На этот раз вечеринка, устроенная Лорин в честь Джейн, не принесла виновнице радости. Джейн болтала с гостями, смеялась, но мыслями все время возвращалась к злополучному обеду с нелепой красной расшитой золотом скатертью, с десертом в форме сердца.
Какой же она была идиоткой! Только идиотка могла верить, что заставит Харви жениться, если зажжет несколько свечей, поставит на стол шампанское и угостит чувственным эфиопским блюдом! Как она могла так сглупить?!
— Я слышала, вы уезжаете?
Джейн очнулась от своих мыслей и посмотрела на женщину, которая вдруг оказалась рядом с ней.
— Правда? — холодно поинтересовалась она.
Эту женщину Джейн видела только один раз у кого-то на вечеринке, но сразу почувствовала к ней неприязнь. У женщины был злобный взгляд и очарование ястреба. Джейн и в голову не пришло, что Лорин может пригласить эту особу. Скорее всего дамочка с кем-то приехала. Как же ее зовут? Не то Мони, не то Моди.
— Насколько я понимаю, ваша книга закончена, — сказала Мони-Моди. Ее тон был притворно приветливым. — Вы, наверное, счастливы.
Джейн в упор посмотрела на нее.
— Да, я счастлива. — Во всяком случае, в том, что касается книги, это было так.
— И когда же вы возвращаетесь в Англию?
— Я не собираюсь возвращаться, — холодно ответила Джейн.
— Правда? И не собираетесь покидать убежище нашего друга Харви?
Потрясающая наглость! Что, эта Мони-Моди ждет, пока она уедет, чтобы прибрать к рукам Харви? Для подкрепления духа Джейн отпила глоток вина. Ладно, она умеет обращаться с такими особами. Их нужно бить их собственным оружием.
Джейн беззаботно пожала плечами.
— А для чего мне уезжать? Хозяин этого, как вы выразились, убежища чертовски хорош, и мне нравится жить на его ранчо. К тому же у меня здесь много друзей. Как говорится, от добра добра не ищут. Разве не так?
Ястребиные глаза прищурились — женщина явно оценивала услышанное.
— Вы ведь знаете, почему он попросил вас пожить у него, не так ли? — спросила Мони-Моди тем же мерзким тоном.
— Конечно, — Джейн неторопливо потягивала вино, — я хорошо готовлю.
Женщина уставилась на нее в полном изумлении. Джейн едва не расхохоталась.
— Он попросил вас пожить у него, потому что вы беспроигрышная ставка, — мстительно сказала Мони-Моди.
— Беспроигрышная ставка? — переспросила Джейн, тут же пожалев об этом. Зачем она разговаривает с этой перебравшей спиртного женщиной? Зачем вообще слушает ее?
— Вы — беспроигрышный вариант, потому что обязательно вернетесь туда, откуда приехали, — пояснила Мони-Моди таким тоном, будто разговаривала с недоразвитым ребенком. — Вы закончили свою книгу и теперь уедете. Очень удобно для него. Никаких обещаний, никаких ожиданий.
Джейн широко раскрыла глаза, изображая удивление.
— О, так вы думаете, у него нет никаких серьезных намерений относительно меня?
Должно быть, я великолепно сыграла идиотку, похвалила себя Джейн. Впрочем, ничего удивительного — ведь совсем недавно я замечательно выступила в этой роли.
— Чертовски верно, дорогуша. — Мони-Моди ядовито улыбнулась. — Он никогда не принимал женщин всерьез, так что не льсти себя надеждой, что ты станешь исключением.
— И вам это очень приятно, не правда ли? — В Джейн вскипела холодная ярость к этой женщине, тем более что она чувствовала ее правоту.
Мони-Моди, удивленная ее вопросом, какое-то время молча смотрела на нее.
— Почему вы считаете, что мне это приятно? — фыркнула она.
— Потому что вы находите злобное удовольствие, «просвещая» меня. Я не назвала бы вас благородной натурой, скорее совсем наоборот. Советую вам активнее использовать это свое бесценное качество.
Прежде чем ее «просветительница» пришла в себя, Джейн спустилась по каменным ступеням и вышла в освещенный лишь луной сад. Ноги у нее подгибались. Она стиснула зубы, борясь с неожиданно подступившим приступом отчаяния.
Все знали. И все ее предупреждали, иногда вполне доброжелательно. Она собиралась доказать им всем, что они не правы. Что она может… могла бы…
Но ее любви не хватило, и теперь она совершенно не знает, что делать. Разве можно любить больше и сильнее, чем любит она? Где ей найти то волшебное средство, которое заставило бы Харви по-настоящему доверять ей? Ведь только тогда он открыл бы ей свою душу.
Укрывшись в самом темном углу сада, Джейн дала волю слезам.
— Джейн! — послышался из темноты голос Лорин. — Что эта ведьма тебе сказала? Я видела, что она разговаривает с тобой, и лицо у нее было такое… — Лорин подошла ближе. — Ты плачешь? Что она тебе наговорила?
Джейн пожала плечами, вытерла глаза тыльной стороной ладони и в последний раз жалобно всхлипнула.
— Ничего особенного. Она сказала то, что все говорили и до нее. Та же самая старая песня.
— А мне казалось, что у тебя все складывается очень неплохо. — В голосе Лорин звучало недоумение.
— Это только кажется. Все были правы, а я ошибалась, и в конце концов мне пришлось это признать. Вот и все.
— О, дорогая… — беспомощно пробормотала Лорин и, обняв Джейн, стала ласково ее поглаживать.
— Я чувствую себя ужасно глупо, — пожаловалась Джейн севшим от слез голосом. — Я пошла на все с широко раскрытыми глазами, а оказалась слепой как крот.
— Это сделала с тобой любовь. — Лорин подтолкнула Джейн к дому. — Пойдем-ка надеремся хорошенько.
Джейн издала сдавленный смешок.
— Что за сумасшедшая идея?
— Но эта идея заставила тебя рассмеяться.
На следующий день, вознося молитвы богам любви и удачи, Джейн отправилась в обратный путь. Дорога была долгой, поэтому у нее было время все обдумать и зарядить свою опечаленную душу новой порцией надежды.
Она любила возвращаться на ранчо: к широким просторам, к мягким холмам в отдалении, к бесконечному небу. Джейн не смущала даже ухабистая дорога и забивающаяся во все щелки пыль. Она чувствовала себя, что бы там ни говорил Харви, принадлежащей этим местам.
Харви поглядывал на Джейн через стол, слушал, как она, перебрасывается шутками с Пайвари, и удивлялся.
Джейн вернулась в прекрасном настроении, как будто не произошло ничего особенного. Харви приехал домой уже в сумерках и застал Джейн на террасе с каким-то глянцевым журналом в руках. На ней было легкое кремовое платье, и выглядела она так, будто провела всю первую половину дня у парикмахера. До чего же он соскучился по ней! Сорвать бы с нее эту тоненькую кремовую штучку и тут же в столовой заняться с ней любовью, чтобы все его сомнения и страхи растворились в воздухе и исчезли навек! Но вместо этого Харви поддерживал вежливый разговор, извлекая из себя минимально необходимое для этого количество слов. Потом он удалился в свой кабинет и пробыл там до полуночи.
Когда он вошел в спальню, Джейн уже спала. Ночник остался включенным, книга, которую она читала, лежала на середине кровати. Джейн ждала его. Ее волосы блестели в слабом свете, лицо казалось спокойным. Сердце Харви мучительно сжалось, но он сразу же постарался погасить всякие чувства.
Он приготовился ко сну, выключил свет, лег на спину и уставился в потолок, стараясь не думать о женщине, лежащей с ним рядом, и не слышать ее дыхания.
— Я не играю в твою игру, Харви.
Джейн взглянула ему прямо в лицо. Она не могла больше выносить этого. В течение нескольких дней он был чужим и отстраненным, бросал десяток фраз за вечер и, лежа рядом с ней в постели, не касался ее. Искушение перебраться в комнату для гостей одолевало Джейн все сильнее. Но это означало бы отступить, отказаться от Харви. Это стало бы началом конца.
— И что это за игра? — спросил Харви, даже не оторвавшись от газеты.
— Ты намеренно отталкиваешь меня, но ничего у тебя не выйдет. Я не уеду. По крайней мере, добровольно.
Его манеры, совершенно очевидно, изменились в лучшую сторону, потому что Харви опустил газету и взглянул на Джейн. Однако молчания по-прежнему не нарушил, по-видимому, ждал, что она скажет еще. И Джейн продолжила:
— Ты можешь легко от меня избавиться, если действительно хочешь этого. Усади меня в свою машину и отвези в Мельбурн. Но ведь ты не этого хочешь, верно?
— Не могу понять, о чем ты говоришь. Я ведь не прошу тебя уехать.
— Верно, не просишь. Ты хочешь, чтобы я уехала по собственной воле, и тогда твоя сумасшедшая теория подтвердилась бы еще раз. Но ты ошибаешься. Ты ошибаешься относительно меня. Я не Марджори, ни твоя мать, и я…
— Оставь в покое мою мать! — Харви сгоряча швырнул газету на пол.
— Нет, не оставлю! Только из-за своей матери ты обращаешься со мной так, как обращаешься! Ты думаешь, раз не прижилась здесь она, то не приживется и ни одна другая женщина.
Харви побледнел. Он вскочил, сунул руки в карманы и замер, глядя на Джейн тяжелым взглядом.
Джейн набрала в грудь побольше воздуху.
— Я такая же, как она, не правда ли? Счастливая, жизнерадостная женщина. Как она. И у меня зеленые глаза. Как у нее. — Джейн смотрела Харви в глаза, но они оставались непроницаемыми. — Так вот, позволь мне сказать тебе, Харви, может быть, в чем-то я и похожа на нее, не знаю. Я никогда с ней не встречалась. Но я не собираюсь судить о ней только по слухам и по досужим вымыслам.
— Как похвально! — язвительно процедил Харви. — Но я-то ее знал.
— И ты думаешь, что я — как она, и судишь меня исходя из своего мнения о ней. Ты решил, что я хороша только на какое-то время, на то время, пока я здесь. Ты получал удовольствие от моей компании, тебе нравилось спать со мной. И пусть бы все так и оставалось, верно?
На скулах Харви заходили желваки. Он наклонился, подобрал газету и бросил ее на софу.
— Я не давал никаких обещаний.
— Не давал. Ты хочешь легкой жизни, без всяких осложнений. Вот что ты говоришь себе. Но ведь это неправда. А правда в том, что ты трусишь. Ты боишься собственных чувств, ты в ужасе оттого, что тебе снова могут причинить боль. Поэтому ты закрыл свою душу для всех, и никого в нее не пускаешь. Ни Марджори, ни меня.
— Как это ты во всем разобралась? Прямо настоящий психоаналитик.
Джейн игнорировала его иронию. Она вошла в раж и собиралась высказаться до конца. Встав со своего кресла, она остановилась прямо перед Харви и посмотрела в его холодное, замкнутое лицо.
— Ты оттолкнул ее, как сейчас отталкиваешь меня. Не однообразная скучная жизнь на ранчо заставила ее уйти, Харви, а ты.
— Я?
— Да, ты. Ты притворяешься, что тебе никто не нужен. Ты не хочешь ни с кем делиться своими чувствами. Ты не связываешь себя никакими обязательствами. Вот что заставило Марджори уйти, а не трудности жизни на ранчо.
— Ты потрясла меня своей глубокой проницательностью, — холодно заметил Харви.
— Здесь не нужна особая проницательность. Это лежит на поверхности. То же самое ты делаешь со мной.
— И что же именно я делаю?
Отчужденность, замкнутость. Джейн хотелось броситься на него и силой, кулаками, пробить этот неприступный барьер, чтобы выпустить на волю любовь и нежность. Ведь они существуют, Джейн знала точно, потому что иногда они пробивались из-под постоянной настороженности Харви, как испуганное ночное животное, неожиданно попавшее в луч света. Нежность и любовь были в его ласках, в том, как он смотрел на нее, как касался ее.
— Ты знаешь, что тебе делать, Харви. — Джейн закрыла глаза, и неожиданно у нее задрожали колени. — Если ты и в самом деле хочешь, чтобы я уехала, есть лишь один способ заставить меня уехать добровольно.
У нее появилось ощущение, будто она стоит на краю пропасти. Но у Джейн не было выбора: чтобы спастись, ей нужно перепрыгнуть эту пропасть.
— И какой же? — вежливо-ледяным тоном осведомился Харви.
Ноги дрожали так, что Джейн пришлось сесть. Она проглотила комок в горле, в какой-то момент ей даже показалось, что голос предаст ее и она не сможет заговорить.
— Я уеду, если ты, глядя мне прямо в глаза, скажешь, что не любишь меня.
В следующее мгновение моя жизнь может рассыпаться как карточный домик, подумала Джейн. И для этого нужно так мало — всего лишь несколько слов: «Я тебя не люблю».
Харви смотрел на нее бесконечно долго.
— Я не играю в твои игры, — наконец сказал он и шагнул к двери.
— Харви!
Он остановился, но не обернулся.
— Я люблю тебя, — сказала Джейн.
Харви стоял не шевелясь, словно мраморная статуя.
— Я не уеду, — добавила она.
Повисло напряженное молчание.
— Я никогда не просил тебя об этом, — так и не обернувшись, сказал Харви и вышел.
Силы покинули Джейн. Она упала в кресло, подобрала под себя ноги, свернулась в комочек и рыдала до тех пор, пока не иссякли слезы.
Все последующие дни и ночи Джейн жила на пределе своих сил — в ужасном напряжении, измучившись от бессонницы. Чтобы хоть как-то поддержать себя, она совершала по утрам долгие прогулки. Но это не помогало. Она по-прежнему ночами лежала рядом с Харви, их отделяли друг от друга несколько дюймов. Но эти дюймы были огромными и непреодолимыми, словно пустыня Сахара.
Харви спал беспокойно, а однажды ночью стал бредить — что-то бормотал во сне, метался, жалобно стонал. Джейн протянула руку и коснулась его плеча. Он не почувствовал ее прикосновения. Тогда она придвинулась ближе и тихонько окликнула его, но он продолжал метаться.
Джейн положила руку ему на грудь и прошептала:
— Харви, проснись. Тебя мучают кошмары.
Он затих, потом пробормотал:
— Джейн? Джейн…
— Я здесь.
— Но они все бросали цветы, махали руками… — пробормотал он.
— Это сон, только сон…
— Значит, ты не уехала, — с облегчением сказал Харви, как будто не веря этому. Он все еще был в полусне.
— Нет, я не уехала. — Джейн подвинулась ближе, положила щеку ему на грудь. — Я здесь.
Рука Харви коснулась ее волос, скользнула ниже — к шее, к обнаженной спине и наконец легла на бедро. Нежность, жалость, любовь, чувственное томление — все слилось в единый поток, который захлестнул Джейн.
Харви повернулся на бок, нашел ее губы и со стоном поцеловал. Поцелуй был настойчивым, жгучим, руки жадно скользили по телу Джейн. Не дыша, терзаемая тем же чувственным голодом, она страстно возвращала поцелуи. Его имя вырывалось из ее горла подобно стону, тело трепетало и пело безумную песнь желания.
Возможно, Харви не мог разделить с ней свою душу при свете дня, но сейчас, в глубокой ночной тьме, они могли разделить свою страсть, и в ночи Джейн могла дать ему то, что он не принял бы от нее днем. В том, как Харви касался ее, Джейн чувствовала отчаяние, безмерность его потребности в ней. Пронзительное, горячее, сумасшедшее ощущение.
Такого никогда не было. Их соитие напоминало неожиданный летний ливень — стремительный, обвальный, с громом и с молнией.
И затем он кончился. И снова тишина. Темнота.
Харви крепче прижал Джейн к себе, она ощутила на своей коже его горячее дыхание.
— Джейн…
— Я здесь, — пробормотала она и погрузилась в глубокий, без сновидений, сон.
Джейн открыла глаза и увидела, что Харви одевается, не зажигая света. Мир за окном был уже полон утренних звуков, но предрассветные сумерки по-прежнему заполняли комнату. Джейн мгновенно припомнилось все, что было ночью: одолевавшие Харви кошмары и то, как они занимались любовью.
— Харви! — окликнула она.
— Спи, — сказал он ничего не выражающим тоном.
Джейн словно окатили холодной водой. Она села на постели и отвела волосы с лица.
— Харви, пожалуйста, поговори со мной.
Джейн услышала в своем голосе молящие нотки и испугалась, что не выдержит и выскажет все, что у нее на уме: «Пожалуйста, скажи, что ты меня любишь. Пожалуйста, не старайся вытравить из памяти воспоминания об этой ночи…»
— Мне пора идти.
И Харви ушел, даже не поцеловав ее, не попрощавшись, не взглянув на нее.
Джейн снова легла, подождала, пока не стих шум отъехавшей машины, оделась и отправилась на прогулку. Не пройдя и мили, она опустилась на землю под большим эвкалиптом и стала перебирать воспоминания о прошлой ночи.
Интересно, а Харви об этом помнит? Может быть, ему кажется, что все это было сном?
Харви не приехал к ланчу, зато у дома появился запыленный джип, из которого вышла молодая блондинка, в волосах которой играли солнечные блики.
Джейн, идя навстречу гостье, гадала, кто бы это мог быть. Девушка неуверенно направилась к ступенькам террасы, она озиралась по сторонам, словно опасаясь, не нападет ли кто-нибудь на нее. В руке у нее был пластиковый пакет.
— Привет, — поздоровалась Джейн.
— Привет, — отозвалась девушка и покраснела. — Я хотела бы поговорить с мистером Харви Лоу.
Гостья оказалась настоящей красавицей: матовая не тронутая загаром кожа, светлые волосы и прозрачные зеленые глаза. Пугающе зеленые глаза. Вид у нее был смущенный.
— К сожалению, его нет дома.
— О… — растерянно пробормотала девушка.
— Проходите, пожалуйста, — пригласила Джейн, протягивая ей руку и называя свое имя.
— А я Эвелин Коберн. Я… я не хотела бы вас беспокоить.
— Вы меня не обеспокоите.
Джейн проводила гостью на террасу. Открывшийся взору гостьи великолепный вид произвел сильное впечатление.
— О! — Она замерла в немом восхищении.
— Да, это и мое любимое место, — сказала Джейн, указывая на одно из кресел. — Садитесь.
Эвелин колебалась. Джейн с удивлением заметила, что на ее лице неожиданно появился испуг.
— А… отец Харви, мистер Лоу, дома? — спросила она.
Вопрос удивил Джейн.
— Нет, он умер шесть лет назад.
— Неужели? — сказала Эвелин с таким облегчением, что Джейн не могла удержаться от улыбки. Но уже в следующее мгновение девушка осознала, что ее реакция на известие неприлична, и ее охватила настоящая паника.
— Простите меня! Простите! Я не имела в виду…
Джейн положила руку на плечо Эвелин и ласково повторила:
— Садитесь. Я знаю, что вы имели в виду. Все в порядке.
Поставив на пол пластиковый пакет, Эвелин неловко опустилась в кресло и закрыла лицо руками.
— Как я могла такое сказать?.. Просто не верится… — бормотала она.
— Не волнуйтесь. Я никогда его не видела, так что вы ничуть не задели мои чувства. А теперь могу я предложить вам что-нибудь выпить?
Эвелин положила руки на колени и улыбнулась.
— Да, пожалуйста, это было бы замечательно.
Джейн налила в высокие бокалы колу, положила кубики льда.
— Ну, — Джейн улыбнулась девушке, — я могу вам чем-нибудь помочь? Харви вернется только вечером.
— Вы его жена? — спросила Эвелин.
— Нет.
— Но вы… здесь живете?
— Да, я помогаю по хозяйству, можно так сказать.
Эвелин с облегчением перевела дыхание.
— Думаю, я должна сказать, кто я.
— Неплохая идея.
Эвелин облизнула губы. Словно маленькая девочка, зажала коленями руки.
— Я его сестра.
— Сестра Харви? — удивилась Джейн.
Девушка нервно кивнула.
— На самом деле — только наполовину. Я… я не думаю, что он знает обо мне.
— Не понимаю… — Джейн недоуменно покачала головой. — Почему Харви не знает, что у него есть сестра?
Эвелин снова нервно облизнула губы.
— Он не рассказывал вам о своей матери? Думаю, что нет. Он ее ненавидит. — Эвелин часто заморгала, очевидно отгоняя подступившие слезы. — Знаете, мне это трудно понять. Я люблю свою маму и не могу представить, что кто-то ее ненавидит. — Слезы все-таки заструились по ее щекам. — Извините, Джейн, я так рада, что встретила вас! Я до смерти боялась ехать сюда, но должна была это сделать.
— Почему? — мягко спросила Джейн, ее сердце тянулось к этой девушке.
— Я просто хотела познакомиться с братом. Мне от него ничего не нужно, только увидеть его. Я росла одна, и теперь, когда узнала, что у меня есть брат… Но еще больше я хотела встретиться с ним ради мамы. — В голосе Эвелин зазвенело отчаяние. — Она не видела его с тех пор, как Харви исполнилось одиннадцать. Я узнала обо всем только два года назад, когда умер мой отец. Для меня это было как гром среди ясного неба. — Эвелин заплакала. — Мне хотелось, чтобы они снова были вместе. Это неправильно — все, что случилось. Она любила Харви.
— Где сейчас ваша мать? — спросила Джейн, выйдя из тупого окаменения.
— В Шеппартоне, в отеле «Виктория». Мы приехали вчера.
Джейн почувствовала странную легкость, будто приезд матери Харви открывал перед ней какие-то новые возможности. Она понимала: в этом неизвестно почему возникшем ощущении нет ничего рационального. Скорее всего, ей уготовано новое крушение, и все же…
Эвелин глубоко вздохнула и залпом выпила содержимое своего бокала, словно набиралась храбрости для продолжения разговора.
— Я сказала маме, что поеду и познакомлюсь с Харви. Меня-то он не может ненавидеть, правда? Он даже не подозревает о моем существовании. Харви никогда не говорил вам обо мне или о моей маме?
Джейн покачала головой.
— Нет, он вообще не любит говорить о своем прошлом.
— Может быть, потому, что оно для него не важно, — тихо проронила Эвелин.
— А может быть, ему слишком больно, — предположила Джейн.
Девушка удивленно взглянула на нее.
— Вы так думаете?
— Трудно сказать, что он чувствует. — Джейн помолчала. — Может быть, вам лучше вернуться в отель, а я поговорю с ним?
Эвелин с благодарностью посмотрела на нее.
— Вы это сделаете?! Правда?! Вы думаете, он захочет меня видеть?!
— Не знаю.
Она действительно не знала.
— Понимаете, мама старалась… но ничего не получилось. — Голос Эвелин снизился до шепота. — Мистер Лоу… обращался с ней очень плохо. Мама подождала, пока Харви исполнилось одиннадцать лет, и уехала. Она решила, что он уже достаточно большой мальчик и не нуждается в ней так, как раньше, а взять его с собой она не могла.
— Почему?
— Мама говорит, что он принадлежит этому краю: охота, рыбалка, любовь ко всякой сельской работе — с лошадьми, с овцами… Она полагала, что было бы жестоко отрывать его от всего этого, но для нее это было самое тяжелое в жизни. — Эвелин глубоко вздохнула. — А поскольку отец Харви запретил ей всякие контакты с сыном, она никогда его больше не видела.
— Должно быть, для нее это было ужасно. — Джейн понимала, что ее слова — всего лишь невыразительное клише, совсем не соответствующее тому, что чувствует и она, и Эвелин, но просто не знала, что сказать.
— На кого он похож? — поколебавшись, спросила Эвелин. — Он красивый? — Она смутилась. — Мама говорит, он был совершенно диким ребенком, вечно пропадал на пастбище, кого-то ловил, в кого-то стрелял, прекрасно бросал лассо.
— Ну вообще-то, — Джейн улыбнулась, — сейчас он вполне цивилизованный человек: ест ножом и вилкой, читает книги и не смущается ни в чьем обществе.
— Спасибо, что вы так добры ко мне, — сказала Эвелин и встала. — Надеюсь, вы сможете нам помочь. Я хочу сказать… чтобы Харви не отказался с нами встретиться.
— Постараюсь, — пообещала Джейн.
Эвелин на мгновение замялась.
— И еще, пожалуйста, я вас очень прошу. — Девушка наклонилась, подняла пластиковый пакет и протянула Джейн. — Не могли бы вы передать ему это? От мамы.
Харви вернулся домой поздно, молча съел ужин. Джейн предоставила его самому себе и заговорила с ним только в гостиной, где он разыскивал какую-то книгу на полках.
— Тут днем кое-кто был, хотел тебя повидать, — начала она.
— Да? И кто же? Почему ты не направила его в контору?
— Я думала, что ты все же приедешь на ланч. К тому же не «его», а «ее».
— Ну так кто это был? — рассеянно спросил Харви, все еще занятый поисками книги.
— Твоя сестра.
Рука Харви замерла на корешке книги. В наступившей тишине Джейн слышала удары своего сердца.
— У меня нет сестры.
— Это дочь твоей матери, твоя единоутробная сестра.
Харви резко обернулся и с плохо скрываемой яростью спросил:
— Какая сестра?! Что, черт побери, происходит?!
— Ее зовут Эвелин. Ей семнадцать лет, и она приехала сюда, чтобы познакомиться со своим братом.
Лицо Харви будто окаменело, и Джейн затрепетала при мысли о том, что скрывается за этой ледяной сдержанностью.
— Чего она хочет? — спросил он.
— Познакомиться с тобой.
— Где она сейчас?
— В Шеппартоне, в отеле «Виктория». — Джейн перевела дух и добавила: — Там же и твоя мать. Она тоже хочет тебя видеть.
— Но я не хочу их видеть! — огрызнулся Харви.
— Чего ты боишься?
— Я не боюсь. — Он презрительно усмехнулся. — Мне нечего ей сказать, вот и все. Мне было одиннадцать, когда она бросила меня. Ни письма, ни одной паршивой поздравительной открытки на день рождения! А теперь она ждет, чтобы я раскрыл ей свои объятия и радостно пригласил в гости?
— Я не понимаю, Харви, почему ты не попытался что-нибудь узнать о матери? Ты учился в Англии и тебе никогда не приходило в голову найти ее и узнать, почему…
— Нет, не приходило, — резко прервал ее Харви. — Если бы она хотела видеть меня, она знала, где меня найти. Она просто ушла от меня и моего отца. Ушла — и думать о нас забыла.
— Но почему она ушла?
Он издал горький смешок.
— Здешняя жизнь оказалась не по ней. Она искала радостей и удовольствий. Мы устраивали вечеринки у себя, ходили в гости, но ей этого было мало. Кончилось тем, что она упорхнула с каким-то мужчиной и больше не вернулась.
— Это то, что тебе рассказал отец?
— Это правда! И тебя это совершенно не касается, черт побери!
Меня это касается, потому что я люблю тебя, хотелось сказать Джейн, но она промолчала.
— Знаешь, у медали две стороны. Ты никогда не задумывался, что, может быть, ты знаешь не всю правду?
— Всю правду? — насмешливо переспросил Харви. — Она была моей матерью. Я любил ее, а она в один прекрасный день просто исчезла. Правда, сказала мне об этом накануне вечером. Обещала писать, брать к себе на все каникулы, но обещаниями все и закончилось.
Никогда прежде Харви не говорил о своем прошлом так много, и сейчас Джейн слушала его затаив дыхание, боясь прервать поток откровений.
Харви отвернулся, не желая, чтобы Джейн видела его лицо.
— Я лежал без сна, — его голос был монотонным, лишенным всякой окраски, — надеясь на следующий день увидеть от нее какую-нибудь записку, хоть несколько строчек. А потом каждый день после уроков я заходил в учебную часть и спрашивал, нет ли мне письма. Прошли недели, прежде чем я окончательно потерял надежду. Я понятия не имел, где моя мать и как с ней связаться. — Харви снова повернулся к Джейн. — Вот правда, которую я знаю.
Джейн глубоко сострадала ему, его боли, тому одиннадцатилетнему мальчику, чьи страстные надежды так никогда и не исполнились.
— И знаешь, что я тогда сделал? — продолжал Харви, глядя ей прямо в глаза. Переживания, которые он много лет держал взаперти, рвались наружу: — Я сочинил для себя рассказ о том, что самолет, в котором летела моя мать, упал в океан и что она мертва и поэтому мне не пишет. Мне было легче думать, что моя мать погибла, чем знать, что она попросту забыла обо мне.
— А как же твой отец? Что говорил он?
Харви усмехнулся.
— Что моя мать не создана для жизни на ранчо, что у нее мораль подзаборной кошки, или что-то в этом роде, и что без нее нам будет лучше. И все. Больше он не проронил о ней ни единого слова. Никогда. Как я понял позднее, когда стал взрослым, она перестала для него существовать. А в детстве я спрашивал и спрашивал отца о ней, но с таким же успехом я мог бы обращаться к стене.
— Ты не думаешь, что тебе следует выслушать и другую сторону — твою мать?
— После стольких-то лет? — с горечью спросил Харви. — Разве теперь это имеет какое-нибудь значение?
— И все же ты должен ее выслушать. И познакомиться со своей сестрой. Она очень милая девушка. Харви, и страшно нервничала. Мне было ее жаль. — Джейн поднялась со стула. — Кстати, она что-то оставила для тебя.
Джейн протянула ему пластиковый пакет. На какой-то миг она испугалась, что Харви откажется принять его, но он взял пакет и, помедлив, вытащил довольно большую плоскую коробку.
— Что это? — спросил он, внезапно осевшим голосом.
Харви держал коробку в руке и, казалось, боялся открыть ее, боялся увидеть, что там внутри. Потом он снял крышку, и лицо его посерело. Джейн тоже заглянула в коробку, и сердце ее забилось тяжелыми ударами. В коробке лежали аккуратно сложенные стопки писем с надписью: «Вернуть отправителю». Харви осторожно, будто стеклянную, положил коробку на кофейный столик, опустился в ближайшее кресло и взял одно из писем.
Джейн молча вышла из комнаты.
Прошло часа два, прежде чем она рискнула приоткрыть дверь в гостиную. Стол был завален открытками, фотографиями, исписанными от руки листками бумаги. Харви сидел там же, где она оставила его, у его ног лежали две собаки, настороженно уставившиеся на хозяина. Харви облокотился на стол и закрыл лицо руками — настоящее воплощение горя.
Джейн инстинктивно бросилась к нему, обняла и уткнулась лицом в его спину. Харви дрожал, из его горла вырывались ужасные булькающие звуки — тяжелые, мучительные страдания, поднимавшиеся из бездонных глубин скорби и отчаяния.
И Джейн не разжимала своих объятий, пока Харви не успокоился и комнату не заполнила тишина, нарушаемая лишь доносившимся снаружи пением цикад и резкими вскриками какой-то птицы. Наконец Харви встал и медленно, словно лунатик, направился к дверям.
— Харви! — окликнула Джейн.
— Иди спать, — спокойным безжизненным голосом сказал он.
И Джейн поняла: нужно позволить Харви уйти — пусть он сам одолеет демонов, которые столько лет жили в его душе.