Нью-Йорк сам по себе унылый город, но нет в нем более унылого места, чем морг больницы Бельвью. Сержант Эдди Лукко взглянул на часы: десять минут третьего утра. Он отхлебнул из пластмассового стаканчика чуть теплой коричневой жидкости, от которой кофе даже и не пахло. Электрические часы на бледно-зеленой стене тихонько щелкнули, отметив, что прошла еще одна минута. Сержант услышал приближающиеся шаги доктора Генри Грейса, глухим эхом отражавшиеся от твердого пола с резиновым покрытием, и перевернул вторую страницу чрезвычайно сжатого отчета о судебно-медицинском вскрытии.

— Извини, Эдди, но сейчас воскресная ночь и как раз такое время, когда они начинают поступать. — Грейс был маленьким, коренастым человеком лет пятидесяти, с густыми жесткими седыми волосами и в очках в роговой оправе.

— И кто поступил? — поинтересовался Лукко.

— Два смертельных случая — автокатастрофа и запланированное самоубийство.

— Запланированное? Черт возьми, похоже, это как раз по моей части.

— Тут ты ошибаешься, парень. — Патологоанатом бросил взгляд на карточки, лежащие на столе. — Покойник выскользнул из спасательного пояса для пожарников. Я все время твердил им, что эти пояса чертовски ненадежны, три часа двадцать минут втолковывал, что нужно отказаться от них. И знаешь, что мне в конце концов сказали?

— Нет.

— И правильно, сержант, я слишком во многое влезаю.

— Боже… — детектив покачал головой.

— А жизнь это просто сука.

— Аминь.

— Значит, об этой неизвестной. Что ты прицепился к этому делу? Ты ведь большая шишка в отделе по убийствам.

— Таков уж мой жребий.

— Сука…

— Это ты уже говорил.

Грейс пошарил в ящике стола и извлек оттуда свежую упаковку резиновых перчаток. Он сел напротив Лукко и потер лицо руками.

— Так чем я могу помочь тебе?

— Речь идет о той девушке. Ты пишешь здесь, что ее возраст между семнадцатью и девятнадцатью. А почему не шестнадцать? Или не двадцать?

— Можешь не сомневаться в моем заключении.

Некоторое время в комнате стояла тишина.

— Ладно, — Лукко с отвращением посмотрел на остатки кофе.

Нэнси уже третью неделю занималась своим судебным процессом, приезжая из Олбани по пятницам и уезжая по понедельникам. Зарабатывала деньги, чтобы оплатить новую систему кондиционирования и отделочные работы в их квартире в Куинзе. А это значит, что они получат за квартиру более высокую цену, когда продадут ее и переедут в лучший район. Прошлой ночью он занимался расследованием двойного убийства в Мэдисон, в квартире, где на стенах висели картины стоимостью, должно быть, свыше миллиона долларов. И два трупа в отделанной мрамором ванной со старинными итальянскими зеркалами. Мать и отца застрелил ошалевший от героина сынок, а его подружка в это время находилась в коме от чрезмерной дозы наркотика и лежала в спальне, на стене которой висел вымпел Йельского университета.

— Хорошо, Генри, сосредоточь свои мозги на этой неизвестной. Говоришь, можно не сомневаться?..

— Конечно. После тысячи вскрытий я приобрел определенный… навык.

— Отлично. Мне нужна твоя помощь, Генри.

— Спрашивай.

— Просто расскажи мне о своих подсознательных ощущениях, которые ты не отразил в акте вскрытия. Например, была ли она наркоманкой? Необразованная, из бедной семьи? Может, она работала уборщицей и мыла полы? Или была машинисткой? А еще ее зубы. Их лечили в Нью-Йорке или в Теннесси? Что ты скажешь? Поработай над этим, Генри, но только для меня.

Сержант вытащил из кармана поллитровую бутылку «Джек Дэниелз» и толкнул ее по столу в направлении патологоанатома, чьи руки едва заметно затряслись, но это не ускользнуло от внимания детектива.

— Я пыталась отобрать десять кандидатов. — Кейт Говард присела на краешек стола Джардина, положив перед ним тощую розовую папку, и почесала лоб ластиком карандаша, который держала в руке. — Но это невозможно.

Джардин раскрыл папку и пробежал глазами первую страницу. На ней записаны шесть фамилий с краткими биографиями. А еще в папке лежали шесть досье, каждое с фотографией кандидата, подробной информацией, включая психологический портрет, результаты тайных наблюдений, форму оценки пригодности для работы в секретной разведывательной службе. Досье по сути дела являлось перечнем сильных сторон кандидата и его слабостей. Слабости отнюдь не служили фактором для отвода кандидатуры, если только они явно не подвергали кандидата большому риску и даже отдаленно не преобладали над сильными сторонами. Коэффициент четыре к одному в пользу сильных сторон был вполне приемлем для характера потенциального агента по контракту. Однако, как и в браке, подобные теоретические допущения обычно оказывались несостоятельными.

Джардин бросил взгляд на бедро Кейт, обтянутое юбкой из твида, и усмехнулся про себя. Кейт довольно умна, но несколько не от мира сего. Трудяги из их службы быстро привыкали к ответственной, требующей большого ума и способностей работе, к непринужденной, дружеской атмосфере, к оперативникам и тайным агентам, радиооператорам и шифровальщикам, круглосуточно снующим туда-сюда, к псевдонимам и устройствам для прослушивания телефонных разговоров, ко всем этим тайным операциям, ведущимся по всему миру.

И к жестокости по отношению к людям.

И вот Кейт, которой вряд ли дашь больше тридцати, уютно устроилась на краешке стола начальника, словно он был руководителем группы Оксфордского университета или ее любимым дядюшкой.

— Зачем ты мне это принесла? Я думал, что ты будешь работать с Биллом и Тони.

— Так и будет, Дэвид. Мне просто нужно знать, хватит ли этих шестерых потенциальных кандидатов.

Джардину нравилось употреблять слово «хватит», в отличие от «достаточно». Было что-то ужасно привлекательное в этих молодых, не заботящихся о хороших манерах девушках, которых до сих пор интересовала работа в «фирме». От одежды Кейт исходил запах гвоздики. Очень тонкий запах и очень свежий.

— Сказать по правде, я удивлен, что тебе удалось выудить даже шестерых. — Дэвид поднял взгляд и посмотрел на Кейт. А без очков она… — Откровенно говоря, Кейт, шесть кандидатов — это чертовски здорово.

— Правда? — Она бросила довольный взгляд на Дэвида. — Думаю, мы смогли бы подобрать и десять, но они не подошли бы.

— Вот и отлично. А теперь будь хорошей девочкой и поработай над этим с Биллом и Тони. Сократите список до трех.

— Я подумала, что ты захочешь предварительно ознакомиться.

— Нет, не захочу. Но за предложение спасибо.

— Означает ли это, что мне пора уходить?

— Кейт, я нежно люблю тебя, но посмотри на гору дел, которые мне предстоит переделать. В Южной Америке полно всего и кроме колумбийского наркосиндиката. Кстати, а как ты попала ко мне?

— Подождала, пока Хетер выйдет за кофе. — Кейт усмехнулась, слезла со стола и вышла из кабинета, заботливо прижимая к себе секретную розовую папку.

«У этой девочки есть стиль», — подумал Джардин, вздохнул и вернулся к своей куче дел.

Этим же полднем в Апелляционном суде Дублина двум несовершеннолетним боевикам из Ирландской национально-освободительной армии, представляющей собой отдельную и менее значительную группу участников борьбы, чем «временные», было отказано в дальнейшей задержке рассмотрения их дела, и они должны были предстать перед судом в Англии за убийство пары влюбленных, которые как-то вечером припарковали свою машину слишком близко от тайного склада оружия, охранявшегося подсудимыми. Председательствовал на заседании подавленный и занятый своими мыслями судья Юджин Пирсон. Вид разорванного пулями лица преследовал его, словно запах милтаунского кладбища после дождя. Судья пытался отыскать какую-нибудь уважительную причину, чтобы отказаться от тайной встречи, намеченной на вечер среди холмов Уиклоу с начальником штаба «временной» ИРА. Но, естественно, когда дело касалось денежных средств организации, не могло быть никаких уважительных причин.

А в это время в трех тысячах четыреста шестидесяти одной миле к юго-востоку трое бедуинов наблюдали за колонной, состоящей из восьми танков «Т-62», десяти шестиколесных бронетранспортеров, трех радарных установок «Пэт-хэнд» на гусеничном ходу и четырех зенитно-самоходных установок ЗСУ-23/4, на полной скорости направляющейся на юг к границе Кувейта с Саудовской Аравией. Иракские опознавательные знаки на танках говорили об их принадлежности к 17-й мотопехотной бригаде республиканской гвардии. Наличие группы танков, радарных установок и штабных бронетранспортеров указывало на то, что это колонна штаба бригады. Командовал бригадой некий полковник Талиб Джафар эль-Хадиффи, и на борту его транспортера развевался красно-зеленый флажок.

Иракцы не обратили никакого внимания на трех бедуинов, которые вместе с четырьмя верблюдами разместились вокруг небольшого, почти бездымного костра. Дорожная пыль окутала колонну и так и осталась висеть в воздухе, после того как она на скорости сорок миль в час промчалась на юг и исчезла за барханами.

Один из тощих, бородатых бедуинов сунул руку в складки одежды и бросил взгляд на своих спутников, оглядывавших пустыню. Их глаза встретились, они кивнули. Бедуин вытащил из складок одежды передатчик и тихонько заговорил в него, а потом нажал несколько кнопок.

Спустя тридцать одну секунду на высоте одиннадцати тысяч футов над пустыней в Саудовской Аравии два истребителя «Харриер» морской пехоты США получили закодированный сигнал. Каждый из истребителей был вооружен ракетами класса «воздух-земля» с лазерной системой наведения, кассетными бомбами и пушкой. Ведущий проверил индикатор проецирования показаний приборов, отвернул в сторону и направил истребитель в пологое пике. Второй истребитель повторил его маневр, и они пронеслись над границей на территорию Кувейта, оккупированного Ираком.

В наушниках каждый из летчиков слышал только размеренное дыхание напарника. Пустыня стремительно понеслась им навстречу. На высоте сто футов они вышли из пике и, заложив вираж, помчались к дороге, по которой двигалась колонна.

Боевые машины бригады были уничтожены и превращены в горящие обломки еще до того, как иракцы обнаружили присутствие истребителей. Со второго захода бомбы и пушки добили уцелевших после первой атаки. Грохот, столбы песка, бушующий огонь моментально превратили уверенно шедшую вперед колонну в кромешный ад.

Потом наступила тишина.

А затем раздались стоны раненых.

Спустя двадцать минут к месту гибели колонны на верблюдах подъехали трое бедуинов. Спешившись, они пробрались среди дымящихся обломков к бронетранспортеру полковника. Старший из бедуинов посмотрел на своих спутников, которые оглядывались вокруг. Они кивнули. Все чисто.

Гарри Форд просунул голову в башенный люк транспортера. Перед ним открылась жуткая картина. Взрыв ракеты изуродовал людей, находившихся внутри. Гарри попытался вытащить брезентовую сумку, зажатую в руках искромсанного трупа, бывшего когда-то полковником эль-Хадиффи. Наконец ему удалось выхватить ее, и он спрыгнул на землю с еще горячего шестиколесного гроба.

Не говоря ни слова — потому что вокруг находились раненые и умирающие, и если бы они услышали его речь, то их пришлось бы убить, а это не входило в планы Гарри, — он забрался на верблюда, которого, к изумлению сослуживцев, называл Дейзи, и трое бедуинов спокойно поехали вперед к месту встречи вертолета из отряда войск специального назначения, базировавшегося в столице Саудовской Аравии Эр-Рияде.

— Мы сократили список до трех кандидатур, — сказал Джардин, терпеливо ожидая, пока Ронни Шабодо снимал куртку и искал место, куда бы ее положить. Как обычно, он остановился на том, что положил ее на пол, рядом с креслом. Ронни осторожно раскрыл футляр для очков и надел очки в стальной оправе, которыми пользовался для чтения.

Венгр поднял голову и вежливо посмотрел на Джардина.

— Я готов.

Джардин раскрыл одну из трех папок и толкнул ее через стол к Шабодо.

— Тут юрист, летчик морской авиации и солдат.

Ронни взял папку, быстро просмотрел ее, а затем начал читать уже более тщательно. До Джардина донесся шум отбойного молотка, работавшего где-то в районе Ламбетского дворца, и приглушенные сигналы автомобилей. К своему удивлению Дэвид почувствовал сожаление по поводу того, что примерно пять лет назад бросил курить. Располагающий к лени июньский день, вроде сегодняшнего, как раз хорош для того, чтобы затянуться прекрасным турецким табаком.

Сзади на книжной полке тикали часы. Часы эти Дороти подарила ему в день третьей годовщины их свадьбы, и выполнены они в виде выездного экипажа Георга III, причем механизм был работы Томаса Маджа, изобретателя анкерного механизма, а футляр и все внешнее оформление — работы Кристофера Пинчбека-младшего. Этакий хронометр-гибрид, но именно поэтому очень редкая вещь. Дороти купила их случайно, ничего не понимая в часовом деле, она просто знала, что дед Дэвида был часовым мастером и самым любимым родственником. И она отдала за них последние двести фунтов, проявив при этом такую же неукротимую энергию юности, какую сейчас явно демонстрировала его секретарша Хетер.

Джардин повернулся к Шабодо, поймав конец фразы:

— …о них.

— Извини, Ронни. В такие июньские полдни я обычно дремал на занятиях.

— В Итоне, да?

Боже, Ронни был таким же снобом, как и умницей. Словно пес, который не мог вытащить нос из мусорного ящика. И это делало его уязвимым. Как и Хетер, с ее непоколебимой верой в свое будущее в этом загадочном офисе настоящих секретов. Джардин инстинктивно чувствовал слабости других людей, что позволяло ему полностью понимать их. Настоящие лидеры, как учил его дед, должны четко осознавать собственные недостатки. Иногда в самых сокровенных мыслях Дэвид Джардин желал иметь подобную уверенность и относительно своих сильных сторон.

— Нет, Ронни, не в Итоне.

— Расскажи мне о них, обо всех троих. В этих досье все хорошо сказано: каждый из них родился в Южной Америке, каждый обладает определенными талантами, надежны, и мозги у них варят. Все хорошо, они выглядят способными парнями, которых впереди ожидает хорошая карьера. Но я знаю тебя, Дэвид, и мы с тобой не сидели бы здесь, если бы ты не проделал чертовски большую предварительную работу и не собрал бы сведений больше, чем в этих тощих розовых папках…

Джардин взглянул на Шабодо.

— Юрист мало знаком с нашими делами, хотя три года проработал в прокуратуре и ему приходилось контактировать со специальной службой и службой безопасности. Дважды он имел дело с этими учреждениями. Первый раз, когда отказался замять дело офицера, которого уже нет с нами, проникшего в дом советника по экономике бельгийского посольства и застуканного во время попытки вскрыть сейф. А в другой раз, когда кто-то в интересах Советов передал кое-какие секретные документы в «Санди таймс». Впоследствии оказалось, что это секретарша Билла, с большой грудью.

— Мы не пытались давить на него? — поинтересовался венгр.

— Не слишком сильно. Юридический отдел попытался объяснить, что это наносит вред национальным интересам и все такое прочее, но Малькольм и бровью не повел.

— Из левых?

— Как это обычно бывает, он член Лейбористской партии, но не особенно интересуется политикой. Написал сильную статью с осуждением агрессивных левацких настроений в Ламбетском дворце. Человек активный, хорошие мозги.

— Значит, нам он не подойдет, потому что, — Ронни медленно отвел взгляд от досье Малькольма Стронга, — этот человек себе на уме.

— Похоже, что так.

Шабодо взглянул на досье с чувством неудовлетворения, он явно был разочарован.

— Родился в Криффе, Пертшир. Родители навещали родственников, а затем вернулись в Аргентину, когда малютке Стронгу было два месяца.

— У него британское свидетельство о рождении. — Джардин бросил сердитый взгляд на Хетер, появившуюся в дверях и показывающую жестом, что у нее срочное дело. Секретарша исчезла, закрыв за собой дверь.

— Так, значит, двойная национальность, — продолжил Шабодо читать досье. — Отец шотландец, фермер в третьем поколении, мать аргентинка. До тринадцати лет учился в Буэнос-Айресе, потом Эдинбургская академия и Королевский колледж в Лондоне. Степень бакалавра гуманитарных наук с отличием. Часто посещает Южную Америку. В первый год своего обучения на юридическом факультете работал переводчиком испанского языка в одной из пароходных компаний. Принят в коллегию адвокатов… работа в государственном обвинении. Взят на заметку… Генриеттой из юридического отдела. У службы безопасности на него ничего нет… коллеги отзываются очень хорошо, начальство считает, что он достигнет многого… им уже заинтересовалось Министерство финансов. Хороший слушатель… меткий репортер… не поддается давлению. Отличное здоровье. Не женат, но живет с женщиной старше его. — Шабодо удивленно посмотрел на Джардина поверх очков.

— У нее свое дело — фирма по продаже вина. Отец — поверенный в Солсбери.

— Тридцать четыре — это такой возраст, когда женщины стремятся обзавестись детьми, не так ли?

Не отрывая взгляда от Джардина, Ронни протянул руку к валяющейся на полу куртке и принялся, словно слепой, шарить в ней в поисках трубки.

— Давай оставим подобные вопросы для общества незамужних женщин, хорошо?

Шабодо пожал плечами.

— Тебе, наверное, просто нравится его внешность.

— Именно так. — Джардин никак не прореагировал на колкость, он обладал потрясающей выдержкой. — Следующий?

— Лейтенант Уильям Героло, ВМС Великобритании, пилот истребителя «Харриер». Поступил на службу во время войны за Фолкленды, сейчас находится на борту авиабазы военно-морских сил в Йовиле. Я правильно употребил термин «на борту», Дэвид, хотя Йовил и сухопутная база.

— Летает на выполнение специальных заданий, — добавил Джардин. — Исключительно храбро вел себя во время побега из плена. Его поймали, но он мужественно выдержал допрос в течение пяти суток. Два сломанных ребра и покалеченное запястье в результате.

— Чертов глупец, мог бы уже и не летать.

Это сказал Ронни, который в 1956 году швырял бутылки с «коктейлем Молотова» в русские танки в Будапеште.

— Гордость перуанца, как понимаешь. Мать перуанка, преуспевающая банкирша, отец из Лестершира. Богатый скотовод.

Шабодо выглядел совсем разочарованным.

— А на испанском он говорит, это точно?

Джардин чувствовал, что венгр теряет всякий энтузиазм, и это беспокоило его, так как подобное настроение могло передаться и на следующего кандидата.

— Разумеется, говорит. Ронни, твоя трубка выпала из куртки. Она под креслом… чуть дальше… левее.

— Спасибо, Дэвид. А третий?

Шабодо положил перед собой досье с таким видом, будто его мало интересовал следующий кандидат.

— Генри Форд. Сейчас находится в составе войск специального назначения в Персидском заливе. Сначала служил офицером в Шотландском гвардейском полку, был в составе секретного подразделения в Северной Ирландии, отмечен в рапортах. Отец из графства Антрим, мать — дочь министра иностранных дел Аргентины в правительстве президента Перона, в ее жилах течет шотландская и аргентинская кровь. Форд отлично говорит по-испански, поэтому военные и отправили его в Кувейт. Ты ищешь спички?

Ронни поймал коробок спичек, достал пачку табака «Свон Вестас» и принялся набивать трубку, бросив на Джардина злобный взгляд.

— Да, Дэвид, по-моему, ты засиделся на этой кабинетной работе.

— А чем ты недоволен?

— Послушай, Дэвид, тебе не надо было рассказывать мне всю эту чепуху. Это моя работа. Я отыскиваю способных людей и помогаю завербовать их, если они нужны нашей службе, превращаю их в профессиональных агентов, оказывая тем самым услугу и им и нам.

— И что?..

— Мне нужно знать их слабые стороны и пороки. С кем они спят? Как ведут себя в безнадежных ситуациях? Платят ли они свои долги? Я имею в виду не просто деньги, а вообще их отношение к друзьям. Что говорят о них самые злобные враги? Жадны ли они? Глупы? Умны? Высокомерны? Как у них с личной гигиеной, потому что если от них пахнет потом, то они никогда и близко не подойдут к Пабло Энвигадо, который буквально помешался на чистоте. Ты знаешь все это? Если хочешь, чтобы я помог тебе, то мне нужна вся грязь об этих людях. Поэтому, пожалуйста, сними трубку телефона, дай указания отыскать всех их недоброжелателей, и, когда соберешь всю грязь на наших троих кандидатов, мы с тобой снова встретимся. — Шабодо взял с пола куртку и поднялся из кресла, сняв левой рукой очки в металлической оправе. Он посмотрел сверху вниз на Джардина и улыбнулся.

— Я горжусь тобой, Дэвид, потому что помню, как привел тебя сюда из «Страны Чудес» и сделал разведчиком. Меня слишком беспокоит твоя судьба, чтобы позволить тебе превратиться в заурядного гражданского чиновника. — Венгр остановился у двери, взявшись за ручку и слегка склонив набок лысеющую голову. — Похоже я нарушил субординацию.

Где-то в «Стране Чудес», как Ронни Шабодо называл тот другой, несекретный мир, послышалась сирена удаляющейся «скорой помощи».

— И сделал это как раз вовремя. Черт побери, что происходит со мной, Ронни? Я не воспринял это всерьез. А ведь один из кандидатов должен отправиться в Колумбию, рискуя жизнью.

Шабодо широко улыбнулся.

— Дай мне знать, когда закончишь работу. Я буду дома.

И он вышел из кабинета, оставив дверь открытой, как знак для Хетер, что ей можно войти.

Джардин бросил взгляд на пустой дверной проем и улыбнулся. Слава Богу, что есть друзья…

Пара ворон терзали внутренности мертвого зайца, невдалеке раздавался стук дятла. Судья Юджин Пирсон присел на валун, глядя вниз на долину, в направлении низенького побеленного коттеджа с шиферной крышей. Он увидел стройную, бородатую фигуру начальника штаба, легко взбиравшегося по склону холма в его сторону, с зажатой между прокуренными зубами старой трубкой из вереска. На этот раз судья увидел и трех телохранителей Кейси, двигавшихся позади. У двоих в руках были дробовики, рядом с третьим бежала большая охотничья собака. Как всегда, они смотрели по сторонам, опасаясь присутствия посторонних.

Кейси подошел к судье, кивнул в знак приветствия и уселся прямо на траву, прислонившись спиной к валуну. Спокойный и уверенный в себе человек. Довольный собой.

— Я слышал, что ты встретился с ним.

— А ты разве не знал об этом? Наверняка знал и о том, что должно было при этом произойти. Ты сделал меня соучастником… убийства.

Кейси нахмурился, словно его задел гневный, но сдержанный тон Пирсона.

— Я слышал, что в Париже была стрельба, убили какого-то парня из Венеции… Боже мой, Юджин. Это работа Рестрепо? А каким образом ты оказался втянутым в это дело?

— Как будто сам не знаешь. Они сфотографировали меня. Я стоял на мосту, у моих ног лежал труп Венецианской Шлюхи, и на лице у меня была его кровь.

— Понятно, ты действительно оказался втянутым. Но Бог свидетель, Юджин, я даже и не подозревал, что может произойти подобное. Бедняга, расскажи, как все случилось…

И Кейси своими глазами убийцы невинно уставился на Пирсона.

Юджин Пирсон рассказал все, начиная с того момента, когда Рестрепо сел за его столик. О предложении Рестрепо, о Венецианской Шлюхе, распространявшем кокаин для картеля в Европе, о его убийстве мотоциклистом, о вспышке фотоаппарата, о том, как его провезли по Парижу и высадили на Монпарнасе, предоставив самому добираться до отеля, где, как он был уверен, его поджидала полиция.

Тут Кейси заметил, что, естественно, никакой полиции там и быть не могло. Боевики ИРА знали, что можно убить человека при свете дня и после этого спокойно бесследно исчезнуть. Разве Кейси не проделал то же самое с двумя британскими солдатами, когда они вышли из супермаркета с женами и маленькими детьми?

Он до сих пор помнил детскую коляску и упитанного ребенка, когда пробежал мимо охваченных ужасом жен солдат и нырнул в толпу субботних покупателей, бросив свой револьвер «вэбли» калибра 0,45 в тележку для покупок, которую везли две молоденькие девушки, в седьмой раз уже проделывавшие подобный трюк. Казалось, это произошло только вчера, но на самом деле в следующем месяце стукнет уже девятнадцать лет с момента того убийства.

Пирсон закончил свое вполне трагическое повествование, и Брендан Кейси внимательно посмотрел на него.

— Так что ты думаешь, Юджин, с этим человеком можно иметь дело? Два миллиона долларов в месяц решат все проблемы.

Судья удивленно уставился на него.

— Брендан, мы не можем связывать нашу вооруженную борьбу с контрабандой наркотиков. Это же не торговля сахарной глазурью и мороженым в Дублине и Корке. Подумай о том, какое влияние это окажет на Фианну и родителей.

Фианна была молодежной организацией, политическим крылом «временных» из Шинн фейн.

Кейси внимательно разглядывал потухшую трубку. Стук дятла прекратился, телохранители замаскировались, теперь их не было видно. Долгое время Кейси молчал, потом заговорил, глядя на расположенный внизу в долине коттедж.

— Юджин, я могу здорово тряхнуть британское правительство. У меня достаточно взрывчатки и оружия, чтобы напомнить Лондону бомбежки времен второй мировой войны. У меня достаточно бойцов, чтобы казнить британских солдат и их шлюх по всей Европе и кое-где в районе Персидского залива. Ведь и ты приложил руку к разработке этой стратегии, так ведь?

— Ты же хорошо знаешь, что я принимал в этом участие.

— И у тебя есть брат, последователь иезуитов…

— Переходи к главному, Брендан.

— А главное заключается в том, — сказал начальник штаба, — что я вступлю в сделку хоть с самим дьяволом, если это будет на пользу нашему делу.

— А когда это станет известно?.. Разразится скандал, в результате которого мы потеряем всякую поддержку.

Кейси ехидно усмехнулся, привычная маска спокойствия слетела с его лица.

— Поддержку? Да где бы мы были, если бы не плевали на эту поддержку? Эти люди не подходят для Ирландии, за которую мы боремся, Юджин. Боремся с помощью свинца и крови. И не напоминай мне больше об этой проклятой поддержке. Если бы мы вели себя так, как им хочется, то не было бы вообще никакой вооруженной борьбы. Ну разве что парочка бомб и несколько убитых британских солдат для передачи в шестичасовых новостях. Им вполне достаточно этого, чтобы толкать друг друга локтем, подмигивать, поднимать бокалы и кричать: «Это мы сделали». Однако их «мы» здесь совершенно не при чем. Когда дело касается вооруженной борьбы, то это наша заслуга. Твоя, моя и еще сорока трех мужчин и женщин, составляющих боевое крыло «временной» ИРА. Боже мой, англичане уписались бы, узнай, как нас мало на самом деле.

Кейси встал и устремил взгляд в долину, но видел он не траву и деревья, а прошлое и будущее Ирландии.

— Твоя задача включает три пункта, Юджин. Убедиться, что мы можем иметь дело с Рестрепо. Выработать схему для абсолютно надежной группы, которая будет заниматься получением товара от… импортеров и его распространением. Ты также будешь ответственным за то, чтобы эта группа держалась в стороне от движения, так что, если все-таки дерьмо и выплывет наружу, наша организация останется чистой.

Где-то в лесу снова раздался стук дятла. Пирсон был зол и напуган. Зол за то, что дал заманить себя в ту опасную ловушку, в которую угодил благодаря банде колумбийцев, владеющих фотографиями, способными погубить его в любой момент. И еще злился на себя за то, что боялся этого малообразованного громилы из Белфаста, пережившего десяток попыток более кровожадных коллег убрать его и теперь руководившего «временными» с помощью нецивилизованных, жестоких методов.

— И все-таки я не могу порекомендовать совету иметь хотя бы самое отдаленное дело с такой отвратительной вещью, как наркотики, — сказал Юджин то, что обязан был сказать.

— Во Флоренции есть отель, — начал Кейси, будто вовсе и не слышал последних слов судьи. — Называется он «Вилла Сен-Мишель». Это старый монастырь, украшенный фресками якобы работы Микеланджело. Зарегистрируйся там на одну ночь в промежутке от шестого до десятого числа следующего месяца. Я обеспечу тебе прикрытие, помогут местные друзья из «красных бригад». Мне не нравится, что Рестрепо скомпрометировал тебя подобным образом, и мы сделаем все, чтобы такого больше не повторилось. — Кейси обернулся и посмотрел на Пирсона. — Передай от меня привет Мараид и девочке.

С этими словами он, не оглядываясь, начал спускаться вниз.

Пирсон посмотрел ему вслед. Ладно, так и быть, он отправится на встречу во Флоренцию. Но помощь «красных бригад» ему не нужна, чем меньше людей задействовано, тем лучше. Придется ехать. Он не сомневался, что Кейси, этот макиавеллиевский ублюдок, специально подставил его в Париже, нейтрализовав таким образом противника в Военном совете. Но Пирсон знал также, что на какой-то стадии переговоров он найдет способ разрушить опасные и потенциально губительные планы Кейси.

Судья невольно вздрогнул, вспомнив разбитое, окровавленное лицо и вспышку фотоаппарата. А еще пятна крови на воротнике пальто и пиджаке. Он сжег пальто и пиджак в комнате отеля, разрывая их на мелкие лоскуты дрожащими пальцами. Это заняло у него всю ночь, но спокойствие с рассветом так и не наступило.

Рядом с офисом находилась пивная под названием «Гусь и бочонок». Работники секретных служб из стеклянного здания не жаловали ее своим присутствием, но окорок там подавали жирный, свежий и сочный, с салатом и помидорами, а еще с продирающей до слез горчицей, разведенной уксусом.

Дэвид Джардин — элегантный, в светло-коричневом двубортном костюме из шотландки «Принц Уэльский» с цветным шелковым платочком в верхнем кармане пиджака, с нарочитой небрежностью, в попытках достичь которой Ронни Шабодо безуспешно проводил часы перед зеркалом, осторожно ступал по посыпанному опилками полу, держа в руках две кружки пива. Он шел мимо студентов, служащих «Телекома», персонала глазной больницы по направлению к венгру, сидевшему за столиком рядом с пианистом из джаза, чтобы никто не мог подслушать их разговор.

Джардин подключил службы безопасности к проверке трех возможных кандидатов и потом позвонил Шабодо, потому что теперь они знали все о Стронге, Героло и Форде, включая подробности, которые не понравились бы матерям, женам или банкирам кандидатов, узнай они об этом. Героло, например, влез в долги к букмекеру и расплатился с ним деньгами, взятыми в долг у своего банкира «на приобретение полного комплекта обмундирования».

Форд любил намекать, что принадлежит к династии знаменитого автомобильного короля. Солдаты любили его, но офицеры считали слишком жестоким. На выпускном курсе Стронг время от времени посещал кабинеты массажа с сомнительной репутацией и наверняка теперь стыдился этого.

Героло иногда слишком напивался, но при этом соображал, что надо держать язык за зубами. Стронга арестовывали за нарушение общественного порядка, и он умолчал об этом, поступая на работу в прокуратуру, потому что был уверен, что этот факт не выплывет наружу по прошествии восьми лет, тем более что он переехал в другую часть страны.

Форд спал с девушкой-капралом из войск связи, пока не обручился с другой избранницей, которая вот уже полтора года, как его жена. Для офицера подобная связь с подчиненной является дисциплинарным нарушением, грозившим трибуналом. Правда, об этом никто не узнал, за исключением людей из службы безопасности.

— Теперь доволен? — спросил Джардин, усаживаясь за столик и ставя кружку перед венгром.

— Слушай меня, — ответил Шабодо, поднеся кружку к губам и сделав большой глоток. Опустив кружку на выскобленный деревянный столик, он встретился взглядом с Джардином. — Первая кандидатура — юрист. На данном этапе.

— Есть масса оговорок, Ронни, но я готов согласиться с тобой.

— Летчик тоже подходит, да и солдат. Но у нас не было очень хороших агентов из военных, если только мы не вербовали их в молодом возрасте. — Ронни посмотрел на Джардина поверх кружки. — Героло и Форд чуть-чуть староваты. У них уже сложился определенный образ мышления, как у всех людей, носящих форму.

— А они здорово отличаются от наших агентов? — Джардин никогда не догадывался, к чему клонит Ронни. Иногда ему казалось, что мозги венгра настроены на другую частоту.

Шабодо усмехнулся. Отсутствие нескольких зубов рядом с двумя передними походило на темную брешь, проделанную пиратами. Неудобные вставные зубы венгр носил только в приличной компании и явно не считал Дэвида Джардина заслуживающим такой жертвы.

— Несоразмеримо, — ответил он. — Ты не думаешь, что пора их прощупать?

Такси, в котором ехал Джардин, свернуло направо с улицы Мэлл и проехало мимо Сент-Джеймского дворца. Дэвид подумал, что на самом деле не существует разработанных критериев для вербовки агентов. Взять, к примеру, рвение. К рвению в службе относились с большим подозрением по той причине, что для дилетантов секретная разведывательная служба знакома только по шпионским романам и публикациям настырных журналистов, часто намекающих на мошенничество, царящее на задворках международной политики, о котором рассказывают лишенные гражданских прав бывшие шпионы и «эксперты», пуская в ход топорные инсинуации. А также гипотезы и предположения. На самом деле гипотез и предположений полно даже у самых лучших журналистов, не говоря уж о государственных служащих, обладающих более полной информацией. Вот о чем мрачно размышлял Джардин, расплачиваясь с таксистом в конце Сент-Джеймс-стрит.

Вот и эта встреча с премьер-министром. Сам премьер был слишком практичным человеком, чтобы представлять себе всю эту дикую чепуху о работе секретной службы. А вот секретарь кабинета министров Джайлс Фоули, контактировавший с секретной службой даже больше, чем он, Джардин, в глубине души любил секретные, тайные, энергичные шпионские дела.

И, конечно же, их любил Дэвид Арбатнот Джардин, но, как и другие обитатели большого стеклянного здания, он тщательно скрывал этот факт. Люди, работавшие в разведке, притворялись, что это ужасно скучное дело. Притворялись даже друг перед другом.

Поэтому рвение считалось подозрительным. Считалось, что оно базируется на дешевых триллерах, сверхактивном воображении и, хуже того, на идеализме. Самое плохое — это идеализм. Единственное, что могло спасти возможного кандидата от проклятого рвения, это если он жил под гнетом жестокого угнетателя и мечтал о возможности отомстить, или если слышал, что за эту работу хорошо платят (еще одно заблуждение).

Но, с другой стороны, ничто не могло спасти возможного кандидата от идеализма.

Джардин подошел к клубу. Не к своему клубу, который находился на этой же улице и где он никогда не рассчитывал встретить потенциального агента, а к другому клубу, известному своей прочной репутацией. Клуб размещался рядом с конспиративной квартирой, где допрашивали Дмитрия в тот день, когда он перебежал к ним. И всего в двух кварталах отсюда он арендовал на сутки квартиру, где встречался с Николь. «Какие расходы», — подумал Дэвид и тут же напомнил себе, что нельзя быть циником. Никогда не следует доверять человеку, который ни во что не верит. Он тогда и в себя не сможет верить.

Он сделал несколько шагов по ступенькам величественного здания.

А может быть, Стронг циник? Этого Джардин не знал, но надеялся скоро выяснить.

— Добрый вечер, сэр. Похоже, начинается дождь?

— Добрый вечер. Я гость мистера Гудвина.

Дэвид небрежно протянул намокший зонт Патерсону — высокому, бледному, со следами оспы на лице швейцару клуба «Пеллингс», одного из старейших и респектабельных лондонских клубов.

В баре клуба стоял Арнольд Гудвин, королевский адвокат, один из самых известных банкиров в стране. Он увлеченно беседовал с коренастым упитанным молодым человеком с редеющими волосами и пытливыми, умными глазами. Они бегло говорили по-испански.

— Привет, Дэвид. Рад тебя видеть. Это Малькольм Стронг.

— Здравствуйте. — Дэвид Джардин улыбнулся улыбкой кобры. Николь уменьшительно называла его «Кобра», и ему всегда хотелось выяснить, по какой причине. — Я Дэвид Джардин.

— Здравствуйте, — сказал Малькольм Стронг, пожав руку Джардина.

Эта встреча изменила всю его дальнейшую жизнь.