— Для тебя почта.
Харви протянул Джейн письмо и увидел, как она побледнела, прочитав обратный адрес, как задрожали ее руки, когда она вынула из конверта несколько фотографий и разложила их на столе.
На всех был изображен счастливый, улыбающийся ребенок. На диване. В манеже. Среди игрушек. С огромным плюшевым медведем в обнимку. Взгляд Джейн, обращенный на фотографии, был печально-нежным, а уголки рта дрожали.
— Как он вырос… — тихо проронила она. — Дети очень быстро меняются. — Джейн собрала снимки и положила их обратно в конверт. — Я сейчас вернусь, Харви, только отнесу фотографии, — спокойно, слишком спокойно, сказала она.
Весь день Харви преследовало какое-то неприятное ощущение, непонятно чем вызванное. И только в конце дня, увидев на улице женщину, которая вела за руку смешного карапуза, он понял: чувство вины — вот что это было. Харви подумал о Джейн, о ее тоскующих глазах. Тоскующих о ребенке, которого она не смогла оставить у себя. Она женщина и хочет иметь детей. Что в этом плохого?
Ничего, кроме того, о чем он честно предупредил Джейн: подобного рода вещи — не для него.
И ей не следует надеяться, что он изменит свое мнение. В настоящее время он, Харви, спит с ней. И только.
Какой я замечательный парень! — с иронией подумал Харви. Но ее это устраивает, возразил он себе. Она здесь по собственной воле. Может уехать в любое время, когда ей вздумается. Но она не хочет уезжать.
Потому что она меня любит.
А разве мне никогда не дарили любовь? Но много ли радости в конце концов это принесло мне? Любовь… Всего лишь фантом, иллюзия. Вот что такое любовь.
Но неприятное ощущение не проходило. Оно заполняло офис Харви, его машину, его голову. У этого ощущения был запах, вкус, цвет. Оно душило его.
«Ты в самом деле хочешь закончить свою жизнь, как твой отец!» — прозвучал в его ушах голос Маргарет.
Харви сердито выругался. Могги и ее мелодраматический монолог о затворнике, единственной компанией которого являются собаки! Зачем тратить время и энергию на размышления об этих глупостях?
Джейн в который уже раз рассматривала фотографии Фила и перечитывала коротенькую записку, в которой сообщалось, что ребенок прекрасно себя чувствует в новом доме. Ей было больно видеть эти фотографии, но одновременно с этим она испытывала облегчение, убедившись, что мальчика любят, что он счастлив и доставляет своим приемным родителям много радости. У него есть отец и мать, и ему с ними хорошо. Это самое главное.
Так почему же по ее щекам бегут слезы?
Хочется ей того или нет, но пришло время, когда Фил должен уйти из ее жизни, по-настоящему уйти. Теперь ей надо подумать о своем будущем.
Она знает, что ей нужно. Ей нужен Харви. Она хочет выйти за него замуж. Ей не нужна бесконечная любовная связь. Но сидеть и ждать, пока Харви изменит свое мнение, бесполезно.
Нужно что-нибудь придумать.
Лучше всего думается при ходьбе, и Джейн, погруженная в раздумье, долго-долго шла, пока не оказалась в поселке возле дома Хелены.
На этот раз Хелена боролась с дверной ручкой, пытаясь выяснить, почему та не работает как надо.
— В один прекрасный день я увижу тебя за латанием крыши, — пошутила Джейн.
— Это уже пройденный этап, — разочаровала ее Хелена и таинственно улыбнулась. — Я рада, что ты пришла. Мне просто необходимо с кем-нибудь поговорить.
— Мне тоже, — отозвалась Джейн. — Но начинай ты.
Они устроились в тени со стаканами холодного апельсинового сока.
— Я беременна, — сообщила Хелена и зарделась в радостном волнении.
— О, Хелена, это чудесно! Я очень рада за тебя!
— Я сама еще не могу в это поверить. После стольких лет! Мы уже думали, не взять ли ребенка из приюта, и вдруг…
— Но теперь-то тебе уж точно не стоит лазить на крышу, — сказала Джейн.
Они весело болтали несколько минут, пока Хелена не спохватилась, что Джейн тоже хотела что-то сказать.
— Я собираюсь организовать атаку на Харви, — призналась Джейн.
— Давно пора, — проворчала Хелена. — Будь моя воля, я отвинтила бы его дурацкую голову, промыла хорошенько мозги и надела снова. Может быть, тогда он что-нибудь понял бы.
Джейн рассмеялась.
— Спасибо за поддержку!
— Собираешься прибегнуть к шоковой терапии? — поинтересовалась Хелена.
— А что мне еще остается делать?