадий прошел под ним вместе с Ванко. Общежитие освещала лишь слабая лампочка у входа, а там, где деревья заслоняли луну, улица исчезала во тьме. Даже в темноте Аркадий вдруг почувствовал чье-то присутствие рядом. Это явно было не животное, не птица – что-то угрожающее скользило с ним рядом – с одной стороны, а потом с другой. Когда он двинулся с места, оно двинулось вместе с ним. Потом оно остановилось, и Аркадий почувствовал, как у него от страха похолодела шея.

– Алекс? Ванко? – глухо спросил он темноту.

Ответа не последовало, только шум листвы доносился сверху, а затем Аркадий услыхал жуткий смех. Он стиснул видеопленку Ванко и побежал. Общежитие было всего в пятидесяти метрах. Аркадий не боялся – просто решил пробежаться. Что-то пролетело рядом, захватило поднятую ногу и опрокинуло Аркадия на спину. С другой стороны так сильно ударили в живот, что перехватило дыхание. Воздуха вокруг было хоть отбавляй, но грудь больно сжалась. Единственное, что мог сделать Аркадий, – это перекатиться в сторону, когда лезвие вонзилось в землю рядом с его ухом, и за это он схлопотал удар по голове с другой стороны. Послышался звук скольжения. Лежа вниз лицом на мостовой, Аркадий судорожно втянул глоток воздуха и на фоне далеких огней кафе рассмотрел фигуру в камуфляже, на роликовых коньках и с хоккейной клюшкой. Человек катился вперед, отводя назад клюшку для победного гола. Аркадий попробовал подняться и тут же упал на онемевшую ногу, получив удар по спине. Снова лежа лицом вниз, он заметил, что такие меткие удары наносились благодаря очкам ночного видения, которыми были экипированы нападавшие. Поскольку Аркадий уже не мог шевелиться, они встали в кружок и перебрасывали его друг другу, заставляя корчиться от боли. Когда он попытался оказать сопротивление, его сильно ударили по ногам. Когда попробовал схватить клюшку, посыпались удары с другой стороны. Последним «сюрпризом» для Аркадия стал мужчина, ступивший в круг с фонариком, луч которого он навел прямо в глаза ближайшего роллера. Тот слепо отшатнулся назад, а мужчина приставил большой пистолет к его подбородку и так направил луч, чтобы второй роллер мог увидеть ствол рядом с головой своего приятеля.

– Фашисты! – раздался хриплый голос. – Выстрелю, и ваш дружок будет как выжатый лимон. Убирайтесь вон, убирайтесь отсюда, или я прострелю ваши гейские… Пошли вон!

Это оказался Яков и, хотя он был вдвое меньше роллера, которого держал на прицеле, дал ему такого пинка, что его отбросило далеко в сторону. Нападавшие немного помялись, но щелчок взводимого курка пистолета лишил их храбрости, и они укатили в тень, в дальний конец улицы.

Аркадий поднялся, пощупал голову, голени и проверил, на месте ли видеопленка.

– Если на ногах, значит, в порядке, – сказал Яков.

– Что вы здесь делаете?

– Слежу за вами.

– Вот спасибо.

– Забудьте. Дайте глянуть. – Яков посветил фонариком на голову Аркадия. – Выглядите прекрасно.

«Неужели Яков теперь заделался экспертом по телесным повреждениям?» – подумал Аркадий. Это было тревожным знаком.