Гарри Форду всегда нравился запах ружейного масла. Поэтому он приобрел несколько банок антикоррозийной смазки «Янгз-303», продаваемой в Лондоне фирмой «Джеймс Парди и сыновья», чьи ружья изготавливались для каждого клиента по индивидуальному заказу и стоили от пятидесяти тысяч до полумиллиона фунтов за пару. Такого расточительства Гарри себе позволить не мог, но все-таки боеприпасы и всякие охотничьи принадлежности предпочитал покупать в отделанном деревом магазине компании «Парди» на углу Маунт-стрит и Саут Одли-стрит в Мейфэр. Безупречно вышколенные продавцы магазина считали его воспитанным и преуспевающим молодым человеком, а Гарри нравилась их любезность и слова: «Доброе утро, мистер Форд, очень рады снова видеть вас». Такой прием ему оказывали у «Парди» и в других старых, солидных магазинах, таких как обувной магазин «Лоббз», а также в ателье «Хантсман», баре и ресторане отеля «Коннот».

Гарри считался хорошим солдатом и прирожденным лидером. Даже его недоброжелатели признавали, что бывший офицер гвардии заслуженно добился высокого для своих лет положения. Гарри сидел, скрестив ноги, в палатке — или «шатре», как называли десантники временные места отдыха в полевых условиях, — установленной в глубокой воронке, вырытой в песке и укрытой маскировочной сетью. Разобранный на части автомат с глушителем лежал на полу на чистой тряпке, каждая деталь сверкала, будучи смазанной ружейным маслом. Протирая четвертый запасной магазин, капитан войск специального назначения был вполне доволен своей жизнью. Он только что вернулся с совещания, на котором детально анализировалась и утверждалась следующая стадия операции «Гранат», предполагавшая действия специальных воздушно-десантных войск в глубоком тылу на территории Ирака. Подразделению Гарри предстояло выполнить задачу, связанную с большим риском. Через несколько часов они должны погрузиться в вертолеты «Чинук», которые перелетят через границу Ирака и сбросят десант с высоты двенадцати тысяч футов. Десантникам предстояло совершить затяжной прыжок в милю, прежде чем раскрыть свои управляемые парашюты и бесшумно и, желательно незаметно, приземлиться в двадцати минутах хода от командного бункера республиканской гвардии Ирака, засеченного сегодня утром станцией перехвата спутниковой связи, расположенной рядом со столицей Австралии Канберрой.

После совещания командир десантников майор Десмонд Максуини отвел Гарри в сторонку и сообщил, что, хотя полковник Джонни Макалпин уже представил его к «Военному кресту» за последние операции в тылу врага, командование войск специального назначения в Лондоне считает, что, несмотря на дипломатические усилия с целью прекратить конфликт, наземные наступательные действия будут продолжаться. И командование считает, что с наградами за храбрость стоит повременить до освобождения Кувейта и вторжения на территорию Ирака, и тогда в каждом подразделении многих будут награждать «Военными крестами» и даже несколько человек орденами «За боевые заслуги». А еще можно рассчитывать на королевскую медаль «За храбрость», ну и, конечно, на вторую благодарность в приказе.

Гарри Форд служил в армии уже почти семь лет, не раз сталкиваясь при этом с бездумным равнодушием армейской системы. Он не был твердо уверен, что именно его следовало представить к награде, поэтому просто пожал плечами и поблагодарил майора за сообщение.

Максуини добавил, что все не так уж плохо и ходят слухи, если у Гарри все пойдет дальше так же гладко, у него есть прекрасный шанс стать командиром роты.

Таким образом, Генри Майкл Алькасар Форд имел веские основания быть довольным жизнью. Пугали ли его опасности постоянных боевых действий? На самом деле нет, потому что даже во время мирной службы в полку он подвергался большим опасностям. Гарри участвовал в тайных операциях в Северной Ирландии, воевал вместе с моджахедами в Афганистане и еще действовал в таких местах, о которых британское правительство предпочитало помалкивать.

Главное удовлетворение от теперешней войны Гарри Форд испытывал от того, что это действительно была настоящая война. Война, в которой можно в открытую сражаться с врагами и убивать их, а не сдерживать себя в действиях, как на территории шести графств Северной Ирландии, где известные убийцы разгуливали по улицам, уверенные в том, что им не грозит возмездие, потому что, вопреки мнению прессы и населения, личный состав полка мог действовать только в рамках закона. И «временные» прекрасно знали об этом. И самое худшее, что могли получить «республиканские» и «лоялистские» террористы и палачи, это несколько месяцев тюрьмы за незаконное ношение оружия. Иногда террористам не везло, и их хватали на месте преступления, но такие удачи случались довольно редко.

Вот такие мысли неторопливо крутились в голове Гарри Форда, когда старший сержант Джорди просунул голову в «шатер», откинув в сторону полог. Джорди и был тем усатым мужчиной, который принимал участие в захвате установки «Секоникс-В» — крупный, но худощавый шотландец, и когда он усмехался, что делал довольно часто, хорошо была видна щель между двумя передними зубами.

— Босс, вас там хочет видеть какой-то забавный старый тип с иностранным акцентом. Какой-то шпион. Один из наших ребят помнит его по операции «Морская пена».

— Что ему нужно?

— Откуда я знаю, мне просто поручено передать. С ним наш «Медведь», у них к вам какой-то срочный разговор…

Форд вздохнул, бросил взгляд на Джорди, быстро собрал свой АКС, ловко навернув глушитель.

— Чертовы шпионы. Мне только этого и не хватало.

Но, как и секретарь кабинета министров, как и другие люди, он испытывал удовольствие от соприкосновения с секретным миром.

— Гарри, это Фред Эстергоми из Министерства иностранных дел. — Десмонд Максуини, которого солдаты называли «Медведь», указал на Ронни Шабодо, который в своих путешествиях по «Стране Чудес» пользовался различными псевдонимами, одним из которых и был Фред Эстергоми.

— Рад познакомиться с вами.

Гарри Форд окинул взглядом приземистого, улыбающегося, слегка располневшего человека, стоявшего возле карты в кабинете оперативного отделения и набивавшего табаком видавшую виды трубку. Одет он в куртку, которая ему слегка великовата, и брюки, составлявшие маскировочный комплект специально для пустыни. На полу возле ног лежала сумка с комплектом «химзащиты» и противогаз. Первым делом Гарри отметил для себя, что незнакомцу слегка за пятьдесят, вторым, что бросилось в глаза, были его прокуренные, неровные зубы. Потом увидел на предплечье у Эстергоми два небольших круглых шрама с неровными краями. Следы пулевых ранений.

— Где это вас угораздило? — спросил Гарри, кивнув на шрамы.

— Будапешт, 1956 год. Думаю, мне для начала надо поздравить вас.

— Правда? А с чем?

— С «Военным крестом», молодой человек. Отличная работа.

Гарри усмехнулся. У этого типичного шпиона устаревшие сведения.

— Вы несколько торопитесь. Начальство передумало.

Наступила неловкая пауза. Эстергоми бросил взгляд на «Медведя», и тот поднялся со стула.

— Ладно, я оставлю вас. Не хочется расставаться, но в пять я должен быть у генерала. Гарри, у Фреда есть полномочия от командования войск специального назначения в Эр-Рияде объяснить тебе, что им от тебя нужно.

Так как ни Шабодо, ни Форд не ответили ему, Максуини взял противогаз, комплект «химзащиты» и вышел, пожалуй, слегка сожалея о том, что оставляет своего молодого капитана в компании этого седовласого пожилого шпиона.

Венгр мелкими затяжками раскурил трубку, и голова его окуталась клубами дыма. Запах табака долетел до Гарри, и он узнал «Данхилл» — чрезвычайно ароматный и один из самых дорогих сортов табака. Иногда Гарри тоже позволял себе покупать его.

В наступившей тишине Гарри не произнес ни слова. Он позволил Ронни оглядеть себя с головы до ног, как тренер осматривает лошадь. Что ж, перед ним стояла безупречная, чистопородная лошадь. Гарри вежливо глядел на Эстергоми, чувствуя себя спокойным и уверенным.

Наконец Шабодо улыбнулся.

— Все воюете, капитан, и мне жаль отрывать вас от этого. Боюсь, вам не понравятся мои слова, но у меня есть разрешение вашего командования забрать вас отсюда на двадцать четыре часа.

Слова разведчика повисли в тишине. Лицо Гарри не выражало ни враждебности, ни радушия. Он оказался в этом бункере только потому, что получил приказ командира.

У Шабодо были свои соображения по поводу молчания Гарри Форда. Ронни умел оценивать людей, и, может быть, не имел себе в этом равных.

В прошлом у него часто возникали ситуации, когда его жизнь зависела от принятия правильного решения и порой на такое решение отводились всего считанные секунды. Ронни видел, что у Форда повадки индивидуалиста. Способного, умного, закаленного в боях профессионального солдата. Гарри был также представителем вполне определенного слоя общества, обладавшим естественной самоуверенностью и манерами. Из досье Шабодо знал, что Гарри является опытным наездником, и первые же минуты, проведенные наедине с ничего не подозревающим кандидатом, наполнили венгра оптимизмом. У парня чувствовалась какая-то неанглийская внутренняя энергия, скрытый порыв, и это, пожалуй, сослужит хорошую службу в ходе подготовки и внедрения под видом аргентинца или перуанца из хорошей семьи именно в те круги общества в Боготе или Медельине, где его смогут заметить люди из картеля.

И глазом не моргнув, Шабодо наплел Гарри, что пленение иракского майора Модафара Эль-Салима имело очень важное значение и что допросы этого неудачника принесли массу ценной информации. Еще Ронни сообщил, что его собственный начальник заинтересовался этим делом, прилетел из Лондона и договорился с командующим войсками специального назначения в Саудовской Аравии, чтобы Гарри Форда доставили на вертолете в Эр-Рияд, где ему придется дополнить свои отчеты и дать из первых рук информацию секретной службе о политической ситуации в тылу на территории Ирака.

Командующий дал разрешение оторвать Гарри на двадцать четыре часа от выполнения служебных обязанностей.

— На самом деле не знаю, чем еще смогу быть полезен, — сказал Гарри, пожимая плечами. — Наши ребята из разведки уже выжали меня как лимон.

Тогда Шабодо сказал, что существует еще одна причина его визита, но его просили не обсуждать ее до прибытия в Эр-Рияд. Ронни был вежлив, но настойчив. Чем раньте они вылетят, тем быстрее Гарри вернется назад.

Гарри Форд был знаком с этой вызывающей раздражение привычкой секретной службы расспрашивать о всяких деталях операций. Он объяснил Шабодо, что в ближайшее время ему предстоит ночное десантирование на территорию Ирака и операция займет примерно восемь дней. Таким образом, он очень сожалеет, но служебные обязанности не позволяют ему выполнить его просьбу до возвращения с задания.

Шабодо улыбнулся.

— Ваши служебные обязанности будут продолжаться аж до капитуляции Багдада, и это, возможно, займет несколько недель. Майор Максуини сказал мне, что ваша группа вполне сможет прожить без вас двадцать четыре часа, и если говорить откровенно, капитан, то я работаю непосредственно на кабинет министров, и вам не к лицу ломаться, как примадонне.

С профессиональной беспристрастностью Шабодо отметил, что молодой офицер не выдал своего возмущения и никак не среагировал на его провокацию.

— Все необходимые документы готовы, и ваше начальство в Эр-Рияде отдало приказ об освобождении вас от служебных обязанностей до полудня вторника. Но я уверен, что вы вернетесь гораздо раньше. — Ронни всплеснул руками, словно понимая колебания Гарри. — Мы все участвуем в этой войне, капитан Форд.

Гарри кивнул и задумался. Он уже подготовился к тайной операции по захвату штаба десантной дивизии республиканской гвардии Ирака. Но Гарри также знал, что первая фаза операции, заключающаяся в наблюдении за объектом и оценке возможного успеха, продлится довольно долго, потому что, как он подозревал, проникнуть в этот штаб, охраняемый подготовленными профессионалами, будет чрезвычайно сложно. В любом случае он не пропустит ничего, что могло бы повлиять на его дальнейшую военную карьеру. Тем более, что, похоже, боевые награды разыгрывались в лотерею политиканами от армии, а не выдавались за настоящие заслуги. Именно так Гарри Форд и относился к своей службе. Исследования по военной истории показывали, что многие преуспевающие генералы относились к ней точно так же.

— Мне требуется, чтобы майор Максуини устно подтвердил ваши слова.

— Конечно. Пожалуйста, будьте готовы отправиться со мной через двадцать минут.

Старый венгр бросил взгляд на Гарри и отвернулся к карте боевых действий с грифом «секретно».

Спустя двадцать минут капитан Гарри Форд уже сидел в вертолете «линкс», имея при себе комплект «химзащиты», бритвенный прибор и смену белья. Ведь он уезжал всего на двадцать четыре часа.

Стоя внизу на земле, майор Десмонд Максуини глядел вслед поднявшемуся над пустыней вертолету. Заходящее вечернее солнце окрасило песчаные барханы в различные оттенки розового и красно-коричневого цвета. Он нутром чувствовал, что больше никогда не увидит Гарри Форда.

Когда вертолет приземлялся на площадке возле штаб-квартиры союзного командования, город только что бомбардировали ракетами «Скад». Гарри Форд не был в столице со времени начала войны и сейчас наблюдал сквозь плексигласовый колпак кабины вертолета, как в темное, ночное небо, оставляя след, взметнулись три ракеты «Патриот», моментально исчезнув в низко нависших облаках. Затем небо разорвали желто-оранжевые вспышки и «линкс» слегка тряхнуло взрывной волной.

Гарри бросил взгляд на человека, известного ему как Фред Эстергоми, который с интересом и без всякого страха наблюдал за происходящим. Поймав взгляд Гарри, Шабодо подмигнул ему и поднял вверх большой палец.

Вращающиеся лопасти вертолета подняли пыльную бурю. Гарри открыл дверь и двинулся на выход, пригибая голову, хотя прекрасно знал, что вращающиеся лопасти ни в коем случае не заденут его. Шабодо последовал за ним.

Гарри старался не слишком удивляться, и все же на него произвел сильное впечатление спуск на скоростном лифте в глубь атомного убежища — казалось, они опустились под землю футов на сто. Наконец лифт остановился, и, когда они с Шабодо вышли из него, Гарри еще раз с профессиональной точки зрения потрясло высокое техническое оснащение бункера союзного командования.

Сопровождали их два сержанта военной полиции и высокий загорелый полковник с петлицами Генерального штаба, который встретил их на вертолетной площадке. Он вел себя как энергичный профессионал, имеющий доступ во многие секретные зоны. Ронни Шабодо прикрепил на куртку запаянный в пластик пропуск с фотографией, и, к удивлению Гарри, полковник, представившийся Чарльзом Малоуном, вручил такой же пропуск и Гарри, где была его фотография, звание и имя.

Они шли по длинному коридору с серыми стенами и покрытым резиной полом, встречая штабных офицеров и высокопоставленных военных в форме американской, британской армии и армии Саудовской Аравии. По обе стороны коридора виднелись светло-зеленые двери, обозначенные только номерами. Возле двери с номером 116 они остановились, Ронни и полковник обменялись какими-то обрывочными фразами по поводу войны и танцовщиц, присутствовавших на вечеринке у морских пехотинцев тайно, чтобы не шокировать арабов. Танцовщицы явно представляли для них определенный интерес.

Сбоку от двери укреплен диск с цифровой панелью. Полковник Малоун набрал комбинацию цифр, и электронный замок щелкнул, отпирая бронированную дверь. Малоун распахнул дверь и пошел внутрь впереди Шабодо и Гарри, сопровождавшие их сержанты военной полиции остались снаружи.

За дверью находился тамбур, как в газоубежище, и всем троим пришлось немного подождать, прежде чем открылась вторая, внутренняя дверь и на пороге показался Дэвид Джардин в рубашке с короткими рукавами и брюках от светло-коричневого костюма из шотландки «Принц Уэльский».

— Входите, — пригласил Джардин. — Хорошо долетели?

— Обычный полет, — ответил венгр. — Правда, приземлялись в самый разгар налета ракет «Скад».

— В самом деле? — Джардин покачал головой. — Вся беда в том, что мы здесь совсем изолированы от мира. На город могут сбросить ядерную бомбу, а мы и знать не будем. Добро пожаловать, капитан Форд.

Дэвид провел их в кабинет с двумя столами, несколькими телефонами разных цветов и арабскими ковриками на полу. Еще в кабинете стояли три удобных кресла, и на стене висела карта региона.

«Прекрасные кресла, — подумал Гарри. — Как раз подходят для кабинетных вояк».

Джардин опустился в кресло и усмехнулся, словно прочитав мысли капитана.

— Можете устраиваться поудобнее, — сказал он, указывая на кресло.

Гарри положил комплект «химзащиты» на пол и уселся в кресло. Шабодо открыл сейф в стене и вытащил бутылку с наклейкой «медицинский спирт». Он взглянул на Гарри.

— Водки?

— Нет, спасибо.

Чарли Малоун нерешительно замялся в дверях.

— Если вам, парни, что-нибудь нужно…

Джардин поднял руку.

— Спасибо, Чарли. Все в порядке.

Малоун пожал плечами и вышел, закрыв за собой дверь.

На столе тикали часы. Старомодный заводной будильник с полусферической крышкой звонка сверху. Он напомнил Форду мультфильмы из сериала «Том и Джерри».

Шабодо налил водки в две дешевенькие китайские чашки, и одну из них поставил на стол рядом с Джардином.

— Ну что ж, капитан, — сказал Дэвид по-испански, — я слышал, что вы успешно воюете.

Гарри удивленно посмотрел на Джардина. Что тут происходит, черт побери? В этом человеке так и сквозило что-то начальственное. Но он явно не из военных. Да еще испанский?..

Гарри в свое время высказывал желание отправиться в Колумбию в составе группы инструкторов. Это было еще до кризиса в Персидском заливе, и ему казалось, что это неплохой шаг для карьеры, но Джонни Макалпин не пустил его в Колумбию, объяснив, что испанский Гарри слишком хорош и, возможно, понадобится в будущем для выполнения какого-либо специального задания. Может быть, это была вполне разумная предусмотрительность, но при чем здесь шпионы? Гарри слишком хорошо знал Джонни Макалпина, поэтому не мог представить себе, что полковник захочет отдать лучшие кадры в лапы представителей разведки.

И вот теперь он сидит в каком-то фантастическом бункере и играет в глупые игры с этими сметными людьми. Причем еще и подыгрывать им надо.

— Да, сеньор, — ответил Гарри с колумбийским акцентом, потому что отнюдь не был дураком. Совсем ведь не похоже, что они намерены отправить его в Коста-дель-Соль. — У меня прекрасная возможность делать то, что я умею делать лучше всего. — «Убивать людей», — угрюмо подумал он и моментально почувствовал, что его мысли передались Джардину.

— Думаю, вы несправедливы к себе, капитан. Я очень тщательно изучил ваше досье, мы разговаривали со многими людьми, контактировавшими с вами. И с друзьями, и с недругами. У моего офиса в этом плане громадные возможности, и, хотя все это не идет в сравнение с личным контактом, мне все же кажется, что я знаю вас довольно хорошо. И верю, что ваши лучшие потенциальные способности еще не использованы.

Все это Джардин произнес бегло по-испански.

— Сеньор, я простой солдат. Но мне кажется, что вы не стали бы привозить меня вертолетом в Эр-Рияд, чтобы просто расспросить о политической ситуации на территории Ирака, а ваше замечание о том, что вы все время находитесь под землей, и отсутствие загара позволяют мне предположить, что вы прибыли из Англии. Человек в форме полковника все прикидывался простачком, но он явно не дурак. А сейчас вы говорите со мной на моем родном языке. По вашему акценту можно предположить, что вы жили в Испании, в Виго, или, может быть, в Эквадоре, где много выходцев из северной Испании. Значит, вы занимаетесь странами, где говорят не на арабском. Тогда, сеньор, может, мы не будем терять время даром и сразу перейдем к делу? Зачем я вам понадобился?

Джардин сидел, сгорбившись в кресле, не меняя позы. Он подумал, что стареет, потому что полет из Англии здорово утомил его. Но, хвала Всевышнему, похоже, этот парень как раз то, что надо.

— Ронни, будь любезен, оставь нас.

Шабодо допил оставшуюся в чашке водку и вышел, закрыв за собой дверь. На столе размеренно тикал будильник. Гарри Форд еще подумал, а не спрятаны ли в комнате микрофоны. Тот факт, что человека, которого, судя по пластиковому пропуску, звали Фредерик Эстергоми, назвали Ронни, ничуть не удивил его.

«Пора польстить кандидату, — подумал Джардин. — Пора подпустить немного секретности. Они все это любят».

— Прежде чем я начну, Гарри, — он перешел на английский, — вам будет интересно узнать, хотя об этом известно только секретной службе, что Модафар эль-Салим, тот самый майор разведки, которого вы выкрали из бункера несколько дней назад, просто заливается соловьем на допросах. Он добровольно вызвался тайно вернуться назад в Ирак и организовать группу противников режима. — Джардин наклонил голову. — Мы продолжаем работать с ним, потому что это, возможно, просто трюк. Но в любом случае, мы ваши должники.

Гарри посмотрел на собеседника.

— Не могли бы вы сообщить мне свое имя?..

— Меня зовут Дэвид. Гарри, расскажите мне о вашей работе в Северной Ирландии.

— Боюсь, что не смогу этого сделать.

— Давайте тогда по-другому. Нам известно, что вы тайно работали там два года. Под псевдонимом Ричард Кларк. И служили для прикрытия разъездным торговым агентом фирмы «Принсвик», производящей детскую обувь. Командовал вашей группой из второй отдельной роты капитан Билл Фултон, его псевдоним был Билл Макай, а связником службы безопасности была Мэнди Саймингтон, которой вы слегка увлекались, пока она не вышла замуж за молодого офицера из ВВС. Основным вашим источником информации был Лайм Кассиди. Надо продолжать?

Глаза Джардина следили за малейшими изменениями выражения лица Гарри. Капитан поднял руки в знак капитуляции. Оба усмехнулись.

— Я имел в виду, чтобы вы рассказали мне, какие чувства вы испытывали по отношению к подобной работе. Вам нравилось это задание? Что вы испытывали, ведя двойную жизнь? Сколько раз вам хотелось послать все это к черту? Ведь о таких моментах знаете только вы.

— Была ли у меня склонность к этой работе? Ведь вы об этом спрашиваете?

— Интересуюсь.

— Интересуетесь… Значит вам это просто интересно? Но если так, Дэвид, то почему? Почему вы оторвали меня от подготовки к важной военной операции, говорите на испанском, приоткрываете мелкие секреты и спрашиваете, нравилось ли мне быть… заурядным шпионом?

Во взгляде Гарри, устремленном на Джардина, появилась враждебность. Чертова секретная служба, да что они там возомнили о себе? Самонадеянные ублюдки.

Джардин выдержал паузу. Радость его работы, как и во время охоты, заключалась в выборе правильного момента. Он инстинктивно почувствовал, что всякие сложные заморочки и шарады, которые они с Шабодо спланировали для привлечения к работе Гарри Форда, тут вовсе не нужны. И в данном случае можно легко проигнорировать приманку, потому что охотник и жертва хотели одного и того же, даже если еще и не полностью осознали это.

— Вы абсолютно правы, задавая подобные вопросы. Я прилетел из Англии потому, что ваш командир, исходя, конечно, из самых лучших побуждений, отказался перевести вас на время к нам. Капитан Форд, меня зовут Дэвид Джардин. У меня ранг советника дипломатической службы, а в секретной службе я являюсь куратором направления, если вам что-то это говорит. Отвечаю перед премьер-министром и кабинетом министров за разведывательные операции в Латинской Америке. А вы один из трех кандидатов, которые, по мнению моих коллег, да и по моему собственному мнению, могли бы сыграть очень важную роль — поверьте, я не преувеличиваю — в операции по внедрению в кокаиновые картели этого региона. Я нарушаю правила, существующие между нашими службами, Гарри, и предлагаю вам работу в секретной службе. Но это означает уход с военной службы. Конечно, мое начальство может поговорить с высшим военным руководством и устроить все так, что после окончания нашего контракта вы сможете вернуться в армию. Но это значит, что вам, по крайней мере, на несколько лет придется распроститься с мыслью о командовании ротой. Взамен могу предложить вам постоянную опасность, одиночество и шанс послужить своей стране тайно, без публичных восхвалений или наград.

Наступила тишина.

— Я буду работать в Колумбии? — спросил Гарри.

— В Южной Америке.

— А как насчет моей жены?

— Она будет знать, что вы поступили к нам на службу в качестве тайного агента, но должна хранить это в секрете. Элизабет уже проверяла наша служба безопасности, так что проблем здесь не будет.

Гарри Форд задумался, выглядел он явно разочарованным. «Я все испортил, — подумал Джардин. — Проклятье».

Гарри поднял глаза. До этого момента он не ощущал, как сильно обидел его самодовольный тон «Медведя» Максуини, сообщившего, что сейчас он не получит награды за храбрость. А ведь он был очень храбрым. Действительно чертовски храбрым.

— Расскажите мне об оплате и прочих условиях.

«О, радость. Благодарю тебя, Отец небесный. Ты в самом деле отличный парень».

Джардин выпрямился в кресле, поднял чашку с нетронутой водкой и сделал жест, означающий, что он пьет за здоровье молодого офицера.

— Вы не пожалеете о своем решении, — солгал он.

В полиции Лондона имеется отдел, в чьи обязанности входит разведка и специальные контрмеры по борьбе с терроризмом. Называется он специальным отделом. Когда он был создан в конце прошлого века, то первоначально назывался специальным ирландским отделом и в его задачу входило подавление на территории Великобритании террористических действий шинн-фейнеров и ИРА, осуществлявших мелкомасштабные, но жестокие партизанские вылазки в ходе борьбы за независимость Ирландии. За более чем сто лет своего существования специальный отдел значительно расширил масштабы своей деятельности и увеличил штат, но ирландская проблема по-прежнему оставалась главной головной болью.

В 1919 году двадцать шесть из тридцати двух графств Изумрудного острова добились независимости. Но благодаря сделке, заключенной британским премьер-министром Ллойд Джорджем и лидером мятежных ирландцев Имоном Де Валера, шесть северных графств, населенных главным образом протестантами шотландского происхождения, не были включены в соглашение о независимости, и оставшиеся члены ИРА поклялись освободить их от британского ига.

К 60-м годам редкие взрывы бомб и нападения на пограничные таможенные пункты уже стали привычными для Северной Ирландии, но вызывали определенное недовольство среди взрослых граждан.

Такое положение дел в корне изменилось в 1969 году в результате активизации действий молодежи и радикально настроенного католического меньшинства в Северной Ирландии, объединившихся в общем протесте против репрессивных действий английского правительства, неравенства в избирательных правах, в борьбе за права на труд и жилье, а также против жестокости королевских констеблей Ольстера и их добровольных помощников из специального отдела.

Телевидение показывало их малочисленные демонстрации. Это зрелище производило угнетающее впечатление на добропорядочных зрителей — они видели полицейских из специального отдела в касках и с дубинками в руках, стреляющих слезоточивым газом в безработных.

Что за прекрасный подарок для восхваляемой в балладах мафии, называющей себя Ирландской республиканской армией! Заржавевшие винтовки «ли энфилд» были выкопаны из болот, с чердаков извлечены на свет божий револьверы «вэбли» калибра 0,45, все оружие тщательно смазали. И «мальчики», как их любовно называли, произвели несколько выстрелов и напали на хорошо вооруженных и подготовленных полицейских из специального отдела и их тайных союзников из числа гражданских лиц, входящих в Ассоциацию защиты протестантского Ольстера и в такие организации, как «Бойцы за свободу Ольстера» и «Добровольческие силы Ольстера».

Британский парламент послал в Северную Ирландию войска, солдат, не имевших отношения ни к специальному отделу, ни к военизированным протестантским организациям, поначалу встречали как героев, прибывших для защиты угнетаемого меньшинства и восстановления нормальной жизни.

А теперь появились ярковыраженные радикалы. Они призвали ИРА вновь раздуть тлеющий костер мятежа. За этим последовали ожесточенные перестрелки и террористические акты не только в Северной Ирландии, но и в других частях распавшейся Британской империи. Разве не были застрелены на Кипре на глазах детей женщины, вышедшие в магазин за покупками? Разве в Кении представители «Мау-Мау» не выпустили кишки британским школьникам? И что получилось в результате? И те и другие обрели независимость. А где лидеры этих храбрых борцов за свободу? Боже мой, да разве не их пригласили через несколько лет сформировать правительства?

Но грандиозные мечты ИРА вскоре растаяли. Тогдашние их лидеры получили неплохое образование и досконально знали историю борьбы против Британии. Они не были уверены, что взрывы бомб и убийства сослужат хорошую службу будущему Ирландии. В ходе секретных переговоров англичане намекнули на возможность принятия решения, лишающего безграничной власти протестантское большинство.

Это был опасный момент для горстки политических экстремистов, у которых повышался адреналин в крови от взрывов бомб, запаха оружейного масла, тайных операций, от Че Гевары, Организации освобождения Палестины, от «Руководства по ведению партизанской борьбы в городских условиях». Их завязывающиеся связи с группировкой «Баадер-Майнхоф», «Ассоциацией борцов за свободу Страны басков» и русским корреспондентом Агентства печати «Новости» в Дублине моментально бы порвались, если бы движение проявило слабость и пошло на переговоры.

После ряда внутренних смертельных ссор младотурки вышли из старой ИРА и объявили себя «временной» ИРА, а оставшиеся члены движения назвали себя «официальной» ИРА. Во время раскола «временные» утащили несколько эмблем из картона, но забыли прихватить булавки, чтобы прикрепить их к лацканам пиджаков, и поэтому приклеили их клеем. С этого дня и стали «временных» называть в Ирландии «липкими».

Вот какие мысли занимали сержанта из специального отдела, дежурившего в зале номер 1 лондонского аэропорта Хитроу и наблюдавшего за пассажирами с дублинского рейса, уходящими в зал прибытия. Часы показывали двадцать три минуты девятого утра. Сержант узнал трех молодых политических активистов из белфастского отделения Шинн фейн и незаметно кивнул на них своим детективам, давая указание проследить за ними. Он был так рад этому небольшому событию, развеевшему скуку, что даже не посмотрел второй раз на мужчину среднего возраста в хорошо сшитом синем пальто, выглядевшего слегка усталым, как, впрочем, всегда выглядят пассажиры. Мужчина прошел мимо, неся на плече сумку, а в руке кожаный чемодан. Но если бы даже сержант и узнал судью Пирсона, то только кивнул бы в знак одобрения действий «судьи, выдающего преступников», как называла «Дейли телеграф» возможного будущего министра юстиции в парламенте Дублина.

Пирсон прилетел из Дублина под своим собственным именем. Слишком велик был риск столкнуться с представителями прессы, путешествуя с фальшивым паспортом, хотя у него имелась прекрасная отговорка и причина пользоваться вымышленным именем. «Временные» пригрозили ему смертью за выдачу преступников, и только на этой неделе суперинтендант из службы охраны звонил ему, чтобы обсудить вопрос о его личной безопасности, и в разговоре посоветовал по возможности пользоваться псевдонимами. Пирсон ответил, что обдумает это предложение.

Судья доехал до вокзала Виктории на метро, что заняло у него двадцать пять минут, и направился пешком к гостинице «Гроувенор», находившейся позади высокой стены, окружающей Букингемский дворец. Там он взял такси и в девять часов сорок две минуты вышел из него на Джудд-стрит рядом с вокзалом Кингз-Кросс. Он пересек Юстон-роуд и зашел в заполненный пассажирами главный зал вокзала, где по странной случайности заметил двух террористов, входящих в одну из двух боевых групп организации, действующих на территории Англии. Судья взмолился Богу, чтобы они не подложили бомбу на вокзале, поскольку взрыв мог бы задержать, а то и вовсе отменить его поезд на Эдинбург, что, в свою очередь, нарушило бы его дальнейшее жесткое расписание.

О причастности Пирсона к движению эти два террориста — Джерард Прайс и Розина Макевой — не знали. Прайсу было тридцать четыре года, а Розине — симпатичной темноволосой девушке — двадцать шесть. Джерард, одетый в скромный темно-серый костюм с неярким галстуком, нес в руке дорогой чемодан-дипломат, на Розине была коричневая юбка, жакет цвета морской волны и однотонная кремовая блузка. Они выглядели как обычная пара служащих, отправляющихся по делам. Вместе с тремя остальными членами боевой группы на их счету уже числилось четыре вооруженных нападения, две бомбы в машинах, убившие политического деятеля и жену генерала, четыре бомбы на железнодорожных станциях, в результате взрыва которых погибли шестеро пассажиров, включая двенадцатилетнюю школьницу и будущего священника, а также взрыв минометной мины на Даунинг-стрит, который чуть не привел к отставке премьер-министра и военных из его кабинета.

Держась подальше и стараясь не попасться террористам на глаза, Пирсон кружным путем направился к билетной кассе и купил билет в первый класс до Эдинбурга. Поезд должен был отправиться через тридцать четыре минуты, и ровно в десять минут одиннадцатого судья позвонил в телефон-автомат на Уэверли-стрит в Эдинбурге. Разговор длился семь секунд, а потом, так как Прайс и Розина уже вышли из здания вокзала, судья прошел на перрон, ожидая в любой момент услышать глухой взрыв четырех или пяти фунтов пластиковой бомбы.

Пирсон нашел свободное купе первого класса и первую часть поездки провел за чтением эпического романа Марио Варгаса Льосы «Война на краю света» в переводе с испанского Элен Лейн, повествующего об интригующих загадках Южной Америки. Затем он позавтракал, но не в пульмановском вагоне-ресторане, а в своем купе. Съел бутерброды, приготовленные накануне вечером Мараид, и яблоко. Жене он сказал, что его поездки связаны с тайными консультациями с американской международной корпорацией, занятой поиском объектов крупных инвестиций в Европе. Еще он сообщил Мараид, что ему предложили абсолютно законную работу, заработную плату, в четыре раза превышающую его теперешнее жалование, и место в правлении. И, хотя предложение Падрика занять пост министра юстиции может стать венцом его карьеры, он будет продолжать переговоры с янки, пока предложение Падрика не станет ощутимой реальностью.

— Но когда тебе официально сделают его, Юджин, ты ведь согласишься, не так ли?

И Юджин Пирсон согласился, что, по всей вероятности, займет этот пост. А пока Мараид надо продолжать держать в тайне его поездки за границу и говорить всем, что он уехал с друзьями в Англию ловить рыбу.

Но на самом деле судья отнюдь не был уверен, займет ли он пост министра юстиции. Одно дело быть крупной фигурой в системе правосудия и работать при этом на движение. Но министр юстиции — это слишком высокий пост, и Пирсон постоянно задавал себе вопрос, что́ принесет наибольшую пользу Ирландии. Ведь он искренне верил, что его тайное влияние на Военный совет «временных» является действием истинного патриота, что после смерти, без сомнения, поставит его имя среди величайших героев-республиканцев в ирландской литературе. А про кого из министров юстиции слагали баллады?

Баллада о Юджине Пирсоне… Он усмехнулся про себя, наблюдая поверх очков за проносившимся за окном пейзажем. Машинист, видно сразу, вел поезд слишком быстро, словно сумасшедший, вагоны качало на поворотах, колеса угрожающе гремели на стыках.

Выйдя в Эдинбурге на вокзале Уэверли, Пирсон направился к стоянке такси и остановился там, оглядываясь вокруг. Нужный ему голубой «ягуар» стоял на противоположной стороне улицы, к заднему стеклу машины подушечками лап были приклеены игрушечные котята.

Судья перешел улицу, подошел к машине и забрался на заднее сиденье. Водитель был членом организации, но понятия не имел, кто такой Пирсон, да и Пирсон не знал его. В этом заключалось одно из правил системы, разработанной несколько лет назад Пирсоном вместе с Мартином Магинессом и Рори О’Брейди в целях изменения структуры организации «временных» и повышения безопасности.

Водителю на вид было около тридцати, аккуратная стрижка, слегка располневший. Массивное золотое кольцо на пальце, спортивный пиджак из донегольского твида. Включив зажигание, он бросил в зеркало взгляд на Пирсона.

— Вы тот самый человек из управления по сбыту молока? — спросил водитель с шотландским акцентом, типичным для восточного побережья.

— Нет. Я из общества гэльской литературы.

Водитель кивнул. Обмен условными фразами завершился, и машина тронулась с места, вливаясь в транспортный поток.

По дороге в аэропорт, которая заняла тридцать одну минуту, водитель передал Пирсону большой конверт, в котором находился британский паспорт с фотографией Пирсона на имя Кевина Эдуарда Патерсона, родившегося в Глазго в 1946 году. И другие документы, включая водительские права и кредитные карточки на это же имя. Адрес в документах гласил: Стритхем, Лондон. Свои настоящие документы судья убрал в плоский кожаный бумажник и засунул под фальшивое дно кожаного несессера. На фотографии на новом паспорте он снят в очках в черепаховой оправе, такую пару очков Пирсон обнаружил в конверте, а для чтения еще имелись специальные выпуклые линзы, изготовленные по его указанию. Он надел очки и принялся крутить головой по сторонам, привыкая к ним.

Рейс на Пизу был чартерный, на нем пассажиры летели на футбольный матч, проводившийся на приз европейского кубка. В Пизе играл эдинбургский клуб «Хиберниан», а Кевин Патерсон — агент по импорту — являлся ярым болельщиком этого клуба.

В семь вечера самолет приземлился в Пизе в самый разгар грозы. У Юджина имелась только ручная кладь, он быстро прошел таможню и иммиграционную службу. Он убедился, что темно-синяя «БМВ-325», купленная неделю назад в Риме за наличные, как и было условлено, ожидала его на стоянке в аэропорту. На связке ключей у него имелся и ключ от нее, переданный ему в прошлую субботу во время утренней партии в гольф.

Судья Пирсон знал, как обнаруживать слежку и уходить от нее. Он целенаправленно обошел вокруг стоянки, чтобы не казаться слоняющимся без дела, потом остановился у входа, поглядывая на часы и людей на стоянке. Наконец, удовлетворенный, сел в машину, завел двигатель и выехал со стоянки.

Перед самой автострадой он остановился, чтобы убедиться в правильности намеченного пути на Флоренцию и снова поменять фальшивые документы и кредитные карточки на новые. Теперь он стал торговцем антикварными книгами из Нью-Йорка по имени Джеймс Ханлон. Такой человек существовал на самом деле. Он был американцем ирландского происхождения в третьем поколении, и семь лет назад на обеде в поддержку Северной Ирландии изъявил добровольное желание помочь общему делу. Организация проверила его и сочла надежным. С того времени организация стала пользоваться документами Ханлона для оперативных целей. Один телефонный звонок, и настоящий Джеймс Ханлон уезжал в расположенную в глуши хижину в Коннектикут, чтобы можно было долгое время действовать под его именем.

В девять пятнадцать «БМВ» свернула на крутую дорогу между Флоренцией и Фьезоле — маленькой деревушкой, из которой открывался прекрасный вид на средневековый город. Посредине холма Пирсон повернул ко входу в старый монастырь, украшенный фресками Микеланджело, который во время второй мировой войны и оккупации Италии Германией служил штаб-квартирой фельдмаршалу Кессельрингу. А теперь его переделали в элегантный, роскошный, дорогой отель с террасными садами и изумительным видом на старую Флоренцию, раскинувшуюся внизу в долине.

Персонал отеля был чрезвычайно любезен и прекрасно вышколен. Да, конечно, они ожидают сеньора Ханлона. Его провели через старинный внутренний дворик, украшенный зелеными растениями в терракотовых вазах, потом вверх по каменным ступенькам и вдоль вымощенного камнем коридора, по обе стороны которого на одинаковом расстоянии виднелись массивные двери из темного дуба.

Пирсону вспомнился его первый день в школе-интернате Святого Доминика в Уэстмите, где он обучался у иезуитов вместе со своим старшим братом Томом, который в настоящее время работал старшим воспитателем в школе «Эмплфорт» в Англии, являясь непримиримым врагом ИРА и всего того, за что она боролась. Юджин частенько жалел, что организация потеряла в лице Тома очень умного человека, но никогда даже и не пытался намекнуть о своей тайной деятельности брату, который был так же страшен в ярости, как великодушен в сострадании.

Номер с ванной, куда его провел управляющий, походил на монашескую келью, обставленную мебелью из журнала «Вог». Деревянные полы, покрытые турецкими коврами, кровать с пологом на четырех ножках, окно со ставнями, выходящее на склон холма.

Смывая под душем усталость долгого дня, Юджин Пирсон был переполнен различными эмоциями. Перспектива занять пост министра юстиции, похоже, становилась реальностью. Существовала большая вероятность, что партия Финн гэл получит большинство в ирландском парламенте. Но разоблачение его деятельности в руководстве «временной» ИРА могло стать для него катастрофой. Конечно, это же можно было сказать и о его теперешнем положении, но судья заставлял себя не думать о подобной возможности. Правда, это было до того, как его безжалостно подставили и начали шантажировать с помощью фотографий Венецианской Шлюхи, лежащего убитым у его ног.

Пирсон был совершенно уверен, что весь этот тайный визит в Париж и встреча с Рестрепо были подстроены Бренданом Кейси именно для этой цели. И теперь его голос, всегда принципиально возражавший по этому вопросу на Военном совете, молчал, и, более того, Кейси цинично, даже с какой-то садистской жестокостью заставлял его вести переговоры с колумбийским картелем и организовывать сеть по распространению кокаина в Европе, Англии и в горячо любимой Ирландии. Причем ему четко приказали держаться подальше от движения на случай провала. Идиотское положение.

А еще его тревожила предстоящая встреча с Рестрепо. Как бы там ни было, но прошлая их встреча закончилась весьма трагично. Одно дело планировать вооруженную борьбу, которая не обходится без жестоких смертей и тяжких потерь, и совсем другое дело, когда мозги еще не старого человека забрызгивают твой лучший костюм. Боже мой, что же сулит новая встреча? Какой очередной ужас? Как ни странно, но это убийство на мосту в Париже было первым столкновением судьи с насильственной смертью.

А еще у него промелькнула мысль, что если встреча с Рестрепо пройдет без очередного кровопролития, то можно нарушить правила своей профессионально организованной тайной жизни и посетить консерваторию в Риме, где училась Сиобан. Он почти до умопомрачения любил свою дочь. Мараид всегда говорила ему, чтобы он не тревожил девушку, потому что она должна жить собственной жизнью. Вспомни, как часто ты писал домой, когда был студентом? Но он уже четыре недели не имел известий от дочери, а это для него уже большой срок. Три раза судья пытался позвонить из рабочего кабинета на квартиру, где она жила, но отвечавшая женщина плохо говорила по-английски, и он не был уверен, что она понимала его просьбы передать Сиобан, чтобы та позвонила домой.

Но как он сможет объяснить дочери свое появление в Риме? Наверное, Мараид права — надо не тревожить девочку и дать ей жить своей жизнью. Боже мой, как сложно быть отцом. Судья решил снова подумать об этом утром, когда проснется, если только сможет уснуть после вечера, проведенного в обществе адвоката колумбийских гангстеров.

Пирсон выключил душ и ступил на пол, покрытый флорентийским мрамором. Приятный, мягкий камень, с текстурой, напоминающей творог. Судья вытерся и завернулся в громадное пушистое полотенце. Точное время встречи с Рестрепо не обговорено, но отель стоял обособленно и, похоже, был довольно маленьким, так что они, без сомнения, найдут здесь друг друга. К своему удивлению, судья ощутил эрекцию. Может быть, это каким-то образом физиологически сказалось длительное путешествие, тревожное предчувствие и теплый душ? Как это сказал Сирано де Бержерак? Если десять тысяч мужчин пройдут по улицам Парижа, размахивая орудиями смерти, то их встретят восторженными криками и осыплют розами. Но если десять человек пройдут по улицам Парижа, размахивая орудиями жизни, то их арестуют и бросят в Бастилию!

Пирсон почти застенчиво улыбнулся и вышел голым из ванной, его «орудие жизни» торчало вперед, указывая путь в со вкусом обставленную спальню с деревянными полами. И вдруг он резко остановился, увидев Рестрепо и полного, похожего на мексиканца человека в аккуратно выглаженных фланелевых брюках и синем блейзере, чисто выбритого, в очках с золотой оправой. Рестрепо стоял у двери, а второй мужчина расположился в кресле из красного дерева и кожи.

Оба незваных гостя обменялись насмешливыми взглядами, когда Пирсон от страха и неожиданности попытался прикрыть руками свою наготу. Никогда в жизни он не чувствовал себя столь беззащитным, за исключением того случая на мосту, когда возле его ног лежал мертвый Венецианская Шлюха, а в ушах все еще звучали очереди «узи».

— Привет, дружище. — Рестрепо улыбнулся. — Хотите, чтобы я позвонил в бюро обслуживания?

— Что? Нет, нет. Я просто… я только что принимал душ.

Эрекцию как рукой сняло, сердце билось так, словно собиралось выскочить из груди. От прилива адреналина дыхание стало таким, будто он пробежал сто ярдов в спринтерском темпе. Судья понимал, что стоит в какой-то мучительной, оборонительной позе: колени согнуты, плечи опущены, руки дрожат. Глаза его перебегали с Рестрепо на сидящего в кресле мужчину, который, как он понял — и от этого вся кожа покрылась пупырышками — был не кто иной, как кровожадный атаман медельинского картеля — Пабло Энвигадо собственной персоной. Человек, о котором по секрету сообщалось, что он обложен полицией и управлением по борьбе с наркотиками в своей родной провинции Антьокии, в отдаленной колумбийской провинции на другом краю света.

— Извините нас за вторжение, сеньор Ханлон, — голос Энвигадо звучал мягко, с особым испанско-американским акцентом, который Пирсону приходилось раньше слышать только в старых вестернах, где главную роль обычно исполнял Чарльз Бронсон, — но этот номер чист, мои люди проверили его. — Пирсон понял, что он имеет в виду электронные средства подслушивания. — Я буду краток.

«Ублюдок, — подумал Пирсон, — он даже не дал мне время одеться». Судья был уверен, что другой мужчина в блейзере и еще один в пиджаке из верблюжьей шерсти находятся в коридоре за дверью номера. А уж о парне на мотоцикле ему и думать не хотелось.

Энвигадо между тем продолжал:

— Я с большим уважением отношусь к вашей организации и желаю вам успехов в вашей борьбе. Англичане живут в сюрреалистическом мире, где мечтают колонизировать нас всех, от Боготы до Дублина…

«Слишком упрощенный взгляд на международную политику», — подумал Пирсон, но был не в том положении, чтобы спорить на эту тему.

И тут у перепуганного судьи вдруг взыграло самолюбие, на свет божий появился бесстрашный, острый на язык судья Юджин Пирсон, старший член коллегии адвокатов, номинально равный по положению в Военном совете с Бренданом Кейси и Мартином Мари, член такой же грозной, жестокой, кровавой организации, каковой являлась «временная» ИРА. Будущий министр юстиции Ирландии. Человек, о котором в один прекрасный день будут распевать баллады в школах и барах Керри и Килдэра.

— Убирайтесь к чертовой матери из моего номера, — услышал судья свой голос. Его гэльский темперамент превозобладал над инстинктом самосохранения. — Я встречусь с вами обоими в баре через пятнадцать минут. — Он все еще задыхался, но теперь уже от ярости. — Если вы собираетесь иметь со мной какие-то дела, сеньоры, то зарубите себе на носу, что я нахожусь под защитой организации, по сравнению с которой ваши банды поганых убийц выглядят, как хор мормонов в молельном доме!..

Теперь он стоял, выпрямившись, закутанный в полотенце, как римский сенатор в тогу, глаза угрожающе сверкали, как во время заседания в суде.

Человек по имени Рестрепо отошел от двери, пересек комнату и без малейшего предупреждения влепил Пирсону пощечину, потом так резко рванул с него полотенце, что судью развернуло. Далее Рестрепо безукоризненно вычищенным правым ботинком пнул судью по лодыжке, да так, что Пирсон рухнул тощим бедром на пол.

— Через пятнадцать минут, сеньор Ханлон.

Он перешагнул через лежащего Пирсона и направился к открытой двери. Пабло Энвигадо уже вышел из комнаты.

Юджин Пирсон с трудом сел, поджав колени. Дотянувшись до полотенца, он накрыл им дрожащие плечи. Судья зашмыгал носом, он готов был расплакаться от злости и стыда. Во всем виноват этот ублюдок Кейси, и Бог — свидетель, он заплатит за это…

Британская армия действовала на удивление эффективно. После некоторого ослабления в 60-х и 70-х годах она приобрела опыт и закалилась в боях, одержав победу на Фолклендах, и вот теперь успешно поддерживала американскую армию и морскую пехоту в Саудовской Аравии, Ираке и Кувейте.

Двадцать лет партизанской борьбы в Северной Ирландии превратили ее специальные и разведывательные подразделения в самые опытные в мире силы по борьбе с терроризмом, и теперь не проходило года, чтобы они не вели операции в какой-либо точке земного шара.

Этот опыт приобретался на улицах Белфаста, в тайных операциях против городских партизан Ольстера, в войне в джунглях против индонезийцев на Борнео, в операциях против террористов на Кипре, в Адене, Йемене, Омане, в жестоких десантных операциях за возвращение Фолклендских островов в Южной Атлантике. Большой процент в этих подразделениях составляли выпускники университетов, некоторым офицерам разрешили на несколько лет оставить военную службу, пожить гражданской жизнью, чтобы затем вернуться в армию со свежими идеями и более современным подходом к делу.

В армии не осталось больше слабовольных и неопытных генералов, и лучшим примером нового поколения военных стал генерал-майор Роберт Вульф Андерсон, награжденный орденом «За боевые заслуги» и «Военным крестом» с пряжкой на орденской ленте, участвовавший почти во всех перечисленных выше военных операциях. Он начал свою карьеру офицером бронетанковой дивизии, потом служил в войсках специального назначения, командовал 22-м специальным воздушно-десантным полком, потом войсками и разведкой британских войск в зоне Персидского залива в ходе операции «Буря в пустыне».

Генерал Андерсон отличался прямолинейностью и практическим подходом к делу, он внимательно выслушал Дэвида Джардина, с которым проводил раньше совместные операции. Дэвид кратко, без лишних слов, попросил генерала освободить капитана Гарри Форда от участия в предстоящих боевых операциях. Разрешение Андерсона требовалось ему для того, чтобы убедить командование сухопутных войск Великобритании согласиться на увольнение Форда из армии, но с таким условием, чтобы через три года, когда закончится его контракт с секретной службой, молодой офицер снова смог бы вернуться на военную службу.

Джардин раскрыл перед генералом почти все свои карты. Он рассказал Андерсону о том, что Гарри нужен секретной службе для тайной операции внедрения, что объектом операции является Пабло Энвигадо и что в этой операции непосредственно заинтересован сам премьер-министр. Правда, он умолчал, что есть еще два кандидата и окончательный выбор не обязательно падет на Гарри Форда.

Их разговор проходил во время прогулки по темным, обсаженным пальмами улицам в пригороде Эр-Рияда. Джардин понимал, что отнимает время у Андерсона, который через каждые двенадцать часов работы выкраивал всего по четыре часа для сна, но генерал любезно согласился уделить ему десять минут, о которых попросил Джардин. Старый солдат не задавал лишних вопросов, он понимал, насколько важен этот вопрос для секретной службы, если уж куратор направления лично прилетел сюда в разгар боевых действий.

— Когда он вам понадобится? — спросил Андерсон.

— Я хотел бы, чтобы он прибыл в Англию в течение двух недель.

Они продолжили прогулку. Над головой в ночное небо взмыли два истребителя-бомбардировщика «торнадо», за ними еще два, а потом еще два.

— Ладно, Гарри нет необходимости участвовать в операциях. Будет обидно, если его подстрелят, после того как ваша контора затратила столько усилий, чтобы заполучить его. Насколько я понимаю, вы уже подкатывались к Джонни, и он отшил вас?

— Да. Да, боюсь, что так.

«И я не осуждаю его за это», — подумал Джардин.

Еще два самолета пролетели над городом, на этот раз ниже и с большим шумом. Бесшумные бомбардировщики «Ф-111». Пожалуй, они бесшумные только для глухих.

— Что ж, командир полка — капитан на своем корабле, Дэвид. Он будет самым несчастным солдатом, если вы, если мы перепрыгнем через его голову.

— Да, я понимаю, Роберт.

— Не знаю, почему он захотел пойти к вам? Вы же знаете, у Гарри Форда есть все задатки, чтобы стать генералом.

— Разве он не сможет стать им потом?..

Андерсон молчал некоторое время. Он стоял на углу улицы, серьезно обдумывая этот вопрос. Мимо с включенными мигалками и сиренами промчались две машины «скорой помощи» американской морской пехоты. Их шум стих вдали, и теперь из сада роскошной виллы доносились звуки песни в исполнении ансамбля «Дорз». Джим Моррисон пел: «Давай, крошка, зажги во мне огонь». Это напомнило Джардину другую войну, но он надеялся, что нынешняя закончится более удачно. Наконец высокий генерал-майор взглянул на Джардина.

— Ладно. Можно сделать и так, если он на самом деле вернется в армию. — Похоже, генерала томило какое-то предчувствие. Или, может, это просто холодный ночной воздух заставил его вздрогнуть. — Вы же…

«Что, мы? — подумал Джардин. — Мы что, уцепимся за него, что ли? Или бросим его, чтобы Пабло и его дружки подвесили его за яйца?» Он молчал, и тишину нарушал только чуть слышный шепот Джима Моррисона: «Давай, крошка, зажги во мне огонь»…

— Я прослежу, чтобы к концу недели он был в Лондоне. Остальное — ваша забота. У меня такое ужасное чувство, словно я знаю, что у вас на уме…

«Слава Богу. Большое спасибо тебе, Господи, ты и впрямь отлично нам помогаешь».

— Спасибо, Роберт. Большое вам спасибо.

— Ладно, а теперь я собираюсь поспать, так что проваливай.

Дэвид Джардин улыбнулся и протянул руку. Андерсон крепко пожал ее, но тихонько вздохнул, будто инстинктивно чувствовал во всем этом какой-то подвох, в котором не желал принимать участия.

* * *

По иронии судьбы Малыш Пи Патрис содержался под охраной полиции на восьмом этаже больницы Бельвью, при нем постоянно находилось не менее трех одетых в штатское полицейских из 14-го участка, чтобы его братцы — убийцы и торговцы наркотиками — не смогли выкрасть его отсюда. А в морге этой же больницы все еще лежал на льду неопознанный труп молодой девушки.

Сержант Эдди Лукко кивнул полицейским, сидевшим возле двери. Когда он появился из лифта, один из полицейских быстренько прекратил подсчитывать, сколько он переработал сверхурочно, а второй поставил чашку с кофе на пол с резиновым покрытием.

— Как дела? — спросил Лукко и, не дожидаясь ответа, открыл дверь и вошел в палату.

В дальнем углу палаты сидел еще один полицейский в штатском и жевал бутерброд с копченой говядиной. Хорошенькая темнокожая медсестра заполняла на Малыша Пи медицинскую карту.

Рана у Малыша Пи оказалась гораздо серьезнее, чем сначала показалось Лукко. Пуля раздробила кость в правом предплечье, он потерял много крови и чуть не умер в результате потери крови. Очень плохо. Но если бы парню удалось выхватить свой «узи», то Эдди Лукко и детектив Варгос сейчас лежали бы внизу в морге, рядом с неизвестной девушкой и последней жертвой Малыша Пи — детективом из отдела по борьбе с наркотиками Бенджамином Ортегой.

На больничной койке Малыш Пи выглядел очень молодым, закованную в гипс руку поддерживал какой-то шкив. Его томные карие глаза настороженно следили за Лукко, который взял стоявший у стенки пластмассовый стул и уселся возле кровати. Сестра, узнавшая сержанта, радостно улыбнулась.

— Привет, Бернис, как дела?

Два года назад Бернис и ее сестру в подземке между Куинз и Манхэттен-Саут изнасиловала банда негодяев, называвших себя «красными бродягами». Сестра ударила одного из насильников его же собственным ножом. В ту неделю Лукко как раз дежурил ночью, а старший полицейского патруля сообщил об этом случае в отдел по убийствам, поскольку имела место насильственная смерть. Эдди решил, что девушке и так здорово досталось, и, после того как он резко поговорил с чиновником из окружной прокуратуры, ее отпустили, не предъявив обвинения в непреднамеренном убийстве, а позже она храбро давала показания в суде против остальных членов банды.

— У меня все хорошо. А как жизнь в вашем отделе?

— Ох, жизнь — это как раз не то, чем я обязан заниматься.

Она усмехнулась.

— Я не так выразилась, да?

— Все нормально.

Сержант бросил взгляд на Малыша Пи, и Бернис поняла его намек.

— Закончу позже, — сказала она, кладя медицинскую карту рядом с кроватью. — Не повредите пациента.

Легкая улыбка промелькнула на каменном лице сержанта.

— Ладно, посмотрим.

Глаза его засверкали, когда Бернис спокойно вышла из палаты, словно и не слыша его последних слов.

— Послушай, Стив, закончи свой завтрак в коридоре.

— Конечно, сержант.

Полицейский в штатском встал и вышел из палаты, зажав в руке остаток бутерброда.

В комнате внезапно стало тихо. Малыш Пи притворился, что это его не волнует, закрыл глаза и сделал вид, будто спит, но Лукко видел, как напряженно вздымается его грудь при дыхании.

— Глупо было убивать полицейского, Малыш.

Тишина.

— Теперь ты выйдешь на свободу лет через четырнадцать. Как минимум. Мы проследим, чтобы твоим делом занялся судья Альмеда, а он постарается посадить тебя на электрический стул.

Малыш Пи старался играть роль Джеймса Кагни, которого видел по телевизору, и пытался дышать спокойно, и только дрожащая грудь выдавала его волнение.

— Ты знаешь свои права. Окружной прокурор говорил с твоим адвокатом, и отсюда тебя переведут в тюремный госпиталь. Хочешь ли ты сообщить мне что-нибудь, что могло бы помочь тебе, что учел бы судья при вынесении решения?

— Ты не имеешь права допрашивать меня здесь, белый человек, а свои права я хорошо знаю.

Этот злой шепот прозвучал жалко, не слышно было знаменитого громкого и визгливого голоса Малыша Пи. Лукко подумал, что парень действительно серьезно ранен, и, может быть, Варгос тоже пользовался запрещенными пулями. Хорошо бы расследование вел кто-то из своих, надежных ребят.

— Будь благоразумен, Малыш. Я взял в городе кубинца Роберто, и он выложил мне много чего правдоподобного о тебе и твоих братцах.

К удивлению Лукко, Малыш Пи улыбнулся. Совершенно неожиданная реакция.

— Я сказал что-то смешное?

— Конечно, парень. Ты говоришь, как сын черной женщины. Правдоподобного? — Он рассмеялся, закашлялся и откинул голову назад, тяжело дыша, но продолжая улыбаться. — Ты меня рассмешил, а мне это вредно, парень. Лучше уж пристрели меня, это будет более милосердным поступком с твоей стороны. Только не смеши больше, ладно?

Похоже, Малыша Пи на самом деле позабавили его слова. Лукко пожалел, что назвал его во время ареста куском дерьма. Никого нельзя называть так. Но затем он вспомнил детектива Бенджамина Ортегу, у которого выстрелами разнесло половину лица. Скольким подросткам сгубил жизнь этот двадцатилетний парень? А сам ведь не употребляет наркотики, хватает ума держаться подальше от них.

— Ладно, парень, ты все равно узнаешь об этом разговоре.

— О каком разговоре, Малыш?

— Слушай, я устал, позови сестру. Мне на самом деле плохо.

— Расскажи мне об этом разговоре, — голос Лукко прозвучал мягко, доверительно.

— Я договорился с Малруни, с этим большим ирландцем из отдела по борьбе с наркотиками.

Оказывается, этот маленький ублюдок уже заключил сделку.

— А-а, ты об этом, — это называлось брести наощупь, когда не знаешь о чем идет речь.

— Он сможет меня вытащить? — Глаза парня расширились, на лице появилась тревога.

— Но тебе придется… — «Что же ему ответить?»

Малыш Пи задумался.

— Расскажи мне о мерах по защите свидетелей…

Вот это да! Неужели Малыш Пи может так много рассказать? Лукко внимательно посмотрел на раненого убийцу. Ходили слухи, что его старший брат Симба Патрис непосредственно связан с колумбийцами Велесом и Кардоной, основными людьми картеля в Нью-Йорке, отвечающими за распространение наркотиков. Но Лукко также знал, что отдел по борьбе с наркотиками прослушивал разговоры Симбы и постоянно висел у него на «хвосте», и, хотя главарь банды «Острый коготь» торговал «крэком», героином и марихуаной, длившуюся восемь месяцев операцию пришлось свернуть, потому что в ходе ее было установлено, что слухи о непосредственной связи Симбы с колумбийцами оказались ложными.

И вот теперь Поросенок Малруни заключил серьезную сделку с этим мальчишкой, который хладнокровно пристрелил одного из его детективов. Неужели же отдел по борьбе с наркотиками не следил все это время за Малышом Пи? А если не следил, то, может быть, именно младший из братьев осуществлял тайную связь?.. Боже мой.

Он встретился взглядом с юношей, глаза у того были старыми, как само время.

— Малыш, ты ведь хочешь остаться в живых, так ведь? Тогда никогда и никому не говори о том, что только что рассказал мне. Даже своему адвокату, особенно адвокату. И никому из полицейских. Пусть это останется между тобой и лейтенантом Малруни, хорошо?

Малыш Пи задумался над этим превосходным советом, и тут его осенило:

— Ты хочешь сказать, что ничего не знал…

— Именно так. И я забуду о том, что слышал. Но в следующий раз тебе может не повезти.

Лукко поднялся. Теперь ему стало понятным и наличие фургона телефонной компании, который он заметил на Двадцать восьмой улице напротив заднего входа в больницу, и появление в больнице мускулистых «медбратьев», протиравших уже вымытый коридор.

Малыш Пи выглядел подавленным, он продолжал смотреть на сержанта, но достоинство члена «Острого когтя» в любом случае не позволяло ему поблагодарить полицейского.

Лукко подошел к двери и остановился, будто вспоминая какую-то незначительную мелочь. Он вернулся к кровати и наклонился над Малышом.

— Ты выбрал единственный путь, чтобы избежать наказания, и это разумно. Разумно самому помогать себе, потому что мы приходим в этот мир в одиночку и в одиночку уходим из него, не так ли?

Малыш Пи настороженно посмотрел на него. Куда клонит этот мент?

Эдди Лукко достал из кармана фотографию. Симпатичная белая девушка, глаза закрыты. Похожа на мертвую. Малыш пожал здоровым плечом и покачал головой.

— Я ее не знаю, парень.

— Отравилась «крэком», ее нашли две недели назад на Центральном вокзале. У кого она могла получить наркотик?

— Послушай… да она могла купить его у двадцати, тридцати, «докторов», ошивающихся на вокзале и соседних улицах.

«Докторами» члены банды называли уличных торговцев наркотиками.

— Да, конечно. — Лукко засунул фотографию обратно в карман и повернулся, чтобы уйти.

— А у нее была при себе сумочка?

Сержант замер, глядя на дверь, волосы у него на затылке встали дыбом.

— Нет.

Он продолжал стоять, не двигаясь.

— Там только Апач срезает сумочки. Другим способом он не может достать денег на наркотики. Он примечает какую-нибудь девушку, подкрадывается, срезает сумочку и убегает. Сумасшествие, конечно, но он не выбрасывает сумочки и содержимое. Там у него есть укромное местечко под тротуаром, так оно забито сумочками и прочей мурой. Забирает только наличные, а кредитные карточки не берет, потому что не знает, как ими пользоваться. Ну и, конечно, наркотики, если попадаются, а более или менее ценные вещи продает. Поищи там, если у твоей отравившейся не было при себе сумочки.

— А где это место, Малыш? — спросил Лукко таким тоном, словно это вовсе и не имело для него никакого значения.

С окруженной аркадами террасы ресторана отеля «Вилла Сен-Мишель» открывался потрясающий вид на ночную Флоренцию. Из бара доносились звуки пианино, исполнялись мелодии из популярных мюзиклов Ллойда Уэббера. Официанты в белых пиджаках и черных галстуках бесшумно и сноровисто обслуживали десять или двенадцать столиков. Мужчина в пиджаке из верблюжьей шерсти, потягивая апельсиновый сок, сидел за стойкой украшенного фресками бара, откуда хорошо просматривался ресторан. После встречи в Париже его коллега сменил блейзер цвета морской волны на зеленый пиджак из шерсти и темные брюки. Сначала Юджин даже не заметил его, потому что внимание его было обращено на парочку загорелых мужчин лет тридцати пяти. Один из них, возможно, был европейцем, а во втором оливковый цвет кожи, широкие скулы и усы выдавали южноамериканца. Они сидели за столиком в дальнем конце бара, держа под наблюдением все пространство. Вина на столике не было, только бутылка минеральной воды, мужчины поглощали салат и рыбное филе. Рядом с каждым, чтобы можно было легко дотянуться, стоял прямоугольный чемодан-дипломат, и у Пирсона не было никаких сомнений в том, что в них находятся автоматы «узи».

Остановившись возле стойки бара и не обращая внимания на телохранителя в пиджаке из верблюжьей шерсти, Пирсон заметил еще одного телохранителя, медленно прогуливавшегося во внутреннем дворике рядом с террасой ресторана. Этот был одет в длинный хлопчатобумажный плащ, правую руку держал в кармане, готовый в любой момент воспользоваться каким-то солидным оружием, висевшим на плече под плащом. Потом Пирсон перевел взгляд на Рестрепо и второго человека. Перед отъездом из Дублина Юджин попросил начальника разведки ИРА снабдить его всей имеющейся информацией о картеле и особенно о Пабло Энвигадо.

Он изучил бумаги, включая секретные документы департамента полиции Нью-Йорка, добытые тайными сторонниками ИРА. Просмотрел фотографии и редкие видеозаписи Энвигадо и его советников. Энвигадо посещает футбольный матч в Санта Фе в своей любимой провинции Антьокии, Энвигадо во время корриды в окрестностях Медельина, где толпа приветствует его радостными улыбками и аплодисментами. А разве не он построил новые дома и больницу, да и этот стадион для корриды и все для местных бедняков, считавших его современным Робин Гудом?

Таким образом Юджин Пирсон имел представление о фигуре и внешности колумбийского крестного отца кокаинового картеля. По мере того как он подходил к их столику, у него исчезали последние сомнения в том, что это был именно Пабло Энвигадо. Дон Пабло, как уважительно называли его соратники.

Боже мой, какой прекрасный шанс для его ареста. Преступник номер один, разыскиваемый в Колумбии. Человек, при попытке схватить или убить которого американская таможенная служба, управление по борьбе с наркотиками и ЦРУ потеряли двенадцать отличных агентов. Человек, ответственный за то, что в Колумбии воцарилось постоянное осадное положение, приказавший «казнить» предыдущего президента страны Эмилио Барко, посмевшего дать согласие на выдачу Соединенным Штатам главарей картеля по обвинению в контрабанде наркотиков, тайной деятельности, убийствах, вымогательстве. Другие, более цивилизованные заправилы картеля даже заключили тайную сделку с тайной полицией Боготы с целью схватить Энвигадо и убить его, чтобы вернуться к прошлому, более приемлемому положению вещей, к тем временам, когда не допускалось убийство любого полицейского в ранге выше капитана и чиновника в ранге выше младшего окружного судьи.

В мире бизнеса, где обычным способом подкупа неугодного, соблюдающего закон чиновника является вежливое предложение получить пару миллионов долларов в любой точке земного шара или лишиться любимого отпрыска, жены или брата, осуществляемые с одобрения Пабло поголовные убийства были не только неоправданными, но и губительными для самой прибыльной колумбийской индустрии — изготовления, контрабанды и распространения кокаина.

Пирсон уже оправился от пощечины и унижения. Он понимал, что у него есть два выхода, как и тогда, на склоне холма в Уиклоу, когда Брендан Кейси приказал ему — иначе это и нельзя было назвать — от имени организации продолжить переговоры с колумбийцами с целью получить согласие картеля на распространение наркотиков в Европе, включая и его горячо любимую Ирландию, чьи крупные города — Дублин и Корк — уже начала захлестывать волна пристрастия к героину и гашишу. Бог свидетель, он насмотрелся на это в суде. А пристрастие к наркотикам тянуло за собой жестокие преступления с целью добыть денег для удовлетворения пагубной привычки.

Можно, конечно, обратиться к властям Дублина, но это означает крах его профессиональной карьеры, несмываемый позор не только для него, но и для Мараид и любимой Сиобан, отказ от борьбы, которой посвятил жизнь, а может быть, и смерть. Или же он может продолжить переговоры, чтобы впоследствии контролировать разработанные Кейси планы (на что его, без сомнения, подтолкнули толстосумы, нажившиеся на вооруженной борьбе и разбогатевшие на отмывании денег, вымогательстве, порнографии и проституции в массажных кабинетах Белфаста) и, пользуясь своим положением и изворотливым умом, расстроить их и уничтожить Брендана Кейси, к которому он испытывал теперь непреодолимую ненависть.

Рестрепо бросил взгляд на приближающегося Пирсона. Судья подержал на лице намоченное холодной водой полотенце, и следа на левой щеке и скуле от пощечины Рестрепо уже почти не видно. На судье был отличный твидовый пиджак от «Брукс бразерс» с этикетками этого нью-йоркского магазина, что соответствовало его роли торговца антикварными книгами Джеймса Ханлона.

Пирсон был зол, что его швырнули на пол в прекрасно обставленном гостиничном номере, но чувствовал себя уверенно от того, что принял решение продолжить переговоры и с головой пуститься в это рискованное предприятие. Да, он найдет способ, и да поможет ему Господь полностью развалить его, и причем так, что никто не сможет заподозрить его — патриота, о котором в один прекрасный день будут распевать песни в прокуренных барах Ирландии.

Рестрепо встал и подвинул кресло для Пирсона, бросив на судью прямо-таки дружелюбный взгляд.

— Прошу, присоединяйтесь к нам, мистер Ханлон. Я искренне надеюсь, что вас не обидела наша предыдущая деловая консультация.

Пирсон, в свою очередь, посмотрел на Рестрепо взглядом, который как бы говорил: «Нет проблем, я реально смотрю на вещи, и мы играем в жестокую игру. Оставим личные счеты».

— Оставим личные счеты, — пробормотал Рестрепо, наблюдая, как судья усаживается за стол.

— Хватит об этом. Поговорим лучше о будущем.

Пирсон взглянул в затянутые поволокой глаза второго мужчины, сидевшего за столом напротив. И в глубине души поклялся, что увидит его в преисподней.

— Я очень рассердился на Луиса. У него шалят нервы, а все эти путешествия очень утомили его.

«Боже мой, — промелькнуло в голове судьи, — это же Энвигадо, спокойный… властный. Как Падрик, который скоро станет премьер-министром».

— Я понимаю.

«Я понимаю? Этот ублюдок влепил пощечину судье апелляционного суда Ирландии и патриоту, швырнул меня на пол, а я сижу здесь и говорю, что понимаю? Матерь Божья, дай мне силы вытерпеть этого ублюдка, да простит меня Бог».

— Луис, извинись. Немедленно.

Рестрепо повернулся к Пирсону.

— Глубоко сожалею, сеньор. Я вел себя как… — Он подождал, пока официант передавал Пирсону меню и наливал в бокал белое вино «Шардонне», — …как животное.

Заключительную часть фразы он произнес тише и тоном искреннего раскаяния.

— Забудем об этом. — Пирсон улыбнулся, почувствовав при этом боль в щеке. — Но если я когда-нибудь встречу вас на темной дорожке, после того как мы завершим наши дела, то найму троих убийц, чтобы они перерезали вашу поганую глотку.

Энвигадо хмыкнул в салфетку, а затем рассмеялся. Его по-настоящему позабавили слова судьи.

— Вы говорите, прямо как колумбиец! — И доверительным тоном добавил по-испански, обращаясь к Рестрепо. — Мне нравится этот человек…

«Всего один верный удар, — подумал Пирсон, — и ты мертвец, Рестрепо. Не связывайся с „временными“ и держись от них подальше». Судья усмехнулся.

— А теперь расскажите мне о своих планах, джентльмены…