1

ПАРАДИСИУМ

Верин Далмер шагал по терминалу, непринужденно лавируя в толпах туристов. Высоко над головой спешащего рифтера хрустальные панели чуть подвинулись, повернувшись вслед за заходящим багрово-красным Уроборосом.

– ...вечно грызущий свой хвост. Но через пятьдесят тысяч лет или что-то около того расширение его испарит Парадисиум и Храмовую планету. – Монотонный голос экскурсовода прервал ход его мыслей, и Далмер свирепо покосился на стоявшую у него на пути группу туристов с Тиклипти. Зеленое лицо их жирного гида казалось в заливавшем космопорт Парадисиума красном свете черным.

«Как разорванный вакуумом труп», – брезгливо подумал рифтер, наступил жирному нижнестороннему на ногу и отодвинул его плечом в сторону. Должно быть, красный отсвет на покрытом шрамами лице Далмера усилил его и без того обычно свирепое выражение, ибо гид отскочил и пробормотал извинения, которые Далмер игнорировал.

«Пятьдесят тысяч лет. Ну и пусть!» Ко времени, когда умирающая звезда поглотит Парадисиум, он давным-давно уже будет мертв. Далмер фыркнул и поднял взгляд вверх. Красный гигант и огненное кольцо, оторванное от его поверхности почти скрывшейся теперь за ним второй звездой, царили на желтом небосклоне. «Как бы то ни было, – подумал он, – я буду рад смыться отсюда сегодня вечером». Парадисиум был единственным Обреченным Миром, который довелось посетить Далмеру, и – он надеялся – последним. Что же за расой такой был этот Ур, если они возвели разрушение в ранг искусства, требующего миллионы лет для того, чтобы оценить его красоту? И если уж они были настолько сильны, что переделывали по своему усмотрению целые солнечные системы, какая сила смела их?

Рифтер поморщился, недовольный собой. Эта чертова Храмовая Планета и её дурацкие жуки действовали ему на нервы. Верин терпеть не мог насекомых, и воспоминание о возвышающемся над ним Страже, обездвиженном газовой бомбой, заставило его невольно ускорить шаги.

Очереди у посылочного коммуникатора не было, и экран засветился при одном его приближении.

– Виртвандди? – произнес коммуникатор, и одновременно это же слово медленно поплыло вверх по экрану.

– Говори на уни! – рявкнул Далмер. – Или ты принимаешь меня за вонючего парадисийца?

– Прошу прощения, генц, – отозвался певучий голос, совершенно лишенный раскаяния, равно как, впрочем, и других эмоций. – Пункт назначения вашей посылки?

– Орбита Брангорнии, второй класс, со страховкой.

– Оплата?

– Договорная, наличными.

– Форму триста два и два АУ, будьте добры. – Створка под экраном отодвинулась, принимая коробку и несколько кредиток, которые Далмер швырнул вслед за ней. Автомат пожужжал немного и стих. – Мартин Керульд, первый эгиос, пункт триста шесть тире двести семьдесят пять, синхроорбита плюс пять, Брангорния.

Далмер внимательно сверил строки на экране со словами коммуникатора.

– Верно. Срок доставки?

– Расчетный срок тринадцать и две десятых, четыре узла, вероятное отклонение по СПЦ ноль пятнадцать.

Рифтер выгреб из приемника сдачу, отвернулся и зашагал прочь, не слушая бестолковые благодарности, которые автомат пел ему вслед. Желтое, без облачка небо Парадисиума продолжало действовать ему на нервы всю дорогу до шлюзового блока. Когда бы не эта гнида Барродах, он отправил бы посылку с синхроорбиты.

– Только из города, её надо послать из города, – настаивал бори. – И вторым классом – ни один человек не должен трогать ее, только автоматы.

«Что ж, – думал Далмер, хмурясь на встречных, – ЭТО можно понять». Эта зеркальная сфера, что он спер у проклятых жуков, оставила у него самое странное впечатление – ни с чем подобным он еще не встречался; даже нижнесторонний не мог бы не заметить поразительного несоответствия между массой сферы и абсолютным отсутствием инерции. Подобно большинству рифтеров, Далмер обладал отменным чувством массы и ускорения, так что обращение со сферой вызывало у него легкую тошноту. Он рад был избавиться от нее.

Чего ему было труднее понять – так это зачем вообще потребовалось посылать её по Сети.

«Эсабиан посылает нас украсть её через все Тысячу Солнц, снабжает нас кодом-паролем для карантинного монитора, не больше и не меньше, и после всего этого доверяет доставку её своим врагам!»

Он даже спросил об этом своего штурмана. Нальва вечно читает всякие извращенные книжки, так что у нее всегда найдется ответ или по крайней мере знание того, где его искать.

Она кивнула.

– Это все должарианские обычаи мести – ТеУильям в свое время неплохо изучил их. Они называют это «палиах». Необходимо дать врагу шанс вывернуться из всего этого, или в мести меньше наслаждения. – Нальва ехидно ухмыльнулась ему. – Вроде как преждевременно кончить...

Далмер отогнал от себя это воспоминание.

«Ладно, за это здорово заплатили, а на остальное плевать. Должарианцы все психи – а излишнее любопытство может помешать, когда имеешь дело с Властелином-Мстителем».

За ним несомненно следили – в космопорте это проще, чем на Узле. Работая локтями, рифтер проложил себе дорогу ко входу в шлюзовой блок, ощутив сильное облегчение, когда створки дверей скользнули в стороны. Через несколько часов он будет далеко от этой вонючей дыры, ведя «Кровавый Нож» в глубокий космос, навстречу обещанной награде.

«Жди меня, Рифтхавен», – весело подумал он, и двери за его спиной закрылись.

* * *

ОРБИТА БРАНГОРНИИ: УЗЕЛ

Мартин Керульд, милостью Его Величества Геласаара III Первый Эгиос Инфонетики Брангорнийского Узла при Ре-Хаманде, Архоне Брангорнийском, а также изменник своему сеньору, нажал на кнопку ожидания и, устало моргая, уставился на видеопанель. Глаза болели от долгих часов сидения перед экраном, желудок свело от напряжения и от избытка крепкого алгирийского чая.

Чувство горечи владело им, когда он обвел взглядом свой полутемный, но не лишенный элегантности рабочий кабинет, захламленный бумагами. Для него здесь ничего больше не оставалось. Он слишком долго работал на Властелина-Мстителя, беспощадного врага Панарха; новая же измена, теперь уже Должару, пусть даже и спасет Панархию, не искупит той клятвы, которую он нарушил...

Он преступил клятву, но месть его все же падет на тех, кто так долго держал его в дураках. Три вахты подряд он провел, сводя на нет свою работу последних пяти лет, напрягая все свои способности в попытке распутать паутину, которую соткал вокруг него Должар, и он может еще победить. Алгоритмы декодирования – пусть они не сочетаются ни с чем, что удалось ему обнаружить, и даже не отформатированы для ДатаНета – уже на пути к Аресу и Артелиону вместе с полным перечнем всех донесений, что передавал он должарцам с того момента; как продал свою верность, с описанием того немногого, что было ему известно, а посылка с Парадисиума переадресована единственному известному Керульду человеку, способному понять ценность её содержимого. Большую же часть времени заняло уничтожение всех следов того, что он сделал; когда он завершит свою работу, его действия будут необратимы, даже если их обнаружат. Впрочем, проследить их будет невозможно.

Все, что ему оставалось сделать, – это закончить письмо Саре, чтобы попытаться спасти жизнь человеку, которого оба имели более чем убедительный повод ненавидеть.

Керульд посмотрел на свои руки и слегка сжал их. Тот самый талант, который подарил ему его титул, то почти неосознанное, инстинктивное понимание структуры связей, что позволяли ему сливаться с компьютерами Узла в единое целое и ориентироваться в ДатаНете как птице в родной стихии – этот же талант привлек к нему внимание Должара, и этот же талант (он надеялся) спасет его от последствий его предательства и поможет раскрыть планы Властелина-Мстителя.

– Владыка Эсабиан желает иметь дело с правительством более разумным, чем то, что скорее всего может возникнуть при Семионе, – говорил ему бори во время их долгих переговоров. – Его Величество Геласаар готов внять гласу разума, но он стар. Он скоро уйдет, а наследник его груб и негибок. Должар желает мира и восстановления торговли – целей, не совместимых с военными амбициями Семиона.

Все это казалось таким разумным, если смотреть на это сквозь призму его ненависти к Семиону и любви к Саре.

Гален, второй сын Панарха, поэт, мечтатель, быстрый как ртуть, имел тем не менее задатки настоящего правителя. Тогда, в то давнее лето на Нарбоне, он быстро завоевал сердца их обоих, нижнесторонней и высокожителя в равной степени. Конечно, из Галена вышел бы куда лучший Панарх – в этом Керульд мог согласиться с Должаром.

Керульд снова посмотрел на экран. Негромкое жужжание бездушного, безразличного компьютера создавало фон его невеселым мыслям. Теперь и Гален, и миллиарды других оказались в опасности. Как он мог надеяться вести дела с Должаром, оставаясь при этом незапятнанным? Можно было догадаться, что Эсабиан ведет двойную игру.

Но кто-то другой из служителей Должара тоже вел двойную игру, так что появление в банке входящей корреспонденции Керульда алгоритма декодирования (и больше ничего – никаких объяснений) дало ему ключ, в результате чего он посылал сейчас по Сети ряд сообщений. Часы компьютерного времени, украденные у Брангорнийского Узла, он потратил на защиту больших сегментов памяти от чистящих программ, чтобы дать своей поисковой программе больше места для работы, не привлекая при этом постороннего внимания, получив в награду двадцать два расшифрованных сообщения – всего двадцать два из тысяч. Зато в число этих двадцати двух входили и те, в которых отдавались детальные распоряжения о подготовке к убийству Галена – под видом смерти на дуэли от руки приятеля – Дулу.

Руки его снова запорхали над пультом, и на экране высветилась разноцветная пространственно-временная схема. Красные линии отмечали направления ударов должарского заговора; зеленые – перемещение информации, которую он вот-вот передаст Саре на Нарбон, а также путь, который он наметил на Талгарт; бледно-голубые сферы, нерезкие от неопределенности, до сих пор связанной с релятивистскими средствами связи, – планеты. Красные линии обрывались, чуть не доходя до Нарбона и Талгарта; голубые сферы миров Семиона и Галена пересекались зелеными стрелами света и жизни.

Резким движением руки Керульд убрал изображение. Подобно большинству высокожителей, он слишком хорошо знал ущербность графических схем. В это же самое мгновение – понятие, как он угрюмо заметил про себя, само по себе лишенное смысла – кто-то в другом конце Тысячи Солнц мог затребовать у своего компьютера схему этой же самой ситуации и получить совершенно другой ответ. Очередность событий определяется тем, где вы находитесь, – и ничем другим; ДатаНет и все его сложнейшие расчеты Стандартного Времени – всего только видимость на фоне необозримости пространственно-временного континуума. Просто человечеству свойственно искать порядок в хаосе, пытаться постичь непостигаемое... так что он мог надеяться.

Больше ему все равно ничего не оставалось.

Он снова сосредоточился на экране, отключил режим ожидания и продолжил диктовать:

– Единственный способ, каким я могу спасти Галена, – это отправиться на Талгарт самому. Я буду там примерно тогда же, когда ты получишь это послание. – Он помолчал: говорить дальше ему не хотелось, ибо он молил сохранить жизнь человеку, которого ненавидел более любого другого. – Ты должна открыть все Семиону, чего бы это ни стоило мне или тебе. Слишком многое зависит сейчас от нас двоих – только он может мобилизовать приписанный к Нарбону флот и тем попытаться остановить то, что должно последовать за его убийством: смерть троих наследников является лишь частью должарианских планов. Это единственный способ для нас опрокинуть планы Эсабиана прежде, чем они начнут претворяться в жизнь. Мне удалось приготовить Властелину Должара несколько неприятных сюрпризов – у нас еще есть шанс победить.

Он замолчал и посмотрел на голографический портрет Сары, стоявший на столе: ясные зеленые глаза под короной рыже-золотых волос, безупречные черты и едва заметная улыбка, играющая в уголках губ. Он понимал, что никогда больше не увидит ее.

– Если я успею на Талгарт вовремя и смогу увезти Галена, я свяжусь с тобой. – Он конвульсивно сглотнул и нажал клавишу отправления, выждал мгновение и набрал последнюю команду: «Исполнить». Экран опустел.

Он резко встал, опрокинув кресло, и вышел из кабинета, прихватив стоявший у двери чемодан. У выхода из квартиры он в последний раз огляделся на привычную элегантную, невызывающую, но богатую обстановку, которой, скорее всего, никогда больше не насладится, и отпер дверь.

– Собрался в отпуск, да, Эгиос?

Похолодев, с легким чувством тошноты, Керульд резко отвернулся от иллюминатора, за которым стремительно удалялась планета. Он не регистрировался под настоящим именем, тем более не называл своей должности. Этих двоих он тоже не знал.

Он посмотрел в обе стороны по коридору – никого больше. Они хорошо рассчитали момент. Один из них поднял руку и направил ему в лицо матовый черный цилиндр.

Последовал негромкий щелчок, и Мартин Керульд успел еще понять, что его не убивают, прежде чем струя газа отключила его сознание.

* * *

НАРБОН

Сара Дармара Таратен смотрела через весь парк на древний, потемневший от времени каменный дворец, в котором ей пришлось жить против воли восемь лет. Золотые черепицы кровли сияли тысячами отражений заходящего солнца, но красота её не трогала. Вид дворца пробуждал в её груди только злобу и страх, бывшие на протяжении всех этих восьми лет её постоянными спутниками. Она прошлась взглядам по островерхим окнам: никого не видно. Никакой паники, ничего подозрительного.

Впрочем, ничего такого она и не ожидала. Как ни странно, устроить все оказалось до смешного просто, стоило только Мартину Керульду установить необходимые контакты, так что она не думала, чтобы все пошло наперекосяк. Верит ли она в это? Нет. Слишком это похоже на Семиона: играть до самого последнего момента, и только тогда с обычной своей холодной улыбкой раскрыть их всех...

Она заставила себя не убыстрять шага по тропинке, ведущей к дому. Чистый, ослепительно белый гравий хрустел под ногами. Страх усилился до тошноты, но она не изменила выражения лица и сдерживала свой шаг.

«Потерпи. Скоро ты будешь с Галеном».

От одного этого имени напряжение её уменьшилось, как от самой мощной мантры. Гален. Гален бан-Аркад, второй сын Панарха Тысячи Солнц, без пяти минут лит-Аркад, наследник Изумрудного трона. Гален всегда, не задавая вопросов, знал настроение окружавших его людей, и, где бы он ни был, поблизости играла музыка. Когда он читал стихи, слушателю открывались – пусть даже ненадолго – покой и гармония Вселенной. Жизнь рядом с Галеном означала мир, красоту, радость.

«Восемь лет жизни заложницей ради покорности Галена».

Подходя к дому, она неохотно, но смирила свой гнев. Она медленно прошла мимо привратника и наконец-то смогла не обратить внимания на похотливый взгляд этой жалкой твари, проводивший её в дом.

Из спальни навстречу ей выпорхнула молоденькая горничная. Одного взгляда на её лицо Саре было достаточно, чтобы понять: что-то случилось. Тревога вновь вспыхнула в ней с новой силой.

– Леди Сара, – прошептала девушка. – Вам пришло послание.

Сара кивнула и ступила в прихожую; во рту и в горле пересохло настолько, что она боялась ответить, не закашлявшись. Она дернулась было в сторону покоев Семиона, чтобы стереть послание из памяти записывающих автоматов, которыми был полон дом, – необходимый для этого код она похитила несколько месяцев назад, – но передумала и остановилась. «Уже нет смысла об этом беспокоиться... если он знает, это пустая трата времени, а если нет – то не узнает никогда».

Сохраняя внешнее спокойствие, она заперла за собой дверь своих покоев, потом открыла маленькую дверку – за ней не было ничего, кроме экрана связи и кресла.

Сара села и набрала код; нетерпение её достигло предела в неизбежную паузу, пока экран не осветился и на нем не возникло лицо Мартина Керульда.

Ее тревога превратилась в ужас, когда она увидела его обычно безупречно расчесанные волосы всклокоченными и сбитыми набок, капли пота на лице, усталость и страх в покрасневших глазах. До сих пор она видела его только холеным джентльменом, иронично потешающимся над причудами жизни. Он всегда владел собой.

Заговорив, он протянул руку, словно пытаясь коснуться ее. Хотя она понимала, что послание записано и отправлено несколько дней назад с непостижимого разуму расстояния, жест этот дал ей ощущение сиюминутности происходящего.

– Сара... Надеюсь, это попадет к тебе, пока еще не поздно. Семион будет нужен нам живым. Я лгал... все это далеко не ограничивается убийством Семиона... мы бездумно поддержали обширный заговор против всей панархии. Нас использовал, обманул и предал Джеррод Эсабиан Должарианский. – Голос его зазвучал зловеще, выплевывая эти гортанные звуки.

Он наверняка ожидал от Сары, что она знает и ненавидит это имя, и какое-то слабое воспоминание шевельнулось в глубине её памяти, но так и не всплыло на поверхность, а Керульд уже продолжал. Она не знала, будет ли у нее время проиграть послание еще раз. Она должна слушать сейчас.

– ...я не говорил тебе, что помощь нам – наемный убийца и все прочее – исходила от Должара, так как боялся, что ты не решишься довериться такой помощи. – Он помолчал, ожесточенно растирая глаза руками. – Жаль, что я не сделал этого. Должарианцы планируют убить Галена в то же самое время, когда должен погибнуть Семион, и мне кажется, они намерены убить и третьего сына, Брендона, в то же самое время, в момент его Энкаинации на Артелионе. В центре Мандалы, в центре Тысячи Солнц! Всех трех наследников Панарха... Это месть Эсабиана Панарху за поражение при Ахеронте...

Застигнутый врасплох рассудок Сары оцепенел, как неисправный записывающий чип. Они хотят убить Галена? Она с усилием вернула взгляд на экран, на лицо Керульда и попыталась вникнуть в его слова.

Он кратко изложил ей суть заговора, направленного на смерть Галена, и то, как надеется предотвратить это.

– Ты должна открыть все Семиону, чего бы это ни стоило мне или тебе, – добавил он.

«НЕТ!» – кричал её рассудок. Кровь стучала в висках, и комната покачнулась перед её глазами на мгновение. Она заставила себя не сводить взгляда с экрана.

– ...это единственный способ для нас опрокинуть планы Эсабиана прежде, чем они начнут претворяться в жизнь. – Зубы его блеснули в свирепой улыбке. – Мне удалось приготовить Властелину Должара несколько неприятных сюрпризов – у нас еще есть шанс победить...

Последних фраз его Сара не слышала. Пальцы её сами собой набрали код сброса.

– Комп, – произнесла она, сделав глубокий вдох. На экране засветился зеленый огонек. – Пространственно-временную схему для... – где там Керульд? – Брангорнии и Нарбона, а также для Брангорнии и Талгарта.

Она механически ответила на все дополнительные вопросы компьютера: ДатаНет, коммерческие межзвездные маршруты, относительное время намеченных заговором действий, как их описал ей Керульд. Сообщенное им обстоятельство – то, что убийства запланированы на одно время, – облегчало ей эту задачу. Нижнесторонняя по рождению и воспитанию, она привыкла к постоянству планетарных времен года и верности суточного цикла; пространство-время было для нее скорее абстрактным понятием. На экране тем временем выросла несложная схема из красных и зеленых линий, соткавшихся вокруг расплывчатых от неопределенности бледно-голубых точек.

Послушный заложенной программе компьютер считал исходя только из тех данных, что ему дали. Сара в оцепенении смотрела на завершенный график: зеленый огонек полета Керульда обрывался вблизи от Талгарта, а бледно-голубая точка перечеркивалась кроваво-красной чертой успешного должарского заговора. Керульд не успеет... уже не успел.

Гален мертв.

Ее ладонь мягко опустилась на клавишу отмены, и разноцветные огни погасли. Она встала и вышла в прихожую. Семион прилетит самое позднее через час: она должна принять решение.

Она прошла через свою спальню, мимо ванны, полной чистой проточной воды, вышла из покоев и вернулась в задний атриум. Потом оперлась руками на парапет и уставилась взглядом в мощение между двумя бассейнами. Щебет редких птиц из оранжереи эхом отдавался от окружавших атриум стен, но Сара его не слышала.

Никого не видно. Если бы Семион уже вернулся, один или два охранника наверняка стояли бы где-нибудь в поле зрения. Она посмотрела сквозь густую листву оранжерейных деревьев, сквозь стеклянную стену, как раз вовремя, чтобы увидеть яркую голубую точку, медленно скользящую по розовеющему небу. Яхта Семиона.

Она вернулась в свои покои. Не меньше четверти часа уйдет у него на то, чтобы добраться до дворца от посадочной площадки. Пятнадцать минут на то, чтобы успокоиться... чтобы решить.

Она вошла в гардеробную, переоделась в легкий шелковый халат, потом остановилась в нерешительности. Хотя на протяжении всего дня она не заметила ничего и никого необычного, она знала, что в её спальне уже ждет наготове убийца, спрятавшись в старой раздаточной нише за древним ковром с Шарванна. Воздух в спальне казался каким-то необычным... заряженным?

Сегодня она плавала обнаженной в бассейнах атриума, прекрасно зная, что бесшумные и почти никогда не показывающиеся на глаза слуги Семиона подглядывают за ней в отсутствие господина. Сара хмуро улыбнулась. Убийца, несомненно, без труда пробрался на место: она кожей ощущала давление невидимых глаз, а это значило, что по дороге к ней в покои убийце не встретился никто.

Она хотела смерти Семиону, и она хотела выбрать момент, когда это случится. И это должно было произойти у нее в спальне – именно там, где она восемь лет умирала каждый день.

И Керульд хочет, чтобы она спасла его? Чтобы зло побеждало и дальше? Она горько улыбнулась, входя в спальню и присаживаясь за старый, еще из резного дерева стол.

Что там говорил Керульд? Эсабиан Должарианский? Она вспомнила теперь что-то насчет нападения на Панархию, когда она была еще совсем маленькой. Возможно, поэтому Мартин, ненавидевший Семиона почти так же сильно, как она сама, хотел сохранить ему жизнь. Семион командовал флотом.

Все сыновья должны погибнуть, и панарх, несомненно, тоже.

Она невидящим взглядом уставилась на стол, только сейчас вспомнив, что есть еще и третий сын, Брендон, с которым она ни разу не встречалась. На что способен он? Она вспомнила, какой гордостью светились глаза Галена, когда он рассказывал о гениальности своего младшего брата – несмотря даже на какой-то там скандал, в результате которого Брендона исключили из Военно-Космической Академии десять лет назад. Впрочем, с тех пор Брендон занимался преимущественно тем, что подавал своими эксцентричными выходками повод для новых скандалов.

Она тряхнула головой, борясь со слезами, что жгли ей глаза. Будь прокляты они все. Если Гален мертв, с ним умерли и счастье, и жизнь, и её смысл. И Мартин еще хочет, чтобы Семиону оставили жизнь... Чтобы не допустить смены одного зла другим? Семиону не жить, не торжествовать.

Мужские голоса: внизу, в прихожей.

Она подняла голову, узнав в доносившемся смехе знакомые жесткие нотки. Семион всегда выезжал только в сопровождении полудюжины офицеров в полной форме, обращавшихся вокруг него как мелкие планеты вокруг солнца.

Сара взяла перо, окунула его в чернильницу и начала писать что-то наугад. Она быстро освоила аристократическую манеру писать собственные письма – как изящно, как занимательно! И как экстравагантно – посылать клочок бумаги через звездные системы! Но сейчас она писала не письмо; он должен только видеть её позу, а времени прочитать через плечо, что она пишет, у него уже не будет.

Она услышала тяжелые шаги его сапог по мраморному полу и улыбнулась.

«Прости, Мартин. Твои новости только укрепили мое решение».

Семион вошел в комнату.

– Добрый вечер, Сара. Весь переполох – всего лишь обычная глупость высокожителей. Мы не обнаружили в том секторе и следа рифтеров. Этого сопляка Уортли надо заменить, на этот раз на кого-нибудь из нижнесторонних.

Его рука уже расстегивала на ходу пуговицы черного мундира, и Сара, взволнованная приближением развязки, с усилием напустила на лицо холодно-безразличное выражение, все эти восемь лет служившее ей единственным щитом.

И все же до конца ей это не удалось. Жесткий взгляд Семиона скользнул по её лицу, и тонкие губы сжались.

– Что-то случилось, дорогая?

Она даже не размышляла, слова сами срывались с её языка.

– Послание... Галена вызвали на дуэль!

Семион испустил свой негромкий, ехидный смешок.

– Гален, похоже, так ничему и не научится: чтобы отделаться от тех, кто надоел, достаточно заплатить. Так куда меньше шума.

– Но это Сантин – сын Архона Шракина – вызвал его, и прилюдно...

– А что ты хотела – чтобы это был рифтер? – Семион пожал плечами, медленно ощупывая взглядом её тело. Она прижала локти, не пытаясь больше скрыть дрожь.

– Значит, надо заплатить немного больше. – Он слабо улыбнулся, протягивая руку и стискивая пальцами её руку чуть выше локтя, чтобы повернуть лицом к себе.

– Но, в-возможно, это з-заговор, Семион!

– Как ты думаешь, дорогая, зачем я приставил к нему охранников? Если он сам не сможет уладить дело, это сделают они. Но откуда ты все это знаешь? Уж нету ли у тебя своей маленькой шпионской сети?

От издевательской снисходительности в его голосе весь её страх исчез куда-то, сменившись лютой яростью, что наполнила все её тело новыми силой и решимостью. Она улыбнулась прямо ему в лицо и положила руки ему на плечи, подтолкнув так, что спина его теперь почти прижималась к ковру. Его пальцы шарили по её телу, потом начали раздвигать халат.

– Можешь ты хотя бы на время выбросить Галена из головы? Я требую твоего внимания...

Слова сорвались с её языка, оставив во рту редкий, потрясающий привкус: изысканный привкус мести, выдержанной восемь лет.

– Как тебе хочется, – произнесла она. Пароль, которого ждал её убийца.

Она с жадностью смотрела, наслаждаясь тем, как издевка на его лице сменилась легким удивлением от неоконченной фразы. Она услышала тихий хлопок; удивление на лице его усилилось, на нем промелькнула боль, а потом глаза утратили всякое выражение, мертвые пальцы скользнули по её груди, и он рухнул на пол.

Мгновение спустя убийца откинул портьеру и остановился лицом к ней, все еще держа в руке лучемет. Между ним и Сарой поднималась в воздух тонкая струйка дыма из маленького обугленного отверстия в спине Семиона – словно жертвенное благовоние нелюбимому богу. Убийца был на пару лет моложе ее, но глаза его были холодными глазами психопата, и лицо его было бледно, словно он всю жизнь провел в темноте, в потайных ходах, куда не попадает солнце. Взгляд его скользнул в распахнутое «V» её халата, открывавшее её тело до живота. Она не пошевелилась, чтобы запахнуть его, ибо прочитала уже в его глазах то, что произойдет сейчас и что ей надо делать.

Она подняла руку откинуть волосы со лба, улыбаясь ему призывно, наблюдая за похотью в его взгляде, скользнувшем за движением её халата. Она чуть выдвинула бедро вперед и заметила, как напряглась его рука, сжимавшая лучемет.

– Мне сказали убить и тебя, – произнес он хриплым от желания голосом.

– О, прошу вас, – промурлыкала она, словно читая по тексту драмы. – Я сделаю все...

Мысли его отражались на лице так же ясно, как если бы он говорил вслух. Он не выпустил из руки своего лучемета, даже овладевая ею, здесь же, на кровати, рядом с мертвым телом Эренарха. Под конец она зажмурилась с мыслью: «В последний раз».

Он поднялся и оправил одежду; она лежала и смотрела на него, многообещающе улыбаясь. Минуту он постоял, глядя на нее, сжимая оружие, потом резко сунул его в кобуру и повернулся к лежавшему на полу трупу. Она услышала короткий, зловещий хруст, потом шорох ткани. Убийца выпрямился, посмотрел на нее с сытой ухмылкой; глаза его сделались еще безумнее.

– Я вернусь, – хрипло пообещал он и вышел из комнаты, держа в руке сверток.

Она полежала еще минуту, собираясь с духом, потом села и посмотрела на труп.

Как бы ни ненавидела она Семиона, вид его обезглавленного тела наполнил её страхом.

«Гален... Гален».

Реальность жестокой смерти помогла ей отчаянно потянуться через ту бездну, что отделяла её от Галена, – в это самое мгновение он, возможно, тоже лежал в неумолимых объятиях смерти.

Негромкие всхлипы рвались из её горла. Не обращая на них внимания, она встала и добрела до маленького сейфа в столе. Дрожащими пальцами отперла его и достала оттуда лежавшую под шкатулкой с драгоценностями старую книгу. Под обложкой лежал маленький, нарисованный от руки портрет Галена. Спокойное лицо улыбалось ей, темные глаза смотрели куда-то ей за спину, читая невидимые стихи, слушая неслышную музыку, Скорбь дробила панцирь её гнева, и она не могла больше бороться с рыданиями или хранить спокойствие на лице. Она забрала портрет с собой в ванную.

Ее пальцы отодвинули в сторону маленькие граненые флакончики духов и прочей экзотической косметики и сомкнулись на крошечном пузырьке в форме капли. Она сбросила халат на пол и шагнула в очищающие объятия ванны, целуя зажатый в руке портрет до тех пор, пока он не заблестел от слез. Потом зубами откупорила пузырек. Острый запах ударил ей в ноздри, и она откинула голову назад, проглотив все его содержимое так, что оно не коснулось языка.

Она отшвырнула пузырек и взялась обеими руками за края портрета, отчаянно всматриваясь в него, пытаясь оставить в голове только воспоминания о Галене. Часть её трепетала от страха, вяло отмечая, как холодно ей, несмотря на бурлящую вокруг нее горячую воду, но радуясь тому, что та женщина сказала правду. «Больно не будет», – говорила она, и боли действительно не было.

Глаза Сары зажмурились от внезапного спазма, потом снова сосредоточились на портрете, но разум покидал ее, и она больше не замечала, что происходит с её телом. Нарисованное лицо сливалось в черты живого улыбающегося Галена – таким он в первый раз посмотрел на нее, такому она в первый раз пела, такому она в первый раз отдавалась. Безо всякого усилия с её стороны звуки и ощущения нахлынули на нее, а потом внезапный порыв вынес её на грань вечного падения, и она успела ощутить еще слабое чувство облегчения.

 

2

ДОЛЖАР

Барродах откинулся на спинку кресла и глубоко вдохнул горячий аромат юмари и ариссы, наполнявший комнату, тщетно пытаясь не обращать внимания на визгливое завывание бури за окном из тройного дайпласта. Казалось, этот безжалостный звук жесткими пальцами сдавливает ему горло, и постепенно усиливающаяся боль слепила глаза. Резкий порыв ветра свирепо набросился на Хрот Д'оччу, и желудок бори снова судорожно сжался, когда гравиторы погасили раскачивание башни. Он впился ногтями в загривок, пытаясь не думать ни о чем, кроме мягкого вечернего воздуха на далеком Бори, но должарианская весна ломилась в окна, пробирая морозом по коже, а в воздухе постепенно усиливался запах озона.

«Опять кондиционеры перегружены». Барродах отвернулся от стола и посмотрел в матовое окно – на него проецировался вид фосфоресцирующего пляжа в Алуворе на Бори. Оконная рама содрогнулась от нового порыва ветра, и он раздраженно выключил изображение. Ну почему должарцы не могут строить свои дома как все, предпочитая одиноко торчащие башни из дерева и камня – ни дать ни взять головоломку этих проклятых Ур, – только потому, что так строили их предки?

Окно медленно прояснилось, превратившись в глубокий колодец, на дне которого клубилась бесформенная серая масса, оставлявшая тем не менее ощущение быстрого движения и лютого холода. Еще из окна смотрело на Барродаха его же собственное изображение, бесцветное и призрачное. Темные волосы, бледные глаза, бледная кожа; бори видел все это, не замечая. Он ненавидел ветер, холод и планету, их породившую.

Неожиданно серая мгла снаружи растаяла и исчезла, и окно полыхнуло на него ослепительным светом, когда сквозь бурю прорвался солнечный луч. Барродах поперхнулся и зажмурил слезящиеся глаза, пытаясь на ощупь найти пульт управления окном. Затемнение сработало с запозданием. «Этому чертову окну, наверное, лет пятьсот», – злобно подумал бори, но в конце концов зрение все же вернулось нему, и он увидел белую, в темных проталинах равнину Деммот Гхури, высокогорья Королевства Мстителей. Его спина непроизвольно напряглась при виде этой планеты-тюрьмы, приютившей его. Бори был куда более мягким миром; времена года там были не так контрастны, да и температура более сносна. Никто из его уроженцев не мог до конца свыкнуться со свирепыми зимами и раскаленными летними месяцами Должара.

Над темной линией горизонта, там, где Гхирийское нагорье спускалось к узким долинам, росла новая стена облаков; она медленно поднималась к солнцу, обещая новый налет на Хрот Д'оччу. Барродах смотрел на рваные, пятнистые облака, которые ветер гнал с бешеной скоростью по серо-зеленому небосклону. Он был вторым по могуществу человеком на Должаре, сильнее всех так называемых Истинных Людей, за исключением самого Властелина-Мстителя, которому он служил скоро уже двадцать лет, и все же эти надменные должарцы запросто переносили температуры, убившие бы его в два счета.

За спиной его послышался негромкий зуммер, и Барродах заглушил окно с чувством, близким – как он ни пытался убедить себя в обратном – к облегчению. Власть принадлежала ему, ибо через него проходили все распоряжения Джеррода Эсабиана, Аватара Дола, Властелина-Мстителя Королевства Должарианского, «Истинные Люди могут презирать меня, но все равно подчиняются, ибо кому известно, какие из приказов мои, а какие Эсабиана?»

Барродах улыбнулся, повернулся обратно к столу, дотронулся до алой точки, горевшей на темной, блестящей поверхности, и побарабанил пальцами по столу, из ниши задней стороны которого медленно выдвигался монитор. Экран замерцал вихрем серо-зеленых огней – электроника медленно подстраивалась к изображению. «Будь прокляты эти древности, – подумал Барродах, и тут же на него нахлынула волна тошноты, когда башня покачнулась снова. – И будь прокляты должарцы вместе с ними: их устраивает все, что устраивало их прадедов, если, конечно, это не имеет отношения к искусству убийства или пыток – тут годится все только самое современное».

Бори углубился в приятные воспоминания, связанные с некоторыми должарианскими технологиями причинения боли, но тут, наконец, ожил окончательно монитор.

– Серах Барродах. – Голос звучал холодно-официально, без тени подобострастия, к которому он привык, и Барродах недовольно прищурился, прежде чем узнал угловатое, надменное лицо Эводха, личного пешж машхадни Владыки Эсабиана. Вытатуированные на бритом черепе когти и глаза карр матово блестели; должарианский медик смотрел на него с легкой брезгливостью. Он подчеркнуто использовал обращение к равному по положению – тщательно замаскированное оскорбление, граничащее с вежливостью не более чем вообще позволяли себе должарианские нобли в обращении с бори.

Барродах, не отвечая, склонил голову, что не противоречило этикету, но в голове его вспыхнуло одно весьма приятное предположение. Эводх был так уверен в том, что последний цикл в пыточной машине прикончит Териола – особенно затянутые циклы компрессии-декомпрессии... уж не решил ли медик, что бори не способны на палиах, высшее должарианское искусство формальной мести? К Барродаху вернулось то возбуждение, которое он испытывал от предвкушения следующей смерти своего врага, и он с нетерпением ожидал следующих слов Эводха.

– Твоя игрушка не оправилась от последнего восстановительного цикла, – фыркнул должарец, сделав особо презрительное ударение на слове «игрушка», отчего голова бори непроизвольно дернулась в знак протеста. – Как я и предупреждал тебя, это теперь бессловесный кусок мяса, не больше.

Эводх холодно улыбнулся, и Барродах вдруг понял, что ему не удается скрывать свое раздражение. Он спрятался за маской безразличия, которая помогала ему остаться в живых, и ничего не сказал.

– Прикажешь потянуть еще, – продолжал медик, помолчав немного, – или мне дать распоряжение технику, чтобы отключил агрегат?

Барродах лихорадочно думал, но ярость и разочарование мешали ему сосредоточиться: разочарование от того, что Териол умер всего только три раза, и гнев при виде откровенного удовольствия медика по поводу его, Барродаха, конфуза. И все же Эводх был слишком влиятелен, а с должарианскими ноблями не стоило рисковать, особенно с теми, чей титул означал мастерское владение болью во всех её проявлениях. Палиах такого человека – дело страшное, и Барродах в очередной раз понял, что по части формальной мести он не ровня должарцам – лишним свидетельством тому было то, что Териол умирал всего трижды.

«Детский палиах! – кипел Барродах про себя. – Игрушка! Вот какой он видит мою месть».

Ну что ж, по крайней мере в этом конкретном случае сильнее он уже не осрамится. Он снова склонил на мгновение голову и заговорил тихим, сдержанным голосом:

– Нет, пешж ко'Эводх, – отвечал он, обращаясь к своему собеседнику с максимально позволенной этикетом вольностью, граничащей с оскорблением ровно настолько, насколько осмеивался бори в общении с должарианскими ноблями. – Можешь отключать его по своему усмотрению.

Эводх кивнул и отключил связь. С минуту Барродах сидел трясясь от ярости, потом с размаху ударил кулаком по столу и вскочил.

«Будь он проклят! Будь прокляты они все!»

Как назло, видеомонитор выбрал именно эту минуту, чтобы убраться в свою нишу, и древний механизм испустил болезненный скрежет. Барродах обежал вокруг стола и схватил экран в отчаянной попытке сокрушить хоть что-нибудь, но тот не поддался и с силой дернул его за собой вниз, больно прижав пальцы. Барродах распластался на столе в ворохе бумаг и мемочипов.

Бори выдернул пальцы из щели, выпрямился и обошел стол. Мгновение он стоял неподвижно, с перекошенным от злости лицом, оглядывая расставленные по комнате редкие растения и произведения искусства. Потом выбрал маленькое деревце-юмари и начал методично обдирать с него листву. Несчастное растение корчилось в своей растительной агонии, беззвучно разевая устьица, но Барродах покончил с листьями и перешел на чешуйчатые ветки, мстительно шипя сквозь стиснутые зубы. Втоптав останки деревца в толстый ковер, изысканный узор которого мгновенно покрылся липкими желтыми потеками растительного сока, он в последний раз оглядел комнату и вышел, все еще клокоча от неутоленной ярости.

Одетый в серое часовой вытянулся в струнку, когда Барродах вылетел из своего кабинета, и вытянулся еще сильнее при виде его лица, безуспешно пытаясь при этом не выказать своего испуга. Барродах заметил это не без удовлетворения, но ярости это ему не убавило. Он слишком часто проверял свое могущество на простых должарцах, чтобы получить удовольствие от запугивания этого идиота, и уж во всяком случае не теперь, когда в ушах его звучал издевательский голос Эводха.

Высеченные из камня лица, в обилии украшавшие стены коридора, казалось, смотрят на него, наслаждаясь его бессилием. Хуже всего, решил Барродах, то, что он не в силах сделать ровным счетом ничего – в этом конкретном случае у него просто не хватало влияния. Стоит только Эсабиану узнать, к чему попытался прибегнуть Териол в своей многолетней борьбе с Барродахом за главную роль в бориаиской бюрократии, осуществляющей руководство должарианским государством, и то, что он, Барродах, дал тому возможность сделать это, чтобы загнать в безвыходное положение...

Бори пробрала холодная дрожь. Палиах Эсабиана против Панархии, на подготовку которого ушло долгих двадцать лет, мог потерпеть крах. Барродах почти бегом свернул за угол, ведущий к его покоям. Стоит Эсабиану узнать об этом, и каждый вдох превратится в нестерпимую муку.

Он добежал до двери в свои покои и не задерживаясь вошел внутрь. Только затворив за собой дверь, он остановился, позволив уютному теплу растечься по его телу. Здесь, глубоко в недрах Хрот Д'оччи, Должар почти не ощущался, если не считать редких покачиваний башни, но и они были здесь слабее. «Нет, – подумал он, – Эводх неприкосновенен». Эта история ни за что не должна дойти до Властелина-Мстителя, разве что в виде забавной байки о неудавшемся палиахе бори.

Оскалившись, Барродах опустился в пышное кресло, послушно принявшее удобную для его тела форму. Да, пусть так оно и будет: Эсабиану важно лишь, чтобы его приказания исполнялись немедленно и беспрекословно. Ему совершенно необязательно знать, что старательно взращенный предатель Панархии, ключ к осуществлению планов Эсабиана, почти узнал истинные масштабы этих планов, что несомненно вернуло бы его обратно, на службу Панарху.

Негромкое журчание воды в фонтане из соседней комнаты, как всегда, оказало волшебное действие на нервы Барродаха, и остаток его ярости улетучился куда-то, пока он сидел вытянувшись в кресле. Беспокоиться, решил он, не о чем. Териола остановили вовремя, и последний ход палиаха его господина уже начат. Когда Сердце Хроноса попадет к Керульду, все еще не знающему подлинных размеров своего предательства – «Вот уж не благодаря Териолу!» – подумал Барродах, – он передаст его агентам Эсабиана и Должар тотчас нанесет удар.

«Им потребуются недели только для того, чтобы понять, что произошло».

Стиснутые непреклонными законами пространства-времени, ограниченные скоростями корабельной связи, их враги-панархисты неизбежно падут под ударом Должара и его союзников-рифтеров, вооруженных средствами мгновенной связи и передачи энергии, оставленными исчезнувшим десять миллионов лет назад Уром.

«Наши корабли уже сильнее, чем все, что есть у Панархии, а Лисантер утверждает, что генератор работает всего лишь на холостом ходу. Когда в него установят Сердце, наша мощь станет безграничной».

Барродах уселся поудобнее, с наслаждением предвкушая тот день – до которого осталось совсем немного, – когда он, вещая от лица Властелина-Мстителя, будет править Тысячей Солнц. И когда-нибудь Эсабиан неизбежно падет жертвой своего последнего оставшегося в живых сына, Анариса. Но он, подобно всем бори, сохранит власть, незримо стоя за троном. Возможно, подумал он, пришла пора кое-какой информации просочиться к наследнику, чтобы тот был благодарен ему все время, пока набирает силы.

Мягко загудел зуммер, и бори, поморщившись, протянул руку и коснулся клавиши на пульте связи.

– Тиллимар бин-Амал сообщает о смене командования на «Ветряном Черепе» и требует шифры для управления Десятым Флотом. – В голосе дежурного прозвучала довольная усмешка. – Если вам интересно, к этому прилагается любопытная картинка.

Барродах включил видеопанель на противоположной стене. Мгновение спустя её поверхность сменилась изображением, при виде которого бори не удержался от иронического хрюканья. Сцена представляла собой мостик «Ветряного Черепа», рифтерского эсминца, флагмана Десятого Флота, направлявшегося на исходные позиции для атаки в район Ньянгатанки. Почти весь экран заполнила неподвижная массивная фигура Тиллимара бин-Амала, державшего в руках отрезанную голову своего отца, Амала бин-Серафини, черты лица которого были искажены болью и удивлением.

Барродах хихикнул еще раз, заметив, что нос у покойника откушен. Буйная несдержанность их союзников-рифтеров не переставала забавлять бори, привыкшего к холодной, почти бесстрастной жестокости должарцев. Еще минуту он разглядывал изображение, пытаясь решить, что уродливее: обезображенное лицо убитого или покрытое струпьями, в окровавленных трещинах лицо отцеубийцы, искаженное торжеством и жуткой кожной болезнью. Потом, небрежно хлопнув ладонью по клавише, он выключил видеопанель.

– Дайте ему шифры, – приказал он.

Получив подтверждение команды, Барродах вернулся в свое кресло. «Нет, в этом поединке я определенно поставил на верного ч'катца». Он снова ухмыльнулся: болезнь бин-Амала делала его похожим на чешуйчатого ч'катца, злобного зверька из выгребных ям, чьи поединки всегда служили забавой должарианской черни. Теперь ему необходимо задействовать своего агента на борту «Ветряного Черепа», чтобы тот поставлял ему информацию об истинном положении дел так же регулярно, как бин-Амал в то время, когда кораблем командовал его отец.

Бори потянулся в мягких объятьях кресла. Среди рифтеров нет достойного противника тому, кто смог пережить двадцать лет должарианской бюрократии. Он так и сидел в блаженно-бездумной дреме, когда зуммер загудел снова.

– Ну, что еще? – Он позволил своему голосу звучать чуть раздраженно.

– Сенцло'Барродах. – Он разом проснулся от непривычно вежливого обращения. – Керульд предал нас! – Сердце Барродаха болезненно дернулось в груди, а в глазах потемнело, в то время как голос неумолимо продолжал звучать у него в ушах: – Сердце Хроноса пропало, а панархисты получили предупреждение.

Бори пришел в себя в ванной своих покоев, стоя на коленях перед унитазом, ощущая во рту привкус кислятины, с горящим горлом, как это бывает после приступа рвоты. Он сделал попытку встать, но ноги отказались повиноваться ему и он рухнул обратно на холодный унитаз, не в силах совладать с сотрясавшей его крупной дрожью. В голове роились зловещие картины должарианской мести.

Медленно, тщательно перебрал он в уме распоряжения, которые успел отдать даже тогда, когда на него навалился приступ. Лишь навыки, обретенные за двадцать лет службы у Эсабиана, стояли между ним и смертью, слишком мучительной, чтобы даже думать о ней. Медленно, слишком медленно к нему возвращался контроль над собой.

«Он пытался предупредить панархистов, но наши средства связи быстрее, и еще возможно, – он позволил себе немного надежды, – ограничения пространства-времени работают на нас. В любом случае палиаху против сыновей ничего не угрожает, и атака так близка...»

Он поморщился, вспоминая перепуганного старшего техника-компьютерщика, объяснявшего ему невозможность быстрого ответа на его вопросы. Впрочем, паническая дрожь техника сменилась немотой, когда бори пригрозил ему умовыжималкой, – тот только кивнул в ужасе и отключил связь. Все в порядке, Барродах получит ответы на свои вопросы к утру – как и хотел.

Но еще важнее обеспечить собственную безопасность. Он поднялся на ноги и осторожно подошел к маленькому шкафчику, из которого достал невзрачную коробочку. Под крышкой лежала хрупкая черная капсула. Умыв лицо и прополоскав рот, он еще раз бросил взгляд сквозь открытую дверь ванной на запертый вход в его покои, потом осторожно положил капсулу под язык – здесь она останется до тех пор, пока его подчиненные не ответят на вопросы, которые он успел поставить перед ними до того, как тошнота не одолела его.

«Легкое движение языка, сжатие зубов – и Эсабиан может делать, с моим трупом все, что угодно».

Его не интересовало, болезненной ли будет эта смерть, – все лучше, чем попасть в руки Эводха, повинующегося черным страстям Властелина-Мстителя.

Потом бори медленно вернулся в кресло и заставил себя терпеливо ждать своей участи.

* * *

Эсабиан неподвижно стоял у окна; в пальцах его сплеталась замысловатым узором черная шелковая нить. На резном потолке над его головой трепетали огоньки светильников-карра, и в неровном свете их древние фигуры богов и демонов казались живыми; приглушенные раскаты далеких вулканов проникали в помещение через монокристаллическую стену.

Он стоял на краю головокружительной пропасти: стены башни спускались к лежавшему далеко внизу городу почти отвесно. Второй такой башни на планете не было. Серо-зеленый весенний рассвет чуть окрашивал угловатые низкие здания, а за ними поднимались запорошенные снегом уступы его демесны.

Взгляд Эсабиана скользнул выше, над вспыхивавшими грозовыми разрядами тучами вулканического пепла у горизонта, и остановился на яркой точке, быстро ползущей по светлеющему небосклону. Она казалась кинжалом, нацеленным на Хжар Д'оччи, в самое сердце Королевства Мстителей. Башня вздрогнула; импульс гравиторов компенсировал подземный удар, и на мгновение он ощутил неприятный звон в ушах – словно от смертельного разряда раптора... словно битва при Ахеронте...

...Мостик свирепо встряхнуло, и у него заложило уши. Он рухнул на колени.

Панархистский линкор быстро рос на обзорном экране; время от времени изображение начинало рябить – это компьютер подстраивал резкость, отслеживая корабль, который вот-вот испарит их.

– Гиперснаряд сброшен, орудийные башни номер один и два на запросы не отвечают, стабилизация двигателя номер один нарушена... – Доклад аварийной службы оборвался низким, на пределе слышимости рокотом, когда разряд раптора зацепил краем мостик, устремив основную разрушительную мощь вглубь его флагмана.

Свет погас, оставив силуэты пультов едва видными на фоне созвездий индикаторных огней – по большей части красных или янтарно-оранжевых, потом загорелся снова, на этот раз приглушенный. Уши вдруг заложило от сирен радиационной тревоги.

– Стабилизация двигателя номер два нарушена, боеспособность тридцать процентов и уменьшается, щиты теряют напряжение...

Эсабиан ждал смерти...

Карантинный монитор панархистов быстро бледнел, карабкаясь по своей полярной орбите вверх по небосклону. Ничего, скоро он уничтожит этот символ поражения, нагло висящий над его планетой, и испепелит тех, кто послал его сюда,

Уже сейчас его палиах против Панарха Геласаара раскручивался неудержимо. Двадцать лет подготовки; сначала его жена – с этим разобрались уже давно, – потом его сыновья, потом его королевство, и наконец его жизнь. Скоро, возможно сегодня, он получит новости о судьбе его наследников; гораздо позже об этом узнает и Панарх и поразится одновременности их смертей.

Эсабиан чуть улыбнулся. Нить в его пальцах извивалась, словно живое существо, пытающееся избежать неминуемой смерти, узел становился все сложнее, меняясь по мере того, как Эсабиан предвкушал свое торжество. Расчет времени этих смертей сам уже являлся обещанием того, что предстоит его врагу, если у Панарха хватит ума это понять. Впрочем, это ничего уже не изменит. И как отреагирует он, узнав, что целых четырнадцать дней ключ к его поражению лежал в его власти и им можно было овладеть более семи столетий?

Властелин-Мститель нахмурился и отвернулся от окна – негромкий сигнал вторгся в его размышления. Раздраженный вторжением в часы рассветного одиночества, он недовольно повернулся к двери, и глаза его сузились при мысли о том, что могло привести Барродаха к нему так рано... возможно, палиах, еще одна ступень к его завершению; впрочем, это еще не повод для бори нарушать этот Час.

– Войди.

Сказав это, он снова повернулся к окну, а пальцы его продолжали сплетать шелковую нить во все более замысловатую паутину.

* * *

Барродах еще раз потер глаза, пытаясь прогнать сон, но опустил руку, услышав в голосе Эсабиана угрозу. Час перед рассветом у должарианской знати был орр нархашч'пелкун туришш – Час Обнаженной Воли, и прерывать его дозволялось только по исключительно неотложному поводу.

До сих пор Барродах ни разу не отваживался на это, и ему отчаянно не хотелось делать этого и сейчас. Как Териол это сделал? Он был уверен, что остановил его вовремя. Хорошо хоть, проследить цепочку, ведущую от этой катастрофы к нему, невозможно – в этом Барродах не сомневался, – но где он допустил просчет?

Дверь бесшумно скользнула в сторону, и свет из коридора на несколько мгновений выхватил из темноты профиль задумавшегося Властелина Должара. Все внутри бори сжалось при виде дираж'у в руках у господина.

«Неужели он сплетал проклятия всю ночь напролет?»

Кланяясь спине Эсабиана, Барродах пытался взять себя в руки. Выждав показавшуюся бесконечной паузу, Эсабиан заговорил, и в голосе его угадывалось раздражение.

– Наследники мертвы. – Это был наполовину вопрос, наполовину – по крайней мере, Барродах так это понял – предостережение, что никакая менее важная новость не может служить оправданием вмешательства в медитацию Эсабиана.

– Нет, Господин... – Как обычно, слуга Эсабиана не выдал голосом охватившего его смятения, но ничтожность этих слов говорила сама за себя. Барродах изо всех сил стиснул зубы, чувствуя, что стоит ему чуть ослабить челюсти, и лязг зубов будет слышен со стороны. – Это не...

– Тогда как посмел ты нарушить мой покой? – Раздражение в голосе Эсабиана сменилось гневом. В лучах раннего рассвета морщины, оставленные на лице Эсабиана абсолютной властью и возрастом, казались еще глубже.

– Господин... – начал Барродах, и на какой-то жуткий момент не смог продолжать, почти физически ощутив своими отточенными за двадцать лет службы у Властелина-Мстителя чувствами, как комната в башне медленно наполняется гневом его господина – гневом и обещанием будущей боли. Потом слова сами вырвались у него.

– Господин, Керульд нас предал. – При этих словах руки Эсабиана замерли и пальцы побелели в местах, где нить дираж'у впилась в них, но он не обернулся. – Наши агенты на Брангорнии перехватили его при попытке бегства на Талгарт – каким-то образом он узнал наши планы в отношении Галена и пытался предупредить его.

Барродах замолчал и с усилием сглотнул; Эсабиан стоял абсолютно неподвижно, глядя в окно, на исковерканную равнину Хжар Д'оччи, которой его предки правили на протяжении двух тысяч лет, на центр владений его как Аватара Дола.

– Поскольку у нас нет гиперволновой связи с Брангорнией, эта новость дошла до нас только что – она устарела на четыре дня.

Этим бори позволил себе напомнить Эсабиану, что в свое время рекомендовал разместить одну из урианских установок мгновенной связи на Брангорнии, несмотря на их нехватку. Однако в споре победил тогда Ювяжшт, капитан «Кулака Должара», – он настоял на том, чтобы гиперволновые рации из соображений стратегии ставили только на корабли.

– Ему выжали память и обнаружили, что он отправил послания на Арес, Артелион и Нарбон. Однако Панарх задержался на Лао Цзы для встречи со своим Высшим Советом – ни одно из этих посланий к нему еще не пришло. – Предвосхищая вопросы господина, Барродах заговорил торопливее. – Вашему палиаху против сыновей Панарха ничего не грозит. Возможно, послание на Нарбон уже пришло, но наши люди там готовы приступить к осуществлению альтернативного плана на случай, если женщина попытается предупредить Эренарха. На Талгарте и Артелионе никаких сложностей не ожидается: направленные туда депеши просто не успеют.

Эсабиан медленно повернулся и без выражения посмотрел на него. Барродах ощутил, что голос начинает изменять ему словно в кошмарном сне, когда хочется кричать, но крик, способный пробудить тебя от ужаса, выходит неслышным.

– Что-нибудь еще?

– Господин... он переадресовал Сердце Хроноса на Шарванн, а там у нас тоже нет гиперволновой связи. – Голос бори заметно сел. – По нашим расчетам, оно придет туда в ближайшие сутки. Оно отправлено профессору, специалисту по Уру.

Последовала долгая пауза.

– Кто ближе всего к Шарванну?

Бори быстро прикинул в уме. От решения зависело многое. Флот Чартерли находился немного ближе, но Хрим – его флагман – единственный, на борту которого у Барродаха не было шпионов. Этот его чертов ручной темпат! И целью Хрима были верфи на орбите Малахронта, где готовился к спуску почти законченный постройкой линкор. Даже и без шпиона Барродах не сомневался, что планы Хрима простираются значительно дальше, чем просто исполнение поручения Аватара Дола.

– Флот под командованием Хрима, Господин. Ему поручен захват верфей Малахронта. Он находится в пяти днях пути от Шарванна.

– Перенацель Хрима на Шарванн. Поручи ему захватить Сердце Хроноса, но не говори ему, что это такое. Остальные наши силы готовы?

Барродах начал успокаиваться. Он верно рассчитал тревоги своего господина; в какой степени эта неприятность может повлиять на готовящуюся атаку? У спецов из вычислительного центра под руководством Ферразина ушла целая ночь на то, чтобы смоделировать комплексный сценарий противостояния панархистов с их релятивистскими коммуникациями и должарцев в союзе с рифтерами, пользующихся несопоставимо более быстрой связью.

«Возможно, этим устройствам десять миллионов лет, но работают они так же, как в день, когда были созданы», – подумал Барродах и продолжал доклад уже уверенный в своей безопасности: у него были те ответы, которые хотелось слышать Эсабиану. Ни одному сигналу с планеты или базы, подвергшихся их нападению, не достичь других оплотов Панархии вовремя, чтобы предупредить их прежде, чем те сами подвергнутся нападению.

– Не совсем, Господин, но наши расчеты показывают, что задержки в сроках их прибытия на исходные рубежи для атаки меньше, чем время прохождения связи у панархистов.

Эсабиан опустил взгляд на нить в руках. Выждав долгую паузу, он потянул дираж'у за концы, и узел исчез, оставив в руках только туго натянутую нить.

– Пусть начинают атаку.

Эсабиан отвернулся к окну, сплетая новый узел. Бори поклонился и вышел.

 

3

АРТЕЛИОН

На то, чтобы пересечь дворцовый комплекс в Мандане, требовалось несколько часов даже бывшему телохранителю, знавшему большинство потайных ходов, лифтов и дверей, число которых от столетия к столетию только увеличивалось.

Леник Деральце один молча сидел в подземном туннеле. Серые стены неслись ему навстречу. Вот сейчас он как раз пересекал Большой Дворец; эта поездка – он помнил точно – занимает сорок две минуты.

Леник Деральце был зол.

Десять лет носил он в себе белое пламя ненависти, праведного гнева честного человека, которого предали, так что когда агент с вкрадчивым голосом, повстречавшийся с ним на Рифтхавене четыре года назад, предложил ему участвовать в заговоре против Эренарха Семиона, он охотно принял это предложение. Это Семион подстроил позорное изгнание Крисарха Брендона и его лучшего друга, Маркхема лит-Л'Ранджи, из Военно-Морской Академии десять лет назад.

Маркхем... Лицо смеющегося светловолосого парня до сих пор стояло перед глазами Деральце. Крисарх и Маркхем были неразлучны все школьные годы, и в Академию они поступили тоже вдвоем. Лидером, впрочем, всегда был Маркхем, а Брендон скорее оставался добровольным помощником во всех их выходках, порой не таких уж безобидных. Со стороны похоже было, что Панарха это забавляло; от Семиона же исходили лишь указания приглядеть за тем, чтобы Брендон сосредоточился на своей подготовке к службе в Администрации. Брендон никогда не обсуждал своего старшего брата при Деральце, он просто повиновался все чаще приходившим указаниям.

Деральце всегда нравился его подопечный; постепенно его преданность распространилась и на Маркхема, воплощавшего в себе все лучшее, что можно было найти в Панархии. И Маркхем лишь укреплял их взаимную привязанность, отвечая ему той же верностью: по природе ли своей, или потому, что рода он был не самого знатного, он всегда видел перед собой человека, пусть это относилось даже к телохранителю или слуге, которых Аркадов учили просто не замечать.

А потом, совершенно неожиданно для всех, Брендона и Маркхема арестовали и отправили под трибунал – якобы за незаконные тренировки во внеурочное время на атмосферном катере. Конечно, формально это было против правил, но нетерпеливые пилотажники всегда пользовались этой скорлупкой, чтобы отточить свое мастерство – в учебное время или нет. Деральце удалось выяснить только, что за арестом стоял Семион. Маркхема изгнали из Флота, но Брендона – защищенного от подобной кары статусом – просто отстранили от дальнейших занятий. И он никак не отреагировал.

Поэтому, когда со временем выяснилось, что планы убийства распространяются и на Брендона, Деральце не стал возражать: в последний раз, когда он видел своего подопечного, тот молча стоял рядом с разжалованным Маркхемом. А когда позже Деральце нарушил все, чему обучали его двадцать лет, и прямо в лицо обвинил Брендона в соучастии в планах Семиона – в трусости – нур-Аркад так и не ответил.

Гнев Деральце не стал больше после того, как его самого исключили из Морской Пехоты и чуть не убили (он чудом избежал этого, ускользнув от «почетного караула» Семиона, посланного, чтобы отправить его в небытие). Этого он как раз ожидал. Его веру в то, чему он присягал, убило то, что Маркхема – самого талантливого и популярного из молодых офицеров Академии – уничтожили из простого каприза, а Брендон и пальцем не пошевелил, чтобы это предотвратить. И Панарх, живой символ справедливости и истины, тоже не отреагировал.

Деральце тяжело вздохнул. Руки неподвижно лежали у него на коленях, а знакомые стены все летели бесшумно ему навстречу, и тени мелькали на них, словно призраки прошлого.

Он не знал, кто и зачем организовал этот заговор. Он знал, что Вселенная станет лучше, избавившись от Семиона. Что же до убийства Брендона, судя по разговорам избравшего впечатляющую карьеру прожигателя жизни, разве не был он всего лишь орудием в руках старшего брата?

Но потом, два года назад, Деральце повстречал самого Маркхема в одном из самых злачных игорных заведений Рифтхавена. Одетый словно герой приключенческого симуфильма, Маркхем, смеясь, представил Деральце каким-то людям, о которых тот через минуту забыл, и напоил самым дорогим пойлом. А потом, после того, как они посмеялись над старыми временами, Маркхем ухитрился остаться с ним наедине, в стороне от дружелюбних и недружелюбных глаз, ровно настолько, чтобы сказать всего одну фразу:

– Пригляди там за Бренди, ладно? Что-то давно я о нем ничего не слышал, но мне кажется, Семион все еще точит на него зуб.

Деральце согласился – спорить у него не было настроения. Однако старые привычки странным образом действуют на настоящее: когда заговор достиг стадии распределения обязанностей, Деральце обнаружил, что вызывается не в группу, собирающуюся на Нарбон, в замок Семиона, но на место своей прежней работы, в Малый Дворец на Артелионе, где Брендон нур-Аркад должен был проходить свою Энкаинацию – посвящение в ряды Служителей Панархии.

Дрезина остановилась, и Деральце поднял взгляд. Ему нужно узнать, состоял ли нур-Аркад в заговоре с Семионом или нет. Он сошел с дрезины и набрал код лифта.

По крайней мере устроить это оказалось легко.

Он хорошо знал, как переслать Брендону записку, минуя семионовых соглядатаев; чего он не знал – так это не выдаст ли его сам Брендон. В записке Деральце содержалась только просьба о встрече и время: три месяца назад.

В указанный день он сидел в занюханном баре гражданского космопорта – вооруженный, ожидая либо взвод семионовых агентов, либо вообще никого. Но ровно в назначенное время знакомая стройная фигура появилась в одиночку, с любопытством оглядываясь по сторонам, словно турист, прилетевший в отпуск с одной из Верхних Обителей.

С учетом того, что он кричал прямо в это аристократическое лицо, которое охранял почти двадцать лет, когда Маркхема изгнали из Академии, Деральце ожидал от Брендона чего угодно: злости, презрения, даже любопытства насчет того, где его бывший телохранитель был с тех пор, как оторвался от семионовых охранников и исчез.

Но прежде чем Деральце успел произнести хоть одну ложь из тех, что так тщательно готовил для этого момента, Брендон поразил его собственным вопросом:

– Ты единственный, в ком я могу быть уверен, что его не подчинил себе Семион. Можешь выполнить для меня одно поручение?

В общем, Брендону требовалась небольшая яхта для каких-то личных целей – что дало Деральце повод поддерживать с ним контакт. И в конце концов оказаться этой ночью здесь.

Лифт остановился.

Он сделал глубокий вдох и набрал код двери, которая бесшумно скользнула в сторону. Деральце оказался не готов к потрясению, которое испытал от знакомых запахов, знакомых коридоров, по которым ходил на протяжении двух десятилетий.

Он не встретил никого; тайно переданная ему записка от Брендона это обещала. Все еще ожидая ловушки, Деральце быстро прошел в покои Брендона, и дверь послушно отворилась перед ним.

Внутри тоже никого не было. Деральце задержался и огляделся по сторонам. Место казалось ему незнакомым без обычной толчеи слуг и охранников, но это все равно не объясняло, отчего так сдавило грудь.

Деральце пересек прихожую и прошел в спальню, где под простыней виднелась одинокая фигура.

– Крисарх Брендон?

Леник Деральце подался вперед, поколебался немного, потом, сознательно игнорируя годы подготовки, дотронулся до голого плеча лежавшего на кровати молодого человека.

Реакция последовала немедленная и бурная.

Брендон отшвырнул простыню и вскинул руку, словно целясь лучеметом.

– Нас обстреляли. Где связь? – пробормотал он, наставив руку точно в лицо Деральце.

Деральце рефлекторно отпрянул назад, и только тут заметил, что оружия в руке Крисарха нет.

– ...Так, приснилось. – Брендон рухнул обратно на кровать. Рука, только что целившаяся в Деральце, прижалась к глазу. – Черт. Это ты, Деральце?

– Да, Ваше Высочество, – обращение вырвалось у него автоматически, несмотря на десятилетний пробел. Не так-то просто отринуть от себя двадцатилетние при вычки. – Только что пришел.

– Черт, как башка болит, – пробормотал Брендон. – И что за сон! Мы с Маркхемом, под огнем... – Он хмуро огляделся по сторонам, словно остатки его сна прятались еще по углам спальни. Потом улыбнулся – кривой, невеселой улыбкой, напомнившей Деральце вдруг подростка-Крисарха, которому он служил.

«Маркхем»? Деральце не без удивления смотрел сверху вниз на Брендона – тот сидел нагишом на кровати, ожесточенно растирая кулаками глаза. «Под огнем»? Двадцать лет своей жизни Деральце потратил на то, чтобы нур-Аркад ни при каких условиях не видел настоящего боя, да что там: чтобы тот вообще не знал, что такое опасность. И если слухи не врали, с тех пор он этого так и не узнал. Если этот сон Брендона и память, то только о каком-то особо дорогом симуфильме.

Маркхем лит-Л'Ранджа был лучшим из них всех.

Деральце осенила идея: что, если вместо того, чтобы предать Брендона суровому правосудию, ожидавшему его в Зале Слоновой Кости Большого Дворца, просто убить нур-Аркада прямо здесь, посреди Малого Дворца, цитадели династии Аркадов на протяжении почти тысячи лет? Все равно свидетелей не будет.

Он снова посмотрел вниз и встретил короткий, вопросительный взгляд мутных, налитых кровью глаз.

«Может, он видит это? – Гнев сменился любопытством. – Он так и не спросил, где я был после того, как исчез из его окружения».

– Что только Элерис наливала в эти чаши? – поинтересовался Брендон у потолка и зевнул.

– Заказать для вас детокс, Ваше Высочество? – предложил Деральце, пытаясь отогнать воспоминания прочь.

«Ну конечно же, он не ожидает от меня ничего, кроме верности. Неужели он настолько слеп?»

– Детокс, – кивнул Брендон и спустил ноги на пол. – И кофе. Настоящий, не каф. Душ. – Он откинул темные волосы с глаз и поморщился – даже это движение далось ему с трудом. – Черт!

Деральце подошел к пульту у изголовья и набрал код вызова. Спустя мгновение он услышал в ванной плеск льющейся воды. Дверь в ванную была открыта, и Брендон с наслаждением вдыхал горячий пар.

Гудение автоматического официанта стихло, и крышка панели доставки откинулась. В нише стояли два стакана. В воздухе запахло крепким натуральным кофе, но Брендон выбрал сначала стакан с холодной белой жидкостью, поморщился и выпил залпом. Он передернулся, потом потянулся за кофе. Болезненное напряжение на его лице сменялось облегчением по мере того, как детокс одолевал смертельное похмелье.

Когда Брендон снова поднял голову, глаза его заметно прояснились.

– Кто-нибудь видел, как ты входил?

– Ни одна живая душа, Ваше Высочество, – ответил Деральце.

Брендон ухмыльнулся, и лицо его снова помолодело, несмотря на опухшие веки и суточную щетину на подбородке и щеках.

– Значит, ты еще помнишь, как входить и выбираться отсюда?

– Лучше любого другого.

– Меня сочли психом: я настоял, чтобы меня оставили одного накануне собственной Энкаинации. Ты сделал то, о чем я просил?

– Корабль стоит на стартовом поле.

Следующие слова Брендона застали его врасплох.

– И ты не спрашиваешь, зачем?

Деральце в замешательстве молчал. Он не ожидал этого вопроса так быстро, и тот поставил его в положение обороняющегося. Почему Брендон спрашивает об этом? Может, это захлопывается расставленная Семионом западня? Или Деральце просто останется без той умопомрачительной суммы, которую Брендон пообещал ему при заключении этой неожиданной сделки?

– Это не мое дело, Ваше Высочество, – он спрятался за пустой формальной фразой.

Глаза Брендона неожиданно весело сощурились.

– Не беспокойся. Тебе заплатят, – сказал он.

Похоже, на этом тема была исчерпана. Брендон встал с кофе в руках и не спеша пересек комнату.

– Кофе хочешь, Деральце? – спросил он через плечо. – Или чего-то еще? – Он махнул рукой в сторону пульта. – Выбирай сам. – Он повернулся и вошел в ванную.

«Ты и не понимаешь, что судят здесь тебя, а не меня».

Тем не менее бывший телохранитель ощутил укол сожаления, словно упустил ключ к разгадке.

Деральце вошел в ванную следом за Крисархом. Против ожидания он не увидел в стоящей под душем фигуре особенных эффектов того, что молва характеризовала как впечатляющую беспрерывную оргию продолжительностью в десять лет. Немного уступая ростом старшим братьям, Брендон – подобно Галену – был гораздо стройнее Семиона. На теле Брендона не было видно ни капли лишнего жира; каким-то образом он сумел набрать еще мускулатуры, хотя, разумеется, на его чуть смуглой коже не было и следа шрамов.

Брендон вел образ жизни, о каком можно только мечтать. Одна бесконечная вечеринка, переносящаяся с планеты на планету в шикарных яхтах – один такой корабль стоит, поди, больше пожизненного оклада тысячи солдат. Прекрасные, готовые на все партнерши по сексу везде, куда бы он ни попал, любая пища, питье, курево... А через несколько часов ему предстоит занять место среди первых мира сего – Дулу Тысячи Солнц, – чтобы формально вступить в ряды Служителей. Впрочем, судя по докладам, для Брендона «Служба» будет означать примерно такой же образ жизни, как тот, что он вел последние десять лет.

Энкаинация обещает быть впечатляющим зрелищем – столь впечатляющим, что его разнесут по ДатаНету во все уголки Панархии, вплоть до Рифта.

«Должна была стать», – мрачно подумал Деральце.

Негромкий звонок прервал его размышления.

– Да? – отозвался Брендон.

Ровный, певучий голос домашнего компьютера был едва слышен сквозь шум воды.

– Голоком от Эренарха Семиона лит-Аркада, срочный, отправлен 12-15-65 стандартного времени с планеты Нарбон.

«Три дня назад, – подумал Деральце. – А сегодня, говорил агент, он должен умереть».

– Может подождать. – Брендон нырнул с головой. Он как раз вынырнул и по его лицу стекала вода, когда звонок прозвенел снова. Брендон скривил губы: – Можно поспорить, это Элерис. – На этот раз улыбка вышла ироничной.

Деральце понял, что уже не видит своего старого подопечного насквозь. Удивленный тому, что Брендон, похоже, хочет иметь свидетеля своих личных переговоров, он не нашелся что ответить и промолчал.

– Отправитель? – спросил Брендон у потолка.

– Леди Элерис лит-Чандресеки, срочно, – отозвался индифферентный голос компьютера. Деральце заметил голубой огонек на маленькой панели, означавший запрос двусторонней связи.

– Включай, – сказал Брендон. – Но только голос.

– Брендон, милый... – Мелодичное сопрано сразу же наполнило все помещение. Деральце слушал не без интереса. Он вспомнил, что говорили о наследнице некогда знаменитых судостроителей. Внешность звезды головидео и моральный облик профессиональной шлюхи. Он покосился на Брендона. Почему он не хочет поговорить наедине?

– Доброе утро, Элерис. – Брендон улыбнулся закатному лучу, пробившемуся в ванную через высокое окно а противоположной стене.

«Смех её длился на мгновение дольше, чем стоило бы», – подумал Деральце.

– Добрый вечер, любовь моя! Ты мог бы и остаться. Твой особенный день еще не закончился. У меня для нас с тобой еще припасено кое-чего.

– Но мне надо готовиться. Ты ведь знаешь, я два раза тебе это повторял.

– О, Брендон... Я не ожидала, что ты всерьез собираешься уйти так неожиданно. Или ты обиделся, что я заснула? – Прекрасный голос звучал задумчиво-лирически до последнего слова, где сорвался на обиду. – Ты же говорил, что мы проведем твой особенный день вместе.

– Мы и провели. Сейчас вечер.

– О, Брендон! Ты мог просто послать за своими вещами. Я тебя разочаровала?

– Это был восхитительный день, равно как ночь перед этим и день накануне. Я говорил тебе уже, мне нужно прийти туда сегодня вечером одному. Это не значит, что мы не сможем продолжить вечер вдвоем...

Ее музыкальный смех снова зазвенел из динамиков – безукоризненно чистый и рассчитанный, словно льющаяся в ванну струя воды.

– Кому, как не мне, известно, насколько ты ценишь свою независимость, Брендон, милый; ты ведь знаешь, я и сама такая же. Но раз уж Энкаинация должна служить твоему удовольствию, неужели нам с тобой обязательно позволять сухому протоколу распоряжаться нашей с тобой жизнью, хотя бы сегодня?

Брендон плеснул водой себе в лицо, потом бросил на Деральце выразительный взгляд.

– Прости меня за тупость, Элерис, – произнес он. – Но я все-таки хочу понять. Уж не предлагаешь ли ты мне удрать с тобой вместе – сделав ручкой нашим милым родственничкам и сухому протоколу, – а заодно и Панархии?

– О, Брендон! – Очаровательный вздох почти не выдал раздражения.

Деральце почему-то припомнилось, как они ловили в Луанском заливе семмату – изысканный поединок человека и крупной рыбы, связанных только тонким волоском лески, которая неминуемо порвалась бы, когда бы не мастерство рыболова. Рыболов из Элерис вышел бы потрясающий.

– Значит, ты не бежишь со мной, – разочарованно произнес Брендон.

– Брендон, времени осталось так мало, а мне еще надо обсудить с тобой планы на сегодняшний вечер. Мы обещали друг другу быть сегодня вместе. И я готова сопровождать тебя.

Брендон нажал мокрой рукой на клавишу отключения микрофона.

– Значит, в конечном счете все сводилось к титулу, – тихо сказал он. – Ты этого не ожидал, Леник? А я?

В улыбке его сквозила неподдельная ирония, но Деральце почувствовал, что его бывший подопечный все же разочарован.

Потом он отпустил клавишу, и лицо его снова сделалось бесстрастным.

Голос сделался настойчивым, текучим как вода.

– Брендон, любовь моя, то, что существует между нами, достаточно сильно, чтобы пережить осуждение сторонней публики. И если их языки заставят нас связать себя официальным браком, сила нашей любви – по крайней мере моей к тебе любви...

– Элерис.

Ария оборвалась.

– Да, милый? – голос сделался мягче шелка.

– Извини, но тут пришел срочный голоком от брата.

– Тогда я лучше приготовлюсь к твоей Энкаинации. Но, милый, пожалуйста, поспеши, нам еще надо договориться о машине для меня...

– До свидания, Элерис. – Брендон с плеском погрузился в воду; взгляд его бесцельно блуждал по орнаменту на стенах. – Что ж, – сказал он громко, – это почти последняя. Архонея Матир, Флори, Архонея Таниан, Ажж-Рю, Элерис... – И снова Деральце скорее ощутил, чем услышал легкое сожаление. – Остается...

Снова зазвонил звонок, и компьютер негромко назвал абонента:

– Вдовствующая Архонея Инессет, срочно.

– ...Фелия. – Брендон резко опустил ладони в воду, задумчиво проводил взглядом брызги и плеснул еще раз. Потом торжествующе посмотрел на Деральце, с трудом поборовшего просившуюся на губы улыбку. «В чем-то он совсем не изменился». – Валяй!

– Ваше Высочество, – возгласил повелительный, чуть гнусавый женский голос. – Я обращаюсь к вам по желанию вашего брата, Эренарха. Он сообщил мне, что послал вам поздравительный голоком...

В голосе прозвучали едва заметные вопросительные нотки, Брендон хитро покосился на Деральце и снова нажал на клавишу отключения микрофона,

– Наверное, Семион отправил послание Инессет одновременно с тем, что ждет сейчас у меня в компьютере, – заметил он, словно обсуждая поступки кого-то далекого, незнакомого... или нелюбимого. – Что ж, двор, несомненно, ставит на Фелию – раз за ней стоят Семион и вдовица.

Не дожидаясь ответа Деральце, он отпустил клавишу,

– Я еще не видел его, – вежливо произнес он, откинув голову на мягкий бортик ванны, чтобы любоваться игрой солнечных бликов на потолке.

– ...и просил меня подчеркнуть в разговоре с вами, что если вы хотите доставить удовольствие своему отцу, вы положительно откликнитесь на просьбу Эренарха отправиться на Энкаинацию в сопровождении вашей кузины Фелии. Как член Семьи, полагаю, что я могу говорить с вами открыто: я считаю, что недопустимо устраивать дела такого рода в самый последний момент. На протяжении последних трех дней вы вполне могли бы найти время ответить на мои звонки; мне трудно поверить в то, что все это время вы были настолько заняты. Однако у меня нет желания делать вам внушение в торжественный для вас день – в знак единства нашей Семьи моя дочь изъявила свое желание сопровождать вас сегодня вечером. Это будет приятно вашему брату; кроме того, это позволит вам избежать оскорбления Семье, какое вы неминуемо нанесли бы, пойдя на поводу у одной из тех особ, с которыми, как известно, вы имеете обыкновение связываться.

– Этого можете не опасаться.

Последняя, тщательно выстроенная фраза Архонеи Инессет была произнесена тоном, каким обыкновенно извещают о находке у себя в десерте шестнадцатиного слеггишина. Деральце зажмурился, представляя себе её маленькие, утонувшие в одутловатом лице глазки и, как минимум, один из её знаменитых многих подбородков, трясущихся от праведного негодования. Ему доводилось встречать эту женщину лишь однажды, но и этого раза ему вполне хватило на всю оставшуюся жизнь.

– Признаюсь, мне отрадно слышать это ваше заявление, – продолжала Архонея. – Так вы пришлете фаэтон?

– Минуточку. Не смутит ли Фелию, что её увидят в обществе беспутного младшего сына, чью личную жизнь вы все осуждаете?

Последовала пауза, но самая короткая.

– Она подчеркивает, что действует согласно воле Эренарха, но, надеюсь, вы понимаете, что полученное образование позволяет ей ясно видеть реалии нашей общественной жизни и без колебаний исполнять свой долг. Как раз это вы вполне могли бы обсудить с ней лично, наедине... скажем, завтра в пять, у нас на чаепитии? Впрочем, уже много времени. Не могу ли я...

– Раз уж она все равно собирается на церемонию, – мягко перебил её Брендон, – несколько лишних минут ничего не меняют, не так ли? – Он помолчал немного. – Простите меня, – продолжил он прежде, чем она нашлась что ответить, – у меня горит вызов; возможно, это мой брат.

– Очень хорошо. Я передам ей, чтобы она ждала личного приглашения от вас в ближайшее время.

Брендон отключил связь. Компьютер заговорил снова – ровным, лишенным эмоций машинным голосом:

– Поступили два голокома. Абоненты: Панарх Геласаар хай-Аркад, срочно, отправлен 12-16-65 Стандартного Времени по пути на планету Лао Цзы; Крисарх Гален бан-Аркад, срочно, отправлен 12-13-65 Стандартного Времени с планеты Талгарт.

– Включай.

– Ваше Высочество, – торопливо сказал Деральце. – Вы не хотите прослушать их наедине?

Брендон смерил его из ванны взглядом голубых, холодных глаз. Правда, когда он заговорил, голос его звучал все так же мягко:

– Зачем? Их отправляли тоже при свидетелях.

Удивление, злость – все испарилось, когда на экране возникло голографическое изображение Панарха. Деральце не видел его ни лично, ни по головидео лет уже двенадцать, и впечатление, произведенное на него этой невысокой, стройной фигурой в белоснежном мундире, оказалось неожиданно сильным.

Ощущение неправдоподобия происходящего охватило Деральце вместе с нахлынувшими воспоминаниями. В прошлом Панарх всегда представлялся ему подобием солнца – далеким, но благосклонным, и, подобно солнцу, бесконечно далеким от земных дел отдельно взятых людей.

Глаза у Панарха оказались голубые, очень похожие на глаза Брендона. Деральце ощутил холодок, пробежавший по спине, и обрадовался тому, что стоит. Пусть это был всего лишь голоком, отправленный несколько дней назад, эффект присутствия был потрясающий.

– Добро пожаловать, сын, в ряды Тех, Кто Служит. – Морщинистое лицо Панарха преобразилось улыбкой, отчего он сразу показался гораздо моложе. Мгновение казалось, что он действительно смотрит сквозь пространство и время на своего сына, и снова Деральце ощутил неестественный холодок, пробежавший по спине.

Подняв тучу брызг, Брендон поднялся из ванны и завернулся в полотенце, не сводя глаз с голоизображения перед собой.

– Я постараюсь избежать долгих увещеваний: не сомневаюсь, что речей с добрыми пожеланиями у тебя сегодня будет в достатке, – говорил Панарх. – Жаль, что я не могу быть сегодня с тобой; жаль, что традиция требует, чтобы ты встречал пэров один. Однако это так, и у этой традиции есть свой смысл. Сегодня ты получишь много подарков, по большей части дорогих, а некоторые даже полезные. Я оставлю тебе только два, нематериальных.

Первый – слова, которые моя мать говорила мне по голокому вечером накануне моей собственной Энкаинации: «Когда ты встанешь перед своими пэрами, чтобы произнести слова присяги Службе, помни о Фениксе, вечно сгорающем во имя этой Службы, но вечно возрождающемся из пламени». Помни и Полярности предка нашего Джаспара Аркада.

Второй – от меня, от моего сердца: не забывай моей любви и любви твоей матери. Надеюсь, что мы с тобой скоро увидимся.

Голоизображение померкло. С минуту Брендон стоял не шевелясь, потом повернулся и с совершенно излишней силой кулаком ударил по настенному пульту.

– Комп! – выдохнул он. – Соедини меня со стюардом Халкином.

Спустя мгновение лампочка на панели подтвердила связь.

– Хал, – сказал Брендон.

– Сэр?

– Мое послание отцу. Он получил его?

– У нас нет еще подтверждения, сэр. Он все еще в пути. Ваше послание помещено в ДатаНет вдоль маршрута его следования; расчетное время получения – полтора дня назад. Я сообщу вам его ответ немедленно, как только получу, но скорее всего это произойдет не раньше, чем через двое суток, если только он не поменяет своих планов.

– Спасибо. – Брендон протянул руку и выключил связь. Деральце смотрел, как пальцы его застыли в нерешительности, потом он нажал другую клавишу и на голоэкране появился Крисарх Гален – высокий, худой, темноглазый. Лицо его было напряжено, хотя улыбался он радушно.

– Бренди, – произнес Гален. – Надеюсь, твоя Энкаинация тебе понравится. Моя полна была поэзии и музыки, хотя ничто не могло сравниться с той солнечной птицей, что мы с тобой пытались поймать в саду секвой, помнишь? – Он чуть подвинулся, приняв более строгую позу, и Деральце вдруг пронзила горькая мысль: Это пароль – слова насчет солнечной птицы. Оба – и Гален, и Брендон – допускают, что Семион увидит этот «локом». – Мои наилучшие пожелания тебе; надеюсь, мы скоро увидимся.

Голоком выключился.

В первый раз за все время Деральце задумался об истинных границах заговора, частью которого был он сам.

Обещанная смерть Семиона – монета дороже золотой, и смерть Брендона тоже послужит доброму делу. Но правду ли говорили те невидимые голоса – оставят ли они в живых Галена?

– Давай-ка покончим с этим, – сказал Брендон, и Деральце торопливо поднял глаза.

Но Брендон не смотрел на него; он прошел в просторную гардеробную, не оставив Деральце ничего, кроме как следовать за ним.

– Комп, – произнес Брендон. – Голоком Крисарху Галену на Талгарт... Погоди... Н-нет... Отмени. Я свяжусь с ним, когда освобожусь. Мне почему-то кажется, что это ему понравится.

Брендон махнул рукой.

– Послушаем-ка, что имеет сказать мой любимый братец. Помнишь Семиона? – На этот раз Деральце услышал в его голосе горечь, какой не слышал раньше ни разу,

И тут вдруг он получил ответ, которого искал:

– Вы с Маркхемом исчезли, Деральце, и Семион снова остался победителем. Жаль, мне понадобилось десять лет, чтобы понять: если я не могу бороться с ним изнутри системы, придется делать это извне... Вот только... – он туго затянул полотенце на талии, – стоит ли эта система того, чтобы её спасали, а, Деральце?

Ответ, но не совсем тот. Он больше не игрушка в руках Семиона. А тогда? Почему он не сделал ничего?

«Стоит ли система того, чтобы её спасали? Ответ зависит уже не от тебя, Крисарх», – подумал Деральце, и в первый раз ощутил на плечах непосильное бремя справедливости, за которую боролся. Не справедливости. Мести... Мести? Где-то он слышал уже это слово, чей-то титул...

– Но прежде наденем что-нибудь поуместнее, – заявил Брендон, прервав его размышления.

Деральце огляделся по сторонам.

Рядом с большим настенным зеркалом висел замечательный костюм бордового цвета, с отделанными золотым шитьем воротником, манжетами и швами штанин. На низком столике рядом лежали дорогие украшения и изысканный матово-черный босуэлл Брендона. На другом столике стояла пара дорогих ботинок.

Брендон помедлил, глядя на костюм и украшения. Потом шагнул к зеркалу и нажал на маленькую панель рядом с ним. Зеркало бесшумно скользнуло в стену, открыв несколько рядов вешалок с одеждой от официальных мундиров до повседневной. Брендон выбрал простую рубаху, хорошо пошитый, но лишенный каких-либо украшений костюм, пару темных брюк и небрежно бросил все это на стол с украшениями.

Потом он улыбнулся Деральце.

– Комп, – произнес он. – Проиграй голоком от Семиона. Пауза.

Он повернулся к небольшой панели у дверей. На ней возникло изображение наследника Панархии. Деральце внимательно разглядывал суровое лицо, тонкие губы, в изгиб уголков которых навсегда въелся сарказм, голубые глаза под тяжелыми веками. Стоя неподвижно, замороженный компьютером Семион казался старше своих сорока трех лет. На форменном черном мундире блестели награды.

– Продолжай. – Брендон отвернулся от ожившего изображения и медленно, задумчиво начал одеваться.

– Брендон, сегодня ты официально вступишь в ряды Дулу, Тех, Кто Служит, посвятив свою жизнь одной цели. Я хочу, разумеется, поздравить тебя с твоим новым статусом и надеюсь, что тебе понравятся устроенные в твою честь торжества. Никому из нас не положено присутствовать там, ибо ты должен встретить своих пэров один. Такова традиция. Тем не менее я поручил Ваннис быть моей представительницей. Возможно, ты о ней уже слышал...

Брендон удивленно посмотрел на экран:

– Поправочка: об этой не слышал. Видишь, Деральце, хоть в этом мне повезло немного.

– Ты, несомненно, получишь поздравления от нашего отца, Панарха. В личном разговоре со мной он выразил свое удовлетворение тем, что ты наконец-то решил взять на себя хоть какую-то ответственность. Полагаю, тебе хотелось бы личной встречи: возможно, после того как ты привыкнешь немного к новым обязанностям, такую встречу можно будет устроить.

Глаза Брендона недобро сузились, и он застыл, потом продолжал одеваться.

– Ты мог бы добиться его расположения, пойдя навстречу нашим пожеланиям и явившись на свою Энкаинацию в сопровождении Крисархеи Фелии. В случае, если ты решишь связать себя с ней постоянными отношениями, подобный семейный союз был бы с одобрением встречен всеми в Артелионе, да и во всей Панархии.

Брендон мягко рассмеялся. Он повернулся, порылся в шкафу, достал носки и, усевшись, медленно натянул один, не сводя глаз с лица своего брата.

– Мне хотелось бы добавить пару слов о твоей личной жизни...

– Ради Бога!.. – Брендон царственно взмахнул вторым носком.

– Тебе надо научиться не смешивать свою личную и общественную жизнь. Альянс с Крисархеей Фелией был бы в этом смысле идеальным: ты видел бы её только при редких публичных появлениях, а твоим личным друзьям пришлось бы помолчать. Двору угодно видеть Ваннис Сефи-Картано со мной при исполнении официальных церемоний, так что подобные ситуации не вызывают ничьего раздражения. Кроме того, моя жена замещает меня на тех публичных церемониях, на которых я сам не могу присутствовать. В свою очередь, Сара Таратен знает, что может быть со мной только в личной жизни, при моих близких друзьях. Таким образом, известно о ней Двору или нет, она занимает свое место, невидимое широкой публике, и это опять же никого не раздражает. Я даю тебе этот совет, основываясь на двадцатилетнем опыте общественной жизни. Если все здесь будет в порядке, я буду на Артелионе через две недели, и мы обсудим это подробнее. Желаю тебе приятно провести вечер.

Брендон слабо улыбнулся вслед исчезнувшему изображению. Он натянул дорогие ботинки и повернулся к Деральце. Лишенная радости улыбка на сжатых губах усилила его сходство с Семионом. Должно быть, он заметил в лице Деральце что-то такое, поскольку улыбка на мгновение сделалась еще ехиднее, потом исчезла совсем, и он невесело усмехнулся.

Взгляд его упал на босуэлл, лежавший на столике. Он поднял его и взвесил на ладони.

– Как думаешь, рифтеры пользуются такими?

– Да, – ответил Деральце. Чувство нереальности происходящего охватывало его все сильнее.

Наверняка ни нижнесторонний, ни высокожитель не вышли бы из дома без этого незаменимого сочетания переговорного устройства, компьютера и персонального банка данных. Однако Деральце насторожило промелькнувшее слово «рифтер». Именно наемники из рифтеров должны были превратить Зал Слоновой Кости в смертельную западню. «Но не группа Маркхема. Похоже, это случайное упоминание, но так ли это? Кажется, я начинаю видеть круг...»

Брендон пожал плечами и бросил босуэлл обратно на стол.

– Все равно в нем нет ничего, что мне пригодилось бы, – сказал он.

Он набрал код тайника в столе и достал оттуда толстую пачку денег в купюрах среднего достоинства и другую – больших, которую протянул Деральце. Тот уставился на кредитки. Это были новенькие билеты Карретского Монетного Двора с портретом предка Брендона Джаспара I, основателя династии Аркадов. Повинуясь мастерству гравера, портрет смотрел на Деральце с едва заметной, понимающей улыбкой.

– Ты ведь помнишь Полярности Джаспара, верно, Деральце? Которые начинаются: «Правитель Вселенной – правитель ничей; власть над мирами держит крепче цепей». Так вот, мой благонамеренный батюшка никогда не замечал, как разделились эти полярности среди его сыновей: Семион узурпировал первую и третью, оставив нам с Галеном в утешение две других. – Он тряхнул головой. – Как бы то ни было, пожалуй, эти Заповеди старины Джаспара помогут нам сейчас убраться, не оставив следов.

Брендон улыбнулся собственной иронии.

– Право разумного существа совершать неподконтрольные денежные обмены неприкосновенно, – механически ответил Деральце, словно этих десяти лет и не было вовсе. Все верно: иначе с появлением босуэллов наличные деньги давно потеряли бы всякий смысл, зато каждая финансовая операция сразу же стала бы известна властям. «И Семионовы ищейки без труда меня бы нашли». Деральце глубоко вздохнул.

– Так вы хотите сбежать? Сейчас?

– Лучше момента ведь не будет, правда? – улыбнулся Брендон. – Все мои сторожевые псы сейчас в Большом Дворце, и никто из них не знает, чем я занимаюсь...

«Не только твои сторожевые псы, но и мои. Однако охота начнется, и очень скоро».

Вслух, однако, он снова не сказал ничего.

Брендон помолчал, глядя на свой босуэлл.

Деральце смотрел, как он взвесил его на руке, потом спросил:

– Что у вас там записано?

– Не помню точно, – ответил Брендон.

Деральце кивнул, не ожидая другого ответа. Босуэлл у Брендона был самой дорогой модели, с фантастическим объемом памяти. Вполне возможно, кто-нибудь сможет по его содержимому догадаться о том, куда они собираются.

Брендон прошел через комнату к утилизатору и сунул в него босуэлл. Утилизатор испустил жалобную трель, сообщая о попадании в него предмета, никак не похожего на документ.

– Фанфары в честь моей Энкаинации, – сказал Брендон и нажал на клавишу подтверждения команды. Глухой хлопок измельчающих полей прозвучал лишь немного громче обычного.

– Идем, – негромко произнес он.

Чувство нереальности, не отпускавшее Деральце, усилилось, мешая ему думать ясно. Он пришел сюда за ответом, и он получил ответ, но ценой неизмеримо более сложных вопросов, о которых раньше и не думал и которые роились теперь вокруг него тенями. Тенями вроде тех, которые скоро выйдут из Зала Слоновой Кости. «Значит, думай пока о текущих вопросах». Он промолчал, но, спускаясь на лифте для Особо Важных Персон на подземный монорельсовый терминал, ощущал себя так, словно наблюдает за самим собой и Брендоном на видеоэкране.

Когда дверь отворилась, он увидел и узнал двух флотских офицеров, пересекавших перрон со стороны военного сектора дворцового комплекса. Они с Брендоном схоронились в темном проходе, дав им пройти. На противоположной стороне полуосвещенного перрона сквозь барьер из живописных кустов, поставленных, чтобы скрыть от глаз прибывающих на церемонию гостей менее живописные части терминала, Деральце увидел нескольких дворцовых служителей, присматривавших за прибытием первой волны расфуфыренных, в драгоценностях, гостей. Брендон задержался, молча глядя в ту сторону, потом все так же молча прошел ко входу на линию для Особо Важных Персон.

Он отворил дверь семейным паролем первоочередного допуска, вошел в капсулу и, усевшись за пульт машиниста, уверенной рукой включил его. С приглушенным стуком захлопнулась за спиной тяжелая дверь, щелкнул вакуумный замок, и капсула с едва слышным жужжанием приподнялась на магнитной подушке.

Выждав мгновение, Брендон нажал на клавишу хода, и капсула устремилась вперед, к расположенному почти в трех сотнях километров стартовому полю. Деральце оставалось только смотреть сзади на Крисарха, уставившегося в окно, на проносящиеся мимо стены туннеля.

Вместе с Деральце по темному туннелю неслись тени прошлого, заставлявшие его перебирать в уме свои поступки последних десяти лет. Он жил как во сне, но теперь, когда ему казалось, что сон не отпускает его, разум его словно проснулся.

Деральце видел, что он попал в ловушку не столько лживых слов агента, игравшего на его разочаровании в старых идеалах, сколько своей собственной ограниченности. «Все эти годы я верил Семиону, полагая, что он присматривает за обучением младшего брата, но теперь я вижу, что это было все равно что заточение. А Панарх не вмешивался не из-за отсутствия интереса, а из-за отсутствия информации».

Он снова подумал о Полярностях Джаспара I – и о жестких границах, которые накладывает на человека бремя власти столь обширной, какой еще не знала история.

«Как далеко простирается этот заговор на самом деле? Я-то думал, все ограничивается лишь смертью двух Аркадов...»

От этих мыслей его оторвал только зуммер, извещавший о прибытии капсулы на стартовое поле.

Дверь, зашипев, отворилась, и они вышли, поглядев на пустое окно управления. Перед ними раскинулось стартовое поле – уменьшенная копия огромного комплекса, расположенного с противоположной стороны от столицы. Здесь тоже царила тишина. Поле было пусто, если не считать одинокого корабля на стартовом столе.

– Я сам проверил все усовершенствования, – сказал Деральце, пытаясь стряхнуть теперь почти уже почти парализующее ощущение нереальности. – Управление с одного или двух постов, бортовые и внешние системы... все. Ну, конечно, наземные компьютеры показывают, что там еще работы на несколько недель. – Он покосился на Брендона. – Наземные системы настроены на автоматический старт, все управление с борта корабля – на экранах Узла это будет просто безымянная отметка. – Он помолчал. – Можно взлетать.

Это прозвучало почти как вопрос.

– Ты не жалеешь о своей двуличности? – Брендон широко улыбался, пристально глядя на него. – Тебе пора делать выбор.

Деральце молча смотрел на Брендона, пытаясь понять, уж не догадывается ли он о планах заговорщиков. Впрочем, это было бы скорее в духе Семиона – довести игру до развязки, а потом сомкнуть кольцо вокруг заговорщиков. И уж Семион-то ни за что не подверг бы себя опасности, знай он о ней заранее.

Деральце смотрел в ждущие голубые глаза. Брендон не выказывал ни малейшего страха.

«Он доверял мне раньше, он доверяет мне и теперь».

Он поднял глаза на небо с лентами облаков, на кружащих над полем ночных птиц. Интересно, насколько же случайны последние события? Круг...

– Выбор? – переспросил он и поперхнулся. – Двуличность?

Улыбка Брендона чуть скривилась.

– Когда-то ты давал клятву защищать систему, а теперь помогаешь мне бежать от нее: мой старший брат по крайней мере назвал бы это двуличностью. Что же до выбора, все очень просто: ты можешь взять свои деньги и скрыться, а можешь отправиться со мной. Видишь ли, я нашел, где сейчас Маркхем. Он с рифтерами, а база его расположена на луне под названием Дис в системе Шарванна.

– Вы хотите, чтобы я летел с вами?

– Мне бы хотелось иметь тебя рядом, – спокойно сказал Брендон. – И Маркхему, думаю, тоже.

Деральце вдруг подумал об Энкаинации: гости, наверное, уже собрались. Время начинать церемонию; сколько у них еще времени, прежде чем их хватятся?

Решение пришло к нему сразу же, стряхнув паралич.

Деральце понимал, что допустил смертельную ошибку, решив, что Брендон может быть замешан в интригах Эренарха. Он понимал также, что, хотя теперь обе стороны будут жаждать его крови, с Крисархом у него есть шанс выбраться отсюда живым.

– Я остаюсь с вами, Ваше Высочество, – сказал Деральце.

– Тогда зови меня просто «Брендон». Я слышал, там, куда мы направляемся, титулов нет.

Деральце рассмеялся – в первый раз за десять лет – и следом за Брендоном поднялся по трапу.

Оказавшись внутри, Деральце не без удовольствия следил за тем, как Брендон оглядывается по сторонам, вдыхая аромат новенького корабля, отмечая складные пропорции дорогой яхты.

Брендон включил навикомп и начал вводить программу. Набрав половину кода, он задумался, и рука его нерешительно застыла над клавиатурой.

– Есть один человек, который сегодня не здесь, но с которым мне хотелось бы попрощаться, – медленно произнес он. – По занятному совпадению, этот маркхемов Дис расположен в той же системе, что и Шарванн Омилова. Правда, я не уверен, что они знают о своем соседстве. Не возражаешь, если мы сделаем остановку на пути?

– Я готов, – махнул рукой Деральце.

Брендон добрал код и нажал на «ввод». Мгновение спустя на пульте загорелся сигнал готовности к старту и поле засветилось бледно-зеленым сиянием на экранах наружного обзора, прежде чем защитная автоматика выключила их.

Оба пристегнулись к сиденьям. Рука Брендона на мгновение зависла над клавишей пуска, потом решительно опустилась.

 

4

Люсьер не поняла, когда именно это случилось, но еще по пути на Энкаинацию остатки её цинизма делись куда-то и она уже твердо знала: какое бы решение ни приняла её планета, сама она навсегда останется убежденной панархисткой.

Со всех сторон её окружали краски, звуки, запахи богатой, древней, сложной цивилизации. В радостном возбуждении проходила она меж мужчин и женщин, изъяснявшихся замысловатым языком слов и жестов, привычным для Дулу,

Высокое витражное окно за её спиной пропускало в Зал Слоновой Кости последние лучи заходящего солнца. Тени от медленно ползущих по небу облаков наполняли фигуры на гобеленах жизнью. Высоко над её головой парили без видимой опоры люстры – элегантные конструкции из металла и хрусталя, переливавшегося всеми цветами радуги в лучах заката. На её глазах узкий луч света из окна упал на массивные двери Тронной Залы, высветив абстрактные инкрустации – Ars Itruptus Геннадия Пророка.

Однако богатое убранство помещения не шло ни в какое сравнение с разнообразием одежд, пышностью украшений Дулу, собравшихся, чтобы отдать почести Крисарху Брендону нур-Аркаду. Традиции мириадов культур, столетий истории были представлены здесь, ибо коллективная память Панархии корнями уходила в далекое прошлое, к планете, навсегда уже недосягаемой.

Разговоры в зале разом стихли, когда тяжелые инкрустированные двери приоткрылись немного – ровно настолько, чтобы пропустить одного человека. Однако из них никто не вышел. Пришло время первого из Трех Воззваний.

Люсьер подстроила айну на лбу, чтобы та транслировала двери крупным планом, и почувствовала легкое нажатие на кожу, когда айна фокусировала свои биолинзы. На мгновение её босуэлл спроецировал ей на сетчатку рамку кадра, и она не без удовлетворения отметила, что навела объектив точно на цель.

(Ты неплохо это освоила.) Люсьер чуть покраснела, когда спроецированный босуэллом голос Ранора, её наставника из Академии Архетипа и Ритуала вторгся в её мысли. Было время, ей казалось, что она никогда не обучится искусству съемки на айну. Это устройство оказалось таким чувствительным, сложным в управлении по сравнению с примитивными видеокамерами, которыми пользовались у нее на родине.

(Тсс!) – шикнула она ему через босуэлл. – (Это достаточно трудно и без твоего жужжания над ухом.)

(И вовсе не над ухом, любовь моя.) Он усмехнулся и замолчал. Она покосилась на босуэлл, пристегнутый к запястью. Несмотря на год практики, вещание непосредственно на нервные окончания до сих пор казалось ей подобием волшебства.

Она вновь сосредоточила внимание на разворачивающемся перед ней действе. Стоявшие у двери расступились, освободив пространство, и вперед степенно вышел Ларгон Академии Архетипа и Ритуала. Обеими руками он крепко сжимал над головой сверкающий Карельский Жезл, скипетр древних монархов, провозгласивших Пакт Анархии, окончательно оформившийся в правление Джаспара. Пурпурная с золотой отделкой мантия вихрем взметнулась вокруг его высокой фигуры, когда он резко повернулся у самой двери. Стоявшая за его спиной представительница Поллои в строгой черно-белой одежде, чье лицо было скрыто блестящей маской, подняла золотые оковы Службы на Т-образном посохе черного дерева, вокруг которого обвилась серебряная змея. Музыка, до сих пор служившая лишь фоном к собранию, резко изменилась: замедлилась, сделалась размереннее, выразительнее, как бы вобрав в себя длинную цепочку человеческих жизней, связывающую их всех с Утерянной Землей.

Ларгон взмахнул Жезлом, описав им дугу над головой, такую широкую, что конец Жезла коснулся мраморного пола. Это извлекло из его хрустальной оболочки мелодичный звон, тональность которого менялась от низкого гула, напоминавшего шум прибоя, и до ультразвука, от которого начинало ломить зубы. Все разговоры в Зале Слоновой Кости незамедлительно стихли.

Ларгон выпрямился и стукнул жезлом перед собой.

– Его Королевское Высочество, Крисарх Брендон Такари Бёрджесс, Нджойи Уильям су Геласаар и Илара нур-Аркад д'Мандала! – Голос его смолк, и наступила мертвая тишина, нарушаемая только мелодичным звоном оков, которые посланница Поллои протягивала к приоткрытым дверям.

Выждав мгновение, Ларгон отвернулся от дверей и зашагал через зал, сопровождаемый Поллои. Двери снова закрылись. По углам снова вспыхнули разговоры, и Люсьер продолжала любоваться тем внешне непринужденным сочетанием изящества и церемонности, которые отличали высшие круги Тысячи Солнц.

«Кто знает, что решается здесь сегодня вечером? – подумала она. – Впрочем, даже если что-то чрезвычайно важное, я скорее всего не замечу этого, даже если это будет происходить прямо у меня перед глазами».

Она подавила легкий приступ ужаса: до нее дошло, что одним из сегодняшних решений станет, возможно, и статус в Панархии её родной планеты.

(Это наверняка входит в повестку дня, но мне кажется, людей гораздо больше волнует отсутствие Эренархини), – усмехнулся Ранор. – (Ты снова передаешь свои мысли на босуэлл.)

Она покраснела и тут же спохватилась: как же это она не заметила её отсутствия? (Леди Ваннис Сефи-Картано? её здесь нет?) Люсьер еще раз окинула зал взглядом, словно могла не заметить этой невысокой, стройной фигуры. До сих пор она видела жену Эренарха лишь издали, но даже так вид её ассоциировался у Люсьер со спрятанным в рукаве ножом. В её отсутствие при дворе не решалось ни одного мало-мальски серьезного вопроса. (Но что означает её отсутствие?)

(Как раз это все и пытаются сейчас понять. Это может быть знак от Эренарха Семиона, а может быть знак ему, или это может быть знак от клана Картано другим влиятельным семьям Мандалы.)

Люсьер тряхнула головой, отгоняя воспоминание. её представили Эренарху на Нарбоне, по пути на Артелион. Тогда она еще почти ничего не знала о политике Панархии, но ощутила что-то зловещее в наследнике престола и его окружении, и за год, проведенный при дворе Геласаара III, это ощущение только усилилось.

Ранор цитировал медленно, словно ощущая её беспокойство. Впрочем, возможно, он и в самом деле ощущал его: способность босуэлла улавливать мельчайшие движения мускулов придавала ему порой почти телепатические способности.

(Однако не беспокойся), – продолжал он. – (Вряд ли это окажет какое-либо влияние на вопрос Ансонии. Сегодняшние маневры – скорее уточнение деталей.)

(И что?)

(О, я не знаю, что они решат. Я знаю только, как действует этот механизм. Это слишком торжественная церемония, чтобы заниматься серьезными переговорами.)

Люсьер тряхнула головой. Она не надеялась, что когда-нибудь сможет до конца понять панархистскую политику: сложную комбинацию слов и хореографии блестящих церемоний Дулу, где легкое движение плеча или приподнятая бровь могут решить судьбу миллионов людей. Впрочем, политика эта всего лишь отражала природу этих людей: проницательных, космополитичных, мудрых опытом лет и столетий, традициями, сравниться с которыми в этом мире не могло ничто.

Ансония всегда сверх меры гордилась своей с таким трудом завоеванной демократией, верностью выборному правительству и поэтому с подозрением относилась к характерному для панархистов причудливому сочетанию анархии, ритуалов и абсолютной монархии.

Горло её сжалось, когда она подумала о том, как важно для нее, чтобы её планета поняла, что ей предлагается, каким бы странным это ни казалось.

Она увидела, как через входные двери в зал вплывает пузырь нуллера; он или она – Люсьер не смогла разобрать, так стар он был, – висел вниз головой, чтобы лучше разглядеть собравшихся. Она до сих пор не поняла еще, как эти редкие, почти бессмертные из-за жизни в невесомости люди вписываются в установившуюся культуру Дулу – с их-то известным пренебрежением к сдержанности и ритуалу, главным в этой культуре.

С легким шелестом, не громче шороха летней листвы, пузырь нуллера пронесся над стоявшими. Люсьер почувствовала это скорее, чем услышала: часть голов повернулась к дверям, так что она повернулась в ту же сторону...

(Крисарх), – сказал Ранор. – (Он еще не появился.)

(Разве не положено ему показаться только после третьего вызова?)

(Но он должен находиться здесь, рядом, в ожидании воззваний, а его нигде не могут найти. Возможно, он просто идет через дворец каким-нибудь необычным путем – по слухам, Аркады знают почти все потайные ходы, которыми пронизан этот дворец. Если это так, ему лучше поспешить и объявиться. Придворные просто в панике.)

Тут внимание её привлекло какое-то ярко-зеленое пятно, и она увидела входящую в зал троицу келли. Она не могла заставить себя отвести от них взгляда: до сих пор ей еще не приходилось видеть воочию негуманоидных форм разумной жизни, которых в Тысяче Солнц было не так уж много. Трое инопланетян представляли собой невысокие, округлые треноги, покрытые сложным переплетением тонких зеленых лент. Рук у них не было вовсе; из торса росла единственная длинная шея, заканчивающаяся похожим на мясистую лилию ротовым отверстием, под нижней губой которого располагались три ярко-голубых глаза. Одежды на них не было. До нее вдруг дошло, что они направляются прямо к ней.

Двое желто-зеленых келли совершали слегка напоминающие вальс эволюции вокруг третьего, поменьше ростом, более яркого оттенка. Шеи каждого – украшенные модными, в драгоценных каменьях босуэллами – находились в непрерывном движении, сплетаясь, расплетаясь и просто касаясь друг друга мягкими выростами, окаймлявшими ротовые отверстия. Почему-то это напомнило Люсьер младенца, играющего со своими пальцами. Когда они приблизились, она услышала негромкое ритмичное цоканье их когтей по мраморному полу.

(Они хотят познакомиться с тобой), – сказал Ранор. – (Меня не предупреждали об этом; следовательно, это испытание – тебя и Ансонии.)

(Но ты ведь еще не рассказал мне все про келли), – ответила она, и все внутри нее на мгновение сжалось от страха. Все, что она видела до сих пор – это допотопную двухмерную видеозапись, кажется, даже черно-белую, слишком странную, чтобы что-нибудь из нее понять. Ранор говорил ей, что на пленке запечатлена начальная часть церемонии, которую Академия разработала, чтобы привлечь келли в ряды Тех, Кто Служит. Дальше он объяснить не сумел, а теперь инопланетяне уже были в нескольких метрах от нее.

(Это Архон келли, они отзываются на имена Лери, Мхо и Курлитцо. Та, что в центре, связующая – Мхо. Она будет говорить за всех.)

(Что? Но в видео говорилось...)

(Верно, они используют человеческие имена, так как настоящих нам не выговорить, да и по другим причинам, которые ты позже поймешь. Сейчас некогда объяснять. Просто делай то, что я тебе велю, каким бы странным это тебе ни казалось. Все как я скажу! И не двигайся, пока не скажу.) Она услышала в его голосе напряжение, что только усилило её страх, и тут инопланетяне остановились перед ней. Солнечные Гербы – знаки власти, носители которых, эгиосы, получали свои полномочия непосредственно от Панарха, – ярко сверкали на их зеленых лентах. Люсьер отрешенно подумала, как крепятся эти украшения.

– Рады познакомиться, Люсьер ген Алтамон, – произнес инопланетянин. – Мы приветствуем тебя.

Голос его звучал неестественно ровно; от дыхания и тела его исходил странный аромат, сочетавший в себе запахи трав и горелого пластика. Без предупреждения он протянул одну из конечностей и достаточно ощутимо хлопнул её по макушке, размахивая шейным отростком у нее перед лицом, а потом потянул её за нос. Его пальцы – или губы? – оказались мягкими и теплыми.

(А теперь хлопни его сверху, помаши рукой из стороны в сторону у него перед глазами и ткни пальцами в глаза!) – произнес Ранор. – (Быстро! Как в том видео. Ему не будет больно.)

Совершенно сбитая с толку, перепуганная, Люсьер нерешительно протянула руку и шлепнула келли по тому месту, где шейный отросток соединялся с торсом; глянцевые зеленые ленты оказались неожиданно мягкими и шелковистыми. Когда она сделала рукой несколько движений вправо-влево, шейный отросток келли повторил их. Он не отпрянул, когда она, собравшись с духом, растопырила пальцы рогулькой и ткнула; подушечки пальцев ощутили жесткие роговые мембраны, надвинувшиеся на два из трех смотревших на нее глаз.

Все три инопланетянина возбужденно загудели и зашипели, то и дело хлопая друг друга шейными отростками по торсам и свиваясь ими в причудливые жгуты.

(Это древнее видео оказалось ключом, позволившим нам разработать символы и ритуалы, в равной степени подходящие людям и келли), – объяснил Ранор, в голосе которого слышалось облегчение. – (Они особо чувствительны к тактильным ощущениям, и культура общения на этом языке развита у них чрезвычайно сильно.) – Его босуэлл передал странный звук – судя по всему, сдавленный вздох. – (У тебя все получилось хорошо: эта троица довольны.)

Странная смесь множественных и единственных чисел еще больше сбила её с толку, и Люсьер ухватилась за первую же тему для разговора в надежде оправиться от приветствия келли.

– Я тоже очень рада познакомиться с вами, Ваше Сиятельство, – пробормотала она, как только движения келли поутихли немного. – Для меня это большая честь.

От необходимости продолжать беседу её спасло Второе Воззвание, ничем, собственно, не отличавшееся от первого. Келли не тронулись с места, лишь шейные отростки их повернулись, чтобы лучше видеть происходящее. Когда тяжелые двери затворились второй раз, Ларгон прошел совсем близко от нее и она заметила на его лице беспокойство, даже тревогу.

(Нашелся ли уже Крисарх?)

(Нет.)

Короткий ответ нес в себе целую бурю эмоций.

Мхо изогнула свой шейный отросток к Люсьер.

– Вы, люди, всегда делаете все серьезное втроем. Именно это убедило нас в том, что вы действительно разумны.

Остальные двое келли придвинулись ближе и все время разговора осторожно дотрагивались до её рук и плеч ласковыми, поглаживающими движениями. Несмотря на всю их необычность – а возможно, благодаря тому, что они абсолютно не напоминали людей, – в прикосновениях этих не было ничего недостойного; они даже странным образом успокоили ее.

– Говоря о троицах, – продолжала келли, – мы поздравляем тебя с завершением.

Пытаясь понять смысл последнего заявления, Люсьер сумела тем не менее сохранить на лице выражение вежливого интереса.

(Завершением?) – транслировала она на босуэлл, пока инопланетянин продолжал говорить.

– Мы встречались с Ранором и с нетерпением ждем встречи с третьим.

(Третьим?)

(С нашим еще не родившимся ребенком.) Любовь и гордость Ранора окатили её теплой волной.

(Но мы ведь сами только недавно узнали об этом. Как они...)

(Келли часто используют ультразвук, читая по мускулатуре.)

Овладев собой, она поклонилась.

– Мы весьма польщены, – выразительно сказала она.

– Примет ли Ансония условия протектората? – резко сменила тему Мхо.

Люсьер замешкалась с ответом, ощущая нараставшую тревогу окружавших её аристократов. Ранор воздержался от комментариев.

– Как раз на это предстоит ответить моему Послу.

Все трое келли рассмеялись – звук был полон нескрываемой иронии.

– Он лишен лент, – заявила Мхо, взмахнув бахромой собственных лент. – Стерилен. Пустышка.

(Ленты связующей – генетический материал, несущий память расы), – неожиданно вмешался Ранор.

– Нет, – продолжала келли. – Только глядя на тебя и таких как ты – художников, поэтов – Панарх будет принимать решение. Вы все равно что губы... прости, глаза своего народа. – Шейный отросток Мхо ласково прикоснулся к её щеке. – А ты – в особенности, Люсьер ген Алтамон. Родись ты в Тысяче Солнц – и мы не сомневаемся, ты стала бы одним из Пророков.

Келли умолкла, и все три шейных отростка повернулись к ней, пристально уставившись девятью ярко-синими глазами.

Неожиданный комплимент застал Люсьер врасплох, и она не нашлась что ответить. Пророки считались высшей ступенью Архетипа и Ритуала – особо одаренные художники, чьи произведения перерабатывали старые и создавали новые традиции, помогавшие объединять множество культур Тысячи Солнц. Она ощутила на себе множество взглядов окружавших её Дулу и поняла, что келли как бы ненароком – что было вообще свойственно панархистской политике – заявили о поддержке стремления Ансонии к протекторату, избегая обычных испытательного периода и карантина.

– Надеюсь, мы примем такое решение, – выдавила она из себя.

– Мы тоже. Вам есть что предложить, и еще больше – что обрести от этого.

Толпа на мгновение расступилась, и они увидели стоявшую в стороне величавую фигуру Верховного Фаниста Дезриена; на груди его ярко горел Диграмматон, Люсьер надеялась, что он не подойдет к ней – она была убежденной атеисткой, и старомодная религиозность Магистерия, духовных властей Тысячи Солнц, одновременно привлекала и отталкивала ее. Она не знала, что могла бы сказать ему. На помощь ей пришли келли.

– Однако мы и так злоупотребляем твоим временем, – спохватилась Мхо. – Тебе нужно наблюдать и обобщать увиденное. – Троица исполнила сложный жест, охвативший весь зал. – Мы надеемся на тебя.

– Что вы, Ваша Светлость. Мне приятно беседовать с вами.

Келли понизила голос так, чтобы следующих слов не слышал никто, кроме Люсьер:

– Нам тоже, но мы видим здесь Верховного Фаниста и ощущаем твое беспокойство. Мы отвлечем его, а ты тем временем сможешь уйти от встречи.

Люсьер не без удивления осознала, что почти сверхъестественная чувствительность Дулу к языку движений и жестов распространяется и на инопланетную аристократию, а способность воспринимать ультразвук дает им недоступные людям преимущества.

И тут ей пришлось сопротивляться отчаянному приступу смеха при виде того, как келли, прощаясь, отвесили безукоризненный по изяществу и церемонности формальный поклон. При всей несхожести их строения она безошибочно распознала обращение: старшего к младшему, но с уважением к более важному роду занятий. Именно так полагалось обращаться к Пророку и, кланяясь в ответ, она услышала удивленное перешептывание окружавших.

(Ты все еще считаешь, что Ансония представляет собой сложный случай?) – В голосе Ранора зазвучал теплый юмор. – (По сравнению с келли интеграция вашего народа в Панархию будет просто детской игрой.)

(Будем надеяться), – ответила она. – (Но ты, возможно, недооцениваешь всю глубину наших предрассудков.)

(Не сосчитать, сколько раз нам приходилось иметь дело с рационалистическими демократиями – этой стадии развития не миновала ни одна цивилизация. Но принцип всегда один и тот же: те, кто в жизни своей отвергают значение ритуала и символов, бессильны перед ними.)

Оживление у входа означало прибытие новой группы гостей. В центре её шагал рослый мужчина, которого она еще не встречала. На нем был строгий черный мундир, единственным украшением которого служил Солнечный Герб. Она навела на него айну и дала максимальное увеличение.

(Это Миррадин, Демарх Облака Архиленга), – подсказал Ранор. – (Возможно, самый могущественный высокожитель Панархии, правящий почти тысячей онейлов.)

Пока высокий Дулу пересекал зал, её еще раз поразил контраст между Нарбоном и Артелионом. Здесь Солнечные Гербы встречались чуть ли не на каждом шагу – там их почти не было. Здесь высокожители и нижнесторонние гармонично сливались в одной пестрой толпе – там налицо была власть нижнесторонних, скупых на слова и узколобых.

Понемногу Дулу начали выстраиваться в две шеренги, протянувшиеся по обе стороны от дверей в Тронную Залу: близилось время Третьего Воззвания. Пятясь вместе с остальными, она обратила внимание на некоторую нерешительность в движениях окружающих её людей, совершенно не характерную для обычной для Дулу церемонии. Да и шум толпы тоже изменился: он сделался резким, даже зловещим, отчего по спине её пробежал неуютный холодок.

(Что происходит?) – спросила она.

С минуту Ранор не отвечал. Когда он заговорил, она ощутила в его голосе напряжение.

(Многие здесь, как и ты, связаны через босуэллы с кем-то вне зала, и сейчас расходится весть: никто не знает, где Крисарх нур-Аркад.)

Ларгон вошел в Зал Слоновой Кости; за ним, как и прежде, шла представительница Поллои. Лицо его было спокойно, но глаза метались по сторонам, как пойманные светляки.

(Зачем же они продолжают? Почему не отложат Третье Воззвание?)

Голос Ранора прозвучал беспомощно.

(Нет прецедентов. Если его задержка или отсутствие преднамеренны, то это непростительно: здесь сегодня собралось фактически все правительство, кроме Внутреннего Совета. Если нет...) – Она услышала странный звук; судя по всему, Ранор сглотнул слюну. – (Если нет, если это связано с отсутствием Эренархини, это может означать первый шаг дворцового переворота.)

(Ваннис... И Крисарх Брендон?) – поперхнулась она от неожиданности, пытаясь представить себе холодную, как бриллиант, Эренархиню и симпатичного, голубоглазого младшего сына Панарха, вечно имевшего полусонный вид. За год, проведенный при дворе, ей приходилось встречать обоих, но она ни разу не видела, чтобы они хотя бы разговаривали друг с другом.

Ларгон остановился перед массивными дверями, которые вновь слегка приоткрылись, и поднял жезл над головой; в движениях его ощущалась какая-то безнадежность. В третий раз качнулся он из стороны в сторону, заглушая людской ропот странной музыкой жезла.

Наконец он выпрямился и ударил жезлом об пол.

– Его Королевское Высочество, Крисарх Брендон Такари Бёрджесс Нджойи Уильям су Геласаар и Илара нур-Аркад д'Мандала!

Наступила мертвая, полная напряжения тишина, и в этой тишине Люсьер услышала слабый свистящий звук. Поначалу она решила, что это звенит у нее в ушах, но потом заметила выбивающееся из щели в дверях голубоватое свечение. Парившие высоко над головой люстры, еще не зажженные в этот час, замерцали неестественным светом.

Теперь уже весь замысловатый узор Ars Irmptus засиял голубыми красками, мерцавшими и переливающимися вдоль тонких металлических раскладок инкрустации. Двойная цепочка Дулу распалась, когда они начали пятиться от неизвестного источника энергии; одновременно с этим по толпе пробежал странный, чуть слышный шепоток. Люсьер не сразу поняла, что это такое, и тут её босуэлл тоже присоединился к общему хору. Она удивленно опустила на него взгляд – прибор светился тревожным красным огнем, и ужасная догадка осенила её одновременно с отчаянным криком Ранора в ушах:

(Люсьер, любовь моя, беги оттуда!)

Но было уже поздно. Безразличный голос босуэлла уже объявлял её судьбу:

ПОЖАЛУЙСТА, НЕМЕДЛЕННО ОБРАТИТЕСЬ К ВРАЧУ. СМЕРТЕЛЬНАЯ ДОЗА РАДИАЦИИ. ПОЖАЛУЙСТА...

Свечение, исходившее от дверей, усилилось.

На лицах окружающих её людей она увидела растерянность; должно быть, точно такая же отражалась и на её лице. Теперь она уже ощущала пощипывание кожи – словно первое предупреждение о солнечном ожоге. Звон стекла заставил её обернуться, и она успела увидеть, как пузырь нуллера, выбив витражное окно, вырывается из превратившегося в смертельную западню Зала Слоновой Кости.

И тут же она повернулась обратно на отчаянный тройной вопль. Троица келли корчилась в непередаваемой муке. Двое более крупных келли отрывали от Мхо большие клочки зеленых лент, а маленькая келли в порыве исступленного самоуничтожения помогала им, швыряя их высоко в воздух. Ленты разлетались во все стороны. Фонтаны желтой крови били из тела связующей, движения её шейного отростка становились все менее связными, и она обмякла, поддерживаемая только продолжавшими терзать её остальными келли.

И в эту минуту боли и шока, когда смертоносная энергия заливала зал, среди воцарившихся здесь гнева и паники, способности Люсьер, которые келли приравняли к таланту Пророка, проявили себя в полной мере. Не отдавая себе отчет в своих действиях, она бесстрастно фиксировала на мемочип последние минуты множества Дулу – и тех, кто силой пробивал себе дорогу к недостижимому уже спасению, не замечая тех, кого топчут, и тех, кто с безнадежной отвагой пытался заслонить собой своих близких от всепроникающей радиации,

(Слишком поздно, Ранор, милый), – отвечала она. – (Пусть это будет моим прощальным подарком твоему прекрасному, запутанному, изящному, обреченному миру.)

Значит, этим и ограничится её знакомство с Тысячей Солнц и их людьми, и она в последний раз видит этот мир единственным глазом айну. В агонии последних минут она произнесла эпитафию той Панархии, которую успела узнать. И поскольку искусство её было изобразительным, не словесным, она позаимствовала строки человека, умершего за много веков до того, как Воронка поглотила беглецов с древней Земли, унося их навстречу одиночеству Тысячи Солнц:

Вспышка яркого света ослепила ее, и на короткое мгновение она ощутила испепеляющий жар, а потом не было больше ничего, только беспомощное мужское всхлипывание доносилось из оплавившегося босуэлла.

 

5

ШАРВАНН

Себастьян Омилов, доктор ксеноархеологии, гностор ксенологии, Хранитель Врат Феникса и Верховный Советник Его Величества Геласаара III, поднял бокал бренди, любуясь сквозь него на закат, окрасивший горизонт в красно-золотой цвет. Янтарная жидкость в бокале играла и переливалась в лучах заходящих солнц, отбросив золотой отсвет на его руку.

Он опустил хрустальный бокал, смакуя отпил немного и повернулся к сыну.

– А все-таки почему ты не отправился на Артелион, на Энкаинацию нур-Аркада? – снова спросил Осри.

– Неужели непонятно? – удивился Омилов. – Меня не пригласили.

Осри нахмурился еще сильнее. «Интересно, – подумал Омилов, глядя на напряженно выпрямившегося сына, все еще в мундире Академии, – носит ли он вообще штатское платье?»

Омилов отсалютовал Осри бокалом.

– Посмотрим завтра вместе на видео. Почему ты не пьешь, мой мальчик?

Осри в очередной раз покачал головой.

– Должен же быть хоть какой-то повод. При твоем положении как личного друга Панарха, наставника Крисархов – это просто оскорбление.

«Скорее, предостережение», – подумал Омилов, но промолчал. Он пытался противостоять Семиону в Лусорском деле десять лет назад и проиграл. Возвращение на Шарванн имело целью спасти семью; ничто не защищало Осри так, как неведение.

Впрочем, если бы у него и был шанс, он вряд ли смог бы привлечь сына на свою сторону.

«Слишком много в тебе присущей геттериусам любви к букве законов, – не без огорчения подумал он, глядя на лицо сына, – и слишком мало омиловского интереса к их истинному содержанию».

Осри почесал руки о подлокотники кресла, глядя на зеленую лужайку у веранды. Поднимался вечерний ветер; когда первое из солнц Шарванна коснулось горизонта, над головой пролетела стая джизлов – неуклюжих, похожих на клоунов крылатых существ. Осри невидящим взглядом посмотрел на них; выражение лица его не изменилось. Ветер теребил его коротко остриженные волосы, закат горел отражением в темных глазах.

Собственно, лицо было вполне симпатичным, и даже длинные омиловские уши не портили его. Хорошее, честное, умное лицо, вот только улыбка появлялась на нем слишком редко.

«Дурная наследственность: уши, как у меня, и полное отсутствие чувства юмора, как у матери».

– Даже Зал Слоновой Кости не в состоянии вместить всех тех, чье положение позволяет им считать, что им «положено» там быть, – сказал Омилов, надеясь отвлечь сына от мрачных рассуждений по поводу воображаемых обид. – С точки зрения бедолаги-чиновника, составлявшего список приглашенных, старый наставник, к тому же официально ушедший на пенсию...

Омилов замолчал, услышав в глубине дома звонок.

– Это еще что? – удивился Осри. – У тебя что, до сих пор стоят комсигналы? Почему ты не носишь босуэлл?

– Мне кажется, к нам кто-то пожаловал, – сказал Омилов, обходя два последних вопроса. – Кто-то знающий пароль для входа в наше поместье.

– Ты кого-то ждал? – нахмурился Осри.

– Только тебя, – пожал плечами Омилов.

– Папа, тебе просто необходимо носить босуэлл, – упрямо заявил Осри.

Омилов только усмехнулся, вглядываясь в горизонт.

– Одним из преимуществ выхода на пенсию является то, что тебя уже никто не может в любой момент вызвать на прямую связь, – сказал он. – Ага. Вот и мы.

Над верхушками далеких деревьев возникло и описало изящную дугу над поляной золотое яйцо. Там, где пролетал фаэтон, по траве пробегало волнение как от ветра, и муаровые разводы пригнувшейся травы отражались в его зеркальном днище. Зависнув перед верандой, он скользнул вбок, поближе. Ветер, поднятый возмущенным гравиполем, коснулся лица Омилова, и он отступил на шаг.

Словно угадав его мысли, водитель такси отодвинул машину на несколько метров и плавно опустил на траву. В воздухе остро запахло раздавленной зеленью.

Омилов молча смотрел, как изогнутая дверь бесшумно скользнула вбок и из такси на траву спрыгнули две фигуры: одна чуть выше среднего роста, стройная; вторая рослая и массивная. Тот, что побольше, нес багаж. Второй поднял взгляд на веранду и зашагал к ним.

Омилов не мог поверить своим глазам. Он узнал Брендона нур-Аркада прежде, чем тот поднялся по ступеням и остановился перед ним, улыбаясь и протягивая обе руки. Так скоро после Энкаинации?

«Слишком скоро».

– Себастьян! Я так и думал, что застану вас здесь.

Омилов поколебался, потом поклонился, как того требовал формальный этикет, протягивая руки ладонями вверх для положенного прикосновения.

– Себастьян, – мягко произнес Брендон. – Мне казалось, это единственный дом, где учитель главнее ученика, а титулы не играют ни малейшей роли.

– Ну, когда это было... Вы были тогда еще мальчишкой, так что это имело смысл, – ответил Омилов, глядя в голубые глаза. – Не припомню, чтобы вы заглядывали сюда, в Низины, с тех пор, как выросли.

– Не заглядывал, – признался Брендон. – Хотя и не по своей вине. Может, вернемся к прежним порядкам?

– Можем, – сказал Омилов. – Добро пожаловать, Брендон. – Обеими руками он сжал правую руку Брендона.

Брендон повернулся к Осри, вежливо стоявшему рядом с непроницаемым лицом.

– Осри. Надо же.

– Ваше Высочество, – произнес Осри, с безукоризненной четкостью отдавая честь. Он выбрал чисто формальное обращение; это огорчило, но никак не удивило Омилова.

«Они даже в детстве слишком отличались друг от друга, чтобы быть друзьями, а уж теперь, десять лет спустя, когда Осри до сих нор не отошел от шока по поводу исключения Маркхема лит-Л'Ранджи из Академии...»

Правда, возможно, и не прошлое являлось причиной такого выражения на лице Осри. Те тревожные догадки, что омрачили радость Омилова при виде Брендона, вновь выступили на первый план, и они же обозначились свершившимся фактом во взгляде его сына. Омилов не слишком хорошо считал в уме, но Осри, зарабатывавший на жизнь преподаванием астрогации, без труда рассчитал бы минимальную продолжительность перелета с Артелиона на Шарванн. Холодок пробежал по спине Омилова: или Брендон сумел каким-то образом побить все известные рекорды скорости, или...

– Брендон? – произнес он. – Разумеется, я рад видеть тебя, но к чему такая спешка?

Омилов подумал обо всех неизбежных ритуалах, связанных с королевской Энкаинацией: по установившемуся порядку Брендону полагалось бы пировать несколько недель, гостя в самых богатых домах Панархии.

– Может, я некстати? – Брендон перекинул длинную ногу через перила и уселся. Лицо его, высвеченное последними лучами заката, было откровенно усталым. – Если вам не хочется меня видеть, мы улетим,

«Он совершенно точно улетел в день своей Энкаинации. Почему?»

Словно для того, чтобы поддразнить его, к Омилову вновь вернулась недавняя мысль: «Слишком много уважения к форме законов и никакого интереса к их истинному содержанию...» Он внимательнее вгляделся в лицо Крисарха. Нет, тут не только усталость, тут что-то еще.

– Что случилось? – спросил он, стараясь, чтобы голос его звучал ровно и, не удержавшись, добавил, словно цепляясь за последнюю соломинку: – Ты, должно быть, улетел сразу после Энкаинации?

Брендон взял пустой бокал, который Омилов только что забрал у сына, и налил в него из графина.

– Перед, – сказал он с убийственной простотой. – Я заскочил сюда попрощаться.

Омилов тряхнул головой.

«Если Семионовы ищейки не пасут нас уже – а в таком случае мы все равно бессильны что-либо изменить, – с этим можно обождать. Раз он здесь, у него должна быть на то причина. В присутствии Осри он все равно её не откроет».

– Пошли. Спрошу у Парракера чего-нибудь выпить, – произнес он вслух, пытаясь оправиться от шока и не думать о тех разрушительных последствиях, которые мог иметь неожиданный визит Брендона. Он перевел взгляд на второго человека, до сих пор терпеливо державшегося на заднем плане, и испытал новый шок, на этот раз несколько слабее, когда узнал в нем Леника Деральце, телохранителя, исчезнувшего вскоре после этой лусорской истории...

– Заноси багаж в дом, Деральце, – кивнул он. – Парракер разместит вас со всеми удобствами.

«С этим я как-нибудь разберусь. В конце концов, разве не за умение справляться с ситуациями, не предусмотренными правилами, меня ценили?»

На мгновение в памяти его мелькнул знакомый образ, и он окончательно сбился с толку, затерявшись в воспоминаниях.

Он едва успел подойти к двери, как из его рабочего кабинета послышался еще один звонок коммуникатора, на этот раз пронзительный и настойчивый. В первый раз за последние десять лет у Омилова пересохло во рту от страха: это мог быть знак того, что Семион готов нанести удар. Он услышал шаги за спиной.

– Что это, папа? – спросил голос Осри.

– Я... – Омилов так и не решил что сказать, когда Парракер, его дворецкий, вышел ему навстречу, держа что-то в руках.

– Сэр, это прибыло только что, с пометкой «срочно, лично в руки».

Омилов принял у него посылку, и Парракер, переведя взгляд на вновь прибывших, не смог сдержать удивления. Не вымолвив больше ни слова, он склонился в низком поклоне.

– Парракер! – улыбнулся Брендон. – Как жизнь?

Дворецкий поклонился еще раз, потом повернулся к Омилову. Лицо его снова сделалось непроницаемым,

– Спасибо, – поспешно сказал Омилов, представляя себе, что творится у дворецкого в голове. – Проводишь Деральце в гостевые покои?

Деральце поднял свою ношу и, прежде чем последовать за Парракером, смерил Осри долгим, оценивающим взглядом.

Омилов повернулся, так и не выпуская коробки из рук. Какое-то странное было от нее ощущение: она казалась тяжелой и одновременно легкой, и от того ощущение нереальности, охватившее его еще в тот момент, когда он узнал лицо Брендона, только усилилось. Он вернулся на веранду; чувства его обострились, словно чтобы противостоять окутавшему его мысли туману. Теплый вечерний ветерок принес на веранду ароматы сандалового дерева и юмари; в саду пробовали голоса к ночному концерту местные лягушки.

– Не посмотреть ли нам на это? – предложил он, сам удивляясь тому, что голос его может еще звучать нормально. Он протянул руку, чтобы поставить коробку на столик. От странного несоответствия массы и легкости все внутри у него болезненно сжалось, но, оказавшись на столе, коробка больше не двинулась, и он с облегчением выпрямился.

– От кого это? – спросил Осри.

Омилов всмотрелся в сопроводительную карту.

– Похоже, сюда посылку переадресовали. Первоначальным адресатом тут значится некто «Мартин Керульд, Первый Эгиос». Забавно. Мой давний студент, о котором я ничего не слышал лет десять, не меньше. – Он поднял взгляд на Брендона, пытаясь понять, не связаны ли эти два события между собой, но Брендон никак не отреагировал на это имя.

Омилов сорвал защитную обертку, и у него перехватило дыхание: под ней оказался альгаманский ларец с секретом – резной деревянный ящичек с перламутровой инкрустацией. Осри и Брендон не сводили с него глаз. Осри хмурился, как всегда, когда происходило что-то неожиданное; лицо Брендона оставалось вежливо-невозмутимым, но взгляд его беспокойно шарил по саду. Почему он не прошел Энкаинации? Омилов никогда еще не слышал о подобном. До сих пор не слышал.

Пока пальцы Омилова сами собой пробовали варианты решения отпиравшей ларец головоломки, в голове его всплыли воспоминания о Брендоне, каким тот был десять лет назад – он обожал различные розыгрыши безотносительно к наказанию, неизбежному даже для Крисархов. Ярче всего запомнился, пожалуй, гриб-вонючка, загадочным образом оказавшийся в кресле кого-то только что произведенного в рыцари на банкете в честь этого события.

Конечно, все это было неизмеримо серьезнее, и все же что-то во взгляде Брендона убедило Омилова в том, что тот полностью отдает себе отчет в своих действиях. Это было тяжелейшее мыслимое оскорбление всей дворцовой верхушке – такое не забудется никогда, ни за что. Даже его отец, Панарх, не в силах будет заглушить ту бурю возмущения, которую оно поднимет.

«И еще, – подумал Омилов, – учитывая то, как нынче принимаются решения в Тысяче Солнц – осторожными, тщательно рассчитанными ходами Тех, Кто Служит, – бегство Брендона не сможет не затронуть самые основы государства». Его отец при всей своей любви к Брендону даже не будет пытаться защитить его. Геласаар всегда ставит интересы триллионов своих подданных выше личных.

И Брендону это известно.

– Ну? – нетерпеливо спросил Осри. Взгляд его скользнул по лицу Брендона, потом торопливо переместился обратно так, будто не видя его, он мог отрицать случившееся. – Открыл, папа?

Омилов еще раз стряхнул тревожные мысли и внимательно посмотрел на ларец у себя в руках. От солнца осталась лишь узкая полоска света на горизонте, и перламутровая инкрустация мягко переливалась в свете ламп, включившихся на смену закату.

Крышка, наконец, с тихим щелчком подалась. Внутри ларца лежал маленький шар с зеркальной поверхностью – размером в полкулака. И снова Омилов испытал потрясение, сильнее прежнего.

Как это сюда попало?

На мгновение перед глазами его снова встали гулкие своды Храма, тысячекратно отраженные в фасетчатых глазах невыразимо древнего странного существа; в ноздри ударил странный, похожий на благовония аромат; он услышал скрипучий голос, словно кто-то водил по толстым струнам грубым смычком. Он снова испытал страх от безразличного взгляда этого существа, чья жизнь началась, когда его собственные предки высекали каменные орудия среди ледников Потерянной Земли.

– Но это же просто шар, – сказал Осри. – Металлический шар.

Тряхнув головой, Омилов отогнал воспоминание и осторожно вынул шар, стараясь не поднимать его слишком быстро, чтобы не усилить ощущения его странности. Как и в первый раз, когда ему довелось видеть этот предмет, Омилов невольно скосил глаза, пытаясь сфокусировать взгляд – такой идеально ровной, зеркальной была его поверхность, что заметить его можно было только по искажению отраженных им линий.

Как он ни старался, что-то в том, как он держал шар, выдало его, ибо Брендон слегка прищурился, когда он положил его на стол.

Осри протянул к нему руку и застыл, глядя на карту.

– Керульд... Кажется, я слышал это имя.

– Кажется, он теперь эгиос, ответственный за ДатаНет на Брангорнийском узле, – припомнил Омилов, катая пальцами шар; было что-то странное, почти неестественное в том, как тот перемещается по столу. Осри и Брендон завороженно следили за его движениями.

– В жизни не видел ничего похожего, – признался Осри. Он все еще держался настороженно. – Что это такое?

– Что это такое или для чего его создавали, я не знаю, но этой штуке по меньшей мере десять миллионов лет.

– Ур? – сипло спросил Осри.

Омилов кивнул и протянул шар сыну. Тот принял его в ладони, и они сразу же опустились – шар оказался тяжелее, чем он ожидал. Осри поднял шар, и брови его изумленно полезли на лоб, ибо руки двигались слишком быстро для такого веса. Омилов улыбнулся: Осри, несомненно, ощутил пугающее несоответствие между массой шара и его инерцией.

– Кинь его Брендону.

Осри заколебался.

– Не беспокойся, он не хрупкий. Сомневаюсь, чтобы мы вообще могли его как-то повредить.

Осри попытался перебросить шар Брендону, выжидающе поднявшему руки, но маленький шар отказался слетать с его руки – казалось, он приклеился к ладони, хотя при этом свободно перекатывался по ней.

– Бросай, не бойся, – усмехнулся он. Шок прошел, но ощущение нереальности происходящего осталось.

«Брендон – конченый человек. Семион, возможно, уже замкнул кольцо вокруг нас, а мы сидим и беседуем об артефакте, построенном расой, уничтоженной десять миллионов лет назад...»

Осри взял шар и несильно толкнул, словно ядро, но стоило его пальцам растопыриться в момент броска, как шар соскользнул с его ладони и упал на стол – совершенно бесшумно. Он упал так быстро, что самого падения никто не успел увидеть, но коснувшись стола, замер без движения, не прокатившись и миллиметра. Осри толкнул его к Брендону, но как только рука его прекратила поступательное движение, остановился и шар.

Осри наморщил лоб и потянулся к нему, но Брендон взял его быстрее. Он поднял его, положил под него на стол руку ладонью вверх и, подмигнув, отпустил шар с высоты двух футов. Осри вздрогнул, Брендон тоже напрягся, но рука Крисарха осталась невредимой, несмотря на очевидную тяжесть шара.

– Не может быть! – выдохнул Осри. – Никакой инерции!

– Может или нет, видите сами, – ответил его отец. – Возможно, разумеется, она есть, но так мала, что мы просто не можем её измерить. Во всяком случае, те физики, которым разрешили обследовать его шесть столетий назад, сошлись во мнении, что это не более вероятно, чем полное её отсутствие.

– И если такое можно проделать и с кораблем... – начал Брендон.

– То скорость его будет ограничена лишь плотностью межзвездного пространства, – договорил за него Осри, словно за спасательный круг хватаясь за отвлеченную тему.

Брендон уронил шар обратно на стол, взял свой бокал и налил себе еще из графина.

– Так ты знаешь, откуда это взялось? – продолжал Осри.

– Откуда – да, знаю. Как – не имею ни малейшего представления, – ответил Омилов. – Но если я только не ошибаюсь, Мартин Керульд не имел права получать это. Шар почти наверняка украден с планеты, вот уже больше семисот лет находящейся под карантином класса А.

Осри зачарованно дотронулся до шара.

– Ты слышал про систему Парадисиума? – продолжал отец.

– Это один из Обреченных миров, – вмешался Брендон, который стоял, облокотившись на балюстраду и глядя на звезды.

– Двойная планета двойной звезды, обреченная на смерть где-то через пятьдесят тысяч лет, произведение искусства чужой цивилизации, давным-давно исчезнувшей из Галактики, чему мы можем только радоваться. – Омилов нерешительно помолчал. – И я совершенно уверен в том, что это урианский артефакт, поскольку видел его прежде, в храме Демона на Парадисиуме.

– Рельефы, – вспомнил Осри. – Я видел их репродукции – они покрывают целый континент.

– Раз в пятьдесят лет Панархия разрешает ксеноархеологической экспедиции посетить планету. Таких экспедиций было уже четырнадцать, и все встречались с одним и тем же существом – Стражем из Храма. – Омилов издал странный горловой звук, напоминающий бульканье. – Так – насколько я могу воспроизвести без хитиновой гортани – звучит его имя. – Он усмехнулся, задумчиво глядя вдаль. – Одна из членов нашей экспедиции, высокожительница, как выяснилось, страдала неожиданной фобией: не выносила насекомых. В общем, её пришлось выносить из Храма на руках, напичкав успокаивающими.

Омилов взял шар со стола.

– Страж сказал нам, что это – яйцо демона, вроде того, что вылупится из их двойного солнца в конце времен.

– Они что, поклонялись ему? – с легким отвращением спросил Осри.

– Не совсем. Скорее, держали в заточении. Страж сказал, что для его рода это большая честь: на протяжении пятисот поколений хранить его в ожидании дня, когда их солнца, взорвавшись, поглотят его.

Он помолчал немного.

– Пятьсот поколений, считая от исчезновения Ура, – это по двадцать тысяч лет на одного Стража. Эта цифра подтверждается результатами первой экспедиции: анализом радиоактивных изотопов хитиновых чешуй у алтаря, генным сканированием... собственно, потому и установили карантин. Ни одно из естественным путем развившихся существ не может жить так долго.

В наступившем молчании хор лягушек и шорохи в саду показались громче обычных, режущими ухо, особенно на фоне музыки, негромко звучавшей на веранде. Окна дома за их спиной засветились; на востоке поднималась над горизонтом ближняя луна, Килелис, бесстрастно отражая холодным ликом свет зашедшего солнца. По небу тянулись редкие полосы облаков. Окружавший поместье парк казался в розоватом свете луны еще таинственнее.

– Страж не позволил нам прикасаться к шару, а наши инструменты не дали ровным счетом никаких показаний. Поскольку Страж, несомненно, являлся разумным существом, он попадал под защиту Пакта Анархии. Мы не могли заставлять его. Мы и не собирались... впрочем, кто-то тем не менее это сделал. – Омилов тронул клавишу на подлокотнике своего кресла с высокой спинкой, и огни на веранде погасли, а над их головой раскинулось во всей своей красе звездное небо.

– Кажется, я что-то припоминаю, – пробормотал Брендон. – У него ведь есть название... какое-то там Сердце, верно?

Омилов сидел, прижимая шар к груди, и лицо его вместе с яркими звездами причудливо искажалось, отражаясь в его поверхности.

– Сердце Хроноса, – произнес он. – Пожирателя Богов.

Вставала вторая луна, когда Деральце бесшумно скользил по коридору следом за сыном гностора – тот только что вышел из своей комнаты в ночной рубашке.

Сквозь высокое окно в конце коридора светила Тира, и от Осри на стену падала гротескно-большая тень. Он остановился у двери в покои своего отца, и эхо от шарканья его шлепанцев по полированному паркету стихло.

Он дотронулся до панели замка, и дверь бесшумно скользнула в сторону, оставшись открытой, когда Деральце набрал код первоочередного доступа. Свет горел и в спальне, и в кабинете. Гностор предпочитал простоту Карельского Ренессанса: дверей внутри его покоев не было, лишь высокие проемы. Деральце остался в холле, за границей света, и принялся терпеливо ждать.

Омилов сидел в глубоком старом кресле; в руке он держал кружку с горячим питьем, наполнявшим воздух пряным ароматом. Над головой его виднелись в полумраке ветви изящного аргана, чьи длинные серебряные листья туго свернулись на ночь, кроме тех, на которые падал свет настольной лампы. Казалось, растопыренные как человеческая кисть листья защищают кресло и сидящего в нем человека.

По наклону головы гностора Деральце понял, что тот смотрит на рисованный портрет покойной Кириархеи, Илары кир-Аркад. Осри тоже покосился на портрет, висевший на стене еще с тех пор, когда Деральце приходил сюда охранником юного Крисарха.

Омилов оглянулся на стоявшего в дверях сына и улыбнулся.

– Ночные духи не дают спать и тебе, мой мальчик? Заходи, попьем чаю из сон-ягод. Не было случая, чтобы он не помог мне.

– Ночные духи? – переспросил Осри. – Знаешь, папа, иногда мне кажется, что ты и сам почти веришь во все те сказки и мифы, которые изучаешь.

– То верю, то сам смеюсь над ними, – с улыбкой ответил гностор.

Вид у Осри был недовольный. Деральце вдруг припомнилась леди Ризьена в одно из редких посещений семейного поместья.

– Твой отец, Осри, – говорила она тогда сыну, – настоящий ребенок в теле взрослого мужчины. Надо же: отказаться от доли в семейном бизнесе, чтобы забавляться со всякими грязными безделушками и прочим хламом, который он навыкапывал, и хотя у него есть знакомые и в Магистерии, и в Совете Геральдики – хотя меня он с ними так и не познакомил, – он, видите ли, ни за что не опустится до того, чтобы просить у них помощи во благо семьи. Так что тебе, сын, остается страдать из-за его эгоизма.

Деральце стоял тогда рядом, ожидая выхода Брендона к завтраку; госпожа обращала на него не больше внимания, чем на мебель, но Осри выдал свои чувства легким румянцем, а позже извинился перед охранником.

– Мне надо поговорить с тобой, – сказал Осри.

– Ну? – Все еще улыбаясь, Омилов поднял на него взгляд.

– Ты сообщил кому-нибудь о прибытии Крисарха?

– «Крисарха...» – повторил Омилов. – Не так уж много времени прошло с тех пор, как вы оба гостили здесь мальчишками, и тогда ты звал его просто Брендоном.

Осри промолчал. Деральце услышал, как гностор вздохнул.

– Я никому и ничего не говорил, – ответил он наконец.

– Но хоть Архону известно, что он здесь, на нашей планете?

– Мне начинает казаться, что об этом неизвестно никому, кроме нас.

– Значит, ты просто обязан известить Архона.

– Я никому и ничем не обязан, – сказал Омилов. – Я всего-навсего вышедший на пенсию учитель.

– Но я – нет, – возразил Осри. – По-моему, мой долг прост и ясен. Я должен послать рапорт, просто я не хотел делать этого без твоего ведома: в конце концов, это твой дом.

Омилов задумчиво потер подбородок.

– Боюсь, ничего у тебя не выйдет. Я был бы очень удивлен, если бы Деральце не заблокировал уже наш коммуникатор.

Деральце усмехнулся про себя, услышав, как Осри возмущенно втянул воздух.

– Но это же незаконно!..

– Законы, – наставительно произнес Омилов, – созданы для того, чтобы действовать в обычных обстоятельствах. Я начинаю верить в то, что Брендона сюда привело что-то из ряда вон выходящее, и я намерен узнать, что именно. А уже тогда я буду действовать так, как сочту нужным.

С минуту Осри стоял молча.

– Но когда мое увольнение кончится...

– Ты поступишь так, как сочтешь нужным сам, – кивнул Омилов. – А до тех пор позволь мне самому разбираться с этим.

– Что ж, раз так – спокойной ночи.

– Спокойной ночи, сын.

Деральце отступил в тень. Осри прошел мимо него быстрым шагом, не глядя по сторонам. Деральце выждал мгновение, потом вышел следом.

Когда Осри вышел, глаза Омилова продолжали глядеть на красивое круглое лицо в короне вьющихся золотых волос, хотя мысли его роились вокруг молодого человека, спавшего сейчас в гостевой комнате.

– Ах, Илара, – пробормотал он. – Должен ли я остановить его? Как бы ты посоветовала мне поступить?

Голубые глаза на вечно юном лице глядели куда-то в невидимую ему даль, на губах играла легкая полуулыбка, маленькие пухлые руки покоились на бесценной книге древних стихов. Она отдала жизнь служению долгу, пав жертвой человека и мира, для которых поэзия и смех были лишь слабостями, подлежащими немедленному искоренению, и Тысяча Солнц обеднели, лишившись ее.

Он думал о её старшем сыне, превратившемся в такого же тирана, каким был когда-то его дед.

«Геласаар любит его, верит ему и не замечает ничего. Гален замкнулся на Талгарте, а теперь вот Брендон, похоже, сбежал... Как нам не хватает тебя, Илара».

Омилов ушел в невеселые воспоминания о тех сумбурных страстях двадцатилетней давности: эйфории после победы при Ахеронте, милосердии Панарха к поверженному противнику и жестокой мести Должара, обрушившейся на первую же мирную делегацию. Возглавляла её Кириархея Илара.

Не стоило Геласаару щадить его...

На глаза Омилова навернулись слезы, и он недовольно смахнул их рукой, не сводя глаз с портрета. Портрет слегка расплылся в волшебной ауре; казалось, запечатленная на нем молодая женщина вот-вот вздохнет, поднимет на него взгляд и улыбнется. Потом ощущение близости, присутствия прошло, и он снова остался один. Он вздохнул и медленно процитировал вслух строки поэта, которого Илара любила более других:

 

6

ТРИ СВЕТОВЫЕ НЕДЕЛИ ОТ ШАРВАННА

Хрим чака-Ялашалал нетерпеливо ерзал в командирском кресле, почесывая себя под лопатками. Тяжелая золотая цепь, висевшая поверх расстегнутой рубахи, позвякивала под его пальцами.

На мостике «Цветка Лит» стояла тишина, только шелестел негромко поток воздуха из тианьги, да время от времени пищал монитор единственного занятого пульта: маясь скукой от долгого ожидания, Эрби снова резался с компьютером в фалангу. С командирского места Хриму был хорошо виден его профиль – длиннолицый скантех прикусил губу, низко склонившись над клавиатурой.

«Этот гребаный сопляк, поди, снова запрограммировал компьютер на постоянный проигрыш – его обыграет без труда даже малый ребенок».

Впрочем, Эрби не имел себе равных в умении нюхом чуять едва воспринимаемые приборами следы возмущенной энергии, оставляемые кораблями, на которых охотился «Цветок Лит». Кривозубый рифтер с вечно отсутствующим выражением на прыщавом лице сполна окупал все свои недостатки, не раз и не два спасая их от мощных, хищно-изящных судов панархистского флота в смертельной игре в кошки-мышки, которую они с ними вели.

При всем при этом он был не самым приятным напарником, которого Хрим выбрал бы для долгой вахты. Неожиданный отбой нападению на Малахронт и ничем не объясненное перенацеливание на Шарванн – планету, стратегическая ценность которой равнялась нулю, – выводили рифтерского капитана из себя. Неужели должарцы разгадали его замыслы?

Хрим покосился на висевший над рядом пультов обзорный экран. С экрана смотрели на него, словно издеваясь, звезды на подкладке из черного бархата. Пустота космоса нарушалась только бледными кругами, обозначавшими корабли, так же, как и они, зависшие в ожидании. Он терпеть не мог ждать вот так, сидя черт-те где, не имея даже возможности спрятаться за каменным или ледяным астероидом, передавая позывные, которые может услышать любой кому не лень. Даже при том, что он то и дело перебрасывал корабль из стороны в сторону на несколько световых минут, чтобы его труднее было запеленговать по сигналу, он все равно нервничал. И новые ароматы и воздушные потоки, которые запрограммировал в тианьги Норио, не помогали ему расслабиться.

Он снова представил себе почти законченный постройкой линкор на Малахронтских верфях и в который уже раз себя самого на его мостике. И ничего, что никому из рифтеров не удавалось еще захватить одно из этих практически неуязвимых судов. «Я буду первым, – злобно поклялся он, вспоминая мерзкую ухмылку Барродаха, когда тот отдавал новые распоряжения. – Буду, нравится это должарцам или нет». Он надеялся только, что на Малахронт не отправят кого-то другого.

Хрим снова поерзал в кресле:

– Эрби!

– Никого не видать, капитан, – откликнулся комтех без особого энтузиазма в голосе. Пальцы его ни на мгновение не прекращали порхать по клавишам.

«Мы здесь уже скоро шесть часов... Даже этот безмозглый Й'Мармор смог бы поймать позывные, находясь от нас в половине светового дня».

Он даст Й'Мармору еще два часа, решил Хрим, а потом пойдет на Шарванн один. Нельзя дать должарцам повод для подозрений.

«Мы будем послушненькими рифтерами, схватим этого ублюдка Омилова, позабавимся чуток, а потом двинем дальше».

Он с радостью вообще не ждал бы Таллиса Й'Мармора, когда бы не слухи о дежурившем в системе Шарванна крейсере. Даже обладая мощью Пожирателя Солнц, он не будет возражать против еще одного эсминца Альфа-класса – не помешает.

Хрим с опаской покосился на урианский гиперволновой приемник – уродливую, оплавленную на вид фиговину, закрепленную на переборке у пульта связи. Вроде бы металлическая, она тем не менее как бы светилась изнутри, практически мгновенно передавая и принимая сообщения с другого конца галактики. «Хорош, должно быть, был видок у этих урианцев, если у них даже машины были такие...» В памяти сразу же всплыла похожая фиговина, только побольше, покоившаяся в машинном отделении у заглушенных пока генераторов эсминца, – та принимала энергию черт знает откуда, зато в таком количестве, что по мощи удара с «Литом» не сравнится ни один корабль панархистского флота.

Он погрузился в приятные мечтания о том, каково будет навести шороху на боевой флот Панарха, когда негромкий сигнал с пульта вернул его к действительности. Он нажал на клавишу, и на мониторе возникло лицо. Дясил, техник-связист.

– Я получил тот отредактированный чип, о котором вы просили, – доложил он. – И еще, по гиперволновому идет клевая штука. Почище, чем в любом программированном сне!

Хрим мгновенно выпрямился, разом забыв о нетерпении. Неизвестно почему, урианская рация работала на единственной частоте; передачу, предназначенную кому-то одному, принимали все. Должарцы пытались справиться с этой проблемой, шифруя передачи для разных рифтерских флотов разными кодами, но теперь рифтеры транслировали напрямую видеосюжеты своих атак по всей Тысяче Солнц, наперебой похваляясь своими подвигами.

– Ну и что там у тебя?

Дясил расплылся в довольной ухмылке.

– Вы что, не знали, что у Эсабиана был шпион в самом Высшем Совете ихнего Панарха? Так он записал все ихнее последнее собрание, и это еще цветочки. Нам придется шибко постараться, чтоб их переплюнуть. Я тут записал кой-чего для вас. Смотрите и развлекайтесь!

Его лицо померкло, и на экране засветилась объемная надпись: «МЕСТЬ РИФТЕРОВ», – сопровождаемая громкой, бравурной музыкой. Хрим фыркнул: Дясилу стоило бы стать заштатным режиссером программированных снов, а не просиживать штаны за пультом связи рифтерского эсминца, за поимку или уничтожение которого панархистский флот обещал особую награду.

Он нажал клавишу на своем пульте, и надпись сменилась видом Артелиона из космоса; на синей глади океана явственно виднелся остров, на котором располагалась столица Панархии. Хрима пробрала невольная дрожь при виде Мандалы – самого сердца Тысячи Солнц, откуда Аркады почти тысячу лет правили своей империей.

«И больше не будут», – подумал он и тут же забыл эти свои мысли, ибо на экране возник следующий кадр – на этот раз Малый Дворец Артелиона, резиденция Панарха. Хрим ухмыльнулся и уселся поудобнее.

* * *

Помещение было длинным, лишенным окон, с высоким потолком и стенами в потемневших от времени деревянных панелях. По стенам висели выцветшие знамена и древние гербы. Снимавший эту сцену сидел в углу: Хрим видел длинный стол и на противоположном конце его пустое кресло с высокой спинкой. На столе перед креслом стоял серебряный поднос, на нем хрустальный графин и пустой стакан. По длинным сторонам стола сидели, переговариваясь вполголоса, около дюжины мужчин и женщин, среднего возраста и старше, в разных мундирах и платьях. Молчала только одна, сидевшая ближе других к пустому креслу. Высокая, худощавая, в невыразительном черном костюме, она сидела неподвижно, хмуро просматривая лежавшие перед ней на столе бумаги. Хрим передернул плечами. Наоми ил-Нгари, глава Ведомства Незримых Служб. Прозванная Паучихой, она создала такую мощную информационную сеть, с которой не могла сравниться даже флотская разведка.

На одежде остальных тоже было мало украшений; мундиры двоих мужчин помоложе, вероятно, ассистентов, казались почти щегольскими.

Так прошло около минуты, потом все одновременно посмотрели куда-то вне поля зрения камеры и встали. Седой мужчина, стройный, одетый еще скромнее остальных, но двигавшийся с исключительным достоинством, вошел в кадр и остановился у пустующего кресла. Он повернулся, и Хрим сразу же узнал его лицо – собственно, эти черты он видел на каждой захваченной ими кредитке, – отлитое в золоте, серебре и платине, отпечатанное на дайпластовых банкнотах.

Геласаар хай-Аркад, Панарх Тысячи Солнц, сорок седьмой по счету властелин Изумрудного Трона Джаспара I. Лицо его было жестким, властным, но собравшиеся вокруг глаз морщины говорили о частой улыбке. Впрочем, сейчас он не улыбался.

Долгое мгновение Панарх смотрел на собравшийся совет. В помещении воцарилась мертвая тишина. Потом он сел, и остальные последовали его примеру. Он заговорил, и голос его оказался неожиданно легким, почти певучим, хотя в нем сквозили нотки усталости.

– Вот уже несколько лет мы обсуждаем странные волнения, имеющие место в Тысяче Солнц: мессианские культы, слухи о находках древнего оружия, о грядущем возвращении Ура, о надвигающейся войне. Мне не надо напоминать вам о том, что системы, подобные нашей, объединяющие тысячи разных культур с многообразнейшими связями, не могут не служить благодатной питательной средой для слухов и их ложных интерпретаций, и мы давно уже обнаружили, что единственно верной политикой по отношению к ним является полное их игнорирование или изучение их как симптома реально существующей проблемы.

Он сделал паузу, налил в стакан воду из графина и отпил пару глотков. Единственным звуком, нарушившим мертвую тишину, было негромкое звяканье, когда он поставил стакан обратно на поднос.

– Однако на этот раз мы имеем дело с волнениями другого рода. Подозрительно похожие друг на друга секты возникают то в одном секторе, то в другом, равным образом среди нижнесторонних, высокожителей и даже рифтеров. Порой создается впечатление, что это поветрие распространяется безотносительно к законам пространства-времени, невзирая на межзвездные расстояния и связанные с этим сроки. Мы проконсультировались с коллегами из Академий Архетипа и Ритуала, Гипостатики, Синхронистики и других. Никто из них не может дать объяснения этому явлению. Даже гносторы Синтезиса – он кивнул старику с темным, изборожденным морщинами лицом – не находят гипотез, способных объяснить эту смуту. Связанные условиями Пакта Анархии, мы могли только наблюдать и ждать – вплоть до сегодняшнего утра, когда с Артелиона нам сюда было прислано неожиданное сообщение. Сообщение с Брангорнийского узла.

По комнате пронесся удивленный шепот, стихший, кода Панарх заговорил снова.

«Значит, они не на Артелионе, – подумал Хрим. – Вот и доверься этому гребаному разгильдяю Дясилу».

– Разве это не старый дворец Конкордиум на Лао Цзы? – спросил кто-то с заднего ряда пультов. – Я когда-то видел его на мемочипе.

– Друзья мои, Тысячелетнему Миру пришел конец, – произнес Панарх. – Мы вступили в войну.

Тишины в помещении Совета как не бывало. Все заговорили разом, так что расслышать можно было лишь обрывки: «Шиидра... Геенна... безумие... казнить в Ахеронте... кто... кто?»

Хрим рассмеялся. Вот эти люди на экране слали корабли с тем, чтобы те уничтожили «Цветок Лит», а находившихся на его борту убили или отправили в пожизненное изгнание. Он испытал острое удовольствие и ощущение уверенности в себе при виде смятения в рядах врагов, понимая при этом, что Эсабиан транслирует запись именно с этой целью.

Высокая женщина в черном на экране поднялась из-за стола.

– Джеррод Эсабиан Должарский! – злобно произнесла она.

На мгновение в помещении воцарилась тишина, потом из кресла вскочил хмуролицый мужчина в мундире.

– Позвольте мне повести флот на Должар и огнем очистить его от этого проклятого Телосом ублюдка!

Взмахом руки Панарх усадил его обратно и повер нулся к высокой женщине.

– Наоми...

– Смотритель Брангорнийского узла, раскаявшийся предатель, сообщил нам о том, что Эсабиан подготовил убийство всех троих сыновей Его Величества! – Она перевела дух и заговорила спокойнее: – Если заговор протекает так, как было задумано, Эренарх Семион и Крисарх Гален уже мертвы. – По зале пронесся вздох ужаса, но тут же затих, когда она продолжала: – Мы ожидаем подтверждения этому со скоростными курьерами, которые наверняка отправлены к нам, если это действительно так. Зал Слоновой Кости на Артелионе уничтожен жестким радиационным излучением в момент Энкаинации нур-Аркада, но сам сын Его Величества пока не обнаружен. Возможно, он исчез во время церемонии, но у нас нет данных о его нынешнем местонахождении.

О судьбе наследников Хрим не знал ничего.

«Эсабиан, должно быть, изжарил их заживо».

Хрим поморщился. За свою долгую карьеру пирата, заработавшую ему репутацию одного из злейших врагов Панархии, Хриму довелось сознательно убить не одну сотню людей – такой уж у него был род занятий, и никаких угрызений совести по этому поводу он не испытывал. Иногда это было даже не лишено забавности. В Рифтерском Братстве смерть являлась орудием труда и постоянной спутницей, но была, как правило, быстрой и чистой, приходя с разрядом лучемета или с жутким визгом воздуха, вырывающегося из пробитого корпуса. Кое-кого из самых ненавистных врагов можно было и помучить немного перед смертью. Однако страсть должарцев к превращению смерти в бесконечно долгий, полный муки процесс была ему чужда.

Краем глаза Хрим заметил, как Эрби вдруг распрямился, смахнул со своего пульта все лишнее и сделал вид, что целиком сосредоточился на своих приборах. За спиной послышалось мягкое шлепанье сандалий по полу, и над плечом Хрима протянулась изящная рука с чашей розовых ягод поззи.

– Мне показалось, тебе стоит немного подкрепиться перед спектаклем, – произнес мягкий баритон Норио.

Хрим забрал у него чашу, и темпат, растопырив пальцы, принялся массировать ему шею и плечи, снимая накопившееся напряжение.

Хрим блаженно вытянулся; слова были излишни – темпат и так улавливал его эмоции. Приятное возбуждение разливалось по телу от легких прикосновений пальцев Норио. Рука непроизвольно ослабила хватку, и он едва не уронил чашу. Хрим ощутил нарастающее тепло в паху, и тут Норио резко отнял руки. Хрим вздохнул.

– Пока хватит, Йала, – прошептал Норио. – Тебе надо быть начеку.

И он вышел так же тихо, как появился. Мягкое шлепанье его сандалий стихло в коридоре. Хрим встряхнулся и высыпал в рот пригоршню ягод. Потом вытер перепачканную соком ладонь о куртку и принялся смотреть дальше, почти не обращая внимания на доносившийся с пульта Эрби писк.

– ...фактически ликвидировали правительство, и мы ожидаем военных акций против самых разнообразных целей в Панархии. – Голос Наоми чуть дрожал от сдерживаемого гнева, но Панарх казался просто усталым и расстроенным.

– Но на что надеется Эсабиан, располагая всего одним «Кулаком Должара»? – спросил кто-то из советников. – После капитуляции ему оставили один линкор, и мы знаем, что новых он не строил.

– Это нам неизвестно. Но похищение Сердца Хроноса вкупе с другими известными нам фактами позволяет сделать вывод, что Эсабиан действительно обнаружил что-то такое – некую технологию – оставшееся от Ура. По нашим предположениям – а они подтверждаются ростом активности рифтеров, смысл которой сделался ясен только сейчас, – он вооружил этим оборудованием часть рифтерских пиратов. Нам не известны ни масштабы реальной угрозы, ни сколько времени осталось у нас в распоряжении.

Хрим ухмыльнулся.

«Вовсе не осталось».

Панарх кивнул Наоми, и та села. Он медленно обвел взглядом собравшихся, словно взвешивая свою следующую фразу.

– Есть новость и хуже, друзья мои, – произнес он наконец, – Один из вас – предатель.

Снова воцарился сущий бедлам. Хрим с наслаждением смотрел, как один из ассистентов без предупреждения швырнул на стол маленький блестящий шар и зажмурился. С пронзительным, закладывающим уши визгом шар взорвался, залив помещение таким ярким светом, что приёмник на мгновение отключился от перегрузки, а все находившиеся в помещении попадали, дергаясь в конвульсиях. Дверь распахнулась, и в помещение ворвались два охранника, напоровшись на кинжальный огонь внезапно оказавшегося в руках ассистента лучемета. Не успело еще стихнуть эхо от падения их тел и лязга выпавшего из их рук оружия, как ассистент достал миниатюрный коммуникатор и начал говорить в него что-то, вынув предварительно маленькие зеленые беруши. Изображение померкло...

Народу на мостике прибывало. На экране тем временем возник сине-зеленый с белыми разводами облаков серп планеты. Поверх него вспыхнула на мгновение надпись «Абеляр», а потом в поле камеры вплыла похожая на стрекозу махина эсминца со светящимися языками защитных полей.

Ракурс съемки подчеркивал выступавшую вперед из угловатого корпуса длинную трубу пусковой установки. На надстройке красовалось изображение могильного креста, на который под залихватским углом была нахлобучена необычная – округлая, с узкими полями – шляпа. Все это обрамлялось перевернутой пятиконечной звездой.

– «Самеди», – произнес кто-то вполголоса. – Корабль Эммета Быстрорука.

Рядом с эсминцем виднелись маленькие, более обтекаемые для полета в атмосфере суденышки, по одному отваливавшие вниз, на поверхность планеты. Затем на экране возник снятый с большой высоты город; аккомпанементом этому изображению служили рокот двигателей и визг рассекаемой атмосферы. Мирно мерцали городские огни. Внезапно в нижнем углу кадра возникли зловеще зеленые стрелы лазерных снарядов. Их пронзительный вой был хорошо слышен даже внутри корабля. Мгновение спустя зеленые лучи погасли, и в самом центре города выросла неровная цепочка ослепительно белых разрывов. На какую-то секунду они залили светом весь город, а потом городские огни разом погасли.

– Что ж, не повезло Абеляру, – заметил Поджер с пульта управления огнем. – Эммет держал на них зуб с тех пор, как они взяли его без штанов в тот рейд пятьдесят восьмого года! Он сделался тогда посмешищем для всего Братства.

Мостик был уже битком набит; многие стояли за капитанским креслом Хрима, чтобы полюбоваться зрелищем на главном экране. Эрби бросил свою игру и тоже смотрел разинув рот. «Только бы он не распустил снова слюни, а то я ему губы поотрываю», – подумал Хрим, и тут же новое изображение привлекло к себе его внимание.

«ТОРИГАН: КВАРТАЛ АРХОНА».

По толпе зрителей пронесся ропот: сцена была снята с уровня земли – судя по всему, атаковавшие Ториган рифтеры не испытывали особых сложностей с высадкой. Впрочем, теперь отряды Архона сопротивлялись с отчаянностью обреченных. Вся поверхность огромной площади была усеяна горящими машинами и бесформенными комками тел. Основным центром ожесточенного боя стала группа величественных зданий. Ослепительно яркие даже при солнечном свете разряды лучеметов и разрывы баллистических снарядов сверкали с обеих сторон площади. Время от времени они дополнялись толстыми, медлительными, но от этого не менее смертоносными жгутами плазменных пушек. Грохот стоял неимоверный. Живых людей видно не было: в этом аду не находилось места для хрупкой человеческой плоти.

В центре зданий виднелся огромный геодезический купол; стекла его сияли на солнце,

– Микориум, – пояснил стоявший за спиной Хрима Дясил. – Был я там как-то раз – то еще местечко.

Хрим раздраженно махнул рукой, чтобы тот замолчал, и тут же зелено-голубое небо расцвело струями ракетного огня, обрушившегося с воздуха на позиции оборонявшихся. Одна из ракет угодила в купол; золотая полусфера медленно осела, и из её темных внутренностей повалил какой-то странный пар... или туман?

– Вот козлы гребаные! – брезгливо буркнул Хрим. Эрби в замешательстве покосился на него.

– Это почему?

Огонь оборонявшихся быстро слабел. Неожиданно на площади показались люди: они бежали в сторону рифтеров, побросав оружие, как-то странно подпрыгивая и размахивая руками. Тела их казались окутанными чем-то непонятным.

– Архонея Торигана держала здесь свою коллекцию грибов, – пояснил Дясил. – Жабьи поганки и прочее дерьмо со всей Тысячи Солнц. Надо же было додуматься: держать все это в самом центре города. Панарх пытался заставить её перевести все это на орбиту...

– А теперь им придется ходить не снимая скафандров и проходить полную дезинфекцию, если они надеются еще поживиться здесь, – хохотнул Хрим. – Весь город будет по колено в копошащейся слизи и грибах-людоедах, или что там держала эта старая сука.

– Примерно так, кэп. – Дясил не смог скрыть дрожи в голосе.

Тем временем бой на экране закончился. Над телами павших защитников вздымались к небу колышущиеся столбы разноцветной слизи – словно изваянные из протухшего сыра колонны. На мостике царила подавленная тишина; кто-то поспешно вышел.

На экране снова виднелся космос – и планета далеко внизу, подернутая сиянием защитных полей Теслы. Поверх изображения вспыхнуло название – Минерва, – и зрители возбужденно зашептались: как же, планета Академии, главный учебный центр панархистского военного флота.

– Вот это будет клево! – выдохнул кто-то.

На пульте Эрби замигала лампочка, сопровождаемая негромким зуммером, и долговязый рифтер нажал на клавишу, убрав со своего дисплея трансляцию.

– Кэп! Выходной импульс... в пяти световых секундах от нас!

Остальные рифтеры поспешно разбежались по постам.

Хрим хлопнул рукой по рычагу и ощутил слабую дрожь, когда корабль, рыскнув на мгновение, совершил скачок через подпространство. Изображение планеты на главном экране сменилось чистым космосом. Секунду спустя звезды на нем дернулись в сторону – компьютер запеленговал прибывшего; место его выхода из подпространства обозначилось медленно тающим шаром бело-голубого света. Рука Хрима зависла над рычагом скачка.

– Поджер! Срочно защитные поля, взять объект на прицел. Приготовить гиперснаряд, Эрби, идентификация?

Последовала напряженная пауза.

– Принимаю сигнал, кэп. Код Братства. Это «Коготь Дьявола».

– Долго же они собирались! Поджер, приказ отменяется. Дясил, передай: всем судам держаться на расстоянии световой секунды, сохранять связь. Будем держать совет.

За штурманским пультом Борган и еще один техник склонились над маленьким пультом, не отрывая жадных взглядов от записи Дясила.

– Борган! – рявкнул Хрим. – Ты что, рассчитал уже первый скачок?

– Угу. Ну, разве подправить еще чуток – всякие там возмущения подпространства... Короче, если мы окажемся дальше полсекунды от цели, можете скормить мне мой пульт. Нам тут с Эдди шибко уж хочется посмотреть, как поджарят этих блестящих молодчиков из Академии.

– Если мы промахнемся сильнее, ты еще пожалеешь, что я не скормил тебе пульт, так что вырубай эту гребаную запись и валяй за расчеты. И потом, Невла-хан и его братия не будут рисковать – как только они прорвут защитные поля, они останутся на орбите и просто сожгут всю поверхность. Только полный кретин станет приземляться на планете, полной этих выкормышей из Академии.

Главный экран разбился на несколько фрагментов, число которых увеличивалось по мере того, как все больше рифтерских капитанов включалось в разговор. Хрим знал почти всех; новым для него был только капитан «Новограта», женщина с пухлым румяным личиком. Её можно было бы принять за добрую бабушку, когда бы не мертвый взгляд.

Как Хрим и ожидал, Таллис Й'Мармор вышел на связь последним. Прошло несколько секунд с появления на экране его пучеглазой физиономии, и только тогда взгляд его остановился на Хриме и он ухмыльнулся, нервно сглатывая слюну, отчего кадык его заходил ходуном. Хрим возмущенно фыркнул:

«Этот чертов засранец все еще в пяти световых секундах от нас!»

– Прости, что задержался немного, Хрим, – начал Таллис. – У нас скачковые системы ни в жопу не годятся, и мы никак не могли докопаться до причины...

– Й'Мармор, тварь головожопая, заткнись! – взревел Хрим. – И подойди ближе, чтобы мы могли говорить, не дожидаясь тебя!

Косноязычные оправдания Й'Мармора продолжались еще секунд десять, на протяжении которых Хрим наливался злостью, а остальные лица на экране ухмылялись.

– ...так что нам пришлось... – Й'Мармор осекся и злобно посмотрел на Хрима. – Я же сказал уже, не могу я обеспечить такую точность подхода! Мы подходим на гравимоторах – это займет всего несколько минут.

– Забудь об этом, Мармор. Заткнись и слушай; если будут вопросы, подождешь с ними до конца. Ладно, общее представление у вас уже есть, теперь конкретно об атаке. – Несколько пар глаз с нетерпением смотрели на него. – Первый скачок делаем на расстояние двадцать световых минут до планеты, с внешней стороны от солнца. Потом «Лит» перескакивает вплотную к полярному проходу и делает их резонансный генератор. Это очистит путь остальным, чтобы подойти ближе к Шарванну, когда поле вновь вернется в нормальные размеры, – выждете, скажем, пятнадцать минут и следуйте за нами. Оказавшись внутри, бейте по всем судам, какие увидите. Никаких трофеев – взрывать к чертовой матери. Главное – не проглядеть военного корабля. «Новограт» и «Коготь Дьявола», не забывайте: ваши гиперснаряды сильнее всего, чем располагает флот, но ваши защитные поля и все прочее – такие же, как у любого другого. У всех остальных преимуществ никаких, кроме внезапности, так что стреляйте первыми, и все тут. Вопросы есть?

Уже задавая этот вопрос, Хрим знал, что последует. Оборотная сторона скачков через подпространство известна каждому: войди через него слишком близко к гравитационному колодцу планетарного размера – и тебя размажет по трем измерениям. Не самый приятный конец, излюбленная тема бесконечных разговоров за стаканом. На Шарванне граница резонансного поля проходила приблизительно по орбите второй луны; если атака Хрима на генератор провалится... В общем, кто-то должен был задать этот вопрос, и кто-то его задал:

– А что будет, если вы промахнетесь?

– Тогда остаток дней вы все проведете, глядя на себя самих изнутри! – рявкнул Хрим. – Я не промахнусь. В общем, после того как мы прорвемся, «Новограт» возьмется за поля, а «Лит» и «Коготь Дьявола» будут высматривать тот крейсер, что по слухам ошивается где-то в системе. – Хрим расплылся в широкой улыбке. – И если он и в самом деле здесь, им придется сильно удивиться тому, что может натворить эсминец Альфа-класса, если в машинном отделении у него урианский приемник!

Капитаны дружно рассмеялись – все, кроме Таллиса, который еще не слышал этой реплики. Замедленная реакция придала ему вид еще тупее обычного, подумал Хрим.

– Не слишком расслабляйтесь, – добавил он, – и не забывайте, насколько сильнее крейсер в дальнем бою.

«Наверняка ведь кто-нибудь забудет», – раздраженно подумал он. По большей части рифтеры, вступившие в должарский флот, были люди случайные, сброд, слишком осторожные или просто мелочь. Таких не замечают крупные боевые корабли панархистского флота, одна длина которых – семь километров – позволяла разместить сенсоры наиболее эффективно; чувствительность и дальность действия у их систем обнаружения были просто устрашающими.

– Так что стоит кому из вас успокоиться после того, как мы разберемся с местными, и перестать ходить галсами, крейсер запеленгует вас в момент выхода из скачка, и вам хана.

Крейсер запросто мог рассчитать прицел с расстояния в десять световых минут, потом скачком оказаться на ближней дистанции, откорректировать прицел и открыть огонь прежде, чем его выходной импульс достигнет датчиков на борту намеченных жертв. Только частые и произвольные смены курса и скорости могли дать кораблю-цели какой-то шанс на спасение – и чем чаще, тем выше был этот шанс.

Смеха у слушателей поубавилось. Выражение лиц некоторых не обещало ничего хорошего, и Хрим поспешно продолжал, делая упор на более приятных обстоятельствах.

– Приземляемся сразу, как взломаем защитные поля. Что делать дальше, вы знаете.

– Какое сопротивление мы можем встретить на поверхности? – перебила его капитан «Новограта». её произношение было безупречным, почти как у знати. Хрим мгновенно возненавидел ее.

– Никакого, если они не дураки. Они знают, что против наших штучек в атмосфере они бессильны.

Законы войны в части, касающейся планетарной обороны, оставались древними и нарушались очень редко: слишком эффективно использование гражданского населения в качестве заложников, чтобы сопротивляться высадке с момента прорыва защитных полей.

– А теперь слушайте хорошенько. – Для убедительности Хрим подался вперед, к камере. – Никаких грабежей, пока мы не найдем этого гребаного Омилова, – и все, находящееся в его доме будет охраняться пуще глаза. Всем, кто пойдет мне напоперек в этом, обеспечен бесплатный проезд в камеры развлечений на Должаре... после того, как с вами разберется предварительно Норио. Поняли?

По выражению лиц Хрим заключил, что угроза достигла цели. Для полной уверенности он выпрямился, закинул ноги на пульт и пару раз выдвинул и убрал стальные когти на своих башмаках.

– Вот и хорошо. А потом – что угодно. Только не одурейте и не расстреляйте ненароком Узел или какой-нибудь синк – все орбитальные поселения мои. Вопросы есть?

Вопросов не было, и он отпустил всех, кроме Й'Мармора.

– Теперь ты, Й'Мармор. Нам еще надо поговорить. – Лицо последнего из остальных участников совещания исчезло с экрана, когда пучеглазый капитан-рифтер, наконец, отреагировал, и эта задержка в прохождении сигнала только добавила Хриму раздражения. – Но я же не виноват! – заканючил Таллис. – Этот ублюдок О'Паппан и его шарага на Рифтхавене – это они всучили мне второсортные запчасти!

– Вот и сунь их себе в жопу, Мармор, он продал тебе ровно столько и того, сколько ты заплатил. Если бы ты тратил больше денег на «Коготь Дьявола» и меньше на свои блядские украшения – вспомнить только этот кошмар, что ты называешь своей каютой... Со всеми этими жирными телками на картинах, с мебелью, сидя на которой кажется, будто тебя посадили на чью-то рожу... Что-то среднее между борделем и анатомическим театром! – От возмущения у Хрима перехватило на мгновение голос. Остальные находившиеся на мостике низко склонились над своими пультами, но Хрим затылком чувствовал, что они ухмыляются.

– Ладно, Мармор. Я не знаю, почему Эсабиан выбрал тебя, и если бы мне дали возможность выбирать, я бы тебя к своей флотилии на выстрел не подпустил бы, но раз уж ты здесь, запомни: если ты ухитришься про срать эту операцию, я скормлю тебе твои же собственные потроха. А теперь: сколько времени тебе еще нужно, чтобы починить скачковые системы?

Угрозы и нескрываемая злость Хрима возымели действие: Й'Мармор даже свел обычные хныканье и оправдания к терпимому минимуму и принялся за дело. Всего через час Дясил сообщил на мостик, что «Коготь Дьявола» отрапортовал о готовности.

– Вид у него, правда, кэп, был не очень чтобы веселый, – с кривой улыбкой добавил связист, – уж не знаю почему.

Хрим расхохотался и тут же выбросил все это из головы: обычное возбуждение перед атакой уже начало охватывать его. При том, что по рифтерским меркам ему до сих пор потрясающе везло, да и на бедность грех было жаловаться, всю свою жизнь он провел в бегах. За удачами ни на минуту не переставал маячить страх – страх внезапно вынырнувшего из скачка крейсера, рвущего барабанные перепонки рева раптора или неожиданного удара гиперснаряда. Мало кто из промышлявших пиратством рифтеров прожил достаточно долго, чтобы насладиться своим богатством, и чем успешнее была их карьера, тем больше становились шансы их фатальной встречи с панархистским флотом – не говоря уже о смертельно опасной зависти своего же брата рифтера.

Зато теперь пришло время расплатиться по всем счетам. Судьба и Властелин-Мститель дали ему в руки абсолютное оружие, и подобно приятелям из Братства, работу которых он наблюдал на экране с таким удовольствием. Хриму не терпелось обрушить его на своих давних преследователей. Он сцепил пальцы и закинул руки за голову, отгоняя прочь нетерпение. На мгновение негромкое гудение бортовых систем сделалось такой же частью его самого, как звук вдоха через ноздри или биение его пульса. Он превратился в орудие собственной мести.

– Дясил, – приказал он. – Боевым постам – полную готовность. Сигнал флотилии. Борган... вводи программу.

Спустя мгновение корабль с рыком вошел в скачок. Звезды на экране померкли, и «Цветок Лит», вывалившись из пространства-времени, понесся к Шарванну.

 

7

К великому облегчению капитана, «Коготь Дьявола» проделал скачок в намеченную точку без особых происшествий, однако Таллису И'Мармору показалось, что «Цветок Лит» ушел в скачок всего через несколько секунд после их выхода. Пятнадцать минут до атаки.

Таллис смотрел на красноватое пятно на месте исчезнувшего «Лита», пока оно не рассосалось, потом откинулся на спинку командирского кресла и нервно побарабанил пальцами по краешку своего украшенного чеканкой пульта. Перстни на пальцах поблескивали в приглушенном освещении мостика. Вокруг него склонились над своими мониторами командиры боевых служб в своих красных с золотом мундирах.

Злобные слова Хрима продолжали звучать у него в ушах.

«Как грубо, но как характерно для этого варвара – назвать мой корабль борделем. Борделем! Ему-то откуда знать, если его не пустят ни в один из борделей Тысячи Солнц... Если, конечно, он не приведет себе партнера сам. Даже тогда с него сдерут двойную цену – за уборку номера после его ухода».

Таллис брезгливо поморщился: мостик «Лита» произвел на него угнетающее впечатление. Голый металл или серая краска. И – уж в этом-то он уверен – все покрыто толстым слоем жирной грязи. Он довольно огляделся по сторонам. Причудливые украшения, дорогие панели стен превращали мостик «Когтя Дьявола» в ласкающее глаз зрелище. Воздушный режим на мостике слегка изменился: запахло сандалом, бергамотом и нушией, и он улыбнулся, довольный этой новой комбинацией, которую сам запрограммировал для тианьги – такие штуки совершенно необходимы для экипажа, утомленного монотонностью полета.

Но тут его приятные размышления прервал голос шо-Имбриса, его штурмана:

– Десять минут до скачка.

Желудок Таллиса судорожно сжался, словно от нестабильных гравиторов, но он понимал, что гравиторы здесь ни при чем. Одно дело налететь, пограбить и тут же сделать ноги – по этой части Таллис был неплохим специалистом; именно поэтому синдикат Карруу нанял именно его и «Коготь Дьявола». Их интересовала добыча, а не доклад о повреждениях. Но совсем другое дело – полномасштабное вторжение на планету, да еще с ошивающимся где-то в системе крейсером. «Интересно, – подумал он, – чего такого Эсабиан наобещал Карруу, что они не побоялись рискнуть своими кораблями, поддерживая должарскую операцию?»

Хорошо бы скачковые системы опять отказали – тогда они пропустят самую опасную стадию боя. И Хрим не сможет обвинить его... да нет, сможет. Он видел как-то раз «развлечения» Хрима и знал, что этому неучу достаточно малейшего повода, чтобы устроить подобное, и никакие объяснения тут не помогут. А уж на что способен Норио... Таллиса пробрала дрожь. Эмоции человека – его сокровенное достояние, а не инструмент для пытки.

Пальцы его непроизвольно порхали над клавишами, как бы набирая тайный шифр, потом до него дошло, что он делает, и он поспешно отдернул руку. «Ты не боишься боя, – настаивал его внутренний голос, усиливающийся вместе с охватывающим его напряжением. Знакомая смесь вины и нетерпения жгла его, и к этим ощущениям примешивалось теперь еще отвращение к себе. – Ты потратил на эту чертову штуковину половину годовой выручки, и даже ни разу не опробовал ее».

Суеверный холодок пробежал по спине, когда он подумал о системах, которые барканский электронщик запрятал в компьютеры «Когтя Дьявола». Логосы – кибернетическое воплощение объединенного опыта десятков капитанов, включая величайших из летавших в космосе. Имена тех, чьи таланты хранили логосы, до сих пор сияли золотом в Зале Славы: Ильварес, Метеллиус, Ту Чанг, Поргрут Младший – и все они теперь в его распоряжении. Может, и стоит включить их – пусть следят за безопасностью тылов и помогают разбираться в тактической обстановке.

«Уж с этим-то боем они разберутся без труда».

«И со мной они тоже, возможно, разберутся без особого труда».

Кадры из учебных чипов по истории. Ужас тысячелетней давности, впечатались в память совсем недавними событиями. Столетняя война с адамантинами – холодными, безжалостными разумами, заключенными в оболочку из хрусталя и металла и выпущенными на волю Гегемонией в отчаянной попытке захватить господство над беглецами с Потерянной Земли – навсегда оставила в истории человеческой цивилизации глубокий шрам. Впрочем, гегемонисты довольно скоро утратили контроль над собственными же порождениями – если он и был вообще когда-нибудь – и в конце концов вынуждены были сражаться против них плечом к плечу со своими недавними противниками, беглецами. И если верить слухам, остатки разбитого врага до сих пор скрывались где-то в глухих углах Тысячи Солнц. Во всяком случае, всем было прекрасно известно, какая неслыханная награда ждет того, кто выведет панархистский флот к последним адамантинам. Подобно подавляющему большинству уроженцев центральных созвездий, Таллис верил в непогрешимость Запрета так же свято, как в существование Артелиона или Изумрудного Трона Панархии. Человеческое сознание копировать не дозволяется.

Однако Барка находилась вдали от центра, зато в пределах досягаемости Шиидры. Они не испытали на себе Ужаса, поэтому страхи других беглецов были им незнакомы. Их андроиды-тинекрисы формально оставались в рамках закона, но не более того, чем заслужили себе в Тысяче Солнц зловещую славу – как огры, в свое время с успехом использовавшиеся против Шиидры. Барканский торговец на Рифтхавене особо напирал на то, что логосы не разумны по-настоящему, старательно обходя тот факт, что узнай власти о них, и это обеспечит Таллису по меньшей мере пожизненную ссылку на Геенну, а по законодательствам отдельных планет – и мучительную смерть.

А уж если о них узнает команда...

Торговец обещал ему полную тайну сделки и продемонстрировал кое-какие занятные имитации поединков между звездолетами. Логосы смогут общаться с ним посредством вживленного приемника, и слышать его мысленные команды, где бы на корабле он ни находился. Никто другой не услышит их и не сможет командовать ими, говорил барканец. И, используя специально вживленные в глаз линзы – Таллис как сейчас слышал медовый голос торговца, – логосы будут сообщать ему визуальную информацию, невидимую для всех остальных. Слава же достанется ему одному. Наверное, на это Таллис и купился, согласившись подвергнуться операции на обоих глазах. Мечты о грядущих славе и богатстве роились в его голове до того момента, когда хирург включил линзы для последней проверки.

Мертвые мозги. Говорящие трупы.

Таллис содрогнулся при одном воспоминании об этом. Ровный, лишенный эмоций, бестелесный баритон, звучащий где-то прямо в голове, являлся ему в кошмарных снах несколько следующих месяцев, и он ни разу не осмелился включить логосы сам.

– Пять минут, – доложил шо-Имбрис.

В уме снова замелькали видения предстоящего боя. Сам по себе поединок между кораблями трудно предсказуем – те набеги, на которые он отваживался до сих пор, не шли с этим ни в какое сравнение. И еще этот крейсер... страх перед ним пронизывал Таллиса насквозь – он служил юнгой на старом «Кошмаре», когда того повредил в бою крейсер. Ни один звук на свете не сравнится со скрежетом разряда раптора по корпусу.

Мгновение страх перед логосами и страх перед грядущим боем уравновешивали друг друга. Ему придется прокрутить этой чертовой машине запись разговора с Хримом... впрочем, чего тут стыдиться? Смеяться логосы не умеют; они, должно быть, вообще не поймут эмоциональную сторону этой сцены.

Таллис воровато окинул взглядом мостик. Никто не смотрел в его сторону. Выждав минуту, он заставил себя набрать дрожащими пальцами замысловатый пароль, и логосы начали пробуждаться. Сияя призрачным светом, видимым ему одному, сектор за сектором возникали у него перед глазами по мере того, как они проверяли имплантированные в нервные окончания контакты. Таллис стиснул зубы, стараясь не дрожать при звуке мертвого баритона у него в мозгу, ведущего монотонный как молитва технический опрос.

* * *

Никто не смог бы обвинить Андерика, старшего связиста «Когтя» в плохом состоянии его рабочего места – сплошь из полированного дерева и хромированного металла. Глядя на особенно тщательно отполированный кусок панели, он увидел, как капитан внезапно напрягся. Со стороны казалось, будто с Таллисом случился припадок: зрачки его вдруг заметались из стороны в сторону, зубы крепко стиснулись, и он покачнулся, чуть не выпав из кресла.

Андерик покосился на экран, но там не было видно ничего, кроме звезд и проложенных трасс других кораблей. Что происходит? Через несколько секунд до Андерика дошло, что кадык Таллиса едва заметно шевелится. Он говорил сам с собой. Разговор с собой, похоже, был довольно оживленный и продолжался некоторое время.

– Штурман, – неожиданно бросил Таллис, оборвав царившую на мостике напряженную тишину. – Время до скачка?

– Сто двадцать восемь секунд, сэр.

– Сам знаю. – Голос Таллиса звучал сердито, но Андерик уловил в нем необычное напряжение. – Пересчитай курс. Брось нас как можно ближе к узлу и тут же сориентируй сенсоры.

Сидевший за соседним с Андериком пультом Ульгер повернулся на голос Таллиса.

– Немедленно после выхода из скачка проверить наличие целей возле узла и ближайших синков, чтобы мы могли драться, не ожидая удара в спину.

Ульгер склонился над пультом и принялся рассчитывать выход из скачка. Для Андерика у Таллиса новых распоряжений не нашлось, так что ничего не мешало ему слушать, как капитан вызывает один за другим все остальные посты. Это никак не вязалось с его обычным поведением. Обыкновенно Таллис до омерзения дотошно планировал всю операцию, не оставляя места случайным озарениям, и уж во всяком случае никогда, никогда не менял своих планов так, как сейчас.

Продолжая наблюдать, Андерик все больше убеждался в том, что происходит нечто из ряда вон выходящее, что можно обернуть в свою пользу – выведав по возможности максимум у Лури.

При одной мысли о ней штаны вдруг сделались тесны Андерику; воспоминание о её податливости затуманило взгляд до того момента, когда корабль вздрогнул, входя в скачок.

* * *

Омилов долго еще сидел так, глядя на портрет.

Настольная лампа отреагировала на его неподвижность и погасла, и он вздремнул ненадолго, но ночь тянулась слишком долго, а сумятица в мыслях одолевала даже эффект от сон-чая. Когда он проснулся, Килелис клонилась уже к холмам на западе. В её призрачном свете статуи на лужайке перед окном казались почти живыми,

Он встал и потянулся; лампа послушно вспыхнула, и он увидел в окне собственное отражение, заслонившее мир снаружи. Он пригляделся к нему: высокий, чуть сутулящийся, хотя лицо и не такое уж старое, черные с проседью волосы гладко зачесаны, и в довершение всего большие, мясистые уши, фамильная черта Омиловых, прослеживающаяся во всех поколениях, о которых остались хоть какие-то свидетельства. Настольная лампа освещала его лицо снизу, отбрасывая на лоб длинные тени, что придавало ему зловещий вид. Даже затаившаяся в уголках губ улыбка казалась недоброй. Он отвернулся, плотнее запахивая халат. Может, свежий воздух на террасе развеет немного его невеселые мысли...

Выходя на террасу, он задержался в дверях, чтобы обмануть электронику – ему не хотелось, чтобы свет зажигался – и с удивлением заметил, что кто-то уже проделал ту же операцию раньше. Омилов осторожно открыл дверь и увидел стоявшую у перил мужскую фигуру.

Шлепанцы его негромко шаркали по каменному полу, предупреждая неизвестного о его появлении. Подойдя ближе, он узнал профиль Брендона – тот стоял и молча смотрел на звезды.

Молодой человек не обернулся на звук его шагов, и они постояли немного молча. Ночной воздух был свеж; легкий ветерок коснулся щеки Омилова, и он плотнее запахнул халат.

Так, в молчании, они постояли еще несколько минут, и Омилов решил наконец нарушить тишину.

– Ты сказал, Брендон, что улетел еще до ритуала. Я должен спросить тебя, почему. – Он поколебался немного, потом заговорил снова. – Было бы лучше, если б я узнал правду прежде, чем появятся гонцы от твоей семьи, чтобы выпытывать её у нас всех.

Брендон резко повернулся лицом к нему.

– Никто не знает, что я здесь, – сказал он. – Мы прибыли сюда как два частных лица с одного из орбитальных поселений – за этим проследил Деральце. И мы очень скоро улетим – это если вы боитесь, что Семион смог выследить нас.

Омилов кивнул и раскрыл рот, но Брендон опередил его.

– Себастьян! – произнес он, отойдя от перил. – Сколько лет вы знакомы с моим отцом?

Омилов не понял, что крылось за этим вопросом: ответ на него был хорошо известен Брендону.

– Почти тридцать пять лет, – задумчиво ответил он. – Я работал тогда в отделе ксеноархеологии Совета Внешних Сношений. Мы встретились при довольно необычных обстоятельствах на планете за пределами Тысячи Солнц.

– Вы никогда раньше не рассказывали об этом.

Омилов усмехнулся.

– Ты был на редкость настырным мальчишкой. Лучшим способом избежать твоих вопросов было сделать так, чтобы ты вообще не знал, о чем спрашивать. – Голос его погрустнел. – Но по крайней мере от этого знания тебя не убудет: планета действительно была безымянной, и никогда не получит имени. Она объявлена под карантином нулевого класса – заходящие в систему суда уничтожаются без предупреждения. Одно время казалось, что жизнь на её поверхности лучше просто испепелить, и, если о ней станет известно, так и случится. Все это находится под личным контролем Панарха.

Последовала долгая пауза. Где-то вдалеке кричала ночная ящерица, и это походило на женский плач, внося грустную нотку в торжествующий лягушачий хор. Когда Брендон заговорил снова, голос его звучал задумчиво.

– Когда я рос, вы были одним из самых близких его друзей. Я помню, как менялся он, когда вы оставались вдвоем, – совсем другой, чем в окружении придворных.

– Другой, – вздохнул Омилов то ли утвердительно, то ли вопросительно.

Брендон чуть улыбнулся.

– Я ведь жил у вас после того, как мою мать убили. – Голос его не дрогнул, но Омилов заметил, как судорожно стиснулись его пальцы на мраморной балюстраде.

– Ты знаешь почему, – сказал Омилов, тщательно взвешивая слова. – Мне казалось, мы с тобой достаточно часто обсуждали опасности тех лет.

Брендон жестом выразил согласие.

– Мои настырные вопросы... но вы ведь всегда отвечали на них, разве нет? – Он усмехнулся. – Собственно, потому я и прилетел сюда, прежде чем... – Он пожал плечами и вдруг резко повернулся к Омилову: – Себастьян, когда вы бросили Артелион... ушли в отставку десять лет назад, ваша карьера была в расцвете. Вы могли бы получить место в Геральдическом Совете – рыцарское звание считается ступенькой к этому, так ведь? К вам прислушивался мой отец, у вас были влиятельные друзья в Совете и в Магистериуме; множество людей посвящают всю жизнь тому, чтобы достичь этого. Вы могли бы даже войти в Высший Совет. Но вы предпочли уйти.

Омилов отвечал осторожно – и на этот вопрос, и на те, что остались невысказанными.

– Наверняка ты слышал от своего отца, скорее всего не раз, что править Тысячей Солнц не под силу никому.

– «Правитель Вселенной – правитель ничей; власть над мирами держит крепче цепей...» – процитировал Брендон.

– Твой отец живет с этим и страдает от этого. Подобно любому из сорока шести его предшественников, ему приходится опираться на других людей, на тысячи других людей, в большинстве своем незнакомых, судить о которых он может лишь понаслышке. – Омилов обнаружил, что расхаживает взад и вперед, сложив руки на животе и выставив пальцы – привычка, хорошо знакомая всем его студентам. Он опустил руки. – И подобно всем своим предшественникам, он допускает иногда ошибки.

Он покачал головой.

– Я пытался предостеречь его насчет близкого ему человека, не заслуживавшего, по моему мнению, такого доверия. Он не стал, не захотел меня слушать: самое замечательное качество твоего отца – его верность. А я не мог не говорить ему правды, пусть и в ущерб нашей с ним дружбе. Ну и в конце концов... – Омилов поколебался, но только мгновение. – В конце концов был уничтожен преданный и талантливый человек, а я ничего не смог сделать, чтобы помешать этому, хотя происходило все у меня на глазах. После этого я понял, что не могу больше оставаться на Артелионе.

Брендон кивнул, и последние следы сдержанности и замкнутости исчезли с его лица.

– Лусор, – резко произнес он. – Но знаете ли вы, почему...

Внезапно всю усадьбу залило ослепительно ярким, ярче солнца, светом, от которого по земле протянулись черные угловатые тени. Омилов крепко зажмурился; перед глазами продолжали плыть круга. Почти сразу же кожу начало покалывать, таким наэлектризованным сделался воздух; сияние ослабло. С верхушек ближних деревьев сорвалась стая джизлов, возмущенных неурочным дневным светом.

Зрение возвращалось к Омилову, но медленно. Когда к нему вернулась способность различать окружающие предметы, Брендон смотрел вверх, на быстро тающую в небе к востоку от Тиры светлую точку. Ночное небо полностью преобразилось: большинства звезд не было теперь видно вовсе, самые яркие виднелись, но блеклыми пятнышками, а две луны казались тусклыми круглыми зеркалами. На горизонте с севера вырастали и тянулись к югу яркие языки призрачного пламени, на глазах делаясь все ярче и ярче.

– Силовой щит включен, – сказал Брендон. – Должно быть, это один из резонансных генераторов.

– Авария?

– Нет.

В голосе Брендона не было и доли сомнения, и Омилов подумал, что, хотя военное образование молодого человека и прервали десять лет назад, в таких вещах он разбирается лучше гностора ксенологии.

– Нет, это наверняка нападение. Если это один из резонаторов, пространство внутри орбиты открыто для выхода из скачка – это классический маневр... если верить тем ситуациям на тренажере, которые мне позволили проиграть, – добавил он не без горькой иронии.

К ним присоединился Осри и застыл, уставясь на юг.

– Это еще что? – ткнул он пальцем, и тут же глаза его пораженно расширились. – Нет, не может быть... Это ведь не синхролифт?

Длинная, бело-голубая полоска слабого света медленно поднималась к яркой звезде – узлу. Немного выше виднелась еще одна, бледнее. Они оцепенело смотрели с минуту, потом Омилов не выдержал:

– Что же это такое мы видим? Ведь это ствол орбитального лифта, верно?

– Его оборвал силовой щит, – тихо ответил Деральце, – и теперь аварийные буксиры пытаются вывести его из экваториальной плоскости Шарванна, чтобы он не задел узла или одного из Верхних поселений.

– Второй ствол – система инерционного запуска грузовиков, – сказал вдруг Брендон. – Его тоже сбросили, чтобы он не утащил узел с орбиты. Помнится, я видел чип о нападении на Альфейос, на заключительном этапе вторжения Шиидры...

– Шиидра! – взвизгнул кто-то. – Храни нас Телос!

Одна мысль об этих свирепых, собакоподобных созданиях с их плоскими кораблями-эллипсоидами, вызвала среди слуг панический шепот.

– С Шиидрой окончательно разделались более пятидесяти лет назад.

Омилов с удовлетворением отметил, что последняя реплика исходила от Парракера, его дворецкого. Тот вообще обладал магической способностью наводить порядок среди слуг, так что неизбежная для большинства других домов вздорная болтовня здесь практически исключалась.

– Нет, – возразил Осри. – Только с передовой базой, откуда они устраивали набеги на Панархию. Их родную систему так и не нашли.

Парракер позволил себе чуть сжать губы, отчего его седые усы возмущенно встопорщились. Шепот среди слуг возобновился. Омилов вздохнул. Среди черт, унаследованных Осри от матери, склонность ставить точность выше разумной сдержанности была далеко не последней,

– Маловероятно, чтобы, лишившись важного аванпоста, Шиидра отважилась напасть на одну из Внутренних Планет Тысячи Солнц – какая-нибудь пограничная планетка была бы куда более логичным выбором. – Брендон говорил сухим, официальным языком – большая для него редкость. Каким бы непривычным ни показалось это Омилову, на слуг это произвело впечатление: они поверили. – Кто бы ни были напавшие, это люди.

Лицо Осри приобрело кислое выражение: он не мог позволить себе спорить со стоящим выше его в социальной иерархии, так что ему пришлось смолчать, проглотив пилюлю,

«Отменно проделано, Брендон!» – подумал Омилов, стараясь, однако, чтобы удовольствие не прочиталось на его лице.

Парракер начал сгонять свою паству обратно в дом. Прокатился далекий гром, и сияние сделалось ярче, хотя и не так быстро, как в первый раз. Налетел порыв ветра, принеся с собой слабый запах озона.

– Почему бы нам троим не перейти в библиотеку? – предложил Омилов, думая больше о смотрящих на него слугах. – Там нам будет удобнее, к тому же, возможно, мы сможем узнать по ДатаНету, что же здесь происходит.

Как раз когда они входили в дом, новая вспышка, слабее первой, залила светом веранду. Они повернулись вовремя, чтобы увидеть серию небольших вспышек, оставивших за собой в небе быстро расплывающиеся светлые круги.

– Перестрелка между кораблями, – пробормотал Деральце. Он стоял прямо за спиной Брендона; чем бы он ни занимался час назад, сейчас он был на посту. Омилов подумал, вооружен ли он, и пришел к неутешительному выводу, что Деральце, скорее всего, представляет собой ходячий арсенал.

Омилов загнал всех троих в дом, успев услышать напоследок еще один далекий гром и свист нарастающего ветра.

В эту полную потрясений ночь особенно приятно было застать библиотеку такой, как всегда – со всеми её привычными запахами и корешками книг и чипов, уютно поблескивавшими на потемневших от времени деревянных полках. Приятно было ступать по мягкому зеленому ковру, смотреть на высокий потолок, на охватывающую помещение с трех сторон галерею, на которую вела спиральная лестница.

Четвертая стена была закрыта тяжелыми портьерами – окна здесь выходили на ту же лужайку, что и окна кабинета Омилова. В библиотеке стоял слабый запах кожи и воска – уютный запах, от которого остальной мир казался далеким-далеким.

– Садитесь, пожалуйста, – произнес Омилов.

Брендон с Осри выбрали себе по мягкому креслу так, чтобы лучше видеть экран коммуникатора, и Омилов набрал на пульте код ДатаНета. Деральце занял место за креслом Брендона, откуда мог смотреть и на экран, и на дверь.

Почти сразу же стало ясно, что никому из novosti – комментаторов ДатаНета – не известно ничего такого, что бы они не знали сами. В любом случае большая часть информации транслировалась через Узел, а нормальная связь с ним и Верхними поселениями оборвалась с разрушением орбитального лифта, тогда как поля Теслы пропускали только высокочастотные военные сообщения, не воспринимаемые бытовыми коммуникаторами. Одно из агентств даже передало ту запись, о которой говорил Брендон, – нападение Шиидры на Альфейос тридцать лет назад, вместе с графическими изображениями враждебных существ. Поморщившись, Омилов выключил экран.

– Безответственный вздор! – воскликнул он. – Если уж на то пошло, догадки мы и сами можем строить. Если это люди, то единственный, кто мог бы пойти на такое – это рифтеры, хотя ума не приложу, с чего им творить такую глупость.

Брендон быстро поднял взгляд, но первым заговорил Осри.

– Рифтеры? Оборванцы, пираты и работорговцы, нападающие на крупную планету? – Он возмущенно скрестил руки на груди. – Ничего, наш флот положит этому конец, и очень быстро.

Тут появился Парракер с кофе и коньяком, и Осри сел. Омилов нажал клавишу на пульте, отодвигая шторы. Зрелище неповторимой красоты – переливающееся сполохами небо и облака в кружевах молний на горизонте – целиком завладело их вниманием, и дальше они сидели в тишине, прерываемой только приближающимися раскатами грома и негромким звоном посуды о стеклянные столешницы.

Немного погодя с пульта послышался негромкий сигнал. Омилов выпрямился, стряхивая воспоминания.

– Да?

– Голоком от Его Светлости, сэр.

Омилов зажмурился: неужели у Архона нет дел важнее, чем звонить ему? Жестом руки он пригласил Брендона и Осри подойти ближе, чтобы слышать разговор, и включил коммуникатор.

Прямо перед их креслами соткался в воздухе, чуть дрогнул, настраиваясь, и материализовался образ невысокого, коренастого мужчины лет тридцати пяти, в простом военном мундире; безукоризненно отглаженные брюки были заправлены в блестящие лаком сапоги. На его груди красовался единственный знак отличия, Солнечный Герб. Белоснежный мундир казался еще светлее на фоне черной кожи и черных же курчавых волос. В темных глазах стояла тревога, но лицо осветилось улыбкой, когда взгляд остановился на Омилове.

– Себастьян! Рад видеть вас в добром здравии. У меня нет времени на расшаркивания, поэтому перехожу к делу; считайте, что это настолько близко к приказу, насколько позволяет мне мое положение: я должен как можно скорее видеть вас здесь, в Меррине.

Взгляд его переместился в сторону, скользнул по Осри – это сопровождалось вежливым кивком – и застыл, наткнувшись на Брендона. Омиловские подозрения насчет того, почему Танри Фазо опасается за его безопасность, сменились совсем другими, когда Архон после короткого колебания поклонился, крепко сжав губы.

– Ваше Высочество, на вашем присутствии здесь я тоже вынужден настаивать. – Голос его звучал сухо, официально.

Лицо Осри было угрюмее некуда. Брендон промолчал, лишь слегка наклонив голову.

– Мы будем рады повиноваться, Ваша Светлость, – поспешно произнес Омилов, – но я не понимаю...

– Простите, Себастьян, но мне некогда объяснять. За вами уже отправлена военная охрана. До встречи.

Он кивнул, отвесил еще один формальный поклон в сторону Брендона, и изображение померкло.

Несколько минут спустя оглушительный рев сверхзвуковой машины известил о прибытии охраны. Сквозь окно библиотеки они увидели хищный силуэт, мягко опустившийся на лужайку. Зарницы надвигающейся грозы отсвечивали на полированных боках.

Осри медленно поднялся из кресла, явно не в силах оторвать взгляд от корабля. Омилов дотронулся до босуэлла.

– Парракер, мне надо поговорить с тобой.

Наверное, напряжение в голосе Омилова заставило пожилого дворецкого появиться быстрее, чем этого можно было бы ожидать от его дородной туши.

– Архон требует, чтобы мы прибыли в Меррин. Он не имел возможности объяснить нам, что происходит. Если... – он поколебался немного, – если что-то будет угрожать этому дому, я доверяю тебе руководство слугами. Их безопасность должна стать твоей первоочередной задачей. Кстати, в потайном сейфе находится деревянный ларец; я должен просить тебя лично доставить его в Университет и проследить за тем, чтобы его поместили в хранилище. Где найти шифр, ты знаешь. Спасибо, Парракер. Надеюсь, мы скоро вернемся. – Он улыбнулся своим спутникам. – Ну что, идем, господа?

Первым шел Брендон, Деральце – как и можно было ожидать – держался за ним. Внизу у лестницы их ждали уже военные в боевом облачении; при виде Брендона они вытянулись по стойке «смирно». Брендон улыбнулся им, проходя, Осри миновал их, словно не заметив. Омилов подошел к двери, и они сомкнулись за его спиной, однако шаги его замедлились, и он остановился.

– Сэр, – начал один из военных. – Его Светлость дал нам указание спешить, насколько...

– Нет, – медленно произнес Омилов, – это не менее правдоподобно, чем его появление.

– О чем это ты, папа? – остановился и повернулся к нему Осри.

Нерешительность Омилова разом исчезла куда-то, сменившись целеустремленностью.

– Прошу вас, Ваше Высочество, Осри, проходите в шаттл. Я догоню вас через минуту.

Он торопливо направился обратно в дом, сопровождаемый одним из охранников.

Меньше чем через минуту он протиснулся в люк шаттла и опустился в мягкое кресло рядом с сыном. Оба – к Брендон, и Осри – не сводили глаз с резного деревянного ларца в руках у Омилова.

– Что? – не выдержал Осри. – Зачем тебе эта безделица, папа?

– Как по-твоему, почему Его Светлость в такое время из всех людей хочет видеть именно меня? Здравый смысл говорит, что между этим, – он поднял маленький ящик, – и тем противостоянием, что происходит у нас над головами, не может быть никакой связи, но тот же самый здравый смысл вообще отрицает вероятность всего происходящего, не так ли?

– Если эта штука и впрямь так важна, как ты считаешь, – ответил Осри тоном взрослого, обращающегося к неразумному дитяти, – разве не лучше ли было бы доверить Парракеру доставить её в безопасное место?

Омилов покосился на Деральце, потом на охранников, и пробормотал тихо, но голосом, не допускающим дальнейших препирательств:

– Я полагаю, эта вещь и направляется в место, где ей будет гарантирована безопасность.

Осри позволил себе фыркнуть, но тихо, и отвернулся к ближнему иллюминатору. Машина взмыла в небо и устремилась к столице.

 

8

– Огонь!

Мостик «Лит» содрогнулся в такт удвоенному воплю ускорителя, и из-под нижнего обреза обзорного экрана вырвалась привычная багрово-красная цепочка следов гиперснарядов. Мгновение спустя залившее экран сияние возвестило о том, что снаряды нашли цель.

– Есть! – Хрим возбужденно хлопнул себя по бедрам, не в силах оторвать взгляда от аккуратного шара яркого света, бело-голубого в центре и начинающего краснеть по краям, вспыхнувшего на месте, где только что находился фрегат панархистов.

– Это был последний, кэп, – объявил Эрби. – Всех остальных мы уже сделали.

– Аллуван, повреждения!

Низенький, толстый рифтер за пультом систем безопасности повернулся и помахал в воздухе гордо поднятым большим пальцем.

– Ничего серьезного, так – царапина или две. Справимся.

– Вот такой бой мне по душе! – хохотнул Хрим. Сердце все еще колотилось в груди от возбуждения. – Быстро, чисто, а главное – безболезненно. Дясил, передай на Синк-2 пароль «Черное Сердце» – посмотрим, проснулся ли там мой приятель. И скажи «Новограту», пусть прекратят палить по Щиту – время, отпущенное ихнему черномазому Архону, почти истекло.

Пока он ждал подтверждения связи с узлом, на экране вновь возникла затуманенная дымкой силового щита поверхность Шарванна. Яркое полярное сияние плясало над ледяной шапкой планеты. Чуть в стороне завис в космосе крошечный силуэт «Новограта». На таком расстоянии ракетная установка, повернутая к планете, казалась не толще иглы.

– Ничего, если я дам увеличение, а, кэп? – спросил Дясил. – Я тут пишу чип для нашего телека, и уж первую-то их ракету хотелось бы заснять клево.

Хрим кивнул. Он пребывал в приподнятом настроении, так что готов был бы согласиться почти на что угодно. «Новограт» вырос на экране так, что сделался виден герб на серебристом корпусе: окровавленный кинжал в венке цветов.

– Время?

– Десять минут, кэп. – Дясил повернулся к своему пульту. – Ага, импульс с Синка-2. Двусторонняя связь.

На экране возникла голова: бледное лицо с висячими, разной длины усами и глубокими оспинами на щеках. Радужки глаз казались слишком маленькими по сравнению с белками, и это придавало лицу агрессивное, почти безумное выражение.

Значит, Наглуф теперь хоппер-поппер. Интересно, откуда он достает эту дрянь?

– Не могу говорить долго, Хрим, – произнес Наглуф. – Тут у нас жуткая паника – и слишком много любопытных ушей. Насколько я понимаю, кое-кто – не будем называть имен – изменил планы, если это, конечно, не ты сам решил рискнуть своей задницей. На случай, если ты этого не знаешь, в системе дежурит крейсер. Ладно, у меня для тебя всего одна настоящая новость, зато какая: нур-Аркад здесь! – Он сделал выжидающую паузу.

Хрим чуть не свалился с кресла.

– Что?

Разве в том чипе не говорилось, что Эсабиан разделался со всеми тремя... нет: «У нас нет информации о его местонахождении».

– Вот именно, – продолжал Наглуф, выждав немного. – Лакомый кусочек для Мстителя, не правда ли? Один из моих людей засек его вчера в космопорте Меррина. Прибыл как частное лицо, документы на имя какого-то высокожителя, но это он, гадом буду.

– Молодчага, Наги. Тебе причитается. Сколько хоппера тебе хотелось бы? – Хрим расхохотался при виде замешательства собеседника, однако оно быстро уступило место деловому расчету.

– Хоппер я достану и сам. Вот если бы ты отдал мне узел, разделавшись здесь, – разумеется, положенный куш тебе...

– Раскатал губу! Двадцать тебе, восемьдесят мне.

Хрим нажал на клавишу отключения связи, не в силах удержаться от хохота при виде смеси жадности и обиды на лице Наглуфа.

«И если от него будут еще неприятности, я найду кого-нибудь, кто сунет ему перо...»

– Дясил, передай на «Новограт», пусть попридержат пальбу. Пора мне переговорить с Его Пустозвонством. Дай мне связь.

Хрим подался вперед в ожидании того, каким будет выражение лица Танри Фазо на этот раз.

* * *

Перелет из поместья Омиловых в столицу оказался недолгим. Деральце пытался представить себе, что думают люди там, внизу, слыша грохот их сверхзвуковой машины. В конце концов он пришел к выводу, что это должно скорее ободрять их, чем тревожить: по крайней мере, это служило свидетельством того, что Архон принимает какие-то меры к обороне.

Столица была ярко освещена. Когда корабль снизился для посадки в правительственном квартале, Деральце увидел в иллюминатор множество мужчин и женщин в военной форме; перемещения их производили впечатление суеты от бестолковых приказов. Ирония происходящего даже позабавила его немного: похоже, судьба назло всему только заталкивала его глубже в систему.

Крышка люка с приглушенным шипением сдвинулась вбок. Усталый адъютант в помятом мундире встретил их у подножия трапа и, отсалютовав, повел через двор к лифту. За дверью их ожидала женщина в офицерском мундире; взгляд её задержался на мгновение на Деральце – настоящий профессионал всегда узнает себе подобных. Во время спуска у него несколько раз закладывало уши. Наконец их провели по короткому коридору, тяжелая стальная дверь скользнула вбок, и слуха коснулся хор приглушенных голосов – обычный шум штабного помещения в разгар операции.

Внутри и в самом деле царила бурная деятельность. С потолка свисали батареи разнообразных мониторов, пульты под ними переливались огнями. Один кадр сменялся другим; на некоторых виднелись на переднем плане ажурные конструкции – эти снимались с узла или одного из синков, на других – звездолеты с причудливыми эмблемами на бортах: зверями, оружием, игральными картами. Деральце обратил внимание на то, что ни одного военного корабля панархистского флота среди них не было. Меж мониторами виднелись странные угловатые предметы – шумопоглотители, благодаря которым в зале, полном народа, все же можно было с легкостью расслышать собеседника.

Тем не менее даже адъютант не без труда вел их сквозь водоворот прессы, посыльных и прочих разноцветных мундиров. В дальнем углу зала Деральце увидел возвышение, к которому они и приближались. Оборотившись лицом к большому экрану, облокотившись на ажурный парапет, на нем стоял Архон, за которым виднелась женщина – точеные черты лица, завязанные в тугой пучок волосы. Время от времени Танри поворачивал голову, чтобы переговорить с ней.

Пробившись ближе к помосту, Деральце разглядел её пульт – большой, гораздо больше, чем у оперативников внизу. Пальцы её порхали над ним с поразительной быстротой. С этого ракурса был виден уже и основой экран – похоже, на него выводилась окнами вся поступающая информация.

Адъютант оставил их, не доходя нескольких шагов до Архона, подошел к нему и сказал что-то вполголоса. Танри повернулся и с усталой улыбкой подошел поздороваться с ними.

– Себастьян, друг мой, – произнес он, крепко стискивая руку Омилова. – И Осри... я не видел вас со времени вашего поступления в Академию. – Он повернулся к Брендону и склонился в безукоризненно точном – ни на градус больше, чем нужно – поклоне. – Ваше Высочество...

Брендон наклонил голову, но Архон уже отвернулся. Деральце не заметил на лице Брендона ни следа раздражения; впрочем, такой встречи стоило ожидать. В любом случае Крисарх не мог не понимать, что визит на планету члена королевской семьи без предупреждения правящего Архона является чудовищным нарушением этикета, не говоря уже о том, что это нарушало Пакт Анархии. И Деральце не сомневался в том, что Архон высчитал время, необходимое для перелета с Артелиона на Шарванн не хуже, чем это сделал Осри, а это придавало не согласованному предварительно визиту криминальный оттенок.

Небрежно сцепив руки за спиной, Брендон подошел к парапету глянуть на то, что творилось внизу. Деральце заметил, что это не укрылось от внимания Архона. Темные глаза Фазо на мгновение задержались на его лице, прежде чем вернуться к Омилову.

– Спасибо за то, что вы примчались так быстро, Себастьян, несмотря на мою невежливость по голокому.

– Все в порядке, Ваша Светлость, хотя признаюсь, я до сих пор не совсем понимаю, почему в такое время из всех людей вы хотите видеть именно меня.

Архон невесело усмехнулся:

– Если честно, причина этого удивляет меня не меньше, чем вас. Посмотрите-ка сюда. – Он жестом пригласил Омилова к экрану, улыбаясь шире обычного, и дал знак женщине за пультом. – Бикара, будь добра, покажи Себастьяну нашего гостя.

Деральце переместился в место, откуда мог наблюдать за экраном и – ненавязчиво – за всеми остальными. Главный экран мигнул, и на нем появилось смуглое лицо в обрамлении копны темных волос, массивное и жесткое, с недоброй улыбкой на губах и ледяным взглядом. Деральце обратил внимание на кривые зубы – деталь, непривычная в обществе, где услуги стоматолога доступны практически каждому. На мужчине был грязный – судя по всему, некогда белый – мундир с богато расшитым золотом воротником.

Осри глядел на изображение с мрачным неодобрением; Брендона же, казалось, более интересовала реакция людей в зале – многие бросили свои дела и повернулись к экрану. Большинство из задранных к нему лиц были угрюмы, но на некоторых виднелась откровенная неприязнь и даже ненависть.

Голос Архона приобрел зловеще-театральный оттенок.

– Итак, Себастьян, знаете ли вы этого человека?

Деральце припомнилась ходившая за Танри слава своеобразного шутника, чувство юмора которого проявлялось в самые неожиданные моменты. Он заметил, что Омилова это слегка застало врасплох – он повернулся к Архону с улыбкой, которая сделалась натянутой, когда он понял, что тот по меньшей мере наполовину говорит серьезно.

– Нет, – ответил он. – И не помню, чтобы встречал когда-либо. А что?

Танри махнул рукой.

– Довольно, Бикара. – Экран очистился и снова разбился на множество кадров, вернувшись в обычный рабочий режим. – Надеюсь, друг мой, вы простите мою любовь к театральным эффектам – в детстве я всегда любил драму: внезапные, застигающие врасплох вопросы, выявление сокровенных тайн... – Он приложил одну руку к груди, а другую с наигранно свирепым видом устремил в грудь Омилову. – И где же вы были в ночь на шестнадцатое Джаспара... – Он широко улыбнулся.

– Пять минут, Ваша Светлость, – произнесла Бикара тоном, не допускающим ослушания.

– Нет, друг мой, никто не обвиняет вас в знакомстве с Хримом Беспощадным – так зовут этого типа, – продолжал Архон, теперь уже серьезно. – Хотя это имя известно каждому капитану, мечтающему получить за его голову неплохую награду. Этот Хрим – рифтер, один из худших, промышляющих работорговлей, воровством и всем прочим, что приносит деньги без особого риска. – Он покосился на экран.

«Рифтеры? Нападающие на одну из центральных систем?»

Деральце начал понимать, что стоит на пороге чего-то куда большего, чем ему казалось до сих пор.

Он посмотрел на Брендона, равнодушно встретившего его взгляд. Весь его юмор разом делся куда-то. В глазах его Деральце читал тот же вопрос: «Какую роль играет во всем этом Маркхем?»

– Но чего ему нужно?

– Вас, Себастьян, – тихо ответил Архон. Омилов пораженно уставился в его лицо.

– Примерно два часа назад одиночный корабль проник внутрь резонансного поля и без предупреждения уничтожил генератор. Спустя несколько минут за ним последовало несколько других судов. – Губы его недовольно сжались. – Мы здесь довольно слабо вооружены: много веков этого и не требовалось. За несколько минут до вашего прихода был уничтожен последний наш корабль – из четырех, которыми мы здесь располагали. – Танри бросил на экран яростный взгляд, потом повернулся к Бикаре.

– Бикара?

– До выхода волнового фронта на полную мощность еще пятнадцать минут, но вероятность того, что сигнал о нападении достиг уже «Кориона», составляет девяносто шесть процентов.

Архон повернулся к Омилову, упреждая его недоуменный взгляд.

– В нашей системе находится на маневрах крейсер «Корион» – в качестве напоминания нашим местным рифтерам, чтобы те не забывали хороших манер... – Он замолчал, заметив явное недоверие на лице Осри. – Жизнь не так благополучна, как на многосерийных чипах. – Он усмехнулся. – Лишь малая часть рифтеров занимается разбоем и грабежами, да и из этих большинство – подобно нашим, местным – предпочитают охотиться на других рифтеров. До тех пор, пока это не выходит за пределы их внутренних разборок, мы не вмешиваемся в их дела.

– Но теперь? – не выдержал Омилов.

– Не знаем, – пожал плечами Танри. – Впрочем, это не важно. «Кориону» полагалось находиться в районе средних планет, не далее, чем в двух световых часах отсюда. Теперь они почти наверняка засекли гравитационный всплеск в момент исчезновения резонансного поля, не говоря уже о выходных импульсах рифтерских судов. – Он хмуро улыбнулся. – И когда он подойдет сюда, уверяю вас, все изменится. Одним словом, после того как подошли остальные его корабли, этот тип Хрим в возмутительном тоне потребовал нашей сдачи... и выдачи ему на руки Себастьяна Омилова со всем его имуществом.

– Что? Что может быть нужно рифтерам от меня?

– Спросите лучше, – возразил Архон, – что нужно от вас Эсабиану Должарскому. Требования выдвигались от его имени. – Он чуть улыбнулся. – У нас тут вышел небольшой спор, чем именно он так накачался.

И тут Деральце словно оглушило: он вспомнил, наконец, кто добавляет слово «Месть» к своему имени вместо титула. Властелин-Мститель. Ярость вскипела в нем, когда до него дошло, кому он продался, чтобы отомстить за то, как безжалостно обошлась с ним система. Он ощутил себя преданным, а потом новая мысль оглушила его, когда он понял, что не вправе рассчитывать на что-то другое.

Я изменил своей клятве, и все клятвы, данные мне, тоже потеряли смысл.

Он снова посмотрел на Брендона – тот следил за обстановкой на экране. Последние остатки чести Деральце, последняя возможность исполнить клятву – все теперь связано было с этой стройной фигурой.

– Эсабиан Должарский... – Голос Омилова осекся. Он поднял деревянный ларец – с момента прихода он так и держал его в руке. – Как он узнал? – прошептал он.

– Простите? – Танри пристально посмотрел на предмет в руках Омилова. – Что вы имели в виду?

– Прошу прощения, Ваша Светлость, – спохватился Омилов. – Похоже, к моему удивлению, что моя самая невероятная догадка подтверждается. – Он открыл ларец, и шар засиял искаженными отражениями огней и красок штабного помещения. – Я получил это всего несколько часов назад – это урианский артефакт, похищенный, как мне кажется, с Храмовой Планеты.

– Карантин первой степени, – произнес Танри.

– Да...

– Выходной импульс, Ваша Светлость, – перебила их Бикара. – Получен идентификационный сигнал – это «Корион».

– Ага! Дайте, пожалуйста, его изображение на экран. Извините, Себастьян, мы вернемся к этому вопросу после того, как Дахави и его команда разделаются с рифтерским флотом. – Он потер руки. – Что ж, я рад – по крайней мере, месть свершу за тех людей моих, что он убил.

– И запалю костер из планов вражеских, – продолжил цитату Брендон.

Танри поднял на него взгляд, а Осри удивленно нахмурился.

Брендон улыбнулся, словно извиняясь.

– Святой Гэбриэль с Дезриена. Он был Верховным Фанистом Магистериума в правление Лишенного Лица, даже память о котором проклята. – Последние слова прозвучали ритуально, словно молитва, и по спине Деральце пробежал неприятный холодок. Жуткие деяния этого Аркада, со дня смерти которого минуло уже больше шести столетий, даже портретов которого в Тысяче Солнц не сохранилось ни одного, были в нынешней ситуации не самой приятной темой для медитации. «Но несчастная планета Великор сняла свой щит...»

Краем глаза Деральце заметил слабое мерцание и перевел взгляд на главный экран, показывавший теперь вид открытого космоса. В правом верхнем углу светился маленький эллипс; россыпь огоньков в левом нижнем обозначала часть рифтерских судов. Отдельные окна на мониторе показывали крупным планом рифтеров и сам «Корион» – пухлое яйцевидное тело, ощетинившееся антеннами и тремя массивными башнями. На одном конце плавность линий корабля нарушалась выхлопами из дюз маневровых двигателей. По изображению на экране трудно было понять истинные размеры «Кориона», но Деральце знал, что длина его превышает семь километров – линкор являлся самым мощным когда-либо построенным оружием. Даже укрытая защитными полями планета не продержалась бы больше нескольких недель против такого корабля – именно на таких зиждился Тысячелетний Мир.

От изображения линкора на главном экране протянулись тонкие светло-голубые линии – разряды боевых рапторов главного калибра. При том, что импульсы неслись со скоростью света, на экране они удлинялись мучительно медленно, протягиваясь к своим целям – те, казалось, не заметили еще появления линкора.

– Отлично! – вскричал Архон. – Он бьет по ним из рапторов, не желая тратить на этот сброд своих ракет.

В штабе воцарилась мертвая тишина – все до одного повернулись к экрану.

* * *

– Ты еще не связался с Архоном, Дясил? – Хрим вскочил, не в силах больше сидеть от возбуждения, нараставшего по мере приближения к развязке. Он обошел мостик, не удаляясь от своего пульта, чтобы быть на месте для разговора с Архоном.

– Нет еще. От защитных полей с лучом творится черт-те что.

На экране продолжал висеть над покрытой радужной дымкой щита планеты «Новограт» – угловатая железяка на фоне плавного изгиба горизонта.

– Эрби! – рявкнул Хрим. – Где этот гребаный линкор?

– Никаких следов, кэп. Может, они вообще ушли из системы?

– Хрен тебе «ушли»! – Хрим побарабанил пальцами по краю пульта: он ненавидел ждать вот так, особенно вблизи сковывающей его действия планеты. В такой близости от поверхности и маневрировать-то под огнем сложно, и скачком не уйти – опасно.

Он бросил еще один взгляд на экран и тут заметил, что «Новограт» на нем даже не шелохнулся. Вот уже некоторое время «Лит» находился на одной с ним орбите. Хрим оглянулся и увидел, что Борган как-то странно склонился над своим пультом, и отсветы мелькают на его лице не в такт изменению оперативной остановки на других мониторах.

Хрим злобно ухмыльнулся.

«Он снова смотрит этот чертов дясилов чип. Ладно, когда все это кончится, устроим из Боргана небольшое развлечение для команды».

Он начал было подкрадываться к ничего не подозревавшему рифтеру, отводя кулак для сокрушительного удара, когда разом произошло несколько событий.

На пульте Эрби замигал индикатор и послышался приглушенный сигнал.

– Выходной импульс! – завопил техник. – Мощный! – Голос его звенел от напряжения.

Борган резко выпрямился и отчаянно хлопнул рукой по клавише.

Хрим раскрыл рот, чтобы выкрикнуть команду, но слова застряли у него в горле, когда «Новограт» на экране совершенно бесшумно дернулся, расшвыривая клочья обшивки. Корабль как-то странно перекосило, и шаровой разряд на мгновение скрыл его из виду, прежде чем он развалился на части и взорвался со вспышкой, столь яркой, что монитор на мгновение вырубился от перегрузки.

Хрим рванулся обратно к своему креслу и протянул руку к рычагу скачка; кто-то взвизгнул: «Линкор!» – и гут оглушительный скрежет заглушил все звуки на мостике «Лита», сменившись почти сразу же низким рыком, от которого содрогнулся весь корабль. Палуба ушла из-под ног Хрима. Он ощутил резкую боль в ушах и почувствовал, как теплая кровь струится по шее; члены свело короткой, но мучительной судорогой, когда луч раптора задел корабль краем.

Другим повезло меньше. Пульт Аллювана разлетелся на куски, и жирный рифтер исчез в облачке красного тумана, когда чудовищный по силе гравитационный импульс прошел прямо через него. Кресло его оторвалось от палубы и ударило в бронированную переборку с такой силой, что на той осталась вмятина. На месте, где он только что сидел, клубилось только облако кровавых брызг, смешанных с черным дымом от сгоревшего пульта.

Хрим с трудом поднялся с палубы, перевалился в свое кресло и рванул рычаг скачка. Как он и боялся, ничего не произошло: первое, что происходит с кораблем, пораженным разрядом раптора, – это сбои в системе подпространственных скачков.

– Управление огнем! – заорал он. – На прицел этого ублюдка! Живо! – Звезды на экране скользнули вбок: корабль повернулся. – Готовь гиперснаряд!

– Гиперснаряд заряжается!

Хрим стиснул подлокотники своего кресла – по крайней мере энергия для стрельбы у них есть. Теперь бы еще несколько секунд... Ему не хотелось думать о том, что случится, если снаряд не так мощен, как обещали: одно дело расстреливать с шуточками астероид и совсем другое – линкор с почти непробиваемой защитой.

«Будь ты проклят, Борган... Когда я...» Только тут он заметил, что до Боргана ему уже не добраться: гравитационный импульс снес тому голову, аккуратно уложив на пульт, откуда она смотрела мертвыми глазами на бессильно обвисшее в кресле тело. Переливающиеся отсветы продолжавшего идти на экране чипа странно оживляли ее.

Тем временем маленькая светлая точка на мониторе Хрима попала в круг нацеленных на нее стрелок.

– Цель захвачена. Гиперснаряд... шесть секунд до полной зарядки.

– Огонь на счет «ноль»!

Наивно надеяться, что линкор – единственный корабль, размеры которого позволяют вооружить его рапторами – даст им второй шанс в случае промаха. До сих пор «Литу» не приходилось встречаться с таким близко: раз или два, когда они вообще видели линкор, это страшилище было не более чем крошечной точкой на экранах заднего обзора, да и так они тут же спасались от него бегством в подпространство. Даже обладая всей мощью урианского приемника энергии, Хриму отчаянно хотелось избежать подобной встречи. Это походило на оживший страшный сон.

Перепуганный капитан-рифтер смотрел на взятую в кольцо прицела точку вражеского линкора, словно надеясь усилием воли удержать её от действий хотя бы на несколько секунд... на те несколько секунд, что ему недоставало. Он почти не слышал крики раненых – многих из них гравитационный импульс от луча раптора лишил рук или ног – а ведь луч задел эсминец лишь краем. Нет, это никак не было верным делом, как обещал им Эсабиан; это было совсем не то, что представлялось ему в приятных мечтаниях о власти и мести. До сих пор его корабль не получал еще таких повреждений. Страх на мгновение лишил его способности ясно мыслить, но его спасла по обыкновению ярость: ярость на Эсабиана, на панархистский флот, на собственный страх. Горло свело судорогой от напряжения, а он ждал – ждал смерти или победы.

 

9

Подземная штабная комната в Меррине огласилась радостными криками, когда лучи рапторов нашли свои цели. Светлые пятна отметили те рифтерские корабли, которые поплатились уже за свою дерзость; вспышка одного из взорвавшихся кораблей была такой яркой, что нижняя часть экрана на мгновение померкла. Некоторое время картина на экране оставалась неподвижной; непонятно было только, почему «Корион» не спешит развить свой успех.

– Чего же он ждет? – не выдержал Осри.

– Проявляемое им великодушие недоступно моему пониманию... – произнес Брендон, словно цитируя кого-то, и Осри сердито покосился на него, словно получил замечание.

Омилов услышал в голосе Крисарха странную отстраненность, и только тут заметил, что Брендон незаметно оставил свою замкнутость, а Архон принимает его как полноправного участника разговора. Омилов ощутил легкую досаду: он уже потерял Геласаара, а теперь, похоже, события, словно сговорившись, отнимают у него и того из сыновей Панарха, который был наиболее близок ему.

Танри вежливо выждал паузу, но Брендон не продолжал.

– Ему нечего бояться их – для того чтобы одолеть линкор, нужно по меньшей мере три эсминца; один они уже потеряли, к тому же они заперты у планеты. И хорошо настроенный раптор – страшная штука. Нет, их песенка спета. Возможно, Дахави снаряжает сейчас абордажные команды.

– Если кто-нибудь из них сдастся. – Судя по голосу Осри, он надеялся, что сдавшихся не будет. – И как... – Он осекся.

Все голоса в помещении разом стихли, когда от одной из светлых точек – оставшихся рифтерских судов – стремительно протянулась цепочка крошечных шариков зеленого света. Гиперснаряд перемещался гораздо быстрее, чем луч раптора. Когда он приблизился к «Кориону», Омилов услышал, как пальцы Бикары отбили стремительную дробь по клавишам, и главный экран, мигнув, переключился на изображение линкора крупным планом.

Огромный корабль окутался ослепительным эллипсом лилового света, потом дальний бок его расцвел зловеще красивым цветком металлических обломков и языков огня. Омилов услышал, как Танри поперхнулся от неожиданности. По корпусу линкора побежали, расширяясь, трещины, и медленно, мучительно медленно, нарастающее свечение внутри «Кориона» превратило линкор в ослепительный ад. Экран на мгновение выключился от перегрузки, а когда включился снова, на нем был только светящийся шар клубящегося газа, медленно таявший на фоне звезд.

Несколько мгновений все молчали; хотя машины в зале продолжали работать, никто не замечал их гула. Постепенно все вернулись к работе, но теперь движения сделались какими-то механическими. Лицо Архона казалось изваянным из обсидиана – застывшее воплощение скорби и упрямого неверия в то, что они только что видели. Короткая, резкая боль пронзила левую руку Омилова, и он тяжело повис на парапете, не в силах оторвать взгляд от экрана.

– Один-единственный снаряд... с эсминца? – Голос Архона звучал хрипло от боли; все тело его словно свело судорогой. – Случайное везение... отказ полей защиты... – Он производил впечатление заблудившегося в потемках, страшащегося того, на что может наткнуться, но тем не менее отчаянно нуждающегося в чем-то, за что можно схватиться.

– Ваша Светлость, – послышался мягкий, но настойчивый голос Бикары. Тревога смягчила резкие черты её лица. – Вас вызывает на связь рифтерский капитан.

Танри недоуменно посмотрел на нее, потом пришел в себя. Голос его вновь обрел командные нотки.

– Дай его на экран,

Смуглое лицо рифтера было обожжено; сквозь копоть по нему стекали ручейки пота. Две струйки крови стекали по шее из ушей, перепачкав красным воротник. За его спиной редел серый дым, все было покрыто розовой слизью, на палубе валялось изувеченное тело с неестественно вывернутыми, изломанными руками и ногами. Зрители в штабной комнате отчетливо слышали полные боли стоны, внезапно оборванные злобным шипением. Хрим бросил на Танри свирепый взгляд.

– Первый раунд за мной, жалкий ублюдок. Твой бесценный крейсер превратился в фотоны. Что выбираешь, полегче или как?

Долгую минуту Архон молча смотрел в лицо рифтеру. Хрим не вынес пристального взгляда и отвел глаза.

– Планета гораздо больше, чем линкор, – повторил Танри терпеливым тоном, словно объясняя очевидную истину лицу, страдающему мозговой травмой.

Потребовалось несколько секунд, чтобы оскорбление дошло до того, кому предназначалось, – рифтер явно не отличался излишней восприимчивостью, зато в штабной комнате это поняли все и сразу.

– Или вам нужно нарисовать картинку? – продолжил Архон после тщательно рассчитанной паузы.

По комнате прокатился дружный смех, и Омилов понял, что Танри говорит с рифтером исключительно для поднятия духа своих людей.

Похоже, Хрим понял только внешний смысл ответа, но лицо его побагровело, а глаза выпучились еще сильнее. Из ушей снова пошла кровь.

– Он похож на Абеляра Голливога, проглотившего свое носовое щупальце! – выкрикнул кто-то из техников, и хохот стал еще оглушительнее. Уголок рта Танри чуть заметно дернулся.

– Ну, как хочешь, Фазо... – зарычал Хрим. Слушатели за пультами возмущенно зароптали: обращение к старшему титулу по имени являлось тяжким оскорблением – рифтерский капитан имел представление об этикете Дулу, достаточное по крайней мере, чтобы сознательно нарушать его. – Сиди себе на здоровье, жди помощи, которая не придет. И щит твой пойдет псу под хвост раньше, чем ты думаешь – может, я даже стрелять тогда перестану. – Рифтер ухмыльнулся и развалился в своем кресле. – Мне не терпится посмотреть, во сколько узлов я смогу завязать твои руки-ноги. Надеюсь, больше, чем раптор навязал из бедолаги Гареша. – Он ткнул пальцем в бесформенное тело на полу и захохотал, но тут же сморщился и схватился за ухо, потом снова подался вперед.

– Кстати, Ваше Пустозвонство, – добавил он, словно в комедийных чипах пародируя аристократический выговор, – я бы советовал вам иметь при себе нур-Аркада, когда я приземлюсь. А то мне может захотеться пальнуть по синку или двум, а может, сжечь пару городов, так я огорчусь от того, что не встретился с самим наследным Крисархом. – Он хихикнул. – Всю жизнь мечтал об этом.

– Вам, право же, стоит завязать с психотропными зельями, капитан, – ответил Архон. – Иллюзорный мир никогда не помогает в реальных делах. – Голос Танри старательно изобразил сочувствие. – Позвольте мне предложить вам кое-что, что действительно в ваших силах. Вы еще пробудете там, на орбите некоторое время... почему бы не потратить его на обучение. Поучитесь дышать в вакууме – это умение вам пригодится, и быстрее, чем вам кажется. – Танри сделал движение рукой, и Бикара отключила связь.

Комната снова наполнилась смехом. Архон подошел к парапету и подался вперед, к зрителям; вся фигура его олицетворяла решимость. По опыту Омилов знал, что всем до одного в штабной комнате кажется сейчас, что темные глаза Архона смотрят именно на него. Снова сделалось тихо.

– Посланные нами за помощью курьеры уже в пути. Даже если этот их снаряд – не случайность, нет оружия, пусть даже самого мощного, способного помочь жалкой шайке рифтерского отребья выстоять перед предупрежденным регулярным флотом. Нам нужно только ждать и держаться, и я не сомневаюсь, что мы продержимся. Все теперь в ваших руках, друзья мои! – Он сделал паузу. – Особенно в ваших, тех, кто отвечает за защитные поля. Помните о том, что на вас надеются ваши друзья – здесь и по всему Шарванну. Свои силу, опыт, веру отдают они вам, чтобы вы использовали их в игре, ставки в которой выше, чем в любой другой. Альфейос продержался три недели до прибытия помощи – вы все видели чипы о том, как они настроили свои щиты против всего, что могла использовать Шиидра. Мы с вами на Шарванне – всего в трех днях от помощи – и нам грозят всего лишь рифтеры.

Он выпрямился, сопровождаемый одобрительными возгласами. Внезапно помещение содрогнулось от неосязаемого, но тем не менее ощутимого удара. Казалось, тряхнуло не воздух; но сами стены, пол, тела людей. На пультах внизу забегали красные огоньки, и смех разом стих.

Омилов с недобрым предчувствием опустил взгляд на Сердце Хроноса, повернулся и увидел беспокойство на лице Бикары, освещенном тревожными красными огнями её пульта. Архон тоже заметил это и подошел к ней.

– Они стреляют по Щиту. – Голос её слегка дрогнул.

– Показания приборов?

Она молчала слишком долго.

– Это... это невозможно, Ваша Светлость.

Её пальцы нерешительно пробежались по клавишам. В голосе её слышался страх.

– Ну?

– Показания на несколько порядков превышают теоретически возможные нагрузки. Если это действительно так, Щит, возможно, продержится еще тридцать часов. Сотрясения земной коры можно ожидать через двенадцать, максимум шестнадцать часов. – Она поколебалась. – Это исходя из того, что мы не дадим им вычислить наши основные резонансные частоты.

– А если нам это не удастся? – очень тихо спросил Танри.

Бикара судорожно сглотнула. Когда она снова заговорила, голос её звучал хрипло и почти неслышно.

– Восемь часов до сотрясений земной коры, Ваша Светлость.

Архон стоял совершенно неподвижно; казалось, он даже не дышал. Наконец он кивнул и отвернулся. Взгляд его скользнул, не замечая, по Осри и Омилову и остановился на Брендоне. Молодой человек не опустил глаз, но дух его заметно пошатнулся. Лицо его побледнело.

Выждав долгую минуту, Архон повернулся к Омилову, указывая на ларец.

– Вы говорили, это может быть как-то связано с атакой?

Омилов кивнул. Он снова открыл ларец и уронил Сердце Хроноса на ладонь Танри. Рука Архона инстинктивно дернулась, когда маленький шар упал в ладонь; когда мозг и мышцы осознали странность поведения шара, по его лицу пробежала тень головокружения.

– Вы сказали, это украдено с Храмовой Планеты? – Он с отсутствующим видом несколько раз подбросил шар, словно не доверяя своим ощущениям. – Похоже, у него нет инерции. Что это такое?

– Я уже говорил этим молодым людям, что не знаю ни того, что это такое, ни его назначения, но это совершенно точно артефакт Ура – и если верить его Стражу из Храма, он способен принести неописуемые разрушения. Название его на их языке невозможно воспроизвести – но он известен как Сердце Хроноса.

– Пожиратель Солнц... иттала Кронос каррее'халал теминандан... – голос Бикары дрожал. – Старая легенда моего народа. Хронос пожирал своих детей, как только они рождались на свет, до тех пор, пока Дауспитар не сверг его, положив начало времени. Но в конце концов Хронос вернется, пожирая солнца, неся с собой вечную тьму.

Штабная комната снова содрогнулась, но тревожных огоньков на пультах на этот раз зажглось меньше. Техники лихорадочно склонились над своими пультами, подстраивая работу генераторов Теслы так, чтобы атакующие не вычислили критические частоты Щита.

– Само имя «Хронос» восходит ко временам еще до Бегства, – заметил Омилов. – Почему-то этот артефакт прислали мне по почте, хотя изначально адресатом значился мой бывший студент, работающий сейчас на Брангорнийском узле.

– Пересадка на пути в Должар. – Танри опустил взгляд на маленький шар. – И вы считаете, что эта вещь так нужна Эсабиану, что он готов развязать из-за этого новую войну?

Омилов посмотрел на потолок.

– Этот корабль там, наверху, превосходит огневой мощью любое судно нашего флота, и я не думаю, чтобы это являлось следствием какого-то прорыва в технологии. Должар никогда не славился своими научными достижениями. Нет, я боюсь, Эсабиан нашел что-то – какое-то устройство – оставленное Уром и вооружил им этих Рифтеров, а возможно, и других. Этот предмет может иметь к этому какое-то отношение.

Некоторое время Архон молчал, размышляя. Комната снова содрогнулась.

– Странно, что он выбрал своей целью именно Шарванн – мы не обладаем никакой военной ценностью. Разве что это Сердце Хроноса и впрямь так важно для него.

Внезапно лицо его вспыхнуло решимостью.

– Ну что ж, отлично. Мы будем отрицать наличие у нас этой штуки, равно как и вас. Бикара, передай на стартовое поле, пусть приготовят бустер с максимальным ускорением, а управлению Щитом – чтобы были готовы приоткрыть поля.

Теперь, когда он нашел способ нанести ответный удар превосходящему его силами неприятелю или по крайней мерс сорвать его планы, Танри казался снова полным энергии и решительным.

Он протянул Сердце Хроноса обратно Омилову.

– Вы доставите это на Арес, на базу. Крисарх Брендон отправится вместе с вами. У нас очень мощный бустер – тысяча «же», стопроцентная компенсация – он вынесет вас за пределы защитного радиуса за какие-то тридцать секунд. Дальше вы пойдете на автопилоте.

Омилов покачал головой.

– Спасибо, Ваша Светлость, но мое сердце не выдержит и десятка «же». Пусть это возьмет мой сын. И потом, я правда знаю об этом ненамного больше, чем рассказал вам.

– Папа, нет! – Осри выступил вперед, лицом к лицу с Танри. – Разве вы не можете дать ему судно помедленнее, отвлечь как-нибудь рифтеров?

– Ваша заботливость делает вам честь, молодой человек, но меньшее ускорение оставит щит открытым на слишком долгое время. Если гиперснаряд угодит в проем в это время... дело может принять неприятный оборот. – Он ухмыльнулся. – Но разумеется, кое-какие сюрпризы для рифтеров будут – некоторые мои предшественники были куда менее доверчивыми, чем я! Полетите вы, как желает ваш отец. Я дам вам сопроводительное письмо для адмирала Нюберга – вы ведь квалифицированный астрогатор, не так ли? – Осри неохотно кивнул, не отводя глаз с отца. – Вот и хорошо. Я попрошу его дать вам пост на Аресе, если вы не против.

Осри бормотал слова благодарности, а отец смотрел на него с теплой улыбкой – подобное предложение равнялось продвижению по службе. Арес был главной военно-космической базой панархистского флота, и местоположение её являлось тщательно хранимым секретом. За место на Аресе боролись не на шутку, ибо служба здесь считалась вернейшим путем к повышению.

Танри повернулся к Брендону, продолжавшему стоять чуть в стороне. Омилов даже порадовался тому, что Танри смотрит не на него. Взгляд этих черных как ночь глаз на темном, словно высеченном из камня лице, пронзал насквозь.

Но Брендон не отвел глаз, и Омилов вдруг заметил позу, в которой стоял Крисарх. Левое плечо Брендона было чуть выдвинуто вперед, к Архону, но опущено – праздному наблюдателю это ничего не сказало бы, но Дулу распознал бы это как подчинение или, скорее, признание ответственности за неправильный поступок. Омилов видел, что Брендон глубоко сожалеет о том положении, в какое невольно поставил Танри и его планету, и понимает, что никакие слова не способны передать этого. Он даже не мог предложить себя в искупительную жертву, чтобы спасти людей, которым угрожает само его присутствие, – клятва Архона заставит Танри отвергнуть подобное предложение, и это будет выглядеть со стороны лишь трусливой попыткой Брендона спасти лицо.

Помолчав немного, Танри кивнул и слабо улыбнулся. Он подошел к Крисарху и протянул руки ладонями вверх в традиционном жесте поклонения аристократа члену королевской семьи. Брендон поколебался, но положил свои ладони на его.

– Что было, то прошло, – произнес Архон. Он говорил тихо, обращаясь к одному Брендону, но Омилов все же услышал это, и благородство Архона тронуло его. Даже стоя перед лицом поражения и возможной смерти, Архон не оставался равнодушен к чужой боли – даже того человека, который вольно или невольно с точки зрения этикета выступил против него.

Брендон ответил ему печальной улыбкой и кивком, отняв руки. Танри снял с пальца свой перстень Архона и протянул его Крисарху.

– Мой младший брат, лейтенант, служит на Аресе. Пусть это принадлежит теперь ему. Наш род будет гордиться тем, что этот знак передан ему потомком рода Аркадов. – Он вложил кольцо в руку Брендона и осторожно сомкнул на нем его пальцы. – Да направит Вечный Свет ваш путь.

Он сделал легкое ударение на слове «направит».

Это ударение не укрылось от Брендона и потрясло его, наполнив голову клочками беспорядочных мыслей. Ему почему-то вспомнился трактат, что он читал однажды, – там говорилось о связи телепатических способностей с генетическим набором, регулирующим процент меланина. Тогда эта теория показалась ему просто отвлеченным научным изыском; теперь же, глядя на темное лицо Танри, вновь поставившего Брендона перед выбором, который – как ему казалось – он уже сделал, он готов был поверить в её правдоподобность. Но как Архон все понял? Впрочем, это уже не важно; его просьба снова заставила Брендона задуматься о будущем, а настойчивый взгляд Танри настаивал на немедленном ответе.

Брендон испытал вспышку негодования, смешанного с ощущением почти мучительного по интенсивности давления на психику. Краем глаза он видел, что многие из техников оторвались от своих пультов и смотрят на него. Судя по выражению их лиц, они вряд ли представляли себе весь гнет обязанностей, наложенных на него одним уже его происхождением – обязанностей, от которых он, похоже, никогда не убежит... «Держит крепче цепей...»

Хотя, если подумать, есть ли у него вообще выбор? От того ощущения свободы, которое он испытал, взлетая с Артелиона, давным-давно не осталось и следа.

– Все будет так, как вы просите, – сухо ответил он. – Напротив, это Дом Феникса должен гордиться таким доверием.

Архон благодарно кивнул, потом отступил на шаг и поклонился еще раз – на этот раз низко: поклон Крисарху, носителю королевской крови.

Брендон опустил взгляд на кольцо у него в руке.

«Смейся, отважный ездок, несись, колесница, запряженная парой сфинксов, устремленная вперед...»

Маленькая, безупречно вырезанная фигурка на кольце казалась почти живой. «Volo, rideo», гласил девиз. Властвуя, смеюсь. «Интересно, правда ли этот юмор передается в семье Фазо по наследству? В памяти его всплыло лето, проведенное в усадьбе Омиловых, когда он был еще маленьким. Высокая чернокожая женщина, гибкая, стремительная, приезжавшая как-то на день в гости. Она много смеялась и не приглушала голос в присутствии Брендона, как это делали женщины, дружившие с его отцом после смерти его матери.

Он снова услышал этот смех и вздрогнул, чуть не выронив кольцо, но на этот раз смех звучал на октаву ниже. Конечно, Танри. Не вдовствующая Архонея, его бабушка. Совершенно тот же смех. Что отличает Аркада в глазах других людей? Что бы это ни было, это отражалось в темных глазах Танри, когда Брендон принимал кольцо – оно лежало сейчас в его руке своеобразным антиподом Сердцу Хроноса. Он надел его на безымянный палец, где всего неделю назад, даже меньше, находился его собственный фамильный перстень. А еще раньше, давно – его кадетский перстень.

Маркхем. Где он сейчас, не над ними ли? Брендон не мог представить себе ничего, что могло бы заставить его друга принять участие в таком жестоком нападении – но ведь они не виделись десять лет. Он отмел эти мысли как недостойные. Себастьян обнялся с Осри и оглянулся на него; возможно, теперь он так и не узнает. Он подошел к ним.

Омилов заметил, что глаза его сына беспокойно шарят по окружавшим их мониторам. «Он совершенно растерян. До сих пор жизнь его протекала по строгому распорядку». Он стал рядом с Осри и заговорил с ним о каких-то мелочах, заставляя сына отвечать до тех пор, пока выражение паники не исчезло из его глаз.

К этому времени сотрясения от ударов рифтерских гиперснарядов по Щиту повторялись с настырной монотонностью, так что к ним почти привыкли. Несмотря на все усилия оборонявшихся, противник медленно подстраивался к базовому резонансу планеты, поскольку поля Теслы, защищая атмосферу от летящей с почти световой скоростью плазмы, все же передавали часть энергии на поверхность. Под потрясающими по мощи ударами рифтерского оружия Щит начинал резонировать – процесс, на который обычно уходили недели.

На помост поднялись двое гвардейцев в красных мундирах и блестящих черных, заостренных спереди и сзади шлемах. Они отдали честь Танри, и Брендон оторвал наконец взгляд от кольца на пальце.

Омилов обнял сына и протянул руки к Брендону, на мгновение сжав пальцы Крисарха. То, что их разговор был прерван, было обидно до боли. «Очень похоже, что я так никогда и не узнаю, почему он пришел ко мне». И хотя в этом не было его вины, он ощутил горечь, как от поражения. Личного поражения.

Они почти поняли друг друга там, на веранде, за минуту до того, как рука Должара дотянулась до Шарванна. На мгновение в памяти его всплыл образ Брендона, стоящего рядом с портретом его матери в кабинете Себастьяна – это было в день первого его приезда в усадьбу и не повторялось больше никогда. «А ведь я не замечал, как он избегает этого». Чего он еще не замечал?

Все равно поздно.

Омилов отступил на шаг, крепко стиснув руки. Голос его звучал немного более хрипло, чем ему хотелось бы.

– Желаю вам обоим благополучно добраться до Ареса.

Брендон снова коснулся рук Архона, потом повернулся и пошел за Осри. Гвардейцы возглавляли процессию, Деральце замыкал. Они шли к выходу, и люди расступались перед ними, не сводя глаз с Брендона. Они вышли из штабной комнаты, дверь с шипением задвинулась за ними, и остались только гулкая тишина коридора и неизвестное будущее.

 

10

ОРБИТА АРТЕЛИОНА

Входя в каюту отца, Анарис рахал'Джерроди ускорил шаг, используя свое превосходство в росте с тем, чтобы заставить шагавших по обе стороны от него охранников-тарканцев выбиваться из сил – что угодно, только бы не отстать от него. Лица их, правда, оставались абсолютно бесстрастными, как того требовал должарский кодекс чести военного.

«Тарка ни-ремор, – подумал он. – Те, кто не отступает». – Он брезгливо скривил рот. Те, кто не думает. Впрочем, если он останется жив после предстоящей беседы, первой встречи с отцом за почти три года, ему придется завоевать на свою сторону и таких, как эти.

«Ибо я не собираюсь меняться, пусть даже те, кто отворил мне глаза, падут все до одного от рук моего отца».

Он вырос на лежащей под ними планете, поверженной и беззащитной перед гневом его отца. В глазах отца он был заложником, хранящим Артелион от мести, для панархистов же – разумом и душой, которые надо было спасти. А кем он был для себя? Ответа на этот вопрос Анарис пока не нашел. Должарец из колена Эсабианов, он вырос в роскоши Артелиона, во дворце отцовского врага, во власти – пусть и ненавязчивой – Аркадов.

Они остановились перед люком отцовской каюты, глубоко в недрах «Кулака Должара». Один из тарканцев негромко сказал что-то в коммуникатор у люка, тот бесшумно отворился, и Анарис, борясь со страхом, шагнул внутрь. Тарканцы остались в коридоре, и люк со зловещей неумолимостью захлопнулся за его спиной.

Каюта была просторная и полутемная. В дальнем конце её виднелась плечистая фигура Джеррода Эсабиана – черная на бело-голубом фоне выведенного на огромный экран Артелиона. Вид планеты, ставшей ему приемным домом, помог справиться со страхом, но тут он увидел фигурку, стоявшую в стороне, и дух его снова пошатнулся. Это была Леланор, в одной рубашке, дрожащая и залитая слезами.

«Что она делает на этом корабле? Почему Барродах не предупредил меня?»

Огромный экран бросал на гладкую, бледную кожу его возлюбленной голубоватый отсвет, окрашивая её в зловещий трупный оттенок, отчего сердце его болезненно сжалось. На мгновение он утратил контроль над собой и шагнул к ней, но тут же остановился, когда отец заговорил.

– Мой палиах почти завершен. Через несколько часов я с триумфом спущусь на Артелион. Мой враг пленен и лежит связанный на борту этого корабля. Двое его сыновей уже мертвы. Младший скоро присоединится к ним.

Мысли беспорядочно роились в голове Анариса, и неожиданное присутствие Леланор сбивало его с толку еще сильнее. Это не помешало ему, правда, испытать некоторое удовлетворение при вести о неизбежной смерти младшего Крисарха. Он невзлюбил Брендона с первого взгляда, двадцать лет назад, и дальнейшее общение с ним не изменило его отношения.

«Он и не знает сам, чем обладает, да ему и все равно. Ну и пусть, все равно он это потеряет».

– Но победа моя неполна, ибо враг мой украл у меня последнего из моих наследников.

«Знай ты это раньше, может быть, ты не так бы спешил убить остальных».

В памяти мелькнул на мгновение образ младшей сестры, исступленно выкрикивающей проклятия отцу, в то время как Эводх пытал её на глазах у отца и перепуганного Анариса, только-только вернувшегося с Артелиона. Остальные его братья погибли подобным же образом, пав жертвой собственных амбиций, пока его воспитывали Аркады.

«Зато теперь у тебя нет выбора. Панархисты сказали мне, как отразились попадания в твой корабль при Ахеронте на твоей наследственности, и до меня доходили слухи о том, каких жалких уродцев ты плодил после этого».

– Но лишить меня и этой доли моего палиаха я ему не позволю. Он превратил тебя в размазню, не способную править по-настоящему, отравив твой дух, – Эсабиан использовал слово «хачка», обозначающее достоинства, передаваемые из поколения в поколение, – такими панархистскими извращениями, как эта их «любовь».

Презрение, с которым его отец произнес последнее слово, только усилилось от того, что ему пришлось использовать понятие из уни, ибо должарского эквивалента ему не было.

– Ты опозорил память предков своим поведением по отношению к этой ничтожной рабыне, словно такая прикотчи способна на достойную борьбу. – Он помолчал, улыбаясь с холодной брезгливостью. – О, конечно, за тобой следили. – Лицо его помрачнело, голос возвысился и зазвенел от гнева. – Возможно ли ожидать нормальных наследников от такого червя?

Он стремительно взмахнул рукой. Сила удара оторвала Леланор от палубы и швырнула о переборку.

Внутри Анариса все сжалось, но он не выказал никакой реакции, пока его возлюбленная, шатаясь, поднималась с палубы.

– И тем не менее ты снова и снова настаиваешь на встрече с этим ничтожеством – эту слабость ты наверняка подцепил у панархистов, ибо в моем роду таких извращений не знали с тех пор, как Дол заложил основание башен в Джар Эмине. – Эсабиан резко замолчал, словно пытаясь овладеть собой; когда он заговорил снова, голос его звучал не громче обычного.

– Однако теперь у меня есть время заняться твоим перевоспитанием, дабы взрастить в тебе дух, достойный наследников Дола – да живет Дол в тебе так, как живет он во мне. Я не потерплю возражений, и у меня снова будет сын.

Анарис бросил украдкой взгляд на Леланор, которую била дрожь. Она крепко прижала локти к бокам и переводила испуганный взгляд с одного на другого: проданная на Должар в рабство рифтерами, она так и не выучила должарского.

Эсабиан одарил его ледяной улыбкой и нажал кнопку на стоявшем рядом столике. Люк в дальнем конце комнаты отворился, пропуская высокую фигуру Эводха; татуировки-карра матово блестели на его бритой голове в свете Артелиона.

– Твой первый урок начнется прямо сейчас. – Он подал знак Эводху. – И продлится ровно столько, сколько потребуется, чтобы избавить тебя от слабости.

Медик крепко взял Леланор за руку выше локтя. Она испуганно вздрогнула и выскользнула из его рук, бросившись в объятья Анариса.

Эводх рванулся к нему. Как только пешж машхадни протянул руку к Леланор, Анарис перехватил его руку и провел прием уланшу, от которого тот врезался в переборку и рухнул на палубу, запутавшись в собственных одеждах.

Не обращая внимания на Эсабиана, он нежно повернул Леланор к себе и осторожно приподнял её лицо за подбородок.

– Не бойся, сердце моего сердца, я не позволю им сделать тебе больно.

Она услышала уверенность в его голосе и прижалась к нему всем телом. Он наклонился и нежно поцеловал ее, гладя её по спине под брезгливо-возмущенное рычание отца и барахтанье пытающегося встать Эводха.

Он почувствовал, как она успокаивается, отвечая на его ласку, забыв о том, что их окружает. Руки её скользнули ему за спину, и он поднял свои руки к её затылку в последней прощальной ласке, потом осторожно вытащил из рукава свой пешакх и вонзил его острое как бритва лезвие в её шею. Клинок без сопротивления вошел ей в позвоночник, и она умерла мгновенно, лишь едва заметно вздрогнув.

Она привалилась к нему, и он ощутил во рту вкус крови. Осторожно опустив её на пол, он выпрямился лицом к отцу.

Откуда-то взялись и бросились к нему охранники; лица их заметно побледнели при виде разгневанного лица Эсабиана. Анарис издевательски улыбнулся отцу.

– Все, что ты можешь предложить, отец мой, – это смерть, а этого недостаточно.

* * *

АРТЕЛИОН

День, когда Мойре исполнилось девять лет, был лучше всех других дней её рождения до той минуты, пока не появились солдаты в черном.

Неделей раньше родители поразили ее, сообщив, что они возьмут её посмотреть на Аврой – на несколько лет раньше, чем это обычно полагалось. А в это утро её папа принес цветы из Дворца, чтобы она подарила их Аврой – он срезал их в саду, за которым ухаживал для самого Панарха.

– Некоторые из них родом с планет таких далеких, что их никогда не увидеть в небе над Мандалой, – сказал он.

От их ярких красок и запахов голова шла кругом. Он держал букет в руках, а Мойра не могла надышаться их ароматом.

– А они не скучают по родному солнцу? – спросила она, вспомнив про Аврой.

Отец улыбнулся.

– Не знаю, малышка. Я стараюсь сделать так, чтобы им было хорошо здесь. – Взгляд его сделался почему-то печальным, и он на мгновение отвернулся, глядя на холмы, возвышавшиеся между их домиком и дворцом.

Мойра отнесла цветы на кухню – там мама под пристальным взглядом Поппо, их косматого черного пса, собирала корзину со снедью.

– Смотри, мамочка, наверняка Аврой никогда еще не видела таких цветов.

Некоторые цветы и правда были совсем необычные; те, что пахли лучше всех, на вид напоминали клубок змей.

Мама улыбнулась ей, убирая остатки еды. Под глазами её были почему-то темные круги.

– Женщины прилетают посмотреть на нее со всех концов Тысячи Солнц, Мойра. Я уверена, она видела и куда необычнее. Главное – это то, что у тебя в сердце, когда ты кладешь их к её ногам.

Тут и папа вошел на кухню, а мама продолжала:

– Ты бы лучше пошла и обула свои лучшие сандалий, а потом припасла бы кусочков для Поппо, чтобы и у него был пикник.

– ...мы ничего не можем поделать, – донесся до нее папин голос. – А Дворец заявляет, что мы должны заниматься своими делами, как обычно.

Когда мать ответила, голос её звучал так, будто она не согласна с этим, но самих слов Мойра не расслышала.

Полет от их дома до Залива Аврой на их аэрокаре оказался совсем недолгим. Мойра сидела спереди, рядом с папой, наклонившись к ветровому стеклу так, чтобы видеть зеленые поля с белыми барашками облаков над ними и рассыпанные по земле крошечные домики.

Потом они перевалили через гряду невысоких холмов, горизонт превратился в прямую как линейка черту, отделяющую серо-синий цвет от небесно-голубого, и они развернулись для посадки на золотом полумесяце пляжа.

Горячий песок обжигал ступни, когда они спускались по нему к воде. Поппо забегал вперед и возвращался к ним, поднимая лапами тучи песка.

Мойра прижимала цветы к груди, глядя на обилие людей в праздничных одеждах. Некоторые наряды она видела раньше только на учебных чипах или на видео, а кое-кто из людей был и вовсе раздет. Гул их голосов эхом разносился над волнами, но разобрать она могла только отдельные слова. Два человека особенно привлекали её внимание – мужчина и женщина, такие высокие, что не смогли бы стоять во весь рост у Мойры в доме; кожа их была матово-черная, глаза – зеленые, а длинные прямые волосы – золотые, как утреннее солнце.

– Вот это место вроде ничего, – сказал наконец папа и тут же принялся сооружать навес для тени. Тонкая серебристая ткань трепетала на ветру, сразу надувшись парусом, но папа быстро закрепил её углы шпильками. Мама расстелила на песке похожий на одеяло бас – он загудел ненадолго, разравнивая неровности песка под собой, и затих.

Папа подошел к Мойре и стал рядом, глядя на столпившихся у кромки воды людей.

– Ну, сегодня их совсем немного. Ты даже сможешь побыть с ней немного наедине.

Сзади к ним подошла мама и прижалась к папе.

– Хоть это хорошо, – непонятно сказала она, но Мойра была слишком увлечена тем, что раскинулось перед ней, чтобы удивляться словам.

Они не спеша начали спускаться к маленькой толпе у воды, оставив Поппо сторожить одежду. Папа снова улыбнулся.

– Помнишь, что ты сказала, когда в первый раз увидела картинку с Аврой?

Мойра кивнула:

– Я расстроилась, потому что решила, что все люди, которые остались на Утерянной Земле, такие же, как она.

Они встали в конец короткой очереди – у всех стоявших в ней в руках были цветы. Высокие черные люди с рыжими волосами оказались прямо перед ними. От них пахло чем-то сладким и пряным. Она попыталась заглянуть вперед, чтобы хоть краешком глаза увидеть Аврой, но перед ними стояло слишком много людей.

Мойра оглянулась на родителей.

– Таких, как она, нет больше в Тысяче Солнц, правда?

– Нет, – ответил папа.

– Мы нашли много странных людей, но таких – ни разу, – добавила мама, прижавшись к папе еще крепче. Папа почему-то смотрел в небо и хмурился.

Он обнял её рукой, потом опустил взгляд и снова улыбнулся.

– Так и должно быть. Она дорога нам именно тем, что одна такая. – Он сел на песок рядом с Мойрой и взял её за руку. Его пальцы были крепкие и теплые, и Мойра видела въевшуюся у ногтей землю, от которой он уже никак не мог избавиться.

– Ты, Мойра, еще слишком маленькая, чтобы понять, но... – он еще раз покосился на небо, – но мы решили, что уже пора.

– Я знаю, – радостно ответила она. – Ниора и так здорово мне завидует. Её родители сказали ей, пусть подождет, пока ей не исполнится двенадцать.

Он кивнул, открыл рот, словно собираясь сказать что-то, но вместо этого сжал губы.

– Обычно так и положено, – сказал он наконец. – Поэтому ты должна внимательно выслушать, что скажет мама.

Он встал, а мама, напротив, присела рядом с ней на корточки.

– Помнишь, что я говорила тебе про символы?

Мойра кивнула.

– Это вроде как картинки к рассказам, слишком большим, чтобы описать их словами.

Мама обняла ее, но тут же отпустила, положив руки ей на плечи.

– А иногда они таят в себе истории, которые мы не поняли бы по-другому, настолько они для нас древние и сложные. Ты уже знаешь историю Аврой, знаешь, почему она сидит здесь, глядя в морскую даль – ведь она никогда уже не сможет вернуться домой. История Аврой – про нас самих: про тебя, меня, папу, про всех людей на этом пляже, во всей Тысяче Солнц.

– И про Поппо тоже?

– И про Поппо, – кивнула Мама. – И про котят, и про лошадей, даже про деревья в Саду Древностей. – Она взяла Мойру за руку и осторожно сжала. Её пальцы были мягкими и прохладными. – Никто из нас не может вернуться на родину. Мы покинули её две тысячи лет назад и никогда уже не сможем вернуться. Как она. Вот почему мы взяли её с собой – чтобы она напоминала нам об Утерянной Земле.

Очередь понемногу двигалась вперед. Людей перед ними делалось все меньше; люди за ними терпеливо ждали. Мама нагнулась и погладила цветы у нее в руках.

– А эти цветы – как разноцветные истории о нашей жизни в Тысяче Солнц. Они прекрасны и необычны, как миры, в которых мы живем. – Она выпрямилась. – Ступай, дочка, положи их в морскую пену у ног Аврой и загляни ей в лицо – внимательно загляни.

Немного напуганная неожиданной маминой серьезностью, Мойра повернулась и подошла к кромке воды. Вокруг стояли люди, но около самой Аврой образовалась пустота, и песок был усыпан цветами, которые то и дело подбрасывали набегающие волны. Мойра подошла ближе и остановилась. Какими бы наглядными ни были видео, они и вполовину не передавали этого ощущения долгих, долгих веков, въевшихся в это бронзовое лицо.

Мойра стояла неподвижно, а в сердце её теснились чувства, каких она никогда еще не испытывала. Морская вода холодила ей ноги, покрыв их пеной и цветами, а она все смотрела на это юное женское лицо, на эту коленопреклоненную фигуру, на эти глаза, глядящие куда-то вдаль, на мир, куда она никогда уже не вернется.

Мойра словно ощутила на своих плечах гнет горя, слишком большого, чтобы выразить его словами, и выпустила из рук цветы – они упали в воду у ног статуи. Набежавшая волна сняла их с песка и вынесла на берег за её спиной, только несколько стебельков зацепились за бронзовые плавнички на ногах Аврой. Мойра вытерла глаза и осторожно дотронулась рукой до бронзовой щеки, оставив на ней слезы, которые Она не могла выплакать.

Мойра постояла так еще немного, не сразу обратив внимание на странный свист. Начавшись совсем тихо, он постепенно нарастал и заглушил печальный плеск волн Залива Аврой. Какое-то движение в небе привлекло её внимание, и она подняла взгляд; люди на берегу почему-то с тревогой смотрели в сторону моря. А потом тишину летнего дня разорвал великанский голос.

– ВНИМАНИЕ! ВСЕМ НЕМЕДЛЕННО ПОКИНУТЬ ПЛЯЖ! БРОСЬТЕ ВЕЩИ И НЕМЕДЛЕННО ПОКИНЬТЕ ПЛЯЖ!

Она быстро обернулась и увидела летящий над заливом серебристый аэрокар со знаком Солнца и Феникса на боку. Откуда-то с земли протянулся луч зеленого света, на мгновение коснулся его, и аэрокар исчез в огненной вспышке. Большой кусок раскаленного металла с визгом пронесся в воздухе и врезался в землю совсем близко от Мойры, обдав её с ног до головы горячими брызгами и песком. Когда она опустила глаза, он шипел, остывая, на дне маленького кратера; цветы вокруг пожухли и скорчились от жара.

Мама бросилась, схватила её и вытащила на берег. Папа плечом раздвигал перед ними толпу кричавших в страхе и смятении людей, и тут на гряде холмов за пляжем показалась цепь солдат в черном. Они не приближались; они только равнодушно смотрели на них, держа оружие на изготовку, и толпа вдруг замерла на узкой полосе песка. Солдаты стояли так близко, что Мойра видела эмблему – красный кулак – на их мундирах.

Высокий черный человек с рыжими волосами шагнул вперед, подняв руки и повернув их ладонями к солдатам.

– Мы не окажем вам сопротивления, – произнес он на уни. – Позвольте нам...

Он так и не договорил – один из солдат лениво шевельнул стволом и нажал на курок. Волосы на голове у черного человека с треском вспыхнули от разряда, и он медленно, ужасно медленно повалился на песок. Высокая женщина, стоявшая рядом с ним, закричала и бросилась на его тело; солдаты не пошевелились.

В наступившей тишине Мойра услышала низкое гудение, и вдруг в руку ей ткнулся мокрый нос. Вздрогнув, она опустила взгляд: Поппо стоял, весь дрожа и поджав хвост под ноги, а она и утешить его не могла. Несколько резких порывов ветра растрепали её волосы – это из-за холмов вывалились и опустились на песок за солдатами несколько пузатых транспортных кораблей.

Люки их отворились, но у Мойры на мгновение затуманился взгляд, и она услышала раскатистый грохот, словно это Телос колотил рукой по голубому куполу неба. Звук был даже не очень громкий, но настойчивый. Она огляделась по сторонам в поисках его источника – многие в толпе делали то же, – но не увидела ничего, что могло бы служить его причиной.

Из транспортных кораблей высыпали новые солдаты в черном и вывели с собой людей, многих в дворцовых одеждах или в элегантных нарядах Дулу – и у всех на лице был страх.

– Они же из дворца! – прошептал отец. – Зачем они пригнали их сюда?

Папин голос прерывался от потрясения.

– Что это за солдаты? – спросила Мойра. – И что они здесь делают?

– Они с Должара.

Она покатала незнакомое слово на языке. Дол-Жар, последний слог напоминал ей кашель, который одолевал её когда она простужалась. Противный звук, но почему-то он вполне вязался с угрюмыми лицами солдат.

Рокот наполнял теперь уже весь воздух, заглушая перепуганные крики толпы и всхлипывания овдовевшей женщины. Земля отвечала на него трепетом – не землетрясением, но мелкой дрожью, словно скалы глубоко под ногами пробуждались от тысячелетнего сна.

Один из прилетевших с солдатами Дулу, невысокий человек в бордово-золотом мундире, спорил с солдатом в остроконечной шапке и кольцами на рукавах, который все пихал ему в руки листок бумаги. Мужчина сердито замотал головой, разорвал бумажку пополам и скомкал. Солдат вытащил из-за пояса длинный нож с зазубренным лезвием и полоснул его по горлу, отступив на шаг, чтобы не испачкаться кровью. С минуту он смотрел на то, как дергается Дулу на покрасневшем песке, потом махнул стоявшему рядом мужчине, чтобы тот поднял бумажку.

Мужчина подчинился, но очень медленно. Лицо его было бледным и мрачным; поговорив о чем-то с солдатом, он повернулся лицом к толпе.

– Слушайте все! – крикнул он. Голос его звучал приглушенно от гнева. – Услышьте все и восславьте нового Повелителя Мандалы, спускающегося во славе, Джеррода Эсабиана, Аватара Дола, Властелина-Мстителя Королевств Должарских!

Он порывисто махнул рукой куда-то в сторону моря. Медленно, словно не веря, толпа повернулась.

Мойра подняла глаза на родителей. Оба смотрели в небо. Мамино лицо напряженно застыло, а папино казалось просто напуганным.

– Но они же не могут! – прошептала мама. – Они не должны. Только не линкор! – Она крепко стиснула руки, и большой перстень флотского офицера блеснул на пальце.

Вслед за ней Мойра подняла взгляд и увидела высоко в небе над морем яркую, голубоватую звезду.

Она быстро увеличивалась в размерах, превращаясь в серебряное яйцо, из которого торчали металлические шипы, окруженное жутким сиянием защитных полей. На боку его красовался кроваво-красный кулак, стиснувший пучок молний. Небо потемнело, пока он спускался к Заливу Аврой, становясь все больше и больше, пока не перестал умещаться в поле зрения, а он все продолжал расти. Раскаленные добела столбы вырывались из его дюз и упирались в море, а вокруг них кольцами клубились облака конденсата. Жар обрушился на людей, словно из адской печи, а от грохота вибрировали кости.

Море посереди залива вскипело, и облака пара заволокли корму корабля. Линкор был невероятно велик, он заполнил залив от края до края, а носовой части его все еще не было видно – до нее было целых семь километров.

Яростный порыв ветра и кипящей пены налетел на берег и обварил Мойру. От него жутко пахло чем-то вроде горелого пластика и рыбного супа. Она слышала, как скулит от страха Поппо, как визжат в толпе. Она видела, как солдаты хладнокровно испепеляют всех, кто пытался бежать. Те, что стояли ближе всех к воде, исчезли в ужасных кипящих волнах; в просветы клубящегося пара Мойра видела торчащие из кипящей воды руки и ноги. Когда она несколько минут назад смотрела в лицо Аврой, чувства её казались слишком большими, чтобы высказать их словами, но теперь все её чувства делись куда-то, словно она смотрит противный видеочип. Она подняла взгляд.

Огромный корабль завис теперь неподвижно, заслонив собой небо. Рев его ходовых полей отдавался болью в костях и сводил желудок. Люди вокруг Мойры сгибались от рвоты и бились в конвульсиях. Папа стоял на коленях, уткнувшись лицом в песок и зажав уши руками. Мама обнимала его; на руках её вздулись вены. Мойра до крови прикусила губу, но что-то заставляло её смотреть дальше.

Вдруг в стене бело-голубого пара, поднявшегося от испарившегося залива, блеснул луч золотого света. Он превратился в круг света, в центре которого виднелась маленькая фигурка мужчины в черной одежде, сидевшего на золотом троне на конце толстого красного луча. Вокруг него роились молнии, очерчивая шар защитного поля, а перед ним разбегались волны песка и пара. Пляж раскалился докрасна под его троном, неумолимо приближавшимся к охваченной страхом толпе. «Это похоже на Харубана – Короля Демонов из сказки», – подумала она, и тут поняла, что он движется прямо на Аврой.

Она смогла встать на ноги и закричала на него, но голос её потерялся в обезумевшем мире. На мгновение Мойра увидела силуэт Аврой на фоне зловещего сияния трона Короля Демонов. Потом бронзовая фигура засияла красным, потом белым и растеклась бесформенной кипящей пеной, когда трон пролетел над ней и с шипением опустился на песок.

Съежившись рядом с родителями, Мойра увидела, как высокий человек встал из трона и оглядел весь тот ужас, что он сотворил. Лицо его было еще бесстрастнее, чем у солдат. А потом, когда он шагнул на землю своего нового демешне, звенящая чернота окутала девочку, и она погрузилась в блаженное небытие.

 

11

ОРБИТА ШАРВАННА

На мостике «Лита» воняло потом, дымом и кровью, и к этому примешивался кисловатый запах рвоты и кровавой слизи, оставшейся от жертв попадания разряда раптора. Двое рабов отмывали палубу и соскребали с переборки останки Аллювана, в то время как бригада техников колдовала над обломками пульта невезучего рифтера. Желтый огонек на пульте управления свидетельствовал, что глубоко в недрах «Лит» заряжается очередной гиперснаряд – в тисках магнитных ловушек плазменный узел набирает энергию, ожидая импульса, который пошлет его через подпространство к цели, тогда как сложные законы пятого измерения наполнят его по дороге новой энергией.

Впрочем, Хрим ничего этого не замечал – все его внимание было приковано к экрану. Он жадно смотрел на то, как очередной гиперснаряд ударил в Щит Шарванна у южного полюса, где угол между осью вращения планеты и её магнитной осью ослаблял сложный пространственно-временной резонанс, возбужденный полями Теслы. От места попадания по радужной дымке, закрывающей теперь планету почти до экватора, разбежались кольца переливающегося света.

Внезапное движение привлекло к себе внимание Хрима – это техник за пультом управления огнем резко выпрямился и, довольно ухмыляясь, оглянулся на него.

– Что там у тебя, Пили?

– Критическая частота! Я её нашел! Она стоит у них сейчас на автомате – еще часов шесть, ну максимум десять – и Шарванн затрясет как кровать веселья в дешевом борделе!

– Ну-ка сунь монету в щель, Фазо! – хохотнул Хрим. – Надеюсь, получишь извержение вулкана прямо у себя под задницей. – Мостик взорвался оживленными комментариями, из которых выделялся дребезжащий тенорок Пилиара. – Отлично сработано, Пили! Еще десятая доля процента на твой счет.

Пилиар радостно ухмыльнулся: при том наваре, что обещала эта операция, даже десятая доля процента означала больше денег, чем он видел за всю свою карьеру.

Пока Хрим предавался сладостным мечтам о скором падении Шарванна, в памяти его всплыла какая-то давняя история. Вроде бы какой-то Панарх выпустил гиперснаряд по планете после того, как та сняла защитные поля. И они еще сделали ему потом в наказание что-то ужасное, вот только что? И уж Эсабиан наверняка сделает с ним что-нибудь пострашнее, если он ненароком разнесет в клочья то, что нужно Властелину-Мстителю от этого ублюдка Омилова.

– Только ты уж проследи, чтобы не шмальнуть по ним ненароком после того, как они поднимут лапки кверху, – предупредил он техника на всякий случай. – Мне нужна планета, полная добра и рабов, а не золы и трупов.

От шести до десяти часов! Хриму припомнилась дорогая яхта, которую они захватили однажды, полная холеных богатеев, собиравшихся в шестимесячный круиз по срединным звездам. То-то был для них сюрприз, когда откуда ни возьмись появился «Лит» и влепил им из лазерной пушки прямо в движок! Он рассмеялся, вспомнив, какое лицо было у капитана перед тем, как он сжег его.

– Кэп? – удивился Дясил.

– Помнишь ту елочную игрушку со Свободы?

– Ага! – Дясил расплылся в широкой улыбке. – Мы тогда еще первыми побаловались этими курносыми штучками!

– Я вот все пытаюсь представить, каково это будет – то же самое, только помноженное на несколько тысяч?

Народ на мостике зашелся от восторга. Целая планета! Прошло уже несколько веков с тех пор, когда кому-то удавалось захватить планету, – а теперь такое творилось по всей Тысяче Солнц.

Гул непристойных замечаний внезапно смолк, и Хрим повернулся. У люка стоял, спрятав руки в складки тяжелого облатского халата, Норио. Помедлив еще немного, темпат ленивой, грациозной походкой подошел к нему. Вокруг них с капитаном сразу же возникло кольцо отчуждения – остальные члены команды поспешно углубились в свои дела.

Норио огляделся по сторонам. Легкая улыбка играла на его полных губах. Отсвет огоньков на пультах играл на его гладко зачесанных назад темных волосах, и его вытянутое лицо казалось еще худее обычного.

– Не дай мне отвлекать тебя, капитан, – мягко произнес он. – Я только хотел разделить с тобой радость мести над теми, кто так долго желал твоей смерти.

Хрим улыбнулся и чуть кивнул, но тут же отвернулся обратно к экрану. У него редко находились подходящие слова для Норио, особенно на людях, но тот, похоже не особенно в них и нуждался, несмотря на тот факт, что темпаты читают только эмоции, не мысли. Норио переместился на обычное место за его спиной, у правого плеча, и начал осторожно массировать голову от затылка до уха. Хрим блаженно расслабился, невольно выгибаясь как кошка, которую гладят.

Мостик вздрогнул – магнитные ловушки высвободили новый гиперснаряд, – и одновременно с этим Норио коснулся его виска. Пах Хрима свело острым наслаждением, и он не смог сдержать легкого вздоха.

– О да, – произнес темпат, когда Хрим повернулся к нему. – Это для того, чтобы тебе тоже было хорошо. – Глаза его блестели, губы едва заметно дрожали. – И чтобы я смог полнее разделить твою радость.

– Кэп? – в голосе Эрби звучало напряжение. Хрим свирепо повернулся к нему, но сдержался, заметив на его лице тревогу.

– Я засек два следа. Кто-то болтается недалеко от нас с наружной стороны. Не наш.

– Военный? – возбуждение, охватившее Хрима в ожидании нового залпа, разом куда-то делось, и он сел обратно за пульт. Линкор вполне мог успеть выпустить абордажные шлюпки, а для этих, почти невидимых приборами, похожих на кинжал суденышек, под завязку набитых морской пехотой, «Лит» был бы идеальной мишенью.

– Вряд ли. – Техник покосился на свой пульт и нажал несколько клавиш, на что монитор откликнулся замысловатым узором. – Судя по выхлопу, скорее старомодный гравилет.

Хрим пожал плечами. Если это не военный... что ж, там, наверху, полно ребят из Братства. Должар не жалел затрат.

– Если он так мал, нам нечего бояться. Но на всякий случай проследи за ним и дай знать, если он предпримет какие-нибудь действия. Что еще?

– Из Меррина. Они передают что-то по высокочастотной. Я пока не расшифровал, что.

«Черт! Там, должно быть, шлюпки... Или проникающие ракеты... Этот ублюдок Барродах говорил, что планета беззащитна. – Хрим зашипел от бессильной злобы. – Всего лишь один линкор!»

Положение все более усложнялось, и он чувствовал себя беззащитным, торчащим на самом виду.

– Гареш... – вот блин! Он уже мертвечина. – Метиджи, удвоить количество вахтенных и раздать тяжелые лучеметы. Разместить дополнительные наряды в машинном, в оружейной и у входа на мостик! – Он ткнул пальцем в сторону люка.

Высокая женщина, заменившая Гареша, наклонилась к пульту и торопливо заговорила в микрофон; вытатуированная на её шее змея извивалась в такт движениям челюсти.

Хрим повернулся к Норио:

– Тебе лучше спуститься вниз.

Темпат кивнул и повернулся, чтобы уйти. Собранные на затылке волосы тускло блеснули, и Хрим вдруг ощутил странную пустоту в груди, представив себе Норио, лежащего на палубе с обугленной дырой от бластера в спине. Темпат обернулся, глянул через плечо на капитана, и уголок его рта хитро дернулся вверх. Потом он вышел; Хрим услышал только шелест его халата, когда тот перешагивал через высокий порог люка.

Минутой спустя оттуда донеслись совсем другие звуки, топот и лязг металла – это команда начала устанавливать тяжелые бластеры на станках-треногах. «Ну да, и им положено еще быть в тяжелых скафандрах». Он поколебался немного, потом решил, что команда и так достаточно на взводе. В крайнем случае устроить разнос он еще успеет. «От постоянного напряжения они могут рехнуться».

Впрочем, от принятого решения ему не стало легче, и он позволил злости разгореться в себе сильнее – как поступал всегда. Этот ублюдок Фазо еще пожалеет, что родился на свет... После того, как отхаркается собственными зубами.

Хрим повернулся обратно к экрану. Еще один сгусток яркого света ударил в Щит планеты у полюса и расплылся медленно меркнущим сиянием. Архон, скорее всего, здорово нервничает сейчас, что бы он там ни говорил. На минуту Хрим засомневался, стоило ли ему упоминать о Крисархе. Теперь, когда Фазо известно, что он все знает, не попытается ли тот укрыть нур-Аркада или переправить его в безопасное место? Лучше подстраховаться.

– Дясил, соедини меня с Мармором и Риттеном, поговорить надо.

В ожидании связи Хрим размышлял, есть ли у него возможность перехватить корабль Крисарха, если тот все же попытается бежать, не разнеся его при этом к чертовой матери. Похоже, что нет, решил он, когда капитаны «Когтя Дьявола» и «Эстила» появились на экране. Хорошо хоть, не было ни малейшего сомнения в том, откуда может стартовать Крисарх – согласно справочнику, на Шарванне имелась только одна оборудованная стартовая площадка для импульсных ракет, а только такой корабль мог уйти от планеты со включенным Щитом.

Он отдал обоим приказ о перехвате, добавив:

– ...и если вы сможете подбить его, попав точно в движки, и доставить его мне в целости и сохранности – отлично. Но если кто из вас даст ему уйти, я повешу его яйца на стену вместо украшения, а остальную часть отдам позабавиться Норио. – Хрим демонстративно почистил ногти когтем от ботинка, наслаждаясь тем, как застыли их взгляды на сверкающей стали. – Если, конечно, останется что после того, как я кончу.

Хрим одарил Таллиса особенно неприятным взглядом; тот попытался изобразить беззаботную уверенность, но добился лишь того, что глаза его выпучились еще сильнее. Он напомнил Хриму панцирную змею, которую держал как-то на корабле кто-то из команды. Та тоже делала выпад, чтобы укусить, и тут же пряталась в своей скорлупе из скрепленных слюной камешков. «До того раза, как она просчиталась, попробовав тяпнуть меня». Он пошевелил ногой, несколько раз убрав и выпустив когти.

Он открыл уже рот, чтобы продолжать, когда в голову пришла новая мысль: «Если их предупредить, я потеряю половину своей эскадры. Уж Мармор-то наверняка не останется здесь, если узнает про опасность нападения абордажных шлюпок. И потом, чем больше мишеней, тем больше шансов уцелеть мне».

Хрим рассмеялся, зная, что это тоже произведет впечатление на собеседников, и выключил связь. Развалясь в кресле, он насладился зрелищем пуска еще одного гиперснаряда; сотрясение корабля в момент выхода сгустка плазмы из ускорителя отозвалось в его теле волной горячего возбуждения. Глядя вниз, на обреченную планету, он испытывал ни с чем не сравнимую смесь похоти, наслаждения местью и жажды разрушения, заволакивавшую взгляд багровой пеленой. Шесть, максимум десять часов...

* * *

Деральце шагал по бесконечным коридорам, не отставая ни на шаг от Брендона, Осри и охранника. Осри имел вид человека, вконец отупевшего от обилия мыслей, да и шел он так, словно ногами его шевелил кто-то другой. Брендон так и не сводил взгляда с кольца на пальце, держа его так, будто оно жгло ему кожу. Впрочем, прочитать его мысли по лицу было невозможно, хотя усталость и обострила его черты, разом состарив на несколько лет.

Радужное сияние в небе окрашивало ожидавший их корабль кровавым цветом. Воздух был тяжелый, хотя гроза, от которой они улетели, сюда еще не дошла, и в каждом звуке Деральце мерещился далекий гром. Он остановился, чтобы посмотреть на небо, и замер: то, что он видел на экране, внезапно предстало перед ним во всей своей реальной красе. Над его головой раскинулся архипелаг буйных красок, исполинских полотнищ, переливающихся на небосклоне. На его глазах от южного горизонта разлилось белое свечение, сменившееся разбегающимися кругами. При том, что свет был не таким уж и ярким, освещавшие квартал правительственных учреждений фонари казались на его фоне тусклыми и лишенными смысла.

Битва чудовищных энергий в космосе превратила Шарванн в маленький, хрупкий островок жизни, и Деральце почувствовал себя еще беспомощнее. Ему почти хотелось, чтобы эти чертовы рифтеры высадились наконец; враг лицом к лицу – вот это понятно, вот к этому он хорошо подготовлен, но так вот...

Он пошатнулся, борясь с головокружением: планета словно пыталась вырваться у него из-под ног от очередного удара с орбиты. Только секундой спустя до него дошло, что это ему не кажется. Землетрясение, хоть и небольшое. Он услышал приглушенное ругательство Осри и обрывок объяснения старшего охранника, пропускавшего Брендона в люк шаттла: «...небольшие подвижки неизбежны. Как бы мы хорошо ни амортизировали разломы, полностью рассчитать напряжения земной коры невозможно...» Планета начинала входить в резонанс с сотрясениями от рифтерских снарядов. У Шиидры при осаде Альфейоса на это ушло больше двух недель. Что же это у них там такое? Он еще раз посмотрел на небо и, почувствовав нетерпение охранника, следом за Осри вошел в люк.

Плазменные двигатели шаттла ожили, не успела еще захлопнуться крышка люка, а когда Деральце пристегнулся наконец к сиденью, они уже летели над пригородами Меррина. Корабль едва заметно вздрогнул, миновав звуковой барьер, а потом тишину нарушал лишь слабый свист двигателей.

Перелет до стартового поля бустеров прошел в полном молчании. Деральце чувствовал, что сын Омилова пытается найти для себя оправдания тому, что бросил отца здесь, и не находит. Брендон с непроницаемым лицом следил за тем, как пилот управляет маленькой машиной.

Сколько им лететь отсюда до Ареса? За исключением самых высших должностных лиц Панархии, местонахождения главной военно-космической базы не знал никто, и информация об этом хранилась только в шифрованных чипах вроде того, что находился в навигационном компьютере их спасательного корабля, да и у них время от времени менялись пароли, не говоря уже о том, что Арес перемещался с места на место. Непостоянство любой информации об Аресе являлось жизненно важной составляющей боеспособности флота, и тайна эта охранялась старательнее других. Вспомнив, что Брендон и Осри в последний раз виделись как раз после того, как Маркхема лит-Л'Ранджу исключили из Академии, Деральце решил, что перелет будет не из самых веселых. А что потом? Арест, суд – и над ним, и над его подопечным.

Деральце покосился на Брендона – понимает ли он это? Крисарх все с тем же непроницаемым лицом пристально смотрел на кольцо Архона. Знает.

В иллюминаторе замелькали огни стартовой площадки, и Деральце отбросил в сторону мысли о будущем. Прежде им предстоит пережить еще сам запуск: если не случится чуда, висящий над планетой эсминец накроет их в момент прохождения Щита.

Не дожидаясь окончания проверки бортовых систем, техники из стартовой команды помогли им облачиться в скафандры. Упругий дайпласт, призванный защищать от чудовищных перегрузок, а также от возможной потери воздуха, холодил кожу Деральце до тех пор, пока автоматика не отладила систему терморегуляции и он не перестал ощущать его – так не ощущают собственную кожу. Только когда он пошевелился, скафандр дал о себе знать легким сопротивлением движению.

Брендон покончил с подгонкой скафандра раньше и теперь стоял у окна, глядя на подготовку модуля к старту.

Рядом с ним Осри хмуро требовал подтянуть скафандр здесь... теперь здесь и здесь. Время от времени чувство головокружения и легкие сотрясения земли под ногами напоминали о нарастающем напряжении земной коры. Как у любого механизма, у генераторов Теслы имеются уязвимые места: Щит, цель которого – перераспределять силу удара, меняя его вектор на девяносто градусов, может выдерживать попадания гораздо дольше, чем хрупкие, рукотворные города способны устоять перед вызванными этой энергией тектоническими процессами в земной коре.

Наконец небольшой экипаж на магнитной подушке доставил их к кораблю. На маленькой платформе они и сопровождавший их техник поднялись к люку. Деральце смотрел на искаженные изгибом обшивки отражения их лиц – алое сияние небес придавало всему неземной, адский оттенок. Интерьер курьерского бустера способен был вызвать приступ клаустрофобии; два противоперегрузочных кресла за охватывающим их пультом, вырост которого тянулся назад, заходя между ними; никаких иллюминаторов – только два экрана. У расположенного сзади пассажирского кресла не было и этого.

Деральце помнил этот корабль по чипам, что так тщательно штудировал Брендон в Академии: курьерский бустер класса «Ультра». В памяти всплыл менторский голос диктора: «Представьте себе два пухлых кресла, водруженных на двигатель, достаточно мощный для фрегата». Вне зависимости от того, где находится Арес, ничто не доставит туда быстрее этой штуки – а больше от нее ничего и не требуется. Удобство пассажиров в замысел конструкторов не входит.

Деральце пробрался на заднее сиденье и заставил себя расслабиться, слушая последние наставления техника. Быстрые, точные движения женщины, её сосредоточенность странным образом успокаивали.

– В момент старта постарайтесь расслабиться, – советовала она негромким, чуть хрипловатым голосом. – Не пытайтесь задерживать дыхание и не пугайтесь, если покажется, что вам не хватает воздуха – скафандр проследит, чтобы вы получали ровно столько кислорода, сколько надо. Десять «же» вам выдерживать не больше пяти секунд, пока не минуете Щит. – Она улыбнулась. – А дальше вас поведет компьютер, хотя я на всякий случай запрограммировала пульт генца Омилова на ручное управление.

Деральце вдруг охватила паника, усугубленная теснотой кабины. Что бы ни случилось, он ничего не сможет поделать, даже дотянуться до органов управления.

Техник включила пульт и со словами: «Желаю удачи», – вылезла наружу, захлопнув за собой люк. Осри нервными движениями пальцев пробежал по клавишам, проверяя управление. Пульт Брендона, точно такой же, как у Осри, оставался темным, за исключением нескольких индикаторов связи. На глазах Деральце Брендон настроился на частоту поста управления.

Корабли, подобные этому, считались давно уже устаревшими. Когда-то их создавали в попытке добиться больших стартовых ускорений, передавая энергию двигателям с помощью громоздких наземных лазеров; теперь такими пользовались лишь военные, да и то только в чрезвычайных обстоятельствах. Деральце испытывал максимальное ускорение лишь однажды, еще курсантом. Их с Брендоном старт с Артелиона не превышал по перегрузкам одного «же»; Крисарху вряд ли приходилось переносить десять «же» дольше, чем короткое мгновение – в моменты их учебных боев с Маркхемом. Эти-то бои и послужили поводом для их отчисления из Академии.

Кстати о Маркхеме...

«Интересно, – подумал Деральце, – где сейчас Маркхем?»

Знает ли он о перестрелке, идущей сейчас у них над головой?

Резкий голос диспетчера оторвал его от этих мыслей.

– Управление Щитом, говорит стартовая площадка Лаггам. Мы готовы к старту.

Ответа он не слышал. Кабина осветилась красным, на экранах замелькали строки последних предстартовых инструкций, а мгновение спустя ремни, натянувшись, прижали его к креслу. С легким щелчком опустилось забрало скафандра.

Теперь голоса с земли доносились до них из шлемофонов.

– Начинаем стартовый отсчет... – Деральце понял, что земля ждет следующего попадания в Щит, после которого неминуемо последует пауза. – ... четыре... три... два... один... Пуск! – последнего слова он почти не расслышал, так как в тот же момент вся Вселенная обрушилась на него, и он на некоторое время ослеп.

На бесконечно долгое время...

* * *

Таллис мрачно глодал ноготь, созерцая тактическую обстановку на экране. Северное полушарие Шарванна было залито светом, волнами разбегавшимся от экватора.

«Коготь Дьявола» висел в полной полетной готовности на орбите, развернувшись дюзами ускорителя в координаты, указанные Хримом. На этот же экран были выведены меньшие изображения окружающего их космоса; столбцы цифр отмечали объекты, слишком мелкие или далекие, чтобы их разглядеть. Яркое пятно неподалеку означало «Эстил», другое – бледнее и почти незаметное на фоне планеты – «Цветок Лит». Кроме них на экранах виднелось множество мелких точек – спутников связи, метеорологических спутников, а также обломков, оставшихся от недавнего боя. Собственно, именно эти обломки так беспокоили Таллиса: идеальное прикрытие для припасенных панархистами сюрпризов.

Что означала эта шифровка? Кто – или что – принял её и как ответил? «Они что-то затевают. В этом мусоре что-то прячется». Словно чья-то холодная рука коснулась его спины при мысли о поджидающих своего часа панархистских морских пехотинцах.

– Доложить тактическую обстановку, – безмолвно приказал он.

«Непосредственной угрозы в настоящий момент не наблюдается, – ответил бесстрастный голос логоса. – Согласно приказу продолжается наблюдение за обломками. Перемещение их продолжает оставаться хаотическим».

Таллис попытался расслабиться, оставив контроль над тактической обстановкой машине. До сих пор она вела себя безукоризненно. Её советы помогли «Когтю Дьявола» выйти из боя без единой царапины, записав при этом на свой счет пару вражеских кораблей. Что еще важнее, команда считала это делом рук Таллиса. Благоговейный страх на лицах некоторых из них наполнял его незнакомым возбуждением. Он развалился в кресле, наслаждаясь приятными воспоминаниями об этих минутах.

По основному экрану побежала строка свежей информации, и он беспокойно зашарил взглядом по малым экранам, страшась в любой момент пропустить появления чего-то важного на том из них, куда он не смотрит. «Коготь Дьявола» списали из панархистского флота больше трехсот лет назад, но даже так на этих отремонтированных синдикатом Карру мониторах было слишком много информации, чтобы Таллис чувствовал себя в своей тарелке. Он понимал, что логосы разбираются в этом без труда, но не мог заставить себя отказаться от попыток самому понять смысл информации на дисплеях, что стоило ему дикой головной боли.

Экран снова замерцал – компьютер настраивал новое изображение, и на этот раз Таллис вздрогнул, когда некоторые светлые точки слегка изменили свое положение. Он торопливо оглянулся...

Он торопливо оглянулся – лишь один из техников заметил его реакцию. Он встретился взглядом с Андериком, и тот молча кивнул на свой экран. Он-то знал, чем угрожала им эта шифровка, пусть все остальные и не догадывались об этом.

Таллис задрал подбородок и смерил Андерика самым ледяным взглядом, на который только был способен. «Ах ты, мерзкая длинноносая сорока! Подержи-ка язык за зубами...»

Техник поспешно опустил глаза и отвернулся к своему пульту, неестественно съежившись от напряжения. Таллис позволил себе торжествующую ухмылку.

«Жаль, что этого не видит Лури...» Таллис побаловал себя размышлениями о том, что бы такого сделать, дабы напомнить Лури, Андерику и прочей команде, кто на «Когте» хозяин. Потом, вспомнив, что послужило причиной инцидента с Андериком, вновь сосредоточился на своем экране, оставив разборку на потом.

Таллис увидел большое размытое пятно – узел – и порадовался тому, что подвесил «Коготь Дьявола» так близко к этому крупнейшему на стационарной орбите поселению. Так близко – по крайней мере ему хотелось в это верить, – что линкор не посмеет бить по ним из рапторов, опасаясь задеть своих. Тот факт, что это решение подсказали ему логосы, не заслонял того, что купил-то логосов он сам, так что общая заслуга в этом, можно сказать, его.

«Хрим считает себя таким хитрым – но я-то видел, на что похож теперь его мостик». Таллис брезгливо дернул носом и грациозным, тщательно продуманным жестом коснулся клавиши крупного плана. Теперь, когда с линкором разделались, стоило бы уйти подальше от этой махины. Вряд ли, конечно, на Узле имеется серьезное вооружение – слишком это сооружение громоздко и уязвимо. Однако среди цилиндров, лепившихся друг к другу наподобие кристаллов в друзе, имелось слишком много укромных местечек для каких-нибудь неприятных сюрпризов...

Кристалл... Недурно! Пожалуй, пришедшее ему на ум сравнение и впрямь удачно. Таллис склонил голову набок, в зону действия микрофона, и начал надиктовывать это в журнал. Он настолько увлекся поэтическим творчеством, что не услышал слабого позвякивания браслетов и неровного стука каблуков, не заметил того, как все до одного на мостике разом повернули головы, как бывало всегда при появлении Лури. Затем мягкая, частично перетянутая шелком плоть сделала попытку целиком влиться в его ухо. Это сопровождалось волной аромата, который Таллис определил как Приворотные Духи Диких Джунглей.

Он поморщился. Могла бы научиться не лезть, когда не надо. Он повернулся – прямо перед его глазами колыхались необъятные телеса, с близкого расстояния заметно напоминавшие Большой Каньон на Альте Магнума. На мгновение глаза его сошлись к переносице, потом он осторожно отстранил ее.

– Тал-лис, – произнесла она раздельно, на вдох и выдох. Это сопровождалось колыханием телес, вновь привлекшим все до единого мужские взгляды.

Таллис разрывался между злостью на то, что она ослушалась его приказа, и нарастающим желанием, которое она разжигала своим присутствием во всех особях мужского пола, да и в некоторых женского.

– Что тебе, Лури? – недовольно спросил он.

Ее пухлая нижняя губа обиженно выпятилась, потом она медленно сложила губы бантиком, чтобы запечатлеть на его щеке влажный поцелуй.

– М-м-м-м, – промычала она. – Не сердись на Лури. Лури подумала, тебе понравится немного шакриян. Ты тааак доооолго не спускался отсюда. – Она завершила фразу новыми колыханиями плоти – настоящими цунами – и переместилась ему за спину. – Ты так устааал... – её пальцы скользнули по его шее, повыше жесткого, расшитого золотом воротника, и начали массировать мышцы у основания черепа.

Таллис заметил, что посмотреть на Лури обернулись все мужчины на мостике. Все, кроме Андерика – этот, разумеется, тоже смотрел на нее, но у него одного хватило ума сидеть так, что от него не укрылось бы любое изменение обстановки на экране. «Они все дураки, и Андерик хуже всех, так как он умный дурак», – мрачно подумал он. В нормальной обстановке он прогнал бы Лури с мостика, но сейчас он испытывал острую потребность подразнить эту чертову лису Андерика и потому развалился в кресле, вытянув ноги в блестящих ботинках и наблюдая сквозь полуопущенные веки за реакцией команды. Нинн, лысеющий голливог за пультом управления огнем, шумно сглотнул слюну, и Таллис не без удовольствия перевел взгляд обратно на экран.

– Тал-лис, – мягко пропела Лури.

– Да? – ответил он чуть нетерпеливо – пусть команда позабавится.

– Ты просидел здесь так до-олго. – Снова эти две ноты, бархатистые, мягкие. – Когда ты спустишься к Лури?

Таллису пришлось приложить некоторое усилие, чтобы не расплыться в блаженной улыбке от неприкрыто похотливого призыва в её голосе.

– Скоро, скоро, – беззаботно отозвался он. – И не забудь врубить гравитацию обратно, – добавил он вполголоса.

– Ооооох, – она снова капризно надула губы. – Но при четверти «же» столько всего можно делать...

«Ну да, даже стоять прямо». Она настаивала на пониженной гравитации у себя в каюте, так как это заметно облегчало зрительно её фигуру.

– Ничего такого нет в том, что кого-то мутит в невесомости, – буркнул он.

Пальцы её продолжали разминать его шею, и мягкий голос не стихал ни на мгновение.

– Лури так уста-ала, она придумала мно-ого... но-овых... заба-ав... Лури нужен дру-уг...

Этот интимный разговор начинал уже действовать ему на нервы. Он выпрямился в кресле.

– Мы все равно ничего не можем делать, – произнес он, даже не пытаясь скрыть раздражения, – пока этот прыщ Хрим не даст нам знак, а он там явно развлекается вовсю.

При упоминании Хрима Лури брезгливо фыркнула. Таллис погладил её по руке.

– Не думай об этом жалком ублюдке, – произнес он покровительственным баритоном. – Я же обещал, что не подпущу его к тебе.

Ответ её последовал с крошечной задержкой, но все же тоном, не позволяющим усомниться в искренности:

– До тех пор, пока ему будет казаться, что Лури хочет этого, он не станет.

Она снова испустила вздох, который он в равной степени услышал и ощутил, и возобновила гипнотическое поглаживание его шеи и затылка. Помолчав немного, она продолжила свои жалобы на одиночество – все тем же беззаботным, призывным голосом. Таллис отвечал ей все реже, а потом до него вдруг дошло, что её монолог продолжается без всякого поощрения с его стороны. Так может быть, она говорит вовсе не с ним?

Он резко повернул голову и увидел, как Андерик, повернувшись на сто восемьдесят градусов, не отрываясь, смотрит похотливым взглядом куда-то поверх головы Таллиса. Один вид блуждающей улыбки на его мерзкой морде заставил Таллиса выпрыгнуть из кресла.

– Тал-лис! – Лури отпрянула, и её большие круглые глаза наполнились обидой – ну как же, разговаривая вроде как с ним, она соблазняла одновременно всех этих ублюдков, особенно – судя по похотливой роже – этого Андерика!

Горя праведным возмущением, Таллис свирепо смотрел на нее, не находя подходящих слов. Ни одно из изощренных должарианских проклятий, что он разучивал так старательно, к этой ситуации не подходило.

– Обманщица! – завопил он в конце концов, побагровев от злости и забыв при этом следить за собой, так что глаза его выпучились еще более обыкновенного. – Будь ты проклята! Убирайся с...

Зловещий красный огонек, загоревшийся на одном из дисплеев тактической обстановки, насторожил его за миг до того, как ослепительный свет залил на мгновение все экраны, и тут же корабль тряхнуло, словно от удара исполинской руки. Экраны заполнились мельтешащими хлопьями – компьютеры захлебывались информацией, наведенной лазерами снаряда за мгновение до того, как он взорвался.

– Таллис! – взвизгнула Лури. – Я не понимаю...

– Инфоснаряд! – рявкнул Таллис. – Ульгер! Настроить датчики! Визуальные в первую очередь! – Он бросился обратно в кресло, и рука его застыла над рычагом скачка, готовая ударить по нему при первом признаке того, что за первым снарядом панархистов следует что-то поопаснее. От того, чтобы прыгнуть, не дожидаясь этого, его удерживал только страх перед Эсабианом и Хримом.

«Доложить обстановку!»

Он был так потрясен, что чуть не заговорил вслух.

«Фрииж-нииш валла зу-опош нри фаземпт, – скрипучим фальцетом отозвался логос. – Восстановительный алгоритм задействован, – продолжал он уже на три октавы ниже. – Пожалуйста, не уходите со связи. – За этим последовало громкое пение на языке, которого таллис не знал. – Мазу, мазу, мии рамеш болгоятни...» От одного этого звука голова начинала болеть, а глаза – слезиться.

Он выбил дробь на клавишах пульта, сумев наконец сделать голос чуть тише. Экраны частично очистились от снежных хлопьев, демонстрируя Щит, превратившийся в бешено вращающийся водоворот света. Прямо над центром этого безобразия стремительно вырастал узкий луч.

– Кэп, Щит раскрывается!

«Рамеш ниинор ггунгли пунгла...» Таллис тряхнул головой, словно пытаясь вытрясти этот безумный голос и освободить хоть немного места для собственных мыслей.

– Нинн! Они запустили бустер! Запеленговать и зарядить гиперснаряд!

Коренастый рифтер набрал команду и в бессильной ярости стукнул кулаком по пульту.

– Заряжается! Но я ни хрена не могу поделать, пока этот недоносок не вернет компьютеру зрение!

Ульгер злобно забарабанил по клавишам своего пульта, на что тот откликнулся замысловатым переливающимся узором из сотен цифр и значков, наложившимся на остаток изображения и окончательно скрывшим их мишень. Техник испустил злобный вопль и бессильно уронил руки.

Андерик бесцеремонно выдернул его из кресла, швырнув на пол, и прыгнул на его место. Таллис открыл было рот, чтобы одернуть его, но так и не произнес ни звука, ибо экраны начали очищаться.

– Ну давай же... – ворковал Нинн, ласкающими движениями едва касаясь клавиш. – Давай... давай же, моя лапочка... открой глазки...

Казалось, он молится маленькой голове Горгоны, которую водрузил над своим монитором. Она холодно поблескивала в огнях пульта, и взгляд её мертвых глаз с каждой минутой становился все неодобрительнее. Картина дополнялась хрипом валявшегося на полу Ульгера.

Эти звуки напомнили Таллису ритуальное удушение, которое продемонстрировал ему как-то его спонсор из клана Карру; идиотское завывание логоса служило этому жутковатым фоном.

«Бужа ларримнишш т-храмен...» Таллис напряженно вглядывался в экран, на котором бустер, все еще неясно видный сквозь строки бегущей информации, уверенно стремился прочь от планеты, навстречу свободе. Лури прижалась к нему и дрожащей рукой одернула прозрачное платье.

– На нас напали? – спросила она приглушенным голосом.

Таллис бросил на нее раздраженный взгляд. Меньше всего ему сейчас было нужно, чтобы его отвлекали: он и так почти ничего не соображал из-за этих идиотских голосов в голове.

– Нет, – бросил он через плечо. – Это подвох. Ловушка, подстроенная этими карра-проклятыми панархистами.

Он сопроводил должарианское слово драматическим жестом, но успел заметить при этом, что Андерик поморщился. До Таллиса дошло, что его техник присутствовал при том их единственном разговоре, когда Эсабиан произнес это слово – значит, Андерик запомнил тогда то ощущение отдаленного грома, которое придавало слову должарианское произношение, которого сам он не мог воспроизвести.

Лури ни разу еще не слышала, как говорит Эсабиан – да и не особенно скрывала того, что не горит таким желанием. Тем не менее она погладила Таллиса по затылку; Таллису припомнилось, как она говорила однажды, что он привлекательнее всего, когда злится. Как это ни странно, прикосновение её руки снова разожгло в нем желание. Уже не в первый раз он заподозрил, что её генетический набор позволяет ей продуцировать феромоны или что-то в том же роде. Как иначе объяснить её чудовищную, неодолимую сексуальность?

– Убирайся с мостика, – пробормотал он взяв себя в руки и постарался придать своему голосу необходимую строгость. – Андерик...

– Иду, капитан, – перебил его техник. Безукоризненная вежливость, с которой тот произнес эти слова, показалась Таллису оскорбительной и угрожающей одновременно, так что он на всякий случай переключил внимание на Нинна, чье сражение с компьютером выродилось в беспомощный детский лепет напополам с изощренными проклятиями. Таллис ни разу не видел его ни с женщинами, ни с мужчинами, и в такие минуты он понимал, почему.

– Эй, Нинн, сколько еще можно трахаться с этим гребаным управлением огнем?

Ответом ему послужила трель мелодичных сигналов с пульта Нинна, и техник торжествующе повернулся к нему, подняв вверх большой палец.

– Взял на прицел гадов!

– Так стреляй же, болван! – сорвался на визг Таллис: уходящий бустер находился уже на предельной дальности для стрельбы. Потом он вспомнил, что управление стрельбой переключено на него и в ярости стукнул кулаком по красной клавише.

 

12

Диарх Теппль болезненно сглотнул и слизнул еще одну пилюлю из расположенной под забралом шлема аптечки, не отрывая при этом взгляда от цели. Эсминец находился почти в радиусе досягаемости – всего в нескольких секундах дальше, чем стоило бы для гарантированного проникновения сквозь его защитные поля.

«Из тридцати только шестнадцать еще на что-то годны, и нет надежды, что нас поддержат огнем».

Что бы ни послужило причиной взрыва «Кориона», им были уничтожены остальные три абордажные шлюпки, и он же сильно повредил «Шершня», а тридцать находившихся на его борту морские пехотинцев получили критическую дозу радиации. Почти половина из них уже умерли, сварившись заживо в своих противоперегрузочных ваннах, а остальные знали, что жизни им осталось от силы несколько часов. «Хорошо еще, если часов, – подумал он, скорчившись от приступа дурноты, насколько позволил ему тяжелый боевой скафандр. – Хорошо еще, я не успел включить сервомоторы... Я бы вырвал ванну к чертовой матери».

По прозрачному дисплею на забрале пробежала надпись: предупреждение, что скопление обломков, в которых они укрывались до сих пор, медленно относит их от неприятеля. Если они собираются атаковать, это надо делать немедленно. Что ж, они рассчитали все, насколько могли. Даже в своем полуживом состоянии, решил он, они имеют еще шанс одолеть построенный двести лет назад эсминец с рифтерским экипажем. Он опробовал голос – хриплый, но сойдет – и нажал на клавишу интеркома.

– Закрывай лицо, девочки, если не хотите надышаться вакуума. Приготовиться к ускорению.

Древнее напутствие абордажной команде было встречено хором аналогичных откликов, тут же стихших – нескольких пехотинцев стошнило, и они поспешно отключили связь.

Диарх загерметизировал свой шлем и включил программу атаки. По барабанным перепонкам ударил пронзительный глас фанфар Феникса, под звуки которых ходили в атаку все боевые корабли Аркадов с тех пор, как Джаспар I провозгласил мир во всей освоенной человечеством части Вселенной. Потом компьютер включил двигатели, и времени на разговоры или размышления уже не осталось.

* * *

При всей своей настороженности Хрим почти не успел увидеть абордажную шлюпку, которая ударила в корпус «Лит» прямо под мостиком, отрезав его от оружейной и машинного отделения. Особенно густое скопление обломков, оставшихся от недавнего боя, позволило панархистам скрытно подойти к ним почти вплотную для последнего броска. Он заметил только длинную, узкую иглу, смертоносная симметрия которой нарушалась лишь оплавленным потеком на боку, и тут же нос её скрылся в ослепительной вспышке, а экран померк,

«Лит» болезненно содрогнулся, и пол ушел из-под ног рифтера, когда направленный ядерный удар пробил защитное поле эсминца, и шлюпка с экипажем, защищенным от чудовищных перегрузок гравиполем, ринулась в образовавшееся отверстие. Хрим рухнул обратно в кресло. На мгновение заложило уши – это автоматически задраились люки, изолировав мостик, и тут же взревела сирена предупреждения о разгерметизации. Еще несколько секунд спустя сквозь палубу донесся приглушенный хлопок, и в памяти его всплыли кадры из приключенческих клипов его детства: носовая часть шлюпки взрывается, выпуская поток разъяренных, вооруженных до зубов, закованных в броню морских пехотинцев.

– Дясил, дай мне изображение лучеметных расчетов! – рявкнул Хрим. – И отследи эту гребаную пехоту! Поджер, повреждения?

– У меня ничего, снаряд заряжается... пошел.

В нижней части экрана высветились четыре окна. Три из них показывали боевые расчеты, дежурившие у оружейной, машинного отделения и мостика; всеобщее внимание привлекло четвертое. На нем виднелась цепочка громоздких фигур в сверкающей броне, по одной возникающих из зияющей пробоины в переборке; усеянный металлическими обломками коридор вокруг них корежился и начинал плавиться. Секунду спустя окно вспыхнуло ярким светом и погасло.

– Блин, ушли – чтоб их логосы затрахали, засранцев! – не выдержал Дясил. – Лучеметы! – Он забарабанил по клавишам, а Хрим выкрикивал тем временем команды расчетам, которые уже напяливали на себя легкую броню. Она не защитит, конечно, от попадания лучеметного разряда, как защитила бы сервоброня пехотинцев, но все же не даст изжариться в лучах энергии, излучаемой стенами коридора.

– Вот они! – завопил Дясил, и на экране снова показались пехотинцы. Теперь их осталось только четверо: один стоял на коленях у открытого инспекционного люка, опустив в него выдернутый из рукавицы тестер. – Минуточку! – взвизгнул Дясил. – Нет, нет, мать твою, не смей! – Он хлопнул рукой по клавишам, но было уже поздно. Динамики испустили веселую птичью трель, сопровождающуюся потоком тарабарщины на экранах. А еще через мгновение этот поток исчез, как исчезла и вся бортовая информация, и на экранах остался только пылающий диск Шарванна. Пехотинцы взломали компьютеры управления кораблем,

– Пимма морушка хай даценда нафар! – Голос Хрима сорвался от страха и злости. Эти гады рвали «Лит» на части, а он и поделать ничего не мог. Если он только выберется из всего этого живым, он скормит этому Барродаху его же собственный язык за обещание легкой добычи. Вид нового гиперснаряда, ударившего в щит, мало поднял ему настроение; резервный пункт управления огнем мог справляться с этим безо всякого труда, но ему это помочь не могло ничем – он сидел взаперти на мостике, не имея возможности выйти, и даже не знал, что происходит. Единственное, что его утешало еще, так это то, что шлюпка была только одна. И к тому же поврежденная.

– Дясил, ублюдок вонючий, сейчас же свяжи меня с расчетами! Эрби, обеспечь компьютеры! – Хрим был слишком напуган, чтобы дополнять приказы обычными угрозами. Рука его зависла над пультом, но тут он вспомнил, что не может рисковать безопасностью Норио. Ругаясь, почти срываясь на визг, он бросился к оружейному сейфу и кинул несколько двуручных лучеметов тем членам команды, которых можно было еще отвлечь от пультов, не забыв оставить один себе.

Эрби пригнулся к своему монитору так низко, что сквозь тонкую рубашку проступили острые позвонки; пальцы его мелькали с невероятной быстротой, но на главном экране так ничего и не изменилось.

– Даю звук, Дясил, – бросил он. – Раз, два, три...

Хрим судорожно стиснул рукоять оружия, не спуская глаз с люка. Динамики ожили, наполнив мостик ревом бластеров, криками и стонами.

– Машинная палуба, – объявил Дясил. Все до одного на мостике слушали не шелохнувшись, как будто так они могли понять ход слышимого, но невидимого боя.

Вздрогнув, Хрим сообразил, что не все, что он слышит, доносится до него из динамиков. Свирепым взмахом руки он заставил Дясила убрать звук – и теперь уже все слышали продолжающийся шум из-за люка. Дверь заскрипела и затрещала – с той стороны по ней стреляли из лучеметов. Хрим схоронился за спинкой своего кресла; остальные члены дежурной вахты тоже искали себе убежище, нацелив стволы на люк.

Шум стих. Теперь из-за люка доносилось только негромкое постукивание. В горле у Хрима пересохло от тошнотворного страха. Все это было слишком взаправдашним – вот она, та неизбежная участь, которой он ждал, пусть даже не признаваясь себе в этом, в бессонные ночные часы, о которых никто не знал.

И тут с грохотом, таким громким, что он на мгновение совершенно оглох, два языка иссиня-белого пламени прорвались через люк, забрызгав весь мостик каплями расплавленного металла. Хрим не удержался от вскрика, когда жидкий, липкий огонь шмякнулся ему прямо на лоб. Кто-то за его спиной пронзительно заверещал. Почти сразу же в образовавшиеся отверстия просунулись два крюка, впились в металл, крышка люка с протестующим скрежетом подалась наружу и исчезла, лязгнув о палубу. Двое пехотинцев, взвыв сервомоторами своих боевых скафандров, отшвырнули её куда-то дальше.

Почти твердый на вид луч из оружия, слишком тяжелого, чтобы держать его без помощи сервомоторов, прочертил пылающую борозду в палубе и уперся в и без того уже поврежденный пульт Аллювана, разом уничтожив все то, что с таким трудом чинили всего пару часов назад. Затем на глазах у оцепеневших Хрима и его команды луч пробежал обратно к державшему лучемет пехотинцу и прожег сквозное отверстие в палубе у его ног. Устрашающая, закованная в броню фигура медленно опустилась на колени. Еще через несколько секунд лучемет истратил заряд и смолк, оставив в палубе зияющую дыру с оплавленными краями. Пехотинец оставался коленопреклоненным.

Второй пехотинец в проеме люка продолжал неподвижно стоять, полуопустив свой лучемет. Несколько секунд никто не шевелился, и тогда Хрим трясущимися руками навел свой лучемет ему прямо в забрало и нажал на спуск. Некоторое время зеркальный дайпласт выдерживал разряд, потом пехотинец начал заваливаться на спину.

Теперь на мостике снова воцарилась тишина, если не считать шипения и треска коротких замыканий в повторно развороченном пульте и стонов кого-то сильно обожженного. Хрим не решался выходить из-за своего укрытия, с опаской вглядываясь в фигуры лежащих панархистов. Никто не шевелился. Выждав еще немного, он выпрямился и подошел к тому пехотинцу, что лежал навзничь – палуба вокруг второго оставалась слишком горячей, чтобы по ней ходить. По наблюдавшим за этим рифтерам пробежал ропот, когда Хрим, поколебавшись секунду, поднял башмак и уперся пяткой в забрало лежащего. Потемневший от жара дайпласт подался, и стальная шпора провалилась внутрь.

Кровь медленно сочилась из раны от Хримовой шпоры на лице панархиста, а еще из глаз, из носа, рта, даже из пор. Лицо убитого было ярко-красным от жестокого ожога, и из трещины в забрале тянуло кислым рвотным запахом. Они, наверное, схлопотали это при взрыве «Кориона». Невыразимая тяжесть свалилась с души Хрима, и жуткое, унизительное ощущение беспомощности исчезло, не оставив и следа. Хрим оглянулся на экран – там как раз вырвался из пусковой трубы очередной гиперснаряд. Значит, панархисты облажались и там.

Потом он оглянулся на то, что осталось от оборонявшего мостик расчета. Почерневшие трупы, спекшиеся в единую массу с покореженной чудовищным жаром броней; из трещин в обугленной плоти сочилась густая красная жижа. Только на нескольких из лежащих пехотинцев виднелись следы лучеметных разрядов – некоторые из них, возможно, были даже еще живы, хотя Хрим сомневался, что они протянут долго. Замысловато выругавшись, он уставил лучемет в треснувшее забрало неподвижного пехотинца и нажал на спуск.

Краем глаза Хрим уловил какое-то движение. Он поднял взгляд и уставился прямо в лицо Норио. Широко раскрытые глаза темпата казались безумными, и на мгновение Хрим увидел в них собственное отражение – кроваво-красное от пылающего в шлеме поверженного пехотинца огня, окутанное дымом и сладкой вонью горелого мяса. Достаточно кошмарное зрелище; во всяком случае, его хватило, чтобы Хрим очнулся от охватившего его помрачения.

Он снял палец с курка и медленно выпрямился. В наступившей неестественной тишине он услышал дыхание Норио и собственный тихий смех.

– Насыщение, Йала, – прошептал Норио, обводя взглядом разгромленное помещение и техников на мостике – кого скорчившегося от боли, кого застывшего от потрясения. Все до одного избегали воспаленного взгляда Норио; Дясил отшатнулся, когда темпат вдруг двинулся с места. Взмахнув полами одежды, тот склонился и дотронулся рукой до умирающего матроса из лучеметного расчета, осторожно откинул ему волосы с глаз, опустился рядом с ним на колени и замер. Хрим услышал его прерывистое, свистящее дыхание сквозь зубы. Матрос дернулся и умер. Темпат выпрямился, бросил на Хрима мутный взгляд и молча вышел.

Дясил облизнул растрескавшиеся губы, исподтишка косясь на капитана, и Хрим вспомнил, что панархисты вывели из строя их компьютер. В другой обстановке Хрим мог бы и отдать Дясила Норио за то, что тот не смог помешать этому, но не сейчас.

Он снова посмотрел на экраны.

«Ты поплатишься за это собственной шкурой, Фазо!»

– Дясил, Эрби, – произнес он вслух. – Выясните, что происходит внизу. – Голос его звучал ровно, почти без эмоций, и оба поспешно углубились в работу. – Метиджи, санитары, уберите их отсюда. – Он махнул стволом лучемета в сторону мертвых и раненых.

По мере того как на мостик поступали доклады из разных точек корабля – нападавшие и там потерпели поражение, – жизнь на нем постепенно возвращалась в нормальное русло. Однако когда новая смена пришла заступать на вахту, им пришлось обходить Хрима – тот так и стоял у люка с лучеметом в руке, тупо глядя на разгромленный корабль.

* * *

– Внимание, Бикара! – Танри ткнул пальцем в главный экран. Стрелки курсоров сошлись на точке в левом верхнем его углу, и из этой точки протянулась к зависшему в центре экрана «Эстилу» светло-голубая линия. Изображение уменьшилось – в нижней части экрана открылись три окна, на которых виднелись все три зависших над планетой рифтерских эсминца.

– Сближение с целью номер один под прикрытием славного мусорного рифа Банн-Утуло.

Танри даже улыбнулся, столько гордости было в её голосе. Даже прожив внизу, на планете двадцать лет, она до сих пор считала орбитальное поселение Банн-Утуло своей родиной. В свое время её преданность вместе с поддержкой клана Утуло оказали совсем еще молодому Архону неоценимую услугу. Танри улыбнулся про себя, вспомнив слова того репортажа двадцатилетней давности по поводу его вступления в должность: «Верность высокожителя по отношению к нижнестороннему Архону...»

«Впрочем, я давно уже не тот».

Да, он действительно сильно изменился по сравнению с тем последовательным геоцентриком, каким был когда-то; это он видел хотя бы по недоумению на лице Себастьяна. Его друг верно и с толком служил Панарху на посту регата, преодолел за свою карьеру много тысяч световых лет, но так и остался нижнесторонним до мозга костей. Во всяком случае, жаргон высокожителей оставался для него бессмысленной тарабарщиной.

– Древняя разновидность инфоснаряда, – пояснил Танри. – Не такая хитроумная, как нынешние, конечно, но вполне эффективная. Она таилась в скоплении обломков, выпущенных с синка Банн-Утуло.

– Последний из тех сюрпризов, о которых вы говорили сегодня, – из числа заготовленных вашими недоверчивым предшественником? Ирония и паранойя в равных пропорциях? – Уголки губ Себастьяна чуть изогнулись в улыбке.

– Именно так! – усмехнулся Танри. – Возможно, поэтому он до сих пор известен как Глефин Угрюмый – единственный из всей династии Фазо, начисто лишенный чувства юмора. Этой своей каверзой он, например, очень гордился.

Еще один беззвучный удар сотряс штабное помещение, и на этот раз он сопровождался волной тошноты. Танри поднял глаза на Себастьяна и увидел по его лицу, что тому тоже дурно.

Танри повернулся к экрану – там загорелся огонек, означающий, что компьютер подстраивается. Краешком сознания он отметил про себя, что задержка сигнала составляет почти шесть секунд. Напряжение Щита сказывалось на работе компьютеров.

– Жаль только, мы не можем подарить остальным их эсминцам ничего серьезнее булавочного укола, – продолжал он, помолчав немного. – Впрочем, рядом с ними и обломков меньше.

Внезапно рядом с одним из двух оставшихся рифтерских кораблей сверкнула вспышка, и маленькое светлое пятнышко стремительно рванулось из этой точки к нему. Два пятна – большое и крошечное – слились в одно, и техники за пультами встретили это восторженными криками.

– Попадание абордажной шлюпки в «Цветок Лит». – Голос Бикары почти не выдавал её возбуждения, а руки продолжали неторопливо, но уверенно порхать над клавишами. – Никаких радиосигналов не перехвачено.

– Им сейчас хватает хлопот и без того, чтобы предупреждать других рифтеров, – заметил Танри.

Омилов снова не услышал в его голосе и тени раздражения, и в который раз восхитился выдержкой своего друга. Они помолчали еще немного; тишину нарушали только редкие доклады Бикары о тактической обстановке. От морской пехоты не было ни слова. «Как мы узнаем, если они потерпят неудачу? – подумал Омилов, но тут же вспомнил лицо рифтера. – Уж он-то, несомненно, известит нас об этом – вместе с ультиматумом».

– Леггем Филд докладывает о готовности к старту, – сообщила Бикара.

– Отлично, – кивнул Танри.

Спустя несколько секунд рядом с третьим рифтерским эсминцем сверкнула маленькая искорка, но прежде чем Омилов успел спросить у Архона, что это, окно на экране, показывавшее корабль, вспыхнуло яростным светом и на минуту померкло. «Эстил», – вспомнил Омилов, и испытал вдруг удовольствие от того, что может понять хотя бы часть того потока информации, в котором так свободно ориентировался Архон. Когда окно включилось снова, от эсминца не оставалось уже ничего, кроме бесформенного светлого клубка.

– Глефин Угрюмый смеется последним! – воскликнул Омилов. – Что это было?

Танри довольно ухмыльнулся.

– Это, мой друг, была гигатонная атомная бомба четырехсотпятидесятилетней давности. Как видишь, его старое завещание исполнилось. Старину Глефина до слез огорчало то, что ему так не доведется увидеть свои ловушки в действии, так что он завещал забальзамировать себя после смерти и замуровать в это оружие – по его словам, он вложил в эту штуку так много труда, что хочет присутствовать при том, когда она сработает. Собственно, мой пра-пра-прадед только поэтому и оставил ее, когда очищал ближний космос в правление Берджесса II.

Омилов от души рассмеялся – скорее от облегчения, чем от забавности ситуации. Танри подмигнул ему и тоже рассмеялся, когда на экране высветилась надпись: «ГЛЕФИН – 1; РИФТЕРЫ – 0», – встреченная радостными криками и улюлюканьем с рабочих пультов.

Узкое лицо Бикары на мгновение осветилось улыбкой, потом она кивнула на экран:

– Щит отворяется.

Они увидели на экране светящуюся воронку с маленькой зеленой черточкой стартующего бустера посередине. Потом зеленая нить оборвалась и отверстие в Щите дернулось и исчезло – за секунду до того, как комната содрогнулась от нового толчка. Все затаили дыхание, следя за крошечной точкой – рвущимся на свободу бустером.

– Двадцать секунд до границ радиуса огня рифтеров. Никакой информации ни с «Когтя», ни от пехотинцев.

– Почему они не стреляют? – спросил Омилов, глядя на неподвижно висящий в космосе эсминец.

– Они ослеплены – у них нет возможности целиться, – ответил Танри не оборачиваясь, и Омилов удержался от дальнейших расспросов.

Следующие пятнадцать секунд протекли как в кошмарном сне. Маленькая светлая точка – последняя надежда Танри – карабкалась верх мучительно медленно, эсминец продолжал висеть, не подавая признаков жизни. Впрочем, менее опасным он от этого не стал.

И тут по комнате пронесся стон: от «Когтя Дьявола» к бустеру протянулся зеленый пунктир гиперснаряда, завершившийся вспышкой, после чего дальше тянулась уже прерывистая цепочка светящихся пузырей. Стон смолк и сменился перешептыванием – вначале тревожным, потом с осторожной надеждой. Похоже, смысл происходящего поняли все, кроме Омилова; он так и стоял, до боли стиснув кулак и представляя себе картины смерти сына и Брендона.

Это его состояние не укрылось от Танри.

– Вы все неверно поняли, Себастьян! Это ведь они – они ушли, пусть с небольшими повреждениями, но ушли, и если только этот рифтерский капитан не ас, у них очень даже неплохие шансы на успех. – Он повернулся к Бикаре. – Ну, что там видно?

– Генераторы Черенкова выключены, так что их можно проследить, и двигатели тоже работают не все. – Она покривилась. – Похоже, перелет к Аресу будет не из быстрых.

Танри стиснул плечо друга.

– Не печальтесь, Себастьян. Эти курьерские бустеры рассчитаны на всякого рода неприятности. Возможно, полет им не понравится, но к месту назначения они доберутся.

 

13

30 СЕКУНД ПОСЛЕ ОКОНЧАНИЯ РАЗГОНА

Желтый кошачий глаз смотрел на него в упор. Кошка свернулась калачиком у него на груди, мешая дышать. Он попытался стряхнуть её в надежде сделать хоть один вдох, но та впилась ему в грудь когтями, да и его собственные члены не повиновались ему...

Давление понизилось, закладывающий уши и мозг рев сделался немного тише. Рассудок и зрение прояснились – Деральце показалось, будто черный водоворот освободил его. Желтый глаз превратился в горящий на пульте Осри индикатор, а слабый толчок известил об отделении разгонного блока. Он судорожно вздохнул, и отчаянная боль в легких начала слабеть.

«Откуда это только взялось?»

Сам факт галлюцинации наглядно говорил о том, как мало отдыха у него было с тех пор – неужели это было меньше недели назад? – как он помог Брендону бежать с Артелиона, от ритуала и мучительной смерти. Но откуда его сознание выкопало этот образ? Вспыхнувшая на табло Осри надпись отвлекла его от этих мыслей.

«21 СЕКУНДА ДО СКАЧКА».

Они находились в самой уязвимой части полета – при переходе на собственную тягу ускорение падало почти в сто раз. Как знать, не видит ли их сейчас кто-то из рифтеров в перекрестье прицела? «Какая разница? – подумал Деральце, глядя на мигающие цифры отсчета. – Это от нас не зависит». Осри нервно ерзал в командирском кресле, но молчал. Переговорные устройства оставались отключенными.

Арес. Дошли ли туда вести об исчезновении Крисарха? Вполне возможно. Надо же, какая ирония судьбы: в качестве верноподданного панархиста Деральце никогда бы не дослужился до возможности побывать там; в качестве пленного ему никогда не дадут познакомиться с этим местом как следует. А если учесть новости, с которыми они туда прибудут, все, несомненно, будут считать, что они сбежали от атаки. Никто не поверит, что Брендон не подозревал о заговоре и что бегство его никак с этим не связано.

А если и поверят, в глазах общественного мнения он все равно будет виновен.

Деральце посмотрел на профиль Брендона. Крисарх не сводил взгляда с монитора Осри.

Деральце припомнился их перелет с Артелиона. Он постарался найти яхту, достойную Крисарха по роскоши и оснащению, но Брендон выказал ко всему этому очень мало интереса. Он почти не спал в отведенной ему шикарной каюте, но все время проводил на мостике, просматривая разные чипы и непрерывно разговаривая об их с Маркхемом днях в Академии. Поначалу Деральце еще тянуло в сон, но под конец время летело почти незаметно. Брендон не касался в воспоминаниях несчастья на Минерве, хотя время от времени разговор подводил их почти вплотную к этому. Крисарх окунулся в то прошлое, что их объединяло, заставив и Деральце смеяться над каждой шуткой, каждым трюком, на которые способны были двое молодых шалопаев даже в рамках суровой военной дисциплины.

По тому, как судорожно сжался желудок, Деральце вдруг понял, как мало хочется ему на Арес и как мало шансов у него избежать этого. Потом отсчет завершился, и на экране вспыхнул ноль.

Создатели маленького суденышка явно не особенно задумывались над тем, как смягчить первый скачок, но даже оглушительное ощущение от него не шло ни в какое сравнение с тем ударом, который последовал сразу за входом в скачок. Скафандр Деральце затвердел и едва не задушил его. Борясь с наваливающимся обмороком, он увидел все-таки, как пульт Осри вспыхнул тревожными красными огнями. Гудение двигателя сделалось хриплым и неровным.

Осри согнул и разогнул руки; в момент удара они находились над пультом, и скафандр ненамного смягчил удар. На экране высветилось окно диагностики. Брендон внимательно вчитывался в него; смысл первых двух строк с запозданием, но дошел-таки до Деральце.

«ПСЕВДОСКОРОСТЬ – 5 С.

ИНТЕНСИВНОСТЬ ПОЛЕЙ ЧЕРЕНКОВА – 0».

Девять месяцев до ближайшей системы, и рифтеры могут их видеть. Так до Ареса не добраться.

Нам не добраться до Ареса...

Брендон повернулся к нему, и голубые глаза его блеснули в свете индикаторов пульта.

– Дис, – коротко произнес он.

Деральце без особого успеха попытался справиться с распиравшим его нервным смехом. Судьба, обернувшись рифтерским снарядом, снова преподнесла им нежданный подарок. Должно быть, Маркхем уже ждет их.

В памяти Деральце снова возник юный высокожитель, неизвестно откуда взявшийся приемный сын лусорского Архона, с его широкой улыбкой и небрежными манерами. Его долговязая фигура и ленивое изящество точных движений принимались его недругами за пижонство, но на деле это было всего лишь естественное поведение юноши, владеющего своим телом лучше любого другого – Деральце, во всяком случае, других таких не знал.

Вот интересно, каким его видят его друзья-рифтеры?

Он покосился на Осри, чьи руки снова нерешительно зависли над пультом, медленно дотрагиваясь то до одной клавиши, то до другой. Брендон время от времени начинал барабанить пальцами по подлокотнику.

Ну что Осри так долго думает? Если они и дальше будут двигаться по прямой, даже самый бездарный капитан накроет их если не с первого залпа, то уж со второго наверняка. Брендон снова оглянулся на Деральце, но прочесть его мысли было, как всегда, невозможно,

И как, интересно, Брендон убедит Осри Омилова вести корабль на Дис, не объяснив ему, что это за место?

Пусть даже это сейчас быстрейший путь на Арес.

Внутри у Деральце снова все болезненно сжалось: теперь он понял, что означало бесстрастное лицо Брендона. Они повидаются с Маркхемом, но не останутся у него. Крисарх связан словом чести, пообещав добраться до Ареса, и это кольцо Архона, спрятанное в крошечный сейф вместе с артефактом гностора, связывает его еще сильнее.

Поймет ли это Маркхем? Пойдет ли на это? Деральце почему-то припомнился Хрим Беспощадный, его уродливая ухмылка. Нет. Такому Маркхем никогда не подчинится. Но ведь потомок Лусоров не связан никаким обещанием, сообразил Деральце, ухватившись за эту призрачную, но все же надежду.

Брендон вдруг нажал на кнопку переговорного устройства.

– Они ведь могут запеленговать нас, верно?

Поколебавшись немного, Осри включил свой канал. Должно быть, он расслышал в голосе Брендона подчеркнутую нейтральность, так как отвечал почти без напряжения:

– Да. И главный ход работает нестабильно. Я пытаюсь справиться с ним.

– Может, стоит все-таки идти зигзагом? – Голос Брендона звучал спокойно, почти безразлично, но для того, чтобы уязвить Осри, много и не требовалось.

– Полагаю, я знаю, что делаю, – ответил тот ледяным тоном. – Маневрирование может еще сильнее разладить двигатели... если на то пошло, любая смена курса обойдется нам в триста лишних секунд до скачка. – Теперь в голосе Осри звучало неоспоримое превосходство. – Вряд ли у рифтеров найдется достаточно хороший штурман, чтобы перехватить нас, зато даже зеленый юнец накроет нас, пока мы идем на одних гравитационных.

Не говоря ни слова, Брендон протянул руку, перекинул ключ управления на свой пульт и выдернул его из гнезда.

– Что вы делаете? – взвился Осри, когда его монитор погас, а у Брендона, напротив, осветился. – Командовать кораблем назначили меня – я отвечаю за перелет!

Маленький курьерский кораблик вдруг затрясло – все сильнее и сильнее. Череп Деральце свело болью; насколько можно было разглядеть под забралом шлема лицо Осри, оно изрядно побледнело.

Они беспомощно слушали, как гиперснаряд нагоняет их, находя путь по оставленным ими возмущениям пространства-времени. Потом вибрации стихли – они вышли за предел поражения.

Брендон уронил ключ в кармашек на своем пульте, потом открыл на мониторе навигационное окно. Подумав, он вывел это же изображение и на экран Осри. Затем откинул забрало. Поколебавшись, Осри последовал его примеру, старательно избегая смотреть в его сторону. Вместо этого он пристально уставился на экран. Последним разгерметизировал скафандр Деральце.

– Ты все еще полагаешься на неопытность неизвестного рифтера? – спросил Брендон. – Насколько мне известно, за пультом управления некоторые из них показывают настоящие чудеса. С учетом времени на перезарядку и прицеливание у нас нет и этих трехсот секунд, но с каждым новым скачком ему будет все труднее отследить нас.

Осри промолчал.

Поначалу пальцы Брендона касались клавиш неспешно. Деральце вдруг вспомнил ту почти непревзойденную скорость, с которой тот справлялся с замысловатыми задачками тренажера в Академии – впрочем, температура и состав воздуха там помогали пилоту быстрее адаптироваться к новым органам управления. Однако даже в неуклюжих, сковывающих движение перчатках скафандра руки его набирали программу все быстрее и увереннее.

– Псевдозигзаг, – пояснил он.

Деральце кивнул за его спиной. Крисарх нажал на клавишу ввода, и корабль слегка дернулся. На экране снова засияли звезды – корабль вышел из скачка – и тут же скользнули куда-то вбок, когда они легли на новый курс.

На минуту усилились перегрузки. Окно диагностики светилось тревожными цветами, отражая нестабильную работу двигателя, хотя понемногу все приходило в некоторое подобие порядка, необходимого для безопасного скачка. Бросая время от времени короткие взгляды на экран, Брендон все с большей уверенностью продолжал вводить программу.

Некоторое время Осри молча наблюдал за этим. Разноцветные траектории сменяли друг друга на экране: компьютер оптимизировал заданный Брендоном курс. Потом Осри зажмурился и тряхнул головой. Деральце ощутил новый приступ дурноты и понял, что постоянные смены курса и произвольное мелькание звезд на экране вызвали у Осри морскую болезнь.

Брендон еще раз поднял взгляд, и в это мгновение экран снова почернел, а череп Деральце стиснуло острой болью. Он заметил, что Брендон помедлил, прежде чем продолжить маневрирование.

Спустя несколько секунд корабль снова затрясло. На сей раз это продолжалось недолго.

– Он лучше, чем я ожидал, – пробормотал Брендон.

– Что вы делаете? – не выдержал Осри. – Ваш курс уводит нас к этому газовому гиганту! – Толстый палец его перчатки ткнул в кружок на экране, помеченный надписью «Колдун» и обозначавший самую крупную планету системы Шарванна. Любой здравомыслящий пилот в нормальных условиях держался бы от нее подальше особенно при скачке. – Чего вы хотите добиться таким маневром? Зачем нам к Колдуну?

Поворот... Новый поворот... Осри отвернулся от экрана, а Деральце напрягся в ожидании нового скачка.

– Не к Колдуну, – ответил Брендон, не отрывая взгляда от экрана. – Мой старый друг живет на Дисе, в заброшенной углеводородной шахте. Я заглянул к твоему отцу как раз по дороге туда. – Голос его звучал отрешенно; интервалы между сменами курса сделались длиннее. Внезапно на экране вспыхнула надпись «КУРС НЕВОЗМОЖЕН», и Брендон замер на мгновение, сложив руки на краю пульта.

– Дис! Но ведь на Дисе нет ни одного поселения! – воскликнул Осри. – Планета однозначно объявлена необитаемой – с чего бы это кому-то селиться там?

Он замолчал и снова повернулся к Брендону, лицо его вытянулось от злости. Деральце вспомнились слова, произнесенные Архоном в штабе: «...в виде предостережения нашим, местным рифтерам...» – и он не сомневался, что Осри тоже очень хорошо помнит их.

– Все верно. Он рифтер – во всяком случае, он предпочитает, чтобы о нем так думали.

– Рифтер? – Осри приложил максимум усилий, чтобы голос его не дрогнул, но не слишком преуспел в этом, а то, что он не совладал с собой, только добавило ему злости. – Мы тут спасаем свои шкуры, удирая от банды рифтеров, а вы... – Осри захлебнулся и перевел дух. – Уж может, тогда проще повернуть и сдаться?

Брендон продолжал набирать что-то на пульте, и в голосе его не слышалось ничего, кроме отрешенности.

– Ты действительно веришь, что они нам это позволят?

Содрогнувшись еще сильнее, чем до сих пор, корабль снова вошел в скачок. Разноцветные траектории на экране окрашивали своими отсветами лицо Брендона во все цвета радуги; Деральце не мог прочитать на его лице ничего, тем более что оно то ярко высвечивалось, то почти пропадало. На мгновение лицо его вспыхнуло золотом и напомнило профиль на старинной монете и почти сразу же окрасилось в трупно-зеленый цвет.

Деральце мрачно отвернулся. Они уже дважды чудом ушли от смерти. «Мы здесь не случайно», – подумал он, и почему-то на сердце сделалось чуть легче, несмотря на все чаще подступающую тошноту. Руки Брендона двигались над пультом быстро и уверенно. Много ли успел налетать Крисарх на настоящих кораблях – тренажеры не в счет? Вряд ли: именно успехи в реальном пилотировании и побудили его брата приложить все силы к тому, чтобы не дать развиться столетиями дремавшему где-то в генах таланту...

Экран расцвел ярким фейерверком, и корабль жестоко тряхнуло в момент выхода из следующего скачка.

– Уже ближе, – заметил Брендон, не отрываясь от пульта. – Их капитан действительно неплох. Интересно, где это он так выучился?

Осри молчал, словно окаменел от ярости.

Деральце зажмурился – новый скачок свел голову нестерпимой болью – и нашарил языком еще пилюлю болеутоляющего. Сколько еще выдержит механика? Секунду спустя он увидел, как нашлемный индикатор самочувствия Осри засветился оранжевым: тот принял уже третью или четвертую пилюлю. Теперь даже если он получит ключи обратно от Брендона, автоматика не включит его пульт. Облегченно улыбаясь, Деральце откинулся на спинку кресла. «Это мы как-нибудь переживем».

Брендон еще несколько минут продолжал набирать программу, сделав паузу лишь на мгновение, когда корабль входил в новый скачок. Потом нажал на клавишу ввода. Штурманское окно застыло, потом вспыхнуло красными буквами, мгновенно выбившими из головы Деральце все остальные мысли.

«ЗАДАННЫЙ КУРС ПЕРЕСЕКАЕТСЯ С АТМОСФЕРОЙ!»

Зеленая линия их предполагаемой траектории меняла цвет на красный в том месте, где она проходила через сине-зеленую окружность, обозначавшую Колдун. А над штурманским окном сияла на основном экране оранжево-красным светом громада настоящего Колдуна.

Брендон выбил короткую дробь по клавишам, и надпись на экране сменилась другой, более привычной:

«ГРАВИТАЦИОННАЯ КОМПЕНСАЦИЯ 144%,

НАСТРОЙКА 0,1%,

ПРЕДЕЛЬНЫЕ РАСЧЕТНЫЕ ПЕРЕГРУЗКИ ПРИ ЗАДАННОМ КУРСЕ – 8,6g».

Последовала пауза – компьютер обрабатывал медицинские данные.

«ТРАВМАТИЧЕСКИЕ И ШОКОВЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ В ДОПУСТИМЫХ ПРЕДЕЛАХ».

При виде истинных размеров Колдуна на основном экране у Деральце пересохло в горле.

– Но этого же нельзя делать! – взвыл Осри. – Корабль просто развалится!

– Надеюсь, наши преследователи-рифтеры так и подумают, – произнес Брендон чуть хрипло. – Дело в том, что наша кинетическая энергия слишком велика для подхода к любому из спутников Колдуна, не исключая и Дис. Единственный шанс – тормозить трением. Бортовой компьютер считает, что мы сможем сделать это через один скачок.

– Это безумие! – Голос Осри дрогнул. – Мы держим курс прямо на газовый гигант, и вы еще собираетесь делать скачок? Мы слишком близко к радиусу. Если уж выбирать, я предпочел бы сгореть, но не вывернуться наизнанку.

Деральце был почти рад лекарствам, от которых кружилась уже голова, зато мысли текли слишком вяло, чтобы паниковать. Корабли, входившие или выходившие из скачка в поле тяготения планеты, редко возвращались в обычное пространство-время; те же, которым это удавалось, оказывались вывернутыми по всем измерениям – сам корабль, груз и пассажиры – от взаимодействия с гравитационным колодцем. Деральце вспомнился один из учебных чипов, и при мысли о непристойных, похожих на сосиску с плюмажем из розового брокколи предметах его снова чуть не вырвало. Впрочем, корабль мог выйти из подпространства и более или менее целым, с экипажем, размазанным по его корпусу снаружи вместо внешней оболочки.

– Боюсь, иного варианта у нас все равно нет, – сказал Брендон и улыбнулся обоим. Потом опустил забрало, и голос его сразу изменился, сделавшись глуше. – Лучше загерметизируйтесь как следует – при торможении у нас могут разойтись шов или два.

– Если только гравиторы не откажут первыми и не превратят нас в желе. – Осри не удержался от того, чтобы не оставить последнее слово за собой.

На мгновение Колдун заполнил весь экран огромной оранжевой стеной, заслонившей недосягаемые для них теперь звезды, а потом они вошли в скачок, экран потемнел, и Деральце осталось только гадать, каким окажется вход в атмосферу.

* * *

На мостике «Когтя Дьявола» воцарилась мертвая тишина, когда снаряд устремился вслед за бустером. Даже тарабарщина логосов звучала, казалось, тише, но Таллис не обращал на нее никакого внимания, жадно вглядываясь в экран. Он затылком ощущал ухмылки дежурных техников, особенно Андерика, хотя никто из них не был глуп настолько, чтобы смотреть на него открыто. От злости даже слезы навернулись на глаза, впрочем, это даже придало ему более свирепый вид. Потом снаряд нашел цель.

– Есть! – хрипло выкрикнул Нинн. – Накрыли га... – он осекся, ибо цепочка красных точек на экране означала, что бустеру удалось спастись.

Радостные вопли команды стихли. Таллис словно слышал их мысли: что Хрим сделает с ним за то, что он дал нур-Аркаду уйти. Он начал оседать в кресле, лихорадочно перебирая в голове возможности избегнуть мести Хрима, но застыл от негромкого голоса, прозвучавшего у него в голове:

«Восстановительный процесс завершен. Тактическая информация дополнена».

* * *

Злобное наслаждение, испытанное Андериком при виде поражения его капитана, разом испарилось, когда Таллис вдруг выпрямился без малейшего признака неуверенности на лице. Его торчащий кадык снова задергался в том странном беззвучном разговоре с самим собой, который техник подметил еще до начала атаки. Минутой позже Таллис, не прекращая барабанить пальцами по пульту, начал сыпать распоряжениями:

– Андерик, проанализируй его курс! Что-то с ним не так. Нинн, заряди новый снаряд! Шо-Имбрис, держись за ним, не выпуская его задницу из прицела! Живо!

Не успел он выкрикнуть последнее слово, как команда лихорадочно принялась выполнять его приказы. Главный экран разбился на множество окон, а на фоне главного – переднего обзора – загорелись и начали ритмично сменять друг друга цифры отсчета готовности. Андерик запустил сканирующую программу и в короткую паузу перед тем, как компьютер выдал ответ, еще раз пригляделся к отражению Таллиса в тщательно отполированной металлической панели над экраном. Капитан, казалось, прислушивается к чему-то, и глаза его следили за чем-то таким на экране, чего не видел никто другой – насколько мог оценить, конечно, Андерик. Неужели этого больше никто не замечает? Он позволил себе воровато оглядеться по сторонам и презрительно скривил губу: за исключением угрюмой тетки за пультом контроля за повреждениями, никто явно не заметил очевидного.

Он присмотрелся к Леннарт. Невысокая, коренастая женщина чуть повернулась, глядя на Таллиса и удивленно приподняв бровь. Она тоже заподозрила неладное, хотя и не поняла еще, что именно. Что ж, это и к лучшему: она была вульгарна и амбициозна, а это автоматически переводило её в разряд врагов.

Впрочем, Андерик тут же прикусил губу, ибо понял, что и сам пока не знает, в чем здесь дело. Загудел зуммер на пульте, и он, не веря своим глазам, уставился на дисплей. Как Таллис узнал?

Ему понадобилась секунда, чтобы привести чувства в порядок для доклада.

– Его главный ход не действует, капитан! По расчетам компьютера они идут на трех «це», не больше, и движки работают нестабильно.

Таллис широко улыбнулся, когда корабль дернулся от короткого скачка.

– Верно. Если он останется в скачке, его завихрения приведут наш снаряд прямо ему в дюзы. Если выйдет – мы его накроем.

Корабль выпал обратно, в четырехмерное пространство-время, и появившиеся на экране звезды скользнули вбок, когда он развернулся, целясь в уходящий бустер. Собственно, все, что осталось от него видно, – это маленькая красная точка на экране. Таллис хлопнул ладонью по клавише пуска снаряда, потом набрал на пульте новую команду. К цифрам отсчета на экране добавилась колонка прицельных координат на фоне тающего следа гиперснаряда. Нет, в поведении капитана было сегодня что-то решительно необычное, но Таллис не давал Андерику время поразмыслить над этим.

– Шо-Имбрис, перекинь нас на двадцать пять световых секунд прямо по курсу. Андерик, сразу после выхода из скачка просканировать окружающий космос – полную сферу! – и немедленно доложить мне результаты! Нинн, заряжай!

Техник замялся, нерешительно глядя на главный экран. Горевшие в центре его цифры показывали дистанцию до цели: 25.

– А что прошлый снаряд, кэп?

– Исполняй что сказано, идиот! – рявкнул Таллис. – Прошлый уже взорвался или промазал. Нашим щитам энергии хватит. – Он выбил новую дробь на клавишах пульта и уставился на экран. Андерик снова ощутил какую-то неестественность его поведения.

Он ввел программу сканирования и снова пригляделся к Таллису. Корабль вошел в новый скачок. По мере того как капитан колдовал с пультом, главный экран продолжал меняться: на нем возникло несколько новых окон, а на звезды (исчезнувшие, впрочем, с началом скачка) наложилась сферическая координатная сетка. Они вышли из скачка, и экран Андерика снова ожил с началом выполнения сканирующей программы – правда, без особых результатов. Ничего, кроме обычного звездного поля. Промазали.

– Слишком быстро вышел из зоны поражения, – заметил Таллис. – Значит, его главный ход в лучшем состоянии, чем нам казалось. – Он ввел новую команду, и расчеты на экране сменились новыми. – Результаты сканирования?

– Никаких, сэр.

Губы Таллиса презрительно скривились от необычно вежливого обращения. Техник заметил это и ощутил приступ жгучего гнева, хотя постарался, чтобы это никак не отразилось на его лице.

– Посчитай, сколько ему потребуется времени на подготовку нового скачка – с учетом нестабильности его движков.

Андерик отвернулся и повозился с клавиатурой, прогнав несколько вероятных вариантов графиков, поправленных по результатам последнего промаха.

– Около двухсот пятидесяти секунд. – Он помолчал. – Сканирование до сих пор ничего не показывает.

– Он не мог уйти далеко. Он разогнался всего на десяти «же». Нам надо заметить, как он входит в скачок, быстро высчитать направление и стрелять с упреждением. Штурман, рассчитать курс перехвата!

Андерик обратил внимание на то, что Таллис вернулся к своей обычной манере обращаться к членам экипажа по должности – на имена он переходил, только когда злился или трусил. Он абсолютно уверен в себе, но почему? Судя по опыту, ему полагалось бы сейчас трястись от страха и напряжения, да и на такую погоню он раньше ни за что бы не отважился.

Андерик еще раз огляделся по сторонам. Все остальные смотрели на капитана с чувствами, варьировавшими от почтительного недоверия до близкого к обожествлению. Леннарт капризно кривила губы, но и на нее это, похоже, произвело впечатление. А сам Таллис наслаждался этим – таким довольным Андерик его еще не видел ни разу. Потом Андерик заметил Лури; она осторожно заглядывала в люк, и глаза её сияли похотливым восхищением. При виде нее Андерика свело желанием и ревностью. Тоже еще штучка. Вот бы сейчас... Она вроде бы относилась к нему получше, но все его потуги ни к чему не приведут, пока он не отгадает, что же это такое творится с Таллисом, и не обернет это в свою пользу.

– Все вроде в норме, кэп, – доложил штурман.

– Выведи информацию со своего пульта на мой. Я сам хочу прицелиться, пальнуть и сделать скачок ему под самый хвост для новой попытки. Если поспешим, он сам засосет наш снаряд.

Таллис развалился в кресле и одарил Андерика ослепительно самодовольной улыбкой. По повороту его головы Андерик понял, что он тоже знает о присутствии Лури и потешается над ним. Андерик старательно изображал на лице отсутствие интереса, но взгляда не опускал, так что прекрасно разглядел все, что случилось потом.

На пульте Андерика запищал зуммер – это приборы запеленговали гравитационный след уходящего бустера, и поверх звезд на экране наложилась зеленая прицельная сетка. Таллис забарабанил по клавишам, и тут Андерика пробрала нервная дрожь.

Таллис набрал команду уже после того, как корабль начал поворот. Корабль ведет кто-то другой!

Таллис хлопнул по клавише пуска, корабль вошел в скачок, и Андерик вспомнил того троглодита-барканца, с головы до ног закутанного в шантайские шелка, который навещал Таллиса во время последнего ремонта «Когтя Дьявола». Лури говорила вроде бы, что тот пытался продать Таллису набор боевых андроидов-тинкеров – страсть их капитана к тинкерам была общеизвестна. Андерик не говорил с этим троглодитом сам, ибо массивные очки, торчащий кадык и неразрывно связанные с барканцами запретные технологии вызывали у него отвращение.

Осознание того, кто же на самом деле ведет корабль, оглушило Андерика не хуже удара по голове. Он физически ощутил, как кровь отхлынула от лица, и поспешно отвернулся к монитору в надежде скрыть свою реакцию; ему пришлось даже крепко вцепиться в край пульта, чтобы унять невольную дрожь.

Логосы.

Откуда-то из глубины сознания всплыли воспоминания детства, проведенного на Озмироне. Жуткие сказки, производившие тогда на него такое впечатление, снова теснились в голове, мешая следить за происходящим на мостике. Конечно, он отринул почти все, что связывало его с прошлой жизнью, и все же оставались еще некоторые законы, не нарушавшиеся даже рифтерами, будь они по происхождению высокожителями или нижнесторонними.

Абсолютное неприятие машинного разума и строгое соблюдение Запрета как раз относились к таким случаям – по крайней мере для уроженцев Озмирона. Вообще-то, планета была не из самых приятных для обитания, но вот уже почти три столетия на ней царил жесткий, непререкаемый культ боли и страха. Андерик вспомнил свое удивление, когда – уже подростком, сбежав с родной планеты – нашел случайно исторический чип, в котором жители древнего Озмирона характеризовались как законченные гедонисты, посвящающие жизнь исключительно удовольствиям. Зловещие, никогда не улыбающиеся фанисты Органичного Единения почему-то никогда не упоминали об этом. Впрочем, конец этой истории, наоборот, не скрывался: какой-то особо жадный и не менее глупый старьевщик нашел где-то на первый взгляд неисправного адамантина, разбудил его ненароком, и тот, пока его не уничтожили, едва не обратил всю планету.

К несчастью, обращая жителей планеты, он не убивал их – эта задача легла на плечи тех, кто остался необращенным. Печи и газовые камеры работали в три смены еще много месяцев после падения последнего оплота адамантинов – последняя и единственная участь органических машин, бывших когда-то живыми людьми. Ужас и отчаяние уцелевших, узнающих своих родных, и близких в числе живых, но обратившихся в смертельную угрозу, навсегда оставили след в психике жителей Озмирона. Для остальных Тысячи Солнц Адамантинский Ужас был чем-то из области древних преданий; для Озмирона это было только вчера.

– Связь! Кончай ворон считать и подготовь новое сканирование к моменту выхода. Живо!

Андерик вздрогнул и сообразил, что пропустил мимо ушей последнюю команду. Дрожащими пальцами забарабанил он по клавишам; хриплый смех соседей немного привел его в чувство. Однако стоило капитану отвернуться к штурману, как мысли его вернулись к этой последней стоянке.

Он дал всему экипажу трехдневный отпуск на Рифтхавен – сразу же за тем, как ушел этот барканец... И все это время его никто не видел. И когда мы вернулись, у него были воспаленные глаза – он сказал еще, что отмечал последний рейд.

Андерик покосился украдкой на Таллиса – тот снова пристально вглядывался во что-то, невидимое никому другому. Теперь, когда Андерик понял, что происходит, он даже удивился, что этого не заметил никто, кроме него. Его снова пробрала невольная дрожь.

Значит, с глазами его тоже что-то сделали?

Он снова заметил Лури, которая пробралась-таки потихоньку на мостик. Она посмотрела на него и равнодушно отвернулась. Она была разочарована, когда он не купил тинкеров... Значит, про логосы ей неизвестно. Как она отреагирует, когда узнает? А команда? Мрачное настроение Андерика начало понемногу развеиваться; он обдумывал способы обратить это открытие себе на пользу.

 

14

Подобно тому, как плоть облекает собой человеческое существо, «Коготь Дьявола» сделался материальной основой для логосов – сплетения мысли и воли, чьей плотью стали сталь, стекло, дайпласт, пожирающие пространство двигатели и паутина труб с кислородом: этим газом дышали бионты, извергавшие целые облака смертоносной двуокиси водорода. Теперь же, повинуясь приказу бионта Таллиса, они прилагали все усилия к тому, чтобы ставший их плотью корабль наиболее полно служил своему назначению: догнать и уничтожить.

Микросекунда сменялась микросекундой, пока исполнительный узел логосов просчитывал оптимальное решение задачи. Множество подчиненных узлов создавали и рушили модели многомерного пространства погони, подводя корабль к кульминации – восхитительному всплеску энергии, который исполнит приказ их создателя.

Но даже при том, что основное их внимание сосредоточилось на уходящем корабле, часть их сознания перерабатывала информацию, поступающую с расположенных по всему кораблю датчиков. Двигатели, вооружение, состояние корпуса – логосы обрабатывали тысячи сообщений, выдавая обобщенные сводки с достаточно долгими интервалами времени, чтобы один из бионтов – тот, с которым они делили тело, – успел издать одну из тех дурацких акустических модуляций, посредством которых те общались. Тем временем кристаллический мозг, спрятанный глубоко-глубоко в недрах корабельных сетей, приглядывал за остальными бионтами, поскольку они являлись единственным ненадежным элементом в мире, построенном на незыблемых физических законах.

Таким образом прошло несколько миллионов микросекунд, прежде чем центральный узел выдал команду просканировать физиологические параметры находившихся на мостике бионтов. Датчик засек изменение параметров бионта Андерика и их несомненную связь с поступками бионта Таллиса. Будучи не в состоянии самостоятельно дешифровать эту связь, но откровенно встревоженный интенсивностью параметров Андерика, исполнительный узел включил субъективный режим и пробудил ото сна бога.

Руонн тар Айярмендил, пятый эйдолон некогда жившего во плоти Руонна, выругался и слез с гурии, когда в стене у его прозрачного ложа образовалось отверстие. Из него выплыло облачко ярко-голубого дыма, соткавшееся в голос визиря:

– Великий Раб испрашивает у бога аудиенции.

На мгновение Руонн смешался; затем осознание его новой кибернетической сущности в сетях логосов вернулось к нему. Он все еще был Руонном и одновременно не был им; он был пятым эйдолоном, созданным его архетипом, спрятанным в запретных машинах, которые сам и продавал. Все же, в надежде на вечное воссоединение с архетипом Руонна и на обещанную Барканским Матриархатом награду, он вздохнул и взмахом руки удалил и комнату, и гурию, и облако, и все остальное.

Он оказался в безграничном океане света и, переждав короткую минуту потери ориентации, слился с кораблем. Восхитительное ощущение собственной мощи охватило его, когда корабль обволок его сознание материальной плотью, открыв его чувствам то, что не в состоянии пережить ни один биологический организм, включая человека. Пространство и время сияющими волнами накатывали на него, захлестывая с головой. Тело его росло и твердело; заряжающийся гиперснаряд наполнял его нараставшим наслаждением подобно назревающему оргазму, а ровная работа двигателей дарила уверенность, подобную той, что испытывает бегун от крепких, упруго отталкивающихся от земли ног. Впрочем, описать это невозможно было никакими словами – воистину, подумал он, я бог.

Он купался в потоке силы и наслаждения. Как только мог он искать удовольствий в мире своих фантазий? Он решил остаться в полном своем воплощении, навсегда слившись с «Когтем Дьявола». Потом в его восторженные мысли вторгся голос исполнительного узла.

«Физиологические параметры бионта Андерика соответствуют характеристикам стресса. Налицо ярко выраженная связь изменения этих параметров с действиями бионта Таллиса в процессе преследования неприятеля. Нуждаюсь в совете».

Руонн прокрутил видеоряд с мониторов мостика и сразу же понял, что произошло. Излишние самоуверенность и лень. Капитан забылся и позволил логосам опережать его действия, а связист заметил это. Но почему такая сильная реакция? Не любопытство, а почти полная паника? Не дожидаясь, пока эта мысль оформится окончательно, ассоциативные узлы логосов нашли ответ в личных делах экипажа. Озмирон.

Это было уже совсем плохо. Мира с Озмироном быть не может; бионта Андерика необходимо удалить. Подобно тому, как человек, проверяя свою готовность, напрягает мускулы, Руонн опробовал все свои узлы и обнаружил, что бионт Таллис заблокировал ему все выходы на внутренние системы корабля. Он все еще мог контролировать эволюции корабля и внешние системы вооружения, но в том, что касалось ситуации на борту, оставался пассивным наблюдателем. Ничего удивительного, если вспомнить то сопротивление, которое ему пришлось преодолеть, чтобы продать-таки Таллису логосов. Он и хотел, и боялся разом. Нужно время, чтобы привыкнуть. Ему придется поработать еще с капитаном, вот только невозможно предугадать, сколько времени оставит ему Андерик.

Так, первым делом надо отследить динамику изменения психологического настроя команды. Насколько сильна власть Таллиса, велико ли влияние Андерика? Руонн попытался вызвать на себя данные по внутренним датчикам и с раздражением обнаружил, что те поставлены на замкнутый цикл. Таллис ограничил его действия сильнее, чем он надеялся. «Ну что ж, поглядим, как он тогда рассчитывает на помощь логосов». Он наскоро проглядел архивные блоки исполнительного узла, и его захлестнула волна злости и страха. Если не считать короткого пробного включения, капитан активировал его в первый раз! Больше года впустую! Если только кому-то из других его эйдолонов не удалось вернуться на Барку, он уже на второй год отстает от Римура, своего кузена, семейного любимчика, чей первый эйдолон вернулся для воссоединения с уймой ценной для Матриархата информации незадолго до установки Руонна на «Коготь Дьявола».

Будь Руонн сейчас во плоти, он побагровел бы и трясся от ярости. Даже так бортовые системы бесстрастно передали на мостик дополнительную порцию энергии от двигателей, хотя дежурный техник, которому полагалось следить за этим, смотрел только на монитор, показывающий преследование, и этого не заметил. В отчаянии своем Руонн вспомнил Возвышение своего кузена: ванны с плавающими в них Барканскими Матронами, их блестящую в свете лампад кожу, устрашающий хор их голосов, славящих победу барканского отпрыска над враждебными силами неприятельских планет. Лучше всего ему запомнился раскрасневшийся от удовольствия Римур, которого наградили десятью соитиями с Аннемптой, Матроной третьего уровня. Целых десять! А теперь из-за этого дурака Таллиса он никогда его не догонит!

Внезапно мысль его прервала вспышка острого наслаждения, и Руонну понадобилось некоторое время, чтобы понять её источник. Гиперснаряд! Он вырвался из пусковой установки, и кибернетические органы чувств интерпретировали это как что-то вроде оргазма, только интенсивнее – ничего подобного он не испытывал даже в ваннах наслаждения на родной планете. Странно... он не помнил, чтобы ему запрограммировали подобную связь ощущений.

Он собрался было просмотреть свои программы, когда до него дошла наконец вся странность происходящего. Весь поток информации от логосов и бортового компьютера слился с его сознанием, и он и думать забыл о непропорциональной реакции удовлетворения. Они находились в системе Шарванна, второстепенного центра Панархии, и преследовали по пятам военный курьерский корабль... В мозгу быстро прокрутились события последних двадцати четырех часов, и Руонн забыл о своих невзгодах, переваривая новость о межзвездной войне и просчитывая выгоду, которую может извлечь из нее эйдолон, вовремя принявший сторону победителя.

* * *

По мере того как «Коготь Дьявола» сокращал разрыв с уходящим бустером, Таллис получал все больше удовольствия от мастерства, которое дарили ему логосы.

«Это даже лучше, чем тинкеры!»

– Куда это он направляется? – удивился Шо-Имбрис, повернувшись к Таллису. В голосе его слышалось неподдельное уважение, а еще – чуть-чуть – беспокойство, на которое капитан не стал обращать внимания.

– Возможно, он надеется использовать тяготение планеты для разгона. По крайней мере, все его зигзаги говорят об этом, – объяснил Таллис. – Смотри! – Он ткнул пальцем в клавишу, одновременно отдав логосам беззвучное распоряжение вывести на экран траекторию бустера, показанную на имплантированных в его глаза дисплеях. – Он рассчитывает обогнуть планету вот здесь, но мы перехватим его, когда он отвернет, не доходя до критической точки.

– Нам тоже придется отворачивать, – буркнула Леннарт себе под нос, но так, что все услышали.

Только тут до Таллиса дошел наконец смысл оранжевого огонька, время от времени вспыхивавшего в углу экранов, с каждым разом все ярче и ярче. Колдун на главном экране казался голодным призраком, готовым пожрать корабль вместе с его экипажем.

«Тактическая ситуация! – скомандовал он логосам. – Время до критической точки от нашего положения?»

«Двести шестьдесят пять секунд до критической точки при скорости тактического скачка. Девяностопроцентная вероятность перехвата через двести шестьдесят секунд при сохранении имеющегося алгоритма перехвата».

Таллис судорожно сглотнул, и по спине его побежали мурашки при мысли о том, что страшнее: гнев Хрима и Эсабиана или возможность вывернуться наизнанку при скачке в активном гравитационном поле. Жуткие слухи о последствиях такого скачка были излюбленной темой застольных бесед, но никто так и не знал, как именно искажается при этом время.

Случится ли это сразу, или у тебя будет время ощутить это? Или у этой муки не будет конца?

Таллис передернул плечами и отогнал мысли прочь. Он не может допустить ошибки с Крисархом. По сравнению с местью Эсабиана скачок в радиус покажется райским наслаждением. Он заметил, что все до одного смотрят на него, и выпрямился.

– У нас еще полно времени. Ему очень скоро придется перестать вихляться из стороны в сторону и уходить от планеты, и тут-то мы и перехватим его – в реальном пространстве-времени. Этот газовый гигант сковывает ему свободу маневра, так что когда он прыгнет от него, мы в один скачок окажемся на расстоянии верного выстрела.

По крайней мере, именно так рассчитали логосы. Однако оранжевая махина Колдуна, казалось, вот-вот ввалится через экран прямо на мостик. Он физически ощущал эту чудовищную массу, готовую заключить «Коготь» в свои смертельные объятия.

От нетерпения минуты казались часами. Маленький бустер вилял еще сильнее, чем прежде, а все эволюции только подводили его еще ближе к махине газовой планеты. Потом бустер, наконец, снова вошел в скачок.

– Он идет прямо на планету! – заорал Шо-Имбрис.

Таллис хлопнул по клавише скачка и затаил дыхание. Штурман набрал команду, и на экране высветилась тактическая ситуация: узкая красная линия, означавшая границу безопасного радиуса, красная точка бустера, почти уже пересекшая ее, и зеленая точка «Когтя Дьявола» чуть дальше.

– Тридцать секунд до радиуса, капитан! – Шо-Имбрис едва не срывался на визг.

– Выходим из скачка точно в этих координатах, – крикнул в ответ Таллис.

Штурман трясущимися пальцами ввел поправку курса.

Все находившиеся на мостике смотрели на него, не в силах ничего предпринять. Переключив управление скачком на свой пульт, только Таллис мог вывести их обратно в четырехмерное пространство-время, к безопасности.

– Вот занятно, каково это – ходить потрохами наружу? – почти истерично хихикнул кто-то из техников.

– Заткнись! – рявкнул Таллис звенящим от напряжения голосом. Рука его легла на рычаг, не дожидаясь, пока логосы завершат свой бесстрастный отсчет секунд до выхода. Интересно, подумал он, боятся ли логосы смерти так же, как обычный человек? Дрожь в руке ответила: вряд ли...

– Пятнадцать секунд.

«Чего вы ждете?» – беззвучно буркнул Таллис.

«Координаты перехвата еще не совпали с оптимальными».

– Десять секунд. Капитан, он сейчас прыгнет прямо в радиус! Ему хана! Сворачивай! – штурман почти всхлипывал.

«Так держать!» неумолимо бубнили логосы.

– Пять секунд... – простонал штурман. Корабль начало трясти. Воздуху на мостике стало словно бы меньше, и в груди Таллиса что-то странно запульсировало. Он отчаянно ударил по рычагу на долю секунды раньше, чем голос логоса произнес у него в мозгу: «Выход».

Корабль, дернувшись, вывалился в нормальное пространство. Чудовищно огромная махина планеты заполнила весь экран, пока «Коготь Дьявола» доворачивал для выстрела. Таллис нажал на клавишу пуска, пытаясь разглядеть за шлейфом гиперснаряда бустер – безрезультатно. На экране не было видно ничего, кроме оранжевых клубов атмосферы и огненно-красного следа уходящего снаряда. На мостике воцарилась мертвая тишина, только щелкали негромко клавиши на пульте Шо-Имбриса.

Секунду спустя гиперснаряд вошел в верхние слои атмосферы газового гиганта. От точки входа лениво, словно в замедленном видео, разбежалось образованное ударной волной кольцо облаков в паутине голубых электрических разрядов. Затем пространство внутри кольца прояснилось, словно отпотел маленький кусок зеркала, и перепуганный экипаж «Когтя Дьявола» получил возможность заглянуть в глубь атмосферы.

– Никаких следов, – дрожащим голосом доложил Андерик. – Они погибли.

– Интересно, что они чувствовали при этом? – сказал Нинн.

– Какая разница? – возбужденно ответил Таллис.

«Критическая точка через пятнадцать секунд» – доложили логосы в его мозгу.

Таллис вздрогнул и уставился на залитый призрачным светом экран. Они подошли к нему уже так близко, что для возвращения пришлось бы обойти планету с разгоном по низкой орбите, но даже на это у них оставались считанные секунды – дальше двигатели «Когтя Дьявола» не справятся с тяготением. Таллис чуть не надорвал глотку, пытаясь беззвучно прокричать: «Так давай же!»

В последний момент он спохватился и вспомнил, что должен хотя бы для вида пощелкать клавишами – логосы уже начали уводить корабль в сторону от гибельного курса. Он заметил, что Андерик смотрит на него со странным, близким к паническому ужасу выражением на лице; встретившись взглядом с капитаном, техник поспешно отвел глаза. Заметил ли он что-нибудь? Лишний повод приглядеть за связистом как следует.

«И если он догадался, я его убью».

И тут же и думать забыл про Андерика, услышав надрывный рев двигателей, пытающихся увести «Коготь Дьявола» прочь от атмосферы.

«Доложить состояние двигателей!»

«Выходной импульс сто пять процентов от номинального».

Только теперь Таллис осознал, как близко подошли логосы к опасному пределу, и с трудом одолел предательскую дрожь от облегчения и злости.

«Почему вы отвернули так поздно?»

«В разговоре с бионтом Хримом упоминались нежелательные последствия в случае неудачи. Использование репродуктивных органов в качестве декоративного украшения противопоказано».

«Что?» Таллис ошеломленно плюхнулся обратно в кресло. Неужели логосы смеются над ним? Тут он вспомнил замысловатые угрозы Хрима над Шарванном и то, как барканец предупреждал его: «До тех пор, пока они не свыкнутся с вашей речью, они будут воспринимать все буквально. Мы нарочно настраиваем их так, чтобы они легче адаптировались к любой культуре».

Похоже, Таллис расплачивался теперь за то, что включал машину слишком редко; впрочем, это не добавило ему хорошего настроения, особенно когда Андерик спросил, сколько им теперь лететь обратно на Шарванн.

Таллису не особенно хотелось теперь разговаривать с логосами, так что он встал, подошел к почти лишившемуся сознания штурману и привел его в чувство хорошим пинком, Шо-Имбрис поднялся с палубы и вскарабкался обратно за пульт.

– Наша орбита слишком низка, – пробормотал он слегка заплетающимся языком, – так что движки еле удерживают нас от падения. На то, чтобы обогнуть планету и разогнаться, у нас уйдет не меньше получаса.

– Если выдержат движки, – добавил Андерик, бросив злобный взгляд на Таллиса.

– Капитан, – подала голос Леннарт с поста контроля за повреждениями. – Отказ скачковых систем... – Она запнулась, так посмотрел на нее Таллис. – Похоже, на починку уйдет не меньше восьми часов. Вы их здорово перегрузили.

Техники за пультами зашептались, и кто-то самый дерзкий высказал общую мысль вслух:

– С такими темпами мы опоздаем к высадке и останемся без добычи.

Подобная смена настроения команды застала Таллиса врасплох, напугав и разозлив.

– Может, вы тогда сами объясните Властелину-Мстителю, каким именно образом улизнул Крисарх? По крайней мере сейчас мы точно знаем, что и как. И потом, речь-то идет о целой планете... там на всех хватит. А теперь кончай брехать и за работу – живо!

Он резко повернулся к своему пульту и почти прижался к ультразвуковому микрофону.

«А что до вас, чертова кучка мертвечины, мы поговорим потом», – беззвучно прошипел он, отключая логосов.

«Коготь Дьявола» огибал планету, подходя к терминатору. Рваный шрам в атмосфере – след гиперснаряда – медленно пропадал за кормой. Он все продолжал расширяться с той же скоростью, только аккуратное кольцо облаков по его периметру постепенно деформировалось, и от него начали отрываться вихри ураганов – размером примерно с континент каждый. «Коготь» по меньшей мере изменил климат планеты на много лет вперед.

Таллис оторвал взгляд от этого впечатляющего зрелища и повернулся к своей команде – те поспешно уткнулись в свои мониторы. Им предстоял еще долгий обратный путь.

* * *

Логосам удалось нейтрализовать большую часть кода, обрушившегося на них по хитросплетению сетей «Когтя Дьявола», и сохранить контроль над некоторыми датчиками бортовых систем, хотя управлять кораблем они больше не могли. С воспитанием капитана придется подождать. Система скорректировала параметры окружающей эйдолона среды, искусно переведя его мысли о нынешнем воплощении в чисто сексуальную фантазию – тем более что программа эйдолона открывала для этого широкий простор.

* * *

Руонн вскипел от бессильной ярости, когда капитан начал набирать код выключения. Если он не даст логосам время адаптироваться, они никогда не смогут действовать со стопроцентной эффективностью, а он никогда не воссоединится со своим архетипом, никогда не будет награжден соитием с Матроной. Он попытался пошевелиться в информационном пространстве, чтобы заблокировать команду на выключение, но движения его оказались странно замедленны, словно его поместили в густое желе.

«Я не желаю возвращаться! Не хочу! Прекратите! Я – бог – приказываю вам!» – кричал он, но логосы не отвечали.

Корабль выпустил новый гиперснаряд, и волна острого сексуального наслаждения захлестнула Руонна с головой. Он снова стоял нагой в своей прозрачной спальне, а перед ним лежала гурия. Что-то не так... что-то он забыл... ведь был же какой-то перерыв, правда? Он опустил взгляд и едва не задохнулся от восторга: надо же, вот это причиндал! Гурия смотрела на него снизу вверх с благоговейным ужасом; это возбудило его еще больше, сверх всякой меры, и он жадно бросился на нее, забыв обо всем остальном.

 

15

Это произошло между двумя вздохами; она паслась где-то на третьем уровне подветренных пастбищ, и тут ей, Той-Что-Танцует-На-Крылъях-Ветра, было видение. Только что она купалась в волнах теплого ветра, трепеща прозрачными рулевыми крылышками, а манна, что сыпалась с Третьего Неба, легонько стучала по её рудиментарному панцирю, и вдруг дневной свет сменился холодной, жесткой тьмой, грохотом и давлением,

Она закричала, но не услышала себя; она попыталась взлететь, но летательные сифоны не повиновались ей. Странные огни мерцали в перекошенном отражении Второго Неба, где жил её народ – неправильны были краски, все сделалось каким-то плоским и пришло в движение, словно от Последнего Ветра, предсказанного Старейшими.

Видение пропало так же быстро, как появилось. Сначала, не поняв еще, что свободна, она решила, что слабый свет вокруг ей мерещится, но очень скоро она поняла, что смотрит против ветра, в сторону Города, плывущего в исходившем от Нижнего Жара сумеречном свечении. Где-то далеко-далеко зародилась и начала стремительно расти ослепительно яркая точка, и бело-голубое сияние высветило стены облаков, ограничивавших её мир. Она даже зажмурилась – свет был силен до боли в глазу – и тут по голове её дважды ударило, а вслед ударам донеслись раскаты грома.

Ветер, который последовал за этим, оказался горячим и горьким, и стены облаков пошатнулись и осветились, а далекий горизонт перекосился и придвинулся ближе к Городу.

И она, и её Город пережили последовавшую бурю, самую свирепую на памяти её народа, но много Ветров после этого манна отличалась по вкусу, дети, родившиеся в следующий сезон, отличались от обычных: пастбища Второго Неба больше не нравились им, и они хотели чего-то, чего не могли высказать словами. Как знать, возможно, Та-Что-Танцует-На-Крыльях-Ветра могла бы объяснить их мечты, но она никогда и никому не рассказывала о том, что привиделось ей тогда.

* * *

Взгляд Осри медленно, болезненно сфокусировался на экране – на нем неслись им навстречу с бешеной скоростью стены облаков, поверх которых горели буквы:

«НАГРУЗКА НА ГРАВИТОРЫ 110% ОТ НОРМЫ,

ИНТЕНСИВНОСТЬ ПОЛЕЙ ТЕСЛЫ 130% ОТ НОРМЫ».

Корабль отчаянно трясло и швыряло из стороны в сторону, и Осри ощущал, как реагирует на это активный дайпласт скафандра – ощущение было болезненным, и он не сомневался, что – в случае, если они, конечно, выберутся из этой переделки живыми – все тело его будет в синяках.

Потом облака поредели и остались позади. Нагрузки уменьшились, и оглушительный грохот немного стих. Еще через несколько минут на экране появились звезды, а Колдун был уже внизу, а не вокруг них.

Сидевший рядом Брендон вернул спинку кресла в вертикальное положение и откинул забрало шлема, потом начал осторожно набирать что-то на пульте. Экран продолжал пестреть новыми и новыми сообщениями:

«ОТКАЗ СКАЧКОВЫХ СИСТЕМ...

ГРАВИТАЦИОННАЯ ТЯГА 78 % ОТ НОРМЫ».

Прямо на глазах у него цифра мигнула и сменилась другой: «76%». Гравитационная тяга неумолимо падала – на ней сказывались чудовищные перегрузки при пролете через верхние слои атмосферы Колдуна.

Некоторое время Осри смотрел на удалявшуюся от них тушу газового гиганта; прямо по курсу вырастали два полумесяца его естественных спутников. Который из них им нужен, сказать было пока трудно. Голова отказывалась думать от раскалывавшей её боли. Поведение Крисарха все еще бесило его, но он не мог не отдать ему должного – только благодаря его мастерству они спаслись от преследования рифтеров.

В конце концов он сдался и тоже откинул забрало.

– Я читал где-то о подобном маневре, – сказал он ворчливо, – но испытывать самому до сих пор не приходилось. Кто научил вас этому? На тренажерах такого не узнаешь.

Брендон не отворачивался от экрана.

– Верно, он научил меня всему, чему возможно на тренажерах, и многому другому тоже. Ты очень скоро сам познакомишься с ним.

И тут в голове у него словно что-то щелкнуло.

– Маркхем! Маркхем лит-Л'Ранджа! Вы ведь были не разлей вода!

– Похоже на то, – мягко усмехнулся Брендон, и голос его сразу же посуровел. – Да, Маркхем лит-Л'Ранджа, хотя боюсь, он не упоминает больше свой дворянский титул.

Брезгливость боролась в Осри с любопытством. События десятилетней давности снова всплыли в его памяти, но то, что сказал сейчас Брендон... Чтобы отпрыск семьи Тех, Кто Служит... чтобы он сделался рифтером? Нет, это просто немыслимо.

– Сын Архона Лусорского?

– Бывшего Архона Лусорского, – еще более сурово поправил его Брендон.

– Ну да, Лусор... Позор и самоубийство. – Осри почувствовал себя увереннее: эту печальную историю он знал хорошо. – Я не знаю ни одного другого из Тех, Кто Служит, пошедшего на самоубийство.

– В Тысяче Солнц много еще такого, чего ты не знаешь. – Голос Брендона прозвучал, как удар хлыста. – Ты имеешь в виду, что этим своим поступком он лишил Панарха своей верноподданной службы?

– Этим своим поступком он изменил своему долгу и понятиям чести. В конце концов в его отношении издали вовсе не самый строгий декрет – все его поместья оставались в полной его собственности... – Лицо Брендона сделалось совсем уже каменным, и Осри ощутил настоятельную необходимость пояснить свои слова. – Ну, случаются же время от времени скандалы, и далеко не каждая семья может потребовать от обидчика официального удовлетворения согласно Дуэльному Кодексу. Вот на этот случай и существует система декретов.

– Похоже, ты не понял, насколько это разрушило всю его жизнь. Говоря старыми понятиями, прямо, в его услугах более не нуждались; ему буквально не оставили выбора. Он ведь был из тех людей, для которых слово «Служба» не просто синоним сопутствующих этому привилегий. Уж лучше Семион вызвал бы его на поединок, использовав право нашего дома на смертельное оружие.

Негромкий сигнал с пульта не дал Осри продолжить спор. На экране высветилась траектория полета с наложенной на нее очень и очень неприятной фразой:

«СКОРОСТЬ ПОДХОДА К ПЛАНЕТЕ 4-7,9 КМ/СЕК».

Рука Брендона на мгновение неуверенно легла на край пульта. Даже избыток лекарств в крови Осри не ослабил страха от этих слов. Неумолимые законы космоплавания оставили им теперь две возможности: мгновенную смерть при ударе о планету или медленную, в случае если тяготение Колдуна проведет их мимо Диса и вышвырнет за пределы системы.

– И что теперь? – горько спросил он.

Брендон покачал головой и вызвал на экран «Справочник Звездолетчика». Перед ними возник медленно вращающийся шар Диса. Из быстро мелькавшего поверх него текста Осри успел прочитать только слова «Пари Ляо Шаня», но настроение его было настолько поганым, что остального читать и не хотелось. Брендон вдруг кивнул и снова забарабанил по клавишам. Экран мигнул.

«МОЩНОСТЬ ГРАВИТОРОВ 89% НОРМЫ.

НАСТРОЙКА 1,5%».

В надежде отвлечься от мрачных мыслей, Осри снова стал вспоминать подробности той лусорской истории.

– Архон Лусорский вообще имел репутацию человека эксцентричного – взять хотя бы усыновление мальчика с абсолютно неизвестным прошлым, тогда как всегда хватает семей с безупречным происхождением, с радостью отдавших своих сыновей в ряды Тех, Кто Служит. – Он тряхнул головой и тут же пожалел об этом движении. – Я помню не один случай, когда он действовал, не посоветовавшись с Советом, и его объяснения по этому поводу при дворе были на грани допустимых.

– Твой отец с ним дружил.

– Уж не намекаете ли вы на то, что мой отец ушел с государственной службы из-за этой истории с Лусором? Возможно, это и совпало по времени, но связи между этими событиями нет никакой. Я бы знал.

– Правда?

– Я знаю повод, по которому он подал в отставку, и он ни разу не упоминал при мне слова «Лусор». Мой отец ненавидит скандалы. Я вообще узнал об этом только через полгода, когда гостил у матери на Артелионе... – Осри вдруг осекся, сообразив, что кто-нибудь может упрекнуть леди Омилов в том, что уж она-то любит скандалы. Самое страшное – внутренний голос говорил ему, что так оно и есть. – Ну, как бы противно все это ни было, она решила, что я должен знать...

Последние слова он произнес совсем упавшим голосом, но Брендон и не понукал его.

– И много ли тебе известно? – спросил он с неподдельным интересом.

– Столько же, сколько и всем, то есть очень немного. Из уважения к имени Л'Ранджа Эренарх Семион не хотел, чтобы об этом говорили. Во всяком случае, Архон определенно выступил в оппозиции Эренарху, публично обвинял его в чем-то, даже угрожал ему!

– И в чем он его обвинял?

– Обвинял в позорном изгнании сына из Академии... – Этот разговор не доведет до добра, подумал Осри, которого начинало раздражать уже подчеркнутое безразличие Брендона. Краем глаза он заметил, что одна из двух лун на экране быстро надвигается на них, но почти не обратил на это внимания – голова все еще была занята событиями десятилетней давности. – Какова цель этих расспросов, Ваше Высочество? Уж не хотите ли вы сказать, что Эренарх Семион в некотором роде виновен в том, что отказался вызвать на дуэль сумасшедшего?

И тут Осри ждало еще большее потрясение, когда на весь его сарказм Брендон ответил простым «Да».

– Да вы шутите! – взорвался Осри. – И с вашего позволения, Ваше Высочество, я нахожу эту шутку совершенно неуместной...

Он уловил за спиной какое-то движение – легкое, почти незаметное, но оно напомнило ему про большого, угрюмого телохранителя, который ни на шаг не отставал от Брендона. Может, этот тип тоже так считает? Осри зажмурился: похоже, весь мир вокруг него сошел с ума.

Еще несколько секунд Брендон набирал какую-то команду, потом нажал на клавишу ввода. Изображение траектории застыло. Потом Брендон повернулся и посмотрел на Осри в упор.

– Тебе действительно кажется, что я шучу? – спросил он. В выражении его лица не осталось ни капли иронии, а глаза вдруг пугающе напомнили отцовские. Почему-то это еще больше взбесило Осри. – Уверяю тебя, я не шутил. Уж во всяком случае, шутил не больше, чем тогда, когда был вынужден стоять и смотреть на то, как моего друга Маркхема исключают из Академии.

Осри не без опаски вгляделся в лицо Брендона. Врожденному почтению к династии Аркадов, к всеми любимому Панарху Геласаару и к его строгому, но справедливому и работящему наследнику события десятилетней давности – так, как он их понимал, – нанесли тяжелый удар. Он повернулся к экрану и только тут до него дошел смысл только что проложенного Брендоном курса.

«РАСЧЕТНЫЕ ПЕРЕГРУЗКИ УКЛАДЫВАЮТСЯ В ЛИМИТ ПРОЧНОСТИ КОРПУСА».

Мигающий огонек в углу говорил о том, что Крисарх заблокировал медицинские датчики.

– Что вы делаете? – поперхнулся Осри. Ему совершенно осточертели уже и собственная беспомощность и почти полное отрицание Крисархом всех принятых в панархистском флоте норм пилотирования. Сейчас же он все больше склонялся к тому, что Брендон затеял особо зрелищное самоубийство. – Неужели вы не можете дать сигнал вашим дружкам-рифтерам, чтобы они перехватили нас при близком пролете, вместо того, чтобы рыть нам могилу глубиной в полрадиуса планеты?

Брендон поморщился:

– При той скорости, на которой мы шли через атмосферу, всей мощности генераторов Теслы едва хватало на то, чтобы поддерживать прочность корпуса. Направленную антенну срезало вместе с остальными выступающими частями. Конечно, мы можем еще дать сигнал бедствия, но кто может поручиться за то, что его услышат именно те, кто нужно? Капитан преследовавшего нас корабля чертовски умен – он мог и догадаться, что мы задумали. Нет, единственная наша надежда – горизонтальное приземление. – Брендон скривил губы в невеселой улыбке. – Хотя должен признаться, тот маневр будет рискованней. Если он нам удастся, считай, мы обошли Маркхема на одно очко.

– Но как вы рассчитываете погасить такую скорость? Дис слишком мал, чтобы мы могли затормозить в атмосфере, да и тяготение его разве что чуть отклонит курс.

Брендон мрачно усмехнулся:

– Я рассчитываю на Пари Ляо Шаня. Это длинный выброс гидрокарбонатного льда вулканического происхождения, который тянется вдоль экватора. Если, конечно, можно назвать вулканическим что-то столь холодное. Как бы то ни было, он продолжает расти, и, как следствие, поверхность его остается достаточно гладкой.

Брендон разогнул спину, поднял руку и устало помассировал переносицу. Потом опустил руку и продолжал:

– Если верить справочнику, Ляо Шань был искателем приключений с Као Лая – дело было лет триста пятьдесят назад, когда на Дисе еще велись разработки. Так вот, он побился об заклад, что прокатится по всему выбросу на корабле как на санях. Именно так мы и поступим: пожертвуем обшивкой ради торможения и будем надеяться на то, что гравиторы продержатся достаточно долго, чтобы нас не размололо в кашу.

Осри хмуро уставился в экран, пытаясь сквозь красную пелену боли понять, куда точно ведет их курс. Похоже, им хватит еще запаса энергии на то, чтобы подправить курс параллельно Пари. И если оно и в самом деле гладкое, у них и впрямь есть шанс выжить.

– А что случилось с этим Ляо Шанем? Удалось?

– Вот этого как раз никто не знает. За выигрышем, во всяком случае, он так и не явился, и впоследствии его больше не видели.

Осри вдруг засмеялся – хрипло, болезненно. Он понимал, что это начинается истерика, но ничего не мог с собой поделать. В голове царила необыкновенная легкость – сказывался избыток болеутоляющего.

– Ну уж нам это, во всяком случае, не грозит. Если маневр не удастся, мы пропашем борозду в полтыщи километров. Возможно, им придется даже переименовать ледник в Мозаику Аркада – если, конечно, они удосужатся собрать нас по кусочку.

Вместо ответа Брендон опустил забрало и перевел кресло в аварийное положение. Осри последовал его примеру, а потом ему осталось только молча ждать, глядя на медленно, но верно растущий на экране Дис.

* * *

В штабной комнате было сейчас заметно тише; контролировавшие состояние Щита техники теперь, когда от них не было больше толку, исчезли. Единственным центром сопротивления оставался квартал Архона, и за пультами сидели только абсолютно необходимые специалисты по управлению оборонительными системами на поверхности планеты. Все, что они могли сделать теперь, – это постараться, чтобы последняя атака обошлась рифтерам как можно дороже. Сама высадка после отключения Щита практически не встретила сопротивления – вряд ли нашелся бы хоть один Архон, который подверг бы своих людей риску ядерной бомбардировки в обмен на несколько сбитых рифтерских кораблей.

– В рукопашной мы нанесем им гораздо больше ущерба, и к тому же мирное население это не затронет, – объяснил Танри.

Омилов отказался эвакуироваться, тем более что бежать ему было некуда: каким бы это ни казалось невероятным, целью вторжения был он сам. Он сидел за центральным пультом рядом с Архоном, Бикарой и с небольшой группой гвардейцев, прижимая к груди непривычную тяжесть лучемета, а в голове все вертелись мысли: как там его сын и Крисарх, удалось ли им вырваться?

Свет разом погас, пульты – тоже. Негромкое гудение вентиляторов, понижаясь, стихло, и дверь содрогнулась от близкого взрыва. Мгновение спустя возник звук – низкий, приглушенный рокот. Загорелись красные аварийные огни; углы помещения так и остались погруженными в темноту.

Танри посмотрел на Омилова и улыбнулся, сверкнув зубами.

– Посмотрели бы вы на себя сейчас, Себастьян, – сообщил он. – Самое невероятное сочетание грозного вояки и утонченного интеллигента, какое только можно себе представить.

Омилов улыбнулся в ответ. Вот уж Архон смотрелся сейчас воином до мозга костей.

– Боюсь, что держу эту штуку в руках первый раз в жизни. – Он взвесил в руке лучемет. – Не знаю, для кого я опасней с ним – для рифтеров или для своих.

– Не берите в голову, – усмехнулся Танри. – В конце концов именно за этим мы вам его и дали. Поставьте излучение на среднюю интенсивность, и если вы только умеете держать в руках садовый шланг, вы нанесете им урон не хуже каждого из нас. Вряд ли у них имеется тяжелая броня, а ничему другому их не защитить.

Он оглянулся на входную дверь – приглушенный лязг продолжался – и нахмурился. Звук слышался не из-за двери, но из-за металлической перегородки.

– Они пойдут через технический туннель, – пояснил Архон. Он отдал приказ, и защитники перегруппировались, чтобы встретить угрозу с новой стороны.

Наступила тишина. Омилов физически ощущал, как растет напряжение в зале. В горле у него пересохло, а он все не знал, найдутся ли у него силы нажать на спусковой крючок, чтобы испепелить другого человека, каким бы мерзавцем тот ни был.

Оглушительный рев прервал его размышления – часть перегородки раскалилась добела и почти сразу же испарилась. Снова рев: струя иссиня-белой плазмы ворвалась в отверстие, ударила в ближайший пульт и взорвалась, обрызгав все помещение плавлеными металлом и пластиком.

После третьего выстрела перегородка разлетелась и в зал просунулось тупое рыло плазменной пушки, вокруг которого переливалась радуга защитного поля. Кое-кто из защитников пытался стрелять по ней – безо всякого эффекта. Потом пушка выстрелила снова, и центральный помост перекосило. Омилов вцепился в спинку кресла перед собой, чтобы не упасть. Лучемет выскользнул из его рук и свалился с помоста на пол. Уши заложило от нового взрыва. Входная дверь разлетелась; ворвавшиеся в нее фигуры напоролись на залп оборонявшихся, но успели швырнуть внутрь маленькие черные шарики, и тут Омилов потерял сознание от вспышки и грохота.

* * *

Дис под ними сделался совсем большим, а звезды слегка померкли: они уже шли в верхних слоях атмосферы. Корабль миновал терминатор, выйдя на освещенную сторону планеты, и далекое солнце окрасило горизонт в серый цвет.

Теперь они теряли высоту гораздо быстрее; прямо по курсу вырос, мелькнул внизу и скрылся за кормой иззубренный хребет – порождение борьбы небольшой луны с тяготением Колдуна. Впереди матово поблескивало Пари Ляо Шаня. Поверх изображения на экране вспыхнула дополнительная информация: радар ближнего обзора засек на поверхности воскового плато неровности. Маневровые двигатели в последний раз откорректировали курс корабля и стихли. Потом маршевый двигатель взвыл на предельной тяге – компьютер перегружал гравиторы для смягчения удара. Поверхность луны стремительно надвинулась на них и заполнила весь экран.

Удар был сокрушителен. Все трое невольно закричали – с такой силой выкручивали скафандры им руки и ноги, противодействуя удару, – а удар, казалось, не кончится никогда. В кабине что-то вспыхнуло, и она наполнилась дымом. Осри физически ощущал дикие перепады гравитации, когда гравиторы пытались компенсировать чудовищное торможение. Поверхность планеты слилась на экране в беспорядочное мелькание пятен, чередовавшееся со вспышками света. Взвывали и захлебывались маневровые двигатели в попытках увести корабль от худших препятствий. Ничего не помогало – бустер начал разваливаться.

Экраны рассыпались, и кабина погрузилась в темноту; только светились тревожно красные огоньки на пультах. Потом острая как нож скала вспорола борт, рассыпав искры и едва не сорвав с места кресло Осри. Воздух начал стремительно выходить в пробоину, высасывая с собой закрутившийся причудливыми спиралями дым. Грохот от непрекращающегося движения распадающейся машины сделался чуть тише. Теперь звуки передавались внутрь шлемов только через соприкосновение скафандров с креслами. Корабль бешено вращался, окончательно потеряв управление, и в пробоине стремительно мелькали то небо, то серый воск.

Наконец бустер врезался во что-то слишком крупное, чтобы перемахнуть через него, и встал на нос. Какое-то мгновение гравиторы продолжали работать, и корабль казался единственным неподвижным местом в обезумевшем, вращающемся мире. Потом они отказали, и стало ясно, что кувырком летит сам корабль. Потом корабль налетел еще на что-то и замер. Осри вырубился.

Он не имел ни малейшего представления о том, как долго находился без сознания, а когда пришел в себя, тут же пожалел, что не может отключиться снова. Все тело его отчаянно болело, и первые секунды он боялся пошевелиться. Потом собрал волю в кулак и заставил себя пройти через ритуал, знакомый любому выпускнику Академии, где люди и корабли работали на пределе своих возможностей. Пальцы? Пальцы ног? Повернуть голову... Теперь медленно... Покачать из стороны в сторону. Похоже, все работало, несмотря на острую боль.

Он попытался поднять спинку кресла, но, к счастью, механизм не работал, ибо в противном случае он оказался бы висящим лицом вниз. Корабль – вернее то, что от него осталось, – стоял на носу. Сделай он сейчас одно неосторожное движение, и он упал бы, отстегнувшись, прямо на свой пульт.

Он включил переговорное устройство.

– Крисарх? Ваше Высочество?

Никакого ответа. Даже пощелкивания помех в шлемофоне – и того нет.

Медленно, очень медленно выбрался Осри из своего кресла и подполз к Брендону – тот все еще лежал на спине, качая головой из стороны в сторону. Осри склонился над ним, схватился руками за его шлем, остановив движение, и прижался к нему забралом.

– Брендон? Вы меня слышите? С вами все в порядке?

– Да, – простонал Брендон. – Нет. Кажется, меня сейчас стошнит.

Осри передернуло. Такого он не пожелал бы и худшему врагу; к счастью, рвота в скафандре пугала столько поколений звездолетчиков, что с ней научились эффективно бороться. Осри нашарил на скафандре Брендона медпульт и нажал на кнопку аэрозоля.

Несколько минут спустя Брендон освободился, а это означало, что теперь может выбираться со своего места и Деральце. Люк, естественно, заклинило.

Они вытащили из контейнера свои немногочисленные пожитки и рассовали их по карманам на поясах. Осри с облегчением убедился в том, что отцовский артефакт пережил аварийную посадку без единой царапины. Дождавшись, пока Брендон спрячет в пояс перстень Архона, он нажал на кнопку таймера аварийного сброса люка. Все трое съежились, укрывшись за спинками кресел, пока не сработали пиропатроны, отшвырнувшие крышку люка далеко от корабля.

Искореженная крышка проскользила по восковой поверхности Пари Ляо Шаня и остановилась только у груды камней в восковой глазури, вызвав небольшой обвал. Корабль покачнулся и чуть сдвинулся с места, угрожая лечь отверстием люка вниз; все трое поспешно поползли к люку, спрыгнули вниз и, оскользаясь на восковой поверхности, отбежали в сторону. Корабль покачнулся, помедлил в нерешительности и рухнул с беззвучным хрустом, который Осри ощутил ногами.

С минуту все молчали. Потом Осри наклонился и прижался забралом к шлему Брендона.

– Что будем делать дальше?

– Подождем, – пожал плечами Брендон. – Маркхем говорил, у них хорошие радары...

– Ну уж такую посадку увидел бы и слепой, – заметил Осри.

– Значит, нам ничего не остается, кроме как сидеть здесь, ждать и надеяться на то, что они доберутся сюда прежде, чем у нас кончится воздух. – Брендон повернулся к Деральце, прижался к нему шлемом и что-то сказал.

Осри отвернулся и уселся на небольшой восковый бугорок, упершись локтями в колени и устало опустив на руки тяжелый шлем. Голова, казалось, вот-вот оторвется.

Брендон кончил совещаться с телохранителем, встал и огляделся по сторонам. Солнце клонилось к горизонту; отсюда оно казалось маленьким и тусклым, так что на него можно было смотреть, почти не щурясь. По небу скользило несколько пухлых облачков, а за ними на подкладке из темно-синего бархата сияли редкие звезды. Вокруг них тянулся во все стороны язык Пари – однообразная равнина из грязно-серого воска, смешанного с камнями.

В отдалении маячила на фоне неба гряда невысоких холмов. На мгновение Осри показалось, что он видит там огонек. Похоже, Брендон тоже заметил его; он сделал несколько шагов в том направлении, к искореженной крышке люка, лежавшей среди каменных обломков. Над этим местом показался кусок чистого, не испачканного еще каменной пылью воска. Он отлился в странную форму – словно шар покоился на искривленной колонне. Брендон подобрал каменный обломок и принялся скрести поверхность шара. Слой воска вдруг отвалился в сторону, открыв зияющие из-под забрала старинного шлема пустые глазницы.

Ляо Шань проиграл-таки свое пари.

Осри отпрянул, ощутив мгновенный приступ тошноты. Он увидел, как Брендон уронил свой камень и отдал честь неподвижной фигуре, чьи слепые глаза увидели пасмурный дневной свет Диса впервые за три с половиной столетия.

Выждав минуту, Осри нерешительно подошел к Брендону, склонившемуся над неподвижной фигурой.

– Пожелай нам удачи, старина, – услышал он голос Брендона, – и мы вернемся за тобой как-нибудь.

Он замолчал и медленно повернулся к Осри, коснувшись своим шлемом его.

– Это ведь Ляо Шань, так ведь? – спросил Осри. Собственный голос казался ему чужим. Брендон молча кивнул.

– Брендон, – неуверенно продолжал Осри, помолчав немного, – как вы думаете, мой отец... – Он опять замолчал. – Нет, ничего.

Брендон снова пожал плечами.

– Где бы он ни был, вряд ли ему сейчас хуже, чем нам.

Он отвернулся и подошел к Деральце, продолжавшему вглядываться в цепь далеких холмов.

* * *

Себастьян Омилов сидел в полном одиночестве в опаленном огнем лучеметов помещении и пытался выкинуть события последних часов из памяти, однако два тела, лежавшие прямо перед ним, не слишком способствовали этому.

Сознание вернулось к нему в самый разгар ужасающей сцены. Рифтеры связали Танри по рукам и ногам и с гоготом смотрели, как Хрим избивает его железным прутом. По мере того как рифтерский капитан крушил кости Архона, мундир его становился из белого багровым, и все же Танри каким-то образом ни на мгновение не утратил своего достоинства. Омилов навсегда запомнил выражение лица Танри, когда тот повернулся к нему перед смертью. Один глаз вытек, но второй сиял несокрушимой отвагой. И в конце концов Архон вышел из поединка с рифтером победителем: не в состоянии добиться от умирающего большего, чем несколько сдавленных стонов боли, Хрим окончательно вышел из себя и одним сокрушительным ударом раскроил ему череп.

Через несколько минут еще один рифтер втащил в помещение Бикару и толкнул её к трупу Архона. Она упала на колени и завела жуткий скорбный плач, раскачиваясь из стороны в сторону и распустив волосы. Язык был Омилову незнаком, но песнь её пробуждала в нем первобытный трепет; в ней говорилось об утрате, о надвигающейся мгле и об отмщении, которое неизбежно настигнет злодея даже в могиле.

Рифтеры тоже это почувствовали. Хрим злобно выругался; один из рифтеров схватил Бикару за волосы и рывком поставил на ноги. Стремительным, словно выпад змеи, движением Бикара обернулась, выхватила из рукава узкий нож и прежде, чем кто-то успел пошевелиться, вспорола рифтеру живот с ловкостью потрошащего рыбу повара. Какое-то мгновение рифтер стоял неподвижно, тупо глядя на груду собственных кишок, потом осел на пол. Второй рифтер выругался, поднял лучемет, и обугленное тело Бикары рухнуло на останки Архона.

Хрим отдал распоряжение унести мертвого рифтера и повернулся к Омилову.

– Я с радостью сотворил бы с тобой, недоносок гребаный, кой-чего почище, да только кое-кто хочет первым разобраться с тобой. А теперь жди тут – и стоит тебе хоть кончик носа высунуть за дверь, и ты пожалеешь, что не помер, как эти двое.

Когда рифтеры вышли, Омилов попытался хотя бы выпрямить тела друзей, но останки Бикары едва не развалились на части при одном его прикосновении, а от одного вида её растрескавшейся кожи ему сделалось дурно. Жаль, что ему нечем было хотя бы накрыть их; ему не хотелось глядеть в их сторону, но отворачиваться от них почему-то казалось предательством по отношению к их памяти. Так он и сидел, глядя на друзей и стараясь не видеть их, ожидая возвращения своих пленителей.

Казалось, он прождал целую вечность. От запаха смерти и горелого мяса, смешивавшегося с затекавшим из коридора дымом, в горле стоял противный комок, и его начинала уже мучить жажда, когда в коридоре послышались шаги.

В комнату вошел новый рифтер – худой мужчина с голубыми глазами слегка навыкате и длинными волосами, зачесанными на манер героев древности. Вид он имел довольно напыщенный. Одет он был пестро и двигался с подчеркнутым изяществом, отчего показался Омилову похожим на шута. Ноздри Омилова уловили слабый, необычный аромат духов, и это только добавило внешности незнакомца фальши.

Рифтер окинул взглядом помещение и, брезгливо обойдя трупы, встал перед Омиловым так, чтобы держаться к ним спиной.

– Доброе утро, гностор, – осторожно обратился он к Омилову, не отводя пальцев от расстегнутой кобуры. – Надеюсь, вы приятно провели ночь?

Омилов молча смерил его взглядом. Он сразу распознал в рифтере социального онтолога, черпающего смысл бытия и собственную значимость из окружающих, и решил, что от него тот не получит ничего для себя ценного.

Лицо незнакомца покраснело, и рука сжалась на рукоятке лучемета.

– Что это с тобой, Омилов? – рявкнул он голосом, в котором не осталось ни тени почтительности. – Язык проглотил? – Он хохотнул; звук вышел похожим на отрыжку. – Ничего, ты еще соловьем запоешь, как только тебя доставят на Артелион.

– Артелион? – вздрогнул Омилов.

– Ага. Тебе предстоит аудиенция у нового Панарха.

Омилов болезненно сглотнул, пытаясь унять сухость в горле. Теперь он окончательно ничего не понимал. Семион, конечно, был далеко не деликатным человеком, но это уже не укладывалось ни в какие рамки.

– Что нужно от меня Семиону?

Рифтер снова расхохотался.

– Семиону? В Семионе кто-то продырявил новую дырку – авось посвистит. Нет, ты будешь говорить с Джерродом Эсабианом Должарским. Изумрудный Трон принадлежит теперь ему.

Омилов от изумления лишился речи; рифтер протянул руку и выдернул его за ворот из кресла. Гностор растянулся на полу, рифтер пинком поднял его на ноги и подтолкнул дулом лучемета к двери.

– И он не любит ждать, так что пошевеливайся!

 

16

Появление мотосаней застало Деральце врасплох. Они вынырнули из-за небольшого бугра всего в нескольких сотнях ярдов от них. Осри дернулся назад; Деральце с одобрением отметил, что Брендон медленно встал и повернулся лицом к гостям, чуть отведя руки от тела.

Подняв целый фонтан воска, сани лихо развернулись и замерли перед ними. Деральце успел отвернуться, Брендон – тоже, а вот Осри отреагировал слишком медленно. Он попытался смахнуть воск с забрала, но вместо этого только размазал его по прозрачному пластику. Деральце поморщился при мысли о том, как это, должно быть, разозлило его; он надеялся только, что Омилов не предпримет ничего такого, что поставило бы под угрозу всех троих.

Впрочем, опасность грозила им и так – по крайней мере до тех пор, пока их не опознают. Фигуры в скафандрах взмахами лучеметов скомандовали им садиться на грузовую платформу. Весь путь от места посадки до ничем не примечательной кособокой горы никто даже не пытался с ними заговорить. Пожалуй, Деральце был благодарен им за это: усталость и физическая реакция на посадку мешали даже думать, не говоря о том, чтобы что-нибудь делать.

Глядя в дула нацеленных на них лучеметов, он напомнил себе, что от него еще может потребоваться действовать, возможно, без времени на раздумья. Первым делом он оценил свое самочувствие. Все тело болело с головы до ног, но заслуживающая внимания боль была вроде бы только в груди. Сломанные ребра? Будем надеяться, у Маркхема найдется медик.

Он откинулся на борт платформы, заставляя себя дышать медленнее, а думать – внятно. Очертания окружающих его предметов казались четкими, словно в вакууме, с резкими переходами между светом и тенями.

Прямо перед его забралом раскачивался на ходу шлем Брендона. Интересно, о чем думает он сейчас? Какое решение примет? С одной стороны, на это решение не могут не повлиять перстень Архона и присутствие хмурого Осри Омилова; с другой – есть ведь еще он, Деральце. И, возможно, Маркхем. Деральце мрачно усмехнулся про себя: как бы ни обдумывал он сейчас возможный баланс сил, окончательное решение зависит от Маркхема Л'Ранджи.

Сейчас он вряд ли использует наследственную приставку Л'.

Вот и еще раз оказались они вне действия законов и клятв, скрепляющих Панархию, так что желание Брендона продолжать путь на Арес, чтобы исполнить данные им обещания, может и не перевесить аргументов Маркхема.

Или тот тоже связан еще старыми клятвами?

Не без удивления Деральце вдруг сообразил, что вполне допускает: если Крисарх решит-таки лететь на Арес, он тоже последует за ним.

«Нет, это решение мне еще только предстоит принять».

Вот если бы дело было только в верности системе, принять решение было бы куда проще; система отвернулась от него. Но когда дело еще в личной преданности...

И тут, так же отчетливо, как окружавшие их горные хребты, Деральце увидел истину, на которой держится Панархия: в конечном счете все сводится к личной преданности. Еще одна из Полярностей Джаспара всплыла в его памяти: «Связала присяга сеньора с вассалом – обоим и силой, и бременем стала». Так оно и вышло: стоило забыть про верность и ответственность – связку, которую Семион в расчет не принимал, – как система развалилась.

Впрочем, не из-за этого же он злится; не из-за того, что система предала его, но из-за того, что это сделали Аркады.

«Но ведь не Брендон и не его отец. Если они и способствовали этому, то по незнанию».

Сани вдруг резко свернули и, не снижая скорости, устремились прямо на скалу меж двух выступов. Деральце напрягся, готовясь к неминуемому столкновению.

До черной каменной стены, отвесно поднимавшейся из восковой поверхности луны, оставалось не более сотни метров, когда замаскированные ворота наконец отворились. Они въехали внутрь и плавно затормозили. Сворки за их спиной затворились, и они остались в темноте.

Чьи-то руки выдернули Деральце из саней и толкнули вперед. Он стиснул зубы – усталые мышцы отозвались на это бесцеремонное обращение острой болью – и, шатаясь, побрел куда указано. Все та же рука схватила его за плечо, и он послушно остановился.

Загорелся свет; он увидел, что они стоят в шлюзовой камере. Некоторое время фигуры в черных скафандрах стояли не шевелясь. Он покосился на Брендона, но увидел на его лице меньше раздражения, чем ожидал – только смертельную усталость и еще что-то, чего он не распознал. Все внутри Деральце сжалось, когда он заметил пальцы Брендона, накрывшие кармашек на поясе. «Он уже принял решение». На мгновение он увидел перед собой не сына, но самого Геласаара – все то же властное, решительное лицо. Кольцо сжималось, и ему оставалось совсем немного времени на выбор, где остаться, внутри или вне кольца.

Один из охранявших их незнакомцев вдруг снял свой шлем, нарушив паузу, и Деральце увидел мужчину лет сорока с коротко подстриженной бородкой. Лицо его было суровым. Он поднял руку и похлопал Брендона по шлему.

Громкий стук по его собственному шлему заставил Деральце вздрогнуть и обернуться. Перед ним оказалось круглое женское лицо с неприятно бледной кожей, по которой рассыпаны были маленькие пигментированные точки. Огненно-рыжие волосы были коротко острижены на манер бывалого космонавта. Она жестом приказала ему снять шлем, и Деральце, отметив про себя, что она не опустила направленного на него оружия, медленно повиновался. Краем глаза он увидел, что Осри, несмотря на явную неохоту, делает то же самое.

– Коли есть какое оружие, ложьте его сюда, – произнес мужчина, пока остальные снимали шлемы и перчатки; Деральце понял, что они в полной власти у хозяев.

Брендон покачал головой.

– Мы не вооружены, – обиженным тоном заявил Осри.

Несмотря на это, женщина и крупный мужчина со шрамами на лице подступили к ним вплотную для обыска. Деральце отметил ту бесстрастность, с которой их пленители обращались с ними; тем не менее их бесцеремонность болезненно отзывалась в избитом теле. От одного прикосновения типа со шрамом к его груди он едва не задохнулся.

Рифтер, занимавшийся Осри, замер, нашарив у него в поясе Сердце Хроноса.

– Это еще чего?

– Это не оружие, – сказал Осри. – Эта старинная безделушка. Я собираю такие штуки.

– За такую могут и заплатить.

Мужчина собирался уже сунуть шар в карман, но его остановила женщина.

– Капитан хочет видеть все, что у них было при себе.

– Тоже верно.

Мужчина опустил шар обратно в пояс Осри.

Обыскивавшая Брендона женщина восхищенно подняла к свету его перстень, потом с досадой кинула ему. Он поймал его в воздухе и надел на безымянный палец.

Женщина нажала на кнопку, и внутренняя дверь скользнула вбок. Они двинулись дальше по туннелю, пробитому в темной скальной породе Диса. Воздух был довольно чистый, но в нем улавливался легкий запах какой-то органики – то ли смолы, то ли скипидара. Осри громко чихнул, и Деральце передернуло от одной мысли о том, как это, должно быть, отдалось в голове Осри, если она болит хотя бы вполовину так, как у него.

«Что, насморк?»

Со времен той истории с Л'Ранджа ему довелось столько путешествовать, что организм уже привык к смене воздуха и не страдал больше от аллергии, часто сопровождающей перемещение с одной планеты или орбитального поселения на другую. Но Осри, конечно же, путешествовал только на пассажирских лайнерах, воздух в которых меняется на протяжении рейса постепенно во избежание резких переходов. Курьерский бустер таких удобств не обеспечивал. «Те корабли, на которых летал я, не слишком-то заботились об этом». Деральце почувствовал, что губы его против воли кривятся в улыбке: мысль о том, что Омилова прохватит после такой впечатляющей посадки еще и насморк, почему-то позабавила его.

– Сюда.

Бородач хлопнул Деральце по лопатке, и тот повернул налево, в новый туннель, через равные интервалы освещенный тусклыми шахтерскими лампами. Шагать в слабом тяготении луны было неловко, тем более что усталые мышцы отказывались адаптироваться. Короткий взгляд назад показал, что Брендону с Осри приходится не легче.

Немного погодя туннель расширился, и Деральце увидел редко расположенные двери, разные по размерам и отделке. За дверью из потертого дайпласта следовала другая, из резного дерева, тщательно подогнанная по проему в камне, а за ней – просто занавеска, полинявшая от времени.

Время от времени им встречались прохожие, все в разных одеждах; как правило, они не обращали на пленников никакого внимания. Деральце заметил здесь следы дисциплины, редкой среди тех рифтеров, с которыми ему до сих пор приходилось иметь дело. Несомненно, сказывались результаты обучения Маркхема в Академии. Интересно, какие еще отличия здесь есть?

Неожиданно они оказались в большой пещере – туннель превратился в узкую галерею, подвешенную над несколькими ярусами переходов, пересекавших пещеру во всех направлениях. Где-то далеко внизу журчал ручей.

Они вступили в еще одну пещеру, поменьше, и остановились.

– Можете оставить шпионов здесь, – послышался голос, – и убирайтесь.

Горячая волна адреналина ударила в кровь Деральце, когда он увидел, как напряглись их сопровождающие. Это явно не входило в их планы. Он посмотрел на Брендона – тот шарил взглядом по темным углам. Осри просто беспомощно оглядывался по сторонам, не зная, откуда ждать опасности.

Деральце перенес вес на пятки. Воспользовавшись замешательством охраны, он переместился вперед, встав перед Крисархом и чуть сбоку от него. Он все еще не видел ни говорившего, ни помощников, которые у того, несомненно, здесь имелись.

– Нам приказано отвести их к Вийе, – сказал бородатый.

– Вийя? Мы еще покажем Вийе, кто здесь отдает приказы. Как только...

Брендон перебил говорившего – голос его звучал громко и отчетливо, со всей властностью урожденного Дулу.

– Альт Л'Ранджа гехайлин! – произнес он. – Маркхем обещал пропустить нас без помех.

Воцарилась абсолютная тишина, нарушаемая только далеким журчанием воды. Рыжеволосая женщина оценивающе посмотрела на Брендона и шагнула к нему. Волосы у Деральце стали дыбом, и все чувства разом обострились – напряжение в пещере достигло предела, готовое разрядиться действием.

Худощавый, мускулистый мужчина выступил из тени, и взгляды всех сопровождавших их рифтеров мгновенно скрестились на нем. Деральце заставил себя оглянуться, по многолетнему опыту зная, что главная опасность может подстерегать вовсе с другой стороны. Тускло блеснул металл – прямо над матово-черным отверстием ствола, поворачивающегося в сторону Крисарха.

В это мгновение двадцать лет службы, десять лет обиды и сознание того, что его присяга на верность не пустой звук, – все это соединилось в одном стремительном движении.

Он бросился вперед, и мир сомкнулся вокруг него вспышкой жгучей боли.

* * *

Произошедшее застало Осри врасплох – их бородатый провожатый с силой толкнул его в сторону и разрядил свой лучемет в почти не видную фигуру слева. Смертоносные лучи энергии ударили разом с нескольких сторон. Верзила-телохранитель рывком заслонил собой Брендона, с хриплым криком приняв на себя тонкий, как игла, луч плазмы; другой луч задел рыжую женщину, и та выронила свой лучемет, скорчившись от боли.

– Леник! – Эхо от крика Брендона еще металось по пещере, а Брендон уже склонился над простертым на земле телом. Потом он обернулся и схватил оброненный женщиной лучемет. Забыв про низкое тяготение, он оступился, споткнувшись об упавшего рифтера, и это спасло его от полыхнувшего мимо луча. Он восстановил равновесие, повернулся и поставил лучемет на предельную ширину луча.

Худой мужчина, окликавший их, нырнул за выступ скалы. Луч из оружия Брендона разрезал пополам человека, застрелившего Деральце.

Оцепенев от неожиданности, Осри смотрел, как худой рифтер вынырнул обратно из-за скалы и выстрелил в Крисарха – тот даже не пригнулся, но луч прошел мимо его головы, Брендон не остался в долгу, окатив своего противника фонтаном брызг расплавленного камня от его укрытия, в то время как бородач стрелял по остававшимся невидимыми в тени противникам. От низкого тяготения движения сражавшихся напоминали какой-то смертельный танец. Еще один луч расплавил скалу совсем близко от головы Осри; запах озона и горелого камня заставил его расчихаться.

Последовала секундная пауза, а затем Брендон с яростным смехом – Осри ни за что не поверил бы, что этот звук может исходить из горла Крисарха – поднял свой лучемет, словно салютуя противнику, и разрядил в воздух. Плазма ударила в скальный свод, с грохотом обрушив его. Долговязый рифтер панически завопил и выпрыгнул из-за своего укрытия, но опоздал: несколько тонн камней и мелких обломков лениво-замедленно в низком тяготении, но неумолимо погребли его под собой, только ручейки крови медленно выбились из-под завала.

Наступила тишина, прерываемая стонами раненой женщины и хриплым, прерывистым дыханием Деральце. Брендон склонился над его телом. Губы Деральце шевелились: он пытался что-то сказать.

Бородатый рифтер подошел к Брендону со спины и ткнул под лопатку стволом лучемета. Брендон развернулся и приемом уланшу – Осри никогда еще не видел такого – отшвырнул его в сторону и снова повернулся к Деральце, не обращая внимания на выступивших из тени рифтеров.

Странное дело, но те замерли и не двигались дальше. До Осри, мозги которого, казалось, от низкого тяготения тоже работали с замедлением, наконец дошло, что Брендон прикрыт от их огня грудой камней, похоронившей худого рифтера, и что оружие его нацелено на потолок пещеры над их головами.

Передышка, подумал Осри с облегчением, и тут же реальность напомнила о себе, когда чьи-то грубые руки выдернули его из укрытия, и ствол лучемета вытолкнул его на открытое место.

* * *

Мельчайшие детали окружавшей Брендона сцены выступали с отчетливой ясностью по мере того, как багровая пелена, застилавшая ему глаза во время боя, медленно рассеивалась. Лучемет едва не вывалился из руки – такая пробрала его дрожь.

– Твой дружок у нас в руках! – крикнул кто-то. – Брось оружие, если не хочешь, чтоб мы его поджарили.

Брендон поднял взгляд и увидел, как Осри, спотыкаясь, выходит на свет, а из расселины в скале провожает все его движения ствол лучемета. Астрогатор остановился и посмотрел на Брендона; в глазах его не было ничего, кроме смертельной усталости.

Внезапное движение где-то в углу насторожило Брендона. Он повернулся и послал заряд поверх головы рифтера, державшего себя наглее остальных; тот с дымящимися волосами взвыл и отпрянул.

– Держитесь подальше, а то я обрушу эту чертову пещеру на нас всех! – крикнул Брендон.

Хриплое дыхание заставило его опустить взгляд. Леник прижимал обе руки к обугленной ране в груди, а кровь продолжала сочиться между пальцами. Брендон склонился над ним, пытаясь отнять его руки, но тот из последних сил мотнул головой.

– Нет, – прохрипел он. – Если я отпущу, не смогу говорить.

Брендон понял, что Леник пытается удержать воздух в легких, и что времени осталось совсем мало. Он открыл рот, чтобы сказать что-то, но Леник перебил его, выдыхая слова в промежутки между болезненными вдохами.

– Слушай... Маркхем... Просил меня... Присмотреть за тобой... Но я... – Он качнул головой. – Прости... Верь ему. – Голова его бессильно откинулась назад, и губы раздвинулись, обнажив зубы. – Он не знал... Слоновой Кости... – Тело его дернулось в последней судороге, и он умер.

Взгляд Брендона сузился: вместо пещеры он видел людей – части их давно уже не было в живых. Лицо Леника сделалось умиротворенным, словно он обрел наконец прощение, но населявшие потаенные уголки памяти Брендона люди продолжали шептать что-то о предательстве. Он услышал всхлипывание женщины, а в памяти возникали небесно-голубые глаза в венце каштановых волос...

Следующим был мужской голос – мягкий, спокойный; слов Брендон не разобрал, но и этот голос пропал куда-то. Темные глаза на темном лице... кольцо на пальце отозвалось на это лицо короткой вспышкой тепла, но лицо все равно исчезло. Брендон ощутил, как тень Леника присоединяется к тем, остальным, но она молчала, растворившись вместе с остальными в темноте, снова бросив его, и он остался один.

Он поднял глаза и встретился взглядом с высокой женщиной в простом черном скафандре. Смуглая кожа, бездонные черные глаза, такие же черные волосы ниже пояса, собранные на затылке в пышный хвост, – значит, она еще довольно молода. Она спокойно, внимательно разглядывала его. Оружия у нее в руках не было, и она держала их опущенными. Она молчала.

– Маркхем, – произнес он; вернее, попробовал произнести – язык не повиновался ему. Долгое мгновение она молча смотрела на него, чуть вопросительно изогнув бровь.

– Маркхем мертв, – сказала она наконец, и все остальное потеряло для него всякое значение.

* * *

Осри тоже услышал эти слова, и у него подкосились колени. Спина напряглась в ожидании смертельного выстрела. Теперь, когда друг Крисарха умер, ничто уже не помешает этим дикарям расправиться с ними, да и лицо Брендона не выказывало никакой надежды на снисхождение – даже когда Осри взяли в заложники. Осри ждал смерти, но не ощущал ничего, кроме пустоты внутри.

Брендон медленно поднялся; лучемет висел в руке дулом вниз, словно он забыл про него. В тени за спиной женщины началась какая-то возня; она резко махнула рукой, и все стихло.

– Мертв? – внезапно севшим голосом переспросил Брендон.

– Хрим Беспощадный заманил его в ловушку и застрелил год назад. – Она замолчала на мгновение. – Он говорил мне о тебе, Брендон нур-Аркад. Я не нарушу данное им обещание беспрепятственно пропустить тебя. – Она опустила взгляд на медленно увеличивающуюся лужу крови, натекшую из-под камней. – И ты оказал мне услугу.

В голосе её угадывался легкий акцент, но Осри никак не мог понять какой.

Женщина потянула руку и вынула из руки Крисарха лучемет. Он не сопротивлялся.

– Отведите Грейвинг к врачу и пришлите сюда кого-нибудь на бульдозере убрать весь этот бардак, – продолжала она, обращаясь уже к бородачу – тот как раз поднимался на ноги. – И пусть кто-нибудь разберется с Пейсудом: он удрал в третью зону.

Несмотря на мешавшую думать усталость, Осри понял, что женщина только что одержала победу в какой-то междоусобной борьбе.

Брендон сделал отрицательный жест.

– Мы окажем твоему другу такие же почести, как и своим людям, – сказала она, указывая на тело Деральце, и Брендон немного успокоился.

Кто-то подтолкнул Осри вперед.

– А это кто? – спросила женщина. – Слуга?

Осри гордо выпрямился, тут же мысленно пожалев об этом.

– Меня зовут Осри Геттериус лит-Омилов, я преподаю навигацию в Военно-Космической Академии на Минерве. – Он старался говорить как можно авторитетнее, словно обращаясь к бестолковому слуге, но женщина не обратила на это ни малейшего внимания.

– Идите за мной, – только и сказала она, повернулась и вышла, даже не глядя, следуют они за ней или нет. Осри оглянулся на Крисарха и увидел, что открытые эмоции, только что владевшие им, уступают место обычной для Дулу сдержанности.

И тут Осри увидел, как в тени движется что-то белое. Две фигуры выступили на свет, и он испытал еще одно – которое уже за этот день? – потрясение.

Ужас охватил его, когда он узнал эти маленькие фигурки с коротким белоснежным мехом, большими фасетчатыми глазами и открытыми ртами, в которых отсвечивали синим маленькие острые зубы. У созданий было по две руки, но пальцы, толстые у основания, были длинными и гибкими на концах. Они двигались в унисон и были одеты в одинаковые прозрачные одеяния, перекинутые через плечо и подхваченные на талии богато украшенными поясами.

Осри видел их раз в голофильме: эти создания ростом с пятилетнего ребенка обладали способностью убивать энергией мысли. Они называли себя эйя.

Осри не выдержал и отступил на шаг или два. Эйя пересекли пещеру и исчезли в главном коридоре. Женщина не спеша последовала за ними, Осри шел последним; во рту пересохло от страха. Он заметил, что рифтеры тоже стараются держаться от них подальше, что не особенно утешало.

На висячей галерее женщина задержалась. Осри увидел, что эйя тоже остановились, и с минуту все трое сосредоточенно молчали – мысленно переговаривались, понял Осри.

Он зажмурился, остро сожалея о том, что они не погибли при посадке. По крайней мере та смерть была бы чище по сравнению с той, которая казалась неизбежной здесь. Потом эйя скрылись впереди, и он последовал за Брендоном, когда женщина дала им знак идти дальше.

Несколько минут спустя они вошли в небольшое высеченное прямо в теле скалы помещение. Неровный потолок круглился всего в нескольких футах у них над головой, а каменные стены украшались коврами со всех мыслимых миров. Несколько ковров лежало и на полу из каменного расплава, а на них стоял низкий столик темного дерева и скамьи с расшитыми бархатными подушками. Комната освещалась тремя торшерами на причудливых золотых подставках, а в углу, почти не бросаясь в глаза, стояла вырезанная из кости джатта фигурка мифического зверя, чего-то вроде крылатой кошки, готовой взмыть в воздух.

От её красоты захватывало дух – казалось, она вся движение, лишенное веса. Осри вдруг охватила жгучая ярость: он подумал о том, кому эта бесценная вещь должна принадлежать по праву.

– Садитесь, – сказала женщина. – Прежде чем решить, что с вами делать, я хочу поговорить с вами.

Брендон тяжело опустился на скамью, и Осри, поколебавшись, последовал его примеру. Садясь, он заметил краем глаза, как в углу шевельнулось что-то белое, и без особого удовольствия понял, что эйя уже здесь. Они отодвинули угол одного из ковров и бесшумно, даже не оглянувшись на сидевших в комнате людей, скрылись за ним. Женщина тоже не обратила на них внимания; она открыла маленький деревянный шкаф и достала графин и несколько хрустальных бокалов.

– Выпьете? – предложила она, усаживаясь напротив.

Стараясь скрыть отвращение, Осри смотрел на то, как Брендон решительно наливает себе полный бокал. Женщина повернулась к Осри, вопросительно изогнув бровь. Он отрицательно мотнул головой; она равнодушно пожала плечами и налила немного вина себе. Он уловил аромат вина – свежий, чуть сладковатый.

Брендон залпом осушил бокал и налил себе еще. На лице его застыла маска Дулу; он отпил из бокала и одобрительно огляделся по сторонам.

– Кто вы такая? – спросил он. – Вы здесь главная?

– Я. – Она чуть склонила голову в сторону эйя. – Меня называют здесь Вийя. – В том, как она произнесла имя, снова едва заметно просквозил этот акцент; почти беззвучное придыхание между «и» и «й». Осри еще никогда не доводилось слышать такого произношения. – «Та, что слышит». – Губы её скривились в легкой улыбке.

– Насколько я понимаю, вы приняли руководство после смерти Маркхема?

– Он оставил всю организацию мне. – Взгляд темных глаз скользнул по их лицам. – Вы были свидетелями последней вспышки сопротивления. Старина Джакарр был отличным пилотом, но никудышним вождем – при всех своих амбициях,

– Да и подчиненным тоже не лучшим, – заметил Брендон, широко улыбнувшись. Он сидел, потягивая вино и развалившись на подушках; от напряженности в его фигуре не осталось и следа.

– И подчиненным тоже не лучшим, – эхом повторила женщина, продолжая улыбаться.

Осри неуютно ерзал на подушках, пытаясь найти наименее болезненную позу. Он серьезно опасался, что если останется в сидячем положений еще хотя бы полчаса, то уже не встанет: действие болеутоляющего заканчивалось.

В очередной раз смерть, казавшаяся неизбежной, прошла мимо. Он не доверял этим рифтерам ни на грош, и все же его усталой голове не верилось, что даже рифтер способен тратить время на разговор с человеком, которого собирается застрелить, чтоб не мешался под ногами.

И что теперь? Осри посмотрел, как Брендон поднял бокал, любуясь янтарной жидкостью на просвет перед торшером, и снова заерзал на подушках, на этот раз от бессильного, но нарастающего раздражения. Похоже, Брендон вспомнил о его присутствии, поскольку с улыбкой повернулся к нему.

– Попробуй, Осри. Тебе это не помешает – после такого-то перелета.

– Я не хочу спиртного, – сухо ответил Осри.

Брендон задумчиво поднял взгляд к потолку.

– Легкое... свежее, – оценивающе произнес он. – Вряд ли старой выдержки, но с привкусом трав. Темно-янтарный цвет... нет, наверняка не синтетика. Что это? – повернулся он наконец к Вийе.

– Это называется просто «Локке», и еще номер – пятьдесят седьмой, если не ошибаюсь. С Цинцинатта Второго. В том секторе его ценят довольно высоко.

– В первый раз пробую. – Брендон еще немного полюбовался изгибом бокала, потом отпил. – Где вы только нашли такое?

– На Рифтхавене. – В темных глазах её мелькнула ироническая искорка при виде кислого взгляда, которым наградил её Осри. – Оно куплено коком «Телварны», – добавила она.

Брендон охотно пустился в рассуждения по поводу сравнительных достоинств различных вин, словно они сидели на светском рауте где-нибудь на Ньянгатанке. Осри стиснул зубы, стараясь подавить раздражение. Ну о чем думает этот болван, болтая как попугай о винах? Несмотря на висевший у нее на поясе лучемет, Осри не сомневался в том, что вдвоем с Брендоном они без труда одолели бы эту рифтершу прежде, чем она успеет расстегнуть кобуру. А уж с оружием у них появился бы шанс пробиться к кораблю...

Брендон замолчал, наливая себе еще бокал, и Осри поднял взгляд и увидел, что черные, бездонные, не более выразительные, чем пара камней глаза женщины в упор смотрят на него. Тревожный холодок пробежал по его загривку, и вдруг он вспомнил про этих проклятых пушистых убийц. Где они теперь, в соседней комнате? Подслушивают их разговор? Он не знал, ограничивается ли их способность убивать на расстоянии прямой видимостью или нет, но рисковать... нет, увольте. От собственного бессилия злость его разгорелась еще сильнее. Проклятая рифтерская сука с парой ручных убийц на поводке!

Женщина заговорила, не сводя глаз с его лица.

– Эйя засекли вас сразу же после посадки и сказали, что у вас на борту необычайно мощное пси-устройство. После того как вас увезли сюда, мы обыскали корабль и не нашли ничего. Теперь они утверждают, что устройство здесь, с вами. Что это? – Она протянула руку.

Осри только осел на подушки, свирепо глядя на нее исподлобья.

Долгую минуту она ждала молча.

– Может, мне забрать его силой? – мягко произнесла она наконец.

– Это называется Сердцем Хроноса, – словно ни в чем ни бывало сообщил Брендон. Осри испепелил его неодобрительным взглядом, который тот встретил с равнодушной улыбкой. – Собственно, это все, что нам про него известно. По просьбе отца Осри мы пытались не дать ему попасть в лапы к Хриму. Должно быть, эйя могут рассказать про него больше нашего, если они смогли опознать его.

– Эйя не опознали его, – возразила Вийя. – Они только почувствовали его присутствие. Вас они тоже не опознали: люди им почти непонятны. Я знаю, кто вы, потому что Маркхем часто говорил о вас, и еще я видела ваше лицо на монетах. – Взгляд её вернулся к Осри, и она снова протянула руку. – Я дала приказ, – спокойно произнесла она. – Я жду, когда ты его выполнишь. – В голосе её не слышалось открытой угрозы, но этот почти неуловимый акцент придавал простым словам странное звучание.

Осри возмущенно нахмурился и посмотрел на Брендона в поисках поддержки, но в глазах его не увидел ничего, кроме любопытства. С трудом удержавшись от ругательства, он полез в пояс, достал Сердце Хроноса и, не обращая внимания на протянутую руку Вийи, положил на стол.

Она с любопытством смотрела, как тускло поблескивающий шар скользнул на темную деревянную поверхность и застыл словно приклеенный, потом осторожно взялась за него пальцами.

– Я ведь темпат, Школяр, – мягко произнесла она, – так что следи не только за тем, что ты делаешь, но и за тем, что думаешь.

Осри едва не вздрогнул от нового потрясения. Темпат! Он довольно мало знал о подобной повышенной восприимчивости к чужим эмоциям, но, подобно большинству людей Тысячи Солнц, относился к этому с недоверием. Считалось, что темпаты бывают только двух видов: те, кто сознательно ограничивает свои возможности – такие чаще всего вступали в Орден Святого Лледдина, – и те, кто злоупотребляет ими, чтобы подчинить себе окружающих.

Кровь бросилась в щеки Осри, и он прикусил язык, чтобы не ляпнуть какой-нибудь дерзости в ответ. Он не сомневался в том, какого рода темпатом может быть рифтер. Впрочем, Вийя не обращала на него внимания, изучая Сердце Хроноса. Потом она повернулась к Брендону.

– Куда вы это везли?

– Подальше от Хрима. – Брендон сделал неопределенный жест бокалом, отчего хрустальные грани заискрились всеми цветами радуги. Похоже, талант Вийи улавливать чужие эмоции его ничуть не смущал.

– Вы везли это Маркхему? – настаивала она.

Брендон потянулся к графину, чтобы налить себе еще – занятие это, казалось, поглотило все его внимание; прежде чем он разобрался с этим, портьера, отделявшая комнату от коридора, откинулась, пропуская невысокую округлую особу женского пола с шапкой легких светлых волос. Она шла босиком. На ней был мешковатый, потрепанный комбинезон с обилием пришитых там и сям карманов, из которых торчали рабочие инструменты. Целая батарея инвентаря покрупнее висела у нее на поясе. Лицо её было совсем молодым, четко очерченным; глаза – ясные, имеющие склонность стрелять туда-сюда; улыбка – откровенно озорная. Она приветствовала присутствующих небрежным взмахом руки.

– Вийя! – объявила она звонким голосом. – Ты не поверишь, что я только что видела!

Вийя оглянулась через плечо, вопросительно изогнув бровь; руки её продолжали играть с Сердцем Хроноса.

– Я тут присматривала за нашими приятелями с линкора – пусть видят меня тоже иногда: будут знать по крайней мере, что мы получили привет от старины Танри, – так вот, они вдруг ушли в скачок. Ну, ясное дело, я за ними, прямо к Шарванну, и как раз вовремя, чтобы увидеть, как «Лит» разнес «Корион» на протоны. Одним снарядом!

Глаза Вийи заметно расширились.

– Линкор, Марим?

Марим развела руки.

– Разнесли к чертовой матери. Ну, потом панархисты накрыли пару их кораблей – позже, когда вот эти, – она махнула в сторону Брендона и Осри, – стартовали, но с тем оружием, что есть у Хрима, Шарванну долго не продержаться, так что нам остается только надеяться, что Хрим нас тут хрен найдет. Дис ему – на один зуб, раз плюнуть.

– Перехватила что-нибудь из шифровок Братства?

– Только несколько приказов. Там у них еще есть «Эстил». Нет, уже был. Ихнюю гопу поджарили. И еще «Коготь Дьявола».

Вийя чуть усмехнулась.

– Таллис Й'Мармор – в союзе с Хримом Беспощадным?

Маленькая блондинка фыркнула.

– Ну, я перехватила только один приказ Таллису, и ты была права – всего одно упоминание, но и его достаточно.

– Должар, – пробормотала Вийя, и от того, как она произнесла это слово, от её странного акцента, оно показалось еще более зловещим.

Осри снова поерзал на своих подушках, нахмурился, и глаза маленькой рифтерши блеснули словно у грызуна. Потом она расплылась в ухмылке и повернулась к мужчинам.

– Ну вы и задали Таллису работенки! Последний раз, когда я видела его, он все еще пытался уйти с орбиты Колдуна!

– Марим, – объявила Вийя не без иронии, – позволь представить тебе инструктора Осри из Академии панархистов и Крисарха Брендона нур-Аркада.

Осри – и он знал, что это отражается на его лице, – был глубоко уязвлен отклонениями от положенной церемонии представления, но Брендон только улыбнулся Марим.

– Просто «Брендон» сойдет, – галантно заявил он. Марим улыбнулась и подошла ближе, по-птичьи склонив голову набок от любопытства.

– Аркад? Никак нынче урожайный день на необычных гостей. Сначала этот говнюк Хрим, теперь вот Его Королевское Как-Там-Его. – Она повернулась к Осри: – А вы, значит, пилот?

Он кивнул, не доверяя своему голосу. Сделанное мимоходом этой соплей косвенное признание какой-то взаимной договоренности между Архоном Шарванна и этим сбродом сильно поколебало его веру в жизненные устои Тысячи Солнц.

– Ну а вы, – продолжала она, снова поворачиваясь к Брендону с явственно написанным у нее на лице недоверием, – вы точно зарываете талант в землю, просиживая штаны у себя на троне, или что там у вас положено делать богатым штучкам. Я видела, как вы ушли от этого козла вонючего, Таллиса, сквозь атмосферу Колдуна. Я думала, вам точно хана – кто это выучил вас так летать?

– Маркхем, – ответил Брендон, и улыбка медленно сползла с лица Марим. Она покосилась на Вийю – та продолжала разглядывать Сердце Хроноса так, словно не слышала.

– Лучший пилот из всех, кого я знаю. – Марим передернула худыми плечами, потом повернулась и снова отдернула занавеску. – Пойду перехвачу чего-нибудь. Жрать хочется – страсть, – объявила она и исчезла.

– И куда вы собирались идти, прежде чем у вас отказали скачковые системы? – подняла на них взгляд Вийя.

– Артелион, – коротко бросил Брендон. Осри заметил, как его указательный палец непроизвольно провел по костяшкам другой руки. Движение это не укрылось и от Вийи; взгляд её скользнул по его рукам и остановился на безмятежно улыбающемся лице.

– Автопилот вашего корабля оказался разбит, так что считать заложенную в него информацию невозможно. Это я тоже успела проверить.

Осри сразу заметил, что его облегчение не укрылось от нее – глаза её иронически сузились. Он стиснул зубы, твердо решив не говорить больше ни слова, хотя и не был уверен, что это поможет.

– Значит, вы прилетели сюда просить помощи у Маркхема? – продолжала она. – И какой именно?

Брендон опустил бокал. Если он и думал о чем-то, на лице его это никак не отражалось. Некоторое время он молчал.

– Маркхем посадил бы меня на корабль и отправил бы туда, куда мне нужно.

– Это правда, – с удивительной прямотой согласилась женщина, и вдруг в уголках глаз её заиграла улыбка. – И насколько я понимаю, ваше упоминание об узах нерушимой дружбы имеет целью добиться подобного же ответа от меня, верно?

– Ну, или этого, или угрозы продать нас тому, кто заплатит больше, – отозвался Брендон не менее весело. – С учетом нашего статуса.

– Любой враг Хрима Беспощадного – мой потенциальный союзник, – резко заявила Вийя. – Скажите мне, что вам нужно, и я решу, что можно сделать.

– Перелет на Артелион, – мгновенно отозвался Брендон. – Не знаю, мог ли тот курьер действительно улететь с Шарванна, а если и мог, вряд ли он направлялся на Артелион. Мы должны сообщить о том, что видели... и доставить это, – он кивнул на серебряный шар, – в безопасное место. – Он наклонился вперед и ободряюще улыбнулся: – Я могу сделать этот полет очень прибыльным – считайте это выкупом.

Она мягко усмехнулась.

– Выкуп за царство? Предел мечтаний рифтера, да? – Она потянулась за Сердцем Хроноса, взяла его и встала. – Можете подождать здесь. Я ненадолго. – Она задержалась у портьеры и пристально посмотрела на Осри: – Пожалуй, мне стоит пояснить, что вы должны оставаться здесь, – добавила она, и на этот раз в её голосе прозвучала угроза. – Если вы заметили, эйя находятся в смежной комнате, и они начеку.

Они остались вдвоем.

– Она взяла артефакт моего отца, – прошипел Осри с плохо скрываемой яростью. – И позвольте мне предположить, Ваше Высочество, эти ваши, с позволения сказать, друзья наверняка блефуют насчет возможностей этих существ.

Он понизил голос и покосился на портьеру, за которой исчезли эйя, потом изобразил жестом, как они хватают оружие и убегают.

Брендон откинулся на подушки и расхохотался. На скулах его пылал румянец, глаза сияли. Осри вдруг понял, что тот совершенно пьян – ничего удивительного, они не ели со вчерашнего ужина у отца и спали всего пару часов... если только Брендон, на котором был еще вчерашний костюм, вообще спал. От смеха Брендона раздражение Осри только усилилось.

«Это угрожает не только мне, но и отцовскому артефакту – и я застрял тут с этим безмозглым пьяницей, чью жизнь поклялся защищать...»

Он заговорил как можно резче, стараясь хоть как-то напомнить Крисарху о его – Крисарха – долге:

– Простите меня за тупость, но я не вижу в нашем положении решительно ничего смешного.

– Успокойся, Осри, – сказал Брендон. Голос его звучал, как ни странно, совершенно ясно, хотя Осри не без мрачного удовлетворения отметил про себя, что аллергический насморк поразил и его тоже. – В нашем положении мы пока не очень много можем сделать. – Осри бросил еще один взгляд на портьеру, но Брендон предупреждающе поднял руку. – Чем ты занимался в Академии в дни, отведенные на занятия по рукопашному бою? Или тебя отвлекали на штабные задания?

– Я прошел ту же базовую программу, которую не могли не пройти и вы...

– Если бы ты прошел хотя бы первый уровень подготовки по уланшу, ты бы понял, что она и без своих маленьких убийц сделала бы нас обоих одной левой.

Осри даже забыл о подслушивающих эйя.

– Обоих?

– Значит, ты этого не заметил. Возможно, это не бросается в глаза... тем, кому не тесно в рамках базового академического курса, кто не пытался их расширить. Я, – улыбка Брендона сделалась едкой, – пытался, с моим другом Маркхемом. Возможно, Осри, как раз он и обучал эту женщину. Я заметил это сразу же по тому, как она сидит, как держит руки. Так что тебе грозила, пожалуй, размозженная гортань, а мне... что ж, возможностей много, из которых лучшая – это разряд лучемета. И сама она прекрасно прикрылась бы столом от всего, что мы могли попытаться сделать. Именно поэтому она сидела с той стороны.

Осри снова вспыхнул и огляделся по сторонам убедиться, что их не подслушивают, поскольку Брендон не делал себе труда понизить голос. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но взгляд Брендона уже устремился куда-то вдаль, мимо него. К его удивлению, третий сын Аркада поднял полный бокал.

– За тебя, Маркхем, – сказал он и выпил.

 

17

ОРБИТА АРТЕЛИОНА

Дым от курильницы благовоний поднимался вверх аккуратным столбиком, и кисловато-сладкий запах их заполнил все помещение. Внутри дымного столбика струились и извивались причудливые кривые, и взгляд Анариса поднимался следом за ними вверх, пока не остановился на пустых глазницах водруженного на семейный алтарь черепа своего деда. Колени ныли от долгого стояния на металлической палубе, но он не обращал внимания на боль, сосредоточившись на ожидании.

В помещении было холодно и темно. Светили только свечи, отлитые из дедовского жира его сыном, Джерродом, который с триумфом воцарился теперь на лежавшей под ними планете. За спиной Анариса слышались время от времени легкий шелест одежды, тихое позвякивание металла с того места, где стоял кивернат Ювяжт, и тревожное дыхание остальных.

Они совершали эгларрх хре-иммаш, поклонение духу мщения, воплощенному в беспокойной душе Уртигена гаррка Эсабиана, что принял смерть от рук собственного сына двадцать девять лет назад. С тех пор каждый месяц, вот уже триста шестьдесят три раза Джеррод Эсабиан совершал жертвоприношение, дабы отвратить гнев отца, принося тому в дар кровь и свидетельства своего успешного правления. Только таким образом можно было избежать мщения возмущенного покойника, обреченного на одинокое тридцатитрехлетнее ожидание здесь, пока не сможет присоединиться к останкам предков в Чертогах Дола.

Однако на этот раз, по уши занятый завершением своего палиаха – равного которому не знала еще история Должара, – в Изумрудном тронном зале Мандалы, Эсабиан поручил эгларрх своему сыну. Согласно давнему обычаю, совершать поклонение столь сильному духу, как покойный Уртиген, мог только один из его прямых потомков, ибо только они как аватары являлись носителями духа Дола.

Анарис холодно улыбнулся черепу, прекрасно зная, что никто из присутствующих не осмелится поднять на него глаза на протяжении всей церемонии. «Ничего, дедуля, мы с тобой еще подстроим его падение. Это его первая ошибка». Эсабиан не знал, да и не мог знать самого бесценного дара, открытого Анарису панархистами, которые буквально отворили потайные врата его разума.

Анарис собрал в кулак всю свою волю и начал дышать глубже, набирая полные легкие дыма благовоний. Потом встал и склонился над медной жертвенной чашей, раскалившейся докрасна от пылавшего под ней огня. Он сам разводил этот огонь – каменный уголь и щепотка праха берцовой кости Уртигена. Он взял скальпель и приставил его острием к вене на левом запястье.

– Даракх этту миспеши, уртиген-далла, даракх ни-палиа энташж пендешчи, пром гемма-ми ортоли ти наррх, – осчастливь нас своею милостью, о великий Уртиген. Приди к потомкам своим не с отмщением, прими в залог мою кровь, что текла раньше в твоих жилах.

Он вонзил скальпель в вену и повернул руку так, чтобы струя темной крови ударила в чашу. Она зашипела и запузырилась, соприкоснувшись с раскаленным металлом; запах горелой крови заполнил помещение – темный, как месть, вонючий, как страх. Дым поднялся от чаши; Анарис уронил скальпель и изо всех сил сконцентрировался.

И тут, очень медленно, дым соткался в две призрачные руки, шевелившие длинными пальцами у него над головой. Руки повисели в воздухе какое-то мгновение и рассеялись. Череп пошевелился.

Сквозь нараставший звон в ушах и жуткую головную боль Анарис услышал вздох ужаса и перепуганный шепот:

– Уртиген мижпечши! Анарис даракх-кренчж! – Уртиген смилостивился! Анарис принят!

Анарис оперся на алтарь одной рукой и, борясь с головокружением и подступающей тошнотой, оглянулся через плечо. Присутствующие испуганно стихли.

– Никому об этом не рассказывать! – приказал он. – Это должно остаться между нами двоими – мной и моим предком.

Они послушно поклонились; похоже, даже искренне, даже кивернат – формально выше его по положению, ибо в его руках были жизни и смерти любого из находившихся на корабле, – склонился перед ним.

– Теперь ступайте. – Он повернулся обратно к алтарю и, напряженно выпрямившись, дождался, пока за спиной с шипением закрылся люк. Потом бегом бросился через все помещение. Он еле-еле успел добежать до туалета, и его вывернуло наизнанку.

Он прополоскал рот и умыл лицо, все еще борясь с тошнотой от нестерпимой головной боли. Подняв голову, он глянул на свое отражение в зеркале – обычный смуглый цвет лица сменился мертвенной белизной, глаза покраснели, на лбу вздулись вены.

«Дар панархистов», – подумал он, вспомнив странную женщину из института Синхронистики, протестировавшую его и обнаружившую его способность к телекинезу. Еще он вспомнил, как был разочарован поначалу слабой силой, с которой тот проявлялся – ни задушить ненавистного врага на расстоянии, ни вырвать ему сердце из груди... Максимум, на что он был способен, – это чуть сдвинуть лист бумаги на столе или изменить траекторию полета мотылька – и это после всех упражнений, которым она его обучила.

«Но еще они обучили меня сдержанности».

Именно искусство уланшу, умения владеть собой и своими возможностями, первым открыло ему глаза на то, что сдержанность – тоже сила. Ему вспомнилась последняя встреча с панархом перед его возвращением в Должар. «Грубая сила может лишь убить, но покорить – никак», – говорил тогда Геласаар, испытующе вглядываясь ему в лицо, словно пытаясь понять, какая часть души Анариса стала панархистской, а какая – осталась должарианской. Панарх говорил тихо, без обычной своей напористости, словно отложив в сторону все свои титулы ради возможности поговорить по душам, но Анарис даже так продолжал ощущать исходящую от него властность. – «Я мог бы превратить Должар в выжженную пустыню, населенную одними мертвецами, и некому было бы оплакать их – но что бы это мне дало? Я предпочитаю оперировать метастазы – твоему отцу еще только предстоит понять этот урок».

Анарис медленно выпрямился.

Урок, который в конце концов уничтожит отца – ведь он всего только слепое орудие в руках судьбы. Он улыбнулся собственному отражению. Так что, Геласаар, возможно, это твоему духу я буду совершать жертвоприношение, когда воцарюсь на Изумрудном Троне.

Он вышел из туалета и с минуту просто постоял у алтаря. Пламя свечей затрепетало от его движения, и в глубине пустых глазниц деда забегали тени. Даже его отец был бессилен перед должарианскими суевериями. Ну что ж, это будет теперь его оружием. «Принят Уртигеном».

Анарис усмехнулся и тут же поморщился от боли. Этим он тоже обязан панархистам, точнее, покойному уже младшему наследнику. Это его замысловатые издевательства избавили Анариса раз и навсегда от былой веры в загробную жизнь, освободили, дав возможность обернуть эту веру против отца. И уж конечно, что бы он там ни приказал только что, слухи разбегутся во все стороны.

Впрочем, до отца это может и не дойти. Хорошо бы: мало ли что он устроит, если узнает, что тени предков благоволят к его сыну?

Анарис наклонился и задул свечи. Потом, бесстыдно ухмыляясь в темноте, погладил череп и вышел.

* * *

АРТЕЛИОН

Эсабиан стоял перед Вратами Феникса Изумрудного Тронного Зала, уперев руки в бока и глядя на огромные дверные створки. Глаза инкрустированного на них возрождающегося из пламени Феникса восторженно сияли драгоценными каменьями. Этой минуты он ждал двадцать долгих лет и теперь наслаждался каждым мгновением.

Совсем недавно он высадился на планету. Его поверженный противник томится у него в плену. Через несколько минут он унизит Геласаара хай-Аркада на том самом месте, откуда исходила его власть, но прежде Властелин-Мститель, Аватар Дола займет его Изумрудный Трон в самом сердце Мандалы.

Он кивнул гвардейцам, стоявшим наготове по обе стороны от массивных створок. Те повернулись, чеканя шаг, подошли к огромным рукояткам и повернули их. До Эсабиана донесся приглушенный шум потайных приводов, и Врата медленно отворились. Створки оказались не меньше метра толщиной, но неимоверная высота скрадывала пропорции.

Эсабиан шагнул внутрь и тут же невольно замер, потрясенный великолепием открывшейся перед ним картины. Такого огромного крытого пространства он еще не видел. Дальние углы терялись в калейдоскопе ярких красок от невообразимо высоких витражей, превращавших массивные стены в подобие легких кружев, а весь зал – в волшебное царство света. Высоко над головой вспыхнули созвездия огней, воссоздающих почти полную иллюзию звездного неба, и у Эсабиана даже голова закружилась, таким бесконечно высоким показался потолок. В их свете каждая деталь Тронного Зала выступила с потрясающей четкостью, хотя игра красок от витражей никуда не делась. Со стен свешивались флаги всех возможных цветов – целый лес овеянных славой древних знамен.

Но все это буйство красок и орнаментов не могло отвлечь взгляда Эсабиана от возвышения в самом центре зала. Даже рисунок созвездий на потолке, казалось, нацеливал взгляд на подсвеченный каким-то скрытым источником трон. Эсабиан подавил невольную дрожь и шагнул вперед.

По мере приближения Изумрудный Трон вырисовывался все яснее – изящная, органичная форма, светящаяся внутренним светом, вырастающая из полированного обсидианового подиума. Вдруг до него дошло, что и трон, и подиум, и вся архитектура окружающего их пространства создают впечатление дерева – дерева столь раскидистого, что только часть его кроны уместилась в этом зале; чьи корни уходят глубоко в землю под Мандалой, сердцем Тысячи Солнц; чьи ветви держат небосвод, простираясь до самых звезд.

Все двадцать долгих лет своего палиаха Эсабиан старательно изучал своего врага. Он изучил символизм и ритуалы, на которых основывалась власть Панархии, все тщательно разработанные таинства, насаждаемые Магистерием и Академией Архетипа и Ритуала, – он понимал, что, познав символы, можно познать душу человека, его силу и слабость.

Однако теперь, впервые столкнувшись воочию с воплощением этих таинств, он все равно был потрясен открывшимся ему зрелищем и на мгновение сам поверил в скрытые за этими символами истины. Само Древо Миров росло перед ним, и тот, кто сидел у его корней, действительно держал в руках благополучие Тысячи Солнц, и он готовился занять это место.

Двери за его спиной, распахнувшись, хлопнули по стенам – он скорее осязал, нежели услышал этот звук. Глашатай начал свое объявление:

– Я – ВЛАСТЕЛИН-МСТИТЕЛЬ, АВАТАР ДОЛА. МОИ ПРЕДКИ ПРАВИЛИ В ДЖАР Д'ОЧЕ, КОГДА ЭТОТ ОСТРОВ БЫЛ ЕЩЕ ДИКИМ ЛЕСОМ; С ЗАВЕРШЕНИЕМ МОЕГО ПАЛИАХА КРОВЬ ПОКОЛЕНИЙ ПРАВИТЕЛЕЙ ДОЛЖАРА ДОКАЗАЛА СВОЕ ПРЕВОСХОДСТВО.

По широким ступеням поднялся он на подиум. Где-то далеко за троном виднелись высокие врата Алеф-Нуль, символизировавшие преходящесть, слева и справа – Врата Слоновой Кости и Багряные Врата: независимость и злободневность. Он постоял минуту у трона, почти завороженный мерцающими в его изумрудной глубине огоньками. Потом повернулся лицом к распахнутым Вратам Феникса – символу неистребимости. Потом, наслаждаясь каждым мгновением, каждой частицей движения, Эсабиан уселся на Изумрудный Трон.

* * *

Размеры Тронного Зала застали Барродаха врасплох. Войдя в раскрытые двери, он забыл про своего пленника и только и мог, что испуганно оглядываться по сторонам. Он ощутил себя вдруг крошечным, почти невидимым; он сам не узнавал себя. Он с радостью повернулся бы и выбежал обратно, когда бы не восседавшая на троне фигура в черном.

Между Эсабианом и входом в зал, у которого стоял сейчас Барродах, протянулась двойная цепочка Дулу в пышных одеждах, за спинами которых маячили тарканцы в черном. Во главе цепочки, у самого трона стояла троица келли; их змеевидные головные отростки беспрестанно двигались. Одни аристократы стояли спокойно, другие имели явно подавленный вид; все смотрели на человека, стоявшего рядом с Барродахом.

Роста Геласаар хай-Аркад был далеко не самого высокого. Точнее, он был не выше Барродаха, но бори почему-то показалось, будто побежденный Панарх вдруг вырос – словно Тронный Зал поделился с ним своим величием. Панарх стоял молча, спокойно, и даже серая тюремная одежда и нейроспазматический ошейник казались на нем королевскими одеждами – столько горделивого достоинства было в его осанке.

Барродах поднял руку, чтобы грубо толкнуть его вперед, но жест превратился в робкое прикосновение к плечу, когда он встретился с Панархом взглядом и увидел в его глазах не просто спокойствие, но легкую иронию.

Геласаар повернулся и один пошел к трону. Бори бросился за ним следом, словно талисман сжимая в руке пульт ошейника. И весь путь до трона стоявшие по обе стороны от прохода Дулу склонялись – так пробегает по полю пшеницы волна от порыва ветра. Барродаха передернуло при виде келли, утроенно повторяющего их движение: он терпеть не мог ни колыхания их змееподобных головных отростков, ни исходящего от них запаха паленой кожи.

У подножия своего трона Панарх остановился и посмотрел на узурпатора. Барродах пристроился сбоку – так, чтобы видеть лица обоих. Несколько минут оба молча изучали друг друга; бори показалось, что ему не хватает воздуха, так возросло напряжение в зале.

Наконец Эсабиан чуть пошевелился – едва заметно изменил позу, но Барродах понял это как сигнал. Он ожидал от своего господина, что тот скажет что-нибудь своему поверженному неприятелю, возможно, поиздевается над ним, но Аватар сидел молча, так что Барродах просто поставил Панарха по левую руку от трона и дал ему знак повернуться.

– На колени, – приказал Барродах, но Панарх только молча посмотрел сквозь него, отчего ощущение невидимости у бори усилилось.

Со сдавленным проклятием Барродах махнул рукой ближайшему тарканцу. Тот схватил Панарха одной рукой за ошейник и пнул его ногой под колени, заставив – пусть и с опозданием – опуститься на пол. Дыхание Панарха участилось, потом снова успокоилось. Он откинулся назад на коленях, выпрямив спину и спокойно глядя на собранную здесь аристократию.

Барродах вернулся на свое место справа от трона и по знаку Эсабиана заговорил. Голос его сорвался и пропал в необъятном зале; он конвульсивно сглотнул и начал сначала.

– Вы созваны сюда для того, чтобы присягнуть на верность новому Властелину Мандалы, Аватару Дола, Властелину-Мстителю Королевств Должара. По правую руку его вас ожидают жизнь и процветание; по левую, – Барродах махнул рукой в сторону коленопреклоненного Панарха, по обе стороны от которого возвышались теперь двое здоровенных тарканцев с красными шапочками на бритых, покрытых шрамами головах, – ничего, кроме смерти. Выбирайте!

Тарканцы едва заметно покачивались из стороны в сторону, и свет играл на клинках тяжелых двуручных мечей, которые те держали перед собой, уткнув остриями в пол.

Барродах ткнул пальцем в ближнюю к нему Дулу, пожилую женщину с худым, ястребиным лицом, но замер, когда Эсабиан отрицательно махнул рукой.

– Приведите сначала эту тварь, – мягко, но не без брезгливости в голосе произнес он.

Повинуясь приказу, несколько тарканцев вытолкнули вперед троицу келли, а Барродах достал прозрачный шар и протянул его Эсабиану; внутри шара трепыхалось бесформенное переплетение ярко-зеленых лент.

При виде шара келли застыли и испустили громкий стон на три голоса, полный незнакомых, чуждых эмоций.

– Как вы, похоже, уже догадались, это все, что осталось от вашего Архона, – сказал Эсабиан, подняв шар одной рукой, – и единственная надежда на продолжение... гм... его рода и его генетической памяти. – Отвращение звучало теперь в его голосе столь явственно, что ему пришлось сделать паузу, прежде чем продолжать. – Его дальнейшую судьбу решать вам.

Все трое келли замерли на мгновение, беспокойно двигая головными отростками. Потом – до жути одновременно – застыли без единого движения. Средний, меньше других ростом, заговорил высоким контральто, неожиданно высоким на фоне низких, чужих голосов остальных двух:

– От тебя можно ждать только смерти, – произнес келли почти нараспев. – Смерть в твоих глазах, смерть в твоих устах, смерть в твоих мыслях. Даже запах твой несет конец жизни, и не будет тебе третьего, ибо смерть таится и в твоем собственном чреве.

Барродах в ужасе замер. Откуда они знают? Он осмелился бросить взгляд на Эсабиана: лицо его господина не изменилось, только пульсировала жилка на виске.

– Мы не будем служить тебе, – пропел келли. – Пусть сила на твоей стороне, но ты бесплоден. Жизнь отвергает тебя, и мы отвергаем тебя.

Коротким движением руки Эсабиан швырнул шар на пол у подножия трона. Внутри сосуда вспыхнул разряд плазмы, с сухим треском опалив стекло изнутри. Бешено извивавшиеся зеленые ленты разом обуглились и тут же рассыпались в прах.

Мечники-тарканцы шагнули вперед; келли даже не пытались уклониться от свистящих клинков, что снесли им головные отростки. Фонтаны желтой крови обрызгали стоявших ближе к трону Дулу. Инопланетяне медленно осели на пол; мышцы их дергались в замысловатом ритме конвульсий. Некоторое время обрубки продолжали шевелиться, потом стихли.

Барродах оглянулся на Панарха. Лицо его по-прежнему не выдавало эмоций, но бори заметил, как напряженно сжались губы. Бори позволил себе ехидно улыбнуться.

«Ну что, удобрили мы твою девственно-чистую тронную залу, а?»

Чего-чего, а подобных сцен ни один из прежних хозяев Изумрудного Трона здесь еще не видел, в этом он был уверен.

Трое подбежавших тарканцев потащили тела влево от трона. Двоим это удалось, но третий, едва коснувшись лент посредника, говорившего за всю троицу, хрипло вскрикнул и упал на пол. Тело его выгибалось назад до тех пор, пока затылок не коснулся пяток, и он заорал еще громче, но даже этот вопль не мог заглушить жутких звуков ломающихся костей – с такой силой судорога свела его мышцы. Этот кошмар кончился только тогда, когда лопнула диафрагма и изо рта его хлынула кровь.

Барродах смотрел на этот ужас, борясь с тошнотой. Все наслаждение, что он получал от унижений Панарха, разом куда-то подевалось. Даже вид Териола в пыточных камерах не подготовил его к такому. Только теперь он припомнил все, что слышал о келли и почему они так ценятся в качестве врачей: благодаря способности управлять составом своих лент. Этот успел отравить свои ленты с тем, чтобы забрать с собой хотя бы одного врага. Он ощутил на себе взгляд и оглянулся; Панарх внимательно смотрел на него, и в голубых глазах его не было пощады. Бори поспешно отвернулся, но в голове все роились непривычные мысли о верности, основанной не на страхе.

Вернулись двое товарищей незадачливого тарканца; они осторожно, толкая остриями мечей, отодвинули тело посредника к остальным двум. Барродах собрался с силами и вызвал старуху-Дулу к себе.

Хромая, она вышла из строя и остановилась перед Эсабианом. Пронзительные серые глаза на морщинистом лице, крючковатый нос и высокие скулы придавали ей сходство с хищной птицей. Она оглянулась на Панарха, потом некоторое время разглядывала Эсабиана; тот равнодушно встретил её взгляд.

– Ха! – фыркнула она наконец. – Ты слишком мелок для этого трона. – Она сделала презрительный жест худой рукой. – И твои парни в черном не делают тебя ни на капельку больше. – Она закашлялась, потом подалась вперед и плюнула прямо на маячившие перед её лицом башмаки Эсабиана.

Барродах вздрогнул. Если так будет продолжаться и дальше, через пять минут они окажутся по колено в крови, а Эсабиан будет срывать на них злость еще много дней.

Один из тарканцев шагнул вперед и нанизал женщину на острие своего меча. Та зажмурилась от невыносимой боли, но так и не проронила ни звука. Под черной рубахой мечника буграми вздулись мускулы – с таким усилием он поворачивал свой меч, чтобы швырнуть её на лежавшие грудой рядом с Панархом тела келли. Тело её соскользнуло с меча, и кровь плеснула на лицо и одежду поверженного правителя; он не пошевелился, чтобы стереть ее.

Следующие семеро Дулу избрали ту же участь. Барродах брезгливо переминался с ноги на ногу: кровь залила ему все башмаки и начала уже просачиваться сквозь швы. Запах горячей меди забил все остальные; лица многих из ожидающих своей очереди Дулу приобрели зеленоватый оттенок от тошноты и страха. Лицо Эсабиана казалось высеченным из камня. По спине у Барродаха бегали мурашки: никто не мог ощущать себя в безопасности, пока Аватар пребывает в таком настроении.

Десятый Дулу дрожал так сильно, что еле держался на ногах. На Панарха он не смотрел. Съежившись, предстал он перед Эсабианом – и тут же распластался ниц на полу перед троном в позе повиновения, которой панархистских аристократов обучили перед входом в Тронный Зал. Лицо Аватара чуть заметно смягчилось. Мужчина поднял голову, по знаку Барродаха, шатаясь, поднялся на ноги и встал справа от трона. Одежда его сделалась красной от крови тех, кто был прежде него; поворачиваясь, чтобы вызвать следующего по очереди, бори услышал, как того рвет у него за спиной.

Первая капитуляция, казалось, сняла заклятие, и один за другим – впрочем, с достаточным количеством исключений из общего числа, чтобы гора трупов рядом с Панархом и лужа крови у подножия трона заметно увеличились, – оставшиеся Дулу принесли присягу новому правителю. Ни один из них не осмелился встретиться глазами с прежним господином. Замыкали цепочку Дулу постарше, некоторые – в мундирах. Когда первый из них оказался у трона, Эсабиан поднял руку.

– Довольно. Эти разделят участь своего господина.

Один из палачей рывком поднял Панарха на ноги и грубо поставил лицом к лицу с Эсабианом. Как и прежде, седовласый правитель стоял неподвижно, пристально глядя на своего неприятеля и, похоже, не замечая запекшуюся у него на волосах, на лице и одежде кровь. Слева от трона еще дергались тела последних из тех, кто предпочел верность Панарху; в воздухе стоял густой запах смерти.

– Ну что, Геласаар, – произнес наконец Эсабиан. – Похоже, большинство твоих Дулу избрали жизнь, а не смерть.

– Точнее будет сказать, некоторые избрали верность; те же, что остались, будут еще много раз умирать по ночам, вспоминая этот день. – Панарх обвел взглядом оставшихся в живых. – Однако я не судья им. Единственным оставшимся долгом будет для них теперь суд над самими собой, и они будут вершить его со всей строгостью.

Эсабиан раздраженно поджал губы.

– Не в твоей власти больше судить кого-либо, Геласаар. Отныне и до конца твоих дней ты будешь лишь жертвой обстоятельств, а не вершителем судеб.

Прежде чем ответить, Панарх смерил его испытующим взглядом.

– Ты ведь мало разбираешься в искусстве править, должарианец, если думаешь, что правитель триллионов подданных является чем-то иным, кроме как жертвой обстоятельств. – До Барродаха вдруг дошло, что Панарх пропустил мимо ушей умышленно грубое обращение к нему Эсабиана и разговаривает с ним на равных – как монарх с монархом. – Все, что он может делать, – это выбирать один путь из нескольких возможных... и еще молиться.

Эсабиан холодно усмехнулся.

– Похоже, ни твои молитвы, ни твой выбор не помогли тебе. – Он покосился на учиненный тарканцами разгром. – Да и оставшиеся тебе верными подданные – тоже.

Геласаар приподнял бровь, и в глазах его мелькнула ирония.

– Действительно, мне кажется, я сильно переоценивал твои умственные способности.

Барродах крепче сжал пульт управления ошейником и поднял его, но замер, повинуясь знаку Эсабиана.

– Ты хоть немного представляешь себе трудности, ожидающие того, кто правит более чем тысячей обитаемых планет и несчетным множеством орбитальных поселений? – продолжал Панарх. – До некоторых из них так далеко, что мои указы доходят туда только через несколько недель, и столько же времени уходит на то, чтобы их ответ вернулся ко мне. Как по-твоему, почему основополагающий закон моего права называется Пактом Анархии? Даже опираясь на всю мощь военного флота, все, что я могу, – это не допускать войн между планетами и обеспечивать свободу торговли и перемещений.

Панарх помолчал, обводя взглядом зал.

– Я могу понять твой успех здесь и, возможно, на Лао Цзы – сочетание успешной диверсии и жадности глупцов, но чего еще ты надеешься добиться, имея в распоряжении только «Кулак Должара» и шайку оборванных рифтеров? Что ты будешь делать, когда появится мой Флот?

Голос Панарха звучал легко, но убежденно, и на мгновение Барродах почти поверил в то, что Эсабиан упустил какую-то важную деталь своего плана. И тут Властелин-Мститель издевательски улыбнулся.

– Твоя забота о моих сложностях, право же, трогательна, Аркад, но вот твое представление о моих возможностях ошибочно. Всего пару часов назад одна из шаек оборванцев-рифтеров, как ты их назвал, добилась капитуляции Шарванна – того хватило лишь на полдня сопротивления. Твой линкор «Корион» продержался в том же бою не больше пяти минут, а ведь это только одна из моих побед.

– Шарванн лежит в пяти днях отсюда, – возразил Панарх, чуть возвысив голос. – Ты никак не мог узнать этого, даже если бы это было и правдой – таких средств просто нет. И мне неизвестно такое оружие, что смогло бы справиться со щитами линкора за несколько минут, а планеты – за несколько часов.

– Тебе – может быть, а вот Уру – известно, – улыбнулся своему врагу Эсабиан. Холодная ярость исчезла, теперь он наслаждался разговором.

В первый раз с начала церемонии чувства Панарха проступили на его лице; на мгновение Барродах увидел в его глазах тень сомнения.

Судя по всему, Эсабиан тоже заметил это, поскольку повернулся к Барродаху.

– Тел урдюг палиахаи, эм ни арбен этиссен! – объявил он.

Барродах низко поклонился, приняв переход на должарианский язык как официальное объявление о начале завершающего действия палиаха. Расплескивая ногами кровь, он обошел вокруг трона и произнес, наконец, слова, которые столько раз репетировал в одиночестве своих покоев:

– Ну что, Аркад, хочешь узнать свою дальнейшую судьбу?

– Здесь нет места любопытству, – отвечал Панарх, но не Барродаху; взгляд его лишь скользнул, не задерживаясь, по бори, и вновь вернулся к Эсабиану.

Барродах замолчал в замешательстве: такая реакция отравила то наслаждение, которого он ожидал от этой минуты. Все же он сделал два шага за трон и достал из-за него два небольших полупрозрачных контейнера, только что положенных туда тарканцами. Торжественно ступая по луже крови, он вынес их вперед и поставил у подножия трона.

«Все-таки он глупец, – злорадно подумал Барродах. – Он совсем не знает своего врага. Мой господин никогда не совершит такой ошибки».

Барродах наслаждался моментом, глядя, как спокойное безразличие в глазах Панарха сменяется легким удивлением. Долго, очень долго ждал Барродах этой минуты.

Панарх заговорил, глядя на Эсабиана; слова его отдавались от сводов зала негромким эхом:

– Я не сомневаюсь, большую часть прошедших двадцати лет ты провел, выдумывая что-нибудь особо кровавое, и мне кажется, что ничего – разве что эти своды сейчас обрушатся на тебя – не удержит тебя от того, чтобы объявить мне это.

Эсабиан, забавляясь, опустил подбородок на руки, и Барродах отступил на шаг, чтобы лучше видеть выражение его лица.

– Кровавое? – переспросил Эсабиан. – Что ж, пожалуй, хотя и не такое, конечно, как жертвоприношение Долу, совершенное здесь сегодня. – Он махнул рукой в сторону горы окровавленных тел. – И свершится это не моими руками. Мне нет нужды марать их, убивая тебя, – узники Геенны сами сделают это за меня.

Барродах не удержался от злорадного фырканья. По рядам оставшихся в живых Дулу слева от трона прошло движение.

Взгляд Эсабиана на короткое, жуткое мгновение остановился на бори. Изгиб рта и легкое движение брови пояснили Барродаху: Аватар ждет объяснений.

– Прошу прощения, Господин. Я просто представил себе, каким праздником для изгнанников Геенны будет его прибытие.

– Верно. Именно мысль о справедливости, что восторжествует при этом, и подсказала мне это решение. – Эсабиан снова повернулся к Панарху. – Увы, ту часть моего палиаха, которая касается твоих сыновей, не удалось завершить столь же изящно. Мой народ не одобряет неопределенности в свершении мести.

Последние слова Эсабиана прозвучали для Барродаха приказом – он нагнулся и постучал по верху обоих контейнеров. Их лицевая поверхность сделалась прозрачной, открыв взглядам присутствующих две аккуратно отрезанные мужские головы. Открытые глаза их незряче уставились куда-то в бесконечность; багровый отсвет от лужи крови у ног Эсабиана окрашивал их щеки подобием здорового румянца.

– К сожалению, избыточное рвение одного из моих подчиненных обрекло твоего младшего сына на совсем иную смерть, загнав его в атмосферу газового гиганта, так что комплект неполон, – продолжал Эсабиан, внимательно глядя на своего врага. Скорбь и гнев мелькнули на лице Панарха и тут же исчезли. Выражение лица Эсабиана не изменилось, но глаза расширились и Барродах расплылся в улыбке при виде своего господина, наслаждающегося горем своего врага.

Панарх молчал. Эсабиан снова улыбнулся,

– Уж не изменил ли тебе твой хваленый ум, что ты молчишь?

– Ум, должарианец, зиждется на жизненном опыте. – Геласаар обвел зал взглядом, словно прощаясь со знакомым окружением, и холодно усмехнулся. – И то, и другое грех тратить на глупца.

Барродах прямо-таки сжался от страха. Никогда еще ему не доводилось слышать, чтобы кто-то обращался к Эсабиану так вольно; те, кто пытался, умерли, кто-то быстро, кто-то в страшных, долгих муках – в зависимости от настроения Аватара. Впрочем, настроение это угадать сейчас было совершенно невозможно: вот перед ними враг, который двадцать лет назад победил Эсабиана, который лишился теперь всего, кроме жизни, и он разговаривает со своим победителем так же свободно, как если бы они просто беседовали на палубе какого-то корабля в глубоком космосе, где титулы и звания не имеют ровно никакого веса. Барродах отчаялся даже представить себе, чем это может кончиться, и это страшило его больше, чем холодный гнев Эсабиана.

Эсабиан же выпрямился на троне, оскалив зубы в странной, натянутой улыбке.

– Ты назвал глупцом меня?

Барродах содрогнулся: он шкурой ощущал таящийся где-то почти на поверхности гнев – словно шторм, готовый обрушиться на Хрот Д'оччу.

– Ты, который потерял империю, флот, наследников? Ты, которому так и не удалось проникнуть в тайны Ура?

Барродах снова поднял пульт управления нейроспазматическим ошейником, и снова Эсабиан жестом остановил его. Барродах отступил в тень, отчаянно жалея, что не может стать невидимым.

– Я сумел, – сказал Эсабиан и указал пальцем на устройство, которое сжимал в руках Барродах. – И я управляю урианскими энергиями так же легко, как эта штука управляет тобой.

Геласаар улыбнулся – словно шутке, которую Эсабиану не дано оценить.

– И где он сейчас, этот Ур, а, Джеррод Эсабиан Должарский? Сгинул десять миллионов лет назад, если не больше, а слепая судьба отдала их оружие в руки идиоту. Ты получил в распоряжение империю, которой не сможешь править, и трон, который не сможешь сохранить.

Глаза Эсабиана раздраженно сузились, и Барродах понял, что разговор этот пора кончать, пока не вышло еще хуже. Решительным движением нажал он на кнопку пульта. Ошейник на шее у Панарха вспыхнул пульсирующим светом, и Барродах услышал исходящее от него негромкое гудение. Лицо Геласаара исказилось. Он изо всех сил пытался сделать вдох, чтобы говорить. С минуту в зале не было слышно ничего, кроме хриплого, сдавленного дыхания.

Внезапно он дернулся, запрокинув голову, и в глазах его вспыхнул роковой огонь. Голос его сделался отрешенным, и Барродах вдруг понял, что Панарх относится к тем немногим, у которых нейроошейник вызывает приступ эпилепсии, иногда с галлюцинациями.

– Слушай меня, должарианец, – прохрипел он, глядя сквозь своего неприятеля куда-то вдаль. – Я вижу теперь твою судьбу. Этот трон будет твоим – на время, потом другой, древнее этого, но потом – ничего.

Барродах изо всех сил вцепился в пульт, пытаясь заставить этого человека замолчать. Пульсирующие вспышки участились, но Панарх продолжал, словно не замечая этого, как будто его питала неведомая сила корней Мандалы.

– ...и в конце концов все время будет твоим, но и его тебе не хватит... – Свистящий шепот все не прерывался; голубые глаза горели неестественным светом.

– Все вон отсюда! – рявкнул Барродах оцепеневшим от ужаса зрителям. – Живо! – Тарканцы оттеснили толпу Дулу от трона. Барродах продолжал жать на кнопку ошейника. Эсабиан все не шевелился и не трогал своего врага, вся шея которого превратилась в сплошную язву от ультразвукового воздействия ошейника.

– Недолгое правление, должарианец... и конец его – мучительный до невероятности... – выдавил из себя Панарх, и гулкое эхо Тронного Зала вдруг усилило его задыхающийся шепот. Барродах из последних сил давил на кнопку, ощущая растущий гнев своего господина.

Сведенное судорогой тело Панарха вдруг расслабилось, и он в упор посмотрел на Эсабиана. Взгляд голубых глаз, только что светившихся волевой решимостью, сделался мягким и загадочным.

– Мне жаль тебя, – произнес он.

Барродах рванулся вперед, чтобы ударить его, надеясь направить гнев Эсабиана на эту очевидную мишень прежде, чем он обрушится на всех остальных окружающих.

– Нет, – остановил его Аватар. – Не трогай его.

Барродах остановился и попятился, кланяясь; потом в страхе повернулся и бросился бегом из зала. У тяжелых створок Врат Феникса он задержался при виде поджидавших тарканцев.

– Входите, но не раньше, чем он прикажет! – распорядился он и только тут набрался смелости оглянуться.

Эсабиан стоял неподвижно – черная фигура на красном полу, уменьшенная до карликовых размеров чудовищным пространством зала. Голову лежавшего у его ног человека окружал пульсирующий нимб, но ног Эсабиана свет от него не касался.

 

18

Все еще продолжая изучать странные физические свойства Сердца Хроноса, Вийя вошла в небольшой отросток пещеры глубоко в теле луны. Единственный обитатель помещения, высокий мужчина лет сорока пяти, при её появлении оторвался от экрана.

– Ну как, узнала что-нибудь? – спросил он с улыбкой, от которой взгляд его карих глаз казался обиженным, как у побитой собаки.

– Достаточно, – ответила она, прикидывая, как много может доверить ему. Нортон был из тех, кто вырос рифтером – он унаследовал корабль от своего отца. На грудном кармане его черного скафандра красовалось вышитое золотое солнце, точно такое же, как на борту «Солнечного Огня». Честный и прямолинейный, он плохо разбирался в политике Панархии; впрочем, это его не особенно заботило.

– Долго еще ремонтировать «Огонь»? – сменила она тему разговора.

Он надул губы и задумчиво сморщил нос.

– Трудно сказать... Там работают Жаим с Порвом и Сильвернайф, и я послал Марим, чтобы она подсобила им немного. Большую часть наружных работ они уже сделали; если бы я не следил за их работой с самого начала, я бы не узнал корабль. Хриму и его шайке ни за что не опознать в нем «Солнечный Огонь», даже если он пролетит у них прямо перед носом.

Он оглянулся на экран.

– Я не уверен, что наша последняя вылазка против Хрима была разумным поступком – это слишком близко к нарушению Кодекса. Я до сих пор опасаюсь санкций с Рифтхавена.

Вийя пожала плечами:

– Я не жду никаких неприятностей. С учетом выдвинутых против него обвинений я вообще сомневаюсь, что он осмелится идти на Рифтхавен. И тем более вряд ли он будет жаловаться на нас; скорее уж он сам разнесет нас к чертовой матери.

Она покосилась на Сердце Хроноса. Нортон проследил её взгляд.

– Что со скачковыми системами? – поинтересовалась она.

– Я не могу приступать к их проверке, прежде чем мы не покончим со всем остальным, – полагаю, мы займемся этим через пару дней.

– Ты мог бы заниматься этим при перелете в нормальном пространстве-времени. Прекратите все работы здесь и перебирайтесь на другую базу. Оставьте только достаточно топлива для «Телварны». И не рассчитывайте пополнить его запасы на Рифтхавене – подождите, пока страсти улягутся. Мне кажется, Марим...

– Ты что, собралась куда-то? – перебил он, и на лице его обозначилось беспокойство.

– Надо подбросить Аркада и его свирепого вассала до Артелиона, пусть они и лгут, говоря, что собирались туда с самого начала.

– Секретная база панархистов?

– Скорее всего, да. Возможно, это прихоть Аркада, но вероятнее всего из-за этого. – Она подняла шар повыше, глядя, как прищурился Нортон при виде его странного поведения. – И это заставляет меня еще раз задуматься о том, зачем Хриму понадобилось нападать на планету, абсолютно лишенную какого-либо стратегического значения... ладно, хватит об этом. Моей первой мыслью было отдать этот предмет тебе, чтобы ты забрал его на запасную базу, но он ужасно взволновал эйя. Может, они смогут понять, что это такое, во время перелета на Артелион.

– Артелион... Мандала... – Нортон задумчиво покачал головой; голос его звучал спокойно, но взгляд выдавал сомнение. – Не думаю, что тебе стоит лететь туда. Я не слышал еще, чтобы хоть один корабль Братства приземлялся там, и мне кажется, это означает, что, если такие смельчаки и имелись, ни один из них не вернулся обратно.

– Я не вижу особых сложностей – в конце концов мы просто возвращаем пропавшего Аркада в семью; к тому же там я, возможно, узнаю что-нибудь о тех вещах, что нас беспокоят. Интересно было бы, например, узнать, что панархистам известно про Хрима... ну, и про действия Должара.

Нортон сдвинул мохнатые брови:

– А ты не боишься, что этот Аркад просто сдаст тебя властям сразу после посадки в Мандале?

– Ты забыл, что я знаю о нем кое-что от Маркхема? Правда, не слишком много такого, что говорило бы в его пользу, но все равно, на предательство он не пойдет.

Вийя уронила шар в карман.

Нортон еще сильнее нахмурился при виде странного поведения шара, но промолчал.

– Нет, мы будем в большей безопасности, чем вы тут, – по крайней мере до тех пор, пока вы не почините «Огонь» и не уберетесь отсюда. У Хрима появилось какое-то новое оружие – Марим видела, как они разнесли «Корион» одним выстрелом... – глаза Нортона удивленно расширились, – и Шарванн, похоже, тоже недолго продержится. Узел и орбитальные поселения уже в их руках. И я боюсь, они могут узнать от панархистов и про нас. А уж продержаться такая база сможет не больше нескольких часов, если только не остановить всю деятельность, притворясь невидимками.

Нортон рассудительно кивнул:

– Даже если Хрим потерпит поражение, остается этот проклятый Эренарх, который наверняка пустил своих ищеек по следу пропавшего наследника и с радостью уцепится за возможность уничтожить его под предлогом операции против рифтеров. Пусть основной экипаж «Телварны» заступает на дежурство и начинает проверку бортовых систем. Поставлю Иварда на место Пейзюда: пора и ему поработать. Управление огнем возьму на себя, – она улыбнулась, – или поручу Аркаду. Там видно будет.

Нортон удивленно поднял глаза.

– А Локри?

Вийя поколебалась немного.

– Передай ему то, что я сказала: основной экипаж. Мне не нужно, чтобы он болтался здесь, среди вас, сея смуту. После этого рейса Рет Сильвернайф сменит его на посту. – Она ткнула пальцем в противоположную стену. – Пошли кого-нибудь, пусть примут на борт двух пассажиров. Да, пусть возьмут что-нибудь из снаряжения, если хотят. Пойду, сообщу эйя о нашем отлете. – Она повернулась к двери.

– Вийя... – Нортон нерешительно протянул руку и тут же уронил её на колено. – Не нравится мне этот план. По крайней мере я хотел бы лететь с тобой.

– От двух кораблей против укреплений Артелиона толку не больше, чем от одного – то есть, скажем честно, никакого. Кончай ремонт «Огня» и перегоняй его на запасную базу. Как можно скорее.

Последнее, что она видела, выходя, – это понуро собачье выражение длинного лица Нортона, когда он поворачивался к интеркому, чтобы передать её приказания.

* * *

Подняв бокал в память о Маркхеме, Брендон умолк. Осри сидел, борясь с усталостью, склеивавшей веки, туманящей рассудок, не ощущая больше ничего, кроме боли от покрывавших почти все его тело синяков и ссадин. Когда в комнате появился низенький пухлый человечек и пригласил их следовать за ним, Осри удалось подняться на ноги только с третьей попытки.

– Могу я узнать, что происходит? – спросил Осри, с трудом не отставая от коротышки в низком, вырубленном в скале туннеле.

– Вийя приказала, – весело бросил коротышка через плечо; зеленые глаза его светились любопытством. – Вы улетаете. «Телварна» идет на Мандалу.

– Улетаем?.. – переспросил Осри, хмурясь от вынужденной необходимости фамильярно разговаривать с каким-то рифтером. – Вы хотите сказать, мы летим на Артелион?

– Похоже, так, – ответил их провожатый с ухмылкой, продемонстрировавшей отсутствие изрядного количества зубов. – Эх, жаль, я не в основном экипаже «Телварны». Ага, пришли. – Он резко остановился и распахнул дверь.

Осри вдруг уловил исходящий от него запах пота и задержался, пропуская коротышку вперед. Потом вспомнил, сколько времени провел в скафандре, и сообразил, что и сам будет вонять точно так же, если не хуже, стоит ему только раздеться. Интересно, предложат ли им рифтеры такую роскошь, как ванна или душ? Осри покосился на провожатого и нахмурился еще сильнее. Вряд ли.

Брендон вошел первым, следом сопровождавший их коротышка. За дверью оказался еще один коридор, совсем короткий, в который открывались четыре двери разного размера. Провожатый толкнул одну из них, включил свет, и Осри увидел огромную гардеробную, по обе стороны которой тянулись бесконечные ряды вешалок с одеждой любого покроя, цвета и размера, и полок с обувью.

– Выбирайте что душе угодно, – заявил коротышка. – Только быстрее! На «Телварне» кладовых не густо, а у вас впереди семь ходовых дней.

Осри замялся. Врожденная неприязнь к одежде, предпочитаемой рифтерами, боролась в нем с жизненной необходимостью: все, что у него имелось, – это скафандр, в котором он прилетел сюда. Пока он нерешительно переминался с ноги на ногу, Брендон целенаправленно шагнул вперед.

– Шевели задницей! – окликнул его провожатый. – «Телварна» уже готова к старту. Переодевайтесь прямо здесь; свои скафандры можете оставить на полу.

– Но это не наши скафандры! – возмутился Осри. – Не можем же мы их просто так оставить!

– Снимайте и бросайте, – не теряя доброго расположения духа, посоветовал коротышка. – Вам эти дорогие скафандры на «Телварне» все равно без нужды. Вы их оставляете, мы даем вам взамен шмотки – честный обмен, никакого подвоха.

– Я бы все-таки оставил свой... – начал было Осри. Коротышка нахмурился и сунул руку в карман, но Брендон опередил его.

– Флот списывает все, что утеряно в ходе специальных операций, – спокойно произнес он. – Тебе бы это положено знать.

Лишнее напоминание о том, что они направляются домой. Осри поклонился Брендону и, поморщившись, принялся разглядывать содержимое гардеробной. За то время, пока он выбрал себе пару почти новых и относительно чистых на вид простых серых костюмов военного покроя, Брендон уже стянул с себя скафандр и щеголял в светло-голубом штатском костюме с широкими брюками, заправленными в низкие сапоги; через руку был перекинут скафандр темного цвета. В результате Осри пришлось переодеваться на глазах у обоих: коротышки, с нескрываемым любопытством таращившего на него глаза, и Брендона. Обстоятельство это никак не улучшило его настроения. Он натянул на ноги пару мокасин, на поверку оказавшихся ему слишком большими, и коротышка тут же безжалостно погнал его дальше.

Миновав в ускоренном темпе еще несколько туннелей, они оказались в маленькой комнатке, где обнаружили Марим – небрежно опершись босой ногой о стену, она болтала с кучкой пестро одетых рифтеров. Возле нее в перегородке виднелся люк с расположенной рядом маленькой панелью управления. На панели горел зеленый индикатор.

При виде вошедших Брендона и Осри она выпрямилась.

– А вот и мои чистюли, – жизнерадостно объявила она. – Ладно, вы, шиидровские выкормыши, до встречи!

Окружавшая её компания с веселым улюлюканьем и пожеланиями счастливого пути расступилась, пропуская Осри с Брендоном. Марим встряла между ними двумя и одарила их ослепительной улыбкой.

– Вийя сказала проследить, чтобы вы попали на борт и устроились как надо. Корабль вон там.

Она набрала на панели шифр, и люк распахнулся. За ним оказался короткий туннель – шлюз, сообразил Осри, – и еще один люк, панель которого тоже светилась зеленым. Марим шла первой, не забыв, однако, тщательно задраить люк за собой. Осри с брезгливостью заметил, что ступни её черного цвета. «Она что, никогда их не моет?»

Второй люк пропустил их в большую пещеру – метров триста на двести; свод её терялся далеко в высоте за парившими метрах в десяти над ровным каменным полом плафонами освещения. Справа от них массивная металлическая дверь с утопленным в пол низом закрывала, судя по всему, вход в пещеру.

В центре ярко освещенного пространства стоял сам корабль, окруженный ящиками и поддонами с провиантом. Высокий, мускулистый тип с длинными, пышными кудрями и рыжий паренек ростом пониже тащили контейнер по пандусу в люк.

Осри сразу же узнал тип корабля, но внесенные в базовую конструкцию изменения привели его в некоторое изумление. Изначально это было, несомненно, стандартное торговое судно типа «Колумбиад» с Малахронта – такие выпускались почти без изменений несколько сотен лет, и его летные характеристики послужили причиной того, что Совет Внешних Операций предпочитал для освоения планет суда именно этого типа. «Отец летал на таком в бытность свою регатом». Он снова ощутил приступ острой тревоги за отца, сменившейся злостью, когда маленькая рифтерша подтолкнула его вперед.

– Пошли. Чего на нее любоваться?

Подходя к кораблю, Осри продолжал внимательно разглядывать его. В детстве он увлекался модельками звездолетов; этот выглядел так, словно его собрали из трех разных наборов. Примерно стометровый корабль имел заостренный нос и округлую, почти грузную корму, из которой топорщились стабилизаторы; общая форма его приближалась к треугольнику, что говорило о способности к полету в атмосфере. Черт, но где же иллюминаторы? На месте, где полагалось быть чуть выпуклым иллюминаторам, виднелась лишь гладкая, глухая обшивка; то же самое – на нижней поверхности носовой части, и скажите на милость, на кой черт здесь эти ребристые обтекатели?

Оказавшись у самого пандуса, Осри не выдержал: любопытство окончательно перевесило нежелание общаться с рифтерами.

– Что вы сделали с этим кораблем?

Марим озадаченно посмотрела на него.

– Что ты хочешь сказать? Это просто «Телварна».

– Я хочу сказать, – чуть раздраженно пояснил Осри, – этот корабль точно строился как «Колумбиад», но с тех пор, как он сошел со стапелей Малахронта, он побывал в руках человека, имевшего своеобразный взгляд на корабельный дизайн.

Она рассмеялась – звук был веселый, слегка булькающий.

– Ну да, вы – чистенькие – привыкли, поди, к кораблям новеньким, с иголочки. А как лак потускнеет немножко, вы их списываете и загоняете рифтерам, так?

Она нежно похлопала по обшивке. Шаги по пандусу отдавались гулким эхом, изнутри доносились голоса тех двоих и еще чей-то бас.

– «Телварне» уже четыреста лет, ей-богу, не вру. Уж не знаю, в каком она там виде была сначала, но в конце концов из нее сделали дорогую игрушку для одного богатея, пока какой-то рифтер не решил, что ему она нужней. Ну, и с тех пор она была у рифтеров, они её и переделывали. Снаружи что, основные изменения все внутри, ну разве кроме кормовой пушки.

Узким коридором она повела их в нос корабля. По дороге Осри успел отметить про себя, что здесь приложил руку кто-то, обладавший в равной степени средствами и неплохим вкусом. Собственно, плавные линии стыков переборок, контрастные цвета металлических люков являлись неплохим образчиком стиля «архео-модерн», популярного в правление Бёрджесса II полтора столетия назад. Разумеется, имелись здесь и дополнения, которые Осри приписал рифтерам, но и они, был вынужден признать он, отличались высоким качеством исполнения. К последним относились пучки проводки, трубы и прочие приспособления, назначения которых он не знал, размещенные без особой оглядки на интерьер в целом.

Марим распахнула последний люк, и они оказались на мостике. Пульты и здесь имели общепринятую U-образную форму – наиболее эффективную с точки зрения не преступающего Запрета взаимодействия человека с машиной. Капитанский пульт располагался сзади, остальные – в два ряда по обе стороны лицом к нему. Разница заключалась в двух дополнительных пультах; Осри догадался, что они расположены на месте отсутствующих иллюминаторов. Впрочем, для чего бы они ни предназначались, Осри решил, что работающим за ними будет нелегко смотреть на главный экран. Только остановившись в центре помещения, он увидел, что главный экран обращен вперед.

Навыки астрогатора не позволяли Осри обойти вниманием то, насколько эффективно был перепланирован мостик «Телварны», и от этого настроение его почему-то ухудшилось еще более. Он покосился на Брендона – тот оглядывал мостик с близким к боли выражением на лице; впрочем, оно тут же исчезло, когда Марим повернулась к ним и не без гордости махнула рукой, указывая на мостик:

– Ну вот, здесь все и происходит. Остальное увидите потом, когда покажу вам вашу каюту и все такое. – Она добродушно улыбнулась Осри. – То есть, вам там и смотреть-то особенно нечего будет, да и некогда. «Телварна» – корабль маленький, праздных пассажиров мы себе позволить не можем, так что уж не обессудьте. Астрогатор у нас один уже есть, и даже о-го-го какой, так что тебе, Школяр, найдется работа у Монтроза на камбузе, чтобы Порва можно было отпустить на ремонт «Солнечного Огня». А ты, – она приятельски ткнула Брендона локтем под ребра, – будешь на подхвате, а если мы напоремся на какую-нибудь пакость, займешь место Джакарра.

Брендон посмотрел на нее в некотором замешательстве, на что она только подмигнула в ответ.

– На подхвате... это что, помощь по мере необходимости?

Она радостно закивала.

– Короче, тащите свои шмотки в каюту и...

– Брендон перебил ее, подняв руку.

– Еще вопрос. Чем занимался у вас в команде Джакарр?

– Управление огнем! – Она ткнула пальцем в один из дополнительных пультов и тут же заметила на его лице недоумение. – Ну, он, конечно, был изрядным засранцем, и морда кислая, но с лазерной пушкой управлялся классно, и потом, Вийя предпочитала, чтобы он был здесь, у нее под присмотром. – Она замолчала, окинула мостик задумчивым взглядом и снова улыбнулась Брендону: – Я только сейчас доперла: вот кайф будет без него, а на его месте твое очень даже симпатичное личико!

– В первый раз плачу за проезд честным трудом, – ухмыльнулся Брендон, и Осри неодобрительно отвернулся.

* * *

Несколько часов спустя Нортон наблюдал на своем мониторе, как «Телварна», приподнявшись над полом пещеры на антигравах, медленно выплыла в открытый шлюз. Отойдя от жерла пещеры метров на пятьсот, она выбросила из дюз языки пламени и устремилась прочь от Диса, быстро превратившись в маленькую яркую точку, а потом и вовсе растаяв среди звезд.

Нортон вглядывался в экран до тех пор, пока створка шлюза не начала медленно скользить на место на фоне зловеще нависшего над иззубренным горизонтом Колдуна. Он не пытался скрыть тревогу.

«Почему она все же поставила Локри на место Рет?»

Этот смахивающий на самоубийство полет в самое сердце панархистской власти – не самый удачный момент для того, чтобы разбираться со смутьяном из команды.

«И какая часть этой жажды власти у Джакарра выпестована лично Локри – так, забавы ради?»

Он тряхнул головой: какая теперь разница? Она до сих пор была одним из лучших капитанов, с которыми ему доводилось служить. И потом, оставалась надежда, что она хорошенько присмотрит за Локри.

Размышления его были прерваны негромким шумом. Он вздрогнул и обернулся.

Вошла Рет Сильвернайф; вплетенные в её длинные косы колокольчики наполняли воздух мелодичным звоном.

– Она пришла в себя.

– Не совсем, – он вздохнул. – Даже вовсе нет. Чем больше времени она проводит с эйя, тем дальше становится. – Он посмотрел на правильное, юное лицо Рет и не увидел ничего, кроме горечи. – Мне жаль, что ты не на «Телварне», с Жаимом.

Рет сделала рукой один из традиционных серапистских жестов.

– Огонь горит там, где может, – спокойно сказала она. – У нас еще будет полным-полно времени побыть вместе.

Створка шлюза на экране стала на место. Рет подошла к пульту и, перегнувшись через плечо Нортона, набрала команду. Изображение на экране сменилось: теперь перед ними виднелся небольшой круг камней, как бы прикрывающих расположенную между ними ровную площадку от холодного света звезд. Поверхность одного из валунов была тщательно отполирована, и на ней в оранжевом свете висевшего над горизонтом Колдуна проступал нехитрый рельеф: ветвь с двумя листьями и цветком на конце, ничего больше. Фамильный знак Л'Ранджа. Вырезанный на камне мертвого мира, он сохранится здесь и тогда, когда от человечества не останется ничего, кроме воспоминаний.

* * *

– Вот блин! – Марим ворвалась в кают-компанию «Телварны», едва не поскользнувшись на гладкой палубе. На ногах её красовалась пара мягких шлепанцев, на которые она косилась со свирепым омерзением. – Терпеть не могу эти говнодавы гребаные!

Локри отступил на шаг, чуть прищурившись и сверкнув белозубой улыбкой.

– Ты хочешь, чтобы эти чистюли увидели твои ступни?

Марим уперла руки в бока и скептически глянула вниз.

– Ну, правили мне хромосомный набор. И что теперь, они меня за это изжарят?

Локри только фыркнул.

– Они настучат на тебя, стоит им только оказаться в Мандале, – заявил Жаим. – Панархисты не любят генной инженерии.

Марим выдернула свою маленькую, округлую лапку из шлепанца, ловко ухватила его пальцами ноги и подкинула в воздух так, что он приземлился на колени к Локри, вслед за чем почесала бархатно-черную, словно поросшую губчатым лишайником ступню.

– Пусть попробуют сначала уцепиться за плоскую стену в невесомости, тогда запоют по-другому.

Локри лениво пожал плечами:

– Если Вийя сказала носить, значит, носи. Хочешь спорить, спорь с ней самой. – Он кинул тапок ей в лицо, но она поймала его на лету и бесстыже улыбнулась.

– Они увидят Люцифера, – не сдавалась Марим, мотнув головой в сторону камбуза. – У него тоже измененный хромосомный набор.

– Он не человек, – отпарировал Локри. – Ты, конечно, могла и не заметить...

Сидевшая в мягком кресле Грейвинг негромко рассмеялась.

– Люцифера они уже видели, – сообщила она. – И чертов кот влюбился в Школяра.

– Что? – Худое лицо Жаима даже вытянулось от изумления. – Мне-то казалось, его стошнит, когда он вошел на камбуз и увидел, как Люци разгуливает по плите.

– Ну да, он ненавидит кошек, – с кривой улыбкой подтвердила Грейвинг. – И конечно, Люци тут же из всех выбрал в любимчики именно его.

Марим зашлась веселым смехом.

– Готова поспорить, Люци попытается забраться к нему в койку! – Одна мысль о задаваке Осри, безуспешно пытающемся выгнать толстого кота со своей кровати, привела её в неописуемый восторг.

– Больше, чем кто-либо другой, – пробормотал Локри; голос его звучал лениво, но глаза настороженно наблюдали за реакцией окружающих из-под тяжелых век. – Надеюсь, Люци плюхнется ему прямо на лицо. А если нет, это легко можно устроить.

– Ну, Монтроз это уже проделал, – сказал Жаим. Он встал и потянулся. – В смысле лица. Ладно, я в машинное отделение – Вийя снова отдала Аркада мне на растерзание.

– И что ты уготовил ему сегодня? – со смехом поинтересовалась Марим.

Жаим почесал в затылке, откинув длинную темную прядь за ухо.

– Пожалуй, могу заставить его разобрать, почистить и собрать обратно тианьги в каюте у эйя. Машина и так работает с перегрузкой, поддерживая температуру в минус десять. Вийя говорит, им так лучше спится.

– Но мы же только что делали все это! – не выдержала Марим.

Жаим только пожал плечами:

– Никогда не знаешь, когда это потребуется еще раз.

Марим согласно кивнула, вспоминая первые дни после отлета с Диса. Их пленный Крисарх оглядел весь корабль так, словно чего-то не хватало, потом пошел прямо в кают-компанию, заказал себе там какую-то смертельную смесь спиртного и последовательно напился до полного отупения.

Локри отказался подходить к нему близко, так что до каюты ему помогли добраться Жаим и молодой Ивард, а шесть часов спустя Марим приложила все свое умение, чтобы у нее нашлось дело в коридоре у отведенной Брендону и Осри каюты в момент, когда Вийя пришла будить его и отправлять на работу.

– Ну что, Аркад, понравились наши рифтерские напитки? – по обыкновению спокойно поинтересовалась она.

Он сидел на койке с видом полного замешательства. Марим успела разглядеть, что тело его тоже изукрашено синяками всех цветов радуги («ясное дело, от этой впечатляющей посадки на Пари», – объяснил потом Локри), но само тело оч-чень даже ничего себе.

– Жаим ждет, – лаконично сказала Вийя, ткнув пальцем через плечо.

Марим затаила дыхание, гадая, как Аркад воспримет приказ. Оставит без внимания? Закатит скандал? Или попробует командовать Вийей на борту её собственного корабля? Было бы очень и очень интересно посмотреть на такое.

Он не сделал ни первого, ни второго, ни третьего, он откинул одеяло и встал, нимало не смущаясь того факта, что был совершенно гол. («С помощью генной инженерии или без нее, но этих аркадов делают очень неплохо, – докладывала потом Марим. – Интересно, понимает ли он это сам – его, похоже, не очень-то волновало, что Вийя стоит прямо перед ним, а за ней еще я». «Вот дуреха, – ответила Грейвинг, – они же с самого рождения не остаются одни. Даже когда он купается, вокруг стоят, поди, два десятка человек, готовых подать ему одежду». «Интересно, – заметил Жаим, в первый раз выказавший признаки интереса к разговору, – что происходит, когда он хочет трахаться?» «Все слуги выходят», – невозмутимо ответила Грейвинг. «И подглядывают со скрытых камер», – добавил Локри).

– Пять минут, – объявила, выходя, Вийя.

Поскольку Вийя, будучи темпатом, и так знала, что Марим все это время была там, та и не думала прятаться.

– Тебе тоже есть чем заняться, – только и сказала капитан, проходя мимо нее.

Насколько знала Марим, с тех пор Вийя не разговаривала с Крисархом ни разу. Прошло уже три дня, на протяжении которых Школяра отдали в полное и безраздельное распоряжение Монтрозу, а Аркад переходил из рук в руки, выполняя полезную и бесполезную грязную работу.

Марим неутомимо подглядывала за ним, но издалека. Она видела, как Жаим посылал Брендона под кожухи главных двигателей проверить волноводы и разъемы кабелей; она видела, как молодой Ивард, краснея и запинаясь, просвещает Крисарха по части распаковки контейнеров с припасами. Даже Локри, и тот получил его под свое начало один раз, хотя вообще-то он отчаянно старался избегать обоих пассажиров. Брендону пришлось ползать под всеми пультами на мостике с тестером в руках, а Локри тем временем, позевывая, щелкал тумблерами на своем пульте связи.

Первые два дня Брендон не произнес ни одного невежливого или вообще раздраженного слова, хотя у него наверняка болели все до единого мускулы и кости. Когда его вахта подошла к концу, он отправился прямо в свою каюту и уснул.

Марим подняла голову.

– Он выдраил весь корабль, – сказала она. – И не хныкал ни капельки. Интересно, что еще такого выдумает Вийя? Такой вредной она никогда не была.

– И вовсе не вредная, – фыркнула Грейвинг.

– Тогда чего же она хочет? – тихим голосом спросил Жаим. – Что удовольствия, если он делает все, что мы ему приказываем, и даже не говорит как богатей.

Голубые глаза Грейвинг остановились на Локри, и она пожала плечами:

– Думай сам.

Жаим тряхнул головой, и колокольцы-талисманы, заплетенные в его волосы, негромко зазвенели.

– Пойду прослежу за тем, как он начнет, – сказал он и вышел.

Локри тоже встал, посмотрев на двух женщин.

– Моя вахта, – сообщил он.

Грейвинг пересела в кресло, из которого он только что поднялся – её коренастая фигура казалась еще короче по контрасту с изящной, стройной фигурой Локри. Она охватила обеими руками чашку горячего кафа; раненый локоть она продолжала прижимать к себе.

Марим прикидывала, как бы ей лучше выудить из нее информацию. Грейвинг была одним из лучших спецов по слежению в Братстве, а может, и за его пределами. Ходили слухи, что три рифтхавенских синдиката пытались нанять её прежде, чем Хрим сделал попытку заполучить её к себе на службу более решительными средствами. Каким-то образом ей стало известно, что его маленький убийца-темпат собирается похитить ее, и она бежала.

Вийя говорила, что она не темпат, и все же она обладала несравненной способностью вынюхивать следы кораблей и наперед просчитывать бой, что не только много раз спасало их, но и принесло им неплохое состояние. «Если бы Грейвинг не была в тот день на запасной базе, Маркхем мог бы остаться в живых», – подумала Марим, глядя на её нездорово белое, веснушчатое лицо.

Грейвинг и её младший брат Ивард были некрасивы – пережитки тех давних времен, когда у людей была бледная, тонкая кожа и постоянные проблемы со зрением. Зато оба отличались талантами в других областях.

Помимо способности угадывать поведение кораблей, Грейвинг неплохо умела видеть людей насквозь. Правда, она далеко не всегда делилась с другими тем, что увидела.

Марим уселась прямо напротив нее и улыбнулась:

– Локри ненавидит знать.

– Я тоже. Иногда, – неожиданно призналась Грейвинг.

– Но ты ведь не думаешь, что Вийя – тоже? – не отставала Марим. – Или, может, ей кажется забавным то, что Аркад драит кожух двигателя?

Грейвинг пожала плечами:

– Так считает Локри. И пусть его считает. Хоть это и не так.

– Тогда зачем ей это?

Грейвинг прищурилась, изогнув губы:

– Ты ничего не заметила, когда водила их по кораблю?

– Заметила? Ну, Школяр держался так, будто от нас воняет, а Аркад пялил свои глаза повсюду так, словно чего-то не хватало. Слуг, наверное.

– Маркхема, пустая твоя башка, – сказала Грейвинг. – Это до него доходило, шаг за шагом. Не могло не дойти. Видно же было, он узнал вкус Маркхема – тот же перестроил весь корабль, когда стал капитаном, помнишь?

Марим разинула рот:

– Хо! Об этом я и не подумала. Ну да, он даже запахи тианьги поменял.

Грейвинг развалилась в кресле, и губы её изогнулись в легкой улыбке.

– Теперь он знает корабль Маркхема, – сказала она. – Теперь-то, когда он полазил по его потрохам, он больше не будет для него святыней.

– Святыней! – со смехом повторила Марим. – Грейвинг, ты совсем с ума свихнулась!

Грейвинг встала.

– Тебе и свихнуться-то не с чего, Марим, – почти беззвучно рассмеялась она и вышла.

* * *

На камбузе в это время Осри вытер нос, свирепо нахмурился и продолжил резать лук:

– Черт бы побрал этих рифтеров, – бормотал он себе под нос с каждым ударом ножа, – и четырежды побрал этого проклятого светом грубияна Монтроза!

Рука его двигалась с нарастающей яростью до тех пор, пока тихий, мягкий голос не напугал его до такой степени, что он едва не добавил к кучке нарезанного лука четыре собственных пальца.

– Ровными движениями, Школяр, ровными движениями. Комки в этом блюде непозволительны. Если от тебя и дальше будет не больше толку, боюсь, мне придется просить капитана отправить тебя в шлюз. Я один работаю быстрее и спокойнее.

У Осри чесались руки бросить нож в старого монстра, но вместо этого он заставил свои губы подтвердить полученное приказание, а руки – резать ровнее.

Он лелеял картину ножа, летящего в бородатую физиономию Монтроза. Вот было бы здорово увидеть того напуганным... нет, черта с два он испугается, с горечью осознал Осри. Такой рифтер – убийца и вор – скорее всего перехватит летящий нож в воздухе за рукоятку, аккуратно положит его на стол и пошлет Осри еще раз оттирать полы и стены. И если он откажется...

Осри даже зажмурился при воспоминании о той взбучке, которую Монтроз устроил ему в ту незабываемую первую вахту. Здоровяк без малейшего усилия ухватил обе руки Осри одной здоровенной клешней, а потом – приятельски прижав к груди в чем-то напоминающем объятия бронзового памятника, – сообщил ему, что – как бы лично он ни ненавидел насилие в любой форме – хорошая трепка будет «пользительна для твоей души».

Означенная клешня Монтроза теперь выглядела и вовсе неестественно, помешивая маленькой ложечкой соус. Он зачерпнул ею, аккуратно смахнул каплю о край кастрюльки и протянул Осри, который неохотно открыл рот. Он знал, что соус будет изысканный – и что ему придется признать это, если он не хочет быть обозванным полностью лишенным вкуса «как эта балда Марим». Перспектива быть хоть в чем-то приравненным к этой вонючей рифтерской сучке страшила его гораздо больше, чем необходимость восхвалять соусы Монтроза.

– Поболтай во рту. Да не глотай ты его сразу, словно какой-нибудь концентрат из пакетика, будь они неладны. Вот так. Пойми, тут должны быть три вкусовых уровня... Первый – изначальный аромат...

Осри проглотил содержимое ложки и испепелил взглядом Монтроза, который мечтательно смотрел в потолок. Осри молча исходил злостью. С той минуты, когда он ступил на борт этого проклятого всеми богами Космоса рифтерского клоповника, его беспрестанно унижали – и все только потому, что он позволил себе демонстрировать пропасть между офицером-Дулу с безупречной родословной и этим рифтерским сбродом неизвестного происхождения.

Капитан пропустила мимо ушей все, что он ей говорил, и передала его Монтрозу – огромному, заросшему типу, чьи вкусы в одежде были для человека его возраста совершенно возмутительны.

– Кок и судовой врач, – представился Монтроз, широко улыбаясь. – И помощник мне не помешает.

Осри не удержался от презрительного замечания по поводу идеи использовать кока на должности врача, на что Монтроз только рассмеялся.

Позже, когда Осри драил стены в лазарете, он наскоро проглядел тамошний компьютер и обнаружил солидный банк медицинской информации, значительная часть которого была на незнакомом Осри языке. Если этот тип и не имел диплома врача, он все же где-то учился.

– ...потом, когда ты прочувствуешь специи, это должно сойтись в единый вкус с бульонной основой... – продолжал Монтроз, все еще обращаясь к потолку.

Осри стиснул зубы. Этот монстр обращался к нему таким доброжелательным тоном, словно он помогал ему совершенно добровольно. Всем своим сарказмом Осри ни разу не добился ничего более улыбки и снисходительного пояснения.

– И наконец, чистый вкус сладкого вина «Фрафф». Ах... Ты не согласен?

– Уж он во всяком случае гораздо лучше, чем те, для кого он предназначен, – буркнул Осри.

Широкое, поросшее бородой лицо Монтроза изобразило крайнюю степень страдания.

– Я начинаю опасаться, что ты безнадежен и что я теряю драгоценное время на непробиваемого пня. Трава чжнж слишком крепка и нарушает вкусовой баланс второго уровня. Ну да не огорчайся – не все еще потеряно. Возвращайся к начинке и не забывай: ритм! Ритм! – Он ухмыльнулся. – Не хочешь же ты дойти до восьмого замеса и узнать, что все надо начинать сначала. – Монтроз извлек откуда-то длинное, узкое устройство и пристроил его на коленях. – Я буду скрашивать твой труд вдохновляющей музыкой, чтобы ты не сбивался с ритма.

Зажмурившись, он начал играть. Толстые пальцы его запорхали по клавишам, извлекая замысловатую мелодию.

Выругавшись про себя, Осри бросился через камбуз. Громкий, рокочущий звук, слегка напоминающий рык сорванного с креплений двигателя, возгласил о появлении второго по мучительности несчастья из тех, что обрушились на него на борту этого проклятого клоповника под названием «Телварна».

– Пшла вон, тварь проклятая! – рявкнул он огромному коту, неожиданно появившемуся на полке для хранения продуктов. Бежевый мех был короткий, но ровный, с небольшими полосами на лбу, лапах и хвосте.

Тяжелая голова поднялась, и слегка раскосые, голубые, как арктический лед, глаза уставились на Осри. Рокот сделался заметно громче. Кот спрыгнул на пол и, задрав хвост, принялся тереться головой о колено Осри, от чего тот пошатнулся. Кот явно любил музыку и общество.

– Не смей трясти шерсть мне в еду! – огрызнулся Осри. – Брысь! – Он замахнулся на кота ножом.

Голубые глаза кота расширились. Он открыл рот, полный неожиданно длинных и острых зубов, и испустил долгий звук из тех, что можно услышать от наехавшей на камень газонокосилки, потом потерся о его ногу сильнее. Оскорбления, похоже, нравились этой проклятой скотине еще больше.

Монтроз хихикнул и продолжал играть, ни разу не сбившись с ритма и не сфальшивив. Осри не считал себя особенно музыкальным, но образование Дулу позволило ему узнать по меньшей мере в одной из мелодий песню с Утерянной Земли времен до Бегства. Кот тоже аккомпанировал ей громким мурлыканьем.

Бормоча все известные ему проклятия, Осри перегнулся через кота и, едва не падая, шлепнул ком теста на доску.

 

19

Грейвинг стиснула зубы.

Монтроз работал быстро и ловко; огромные руки его двигались, меняя перевязку, с неожиданной нежностью. Но несмотря на анестезию, боль пробирала её до костей.

– На вид гораздо лучше, – кивнул Монтроз, однако при взгляде на мясо, просвечивающее сквозь тонкий слой защищавшей процесс регенерации псевдокожи, все внутри нее сжалось. Впрочем, Монтроз имел вид художника, гордящегося вышедшим из-под его рук шедевром.

– Завяжи это, чтобы не мешало мне двигаться, – сказала Грейвинг. – Выход из скачка через несколько часов. Если мне понадобится двигаться быстро... – Она дернула здоровым плечом.

Монтроз поднял голову и хмуро сдвинул брови:

– Тебе не нравится наше задание?

Грейвинг поморщилась:

– Вийя сказала, что Аркад обещал нам богатый куш. Может, он и сдержит свое обещание. Но скажи, тебе хочется, чтобы эти чистюли сканировали твое прошлое?

Монтроз покачал головой:

– Мы летим по законному делу, и, если мы не будем сходить с корабля в зоне правления Мандалы, у них не будет на это возможности.

– Ты в это веришь? – фыркнула она.

Монтроз кивнул.

– Если мы не будем нарушать законов, они не поднимутся к нам на борт. Как бы я ни относился к панархистскому правительству, я хорошо знаю, какие строгие ограничения накладывает оно само на себя.

Он закончил перевязку и отодвинулся. Грейвинг хорошо знала, когда Монтроз прекращает разговор.

Она вышла из лазарета и побрела по коридору, проклиная свои внутренности – перед выходом из скачка их всегда начинало невыносимо крутить. Вийя никогда не назначала её на вахту перед скачком, если только в этом не было крайней необходимости – она предпочитала, чтобы Грейвинг принималась за работу свежей. Сама Грейвинг это понимала, но предпочитала чем-нибудь занять себя.

Она глянула на расписание вахт и увидела, что Ивард тоже свободен. Она улыбнулась. Ивард в первый раз летел в качестве штурмана.

Пытаясь представить, чем её маленький брат занимает свой досуг, она заглянула в каюту, которую тот делил с Жаимом, но там никого не оказалось. Решив, что он, должно быть, на мостике, тренируется в навигационных расчетах, она решила поддразнить его немного насчет того, как ему скучно без вахт на камбузе.

К её удивлению, она застала там небольшую толпу. Локри приглядывал за связью – что ж, это была его вахта – но Аркад тоже был здесь. На памяти Грейвинг он впервые вышел из каюты в свободные от вахты часы.

Она задержалась в дверях, оглядывая собравшихся.

– Ну что, начнем? – произнес Локри.

Брендон развел руками.

Ивард, маячивший где-то на заднем плане, махнул Грейвинг. Она подошла к нему; двое за пультом не обратили на нее никакого внимания.

– Фаланга, – шепотом пояснил Ивард, что было ясно и без этого.

Ясное дело, Локри играл в фалангу – теперь у него появилась новая жертва, с которой можно попробовать смошенничать.

– Второй уровень, – добавил Ивард.

Это уже любопытнее. Грейвинг придвинулась поближе к пульту, чтобы посмотреть. Большинство разыгрывает эту сложную, трехмерную стратегическую игру на первом уровне, что позволяет обдумать следующий ход. Второй уровень добавлял не только препятствия, но и существенное ограничение: время. На этом уровне в фалангу играют очень немногие – за исключением тех, кто играет на большие деньги, как правило, в дорогих клубах. Имелся еще и третий уровень, еще более сложный. Грейвинг помнила, как Маркхем сказал как-то раз, что это максимально возможная имитация действий флота против флота в открытом космосе. Интересно, подумала Грейвинг, сообщил ли Локри Аркаду, что на Рифтхавене он регулярно обдирал до нитки людей, занимающихся игрой в фалангу почти профессионально. Вряд ли; она вспомнила, что Локри питал к Крисарху интерес, но отнюдь не дружеского плана.

Локри выпрямился в кресле и хлопнул ладонью по клавише выхода. Ивард сделал шаг назад, словно это он вынудил их прервать игру. Грейвинг стиснула зубы, чтобы не сделать ему замечания: она знала, что её брат побаивается ленивого связиста, но нельзя же все время уступать...

Но Локри даже не смотрел в их сторону. Прищурив серые глаза, он изучал Аркада, который просто сидел, беззаботно улыбаясь. Локри наклонился и, не спрашивая, набрал код третьего уровня.

Никто не проронил ни слова, когда они вновь углубились в игру. Лицо Брендона оставалось отрешенным, но руки уверенно, не задерживаясь, порхали по клавишам.

Грейвинг перехватила взгляд Иварда, и они отошли к его пульту, отвернувшись, чтобы их не было слышно.

– Как ты думаешь, Локри мошенничает? – прошептал Ивард.

– Он всегда мошенничает. Он и Марим, – ответила Грейвинг. – Вот почему я говорила тебе никогда не играть с ними.

По тому, как поежился Ивард, она поняла, что он пренебрегал её советом и, как следствие, отработал не одну вахту на работах, которые Марим и Локри не любили больше всего. Ну что ж, это научит его слушать, что она ему говорит. Научит не играть с ними – или научит мошенничать,

Она снова сжала губы, решив воздержаться от упреков. Она знала, что и она, и её брат могли бы в определенных обстоятельствах выиграть и у Марим, и у Локри; Ивард обыграл дважды даже Маркхема. Но не когда они мошенничают.

Грейвинг ненавидела мошенничество в играх. В жизни другое дело, там все и всегда мошенничают. Это ясно. Этого можно ожидать. Поэтому игра должна вестись по правилам. Иначе это не игра. Это та же жизнь.

Локри оторвал руки от клавиш и откинулся в кресле. Его ленивая улыбка имела на этот раз немного удивленный оттенок.

– Наконец-то, – произнес он, потирая подбородок, – ты хоть немного обратил на меня внимание, прежде чем испарить.

Брендон покачал головой.

– Извини, – сказал он. – Я просто вспомнил...

– Что?

Странное дело, но этот вопрос, пусть и тихо, но вырвался у Иварда, который вообще почти не открывал рта, когда в помещении находилось больше двух человек. А Локри так просто игнорировал его.

Впрочем, Крисарх с улыбкой повернулся к нему.

– Мой брат, Семион, в первый раз играл со мной, когда мне было... гм... лет десять. Он от меня живого места не оставил, конечно, но... – Он поднял взгляд, удивленно нахмурив бровь. – Я вот думаю теперь, не было ли это своего рода испытанием.

«Один – ноль в пользу Аркада», – подумала Грейвинг, приложив все усилия к тому, чтобы её лицо осталось бесстрастным, в то время как острые скулы Локри слегка покраснели.

Разумеется, этот обмен взглядами остался совершенно незамеченным Ивардом. Он был совершенно счастлив уже от того, что панархист счел его достойным собеседником. Ивард сделал маленький шаг вперед и осмелился отпустить еще одну реплику.

– Вы хорошо... – Он оглянулся, и рот его захлопнулся сам собой.

На мостик ворвалась Марим.

– Эй, кто тут режется на третьем? Я увидела это на мониторе в кают-компании... – Она с любопытством уставилась на Брендона. – Ты, Аркад? А я и не знала, что вместе с богатством знать наследует еще и мозги.

– Тогда ты просто дура, Марим, – произнес новый голос. Следом за ней вошел Монтроз с книгой под мышкой. Кто еще следил за этой игрой на своих мониторах? – Сорок семь поколений правителей не могли не оставить в нашем молодом пассажире некоторых способностей.

Марим хлопнула по выключателю пульта.

– Сыграй со мной, – потребовала она. – Нет, лучше сыграй против нас с Локри.

– Но ты же мошенничаешь, – заметил Локри с таким невинным выражением лица, что Грейвинг с трудом подавила смех.

– Ты тоже, говнюк, – отпарировала Марим.

– Я сыграю с вами обоими, – сказал Брендон. – Так уж вышло, что последние несколько лет у меня и занятий других почти не было.

Монтроз отложил свою книгу.

– Вообще-то, я не особенно интересуюсь играми, – заявил он, – но на эту посмотрю с удовольствием.

Марим плюхнулась в кресло, и они начали все снова. Грейвинг включила свой пульт, и Ивард перебрался к ней, так что они могли следить за игрой. Грейвинг села так, чтобы видеть одновременно экран и игроков.

На этот раз, как она заметила, Брендону пришлось погрузиться в игру целиком. Она решила, что в Марим он встретил более интересного соперника: она играла быстрее Локри, мгновенно принимая решения, которые могли оказаться гениальными или опасно глупыми, но и в том и в другом случаях неожиданными. Локри создавал ей надежный тыл; все его действия диктовались железной логикой. На этот раз Брендон проиграл, но победа далась его соперникам нелегко – и на этот раз ни один из этих двоих не смошенничал.

Монтроз в восторге захлопал в ладоши.

– А знаете, я, пожалуй, и сам сыграл бы, хоть и не занимался этим вот уже...

Его перебил сигнал коммуникатора.

– Камбуз, – фыркнула Марим. Монтроз нажал на клавишу:

– Что там у тебя, Осри?

– Этот соус. Он как-то странно пахнет. – В голосе звучали панические нотки.

– Сейчас иду. – Монтроз оторвал руку от клавиши, вздохнул и встал. – Из этого парня никогда не выйдет настоящего кока. Он хуже даже... – он протянул руку и хлопнул Иварда по плечу, – ...тебя, – закончил он и вышел.

– Еще раз! – потребовала Марим. Брендон отрицательно покачал головой.

– Я бы выпил чего-нибудь.

Крисарх вышел и повернул в сторону кают-компании. Ивард вышел следом, по обыкновению передвигаясь чуть съежившись, будто ожидал за каждым углом поджидающую его шайку шпаны. По волнению брата Грейвинг поняла, что он собирается просить Аркада сыграть с ним. Она решила пойти за ними. Ей еще надо добиться того, чтобы Ивард нашел себе место в экипаже – в конце концов, именно с этими людьми ему предстоит жить и работать. Она не позволит любому знатному типу побить его просто так.

В кают-компании Брендон подошел к автомату и заказал себе кружку кафа. Ивард неуверенно мялся в дверях, за ним – Грейвинг. Прежде чем Ивард успел заговорить, Брендон повернулся в другую сторону и вдруг замер. Заглянув в дверь, Грейвинг увидела Вийю, сидевшую за одним из столиков с тарелкой еды.

Брендон смотрел на нее, явно колеблясь. Вийя жестом пригласила его за её столик.

Ивард подошел к игровому пульту и принялся играть в фалангу сам с собой. Грейвинг поколебалась, но любопытство перевесило, и она уселась так, что не видела капитанский столик, но слышала все, что за ним говорилось.

– Вы читаете чужие сознания все время, или вам надо сконцентрироваться? – спросил Брендон.

– Я не читаю чужих умов, – сказала Вийя. – Я темпат, не телепат. Но то, что вы хотите говорить со мной, ясно и так.

Последовала долгая, нерешительная пауза. Почему, подумала Грейвинг, неужели он попытается предпринять что-то? Или просто подбирает слова? Вийя тоже молчала, и Грейвинг представила себе, как она сидит, в упор глядя на него своими глазами, такими темными, что трудно различить, где зрачок, а где радужка – это напоминало Грейвинг вулканические озерца зимой.

– Я хотел спросить, – произнес он наконец, – не оставил ли Маркхем каких-нибудь чипов... записей... чего-нибудь.

Грейвинг ожидала всего, только не этого. Она подняла взгляд и увидела, что Ивард тоже прислушивается.

– Нет, – ответила капитан. – Несколько личных вещей, в основном, память об отце, я сожгла.

– Жаль, что я не знал, жаль, что я не знал... – Крисарх говорил напряженным, горьким голосом, потом резко замолчал. Когда он заговорил снова, голос его звучал спокойно, вежливо, с обычным для Дулу ударением в словах. – Насколько я понимаю, новый предводитель должен удалить все следы старого, иначе передача власти будет неполной?

Ее ответ тоже застал Грейвинг врасплох.

– Так вам кажется, что он ушел, не оставив следов?

– Нет, – ответил Брендон так тихо, что Грейвинг еле расслышала его. – Я ощущаю его присутствие всюду вокруг меня, так что этот корабль кажется мне населенным призраками, и мысли мои все время возвращаются к нему. Я только надеялся, что он оставил что-нибудь вещественное, чтобы я мог или воскресить его призрак или забыть его.

– Я сожгла эти вещи, потому что считала, что так нужно, – сказала Вийя, встала и вышла, оставив Крисарха одного за столиком.

* * *

АРТЕЛИОН

Все дышало миром и покоем в парке Малого Дворца, когда Барродах медленно следовал за своим господином по усыпанным гравием дорожкам, вьющимся меж высоких зеленых изгородей и стройных деревьев.

Ничто не напоминало здесь о недавних боях, разве что редкая примятая клумба или довольно часто попадающиеся под ногами ржавые пятна на дорожке. И запах. Время от времени вонь вареных водорослей и рыбы заглушала аромат цветов и трав – напоминание об уничтожении Эсабианом ближайшего морского залива при его триумфальном сошествии на землю Мандалы с борта «Кулака Должара».

Барродах тихо вздохнул: заботиться о побочных эффектах было не в характере должарианцев – это они оставляли своим миньонам.

Где-то в стороне слышался рык тяжелых машин и ругательства работающих людей. Ближе не слышно было ничего, кроме хруста гравия под ногами, шелеста листьев на легком ветру и щебета множества птиц. Держась на почтительном расстоянии, за ними следовала пара тарканцев в черном.

Следуя по дорожке, Эсабиан оглядывался по сторонам; руки он держал непривычно свободно, лицо смягчилось в легкой улыбке. Его быстрая походка не делала никаких скидок на маленький рост бори, поэтому Барродаху приходилось изо всех сил семенить ногами, чтобы поддерживать разговор с господином.

– На управление узлом мы посадили Рифеллин, – продолжал он. – Она получила приказ вести прибывающие суда по обычной схеме, одновременно сообщая нам их координаты для перехвата. К сожалению, после того как наши агенты вывели из строя резонансные генераторы и системы Щита, панархисты успели внедрить в компьютеры оборонительных систем вирус, так что системы обороны дворца сейчас выключены. Я приказал на всякий случай разместить по его периметру мобильные установки.

Он замолчал – Эсабиан остановился перед необычной скульптурной группой, изображавшей нескольких мужчин, стиснутых кольцами огромной змеи. Лица изваяний были сильно повреждены временем и непогодой, но мука, которую заложил в них скульптор, от этого не сделалась меньше. Рядом со скульптурой стоял металлический столбик с табличкой, но Эсабиан не удостоил его взглядом.

– Энтили ми дираж'ульт кай панарх, – пробормотал Властелин-Мститель, медленно скользя взглядом по статуе. Потом он задрал голову к солнцу и довольно потянулся, сцепив руки вместе ладонями наружу.

Барродах беспокойно смотрел на него. С самого момента приземления на Артелион предугадать настроения Аватара было совершенно невозможно.

– Солнце этого мира горячо и приятно, – произнес Эсабиан. – Похоже, мои предки сделали неправильный выбор.

Барродах огляделся по сторонам в совершеннейшем замешательстве. Услышать подобное заявление из уст Аватара Дола было неслыханным делом, ибо вся власть его основывалась на отождествлении с суровым характером предков его народа. Должар был для них даром Дола, ниспосланным с тем, чтобы закалить его народ против демонических сил, изгнавших их изначального рая. Разумеется, бори верил в эти мифы не больше, чем, по его мнению, Эсабиан, но то, что его повелитель смог раскрыться настолько, чтобы позволить себе такое замечание, показывало, насколько успешное отмщение меняло его характер.

– Не бойся, мой маленький бори, – усмехнулся Эсабиан, – нас здесь некому подслушивать. – Опершись руками о колени, он наклонился разглядеть что-то у подножия статуи. – Это еще что?

В тени изваянных из мрамора страстей лежал на траве неровный гранитный обломок. Одна грань его была отшлифована, и на ей виднелась высеченная надпись – четыре коротких строки.

– Правитель Вселенной, правитель ничей; вся власть над мирами держит крепче цепей, – прочел Эсабиан вслух, откинул голову и расхохотался – подобного взрыва эмоций Барродах за ним еще не наблюдал. – Правитель ничей! – фыркнул он, вытирая слезы. – Как метко! Интересно, видел ли он в этом пророчество?

Он перестал смеяться так же неожиданно, как начал.

– Держит крепче цепей... – Он резко повернулся. Барродах подавил приступ страха. «Он в хорошем настроении. Мне нечего бояться».

– Сколько времени еще нужно на подготовку сопровождения?

– По нашим расчетам, от двадцати до тридцати дней, Господин. Ну и потом, сколько там уходит на дорогу до Геенны.

Эсабиан повернулся и хмуро посмотрел на дворец. Барродах затаил дыхание, вспомнив разговор в Тронном Зале.

«Палиах завершен... Вернее, почти завершен: его враг еще жив».

Барродах до сих пор не знал, что думать об этом разговоре: он тянул до тех пор, пока новых предлогов не входить в Тронный Зал больше не осталось. Когда же он все-таки вступил внутрь, он не обнаружил там обезображенного тела, как ожидал. Геласаар все еще был жив, лежа под прицелами тарканцев, а Эсабиан куда-то исчез.

Барродах поспешно приказал запереть Панарха во внутренних покоях дворца, в одной из древних темниц, которые нашли его агенты, но Аватар до сих пор ни разу не спрашивал о его дальнейшей судьбе.

Пытаясь отвлечь господина, Барродах заговорил снова:

– Через несколько часов ожидается прибытие «Когтя Дьявола» с гностором Омиловым и его собранием артефактов на борту. Я приказал Лисандру ждать их на борту «Кулака Должара»; он перейдет к ним сразу по их прибытии с тем, чтобы опознать Сердце Хроноса.

Эсабиан кивнул, продолжая хмуриться.

– Ты тоже отправишься на «Коготь Дьявола», чтобы последить за осмотром. Привезешь с собой гностора.

Барродах пал духом. Еще один перелет...

– «Коготь Дьявола» – это ведь тот самый корабль, который загнал третьего наследника в газовый гигант, не так ли? – продолжал Аватар и дождался утвердительного кивка Барродаха. – Тогда захвати с собой капитана...

Громкий дребезжащий рев, сопровождаемый изощренными ругательствами, не дал договорить Эсабиану. Оба обернулись. Ограда за спиной статуи взорвалась брызгами зеленой листвы, и из-за нее вывалилась самоходная плазменная пушка в сопровождении толпы солдат в сером. Торчавший из водительского отсека солдат отчаянно цеплялся за рычаги и наугад тыкал пальцем в клавиши, тогда как другой висел на лобовой панели, пытаясь выдернуть ноги из-под юбки воздушной подушки.

Пыль и мелкие щепки фонтаном окатили Барродаха с Эсабианом, запорошив им глаза. Двое сопровождавших их на удалении тарканцев бегом бросились к ним с оружием наготове, но остановились в замешательстве, увидев вместо врага своих же солдат. Водитель заметил Властелина-Мстителя, пушка резко свернула, сбив концом ствола одну из голов статуи – та покатилась по траве и остановилась у самых ног Эсабиана, с укором глядя на него каменными глазами. Пушка проскользила по лужайке еще несколько футов, рев двигателей поднялся и ушел в ультразвук, потом с оглушительным треском она выплюнула облако жирного черного дыма и тяжело осела на землю.

Барродах в совершеннейшем расстройстве оглядел себя. Предсмертные конвульсии плазменной пушки забрызгали его шлепками черного масла; одежда годилась теперь только на выброс. Он перевел взгляд на Эсабиана и поперхнулся. Выражения лица своего господина под слоем масла он не видел, только блестели в напряженной улыбке зубы. Барродах подавил приступ истерического смеха, замаскировав его под кашель.

Управлявший пушкой гвардеец скатился с брони и распластался у ног Эсабиана. Тарканцы подняли оружие, но Эсабиан взмахом руки остановил их. Остальные гвардейцы, оцепенев от ужаса, молча смотрели на них.

С минуту никто не двигался, потом Эсабиан повернулся к Барродаху.

– Это и есть пример тех установок, которыми ты хотел защищать меня? – В глазах его плясал незнакомый огонек; в другой ситуации Барродах назвал бы это иронией – холодной иронией, которую Эсабиан единственно позволял себе в Джар Д'очче.

Эта полная неспособность понять эмоции господина окончательно смутила и напугала бори.

«Это несправедливо! – взывал его рассудок. – Теперь, когда он достиг всего, чего хотел... И снова все меняется!»

Барродах ожидал от победы Должара всего, только не этого.

Собрав всю волю в кулак, он заставил себя ответить:

– Нет, господин, это пример полного непрофессионализма. – Он повернулся и пнул ногой почти не подававшего признаков жизни гвардейца. – А ну объясняй!

Единственным ответом ему было нечленораздельное мычание.

– Говори!

Гвардеец поднял голову.

– Господин, – пролепетал он, обращаясь к Эсабиану, – у нас совсем не было времени... и мы не знакомы с панархистской техникой... она вся устарела...

– Это не оправдание! – рявкнул бори и тут же осекся, ибо Эсабиан отвернулся с выражением скуки на измазанном лице.

– Разбирайся с этим сам, – бросил он через плечо и в сопровождении телохранителей зашагал ко дворцу, но вдруг остановился и обернулся к нему. – И проследи, чтобы статую отреставрировали как следует!

Минуту спустя он скрылся за поворотом, и бори перевел дух. Он опустил взгляд на все еще распластанного гвардейца, и на лице его медленно проступила улыбка.

– Мы ведь оба хорошо знаем, какое наказание положено за такую оплошность, не так ли, а? – промурлыкал он. – Особенно за такую впечатляющую.

Гвардеец смотрел на него, и надежда медленно таяла в его глазах.

Барродах обвел взглядом остальных гвардейцев, наслаждаясь тем, как они в страхе отводят глаза. Слуха его коснулся негромкий стрекот, и он оглянулся. Совсем недалеко от них скользила над лужайкой автоматическая газонокосилка; под днищем её мерцало слабое голубое сияние силового поля, снимавшего ровный слой травы и возвращавшего её в почву в виде идеально измельченной зеленой массы.

– Ага, – прошипел бори. – Пожалуй, это то, что надо. – Он махнул двум другим гвардейцам. – Берите ваши ножи и пришпильте его руки и ноги к земле вон там.

Гвардеец у его ног захлебнулся от ужаса и сделал попытку отползти, однако те двое, на кого показал Барродах, хоть и неохотно, но подошли и с окаменевшими лицами схватили его.

Бори отдал остальным распоряжения насчет пушки и статуи, потом постоял немного, глядя на то, как они выполняются.

– Сначала ноги, болваны! – крикнул он, когда гвардейцы кинули своего товарища на землю метрах в тридцати перед медленно приближающейся косилкой. Те поколебались, не притвориться ли им, будто они не слышат, но все-таки перевернули бедолагу за руки и за ноги, и пришпилили его к земле.

Тот теперь орал без умолку. Газонокосилка дошла до его ног и остановилась; Барродах понял, что она оснащена каким-то предохраняющим устройством.

– Не выпускайте ее! – закричал он, когда косилка начала поворачивать в сторону. – Толкайте ее, толкайте! – Он махнул рукой, подзывая еще одного гвардейца.

Стоило третьему человеку подтолкнуть машину, как она снова остановилась. Барродах в раздражении подбежал и толкнул ее. Внезапно та дернулась в сторону. Гвардейцы отскочили, и она тут же рванулась в образовавшуюся брешь – датчики засекли путь на волю. Голубое сияние прошлось прямо перед ногами Барродаха, аккуратно измельчив ему носки башмаков. Свежий воздух холодил босые пальцы. Барродах взвизгнул и отпрянул, упав на траву. Газонокосилка, довольно урча, заскользила дальше. Он ощутил пальцами ног сырость и в ужасе опустил взгляд, почти уверенный, что пальцы отвалятся у него на глазах. Но нет, он был цел и невредим; сырость шла от травы. Тут он заметил, что гвардеец с каменным лицом смотрит на него.

Бори медленно поднялся на ноги, стараясь, насколько это возможно в подобной ситуации, спасти лицо.

– Отведите его в казарму для дисциплинарного взыскания, – буркнул он, указывая на распятого на лужайке человека. – И убрать весь этот бардак, живо!

Он повернулся и захромал прочь, цепляя босыми пальцами за гравий. Ему очень хотелось верить в то, что история его позора останется в тайне, но он прекрасно понимал, что на это можно не надеяться.

Для Барродаха оккупация Артелиона протекала не лучшим образом.

* * *

Грейвинг была поражена не меньше Брендона, когда Ивард вдруг подал голос:

– У меня есть кое-что.

Брендон резко обернулся. Грейвинг тоже удивленно покосилась на брата, который ни разу еще на её памяти не делился информацией с незнакомым человеком. Он и вопросы-то задавал очень и очень редко.

– Хотите посмотреть на принадлежавшую ему вещь? – продолжал Ивард. – Я всегда ношу её с собой. – Голос его срывался от волнения, но он полез во внутренний карман куртки.

Брендон кивнул, одарив Иварда одной из своих вежливо-непроницаемых улыбок.

– Еще бы, – ответил он.

Ивард улыбнулся, и тут же над головой прозвучал знакомый сигнал.

– Скоро выход, – пробормотал он. – Вот.

Он вытащил руку из кармана – на ладони его лежал маленький, скомканный предмет.

Грейвинг удивленно подняла брови. Ивард никому, кроме нее, никогда не показывал свое сокровище – единственную вещь, которой он дорожил.

Взгляд её перебегал с шелковой ленты в красную и серебряную полоску на лицо Брендона и обратно. Лицо его не изменило выражения, когда он взял ленту из рук Иварда, только напряглось немного.

– Ты знаешь, что это такое? – спросил Крисарх, сжав ленту в руке.

Грейвинг перевела взгляд на ленту в руке у Крисарха. Наградную ленту Лучшему Пилоту, награду, выдаваемую только Военно-Космической Академией на Минерве. На ленте значилась только одна дата, 955 год – год, когда Маркхема и Крисарха исключили.

Ивард судорожно сглотнул, двинув кадыком на тощей шее.

– Он рассказывал, когда дал её мне. И рассказывал некоторые из штук, которые вы с ним вдвоем вытворяли там. – Он даже прищурился от удовольствия при воспоминании об этом. – Он мне это дал, когда мы выбрались из одной переделки. Я там помог немного, пилотируя шлюпку. Он сказал, меня наградили бы такой, если бы я учился в Академии. – Он вздохнул и трогательно сдвинул свои почти невидимые на лице брови. – Он меня учил.

Брендон положил ленту Иварду на ладонь, и тот бережно спрятал её в карман.

– Как ты попал к нему в команду? – спросил Брендон.

Бледная кожа Иварда порозовела, и он осторожно покосился на Грейвинг. Брендон рассеянно посмотрел туда же. Она поняла, что он до сих пор не замечал ее.

– Мы беглецы, – ответил Ивард, и сестра его надеялась, что Аркад услышит гордость в его голосе. – Я и Грейвинг. Меня приписали к шахте, когда мне исполнилось десять, и, когда мне надоели битье и ползанье по трубам, я взял и сбежал. Пробавлялся воровством, пока Грейвинг меня не отыскала. Она тоже сбежала.

– С планеты? С корабля?

– Нет, – мотнул головой Ивард. – Не с корабля.

– Как же вам удалось убежать с планеты? – В голосе Брендона звучал интерес, почти сочувствие.

Грейвинг перестала доверять богатым задолго до того, как они покинули родную планету. Правда, они сейчас были не одни.

«И если Ивард не узнает сейчас, что я думаю по поводу его трёпа, он не узнает никогда».

В общем, ей не оставалось ничего, кроме как обреченно ждать, сколько еще её братец выболтает этому улыбающемуся Дулу с ничего не выражающими глазами.

– Нет, я все это время мечтал летать, – продолжал Ивард. Лицо его запрокинулось, словно к небу; Грейвинг уже знала, что этот жест сразу же выдает в нем нижнестороннего. – Ну, мы вступили в одну шайку, а у Трева – вожака нашего – был еще двоюродный брат, так тот летал в экипаже у рифтеров. Когда они залетали к нам, он взял нас с собой. – Ивард ухмыльнулся. – Капитан у них был форменное шиидровское дерьмо, у него и люди менялись так часто поэтому. Но он увез нас с планеты, и я довольно много всего такого узнал, пока драил все ихние закоулки. Смотрел, как они работают, особенно команда на мостике... Любил цифры на экранах... – Он помолчал с отрешенным взглядом. – Ну, сначала-то я не знал, что они значат. Но потом начал соображать. Я их... это... видел. – Его пальцы сложились в шар. – В четырехмерном. Потом капитан увидел, что я делаю, и посадил под замок. Ну, я и сделал ноги, как только мы дошли до Рифхтавена. Потом ходил еще с двумя экипажами – так себе – а потом нас взял к себе этот поганец, Джакарр. Но остальной народ у него нам понравился. – Он вдруг спохватился и съежился, бросив на сестру виноватый взгляд. – Я знаю, что слишком много болтаю языком.

– А что остальные? – спросил Брендон. – Откуда они?

Ивард отчаянно покраснел. Пока он подбирал слова, вмешалась Грейвинг.

– Сразу не скажешь. Они все любят рассказать о себе, так что спросите их самих.

Ивард благодарно кивнул ей.

– Ну, нам, во всяком случае, рассказывали. Капитана интересовали больше способности. Маркхем говорил, не ошибки прошлого, а нынешний характер и способности, вот что решает, подойдет ему человек или нет.

– А о собственном прошлом Маркхем рассказывал, нет?

– Немного. Ну, нам всем известно, откуда он. Он и разговаривал как знатный, вроде Монтроза...

Грейвинг замолчала, когда настойчивый звонок прервал их разговор. Странное волнение охватило ее: они вот-вот выйдут из скачка над планетой Крисарха – Артелионом.

– Пора идти на мостик, – сказала она.

 

20

Ивард только раз покосился на нее проверить, сердится она на него или нет, а потом молча зашагал первым. Грейвинг тоже молчала, замыкая шествие следом за Крисархом.

Она глубоко вздохнула. Ивард прекрасно знал, что она не любит, когда он распространяется насчет их прошлого.

«И есть ведь еще и то, чего он не знает и не узнает», – мрачно подумала она, вспоминая, на что ей пришлось идти, чтобы бежать – а потом вернуться к нему на выручку.

Стряхнув эти воспоминания и ту злость, которую они всегда приносили с собой, она прошла прямо к своему пульту и нажала на клавишу включения. Набирая код автоматической проверки систем, она чуть повернула голову и увидела, что Брендон подошел к незанятому пульту управления огнем. Несколько секунд он стоял, глядя на пульт. Интересно, видит ли он, что «Телварна» обладает большей огневой мощью, чем большинство кораблей её размера, что её переоборудовали совсем недавно? Узнаёт ли во всем этом руку Маркхема, его мысль?

Марим не выдержала и обернулась к нему:

– Что случилось, запутался?

Брендон чуть напрягся и посмотрел на нее. Грейвинг увидела, как его отстраненный взгляд скользнул по ней, словно сканируя, а потом поняла.

«Он борется с тенями собственного прошлого».

Почему-то эта догадка ободрила ее.

Аркад тем временем одарил Марим своей вежливой улыбкой-маской.

– Совсем напротив. Думаю, что смог бы управиться с ним с завязанными глазами.

За свой капитанский пульт уселась Вийя. Она бросила оценивающий взгляд на Брендона и тут же занялась проверкой собственной техники.

– Маркхем сидел за пультом управления огнем до тех пор, пока не стал капитаном, – сообщила Марим. – Он говорил еще нам, что та наша старая система была сделана, поди, еще до Гегемонии. В общем, он тут переиначил все по-своему. Красота, скажи?

– Да...

Рявкнул сигнал выхода, и Брендон рухнул в кресло. Марим прыгнула на свое место и пробежала взглядом по приборам.

– Мы подойдем к вашему Артелиону как мирное судно, – сказала Вийя.

Прояснились после выхода из прыжка экраны, и на них возник Артелион, далекий и прекрасный, каким представал он в бесчисленных голофильмах. И каким он мне снился. Грейвинг вдруг испытала приступ... чего? Трепета? Нетерпения? Она терпеть не могла вспоминать, как мечтала когда-то бежать в Мандалу, чтобы добиться справедливости для тех, кто не мог или не осмелился бежать с её родной планеты.

Экран замерцал, и изображение на нем выросло; Грейвинг заметила, что это Вийя пробежала пальцами по пульту. За пультом управления огнем Крисарх тоже поднял взгляд; профиль его не выдавал никаких эмоций, но плечистая фигура напряглась слегка.

Грейвинг услышала, как вздохнул её брат. Ивард ткнул пальцем в экран, который показывал россыпь мелких облаков над архипелагом, на котором раскинулся Большой Дворец.

– Мандала... – произнес Ивард высоким от страха и волнения голосом. – Но мы же не можем там приземлиться.

– А почему? Такой же ком грязи, как любой другой остров, – фыркнула Марим, но Грейвинг услышала в её браваде нотки неуверенности.

– Магистерий хорошо справляется со своей работой, – буркнул Локри самым презрительным тоном, на какой был способен. – Чем больше болванов верят в весь этот вздор насчет Мандалы, тем надежнее защищены чистенькие – мифы хранят её лучше любого оружия.

Ивард дернулся как от удара, а разъяренная Грейвинг подыскивала, что бы такого обидного сказать Локри, но тут связист заговорил опять – словно не ляпнул только что ничего такого:

– Нас запрашивают.

– Включи ответчик. Код старой регистрации, – скомандовала Вийя.

На пульте Локри загудел зуммер. Он нажал на клавишу, и ожил динамик:

– YST 8740 «Девичий Сон», вам разрешается заход на низкую орбиту. Быстро или медленно?

Вийя забарабанила по клавишам.

– Быстро. Условия контракта стандартные.

– Ждите досмотра на орбите. Расчетное время выхода на орбиту – двенадцать с половиной минут.

Крисарх молчал, но Локри, должно быть, внимательно наблюдал за ним, ибо сказал:

– Никогда не приходилось платить за посадку или взлет, а, Аркад?

Брендон посмотрел на него с легким удивлением.

«Он же нарочно развлекает Локри, – догадалась Грейвинг. – Как забавляют капризное дитя».

Она поспешно вмешалась в разговор, сама не зная для чего – защищать или нападать.

– Конечно, мы платим, – сказала она. – Если мы не заплатим за проход через резонансный щит на высокую орбиту, они могут конфисковать и продать наш корабль.

Она ожидала, что Аркад возразит: «Но мы не продаем чужих кораблей», – но он молчал. Все с тем же любопытством, словно он не возвращался домой, а прилетел на экскурсию, он вглядывался в экраны.

Они не ощутили ускорения, когда расположенный на луне силовой генератор ухватил их корабль направленным гравиполем и с силой послал вниз, к Артелиону.

– «Девичий Сон»? – наконец переспросил Брендон. Марим хихикнула:

– Уж не знаю, что было в голове у бывшего владельца, но наверное, это за то, что корабль такой длинный и стройный, и здорово легко входит и выходит из разных там укромных мест. – Она рассмеялась собственной шутке, и Ивард тоже хихикнул.

«Один из способов заставить его выглядеть не как квашня, – подумала Грейвинг. – Шутки насчет секса».

Последнее время любое упоминание о сексе забавляло Иварда. Уж не значит ли это, что он созрел, чтобы?.. В его возрасте я давно уже знала, что это далеко не шутка. Грейвинг стряхнула эти огорчительные размышления: позже будет полно времени пораздумать над этим.

– У нас для «Телварны» целая охапка названий, – продолжала Марим, – но когда имеешь дело с чистенькими, это самое надежное, опять же оно одно у нас зарегистрированное.

– На моей памяти мы его ни разу не использовали, – добавил Локри. – Короче, мы просто другой корабль, прилетели тихо-мирно по почтенному делу.

– До тех пор, пока нас не спросили, что у нас за дело, – заметила Грейвинг, с сомнением покосившись на Брендона.

Тот поднял руки.

– Если на то пошло, у меня есть право беспрепятственного прохода, но мне кажется, нам лучше не использовать его без крайней нужды.

Все замолчали, глядя на растущую на экране планету. Вийя начала перекличку дежурных пультов, чтобы вахтенный экипаж не расслаблялся.

– Силовое поле снято, – наконец снова ожил динамик. – Приготовьтесь к смене курса. Ждите дальнейших указаний о параметрах орбиты.

Последовал короткий список чисел, и звук выключился.

– Давай, Ивард, твоя очередь.

Ивард оглянулся на Вийю. Та кивнула, и он опустил пальцы на клавиши.

– Курс введен и задействован.

Вид у Марим был недоуменный.

– Жутко непривычно как-то доверять «Телварну» какой-то там чужой машине.

– У панархистов по-другому не бывает, – ответила Вийя, – особенно здесь, в центре их владений. Можешь не сомневаться, нас сейчас держат на прицеле тяжелые рапторы, настроенные на немедленный огонь при малейшем отклонении.

Остальные посмотрели на Брендона, и он кивнул.

– У нас не было ни одного инцидента вот уже больше ста лет, – сказал он.

– Что ж, спасибо и на том, – буркнула Марим.

– Неужели они будут стрелять в мирный корабль? – неосторожно спросил Ивард.

– Мирный корабль? – хохотнула Марим, с притворным изумлением оглядываясь по сторонам. – Где?

Ивард снова скис. Брендон поспешно заговорил, словно ощущал необходимость ответить на дерзкую реплику Марим:

– Марим права, Ивард, хотя и не совсем в том смысле. Корабль может нанести уйму ущерба планете – не говоря уже об орбитальных поселениях – даже не имея дурных намерений.

Неужели Аркад делает все это только из доброты? Грейвинг вдруг испытала к Брендону нечто вроде одобрения.

– Ты вот о чем подумай, Ивард, – сказала она брату. – «Телварна» весит где-то двадцать тысяч тонн. Вторая космическая скорость для Артелиона будет больше одиннадцати километров в секунду...

Глаза Иварда расширились: мгновенно просчитав все, он понял возможные последствия.

Теперь планета увеличивалась на экране гораздо быстрее, а вокруг нее кольцом ярких огней виднелись орбитальные поселения. Беспорядочно роившиеся другие огоньки отмечали корабли на орбитах.

Но и брат, и все остальные разом вылетели у Грейвинг из головы, как только она заметила на экране один-единственный знакомый объект. Она еще не до конца осознала это, а пальцы уже сами набрали команду, увеличив одно из пятнышек прямо по курсу. На экране возникла знакомая яйцевидная форма линкора, ощетинившегося едва различимыми на расстоянии антеннами и орудиями.

Грейвинг молчала, стиснув зубы. Она покосилась на капитана – та молча разглядывала линкор.

Первой подала голос Марим, развалившаяся в кресле, скрестив руки и задрав ноги на пульт:

– Надо же, как странно сидеть и не удирать от этой хреновины!

В ответ рассмеялся один Локри.

* * *

Некоторое время все молча смотрели на экран.

Брендон решил, что все еще не до конца верят в то, что они и правда подходят к Мандале, которая стараниями Магистерия и Академии Архетипа и Ритуала до сих пор вызывала у жителей Тысячи Солнц благоговейный трепет. Даже Локри, что бы он там ни говорил, не отрываясь, смотрел на с каждой минутой выраставшую планету.

«Все, но не Вийя», – подумал Брендон, ощущая её спокойный взгляд на себе. Её одну, похоже, совершенно не волновало то, что они подходят к самому сердцу Панархии, самому бойкому перекрестку всех космических путей, родине самой древней культуры, до сих пор хранившей память об Утерянной Земле. Интересно, откуда она родом? Такого акцента, как у нее, ему слышать, кажется, еще не доводилось, и все же он казался ему до странного знакомым.

Вийя вдруг резко набрала на пульте команду, еще раз увеличив изображение. По экрану прошла рябь, почти скрывшая линкор на ту секунду, пока настраивались датчики. Потом изображение снова возникло на экране, с беспощадной четкостью показывая эмблему на борту корабля – стилизованный красный кулак, стискивающий охапку молний; все это окружалось угловатой надписью и венком огненных языков.

– «Кулак Должара», – произнесла Вийя тихо, почти шепотом.

Должар...

Мой отец – Аватар Дола. Тебе и дня не прожить на Должаре...

Брендон зажмурился, и мысли его побежали по двум направлениям сразу. Ему вспомнился Анарис, сын Эсабиана, произносящий эти слова с таким же точно акцентом – одна мысль.

И вторая: «Капитан этого судна – должарианка».

Брендон отогнал обе мысли. Вийя заговорила снова, и слова её застали его врасплох:

– Согласно Ахеронтскому Договору, этот корабль не имеет права покидать орбиту Должара, верно?

Брендон медленно кивнул, пытаясь услышать в её словах фальшь или подвох. Он не услышал ни того, ни другого.

– Возможно, проходят какие-то мирные переговоры, – сказал он, сам не очень-то веря собственным словам. – Или что-то еще, в чем участвует Должар. В случае контакта на высшем уровне дипломатические нормы требуют, чтобы Эсабиан использовал свой флагманский корабль.

– Тебе видней, – заявила Марим, ерзая на своем месте. – Ты у нас чистенький, да еще из высших.

Брендон опустил взгляд на свои руки, напряженно застывшие на краю потемневшего от времени пульта.

– Уверяю тебя, Марим, что мне сообщили бы об этом в самую последнюю очередь. Моя роль в государственном механизме заключалась в... совсем в другом.

Должно быть, остальные ощутили в его голосе формальную сухость, поскольку на некоторое время воцарилась тишина, нарушаемая только стуком клавиш на пульте у Вийи.

– Ивард, проверь курс, – произнесла она наконец, потом нажала на клавишу интеркома. – Жаим, как двигатели?

– Лучше не бывает, – послышался ответ. – Что ты обо всем этом думаешь? – Брендон сообразил, что тот видит все происходящее на мостике с монитора.

Да, чего у рифтеров нет – так это жесткого разделения труда, как на флоте.

С минуту Вийя сидела, не отвечая и глядя на Брендона.

– Мы идем не с государственным визитом, так что любой наш подозрительный шаг будет встречен огнем из пушек. Единственное, что мы можем делать, – это ждать, пока ситуация не прояснится. Если понадобится, подождем, пока планета не заслонит от нас линкор, а там рванем. – Она сделала паузу. – Локри, ты можешь определить, включено ли резонансное поле?

Локри покосился на Марим.

– Можем прощупать это слабым скачковым полем. Только это займет несколько минут.

– Тогда делай.

Брендон слушал этот обмен репликами вполуха: ему не давало покоя присутствие вражеского линкора на орбите над Мандалой.

«Мандала, – подумал он. – Вот я и делаю это, словно разгадка поможет отогнать пятьдесят миллиардов тонн линкора».

На него снова нахлынули воспоминания: его первая встреча с Анарисом. Ему тогда было десять лет, Галену – на пару лет больше. Они играли тогда вдвоем в парке – разучивали жесты келли, – когда появилось несколько взрослых, все в военной форме, и один из них что-то сказал официальным тоном.

Но Брендон не обращал внимания на взрослых. Его интересовала только одна маленькая фигурка в окружении больших, в черном, в высоких черных же сапогах и с чем-то вроде оружия на поясе. Мальчик, чуть старше и заметно выше Брендона, смотрел на него, не мигая, без намека на улыбку.

– Заложник... – прошептал Гален почти беззвучно.

Брендон не знал, что это значит, да и не хотел знать. Он не понимал, почему этот мальчишка смотрит на них так, будто от них дурно пахнет.

– Так давай с ним поздороваемся, – со смехом сказал он и исполнил приветственный танец келли, подобравшись при этом к мальчишке достаточно близко, чтобы ткнуть в лицо и живот.

Гален присоединился было к нему, но тут мальчишка вдруг яростно бросился на них с ножом. Брендон опрокинулся на траву в полном изумлении: он даже не заметил, когда тот успел выхватить свое оружие. Но и нож тут же вылетел у него из головы, когда он увидел, как покраснело лицо паренька и как закатились его глаза.

– Он захлебнется! – завопил Брендон.

Взрослые словно окаменели от неожиданности. Первым опомнился Гален. Быстро, стремительнее даже, чем мальчишка только что, он подлетел к нему со спины, охватил руками и нажал кулаком на желудок – чему-чему, а приемам первой помощи их обучили хорошо.

Парень согнулся вдвое, и его вырвало – прямо на сияющие сапоги. Брендон, обессилев от смеха, рухнул на траву. Задыхаясь, он слышал этот голос, высокий, срывающийся от злости, с этим странным акцентом...

Мой отец – Аватар Дола...

Прошло несколько лет, прежде чем Брендон узнал, что тот пытался устрашить его и заставить повиноваться Древним должарианским заклятиям.

Воспоминание рассеялось, уступив место реальности – виду корабля, принадлежащего не Анарису рахал'Джерро-ди, но его отцу. Корабль висел над Артелионом. Почему?

Он опустил взгляд; пальцы непроизвольно крутили перстень Танри. Вставленные в глаза сфинксов драгоценные камни вспыхивали на свету.

«По меньшей мере, выполни данное тобой обещание».

Он посмотрел на экраны. На экранах заднего обзора скрывался за горизонтом Большой Дворец. На большом мониторе ярко освещенные солнцем орбитальные поселения выстраивались в плавно изогнутую цепочку огней, уводящую их через терминатор в ночь.

* * *

Когда «Коготь Дьявола» приблизился к ним, Барродах сцепил руки, надеясь, что сидевший рядом пилот не заметит, как он сжался. Он терпеть не мог космические перелеты и проклинал Рифеллин за то, что та выделила ему катер такой маленький, что в нем не было даже отдельного помещения для пассажиров. Вместо уютной каюты с зашторенными иллюминаторами он был вынужден торчать на месте второго пилота перед отвратительно большим ветровым стеклом из дайпласта.

«Рифеллин известно, как я это ненавижу. Она еще пожалеет о своей шуточке».

Бори заметил, что пилот начал коситься на него, но сделал вид, что не видит этого, отчаянно стараясь смотреть не вперед, а вниз, на нос катера прямо перед ветровым стеклом. Даже так он затаил дыхание, когда махина «Когтя Дьявола» надвинулась на них. Катер дернулся, когда силовое поле эсминца захватило его, и еще раз, когда они, разбрызгивая огоньки статических разрядов, скользнули в причальный шлюз. Только когда катер опустился на палубу, Барродах облегченно перевел дух.

Двигатели маленького суденышка смолкли. Барродах выбрался из-за пульта, прошел в шлюз и откинул люк. Снаружи к катеру приближался человек с какой-то длинной штуковиной в руках, за которой тянулся провод. За ним следовал пестро разодетый рифтер. На заднем плане Барродах разглядел бесформенную груду поддонов и контейнеров; содержимое части из них высыпалось на палубу.

Он поднял ногу, чтобы ступить за порог люка; пилот поспешно повернулся к нему.

– Подождите минуту, господин, вам еще нельзя выходить!

– Не говори мне, чего я могу, а чего нет! – раздраженно рявкнул бори. Тип со штуковиной в руках отчаянно замахал ему руками, но Барродах не обратил на него внимания и сделал шаг.

Послышался громкий хлопок, и бори вдруг оказался лежащим на палубе лицом вверх. Противный запах коснулся его ноздрей, а ноги почему-то щипало. Он тряхнул головой и неуверенно привел себя в сидячее положение, потом опустил глаза и вдруг завопил от страха: его башмаки горели!

Матрос в форменном кителе подбежал и сбил огонь из огнетушителя, заодно окатив Барродаха пеной с ног до головы. Тот, пошатываясь, поднялся на ноги и злобно посмотрел на расфуфыренного рифтера, в котором узнал капитана, Таллиса Й'Мармора.

Таллис прилагал все усилия, чтобы не засмеяться, отчего глаза его выпучились еще сильнее.

– Прощу прощения, милорд, – почтительно произнес он. – Это побочный эффект швартового поля – сильный статический заряд. Мы как раз собирались снять его, когда вы вышли. Надеюсь, вы не пострадали?

Слегка польщенный необычным обращением Таллиса, Барродах только смерил его тяжелым взглядом, от которого тот заметно стушевался.

– Нет. Прибыл уже Лисантер с «Кулака Должара»?

– Он вон там, – показал Таллис.

Барродах посмотрел в том направлении, куда ткнул длинный указательный палец, и увидел долговязую фигуру ксеноархеолога, выступающую из-за большого контейнера. Тот тоже увидел бори и поспешил ему навстречу.

– Я пока не нашел урианских артефактов, сенц ло'Барродах, – сказал он, используя положенную форму обращения низшего к высшему. Впрочем, должарианские приставки прозвучали в гладкой, невыразительной речи на уни довольно нелепо. – Но я только недавно начал.

Барродах повернулся к Таллису – тот развел руками.

– Поскольку вы не дали точного описания того, что вам нужно, мы привезли сюда все собрание из дома Омилова, а также из его банковского сейфа и сейфа в Университете – все, как вы сказали. – Таллис бросил на бори взгляд, который тот счел простым любопытством. – Возможно, если вы опишете этот предмет точнее, нам будет проще искать.

«Этому болвану нечего и думать обмануть Должар», – решил Барродах. Здесь, на орбите Артелиона, под прицелом орудий «Кулака» и вдали от завистливых лап Хрима Беспощадного, возможно, нет риска в том, чтобы рассказать этому типу, на что похоже Сердце Хроноса. Он покосился на груду артефактов, усыпавших почти всю палубу. «Если я не скажу ему, мы застрянем здесь на несколько дней».

– Вы лично наблюдали за погрузкой? – спросил он у рифтерского капитана.

– Разумеется. – Таллис даже обиделся немного.

– Отлично. То, что мы ищем – размером с ваш кулак или чуть меньше. Это сфера с зеркальной поверхностью, и ведет она себя немного странно.

Таллис закатил глаза и в театральной задумчивости дотронулся тремя пальцами до подбородка. Барродах терпеливо стиснул зубы.

«Когда бы он не давал ценную информацию на этого Хрима, я с радостью вышвырнул бы его в открытый космос».

– Кажется, – сказал наконец Таллис, – я знаю, где лежит что-то в этом роде. Идите сюда.

В сопровождении бори и Лисантера он осторожно пробрался через нагромождение ящиков на другую сторону причального шлюза, где стоял большой, не распакованный еще контейнер.

– Это должно быть здесь. Сейчас скажу, чтобы его открыли.

Он махнул ближнему матросу, который подошел к ним с небольшим тупорылым предметом в руках. Матрос приложил предмет к верхнему ребру контейнера, тот коротко взвыл, и крышка контейнера медленно, воняя горелым пластиком, начала закручиваться вверх.

В ожидании, пока контейнер откроют окончательно, Барродах повернулся к Таллису:

– Не мешал ли Хрим вашим поискам в усадьбе Омилова или в Университете?

– Нет, – улыбнулся Таллис. – Нет, не посмел – после того, как вы переподчинили меня напрямую Артелиону, прежде чем направить меня на поиски.

Это упоминание о покровительстве немного смягчило Барродаха.

«По крайней мере он понимает, почему я поступил так. Возможно, от него еще какое-то время будет польза».

– Он был очень огорчен, когда пришли ваши новые приказы, отменявшие сделанные перед атакой назначения, – продолжал Таллис. – Некоторые из его комментариев по этому поводу можно назвать... хм... неосторожными. – Он с надеждой посмотрел на Барродаха, который игнорировал намек.

«Я знаю, что Хрим ненавидит меня. Чего этот болван не понимает, так это того, что ненависть делает поступки человека предсказуемыми».

Интересно, как это Таллису удается быть разом подозрительным и абсолютно близоруким. А что до линкора на Малахронте...

Барродах улыбнулся и отбросил эту мысль: матрос наконец открыл контейнер, и Таллис ткнул пальцем в большой деревянный шкаф внутри.

– Думаю, это здесь.

Барродах нетерпеливо переминался с ноги на ногу, пока остальные доставали шкаф из контейнера и открывали его. Внутри оказались полки, аккуратно уставленные рядами самых причудливых предметов, среди которых мелькнула книга в кожаном переплете. Лисантер взял её и начал перелистывать, пока Барродах и Таллис копались в остальном.

– Я следил за тем, как пакуют этот шкаф, и мне кажется, то, что мы ищем, лежит где-то в самом низу, – сообщил Таллис.

Откладывая артефакты в сторону, Барродах не мог удержаться от того, чтобы не посмотреть на некоторые, самые занятные. Легко верилось в то, что они урианского происхождения: он никогда еще не видел ничего подобного. Тут были корзинообразные хитросплетения из незнакомого тусклого металла, напоминавшие нижнее белье какого-то извращенца; штуковина, похожая на сильно вытянутый кубок с торчавшими из горла изогнутыми металлическими остриями вроде ножниц, и еще множество вообще ни на что не похожих предметов.

Бори тряхнул головой. Надо же было кому-то собирать всю эту ерунду! Если это типичный пример того, что интересует панархистскую аристократию, неудивительно, что палиах Эсабиана завершился так легко.

И тут же он забыл об этом, ибо Таллис снял очередную полку, и под ней обнаружился блестящий металлический шар. Барродах недовольно заворчал, хлопнул Таллиса по руке, когда тот потянулся к нему, и поднял его сам. Шар показался ему странно легким.

За его спиной как-то странно хихикнул Лисантер, но он не обратил на это никакого внимания, крутя шар в руках. Он почти трясся от возбуждения. Сердце Хроноса! Он уже видел одобрение на лице Эсабиана, когда он положит последний ключ к победе ему в руки.

«Погоди-ка! – Он вдруг заметил в шаре отверстие. – Ни в одном описании Сердца Хроноса не говорилось ни о каких отверстиях...» Отверстие было размером примерно с его большой палец. И с противоположной стороны шара обнаружилось еще одно, меньшего диаметра.

– Сенц ло'Барродах! – настойчиво окликнул его Лисантер, но Барродах, не в силах совладать с любопытством, уже сунул палец в отверстие. Вещество, из которого был сделан шар, странно поддалось, пропуская палец внутрь; внутренность шара оказалась теплой.

– Это не урианские артефакты, – сказал Лисантер, бросив взгляд на руку Барродаха и тут же отвернувшись.

– Как? – не понял Барродах, стягивая шар с пальца. Шар почему-то не хотел слезать.

– Сначала я не был в этом уверен – в верхнем ряду точно не было ничего урианского, но я не знал, что там, внизу... – Он прикусил губу, глядя в какую-то дальнюю точку причального шлюза.

Барродаха, несколько выведенного из равновесия борьбой с шаром – тот уже засосал палец до основания, – вдруг поразила ужасная мысль: уж не пытается ли Лисантер изо всех сил сдержать смех?

– Но если верить вот этой книге, эта коллекция принадлежит некой леди Ризьене Геттериус... – ксеноархеолог повысил голос, и глаза его подозрительно заблестели. – ...каковая, кажется, приходится гностору женой. Понять её почерк довольно трудно.

Барродах почти ударился в панику. Шар решительно отказывался слезать с его пальца. Он стучал им по краю контейнера – безрезультатно; он вообще уже не чувствовал своего пальца.

– Что это такое? – взвизгнул он. – Снимите это! – он отчаянно взмахнул рукой и заехал Таллису шаром прямо по носу, из которого тут же обильно пошла кровь. Таллис взвыл и согнулся, безуспешно пытаясь спасти свой попугайский мундир от кровавых пятен. Матрос, забыв про болтающуюся в руке открывалку, с разинутым ртом созерцал весь этот катаклизм.

Лисантер наконец не выдержал и, утирая слезы и борясь с сотрясающим его тело смехом, принялся торопливо объяснять:

– Простите меня, сенц ло'Барродах. Эта игрушка из коллекции для развлечения мужчин. – Он прикусил губу так, что она побелела, потом продолжал деревянным голосом, что оказалось еще хуже, чем если бы он просто смеялся. – И мне кажется, она специально устроена так, чтобы не слезать.

* * *

– Вот оно! – торжествующе объявила Марим. – Засек, Локри?

Связист медленно прошелся взглядом по индикаторам и кивнул; усмешка разом исчезла с его лица. Камень в сережке блеснул алым пламенем. Все внутри Грейвинг сжалось.

– Резонансное поле снято, – продолжала Марим. – Как только пройдем радиус естественного поля, мы вольны маневрировать.

Брендон нахмурился.

– Непорядок, да? – спокойным тоном спросила Грейвинг.

– Да.

– Может, у них есть на то основания, вроде доброй воли там или чего такого? – предположила Марим. Она одна еще улыбалась, хотя скорее с вызовом, чем весело. Никто уже не надеялся на мирное приземление, обещанное им перед стартом.

– Панархисты ни за что не оставили бы Артелион вот так, без защиты, – сказала Вийя, – особенно при должарианском крейсере на орбите.

Неожиданный зуммер и голос из динамика на пульте у Локри перебили ее.

– YST 8740 «Девичий Сон», даю новый курс.

– Переключаю на тебя, Ивард, – предупредил Локри. Выслушав продиктованные ему цифры, Ивард нерешительно посмотрел на Вийю.

– Они хотят, чтобы мы спустились на двести километров; направление прежнее.

Она посмотрела на экран заднего обзора. «Кулак Должара» казался теперь маленьким светлым пятнышком почти на самом краю диска планеты; его эллиптическая форма почти не угадывалась.

– Давай. Так он окажется за горизонтом еще быстрее.

Ивард кивнул и набрал команду. Мальчишеское лицо его было по-взрослому сосредоточенно. На мгновение Грейвинг пожалела, что он не остался с Нортоном и экипажем «Солнечного Огня», потом отбросила эту мысль. Что бы там ни случилось дальше, хорошо, что они вместе.

Артелион снова вырос в размерах; беспорядочные скопления светлых точек обозначали города на спящих под ними континентах. Прошло еще несколько минут, прежде чем стало ясно: линкор вовсе не собирается отставать.

– Локри, дистанция до «Кулака»?

– Перешел на орбиту пониже и сближается с нами. Не могу сказать точно, не включая локатора.

– Локатора не надо. Пусть думают, что мы ничего не заметили. – Она повернулась к Брендону и устремила на него долгий, изучающий взгляд.

Он не отвел глаз; лицо его оставалось столь же непроницаемым, как у капитана. Если он и ощущал хоть долю того смятения, что царило в душе у Грейвинг или явственно проступало на лицах Локри и Иварда, он этого не показывал.

– Враг моего врага... – произнес наконец Крисарх. – Мой народ не посылает должарианцев, чтобы те делали за них грязную работу.

Вийя медленно кивнула.

– Мне тоже так кажется. – Она набрала команду, и пульт перед Брендоном ожил, осветившись огнями. – Что ж, посмотрим, чему успел научить тебя Маркхем.

Она включила интерком.

– Жаим, мне нужен перегрузочный режим. Мы должны уйти вниз как можно быстрее, чтобы лучи их рапторов не доставали до нас, рассеиваясь в атмосфере. – Она повернулась к Марим, не прекращая набирать что-то на пульте. – Я хочу выйти на орбиту с противоположной стороны с максимальным запасом энергии. Отключи гравитационные и – если понадобится – отбери часть энергии от защитных полей – против рапторов от них все равно никакого толка.

Прозвучало сразу несколько тревожных сигналов.

* * *

Осри оторвался от холодильных поддонов, которые старательно драил, и смахнул со лба слипшиеся от пота волосы.

Невесомость? Что, черт подери, происходит?

В дверях показался Монтроз; лицо его было непривычно суровым.

– Кончай работу и брысь в свою каюту. – Голос его звучал сухо, без намека на обычную иронию.

Осри заколебался. Монтроз в два размашистых шага пересек камбуз, рывком поднял Осри за шиворот и, не обращая внимания на сдавленные протесты Осри, почти на весу отволок его в каюту.

Осри с размаху влетел в люк и услышал, как щелкнул за спиной замок. Он едва успел добраться до койки, когда отключились гравиторы.

Единственное объяснение – их отключили для ремонта... Или энергия нужна для чего-то другого. При обычной посадке такого не бывает. Самые невеселые догадки роились у него в мозгу, и каждая каким-то образом связана была с нападением на Шарванн.

Осри тряхнул головой, пытаясь отделаться от них. Это же Мандала, центр власти Дулу... Внезапный рывок корабля не оставил от этих его надежд камня на камне. Снаряды? За этим последовал низкий, ни с чем не сравнимый, пронизывающий до костей рык разряда раптора; к счастью, промах. Теперь он перепугался уже по-настоящему; беспомощность и невозможность видеть, что же происходит, только усугубили страх. Спасла его злость. Что, черт бы их побрал, задумали эти проклятые рифтеры? Потом он почувствовал знакомый рывок от входа в атмосферу, и тяжесть вернулась. Они шли в атмосфере – нежеланные гости в небе Артелиона. Но от кого они только что уворачивались?

* * *

Брендон успел пристегнуться прежде, чем вырубили гравиторы, и они оказались в невесомости. Он вполуха слушал команды Вийи остальным постам, торопливо проверяя готовность своих систем. Где-то посередине этой процедуры на мониторе открылось и тут же исчезло маленькое окно, но он успел заметить слово «индивидуальная». Индивидуальная настройка? Он прервал проверку и вернул программу назад. Ему предлагалось два альтернативных выбора – автоматическая подстройка и... В глазах его защипало, когда он увидел вторую строку: Alt L'Ranja gehaidin! Древний девиз приемной семьи Маркхема, ныне навсегда исключенной из рядов Тех, Кто Служит. Он выбрал вторую строку и набрал: «Принято».

Экран мгновенно погас, затем загорелся снова – в совершенно другой конфигурации. Боевые тенноглифы! Экран менялся на глазах: цвета, надписи, расположение окон. Когда пару секунд спустя трансформация завершилась, перед газами Брендона красовался пульт управления огнем – примерно такой же, с какими он имел дело в Академии. В горле его словно застрял комок. Последний подарок Маркхема. Теперь его руки двигались над пультом во много раз быстрее, чем прежде, продолжая ускоряться по мере того, как возвращалась к пальцам память.

«Да не думай ты о них, Бренди, просто дай им двигать твоими руками. Не мешайся под ногами, и пусть глифы сами делают всю работу».

«Все, как он сказал, – подумал Брендон. – Раз выучив их, уже не забудешь».

Боевые иероглифы – условные обозначения – совершенствовались на протяжении многих столетий, охватывая любой возможный вариант военных действий, а поскольку они создавались на основе простейших модулей, их оказалось поразительно легко адаптировать к новым технологиям и тактике. Используя цвет, форму и движение, они представляли собой то самое звено, что связывало человека и машину в единое целое.

Теперь Брендон почти видел своего друга, улыбающегося у него за спиной, слышал его насмешливый голос.

«Ну что ж, Бренди, вот ты прижат к планете линкором, которого ты не можешь поразить ни одним из имеющегося у тебя видов оружия... Что будешь делать?»

– Ослепить их своей гениальностью или заболтать до... – Он осекся, поняв, что говорит вслух. Он огляделся по сторонам и увидел, что весь экипаж смотрит на него, даже Вийя перестала стучать по клавишам. На маленьком окошке, отображавшем его пульт на основном мониторе, ярко мигали глифы.

Вся радость, охватившая Брендона, куда-то исчезла, сменившись жестокой реальностью.

* * *

«Что это за говно шиидровское такое на экране?» – Марим изумленно таращила глаза на глифы. Локри смотрел скорее на руки Брендона; на лице его застыло странное выражение. Грейвинг даже привстала, чтобы лучше видеть происходящее на экране.

Аркад рассмеялся напряженным, лишенным веселья смехом.

– Это боевые глифы – что-то вроде специального тактического кода. Их установил сюда Маркхем. – Он замолчал, удивленно глядя на остальных. – Вы что, ни разу не видели, как он ими пользуется?

Вийя медленно покачала головой.

– Он делал что-то... говорил, что сюрприз... перед тем, как его убили. Он так и не успел показать никому.

– А Джакарр ничего не рассказывал, – брезгливо фыркнув, добавила Марим.

– Возможно, он их не просто не нашел, – вставил Локри.

Их перебил голос Жаима из динамика:

– Вийя, у меня все готово. Двигатели настроены на перегрузку. У тебя тридцать секунд на все про все, потом тебе придется самой дуть на них, чтоб не перегрелись.

Вийя повернулась к Брендону.

– Вы готовы?

– Да. Кажется, нам удастся перехватить их ракеты, и мы можем понизить эффективность рапторов, находясь так близко к планете.

Она нажала клавишу, и Артелион на экране внезапно рванулся прямо на них. Сами они ничего не ощущали – искусственная гравитация в корабле не позволяла этого, но Грейвинг знала, что они несутся к планете с ускорением более пятнадцати «же». Теперь все зависело от умения Вийи. Стоит им войти в атмосферу под неверным углом, и корабль или развалится, или отскочит обратно в космос, словно камешек от водной поверхности.

«Кулак Должара» за кормой провалился за горизонт, потом появился снова и начал приближаться. Аркад пробежался пальцами по клавишам, секунду всматривался в глифы на экране, потом выпустил из кормовой установки веер ракет в его направлении.

– Что ты делаешь? – не выдержала Марим. – Этими пукалками линкора не продырявить, даже если он уберет свои поля.

– Они собьют с толку его датчики и ослабят лучи рапторов, – коротко ответила Вийя. – Смотри и учись.

За кормой яркими вспышками расцвели разрывы их ракет и тут же померкли, когда мостик содрогнулся от зубодробительного рыка раптора. Грейвинг изо всех сил стиснула зубы. Ивард вскрикнул от боли, изо рта его потекла струйка крови.

– Марим! – крикнула Вийя сквозь рев входа в атмосферу. Пульт маленькой рифтерши загорелся красными огнями, но пальцы её уже запорхали по клавишам.

Глифы на экране мигнули и перестроились, и Брендон дал еще один залп из кормовых установок. Еще один луч раптора коснулся корабля, на этот раз слабее.

– Блин! – взвизгнула Марим, на этот раз без обычного бахвальства в голосе. – Блин, блин! Эти гребаные ублюдки зацепили наши скачковые. Правда, не сильно.

«Телварна» задрожала; дрожь быстро переросла в отчаянную, беспощадную тряску. Впрочем, гравиторы удержали корабль, не дав ему развалиться, а там уже взревели плазменные дюзы, выравнивая машину. Тряска исчезла, зато вернулась тяжесть – они шли уже в атмосфере, на собственной подъемной силе.

Им вслед тянулись зеленые стрелы разгоняемых лазерами ракет отставшего линкора, рапторы которого были в атмосфере бессильны. Брендон открыл заградительный огонь; за кормой вспыхнул свет, а когда померк, экраны заднего обзора были пусты. Они ушли – пока.

– Высота двадцать шесть, скорость двадцать два маха, – нараспев докладывал Ивард. Лицо его казалось особенно бледным на контрасте с кровавыми потеками, но руки двигались над клавишами уверенно. Грейвинг смотрела на младшего брата с гордостью.

– Марим, ступай в машинное, помоги Жаиму, – приказала Вийя. – И дай знать оттуда, сколько потребуется для ремонта скачковых. – Марим выскочила с мостика, и Вийя кивком послала Иварда за её пульт. – Принимайся за дело, Рыжик. Марим понадобится поддержка.

Небо прямо по курсу начало бледнеть – «Телварна» приближалась к освещенной стороне планеты. Далеко внизу блестела в лунном свете вода. Брендон открыл у себя на мониторе окно с пульта Иварда и решил, что они пройдут в восьмистах километрах южнее архипелага Мандалы.

– Вам известно что-нибудь, Аркад, о схеме обороны Мандалы?

Брендон отрешенно поднял взгляд.

– Нет. Я вообще не думаю, чтобы об этом задумывались серьезно, но возможно, что-то все-таки задействовали после того, как сняли Щит. Возможно, впрочем, что военные отключили все оборонительные системы, как только стало ясно, что они проиграли – в подобной ситуации это обычный выбор.

– Значит, есть шанс, что нас никто не засек?

– Шанс есть. Но не более того.

Он помолчал, обдумывая слова, но тут из динамика послышался голос Марим:

– Эй, Вийя, тут все здорово разболталось, но со всем можно подождать, кроме плазмоводов и скачковых. На вид работы часов на шесть, не меньше.

Вийя подтвердила прием и снова повернулась к Брендону:

– Вы хотели что-то предложить.

– Есть одно место, где наши шансы значительно выше.

Она удивленно приподняла бровь.

– Большой Дворец. Наш нынешний курс проведет нас немного южнее.

– Боюсь, вы просто соскучились по дому, – иронически усмехнулась Вийя. – Это самое последнее место, где мне хотелось бы сажать «Телварну».

– И это последнее место, где этого от вас ожидают. Смотрите: Архипелаг Мандалы покрывает миллионы гектаров. Даже вблизи Дворца полно лесов, где без труда можно спрятать корабль таких размеров. Мой личный код может отключить те оборонительные системы, что еще включены, и, если дворцовый компьютер еще включен, мы, возможно, сумеем узнать, что же все-таки произошло. – Он замялся. – И мне хотелось бы проверить, не можем ли мы помочь еще кому-то из моей семьи. Поймите, поскольку дело касается компьютеров системы безопасности, мне просто необходимо быть там. – Он вдруг улыбнулся, в упор глядя на нее голубыми глазами: – И потом, вы ведь рассчитываете на плату за все, что я сделал с вашим кораблем?

Вийя слегка нахмурилась.

– У вас нет ничего, кроме кольца на пальце, – ответила она. – Не уверена, что этого хватит.

– И вы еще называете себя рифтером! Неужели вы никогда не мечтали обчистить дворец Панарха Тысячи Солнц?

Локри расхохотался; даже Ивард ухмыльнулся. Из динамика интеркома донесся голос Марим:

– Если ты упустишь такую возможность, Вийя, я сама сдам тебя Хриму!

Губы Вийи пошевелились беззвучно, потом сложились в улыбку.

– Тогда дайте Иварду курс. Мы принимаем ваше предложение.

Брендон поднялся из-за пульта и отвесил присутствующим церемонный поклон, каким Дулу встречают равных себе, но никак не рядовых граждан. Одна рука прижата к сердцу, вторая отмахнула далеко назад и вверх.

Вийя снова вскинула бровь, потом переключила внимание на монитор.

– И повнимательнее за экраном, Аркад, – сказала она. – Мы пока не в безопасности.

 

21

Вечерний свет, лившийся сквозь расположенные высоко под сводами окна галереи перед входом в Зал Феникса, окрашивал деревянные панели стен и ковры в теплые тона. Галерея представляла собой длинный, широкий коридор, стены которого с равными интервалами украшали нишы, отделанные светло-янтарным камнем и мозаиками, разноцветные отблески которых падали на пол. В каждой нише стояло по мраморному бюсту правителя из династии Аркадов.

В воздухе витал аромат сандала и воска. Время от времени ниоткуда, словно из пустоты, доносился негромкий, мягкий звук, каждый раз нового тембра и звучания: то он напоминал далекие колокола, то приглушенные людские голоса, но каждый раз это добавляло помещению еще немного покоя и ощущения многовековой древности.

Эсабиан постоял немного перед бюстом Джаспара I, основателя династии – в его лице он безошибочно узнал черты своего побежденного врага. Потом он медленно двинулся по коридору, задерживаясь на пару секунд перед каждым бюстом и вглядываясь в лица. Все те же черты виднелись в каждом из следующих лиц – где-то сильнее, где-то слабее.

Стиль изваяний менялся по мере его продвижения по коридору от сухого академизма к избыточному украшательству и дальше, к манерной вычурности. Затем стиль вдруг снова становился почти классическим, но вобравшим в себя некоторые приемы предшествующих эпох. Глаза панархов и кириархей, казалось, следили за его продвижением, не позволяя ему забыть взгляд Геласаара Аркада.

Миновав примерно треть коридора, Эсабиан вдруг остановился, ощущая разгорающийся в нем гнев. Один из бюстов явно подвергся нападению вандалов: лицо обезобразили рваные выбоины, имя с постамента сбито. Несомненно, это было делом рук кого-то из этих бездарей-рифтеров, которых он же и нанял.

«Надо приказать, чтобы охрану распяли за недосмотр. А если обнаружат этого вандала...»

Мысль умерла, не оформившись до конца, когда до него дошло, что перед бюстом не видно ни осколков, ни каменной пыли. Он наклонился к бюсту и увидел, что иззубренные сколы на обезображенном лице смягчены временем и на них лежит слабый налет патины, словно от касания бесчисленного множества рук. Только теперь он вспомнил.

Лишенный лица.

Легкий холодок пробежал по его спине, и он отступил на шаг.

Место этого человека в истории навсегда забыто.

Вдруг он понял, что такого наказания не снилось даже ему, что такого возмездия не найти ни в одном из известных палиахов за всю долгую и кровавую историю Должара.

Они сделали так, словно он никогда не существовал.

Жуткая судьба этого давным-давно умершего Аркада, о которой напомнило изувеченное изваяние, лишила его покоя. Лишний раз напомнила ему, что в свергнутой им династии есть что-то такое, что он проглядел, начиная свой палиах.

Его привлекло движение позади, у входа в галерею. Он повернулся и увидел Барродаха, стоявшего в дверях с двумя другими мужчинами. Он жестом подозвал их к себе.

Когда бори приблизился, Эсабиан заметил, что тот держит в руках маленький серебристый предмет. Было что-то странное в том, как он его держит, и сердце Аватара подпрыгнуло в свирепой надежде. Сердце Хроноса!

Барродах остановился перед ним, и Эсабиан протянул руку за ключом от его царства.

* * *

Барродах в замешательстве смотрел на Эсабиана, пока его не осенила ужасная догадка.

«Он думает, что это Сердце Хроноса! – Не размышляя, он отдернул руку. – И ему известно о Сердце Хроноса не больше, чем мне. В самом деле, почему бы ему не заглотить мой палец? Он ведь не колеблясь прикажет отсечь мне палец!»

К счастью, поблизости не было видно ни одного тарканца; он почти ощущал, как зазубренный жу'летт, который полагалось носить каждому гвардейцу, по приказу Аватара врезается в его плоть.

Лицо Эсабиана потемнело, морщины в углах рта углубились.

– Дай его мне!

Рука Барродаха непроизвольно дернулась вперед – сработали двадцать лет повиновения. Эсабиан схватил шар и потянул, потом начал крутить. Барродах ахнул и едва не упал на колени.

– Господин, молю вас... – Он перекосился набок, глядя на Эсабиана, который едва не вывихнул его палец. – Это не Сердце Хроноса!

Аватар пристально посмотрел на шар, потом отпустил его.

– Тогда зачем ты явился ко мне с этим?

Барродах густо покраснел:

– Оно засосало мой палец, и никто не знает, как его снять.

Он услышал сбоку хихиканье, но не осмелился повернуться, чтобы унять Таллиса взглядом, Эсабиан посмотрел мимо него.

– Возможно, ты можешь объяснить это?

Таллис выступил вперед и низко поклонился.

– Милорд, это дизонианский мастурбатор. – Эсабиан непонимающе нахмурился, и Таллис пустился в дальнейшее объяснение: – Это такое приспособление для мужского самоудовлетворения с Дизона. Оно было среди артефактов, которые мы забрали в усадьбе гностора.

Аватар фыркнул и снова повернулся к Барродаху:

– И ты не знаешь, как снять его? – Барродах поднял взгляд на его лицо, и желудок его сжался от странного огонька в глазах Эсабиана. – Я надеюсь, это не мешает тебе в исполнении своих обязанностей?

«Он все равно намерен отсечь его!»

– Нет, Господин! – взмолился он. – От него нет никакого вреда! Я надеюсь, найдется кто-нибудь, кто сможет от... – Он осекся, проговорившись. – Кто знает, как снять его. – Он покрутил немного шар, как делал всю дорогу с борта «Когтя Дьявола».

– На вашем месте я бы этого не делал.

Все разом повернулись к Омилову – тот опустил взгляд, но лицо его оставалось мрачным.

– Вы можете включить его активный режим.

– Что ты хочешь этим сказать? – взвыл Барродах.

– Если вы включите активный режим, эта штука попытается вызвать у вас оргазм. Поскольку вы по собственной неосторожности надели его на палец, а не на что-то другое, боюсь, это будет невозможно.

В серьезном тоне гностора проглядывали искорки иронии, что почему-то было еще хуже, чем открытый смех.

Краем глаза Барродах заметил, как изогнулись губы Эсабиана.

«Он забавляется этим!»

– Как бы то ни было, – продолжал Омилов, – этот прибор спроектирован так, что будет продолжать попытки до тех пор, пока не добьется успеха. – Он сделал паузу. – Право, не знаю, что случится с вашим пальцем в этом случае.

– Ты должен знать, как он снимается! – в отчаянии произнес Барродах.

– Как я уже объяснил вам во время полета, боюсь, что леди Омилов не посвятила меня в подобные детали управления механизмом.

К изумлению Барродаха, Эсабиан захихикал.

– Великолепно, гностор! Мой бедный бори будет теперь жить в страхе до тех пор, пока мы не снимем с него эту штуку, хотя я не сомневаюсь: он, как и я, прекрасно понимает, что твоя маленькая речь была чистой импровизацией.

Лицо Омилова снова сделалось абсолютно бесстрастным.

– Возможно.

Голос Эсабиана тоже посерьезнел.

– Надеюсь, ты не будешь столь же изобретательным в том, что касается Сердца Хроноса?

Омилов не ответил, только продолжал спокойно смотреть на Властелина-Мстителя.

– Ну давай же, гностор, ты же не можешь не понимать, что все равно расскажешь мне, хочешь ты этого или не хочешь.

– Верно, но верность и честь велят мне молчать, пока у меня еще есть выбор.

– Геласаар хай-Аркад стоял предо мной совсем недавно и говорил что-то очень похожее. Это мало помогло ему, как не поможет тебе. Все его сыновья мертвы, и ему самому недолго ждать Геенны.

На мгновение лицо Омилова выдало охватившую его печаль, но он быстро скрыл ее.

– Но у тебя, гностор, времени еще меньше, чем у него. – Эсабиан помолчал, вглядываясь в его лицо. – Я вижу по твоим глазам, тебе кажется, что ты еще можешь удивить нас. Боюсь, не удивишь. Среди пленных, захваченных нами на Лао Цзы, была женщина с занятным прозвищем: «Паучиха».

Барродаху показалось, что он заметил в глазах Омилова что-то... Скорбь?

– Она тоже не была прежде знакома с умовыжималкой – уникальным должарианским устройством. Её знакомство с ним убило ее, но не прежде, чем мы выжали из нее шифры. Нам известно, что ты, Себастьян Омилов, один из Невидимых.

Барродах услышал, как Таллис ахнул и отступил на шаг, глядя на гностора. Действительно пререгат? На взгляд бори, невысокая фигура гностора плохо вязалась с представлениями о самых доверенных агентах Панарха.

Эсабиан улыбнулся:

– Впрочем, твоя усвоенная аллергия на веритонин тебе ни капельки не поможет. Умовыжималка действует на совершенно иных принципах, из которых главным является боль.

Он повернулся к Барродаху:

– Передай его Эводху. Убедись, что мой медик понимает, что это лишь ради информации, не в знак оказанной чести. – Аватар повернулся к Омилову: – Прощай, гностор. Твоя бесценная честь останется неприкосновенной даже тогда, когда мы разрушим кору твоего головного мозга. Надеюсь, это послужит тебе некоторым утешением.

Барродах ухватил Омилова за руку и толкнул к дверям, а Эсабиан повернулся к Таллису:

– Капитан, твой доклад о смерти Крисарха неполон. Поскольку твои действия лишили меня трети моего палиаха, которого я ждал двадцать лет, я хочу, чтобы ты объяснился прямо сейчас, не упуская ни малейшей подробности.

Барродаху хотелось бы посмотреть на то, как мучается Таллис на допросе у Эсабиана, но еще больше ему не терпелось посмотреть на Эводха за работой. Выталкивая Омилова из галереи, он гадал, останется ли Таллис в живых.

«Пожалуй, мне стоит переговорить с моим вторым агентом на “Когте Дьявола”».

* * *

«Телварна» медленно пятилась назад, скользя над землей на гравиподушке хвостом вперед в глубь леса, в тень. Наконец Вийя опустила корабль на землю так мягко, что Грейвинг не была уверена в том, что они приземлились до тех пор, пока двигатели не смолкли.

Некоторое время капитан не снимала рук с пульта, потом включила интерком.

– Жаим, новые повреждения есть?

– Нет, – послышался ответ. – Как только мы пошли в атмосфере, я отключил самые поврежденные системы. Но здесь и так хватает пакостей. Нам нужен серьезный ремонт на Дисе, и я боюсь, потребуется часов восемь работы со скачковыми прежде, чем я смогу на них положиться. И хуже всего, разумеется, то, что мы не можем как следует испытать их здесь.

Вийя посмотрела на экран – Марим подтвердила его слова, печально передернув плечами.

– Ладно, идите сюда, на мостик. – Она нажала другую клавишу интеркома. – Монтроз, иди сюда и захвати с собой Школяра. – Она повернулась к Брендону: – Вот то место, которое вы выбрали, Аркад. Надеюсь, вы не потребуете от нас идти дальше пешком.

Она чуть наклонила голову к монитору – на нем виднелся теперь коридор в лесу, по которому прошла «Телварна».

Локри тревожно вскинул голову.

– Идти? Мы что, действительно собираемся туда?

Грейвинг удивленно оглянулась на связиста: до сих пор он ни разу не выказывал страха. Чего он так испугался? Ей не верилось, что это просто физический страх.

– Блин! – презрительно фыркнула Марим. – Или ты хочешь сидеть здесь, пока за нами не придут? Тот линкор, например?

– Если «Кулак» или панархисты проследили нас, нам конец, – спокойно заметила Вийя, – но я в этом сомневаюсь. Наземные оборонительные системы, похоже, отключены, и «Телварна» достаточно хорошо укрыта. Жаим и Марим смогут отстреливаться, если будет такая необходимость. – Она подняла взгляд: на мостик вошел Жаим. – Остальные пойдут и посмотрят.

Локри побарабанил пальцами по пульту.

– Стоит нам ступить в Мандалу, и нам хана. – Он хмуро покосился на Брендона. – Если там что-то еще работает, они обратят это против нас.

Жаим пробормотал нечто вроде согласия; Ивард нервно хрустел пальцами. Брендон сидел в своем кресле, глядя на руки.

– Кто обратит, и с какого конца? До сих пор мы не видели и не слышали панархистов, – возразила Вийя, махнув на небо. – Или ты боишься, что Аркад сдаст нас должарианцам?

То, как она произнесла слово «должарианцы», заставило Крисарха пристально посмотреть на нее. Грейвинг увидела, как его взгляд скользнул с капитана на нее, и вспомнила, что сама говорила совсем недавно: «Они все любят рассказать о себе, так что спросите их самих». Это привело её к новой мысли: чего боится Локри – смерти или возможности быть узнанным? Из всей команды с Диса он меньше всех говорил о себе и своем прошлом.

Локри прикусил губу, потом пожал плечами.

– Мы воспользуемся тем, что известно Аркаду об оборонительных системах, и узнаем, что здесь происходит, или мы не сможем взлететь, даже отремонтировав двигатели, – продолжала Вийя.

Монтроз кивнул, одобряя план.

– Может, мы даже натырим там того добра, что он нам обещал, – весело заметила Марим.

Вийя посмотрела на экран. Сразу за опушкой леса виднелась небольшая беседка. Поле за ней постепенно переходило в невысокие холмы, утыканные деревцами, силуэты которых вырисовывались на фоне закатного неба. Других строений в поле зрения не было.

– Так мы пойдем? – спросила капитан у Брендона.

Он внимательно посмотрел на нее. Остальные начали переговариваться, словно реплика Марим насчет трофеев разрядила обстановку. Повинуясь импульсу, Грейвинг подошла к Брендону.

– Она должарианка, – шепнула она. – По рождению, не по воспитанию. Убежала оттуда много лет назад.

Крисарх улыбнулся ей, потом повернулся к остальным.

– До Большого Дворца отсюда приблизительно сорок километров. Но вся Мандала изрыта туннелями – часть из них используется для служебных целей, назначение остальных давно уже забыто. Эта беседка – вход в один из них; транспортная система доставит нас во дворец минут за десять.

– Дворец! – Марим, ухмыляясь, потирала руки. – Никогда не была во дворце.

– И не побываешь и на этот раз, – напомнил Жаим. – Ты будешь помогать мне чинить скачковые системы.

Марим посмотрела на капитана, уже открыв рот, чтобы возразить, но один-единственный короткий кивок Вийи заставил её ограничиться рядом крепких выражений, большинство которых трудно было бы ожидать от столь юной дамы.

Когда она выдохлась (вряд ли запас выражений её исчерпался), в разговор вмешался Брендон:

– Я мог бы использовать личный код, чтобы сделать нас невидимыми для тех оборонительных систем, которые еще включены.

Вийя посмотрела на Жаима.

– Сколько тебе еще нужно помощников?

– Ну, – задумчиво произнес Жаим, – мы с Марим могли бы...

– Еще один, – со вздохом произнесла Марим. – По меньшей мере один.

Вийя окинула экипаж взглядом. Как раз тут в люке появился Монтроз и замер, приятельски положив свою лапищу на плечо Осри. Капитан смерила Осри внимательным взглядом.

– С лучеметом в руке ты, Школяр, несомненно, будешь скорее обузой, чем помощником. Надеюсь, ты умеешь исполнять приказы?

– Да, – коротко ответил Осри со слегка озадаченным видом.

– Отлично. Жаим, Марим, он ваш. Монтроз, снаряди отряд из шести человек...

– Шести? Парень может поддерживать связь, – возразил Локри, указывая на Иварда.

– Связь подключена напрямую к машинному отделению, – сказала Вийя. Локри сощурился.

– Ивард хорошо стреляет, – заметила Грейвинг; ей показалось, что голос её звучит на мостике слишком громко. – Лучше, чем ты.

Она ощутила, как кровь приливает к её щекам, особенно когда она заметила укоризненный взгляд Иварда

Вийя внимательно посмотрела на Иварда.

– Справишься, если дело примет серьезный оборот?

– Я член экипажа, – громко сказал Ивард. – Я сделаю все, что от меня потребуется.

Вийя кивнула Монтрозу, подтверждая свой приказ.

– Дай Аркаду босуэлл, – прибавила она. Монтроз буркнул что-то в знак согласия и вышел.

– Пошли, Школяр, нас ждут великие дела. – Марим шутливо нахмурилась на Вийю. – И не забудьте оставить нам часть добычи, – добавила она, и все трое исчезли в коридоре.

Вернулся Монтроз с оружием, включая чудовищных размеров двуручный лучемет для себя самого. Грейвинг заметила, что Брендон внимательно смотрит, как Вийя ставит свой на минимальную ширину луча, жертвуя убойной силой в пользу дальности и точности стрельбы. Потом он поднял взгляд и надел босуэлл, поданный ему Монтрозом.

Грейвинг надела свой босуэлл. Тот холодил запястье, пока не адаптировался к её коже. Почему-то это напомнило ей о ждущей их опасности больше, чем оружие, к которому она привыкла за часы бесконечных тренировок.

(Ушки на макушке, Аркад?) – прозвучал в мозгу у Грейвинг голос Вийи.

(Нейронное воздействие – ничего похожего на нормальную связь), – послышался ответ Аркада. – (Это особые военные технологии?)

Лишь самые дорогие гражданские модели могли позволить себе прямое воздействие на нейроны. «Интересно, – подумала Грейвинг, – привык ли к такому Брендон... интересно, кстати, что случилось с его собственным босуэллом?»

– Пользоваться этим не будем, если только нас не разъединят, – вслух произнесла Вийя. – Они не направленного действия; нет смысла рисковать.

По дороге к выходному шлюзу мимо Грейвинг промелькнул белый пушистый шар, и Люцифер спрыгнул на пол прямо у ног Вийи. Капитан задержалась возле кота, нагнулась и чуть коснулась его тяжелой пушистой головы.

Люци оглушил всех своим раскатистым мурлыканьем и, задрав хвост, исчез в направлении камбуза.

Теперь слышны были только их шаги и поскрипывание ремней с навешанным снаряжением. Первым побуждением Грейвинг было идти рядом с братом, но она сдержала себя. Ивард спокойно занял место в строю, и – поскольку он не просил её о защите, она поняла, что не должна её навязывать. Она замыкала шествие, следя за остальными.

Монтроз все еще поправлял на ходу свою амуницию – огромная кобура мешалась на боку, но так он быстрее мог выхватить оружие. Вийя набрала код на панели, и люк отодвинулся, открыв взглядам лес в закатном освещении. Она ироничным жестом махнула Брендону:

– Ведите.

Пандус слегка пружинил под ногами, пока они спускались на землю. За спиной потрескивал, остывая, корпус «Телварны». Спускаясь, Грейвинг еще ощущала исходящий от него жар.

Сойдя с пандуса, Вийя остановилась и оглянулась. Спустя мгновение в люке показались и бесшумно скользнули на землю эйя. Они не вертели головами, но двигались в сумерках быстро и уверенно; их фасетчатые глаза, казалось, впитывают в себя остаток света, сияя, словно наполненные жидкостью хрустальные сосуды. Они догнали Вийю, и она повела отряд прочь от корабля.

Брендон почти не реагировал на присутствие чужих существ. Остальные просто игнорировали их, хотя явно избегали любого прикосновения.

Отряд шагал по широкой тропе к беседке. По обе стороны от них возвышались массивные стволы деревьев обхватов в двадцать, не меньше; стоявшему у основания ствола трудно было разглядеть верхушку, даже запрокинув голову. Первые футов сто стволы были лишены ветвей, так что тропа, казалось, шла меж двух величественных колоннад.

Ивард сбавил шаг и восхищенно оглядывался по сторонам.

– Я и не знал, что деревья могут быть такими большими, – прошептал он Грейвинг, когда та поравнялась с ним.

Грейвинг задрала голову посмотреть на далекие просветы неба в густой листве.

– Мы никогда не будем чувствовать себя здесь как дома, правда?

– Дома? – Ивард скривил рот. – Дом на Дисе...

«А если кто-нибудь вдруг застрелит этого капитана, и главным станет Локри? Или кто-то еще хуже?»

Вслух Грейвинг не сказала ничего. Для нее домом было то место, где она родилась. И ничего больше. Дом в том смысле, в каком имел в виду Ивард... что ж, для нее этого больше просто не было. Просто слово вроде, например, «правосудия», которое можно к месту употребить.

Возможно, Ивард каким-то образом догадался, о чем она думает, или ему просто надоело идти рядом с ней. Он ринулся вперед, крутя головой во все стороны так, что едва не споткнулся на неровной тропе.

Монтроз тоже оглядывался по сторонам с интересом и немножко со страхом. В противоположность ему Локри шагал впереди так, словно окружающее его ни капельки не интересовало. Перед ним шли отдельной от остальных группой капитан и оба эйя.

– Эти деревья посажены здесь первыми поселенцами. Говорят, некоторые из них привезены саженцами с Утерянной Земли.

– Если у деревьев есть память, – подал голос Монтроз, – эти – единственные живые существа в Тысяче Солнц, которые помнят еще свет солнца колыбели человечества.

Локри, нахмурившись, посмотрел на Брендона, но промолчал. Вийя не оглядывалась.

Дальше они шли молча. Правильные ряды деревьев по сторонам с разбросанными под ними кустами и редкими яркими пятнами цветов производили мирное впечатление. После пяти дней, проведенных в искусственной, тщательно сбалансированной атмосфере корабля, лесные запахи казались особенно острыми, возбуждающими.

Монтроз вдруг чихнул и улыбнулся в ответ на смех Иварда.

– Такое уж везение, – сказал он. – Вот мы приземлились на самой похожей на Землю планете, и у меня сразу насморк.

У Грейвинг тоже начинало закладывать нос, но она еще ощущала, как пахнут упругий мох под ногами и цветы по сторонам от тропы. Интересно, на что это похоже: всегда жить среди таких запахов?

«Если на утерянной Земле пахло вот так, зачем же они с нее бежали?»

Она посмотрела на Крисарха. Он не смотрел по сторонам; напротив, взгляд его был прикован к лучемету, который выдал ему Монтроз. Грейвинг нашла это странным: такой же лучемет, как и у нее – старый, исцарапанный, но во всех остальных отношениях вполне исправный «Догстар LVI», самое, пожалуй, распространенное в Тысяче Солнц плазменное оружие для ближнего боя.

Она опустила взгляд на собственный лучемет. Рукоятки его покрыты были неровным, чешуйчатым составом, в паре мест протершимся до металла. Курок, отполированный от долгого использования, блестел серебром, зато матовое покрытие ребристого кожуха излучателя было без единого пятнышка. «Идеальное рифтерское оружие, – подумала она. – Все жизненно важные детали работают безотказно, а внешность... Интересно, заметил ли он это».

И еще интересно, испытывает ли он то же чувство нереальности происходящего, что и она. Возможно, он играл здесь в детстве; может, собирал своих чистеньких дружков в армию. Морская пехота против Шиидры – как в свое время Грейвинг и её сверстники, пока им не исполнилось десять лет и их не послали в забой.

Или, может, они играли во флотских капитанов, сражающихся с рифтерами?

А теперь он ведет шайку вооруженных рифтеров во дворец, где родился. Она зажмурилась: все происходящее до странности напоминало головидео. Ничего уже не казалось ей реальным: она понимала, что, когда они улетят отсюда – если улетят, – она никогда не поверит до конца в то, что и правда ступала на землю Мандалы.

На лимонно-желтом небе показались первые звезды. Впереди белела на фоне темных холмов беседка. Кружевные решетки в проемах бросали внутрь причудливые тени.

Они осторожно приблизились к беседке, и она оказалась пуста. Внутри было пыльно, пол загажен птицами. Под крышей гулко ворковали голуби.

Локри оглядывался по сторонам, в первый раз с момента посадки выказывая признаки интереса.

– Этими туннелями часто пользуются? И кого мы встретим там, внизу?

– Об их существовании известно лишь немногим, – ответил Брендон. – Их нет на планах, что меня успокаивает. Вся система действует автоматически: скажем, кто-то собрался на пикник – так вот, они могут прилететь или приехать верхом, а вся провизия уже ждет их здесь. – Он огляделся по сторонам, прищурившись, высматривая что-то. – Мы с Галеном все искали самые старые, такие, чтобы в них не было транспорта. Отец показал нам несколько таких, когда мы были маленькими. Когда мы потом провели его в другой, который нашли сами – он выходил в Малый Дворец, – он сказал, что почти не помнит такого, или его мать показала его ему в детстве. – Он улыбнулся, вспоминая. – Мне кажется, это было что-то вроде семейной традиции.

– А я-то думал, это у рифтеров семейная традиция искать всякие норы, – заметил Локри.

Брендон кивнул, не прекращая шарить пальцами по доскам обшивки, потом одобрительно хмыкнул, найдя пульт управления у основания одной из стоек. Локри и Ивард оказались вдруг в круге света восьми футов диаметром. Прогудел негромкий звонок. Оба поспешно попятились из круга; спустя секунду пол плавно поднялся и ушел в потолок, а его место заняла такая же круглая платформа.

Брендон жестом скомандовал всем занять место в кругу. Когда все стали на платформу, он нажал кнопку, и она все так же бесшумно опустилась.

Они оказались на возвышении в центре просторной комнаты. Бетонные стены потемнели от времени, в помещении слегка пахло сыростью. По одну сторону от возвышения вел вниз лестничный марш; с другой стороны с него спускался на пол пологий пандус – судя по всему, для автоматических погрузчиков, хотя самих машин нигде не было видно. От основания лестницы уходил в темноту туннель, на полу которого тускло поблескивали две параллельных металлических полосы.

Они спустились по лестнице. Брендон подошел к расположенному у входа в туннель пульту управления, включил его и набрал личный код. На пульте мигнул едва заметный луч света – датчик сканировал его сетчатку; Грейвинг заметила, как Локри, оскалившись, отступил назад, подальше от пульта.

– Идентификация личности завершена. Добро пожаловать, Крисарх Брендон.

При звуке механического, бесстрастного голоса компьютера пальцы Иварда крепче сжали рукоять лучемета. Эйя не шевелились; Вийя смотрела на все это без интереса.

– Состояние оборонительных систем – местных и планетарных?

– Местные пассивные системы исправны, за небольшими исключениями; наблюдательные и ударные системы в данный момент не задействованы. Планетарные пассивные системы исправны, за небольшими исключениями; наблюдательные и ударные системы в данный момент не задействованы.

Брендон помолчал, вглядываясь в пульт. Остальные молча ждали: Локри со своей обычной капризной ухмылкой, Грейвйнг – напряженно.

Выходит, все так и есть, Артелион захвачен.

– Отменить наблюдение за этим сектором – внешнее и внутреннее. Удалить уже записанные изображения, – быстро произнес Брендон.

– Отменено. Удалено.

Он повернулся к рифтерам.

– Системы продолжают сбор информации, но компьютеры, которые должны обрабатывать ее, отключены. Я сделал так, что нас не засекут, даже если систему снова включат.

Он вернулся к пульту.

– Находится ли мой отец в резиденции?

– Данной информацией данная система не располагает.

– Поясни.

– Большинство идентификационных датчиков выведено из строя. Оставшиеся его не засекали.

– Почему выведены из строя датчики?

– Данной информацией данная система не располагает.

Брендон раздраженно тряхнул головой и повернулся к остальным:

– Невозможно сказать, здесь ли кто-то из моих родных. Посмотрим, не удастся ли мне узнать о том, что происходит во дворце. – Он наклонился к микрофону. – Состояние обслуживающих систем дворца?

– Обслуживающие системы в настоящий момент задействованы. Режимный допуск в систему в секторах Красный, Феникс и Алеф-Нуль. Ручное управление системами уборки, прачечной и сантехники включено путем взлома системы персоналом, не обладающим допуском, в секторе Слоновой Кости и Малом Дворце; остальные сектора защищены.

– Местонахождение персонала, не обладающего допуском?

– Большая часть внутренних датчиков в секторе Слоновой Кости и Малом Дворце выведена из строя. Ремонт не инициировался, однако задействованы резервные цепи. Большая часть команд системам обслуживания поступает из Малого Дворца и верхних подуровней крыла Слоновой Кости Большого Дворца.

Брендон помолчал немного, потирая костяшки правой руки пальцем левой.

– Доступен ли транспорт персоналу, не обладающему допуском?

– Нет.

– Пошли сюда транспортер. Восемь пассажиров.

– Принято. Расчетное время прибытия через две минуты.

– Странное что-то здесь творится, – сказал Брендон остальным. – Похоже, захватчики очистили от слуг и прочего персонала Малый Дворец и тот сектор Большого, где расположена резиденция. Это что, обычная рифтерская традиция перед тем, как начать грабеж?

– Можно подумать, у рифтеров есть какие-то традиции, кроме анархии, – усмехнулся Монтроз. – Нет, мало кто из нас организован или по крайней мере контролирует своих приятелей.

– Это должарианский обычай, – подала голос Вийя. – Чужакам не разрешен доступ в место, занятое должарианским аристократом. Ничего нельзя трогать.

Брендон повернулся к ней, и на щеках его вспыхнул сердитый румянец.

– Вы считаете, Эсабиан устроил себе резиденцию в Малом Дворце?

Эйя чуть изменили позы, и их фасетчатые глаза уставились вдруг на Крисарха.

– Он ведь дал клятву палиаха против вашего отца, не так ли?

– Какую клятву?

– Ритуальной мести. – Вийя чуть поколебалась перед ответом. – Овладение имуществом врага – составная часть ритуала. Подозреваю, что второй сектор занят оккупационными властями.

Брендон стиснул кулак, потом опустил руки.

– Ну что ж, мы можем выбрать одно из двух. С Малым Дворцом я знаком лучше, так что могу провести вас к сокровищам сразу после того, как я...

Вийя сделала шаг вперед.

– Мы здесь не затем, чтобы помогать вам в мести. Наша сделка проста. Вы можете искать свою семью, пока мы будем заниматься разведкой и сбором ценностей. «Телварне» необходим серьезный ремонт – серьезнее, чем мы можем себе позволить.

– Я имел в виду именно разведку. Кстати, те подуровни сектора Слоновой Кости, о которых говорил компьютер, представляют собой древний лабиринт комнат и коридоров – мы с Галеном нашли как-то там даже темницы времен Гегемонии, использующиеся как кладовые. Они могут держать там пленных.

– Ну и? – вмешался Локри, древним жестом потирая большой палец об указательный и средний.

– Сектор Слоновой Кости Мандалы отведен произведениям искусства. Такие вещи ценятся среди рифтеров?

– Самые заядлые коллекционеры, каких я знаю, – усмехнулся Монтроз, – как раз из рифтеров.

– Если знать нужного скупщика, – сказала Вийя, – прибыльнее добычи нет.

– Отлично. Значит, нам с вами по пути. В аванзале перед Залом Слоновой Кости вы найдете достаточно ценностей. Транспортер, который я вызвал, доставит нас прямо туда. Системы дворца не будут помогать нам – но и врагу тоже.

Дуновение ветра из туннеля возвестило о прибытии транспортера – длинной, похожей на сани штуковины с заостренными концами и небольшими крылышками из какого-то темного материала по бокам, скользящими по металлическим направляющим в полу.

– Колеса в желобах! – ухмыльнулся Локри. Ивард восторженно ахнул и тут же запрыгнул на платформу.

– Это называется «рельсы», – сказал он. – Я видел такие на картинках, но своими глазами – в первый раз.

Похоже, Брендон остался доволен энтузиазмом Иварда. Все заняли места, он набрал код на маленьком пульте управления, и транспортер плавно скользнул в туннель. Дорога освещалась редкими плафонами; встречный ветер бил в лицо и трепал волосы. Время от времени ровный шум воздуха становился громче – они проносились мимо ответвлений туннеля. Других шумов не было, если не считать негромкого стука колес на стрелках.

Спустя несколько минут Ивард нагнулся к Грейвинг.

– Да тут у них прямо лабиринт настоящий! – возбужденно прошептал он ей на ухо.

– Ну да, куда нам, жалким рифтерам, до этих старых извращенцев-панархистов, – весело согласился Локри.

– Некоторые из этих старых извращенцев-панархистов смертельно обиделись бы на то, что их путают с гегемонистами, построившими эти туннели, – возразил Брендон таким же веселым тоном, в упор посмотрев на Локри. Тот вдруг расплылся в широкой улыбке.

Грейвинг позволила взгляду задержаться на симпатичном смуглом лице – привлекательнее всего Локри был, когда улыбался или признавал поражение. Его длинные вьющиеся волосы трепетали на ветру, в ухе блестел камень.

Потом она решительно отвернулась.

 

22

Монтроз блаженно расселся на платформе, исподволь наблюдая за молодежью. Их возбуждение, их реплики забавляли его; в особенности это относилось к рыжему щенку. Двое его собственных сыновей точно так же глазели бы по сторонам, доведись им прожить достаточно долго, чтобы попасть в Мандалу. Оба погибли вместе с матерью там, на Тимбервелле. Теперь он просто жил, не строя никаких планов – даже на день вперед. Жил, по возможности получая удовольствие. Если его убьют сегодня... что ж, в этом не будет ничего неожиданного; если он останется жив, он, возможно, разбогатеет ненадолго, пока не спустит все на доступные развлечения.

Остаток пути все молчали. Ивард был слишком занят, вертя головой во все стороны в надежде не пропустить ничего достойного внимания. Капитан – по обыкновению спокойная и непроницаемая – наблюдала за ним, открывая рот только для того, чтобы отдать приказ или задать вопрос. Эйя сидели неподвижно; ветер трепал их белоснежный мех. Грейвинг съежилась, уйдя в себя, баюкая раненую руку – эта поза делала её еще менее привлекательной, чем обычно. От Монтроза не укрылись ни взгляд, который она бросила на Локри, ни то мгновение, когда что-то в поведении Крисарха заставило связиста по обыкновению быстро сменить ход действий: Аркад, вне сомнения, сам того не подозревая, превратился из противника в добычу.

Если они вернутся благополучно, Марим и Локри скорее всего заключат одно из своих невероятных пари – кто первым соблазнит Крисарха – и чем труднее будет задача, тем выше ставки. А молодая Грейвинг будет смотреть на это со стороны своим воспаленным взглядом, и её влечение к изящному и порочному Локри будет разжигаться только сильнее от неодобрения, которое она старается в себе культивировать.

Если бы Монтроз вмешивался в такие дела, он бы отвел Грейвинг в сторону и посоветовал бы ей напоить Локри вусмерть, затащить к себе в койку, а потом выкинуть его из головы... правда, она его не забудет. Если раньше у нее и была привычка запросто прыгать в чужие постели, эту привычку из нее выбили, когда она появилась на Дисе партнершей Джакарра – с покрасневшими глазами и синяками на бледном лице. Он мог бы посоветовать ей, как держать Джакарра в узде, но он никогда не вмешивался в такие дела, и в конце концов она решила, что её и брата положение в команде достаточно крепкое, чтобы выгнать Джакарра из своей койки.

Его размышления оборвал Ивард.

– Гегемонисты, – произнес он вдруг, подняв на него взгляд. – Что это такое?

Монтроз ухмыльнулся. Он никогда еще не видел парня таким разговорчивым.

– До Панархии, – ответила сидевшая рядом с ним Вийя.

– О... – Ивард прикусил губу; скрытое изумление, прорвавшееся наружу в этом коротком восклицании, говорило о том, что для него – пусть он сам об этом и не думал – Панархия существовала всегда.

– У нас на «Телварне» есть исторический чип о них, если ты хочешь узнать больше, – добавила Вийя.

– Шут с ними, если они только не поджидают нас где-нибудь здесь, – вмешался по обыкновению насмешливо Локри.

– Не думаю, – рассмеялся Монтроз. – Они сгинули почти тысячу лет назад, а вместе с ними их адамантины.

– Значит, мы с ними не встретимся, – заключил Локри. – Мой тебе совет, Рыжий: забудь про них. Все равно они проиграли.

Монтроз снова усмехнулся, наблюдая на этот раз за Крисархом – тот, похоже, узнавал сплетение туннелей, по которым они неслись. Все тело Брендона напряглось. Чего он ожидает? Эмоции на его лице не отражались совершенно; или Монтроз забыл все тонкости мимики Дулу, или воспитание, получаемое Аркадами с рождения, в корне отличается от принятого в незначительных семьях или на провинциальных планетах. Жаль: эмоции Аркада, правление династии которого не прерывалось почти тысячу лет и который возвращается на место поражения, были бы любопытным зрелищем.

Остаток поездки проходил в молчании до тех пор, пока Брендон не объявил:

– Мы под крылом Слоновой Кости Большого Дворца.

Остальные крепче сжали оружие; эйя не шевелились, но и они каким-то образом казались более напряженными.

Транспортер плавно остановился. Брендон подождал, пока остальные следом за ним сойдут на пол. Эйя передвигались небольшими, упругими скачками.

– Смотрите внимательно, – произнес он, и голос его прозвучал в гулком туннеле до странного бестелесно. – Вот так транспортер включается для обратной поездки.

Никто не произнес ни слова, пока он демонстрировал все необходимые манипуляции с пультом. Потом он подошел к небольшой панели на стене у лестницы.

– Эта лестница ведет в старую кладовую, расположенную на нижнем служебном ярусе. Если верить компьютеру, ею не пользовались уже давно. Над этим уровнем расположены еще несколько, а над ними – аванзал перед входом в Зал Слоновой Кости. Там вы найдете достаточно, чтобы окупить все расходы на ремонт «Телварны». Оттуда мы можем пройти на другую сторону, где расположены темницы гегемонистов, и вернуться.

Он набрал код, и над его головой возник прямоугольник желтого света. Брендон поднялся первым и подождал остальных. Кладовая оказалась довольно обширной, пустой, с затхлым запахом. Освещалась она единственной лампой накаливания под потолком. Брендон закрыл люк и показал остальным, как открывать его, потом направился к двери.

– Подождите, – окликнула его вдруг Вийя и жестом приказала отойти от двери. Она повернулась к Эйя, и все трое на мгновение замерли. Потом она облегченно вздохнула.

– Они утверждают, что на этом уровне людей нет. Есть наверху, но слишком далеко, чтобы определить количество или точное местонахождение.

Брендон удивленно приподнял бровь:

– Похоже, нам даже не нужно обращаться к системам.

Она мотнула головой.

– Люди для них почти на одно лицо, так что они не могут отличить друга от врага до тех пор, пока тот не увидит нас и не отреагирует. – Она улыбнулась. – Впрочем, чтобы знать разницу, эйя нам сейчас не нужны.

Она отворила дверь и вышла в коридор; эйя следовали за ней по пятам. Остальные потянулись за ними, держа оружие наготове.

Коридор был облицован темными деревянными панелями. Время от времени монотонность стен нарушалась деревянными дверями и картинами в тяжелых рамах.

– В этом секторе всегда так пусто? – спросил вдруг Локри, когда они дошли уже почти до конца коридора.

– У Большого Дворца нет постоянного персонала, ведь он используется в основном для церемоний. Впрочем, даже во время больших мероприятий здесь обычно тихо. На этом уровне нет ничего, кроме кладовых.

Локри оглянулся на окружающее их сдержанное великолепие и присвистнул.

– О, простите меня, – протянул он на аристократический манер. – Я, кажется, зашел по ошибке в служебный коридор. Мне так неловко...

Ивард нервно хихикнул, Монтроз хлопнул его по плечу.

– Потише, парень.

Коридор завершался дверью, за которой обнаружилась узкая лестница.

– Эта идет через все уровни в аванзал и открывается там потайной дверью за коврами.

Они начали подниматься. Пролеты были довольно короткими, по четыре площадки между каждыми двумя этажами. На верхней площадке Брендон подождал остальных, потом оглянулся на Вийю.

– Там никого нет, – ответила она, – хотя они ощущают кого-то немного ниже и в стороне.

Брендон набрал код на маленькой панели рядом с дверью. На ней вспыхнул красный огонек и тут же сменился зеленым.

– Сигнализация отключена, – сообщил он. Он приоткрыл дверь, двумя пальцами осторожно отодвинул край ковра и выглянул. Потом размашистым движением откинул ковер в сторону и, скривив рот в подобии улыбки, пропустил остальных в свой мир.

* * *

В комнате было холодно, и Омилов лежал обнаженный, привязанный за руки и за ноги к металлической кушетке. Дуновение холодного воздуха из расположенной на ближней стене вентиляционной решетки добавляло неудобства, но все это не шло ни в какое сравнение с мучительным ожиданием.

Эсабианов помощник-бори привел его в эту комнату и сдал с рук на руки молчаливому здоровяку, сказав ему несколько фраз на гнусавом должарианском. Темное лицо здоровяка было покрыто шрамами, руки корявостью напоминали корни старого дерева, но даже так Омилову нечего и думать было тягаться с ним силой. Он быстро, ловко и без малейших усилий раздел его и привязал к кушетке; слабых попыток Омилова сопротивляться он, казалось, просто не замечал. Потом он обрил Омилову голову и оставил наедине с невеселыми размышлениями.

Рядом с его головой находился пульт, от которого тянулся провод к подвешенной на шарнирном кронштейне решетчатой конструкции. По стенам стояли полки с разнообразными контрольными и диагностическими приборами. Рядом со столом – Омилов мог видеть его, повернув голову, – стояла вращающаяся тумба с аккуратно разложенными на ней холодно поблескивающими, непонятными, но от этого не менее зловещими инструментами. Казалось, каждый из них снабжен множеством игл, режущих кромок и зазубрин.

Он отвернулся, стараясь не думать о том, что его ждет. Было совершенно очевидно, что эта пауза в одиночестве сама по себе уже начало пытки.

Известие о смерти Наоми потрясло его, и не только потому, что отняло у него надежду на относительно быструю смерть от болевого шока или аллергической реакции на наркотик. Несмотря на завоеванную ею репутацию – её прозвище характеризовало скорее степень эффективности её работы – он знал Наоми как исключительно деликатного человека, пожертвовавшего собственным стремлением к милосердию ради нужд правосудия. Она была также великолепным администратором, сочетая твердость, уважение к мнению других и такт, столь необходимые при общении с Невидимыми – мужчинами и женщинами, облеченными особым доверием Панарха, о котором знали только они сами, Панарх и она. Ему было искренне жаль ее.

Дверь тихо отворилась, и Омилов повернул голову, чтобы посмотреть. Металлическая сетка холодила щеку. В комнату вошел и молча остановился, глядя на него, высокий человек с резкими, надменными чертами лица. Рядом с ним стоял второй человек, ниже ростом. Голова высокого мужчины была обрита, и голый череп пестрел фантастическими узорами ярких, металлизованых цветов, основной темой которых были, похоже, глаза, когти и зубы. Одежда его представляла собой длинный халат из какого-то тяжелого, блестящего материала цвета запекшейся крови; рукава оставляли руки обнаженными по локоть, но широкие обшлага опускались почти до пола. Бросив на Омилова равнодушный взгляд, он поддернул обшлага и заправил свободную часть их под напоминавшие погоны петли на плечах; ассистент помог ему закрепить их в этом положении. Внешне эффект оказался достаточно неприятным: все это напоминало птицу с подрезанным крыльями или демона.

Он заговорил, и голос его оказался неожиданно мягким, лишенным властности.

– Меня зовут Эводх радах'Энар, я пешж машхадни Аватара – он доверил мне твою смерть.

Пока он говорил, его ассистент прошел в голову кушетки и начал возиться с пультом.

– Меня не волнует, будешь ты сотрудничать со мной или нет; поскольку ты не должарианец, от тебя нельзя ожидать ни того, что ты поймешь всю оказанную тебе честь, ни правильной смерти. Поэтому для меня в этом тоже нет чести – всего лишь извлечение информации.

Омилов изо всех сил старался не выдать своих чувств. Человек говорил на уни, и дикость его слов казалась в сочетании с привычным языком вовсе невыносимой.

– Тем не менее, для того чтобы ты хотя бы отчасти понимал искусство эммер мас'хаднитал – полагаю, точнее всего это переводится как «боль преображающая» – я буду по мере процесса объяснять тебе свои действия до тех пор, пока ты будешь сохранять способность воспринимать что-либо.

Омилов дернулся – ассистент неожиданно нежно приподнял ему голову и надел на нее тот странный проволочный колпак. Прикосновение металла к бритой голове показалось ему теплым.

Эводх заговорил снова, глядя сквозь Омилова; голос его звучал почти задумчиво.

– Существует великое множество разновидностей боли, и во всех заметное место играет страх.

Ассистент повернул на пульте рычажок, и до Омилова донеслось слабое гудение. Что-то засвербило в голове, прямо за глазами.

– Можно выделить несколько основных типов страха: в первую очередь «падение»... – Омилов ахнул, когда кушетка, казалось, выпала из-под него, – «неожиданные громкие звуки»... – Голова содрогнулась от близкого взрыва, и он даже ощутил кожей взрывную волну, – «удушение»... – Весь воздух в помещении разом куда-то исчез, и задыхающиеся легкие свело острой болью. – К основным типам относится также страх перед неизвестностью, который ты уже начинаешь испытывать. Имеется еще множество более сложных и индивидуальных видов страха, каковые я намерен выявить и использовать на протяжении твоего преображения. Умовыжималка обеспечивает и другие эффекты, которые помогут мне в моих изысканиях. Так, я могу вовсе отключить любое из твоих чувств...

Одно за другим каждое из чувств Омилова исчезло и снова вернулось: зрение, слух, осязание, ориентация...

– ...но я могу и усилить их.

Внезапно металлическая сетка, на которой лежал Омилов, сделалась невыносимо холодной, а легкое дуновение вентилятора, казалось, сдирало с него кожу. Кислый запах собственного пота и странные, зловонные запахи двух должарианцев затмили собой все остальные. Удары его собственного сердца отдавались в ушах грохотом стартующего звездолета. Эводх наклонился и легко провел ногтем по животу Омилова: тому показалось, будто его пронзили раскаленным железным прутом. И тут боль вдруг исчезла. Омилов ощущал только вкус крови во рту от прокушенной губы – наверное, он пытался остановить зарождавшийся в нем вопль. Ничто в его жизни не подготовило его к должарианской технологии боли.

Эводх помолчал немного, глядя на него сверху вниз.

– Ваша культура считает, что страх перед смертью сильнее всего. Мы, должарианцы, знаем, что это не так. Страшнее всего боязнь не умереть, продолжать жить даже тогда, когда тело, в котором ты с удобствами жил столько лет, разрушено и не подлежит восстановлению.

Он взял с тумбы маленький металлический цилиндрик, из нижней плоскости которого торчала игла, и покатал между пальцами. В движениях его не было ни капли показухи – скорее, непроизвольные жесты мастера своего дела, и это страшило гораздо больше, чем открытая угроза.

– Вот тут и начинается настоящее искусство. Жаль, что как объект его ты не сможешь оценить его завершения.

Гудение умовыжималки усилилось, и Омилов разом утратил контроль над своим телом. Он сохранил способность чувствовать, но пошевелиться уже не мог. Все опять заполнил кислый запах, и он понял, что это не выдержал его желудок. Стыд, злость и ужас захлестнули его. Эводх поднес цилиндр к его лицу.

– Мы начнем со стимуляции тройничного нерва. После у тебя будет возможность говорить – если ты, конечно, захочешь.

Страх Омилова достиг своего предела, когда он осознал свою полную беспомощность. Даже при желании ему уже не остановить пытку, предав своих. Он успел еще вознести короткую молитву Несущему Свет, а потом игла вонзилась ему в щеку, и невыносимая боль, равной которой он никогда еще не испытывал, затмила все остальное.

* * *

Следом за остальными Грейвинг вышла из-за складки драпировок и тут же застыла. Даже эйя замерли на мгновение – возможно, они просто реагировали на эмоции остальных.

Аванзал перед входом в Зал Слоновой Кости был устлан мягким ковром темно-голубого цвета, украшенным вышитыми золотом солнцами и древними символами. Высокие стены с равными интервалами прерывались витражами, вобравшими в себя все стили тысячелетнего развития искусства. Высоко над их головами парила под потолком огромная хрустальная люстра – перевернутый вниз головой фонтан искрящегося света.

В дальнем конце зала виднелись две десятиметровых дверных створки, украшенные абстрактными резьбой и инкрустацией. На противоположном конце, недалеко от того места, откуда они вышли, из мозаичного пола вырастала легкая спиральная лестница, ведущая на балкон. Казалось, в ней не найти и двух одинаковых, изваянных из редкого камня ступеней. Невозможно было сказать, на чем они держатся: она висела в воздухе словно застывшее изображение взлетевшей с поверхности тихого пруда птицы.

И по всему залу произвольно, в гармоничном беспорядке стояли пьедесталы, на которых красовались произведения искусства всех видов и эпох; другие висели по стенам.

Грейвинг медленно огляделась по сторонам, потом еще раз, медленнее. Первый взгляд на все это великолепие буквально оглушил ее. Она ошеломленно разглядывала предмет за предметом, пытаясь запомнить каждый, чтобы вспоминать это, когда она вернется в обычный, убогий мир – то место Вселенной, где ей полагалось находиться. «Красота» была для нее еще одним из тех слов, которые утратили свой смысл – и все же она, эта красота, существовала, окружая её со всех сторон дарами неизвестных ей культур, творениями давно умерших мастеров. Внезапно ей захотелось знать имена всех этих художников, хотя глаза её щипало, и ей было трудно читать надписи на маленьких табличках. Вот она, вечность. Ей такое не грозит.

Странное чувство безысходности овладело ею. Если не считать каких-то смутных воспоминаний раннего детства, жизнь её лишена была красоты – а она в отместку отрицала само существование этой красоты. Она оглянулась, пытаясь сквозь затуманившую зрение дымку найти Иварда. Её брат восторженно переходил от предмета к предмету, распихивая по карманам все, что подходило по размерам, а когда карманы набились доверху – просто в охапку.

Локри тоже носился вдоль стендов с необычной для него резвостью, наугад хватая все, что подвернется под руку. Он оступился, налетел на статуэтку из дутого стекла – та сверкнула, падая, радугой сумасшедших красок и разлетелась на мелкие осколки.

– Вот черт! – раздраженно воскликнул Локри, и Ивард хихикнул.

Грейвинг все это показалось каким-то надругательством, и она отвернулась. Горечь её усилилась от того, что в смехе Иварда ей послышался тот самый цинизм, которому она сама учила его – для самообороны. Это никогда не было в его духе.

Внимание её привлек маленький серебряный предмет на матово-черном фоне – прямо у её плеча. При ближайшем рассмотрении это оказался округлый медальон с выгравированной на нем раскинувшей широкие крылья птицей. Гравировка где-то стерлась, а где-то потемнела, но даже так в парящей птице ощущались своеобразные мощь и величие. По периметру медальона шла надпись совершенно незнакомыми округлыми буквами.

Она нагнулась прочитать табличку, и по всем нервам её пробежала искра возбуждения, когда она увидела слова: «...с Утерянной Земли».

Не обращая внимания на боль в раненом плече, она подняла руку и сняла медальон со стенда. Тяжелый металл холодил руку. Серебряная птица – Грейвинг. С Утерянной Земли.

Ее пальцы сомкнулись на медальоне, потом она обернулась посмотреть на остальных. Многие стенды уже опустели. Ивард с Локри сновали взад-вперед вдоль противоположной стены; Монтроз не спеша прохаживался между стендами, тщательно выбирая.

Эйя стояли на месте и, задрав головы под таким неестественным углом, что Грейвинг показалось, будто это у нее заболела шея, смотрели на люстру. Потом они разом издали странный, высокий до боли в зубах звук.

Поэзия? Музыка? Может, Вийя знает, что это такое. Грейвинг поискала её взглядом – она медленно переходила от предмета к предмету, больше разглядывая, чем собирая.

Крисарха, похоже, его собственный зал не интересовал ни капельки. Он сидел на нижней ступени лестницы, задумчиво облокотившись на колени.

Повинуясь неожиданному импульсу, она подошла к нему. Когда она приблизилась, он поднял на нее вопросительный взгляд.

– Почему вы ничего не берете? – спросила она. – Или вам надоели все эти штуки?

Брендон посмотрел на Иварда и Локри и снова опустил взгляд – так быстро, что она поняла: ему это тоже кажется грубым насилием. Почему-то это привело её мысли в замешательство.

– Искусство принадлежит гражданам Панархии, – ответил он наконец. – Не мне.

– Мы не граждане, – сухо возразила она. – Мы рифтеры.

– Вы были гражданами. И потом, это ничего уже не меняет... – Он помолчал и пожал плечами, потом криво улыбнулся. – Лучше пусть это достанется вам, чем должарианцы используют это в качестве мишеней для стрельбы.

– Если бы Маркхем был еще жив, – спросила она неожиданно для самой себя, – а Хрим не напал бы... Чего бы вы просили у него?

Глаза Брендона удивленно расширились. На этот раз он дольше колебался, прежде чем ответить. Это молчание нервировало Грейвинг сильнее, чем она могла бы ожидать: его ответ был ей очень важен, хотя она не смогла бы сказать почему. И хотя она скорее умерла бы, чем поклонилась ему или выказала какие-нибудь другие почести из тех, что знала по видео, этот человек казался ей такой же частью огромного дворца и всей этой красоты... или этот дворец был частью этого человека. Она обращалась к нему как к равному, ибо много лет назад дала себе такой зарок, и все же она ощущала огромную пропасть между этим Крисархом из Дулу, которого растили для того, чтобы властвовать, среди всей этой красоты и богатства, и лишенной имени рифтершей, которая и брата-то своего могла защитить лишь с трудом.

Но он ответил.

– Я попросил бы его присоединиться ко мне в одной спасательной операции, – сказал он. – В набеге на крепость моего старшего брата на Нарбоне. Освободить певицу, которую он держал в плену, чтобы добиться уступчивости моего второго брата.

Грейвинг резко выдохнула:

– Так вы верите в справедливость?

– Поэтому я и бежал, – ответил он так тихо, что она едва услышала.

– Так все это не оттого, что вам, чистеньким, все равно, а просто вы ничего не знаете? – спросила она. – Я правильно поняла? Вы не знаете ни про шахты Натцу Четыре, ни про то, как нас покупают, пока мы еще малы и не понимаем ничего, как нас гноят в шахтах?

Брендон сжал губы.

– Согласно Пакту Анархии...

– Я знаю. Но вы бы исправили это, если бы могли, верно? Маркхем постарался бы, – продолжала она, говоря торопливее, чем когда-либо за всю свою жизнь. – Он и пытался... – Она замолчала и судорожно сглотнула. – И погиб за это.

– Обещаю, Грейвинг. Если я смогу, я сделаю это. – Он поднял правую руку.

Взгляд её снова затуманился, и она усилием воли заставила себя успокоиться.

– Ты не знаешь, что это там делают эйя? – спросил Крисарх другим, легким тоном, глядя на маленькие белые фигурки. Она поняла, что он нарочно сменил тему, давая ей прийти в себя, и ощутила благодарность к нему, хотя и не выказала ее. – От этого их звука хрусталь может разлететься, – усмехнулся он.

– Должно быть, Вийя знает, – по возможности спокойно ответила она.

– Пошли спросим. – Он поднялся со ступеньки, приглашающе улыбнувшись ей. Она дернула здоровым плечом.

– Почему вы разрешаете грабить ваши ценности? Или у вас припрятано что-нибудь подороже?

Он слегка поморщился:

– Так уж меня, пожалуй, воспитали: взять это я, конечно, мог бы, но вот продать – никогда. И что бы я делал с ящиком бесценных сокровищ? Похоже, у меня и дома-то сейчас свободного нет.

Она почувствовала, что невольно улыбается его словам. Кажется, она справилась со своими чувствами.

– Вот я и размышлял, как бы мне подбить дворцовый компьютер перевести на меня побольше денег из тех, что новые его жильцы считают своими.

Она рассмеялась.

– Посмотрим, что мне удастся придумать, когда мы выйдем отсюда.

Они подошли к Вийе, и Брендон махнул рукой в сторону эйя.

– Что они делают под люстрой?

– Они выражают восхищение её красотой, используя для этого что-то вроде пения. – Капитан бросила короткий взгляд в их сторону. – Они почти не пользуются речью, только в моменты сильного стресса.

– Вы понимаете, что они говорят или о чем поют?

– Да, напрямую из их сознания.

Он кивнул.

– Но вы же не телепат, а только темпат.

Капитан смерила Брендона оценивающим взглядом,

– С ними все немного по-другому, – ответила она.

Должно быть, Брендон, как и Грейвинг, понял, что никакой другой информации об отношениях с эйя он от Вийи не добьется. Крисарх кивнул на остальных, деловито отбирающих сокровища.

– Похоже, вас не очень-то интересует все это «налетай – подешевело!», – заметил он, глядя на Иварда, пытавшегося снять что-то, накрепко приделанное к стене.

Вийя едва заметно пожала плечами.

– Как капитан я и так получаю пятьдесят процентов всего, что они наберут. – Она едва заметно улыбнулась. – Повидав небольшую часть вашего дома, я больше не беспокоюсь насчет оплаты ремонта «Телварны», так что могу просто любоваться в свое удовольствие.

Они медленно продвигались по залу и остановились как раз у пьедестала, на котором поблескивало что-то в льющемся сверху мягком свете. Это была цепочка из крупных – пожалуй, слишком крупных, чтобы надевать её на шею, – серебряных звеньев, потемневших от времени. К пей крепился большой овальный камень в простой оправе. Неограненный камень имел цвет хмурых утренних облаков.

У Грейвинг перехватило дыхание от бездонной глубины камня.

Брендон протянул руку, снял цепочку со стенда и протянул её Вийе, уронив камень ей на ладонь. Камень медленно ожил – наверное, разогретый теплом её руки. Он замерцал радугой переливающихся голографических цветов, осветив внутренним сиянием её руку. Эффект был потрясающий, хоть лицо её и осталось бесстрастным.

– Камень Прометея, – пояснил Брендон. – Найден в обломках звездолета неизвестного происхождения в облаке Оорта, в системе Ндигвы примерно четыреста пятьдесят лет назад. Никому до сих пор не известно ни чья раса изготовила его, ни откуда он взялся.

Он огляделся по сторонам, потом отвесил ей изысканный поклон; рука его описала в воздухе дугу в жесте, непостижимым образом сочетавшем почтение и иронию.

– По данному мне официальному праву я, Крисарх Брендон Такари Бёрджесс, Нджойи Уильям су Геласаар и Илара нур-Аркад д'Мандала, вручаю это капитану судна «Телварна».

Вийя поколебалась, глядя на него. Лицо её немного смягчилось, но она не ответила на его улыбку. Её пальцы медленно сомкнулись на камне, и она сделала быстрое, почти нервное движение, хотя до сих пор не показывала открыто свои чувства, даже под вражеским огнем.

Похоже, Брендон тоже заметил это.

– Что это? – спросил он с удивленной улыбкой. Вийя передернула плечами.

– Капитан «Телварны» благодарит вас, – только и ответила она и, отвернувшись, пошла прочь.

– Это все ваши жесты, – сказала Грейвинг. – Вроде этого, – она взмахнула рукой, передразнивая его поклон. – Уж не знаю, набрались ли вы этого от Маркхема или он от вас, но иногда, глядя на вас, кажется, будто это его призрак ожил.

Брендон серьезно кивнул, но прежде, чем он успел ответить, он взглянул куда-то через её плечо, и выражение его лица изменилось. Грейвинг оглянулась и увидела, что капитан подходит к большим дверям.

* * *

– Найдется место для этого, Рыжик? – спросил Локри.

– Еще бы, – ответил Ивард, наслаждаясь расположением к нему связиста.

– Отлично. Не забудь, это тоже для Марим. Если мы не принесем ей достаточно, она выждет, пока мы уснем, отрежет нам яйца и заставит Монтроза пожарить нам же на завтрак.

Ивард вздрогнул, запихивая еще одну колючую штуковину в рукав. Он и так уже еле мог пошевелиться; нужно срочно задержаться где-нибудь и переложить все поудобнее.

С трудом сдерживая довольную ухмылку, он подумал о том богатстве, что тащил под одеждой. Жаль, что старый Трев с родной Натсу не видит его сейчас! Во дворце, принадлежащем самому Панарху – и он его грабит! И с благословения одного из Крисархов!

Он оглянулся посмотреть, довольна ли Грейвинг, и увидел, что она хмурится. Что-то не так?

К нему шла капитан. Он поперхнулся и инстинктивно отступил на шаг, но она прошла мимо, даже не посмотрев на него. Она направлялась к тому участку стены, куда они с Локри еще не добрались.

Он вытянул шею, оглядываясь на Локри, – тот пытался концом ножа выковырять драгоценные камни, украшавшие какую-то большую статую. Капитан остановилась перед теми высокими дверями, на которых были вырезаны какие-то странные штуки.

– Что это? – спросил Крисарх и вдруг быстро зашагал в ту же сторону, и любопытство вдруг погнало Иварда следом за ним.

На дверях виднелся маленький желтый знак с какими-то розовыми пятнами. Его кричащие цвета отчаянно не вязались с благородными красками украшавших стены ковров, и вдруг по спине Иварда побежали мурашки: пятна сложились в древний, жуткий символ перевернутого трилистника.

– Радиация? – хрипло спросил Крисарх. – В Зале Слоновой Кости?

Он бросился вперед и потянул дверную ручку. Желтый пластик натянулся и лопнул, когда скрытые моторы распахнули дверные створки.

– Нет! – выкрикнул Крисарх и, вбежав внутрь, рухнул на колени.

 

23

Все пространство Зала Слоновой Кости представляло собой почернелое пепелище, освещенное только косыми лучами света из открытых дверей и несколькими, чудом оставшимися целыми, лампами на закопченном потолке. От драпировок на стенах остался только запекшийся пепел и обугленные клочки ткани; окна, судя по всему, уничтоженные какой-то высвобожденной в зале энергией, были закрыты дайпластовыми щитами, чистая поверхность которых только подчеркивала царивший в зале разгром. В воздухе все еще стоял приторный запах горелой плоти. Огромные двери, отделявшие Зал Слоновой Кости от Тронного Зала, обуглились, а от инкрустаций остались лишь исковерканные полоски металла, под причудливыми углами торчавшие из поверхности дверей.

Слоновая кость.

В памяти Брендона всплыли последние слова умирающего Деральце: «Верь ему. Он не знал... Слоновая кость...»

Теперь до него вдруг с пугающей ясностью дошло, почему Деральце так неуверенно чувствовал себя во дворце в день Энкаинации – те странные, подозрительные взгляды, которые тот бросал на него по дороге на стартовую площадку. Леник знал об этом.

И если бы не Маркхем, Брендон тоже погиб бы вместе с другими в Зале Слоновой Кости.

Перстень Фазо жег ему палец. Брендон слепо уставился на него, вспоминая. Этот дурацкий разговор с Архонеей Инессет утром его Энкаинации, горечь, с которой он попрощался навсегда с Элерис, хоть она этого и не поняла...

«Прощай, Элерис. Мне казалось, это я выбрал опасность, не ты...»

Его затрясло от горечи и бессильного гнева, но он заставил себя смотреть и запоминать. С умыслом они пришли сюда или нет, глупцы или негодяи – а среди них хватало и тех, и других, – они никак не заслужили такой участи.

Он смутно заметил, что рядом с ним кто-то стоит; краем сознания понял, что это верзила Монтроз; услышал, не понимая, настойчивый писк своего босуэлла и такого же босуэлла на запястье у Монтроза. Пара дюжих рук вдруг сграбастала его под мышки и вышвырнула сквозь двери из зала. Он приземлился, больно стукнувшись боком, перевернулся и на четвереньках пополз обратно в Зал, и тут огромные двери захлопнулись прямо перед его носом, не дав ему дальше оплакивать погибших на этом месте.

Монтроз снова поймал его, схватив своими клешнями за запястья.

– Идиот! – свирепо зашептал тот прямо ему в ухо. – Не смей лезть туда! Этот уровень радиации прикончит тебя в два счета, дав напоследок помучиться – а у нас на «Телварне» нечем бороться с этой дрянью!

А потом – так же неожиданно, как и накатил, – шквал эмоций схлынул, оставив одну пустоту.

* * *

Ивард увидел, как Крисарх вдруг выпрямился, и огромный рифтер отступил от него. Потом он вытерся платком, который протянул ему Монтроз, и лицо его снова сделалось спокойным, только теперь Ивард знал уже, что за этим внешним бесстрастием таятся обычные эмоции.

– Прошу прощения, – пробормотал Крисарх. – Здесь проходила моя Энкаинация. – Он сделал еще один глубокий вдох, и лицо его перекосилось в горькой улыбке. – Если не считать того, что меня там не было. Я сбежал к вам.

– Что ж, повезло, – мрачно сказал Монтроз, похлопав по своему босуэллу. – Если верить этой штуке, тому, кто захочет поселиться в этом дворце, придется прежде снести к чертовой матери весь этот зал, а обломки запустить на солнце. Тут использовали какой-то жутко мощный источник радиации. Спасшихся быть не могло.

Ивард отвернулся от сожженного зала и от Крисарха. Почему-то смена полного самообладания горькой скорбью, а потом обратный переход потрясли его больше, чем картина разрушений.

Он обнаружил Грейвинг ползающей по полу и подбирающей с него драгоценные камни. Подняв взгляд, он увидел, что Локри продолжает ковырять статую ножом, подхватывая самоцветы побольше и не обращая внимания на мелочь.

– Тут есть вещи и получше, – сказал ей Ивард. Грейвинг показала ему полную пригоршню самоцветов.

– О, за это можно выручить неплохие деньги, если продавать не сразу, а понемногу. Так проще торговаться. – Она негромко фыркнула, мотнув подбородком в сторону Локри. – И потом, он все равно испортил статую.

– Ну и что? Чистюли могут позволить себе купить новую.

Грейвинг нахмурилась, и он понял, что ляпнул что-то не то.

– Можно, конечно, добыть еще камней, – сказала она. – Но вот другой такой уже не найти. – Она ткнула пальцем в статую, в царапинах от ножа и оспинах на месте камней.

– Ну и что? Эти богатые чистюли...

– Глянь, Ивард. – Грейвинг, поморщившись, сунула руку за пазуху и достала маленький, круглый серебряный предмет – что-то вроде потертой монеты.

– На вид не очень, – фыркнул Ивард, ткнув пальцем в лежащий у нее на ладони предмет. – За это много не дадут...

– Что бы ты понимал, – ответила она. – Это с Утерянной Земли.

Ивард поперхнулся и огляделся по сторонам на все экспонаты, мимо которых проходил. Какими бы дорогими и красивыми они ни казались, он знал, что любому предмету с Утерянной Земли просто нет цены.

– Да на это можно купить собственный корабль! – выдохнул он.

– Нет, не продавать, – твердо возразила она. – Понимаешь, Ивард? Такая только одна, и если она пропадет, то пропадет навсегда.

Ему ужасно хотелось спросить: «Ну и что?» – но он видел, что для нее это почему-то очень важно. Поэтому он просто пригляделся к этой штуке.

– Да тут птица!

Грейвинг улыбнулась совсем детской ухмылкой.

– Это мой символ, верно? – сказала она. – Я оставлю её себе насовсем.

Ивард подумал немного, и вдруг понял:

– Это вроде как моя летная медаль, да? Только ты ничего не сделала, чтобы её заслужить, – не удержался он от замечания.

К его удивлению, сестра мотнула головой.

– Крисарх дал мне обещание. Насчет Натсу. Их тоже всех освободят.

Она убрала медальон обратно в карман.

Несколько сбитый с толку таким поворотом событий, Ивард отвернулся и сделал неожиданное открытие:

– Эй, а тут еще камни!

Он решил помочь сестре собирать их – все равно к нему больше ничего не влезет. Он заметил, что капитан стоит недалеко от него; впрочем, Вийя не обращала на него внимания.

Грейвинг нагнулась подобрать несколько небольших рубинов, а Иварду показалось, что в углу за статуей что-то блеснуло изумрудным бликом. Он потянулся туда рукой и тут же, вскрикнув, отдернул ее: из угла на него прыгнула и обвилась вокруг запястья ярко-зеленая лента, напоминающая кусок медицинского пластыря.

– Уау! – воскликнул он. Лента щипалась, хотя не сильно. Но тут же он испугался сильнее, когда попытался отодрать ее, а она только туже стянулась на запястье.

– Это еще что? – спросил из-за спины Локри.

– Она на меня прыгнула! – всхлипнул Ивард, держась за руку, – Дай нож, я хочу её срезать.

Откуда-то взялся Монтроз и, бросив взгляд на руку Иварда, нахмурился.

– Похоже на ленту келли, – сказал он. – Где ты её нашел?

– Вон там. – Ивард ткнул пальцем в угол. – Убери ее, пожалуйста! – Он почти ничего не знал про келли, только то, что это очень странные и забавные существа, но никак не хотел, чтобы кто-то совсем чужой вдруг посягал на его жизнь.

– Давай я попробую, – предложил Локри, доставая из рукава свой выкидной нож. – Я живо... – Монтроз спокойно положил ему руку на плечо и отодвинул в сторону. Локри попытался стряхнуть руку, но тут же застыл – так посмотрела на него Вийя.

– Молчать, – коротко бросила она.

Эйя испустили высокий, закладывающий уши визг. Вийя резко повернулась; в руках её оказался вдруг тяжелый двуручный лучемет, и она дважды выстрелила в фигуру, неожиданно появившуюся на верхней площадке. Человек уронил оружие и кубарем покатился вниз по лестнице; тяжелый лучемет пару раз стукнулся о ступеньки и упал на пол. Нога незнакомца застряла межу ступеньками, и он повис вниз головой, словно туша в холодильной камере.

– Ваши эмоции помешали эйя заметить его раньше, – сказала Вийя, переводя взгляд с Крисарха на Грейвинг и обратно. – Нам лучше уходить с тем, что мы успели набрать. Его хватятся очень скоро.

Она сунула камень в пояс к нескольким другим мелочам, которые успела отобрать, и махнула стволом своего оружия.

– Куда теперь?

– Но это... – пискнул было Ивард, царапая ногтями ленту келли, словно присосавшуюся к его запястью. Она отчаянно жгла кожу.

Ивард заметил, что Крисарх с Монтрозом переглянулись, и Брендон чуть заметно сменил позу.

– Я позабочусь об этом, когда мы вернемся на борт, парень, – сказал наконец Монтроз. – Пошли.

Крисарх с сосредоточенным видом повел их куда-то через зал. Ивард старался не отставать, но внимание его то и дело отвлекала лента на запястье.

Они прошли мимо мертвого охранника, так и свисавшего с лестницы; маленькое, аккуратное обугленное отверстие чернело на его мундире прямо в центре вышитого на груди красного должарианского кулака. Брендон откинул еще одну портьеру, за которой обнаружилась еще одна узкая дверь, помедлил и повернулся к Вийе. Эйя стояли за её спиной, не шевелясь.

– Этот ход должен вывести нас к старым гегемонистским темницам, – сказал Крисарх. – На каком расстоянии они ощущают присутствие людей?

– Они определяют точное местонахождение и количество на расстоянии до ста метров – стены для этого не препятствие. На большей дистанции они могут уловить присутствие и самые сильные эмоции, но не более того.

– Но они не могут отличать своих от чужих?

– Они могут только отличить людей от других рас. Будем исходить из того, что любой встречный – враг.

Он кивнул и, раскрыв дверь, пропустил остальных на верхнюю площадку узкой винтовой лестницы. Потом в последний раз оглянулся на разграбленный зал, отпустил портьеру и повел их вниз по гулким стальным ступеням.

Ивард почти сразу же безнадежно отстал. Он пытался идти быстрее, но весь хлам, который он тащил под одеждой, колол и царапал кожу, а к этому добавлялось еще и жжение от этой проклятой зеленой штуки на запястье.

– Ивард! – откуда-то из темноты вынырнула Грейвинг. – Ты можешь идти быстрее?

– То, что я набрал... – выдохнул он и тут же почувствовал, как её руки ощупывают его тело.

– Выкинь часть. У тебя и так хватит на то, чтобы купить два таких корабля, как «Телварна».

– Это не мое... Тут еще доля Марим... – Он зажмурился, когда она рывком расстегнула молнию его комбинезона, но по крайней мере самые болезненные из колючек исчезли. Потом послышалось постукивание – это сестра аккуратно расставляла вынутые предметы по краю ступенек.

– Вот так, – мрачно прокомментировала она. – С Марим я разберусь сама. А теперь бегом!

Она положила руку ему на плечо, легонько подтолкнула вперед, и он чуть не свалился с лестницы. Однако скоро он уже слышал голоса остальных. Они с Грейвинг нагнали основную группу, когда Крисарх задержался у новой двери.

Он поколдовал с пультом, потом повернулся к остальным.

– Оружие наготове? – мягко спросил он. – Что ж, пошли, повеселимся.

* * *

– Как вы смели до сих пор не найти этот корабль? – рявкнул Барродах крошечному изображению Рифеллин на экране коммуникатора. Правую руку он старательно держал вне поля зрения камеры.

– Я же вам сказала, пешж ко'Барродах: у меня не хватает людей управляться с этим Узлом. Большинство панархистов отказываются нам помогать, а от тех, что согласились, вреда больше, чем толку; если они не бездари, значит они сознательно идут на саботаж. Я лично расстреляла двадцать три штуки, прежде чем полностью выгнала их с Узла.

Барродах яростно оскалился в ответ на минимально допустимое обращение к нему. Впрочем, время подстроить её падение еще не пришло.

– При уничтоженных системах Щита моей первейшей обязанностью является контроль за орбитальным пространством, а также за нашими так называемыми союзниками, – продолжала женщина с глазами, холодными от презрения. – Что же касается этого вашего корабля, все, что нам известно, – это то, что он ушел на посадку где-то совсем недалеко от вас; программа избирательного слежения выведена из строя одним из саботажников, так что нам приходится проверять изображения с каждого спутника вручную.

Рифеллин замолчала, глядя на что-то, не видимое Барродаху.

– Я дам вам знать, если что-нибудь обнаружится. А сейчас у меня есть дела поважнее.

Экран погас, и бори вскочил на ноги.

Ну погоди еще, Рифеллин. Придет и твоя очередь.

Он метался по небольшому кабинету, который выбрал себе на одном из подуровней Малого Дворца; впрочем, сдержанная элегантность интерьера не произвела на него никакого впечатления. Вдруг до него дошло, что он снова крутит висящий у него на пальце мастурбатор, и он поспешно убрал руку. До сих пор не нашлось никого, кто знал бы, как он снимается.

Его лицо вспыхнуло при воспоминании о саркастической улыбке Эводха, с которой тот встретил его просьбу извлечь из Омилова помимо информации о Сердце Хроноса и секрет мастурбатора.

– Твой рушж ни-синаррх меня не касается, – ответил тот, использовав вульгарный должарианский синоним слову «рукоблудие». И тут же усугубил оскорбление, отказав ему в просьбе присутствовать при работе над гностором.

Бори отогнал воспоминание и вернулся к коммуникатору.

– Свяжите меня с Ферразином.

Спустя несколько секунд на экране появилось жирное, вспотевшее лицо техника по системам управления.

– Да, сенц ло'Барродах?

– Доложите о своих успехах.

Техник судорожно сглотнул.

– Мы выявили большинство алгоритмов систем наблюдения, но еще не пытались взломать банки информации. Мы вынуждены действовать осторожно, чтобы не активировать н-новый вирус.

– Тебе не потребовалось и половины этого времени, чтобы разобраться с сетями Дворца и темниц, – буркнул Барродах.

Техник вспыхнул и начал заикаться еще сильнее.

– Это б-было сделано в-вручную; м-мы п-п-просто ф-физически в-в-вырубили сети. И д-даже т-т-так с-си-стема п-пытается восстановить с-связи. А эта г-гораздо с-сл-сложнее, н-но я уверен, ч-что...

Барродах поморщился.

– Свяжешься со мной, когда у тебя будет что-нибудь получше оправданий. И не заставляй меня самого искать тебя.

Бори отключил связь и устало опустился в кресло. Силы, которыми они располагали вначале, оказались уже опасно истощены, а прибытия свежих подкреплений с Должара можно было ожидать не раньше, чем через несколько недель; проклятый мирный договор запрещал им строить корабли, так что в вопросах транспорта они почти полностью зависели от союзников-рифтеров.

Он еще раз проанализировал ситуацию, пытаясь выявить уязвимые места. Панархисты, не успевшие покинуть Мандалу на первой стадии боя, были изгнаны после ликвидации их правительства в те три дворцовых сектора, системы контроля которых остались неповрежденными. Так что с этим проблем не ожидалось.

Зато в секторе, занятом теперь должарианцами, все было не так просто. До тех пор, пока системы обслуживания опознавали их как захватчиков, они отказывались реагировать на их приказы, так что датчики и идентификаторы Малого Дворца и помещений, прилегающих к Залу Слоновой Кости, где разместился должарианский контингент, приходилось держать отключенными. Более того, узнав о непрекращающихся попытках систем самовосстановиться, Барродах отдал приказ уничтожить все датчики в камерах, где содержались в ожидании отправки на Геенну Панарх и члены его Высшего Совета. Даже теперь ручное управление самыми элементарными обслуживающими системами было сопряжено с риском спровоцировать непредсказуемую ответную реакцию.

– Не забывайте, – с опаской в голосе говорил ему Ферразин, – что эта система в её нынешнем виде существует уже несколько сотен лет. Она настолько сложна и запутана, что я не уверен, знает ли хоть кто-нибудь, как она действует. Собственно, – добавил он, и на жирном лице его появился неподдельный ужас, – если бы не Запрет, я сказал бы, что эта система разумна!

Впрочем, как бы ни относился к этому толстый техник, Запрет волновал Барродаха очень мало. А вот то, что они – пусть и временно – остались без автоматического наблюдения, заставило его расставить охрану не только в Малом Дворце – как того требовал обычай для охраны Аватара – но и в секторе Слоновой Кости.

Загудел коммуникатор.

– Что еще?

– Прибыл рифтер с «Когтя Дьявола».

– Пусть войдет.

Барродах выпрямился и спрятал правую руку под стол. Другой рукой он выудил из стопки доклад и начал читать его. Отворилась дверь, пропуская в помещение высокого, изящного сложения человека с лисьей мордочкой в свободной шелковой рубахе и мешковатых штанах, заправленных в тяжелые башмаки. Бори не обращал на него внимания до тех пор, пока не почувствовал, что нервозность рифтера возросла в несколько раз.

– Садись. – Он смотрел на вошедшего, пока тот не опустил глаза. – Ну, Андерик, что ты скажешь мне такого важного, что настаивал на личной встрече?

– Я насчет Таллиса...

– Это я знаю, болван! – перебил его Барродах. – Только из-за него я потратил на тебя столько времени за последний год – и что получил в ответ? Дурацкие байки о его любовных похождениях в невесомости и доносы о том, как он отзывается обо мне? – Он помолчал и подровнял стопку листов, постучав ею о стол. – И позволь предупредить – возможно, уже запоздало, – что если это окажется подобной же тратой времени... – Бори протянул руку и бросил бумаги в щель дезинтегратора. Сверкнула вспышка, и бумаги с негромким хлопком исчезли. – ...тебе не вернуться на «Коготь Дьявола».

Андерик открыл рот для ответа, но Барродах поднял левую руку.

– Позволь напомнить тебе также: пусть тебя не слишком утешает то, что сам Таллис еще не вернулся. Разумеется, у Аватара возникли некоторые вопросы насчет его действий, приведших к смерти нур-Аркада. В этой связи мои агенты опросили ряд членов экипажа «Когтя Дьявола» и просмотрели все записи аппаратуры. Они пришли к выводу, что Таллис командовал кораблем, можно сказать, гениально.

– Вот именно, – не выдержал Андерик. – Это был вовсе не Таллис.

Барродах удивленно поднял бровь.

– Не Таллис? Что ты хочешь этим сказать?

По лицу Андерика промелькнуло странное выражение; Барродаху это показалось смесью страха и отвращения. Голос рифтера звучал напряженно.

– Он установил на «Когте Дьявола» логосов. Они и управляли кораблем.

Бори пожал плечом. Как и Должар, его мир не пострадал от адамантинских войн; Запрет был для него пустым звуком.

Впрочем, это означает, что кораблем может управлять кто угодно – значит, Таллиса можно пустить в расход, если возникнет такая необходимость.

– Ну и что – логосы? Уж не думаешь ли ты, что Властелина-Мстителя беспокоит какой-то Запрет, а?

Андерик поперхнулся и вылупил на него глаза. Он явно не предполагал, что далеко не все беспрекословно повинуются Запрету.

Барродах дал ему попереживать немного, потом вдруг встрепенулся. В конце концов, эта информация могла оказаться и полезной.

– Впрочем, ладно. Можешь возвращаться на корабль. – Барродах принялся рыться в бумагах, всем своим видом демонстрируя, что разговор окончен, и только через пару секунд с ужасом обнаружил, что его правая рука вместе с проклятым шаром лежит на столе.

Он поднял взгляд и увидел, как Андерик зачарованно смотрит на его руку.

– Что-нибудь еще? – рявкнул он, борясь с отчаянным искушением спрятать руку обратно под стол.

– А чего это вы нацепили на руку мастурбатор? – спросил рифтер.

Теперь настала очередь Барродаха поперхнуться.

– Ты знаешь, что это такое? – очень тихо спросил он. До сих пор никто из должарианского контингента даже не видел раньше таких штук.

Андерик кивнул, и Барродах ощутил к нему странное расположение – он единственный из всех, с кем имел дело бори, не находил эту ситуацию с шаром смешной.

– Знаю. Капитан корабля, на котором я начал ходить в космос, собирал коллекцию таких штук. – Его лицо дернулось от воспоминания. – Он использовал их для наказания провинившихся.

Барродах облизнул пересохшие губы. Он почти боялся задать следующий вопрос.

– Ты знаешь, как его снять?

– Ага. Я сам дошел до этого, когда он попробовал свои шутки на мне. – Он встал и обошел стол. – Вот так.

Барродах нерешительно протянул руку. Рифтер расставил кончики пальцев в одному ему известные точки на окружности шара и слегка нажал. Послышался негромкий щелчок, шар вдруг увеличился в размерах и свалился с пальца на ладонь Андерику. Бори недоверчиво пошевелил пальцем – тот был в целости и сохранности.

– Вы не возражаете, если я возьму это? – спросил Андерик.

– Нет, – с чувством произнес Барродах. – Кстати, как это вы терпели такого капитана? Мне казалось, что вы, рифтеры, больше всего цените свободу?

– На корабле должен быть капитан, – лаконично ответил Андерик. Успешное вызволение пальца бори, похоже, несколько уравняло их, а Барродах слишком радовался счастливому избавлению, чтобы возражать. – Но мы терпели недолго. Он начал проделывать свои шутки слишком уж часто, и команда взбунтовалась. – Рифтер задумчиво повертел шар в руках. – В общем, мы связали ему руки за спиной и надели этот чертов мастурбатор ему на язык. – Он недобро усмехнулся. – Ну, а потом я врубил режим полного удовлетворения – эта проклятая штуковина постаралась выдоить его язык, и он захлебнулся.

Барродаха вдруг пробрала дрожь. Значит, Омилов не врал. Он с уважением покосился на свой палец.

– Пожалуй, мне лучше идти, сенц ло'Барродах.

Бори бросил на него пристальный взгляд.

– Ты знаешь должарианский?

– Чуть-чуть. Учу понемногу. Надо же в конце концов уметь разговаривать с победителями на их языке. – Он ухмыльнулся. – И мне известно, что вы, должарианцы, совсем помешаны на своих титулах и всем таком – даже больше, чем чистенькие. Никогда не помешает знать такие штуки, когда говоришь с тем, кто заказывает музыку.

Этот, пожалуй, умнее, чем я полагал вначале. Он может еще пригодиться.

– Мудрое решение, только не называй меня должарианцем, когда нас может слышать кто-нибудь из Истинных. Я бори, а они не любят, чтобы нас путали с ними.

Он жестом предложил Андерику снова сесть.

– Не уходи пока. Я хочу, чтобы ты рассказал подробнее про Таллиса и логосов. Почему этого не заметил никто из экипажа, и как это обнаружил ты?

Андерик начал свой рассказ. Барродах любовно поглаживал палец и обдумывал все «за» и «против» смещения Таллиса.

Впрочем, сначала надо разузнать о его амбициях. На вид он достаточно умен, чтобы знать свое место, – уж во всяком случае, умнее этого кретина Й'Мармора – но с этими рифтерами никогда не знаешь наверняка.

Он развалился в кресле и принялся слушать рифтера, улавливая невысказанное, оценивая человека со всеми навыками, что он приобрел за двадцать лет службы, при которой малейший неверный шаг означал медленную, мучительную смерть. Только позже до него дошло, что то же самое можно было бы сказать и про жизнь среди рифтеров.

* * *

Гвардеец Реммет неподвижно застыл на часах перед дверью – лучемет под положенным углом в сорок пять градусов перед грудью, ноги чуть расставлены – и тщетно пытался унять неприятный холод в животе. Он состоял в личной охране Аватара уже более семи лет, стальная дисциплина тарканской гвардии закалила его так, как обычному должарианскому солдату и не снилось, но никогда еще ему не доводилось слышать жутких звуков, что неслись из-за двери за его спиной. Нечеловеческая мука в них сводила на нет все известные ему способы сохранить контроль над своими нервами и войти в так называемый дежурный транс; мышцы его шеи сводило с каждым новым воплем.

Реммет не отличался особым воображением, но он до сих пор ощущал на себе единственный взгляд, который бросил на него сенц ло'Эводх. Взгляд этот пронзил его насквозь, до самых костей, словно прощупав его уязвимые места и придя к выводу, что на него не стоит тратить сил.

Всей душой своей Реммет молился Долу в воплощении Властелина-Мстителя, чтобы ему никогда в жизни не довелось стать объектом этого высокого человека с татуировкой на бритом черепе. Тщетно пытался подавить он ту предательскую часть воображения, что рисовала ему картины тех истязаний, результатом которых были эти жуткие вопли. Хуже всего было то, что он представления не имел, на что это похоже. Когда особенно мучительный вопль резанул ему слух, он напряженно выпрямился и сосредоточил взгляд на картине, висевшей на противоположной стене коридора. До конца его дежурства оставалось еще три часа; он знал, что это будут самые долгие часы в его жизни.

* * *

– Блин! Ну и расстояния у вас здесь, – пробормотал Локри, ускоряя шаг.

Монтроз неодобрительно покосился на него.

– Это дворец, – возразил он, без труда поддерживая темп. – Ему и положено быть большим.

С другой стороны от него торопливо шагал рыжий паренек; глаза его были широко раскрыты от возбуждения. Монтроз улыбнулся Иварду, радуясь про себя, что мальчишка забыл про ленту келли на руке.

– Ну как, Рыжик, нравится?

Ивард оглянулся на него.

– Это... это как в чипе, – воскликнул он. – Нет, лучше! – Он поднял лучемет и прицелился в воображаемую мишень. – Надеюсь, мы встретим еще этих должарианцев.

– Надеюсь, что нет, – буркнула Грейвинг, хлопнув его по руке с оружием. – Пустая твоя башка!

Ивард пустился в спор с сестрой. Почти сразу же Крисарх замедлил шаг, оказавшись рядом с Монтрозом.

– Вы можете снять с него эту ленту?

Монтроз покачал головой.

– Не знаю, – тихо ответил он. – У меня есть чип по биологии келли, но я никогда не просматривал его до конца.

– Это может его отравить?

– Боюсь, что может, – признался Монтроз. – И главное, если лента опасна для него, она уже сделала свое дело. Даже если я ампутирую руку с лентой, гены келли скорее всего уже проникли в его кровь. Операция ничего не изменит – разве что другая такая же «лента» вылезет в любом другом месте у него на теле.

– Нам надо найти для него врача-келли, – пробормотал Брендон, отворачиваясь, чтобы проверить, нет ли кого в боковом коридоре.

Нам? Монтроз удивленно поднял взгляд и увидел, что капитан тоже внимательно смотрит на Крисарха.

– Нет, – произнес вдруг Брендон, резко сворачивая. – Сюда. – Остальные повернули следом за ним. – Если у них есть пленные, они держат их здесь... – Он снова ускорил шаг.

Монтроз шел медленнее, тщательно проверяя боковые коридоры. Вийя шла рядом, не сводя глаз с эйя, которые перемещались с неожиданной скоростью.

– А если он найдет кого-нибудь из своих родных? – спросил врач.

Вийя скривила рот:

– Семион лит-Аркад поднимется ко мне на борт только в качестве пленника.

– Поднимется? – переспросил Монтроз. – Уж не думаешь ли ты, что мы там найдем кого-то?

Она пожала плечами.

– Любой запертый здесь приговорен к казни или к более долгой и мучительной смерти.

– Но ты позволила ему искать.

– Он выведет нас к кораблю, – невозмутимо сказала она. – Самой мне его не найти.

Идущий впереди Крисарх резко остановился и несколько раз легко дотронулся до стены. Одна из панелей скользнула в сторону, открыв компьютерный пульт.

Монтроз протянул руку, чтобы остановить Вийю. Та избежала прикосновения, но все же остановилась. Остальные сгрудились вокруг Брендона, торопливо набиравшего шифр; Грейвинг отвела брата чуть дальше по коридору и негромко говорила ему что-то. На панели вспыхнул красный огонек – компьютер идентифицировал Крисарха.

Увидев, что остальные заняты своими делами, Монтроз снова наклонился к ней.

– Ты считаешь, что его родные мертвы?

– Если здесь хозяйничает Эсабиан Должарский, это единственный возможный вариант.

– Тогда вот он, – Монтроз ткнул пальцем в Брендона, все еще колдовавшего с пультом, – формально является главой их правительства. Сколько теперь стоит его голова и какая из сторон даст больше?

Вийя улыбнулась и почти неслышно сказала что-то. У Монтроза пробежал по спине холодок, когда он узнал скрежещущие звуки должарианского – до сих пор он слышал, как она говорит на нем, лишь однажды.

– Сначала нам надо убраться с этой планеты, – сказала она на уни. – Там решим.

 

24

Посмеиваясь про себя над собственными страхами, Локри все же отступил назад, увидев огонек сканера на лице Крисарха. Тот сосредоточенно набирал код; обычная маска Дулу сошла с его лица, и казалось, он вот-вот улыбнется.

Не поворачивая головы, краем глаза Локри заметил, что Монтроз и Вийя переговариваются о чем-то. Он незаметно провел рукой по босуэллу, включив его: ничего. Они не хотели, чтобы их подслушивали.

Он рискнул оглянуться через плечо и уставился прямо в темные, невозмутимые глаза Вийи. Выражение их не изменилось – о чем бы они там ни шептались, это не о нем.

Его это даже немного разочаровало, и он еще раз посмеялся про себя.

Брендон набрал последнюю команду и удовлетворенно хмыкнул. Это заинтересовало Локри, он придвинулся ближе, и Брендон оглянулся на него.

– Я тут, гм... воскресил кое-какие старые программы, чтобы наши должарианские друзья не ощущали себя слишком уж вольготно, – лицо его осветилось на мгновение самой неподдельной улыбкой. – У нас тут гостил как-то раз один из них, так эти штуки пришлись ему очень не по вкусу.

Гостил? Должарианец? Какое-то смутное воспоминание мелькнуло в голове у Локри и тут же исчезло, когда Брендон посмотрел мимо него и махнул Вийе и Монтрозу. Следом за ними подошли и Грейвинг с Ивардом.

– Я задействовал программу, которую сам составил много лет назад, – пояснил Брендон и чуть виновато улыбнулся. – Похоже, дворцовые системы сохранили в памяти уйму моих детских проказ, но только эта может нам пригодиться. – Он тряхнул головой, словно отгоняя тягостное воспоминание. – В общем, начиная с этой минуты, вы в любой момент увидеть на стенах неожиданные тени или уловить краем глаза неясные движения по углам. Пусть это вас не беспокоит: это предназначено только для того, чтобы нервировать должарианцев, не давая им покоя.

Взгляд его переместился на Вийю, и Локри показалось, что в нем мелькнуло недоумение, но тут же исчезло, а на его месте нарисовалась симпатичная маска Дулу. Брендон повернулся и пошел по коридору, пробуя дверь за дверью.

Короткий коридор уперся в другой, идущий под прямым углом к первому. Брендон задержался и оглянулся на эйя. Вийя отошла от Монтроза и прислонилась к стене, словно прислушиваясь. Остальные замерли в ожидании; Монтроз на всякий случай держал под наблюдением коридор, которым они пришли.

Что-то мелькнуло у ног Локри и исчезло в стене напротив. Он отпрянул и тут же улыбнулся Иварду, удивленно смотревшему на него: тот явно ничего не заметил. Так, компьютерные призраки. Он подозрительно покосился на спину Крисарха, все еще ожидавшего заключения капитана. Программа, которую он ввел в дворцовый компьютер? В детстве?

Выждав еще пару секунд, Вийя повернула налево и двинулась по коридору – сначала медленно, потом увереннее. Они продолжали идти молча; лица давным-давно умерших и позабытых мужчин и женщин строго смотрели на них со стен.

У следующего пересечения коридоров Вийя снова задержалась. Локри не без удивления заметил на её лице что-то вроде боли, когда она снова застыла в безмолвном разговоре с эйя. Потом она повернулась к остальным.

– Они ощущают какой-то близкий источник очень сильных эмоций. Даже я чувствую его сейчас, – она тряхнула головой, словно пытаясь прояснить разум. – Кто-то испытывает очень сильную боль; сопротивляется чему-то. – Она потерла переносицу, потом подняла взгляд, и глаза её расширились. Эйя защебетали негромко в унисон.

– Серебряный шар. Мысли того, которого мучают, вращаются вокруг Сердца Хроноса.

– Откуда кто-то здесь может знать про Сердце Хроноса? – пробормотал Крисарх.

– Про что? – спросил Локри, прислонившись к какому-то шкафу.

Вийя не обратила на него внимания; Брендон бросил рассеянный взгляд. Может, Аркад вез Маркхему какое-то древнее оружие? Локри пожалел, что тогда, на Дисе, приложил мало усилий к тому, чтобы присутствовать при разговоре Вийи с двумя панархистами.

Вийя махнула рукой вдоль коридора:

– Сюда.

Теперь они уже бежали. Почти сразу же коридор пересекался еще одним, и Вийя дала им знак остановиться, не доходя до него. Она осторожно подкралась к углу, опустилась на колени, осторожно выглянула, прижав голову почти к самому полу. Потом отодвинулась назад, встала и подошла к остальным.

– Перед дверью в тридцати метрах отсюда стоит тарканец, – прошептала она чуть слышно.

– Тарканец? – переспросил Брендон. Вийя помедлила с ответом.

– Должарианский гвардеец. Из этих, в черном. Это личная охрана Эсабиана – очень опасны. Те, что в серых мундирах – просто пехота...

Она осеклась, зажмурившись. Теперь уже все услышали захлебывающийся, булькающий крик. У Локри свело желудок, Ивард и Грейвинг, казалось, боролись с тошнотой. Лицо Монтроза, и без того угрюмое, нахмурилось еще сильнее.

– Надо остановить это, кто бы это ни был, – прошептал Брендон. Еще один вопль прокатился по коридору – казалось, он исходит из двух мест сразу.

Локри оглянулся, потом включил босуэлл: (Смотри!)

Он указывал на вентиляционную решетку под потолком метрах в четырех от них назад по коридору. Вийя включила свой босуэлл, задумчиво хмурясь, склонила голову набок, потом знаком послала Грейвинг и Иварда вперед. Оба скользнули к углам у выхода в коридор и замерли там, держа оружие наготове.

Вийя первая подошла к решетке, взглядом подозвав к себе Локри Монтроза. Она дернула подбородком в сторону решетки, потом дала знак Локри.

Еще один полный страдания вопль прокатился по коридору, эхом отозвавшись из отверстия над ними. Монтроз закинул кобуру с лучеметом за спину, а Локри уперся руками в стену, собравшись.

В следующую секунду он ощутил ручищи врача у себя на поясе, и тот, чуть крякнув, поднял его в воздух. Перебирая руками по стене, Локри подобрался к решетке, взялся за прутья и потянул. Она подалась с негромким лязгом, который показался ему ужасно громким. Монтроз опустил его, и он бессильно осел на пол. Ивард замер на углу, стиснув лучемет побелевшими пальцами; лицо его сестры оставалось угрюмым и напряженным.

Вийя отступила назад для короткого беззвучного разговора с эйя. Те скользнули вперед и замерли под отверстием, до которого от пола было никак не меньше трех метров.

Крисарх только вздохнул восхищенно, когда они двумя почти неуловимыми движениями взмыли в воздух и исчезли в чернеющем отверстии. Они не пригибались, не группировались для прыжка, как поступил бы гимнаст-человек, – только что они стояли на полу коридора, и вот уже исчезли. Локри пробрала дрожь: он до сих пор не смог привыкнуть к ним. Пожалуй, будь они откровенно чужими – вроде келли, например, – свыкнуться с ними было бы проще.

Вийя жестом велела остальным присоединиться к Иварду.

– Приготовиться! – прошептала она.

* * *

Реммет стиснул оружие до боли в руках, к которой добавлялась боль в сжатых челюстях. Крики вдруг прекратились. Реммет заставил себя расслабиться немного, пользуясь неожиданной передышкой. Взгляд его оставался прикован к картине на противоположной стене до тех пор, пока какое-то движение справа не привлекло его внимания, и палец напрягся на спусковом крючке. Ничего. Однако он был уверен, что видел что-то.

Призрак, подумал он. Может, панархист умер наконец? Тень, бродящая по коридорам в поисках мести...

Новый, еще более громкий вопль разорвал тишину, заставив его подпрыгнуть. Крик сопровождался грохотом упавшего на пол оборудования.

– Стража! – услышал он крик Эводха, сразу сменившийся отчаянным воплем боли и страха, не уступавшим крикам, которые он слышал только что от жертвы пешж мас'хадни. Снова грохот.

Реммет хлопнул ладонью по кнопке вызова подкрепления на поясе, с оружием наготове ринулся внутрь и тут же замер от жуткого, не изведанного еще им ужаса. Эводх лежал на полу, вцепившись скрюченными пальцами в собственные щеки; из-под ногтей тянулись кровавые полосы. Гвардеец с трудом поборол тошноту, когда увидел, что у того вытекли глаза; отвратительная серо-розовая масса сочилась из пустых глазниц, ноздрей и ушей. У кушетки, на которой лежал со слабо вздымающейся еще грудью панархист, валялся в таком же ужасном виде ассистент Эводха.

Реммет окинул комнату диким взглядом; по коже бегали мурашки, в голове теснились все суеверия его расы: легенды про карра – демонов, которые уничтожили рай Истинных Людей и продолжают рыскать в тенях.

И тут внимание его привлекло неожиданное движение под самым потолком. Он резко повернулся к вентиляционной решетке, подняв свой лучемет. Из темного отверстия на него уставились две пары светящихся фасетчатых глаз. Потом из темноты проступили и сами лица, и он успел еще понять, что на свете есть вещи пострашнее карра, а потом в мозгу его взорвалось солнце, а рот разорвал отчаянный вопль, унесший с собой и его жизнь.

* * *

Эхо последнего крика стихло в коридоре, и Вийя взмахом руки послала их вперед. Они в несколько секунд добежали до распахнутой двери и пораженно остановились. В комнате стояла вонь свежей крови и экскрементов. Брендон с трудом справился с приступом тошноты при виде того, что эйя сделали с должарианцами, и почти сразу же он забыл об этом, ибо узнал привязанного к кушетке человека.

– Себастьян! – Он перепрыгнул через распластавшееся на полу неподвижное тело в блестящем халате и остановился, не зная, что делать дальше. Омилов едва дышал; кровь сочилась у него изо рта и из множества мелких ранок по всему телу. Негромкое гудение слышалось из какого-то аппарата, связанного проводом с надетой на голову гностора проволочной сеткой,

Монтроз оттолкнул Брендона в сторону и быстрым профессиональным взглядом осмотрел тело Омилова, потом покосился на полки с инструментами.

– Вы знаете этого человека? – буркнул он, прижимаясь ухом к груди Омилова.

– Это мой старый друг. – Брендон увидел, как Вийя перешагнула через тело гвардейца и остановилась рядом с эйя – те выдавили решетку и спрыгнули на пол. – Он отец Осри.

– Значит, это и есть тот человек, который дал вам Сердце Хроноса? – спросила Вийя.

Брендон хмуро кивнул. Монтроз нашел в груде блестящих, зловещего вида инструментов на полу шприц, поднял его и понюхал.

– Ему сделана инъекция кардиостимулянта. Это поддержит в нем жизнь некоторое время, но ему нужна серьезная медицинская помощь, и как можно скорее. – Врач кивнул в сторону ряда мониторов у стены, на одном из которых пульсировала неровная кривая. – С его сердцем что-то не так – и это случилось еще до появления эйя.

– Но что это за штука у него на голове? – спросил от двери Ивард, лицо которого позеленело от тошноты.

– Не знаю, – ответил Монтроз, не давая Брендону снять эту проволочную шапку.

– Это пешж мас'хадни, – пробормотала Вийя, пнув человека в халате носком башмака. – Специалист в искусстве боли. Только должарианская знать держит таких. – Она перевела взгляд на Монтроза, который выжидательно смотрел на нее. – Освободи его.

– Это что-то вроде пыточной машины, – испуганно прошептал Ивард.

Монтроз вглядывался в аппарат, перебегая взглядом с машины на проволочную шапку и обратно.

– Не могу разобраться в этой штуке, – признался он, покачав головой. – Придется рискнуть. – Он осторожно снял шапку с головы гностора и тут же всем телом прижал его к кушетке, такой жуткой судорогой свело того. Впрочем, приступ прошел так же неожиданно, как начался; дыхание Омилова сделалось громче, но и сейчас оно было хриплым, полным боли.

Монтроз отстранился от Омилова и повернулся к Вийе.

– Не знаю, выживет ли он, но нам нужно как можно быстрее доставить его на корабль.

Эйя снова возбужденно защебетали. Вийя застыла на мгновение, потом посмотрела на Брендона:

– Как нам вернуться отсюда на корабль?

– Если мы будем идти дальше по этому же коридору, а потом спустимся на два уровня...

– Ладно, идем. Остальное расскажете по дороге. Ты понесешь старика, – приказала она Монтрозу.

Монтроз отстегнул свою кобуру; Брендон убрал свой лучемет и взял взамен оружие Монтроза. Великан-рифтер огляделся по сторонам, наклонился, сорвал халат с мертвого должарианца с татуированной головой и осторожно завернул в него Омилова. Брендон увидел на коже должарианца многочисленные шрамы и рубцы и поспешно отвернулся.

Монтроз осторожно поднял тело гностора, перекинул его через плечо и подождал, пока остальные выйдут из помещения.

Брендон пропустил его вперед и повернулся в дверях. Значит, должарианские властители содержат личных палачей? Еще одно воспоминание мелькнуло у него в мозгу: вот уже второй раз на протяжении последнего часа он подумал об Анарисе – на этот раз он вспомнил те угрозы, которыми пытался напугать его маленький заложник.

«А ведь мы тогда не принимали их всерьез, – подумал Брендон, поднимая тяжелый лучемет и переключая его на максимальную развертку луча. – Тогда казалось достаточно держаться подальше от этого его зазубренного ножа... А потом меня отослали в школу».

Он спустил курок, залив помещение раскаленной плазмой. Должарианские аппараты взорвались фонтаном огненных брызг. Брендон отпустил курок и, полуослепленный, шагнул назад, за порог, как раз когда с потолка с шипением ударил поток пены. Потом он повернулся и поспешил за отступавшими рифтерами.

* * *

Барродах вздрогнул и пришел в себя. Сидевший напротив Андерик терпеливо ждал, деликатно глядя в сторону.

«Этот рифтер ловит все на лету. Ему потребовалось совсем немного времени, чтобы понять, как следует себя держать».

Он бросил взгляд на часы. Прошло всего полчаса, а он столько узнал о рифтерских привычках и пристрастиях. В некотором отношении этот мир показался ему очень знакомым.

«Одно ясно: Таллис не тянет на противовес Хриму. Мне нужно каким-то образом поставить на его место Андерика».

– Твоя информация, Андерик, довольно интересна. Мне надо обдумать все то, что ты мне сказал. – Он заговорщически улыбнулся. – Пожалуй, я выделю охрану, чтобы тебя проводили к Таллису. Можешь сказать ему, что своим освобождением он во многом обязан тебе.

Андерик ухмыльнулся в ответ.

– Ага, для начала это неплохо. – Он встал, блаженно потянулся и вдруг вздрогнул, уставившись на стену за спиной бори.

Барродах резко обернулся. Там не было ничего. Он повернулся обратно к Андерику и тут же вздрогнул сам: неясная тень вынырнула из-под его стола и исчезла, словно просочившись сквозь противоположную стену. Его пробрала холодная дрожь, и он усилием воли отогнал ее.

«Слишком много лет общения с должарцами, их духами и демонами...»

Однако подняв глаза, он встретил взгляд Андерика, полный такого же удивления и страха.

Загудел вызов коммуникатора, оторвав его от неуютных размышлений.

– Что?

– Это дектерашж Джессериан, из охраны сектора Слоновой Кости. Одного из моих людей только что нашли мертвым в аванзале, и оттуда пропал ряд артефактов. – Судя по акценту, говоривший принадлежал к низшим кругам должарианской аристократии; отсутствие в обращении какого бы ни было титула говорило о том, что тот признает де-факто наличие между ними равенства. Барродах знал его – неплохой военный, совершенно не интересующийся политикой.

– Я объявил тревогу, но прежде, чем успел предупредить вас, мы получили сигнал тревоги от часового, назначенного охранять сенц ло'Эводха. Он не отзывается на наши вызовы. Туда направлен наряд, и я удвоил охрану входов Малого Дворца. У вас будут другие приказы?

Барродах разом забыл и про стоящего перед ним рифтера, и про зловещие тени на стенах. Эсабиан придет в ярость от такого покушения на его новые владения, но если им удастся изловить грабителей и вернуть все на место прежде, чем он об этом узнает, последствия можно будет свести к минимуму.

– Нет. Но когда вы их найдете, не оставлять в живых никого – и примите все меры к тому, чтобы не повредить произведения искусства. Их необходимо вернуть на места в целости и сохранности.

Должарианский командир подтвердил приказ и отключил связь. Барродах посмотрел на Андерика.

– Сколько из разговора ты понял?

– Совсем немного, – осторожно ответил рифтер. – Похоже, кое-кто из нашего брата слишком самонадеян. И жаден тоже. – Он театрально пожал плечами. – Почитавши кое-что о должарианцах и их привычках, я лично считаю, что нет такой добычи, которая могла бы оправдать такой риск.

Барродах кивнул.

– Возможно, тебе лучше некоторое время побыть здесь. Я не могу выделить тебе охрану. Можешь подождать в приемной.

* * *

Стискивая в руках оружие, Ивард перебежал к Грейвинг. Все еще борясь с тошнотой от того потрясения, что испытал при виде зрелища в камере пыток, он сокрушенно вспоминал свой любимый видеочип, «Невидимки» – там ничего похожего не было и в помине.

И ведь ему приходилось уже видеть убитых. В один из самых первых рейдов, когда капитаном у них еще был Маркхем, они направлялись на запасную базу для дозаправки, когда вдруг отклонились от курса и Маркхем повел их на перехват невольничьего судна. Иварда не пустили на абордаж, но он видел все на экране. И потом, он помогал хоронить тело Тоттена, там, на Дисе, когда Тоттен с Джакарром пытались взять власть в свои руки. Но там все произошло быстро и довольно чисто – если только воротить нос от горелого запаха.

Он даже не мог решить, что страшнее: то, что должарианцы делали с этим стариком, или то, что эйя сделали с должарианцами. Ему еще ни разу не приходилось видеть, как они расправляются с кем-то, а вот Грейвинг – доводилось. После она сказала ему только самым своим строгим голосом, что это было мерзко. Что ж, тут он с ней согласен.

Он оглянулся на сестру. Она бежала медленнее, стискивая обожженное плечо здоровой рукой и придерживая лучемет больной. Он знал, что жаловаться она не будет – она никогда не жаловалась.

Он вдруг пожалел, что не разозлился на нее тогда, когда она обозвала его дурной головой при Локри и всех остальных – только за то, что он сказал вслух, что ему хочется пострелять в этих должарианских говнюков. Ей пора бы уже перестать обращаться к нему как к маленькому – теперь, когда он полноценный член команды.

– Здесь, – резко бросил Крисарх. – Через этот холл, в ту дверь и вниз до конца. Там будет та кладовая, через которую мы попали сюда. – Он придержал дверь, пропуская вперед Монтроза – несмотря на вес старика, тот не отставал от остальных ни на шаг.

Глаза гностора были полуоткрыты, но тело его свисало с плеча Монтроза безжизненно. Из уголка рта тянулась струйка розовой слюны, что в сочетании с бритой головой делало его похожим на преждевременно состарившегося младенца. Ивард вздрогнул и отвел взгляд, мечтая только поскорее выбраться из этого места. Ему больше не хотелось играть с лучеметом, как в чипах; еще меньше ему хотелось попасться в руки к этим должарианским извращенцам.

Они оказались в большом помещении, в которое выходило несколько коридоров. Ивард чуть не подпрыгнул, когда чья-то тень пронеслась у самой его головы. Предупреждение Крисарха почти не помогало; он каждый раз продолжал вздрагивать от страха – слишком уж эти тени напоминали страшные сны его детства. Впрочем, они снились ему иногда и сейчас.

Он огляделся по сторонам. Вокруг них валялись на полу раскиданные ящики и какие-то погрузочные механизмы; судя по всему, из этого помещения уходили, и очень поспешно, несколько дней назад.

Эйя снова защебетали.

– Охрана, – сказала Вийя. – Приближаются, и быстро. – Она бросила взгляд через открытую дверь на спиральную лестницу. – Они догонят нас на лестнице. Другой путь есть?

– Есть, вон там, но это будет сильно дальше.

– У нас нет выбора, нам надо задержать их. Монтроз, отнесешь старика на транспортер. Подождешь нас... – Она оглянулась на Брендона.

– Минут пятнадцать.

– Не дольше, – продолжала она. – Связываться с нами не пытайся. Потом возвращаешься на корабль, и пусть Жаим готовится к взлету. Они наверняка свяжут нас с кораблем, так что скоро обнаружат его.

– Монтроз, подожди минуту. Этой командой отошлешь транспортер обратно, когда доберешься до беседки.

Рифтер поправил тело Омилова на плече и включил босуэлл на запись, запоминая надиктованный Брендоном код.

– Теперь ступай. – Вийя взмахом руки послала его на лестницу. – Эйя будут охранять тебя.

Монтроз со своей ношей на плече скрылся на лестнице, сопровождаемый эйя – они одни, казалось, совсем не устали от бега. Ивард не без сожаления проводил их взглядом.

– Охрана так близко, что я и сама могу их почувствовать, – пояснила капитан. – Если мы оторвемся от них, считайте, нам повезло. – Взгляд её сузился. – Грейвинг, стрелять сможешь?

– Со мной все в порядке, – невозмутимо произнесла Грейвинг. Она отпустила плечо и проверила заряд своего лучемета. Ивард видел, как блестит пот под её коротко остриженными волосами, и решил в случае чего держаться перед ней. Она посмотрела на него, и он постарался ободряюще улыбнуться ей. Неизвестно, насколько убедительной вышла улыбка, но она улыбнулась ему в ответ, потом жестом посоветовала проверить свое оружие. Он послушно опустил взгляд на свой лучемет, несмотря на то, что за время, что прошло после их отступления из пыточной камеры, проверил его уже дюжину раз.

Несколькими быстрыми движениями капитан расставила их по периметру помещения, оставив пути отхода к коридору, указанному Брендоном. Локри и Крисарх наскоро соорудили перед ним некоторое подобие баррикады из ящиков. Ивард нырнул на место, ощущая противную слабость в коленках; ему вдруг отчаянно приспичило в сортир. Он сделал глубокий вдох, задержал дыхание, потом медленно выдохнул – все, как научил его Маркхем.

Локри с Крисархом едва успели спрятаться за своей баррикадой, как в помещение ворвался должарианский патруль.

Солдаты в сером ловко рассыпались веером. Один из них держал на поводке крупного, мерзкого вида зверя, в пасти которого желтело слишком много острых зубов. Иварду он напомнил большую, уродливую собаку, покрытую чешуей вместо меха.

Зверюга испустила хриплый, высокий звук и дернулась в ту сторону, где прятался Ивард. Откуда-то с другой стороны вынырнула Вийя и выстрелила твари в бок. Та словно взбесилась, принявшись кусать попеременно раненый бок и солдата, державшего её на поводке. В наступившей сумятице, пока должарианцы палили в направлении Вийи и ящика, на который бросалась зверюга, из-за своей баррикады выскочил Крисарх и спустил курок.

Ивард сразу же понял, что непривычная тяжесть двуручного лучемета Монтроза помешала ему взять верный прицел, и разряд плазмы пришелся в пол у ног должарианцев. Паркет взорвался фонтаном пылающих щепок. Брендон поднял ствол; струя плазмы ослабла и захлебнулась – сели батареи – но не прежде, чем трое солдат превратились в облачка розового пара.

Крисарх отшвырнул бесполезное оружие в сторону и нырнул за ящик рядом с Ивардом – как раз вовремя, поскольку оставшиеся в живых должарианцы опомнились и открыли ответный огонь. Разряды энергии ударили в ящик; к счастью, содержимое его оказалось достаточно твердым и плотным, чтобы защитить их.

К удивлению Иварда, Крисарх прикусил губу, давясь от беззвучного смеха.

– Я просто вспомнил... – прошептал Брендон, заметив его изумление. – В тот день, когда я бежал отсюда... мне снился сон, что мы ведем бой во дворце...

Он свирепо тряхнул головой; капли пота с его волос полетели на ящик.

– Мольбы о мести исполняются, – пробормотал он, вытаскивая свой собственный лучемет и проверяя заряд.

– Аркад! – послышался яростный шепот.

Оба разом обернулись и увидели, что Вийя машет им рукой, приказывая отступить в коридор. Прикрытые от противника ящиками, они осторожно отползли назад. Солдаты прятались за остальными ящиками; Ивард слышал, как они переговариваются гнусавым шепотом. Новая тень ожила и шмыгнула по потолку. Шепот стих.

Впятером они, держа оружие наготове, отступали по коридору до первого перекрестка. Как только они побежали вбок, в указанном Брендоном направлении, разряд лучемета ударил туда, где они только что стояли, испарив голографический портрет женщины в древнем платье, с явным избытком подбородков и слишком тонкими губами.

«Что ж, это не так уж и страшно», – подумал Ивард и тут же, спохватившись, посмотрел на Грейвинг. Лицо её исказилось от боли, и она снова держалась за плечо. «Мы деремся не ради драки, – сказала она ему как-то. – Мы накопим денег достаточно, чтобы вернуться на Натсу, а там будем драться за свободу». Этот план ему нравился.

– Сюда, – махнул рукой Крисарх. – Срежем здесь.

Вийя скомандовала Локри и Брендону бежать последними, прикрывая их отступление. Грейвинг с Ивардом убыстрили шаг, чтобы не отставать от нее, но тут она сама сбавила скорость. Ивард понял, что она использует свои способности темпата, проверяя, нет ли впереди засады. Он ухмыльнулся и побежал еще чуть быстрее: он хотел встретить врага наготове, если она засечет кого-нибудь. Грейвинг не отставала от него.

Они пронеслись через два полуосвещенных холла, потом через еще одну кладовую, в которую выходило несколько коридоров. Свернув за угол, они напоролись прямо на двоих гвардейцев в черном, стоявших перед какой-то дверью. Те разом обернулись и открыли огонь.

Иварду, как в страшном, сне показалось, что время застыло. Он увидел огненные молнии, вырывающиеся из стволов вражеских лучеметов. Он увидел, как Грейвинг поднимает руку – слишком медленно, слишком поздно. Он почувствовал, как что-то обожгло его руку; ощущение замершего времени исчезло, и какую-то секунду он двигался с невероятной скоростью. Его тело выгнулось в отчаянной конвульсии, швырнув его в сторону. Выстрел его ушел вверх. Он увидел, как по остывающему от разряда потолку пробежала новая искрящаяся тень, и оба должарианца, задрав головы, уставились на нее, а потом он услышал высокий, тихий плач, и вокруг него сомкнулась розовая мгла.

 

25

Локри вздрогнул от шока, когда тарканцы в упор расстреляли обоих рыжих. Грейвинг раскинула руки и беззвучно рухнула на пол; паренек шарахнулся вбок, и разряд пришелся вскользь.

Вийя вскинула свой лучемет и нажала на спуск. Звук выстрела не смог заглушить яростного гортанного рыка. Другой разряд ударил из-за плеча Локри – это стрелял Брендон. Оба тарканца, не выпуская из рук оружия, осели на пол. Пальцы их продолжали судорожно жать на курки, выжигая обугленные борозды в полу, пока они не затихли, вытянувшись. Что-то снова мелькнуло на потолке; Локри вспомнил, что заметил точно такую же тень перед самым началом перестрелки, и тут же забыл об этом, увидев, как застыла Вийя.

Брендон одним скачком оказался рядом с Грейвинг, а Локри склонился над пареньком – тот с хриплым дыханием перекатывался из стороны в сторону. Локри придержал его, а Вийя начала рыться в поясе.

– У нас девяносто секунд до подхода остальных, – произнесла она, доставая маленький шприц и вонзая в руку рыжего паренька.

Ивард дернулся, и глаза его раскрылись – лекарство начало действовать почти мгновенно.

– Жжет... – простонал он, ощупывая себя пальцами – не то место, куда пришелся разряд, но руку, где прицепилась зеленая лента келли.

Локри пригляделся и увидел, что у ленты нет четкой границы: она почти слилась с его кожей. Живот Локри свело противной судорогой.

– Пошли, Рыжий, – сказал он. – Нам предстоит еще небольшая пробежка.

– В чем дело? – Брендон ткнул пальцем в тела гвардейцев.

– Дежурный транс, – с горечью произнесла Вийя. – Я их не чувствовала. Назад! – бросила она Локри.

Локри перевернул все еще бьющегося Иварда на другой бок, и капитан, разорвав пакет восстановительного геля, выдавила его на почерневшую рану, наискось прочертившую спину паренька. Полуживая масса запеклась на поврежденной плоти, надежно защитив её от инфекции.

Локри помог пареньку подняться; зрачки Иварда закатились, лицо побелело еще сильнее.

– Грейвинг... – прошептал он и слабо рванулся в её сторону.

– Она мертва, малыш, – ответил Локри. – Нам надо делать ноги.

Ивард всхлипнул и вырвался из его рук с силой, какой тот от него никак не ожидал, даже от здорового. Он упал на колени рядом с мертвой сестрой, и Локри наклонился, чтобы поднять его, но Вийя перехватила его руку.

Молча смотрели они на то, как Ивард осторожно перевернул Грейвинг, потом пальцы его скользнули в карман куртки сестры. Он достал оттуда пригоршню мелких самоцветов и круглый металлический предмет с запекшейся на нем кровью – не от смертельного попадания в грудь, но от еще не зажившей старой раны.

Ивард уронил камни на пол, стиснув пальцами медальон. Вийя наклонилась и осторожно приподняла его лицо за подбородок.

– А теперь пошли. Она рассердится, если ты следом за ней попадешь в Зал Предков слишком быстро.

Ивард мигнул; взгляд его оставался пустым. Вийя легонько подтолкнула его.

– Бежим.

Они двинулись вниз по лестнице. Иварда мотало из стороны в сторону; Локри придерживал его под мышки, но задержался, когда Вийя остановилась перед Брендоном – тот пытался открыть по очереди выходившие в коридор запертые двери.

– Кого они охраняли? – спросил Брендон. – У какой двери стояли?

– Кто-то спит, – ответила Вийя, прищурившись на мгновение. – Возможно, это не пленный; это может быть кто-то из их начальства, но нам некогда выяснять это: погоня близка.

Брендон коротко кивнул, и они побежали дальше. Локри постарался принять на себя как можно больше веса паренька, но к его удивлению, Иварду удалось собраться с силами.

– Болит... не сильно, – пробормотал Ивард. – Холодно. Но вот это... – он мотнул кистью с запекшейся на ней зеленой лентой. – Горит.

– Вийя вколола тебе болеутоляющее, – сказал Локри, стараясь, чтобы голос его звучал по возможности беззаботно. Вдруг действие лекарства закончится, и у парня начнется шок? – Это поддержит тебя на ногах до тех пор, пока мы не вернемся на корабль. Только не лезь под огонь, ладно?

Ивард ответил слабой улыбкой, и тут же в коридоре за их спиной послышался шум погони.

Они ворвались в очередную кладовую, и Брендон облегченно кивнул.

– Теперь я знаю, где мы. Это часть старой зоны дворца, еще времен гегемонистов. Отсюда подается пища для административного сектора Малого Дворца.

– Выход? – спросила Вийя. – Они приближаются, уже с трех сторон, она махнула лучеметом.

Крисарх огляделся по сторонам и бросился к одной из дверей.

– Сюда!

* * *

Геласаар хай-Аркад проснулся неожиданно. Ему снилась Илара; он не мог понять, что же пробудило его. Какой-то звук еще отдавался эхом в памяти... Перестрелка?

Он напряженно вслушивался в тишину. Дверь в его камеру была толстой, но ему показалось, будто он слышит голоса. Слов он не разбирал, но один из голосов звучал знакомо, и радостная надежда захлестнула его.

Тут он проснулся окончательно и взял себя в руки. Конечно же, это одна из изощренных пыток этого поганца, бори. В одну из прошлых ночей тот включил запись последней встречи Илары с Эсабианом; в горле до сих пор стоял ком при воспоминании о её последнем предсмертном вскрике. В другую ночь он слышал голос Семиона, причем запись была искусно смикширована так, что речь шла о жутких извращениях.

Он даже не был уверен в том, что Эсабиану известно об этих проделках своего помощника. Действительно, он недооценил глубину Эсабиановой ненависти, но до сих пор ничего в поведении этого человека не говорило о том, что он способен на такие мелкие подлости.

Голоса стихли. Выждав еще минуту, Геласаар перевернулся на другой бок и попытался вернуть сон о своей возлюбленной.

* * *

Брендон с рифтерами ворвались через большую двустворчатую дверь в просторную автоматизированную кухню, сияющую нержавеющей сталью и дайпластом. Впрочем, свет в ней был погашен, если не считать нескольких перемигивающихся огнями синтезаторов. Брендон устремился к двери в противоположной стене.

– Стой! – прошипела Вийя, но было уже поздно: дверь распахнулась, и из нее появился должарианский солдат в сером, несущий поднос с графином и несколькими стаканами.

Мгновение он таращил глаза на рифтеров, потом уронил поднос – в то самое мгновение, когда разряд капитанского лучемета ударил ему в шею, отшвырнув обратно за дверь, осветив при этом еще нескольких солдат прежде, чем дверь снова захлопнулась. До них донесся грохот роняемой мебели и выкрики на должарианском; потом за их спиной, в коридоре, из которого они только что попали сюда, тоже послышался шум хлопающих дверей: два других отряда преследователей встретились и начали методично обыскивать прилегающие помещения.

Они поспешно укрылись за несколькими массивными металлическими шкафами. Вийя проверила заряд своего лучемета, недовольно тряхнула головой и посмотрела на Брендона.

– Куда теперь?

Он сам пока не знал еще ответа на её вопрос. Дверь, через которую они вошли на кухню, распахнулась, и отряд гвардейцев с оружием наготове, рассыпавшись веером, занял места у входа. Мгновение никто не шевелился, потом противоположная дверь тоже распахнулась, и из нее полетели разряды лучеметов, следом за которыми ворвалось несколько солдат. Первые гвардейцы, извергая проклятия, рассыпались искать укрытия за столами; другие остолбенело замерли, и тут Вийя с Локри встали и испепелили нескольких из них на месте. Уцелевшие тоже попрятались, рассыпавшись по всей кухне и открыв ответный огонь, к счастью, беспорядочный и не достигший цели.

Из-за обеих дверей послышались новые крики, потом резко наступила зловещая тишина. Посереди комнаты стонал раненый солдат, из последних сил пытавшийся доползти до своих.

Брендон покосился на Вийю, лицо её было чуть рассеянно, но это выражение исчезло, едва она заметила его взгляд. «Интересно, что должен ощущать темпат при мучительной смерти кого-то рядом?» Потом до него вдруг дошло, почему она поставила свой лучемет на минимальную развертку: так луч или убивает сразу, или оставляет чистую рану с минимальным количеством ожогов.

По другую сторону от него скрючился Ивард; взгляд его беспокойно шарил по потолку, рот приоткрыт, дыхание прерывистое. Воспоминание о смерти Грейвинг больно ударило в голову Брендона, слившись с картинами разгрома в Зале Слоновой Кости.

Потом Ивард повернул голову, и бросил на него взгляд, полный боли и надежды. Мальчик ждал от него, что он выведет их из этой передряги...

Брендон отвернулся от Иварда, лихорадочно перебирая в голове пути к спасению. Взгляд его упал на небольшую дверку, не больше метра высотой, в дальнем углу кухни; участок пола перед ней был свободен. ВЪЕЗД ДЛЯ РОБОТОВ-ОФИЦИАНТОВ!

Он повернулся к Вийе; по стене прошмыгнул один из его компьютерных призраков. Вийя стиснула зубы, и Брендон услышал хриплое бормотание по-должариански. «Надо же, программа гораздо активнее, чем мне запомнилось.» Вийя нетерпеливо покосилась на него, он выкинул эту мысль из головы и заставил себя сосредоточиться на задаче.

– Вон та маленькая дверка открывается в туннель для автоматизированной доставки продуктов, – прошептал он ей. – Возможно, по нему мы можем вернуться в транспортный туннель.

– Нам необходимо отвлечь их внимание, – ответила она. – Все пространство перед дверью простреливается.

Ивард пошевелился, и Брендон посмотрел на него. Паренек ожесточенно пытался содрать с запястья вросшую в него зеленую ленту. Только теперь Брендон сообразил, чья это, должно быть, лента. Архон.

Быстро, как молния, подстегиваемые усталостью и адреналиновым штормом, в голове замелькали картины: первая его встреча с Лери, Мхо и Курлицо, его детский восторг от этих странных, дружелюбных существ... позже, уже подростком, те потрясающие чипы, которые так восхищали келли... Некоторые из чипов даже черно-белые, так давно их записывали... что-то там о потрясающем виде искусств, популярном еще до Бегства. У него еще было название... тогда ему казалось, что это звучит похоже на какое-то холодное оружие, и это ужасно нравилось маленькому Брендону. Кстати об оружии... оно бы очень пригодилось против убийц Архона. При мысли об этом он улыбнулся.

– Что ж, нам ничего не остается, кроме как посмеяться, – сказал Локри, прислонившись к ножке блестящего металлического стола и бездумно вертя в пальцах свой лучемет.

– Кажется, я знаю, чем развлечь наших должарианских приятелей, – сказал Брендон, поворачиваясь от Локри к Вийе. – Прикройте меня.

* * *

Коммуникатор Барродаха снова загудел.

– Ну что еще там?

– Это декташж Джессериан. Мы окружили налетчиков в служебной кухне первого уровня седьмого синего сектора. У нас есть потери – похоже, они оснащены какой-то системой предупреждения.

Барродах рывком выпрямился в кресле, сообразив, где все это происходит.

– Что Панарх?

А вдруг это не рифтеры? Что если это спасательная операция панархистов?

– Тарканцы перед его камерой убиты, но он остался на месте, и я разместил в примыкающем холле дополнительный отряд. Остальные высокопоставленные панархисты в безопасном месте... – Декташж замолчал, и Барродах прочел на его лице неуверенность.

Он что, тоже видит тени?

– Сенц ло'Эводх, его ассистент и тарканский часовой мертвы, – продолжал тот. – Убиты неизвестным оружием большой мощности.

– Каким еще оружием? – вскинулся Барродах.

На лице Джессериана мелькнуло раздражение. Барродах напомнил себе, что несмотря на то, что тот, как дисциплинированный солдат принимает его в качестве равного, он все же имеет дело с должарианским дворянином. Он напустил на лицо выражение почтительного интереса.

– Я сказал уже, нам это неизвестно. Судя по всему, это какое-то оружие устрашения, взрывающее у жертвы мозги, но не оставляющее при этом никаких других внешних повреждений или ожогов. – Декташж стиснул зубы.

У Барродаха пересохло в горле. Если уж это оружие пугает профессионального должарианского военного, ему тем боле не хотелось бы с ним встретиться. Тут до него дошло, что Джессериан не сказал ни слова про гностора Омилова.

– Что с панархистом?

– Исчез.

Барродах подавил приступ острого страха. Руки разом вспотели. Гнев Эсабиана страшил его больше любого оружия.

– Сохранилась ли какая-то информация, извлеченная из пленного?

Возможно, Эводх успел записать хоть что-то перед смертью.

– Нет. Оборудование полностью уничтожено из лучемета.

– Пленный должен быть с налетчиками. Его жизнь должна быть сохранена любой ценой. Он обладает информацией, необходимой Аватару.

– Будет исполнено. Я послал отряд в скафандрах высшей защиты разделаться с ними; поскольку налетчики вооружены только ручными лучеметами, солдаты в броне без труда справятся с ними, не нанеся никакого вреда пленному, если он, конечно, с ними. Поскольку вас беспокоили украденные ими предметы, не хотели бы вы лично проследить за их сохранностью?

«Он очень осторожен; что ж, он прав. Мне лучше быть там, чтобы украденное добро гарантированно вернулось на место».

– Хорошо. Я буду там через пять минут. Начинайте атаку, не дожидаясь меня, но не обыскивайте тела до моего прихода.

– Будет исполнено.

Барродах пристегнул коммуникатор к запястью и вышел в приемную. Андерик вопросительно посмотрел на него, оторвавшись от какого-то развлекательного чипа.

– Оставайся здесь, – приказал бори. – Я не поручусь за твою жизнь, если ты ступишь за порог. – Он повернулся к своему секретарю, тоже бори. – Если меня будет вызывать Аватар, переключи на мой коммуникатор. Никого другого слышать не хочу.

Он вышел из приемной и дал знак одному из часовых сопровождать его. Лицо солдата напряглось, глаза беспокойно шарили по сторонам. Тот кивнул и пошел в нескольких шагах перед бори.

Стараясь не отставать от фигуры в сером, Барродах лихорадочно размышлял. Гностор неизмеримо ценнее всех украденных ценностей вместе взятых. Но почему они освободили его, а не Панарха? Как рано вмешались они в процесс? И что это за проклятые Уром тени? Судя по его провожатому, должарианские солдаты уже пришли к решению.

«Только этого мне еще не хватало: слухов о привидениях!»

О предстоящем докладе Властелину-Мстителю Барродах старался не думать.

* * *

Экран мигнул и на нем выстроились ровные строки информации.

– Что ж, вошли. Д-давай п-перекачивать в нашу сеть. – От волнения Ферразин заикался даже сильнее обычного, но остальные техники не обращали на это внимания. – Н-на с-случай, если мы опять в-вылетим.

Он бросил взгляд на монитор и взял себя в руки.

– В первую очередь данные наблюдений. В порядке значимости.

Он вчитался в первую строку на экране и выпучил глаза. Брендон нур-Аркад? Но он же мертв!

Но система упорно настаивала на том, что этим вечером тот находится где-то во дворце. Он торопливо забарабанил по клавиатуре, переводя взгляд с окна на окно. Компьютер послушно переключал информацию.

ВХОД В КРАСНОМ СЕКТОРЕ, КВАДРАТ 26-40.

Это в сорока километрах от дворца.

В одном из окон возникло изображение: маленькая беседка на опушке леса исполинских деревьев. Соседнее окно показало карту с координатной сеткой. Секунду он вглядывался в карту, потом пошевелил пальцами, увеличивая изображение.

Видео. Посмотрим, есть ли запись...

ДОСТУП ЗАКРЫТ.

Он заколебался.

– Это запрет высшего уровня, – послышался голос у него из-за плеча. – Любая попытка взломать его наверняка просто уничтожит систему.

– Сам знаю, – буркнул он и тут же выругался: изображение на экране сменилось беспорядочными хлопьями.

– Я же говорил, – взвыл техник.

– Ничего я не делал! – рявкнул Ферразин, от злости перестав даже заикаться.

И вдруг в голове его все выстроилось в одну цепь. «Тот корабль. Наверное, он прилетел на том корабле». Он набрал номер коммуникатора.

– Соедините меня с сенц ло'Барродахом.

В динамике послышался равнодушный голос секретаря, и на него снова напало заикание.

– М-мне н-надо п-поговорить с сенцло.

– Сенц ло'Барродаха сейчас нет. Он оставил распоряжение не соединять его ни с кем, кроме Аватара.

– Но... – Он постарался справиться со своим непослушным языком. – Но у меня для него чрезвычайно важная информация.

– Сенцло оставил распоряжение не соединять его ни с кем, кроме Аватара. – По голосу секретаря Ферразин понял, что тот наслаждается ситуацией. Прежний секретарь сенцло был сообразительнее, но он исчез при чистке перед началом войны.

– Тогда скажите мне, где он, и я сам доложу ему.

– Сенцло оставил распоряжение не соединять его ни с кем, кроме Аватара.

«Может, он сам расскажет все Барродаху, когда поймет, насколько это важно».

Он попытался объяснить сделанное им открытие, но от злости и обиды не смог выдавить из себя ни одного внятного слова:

– К-к-кор-р... – Он замолчал и попытался еще раз: – К-к-ккр-р...

– Если вы кончили шлепать губами, у меня есть дела поважнее. – Секретарь ухмыльнулся и выключил связь.

Ферразин сжал кулаки, чтобы врезать ими по пульту, но замер. «Эти бори записывают все; они никогда и ничего не выбрасывают». Пару секунд спустя он слушал запись разговора, который вел бори перед тем, как выйти из своего кабинета.

Он вызвал на монитор схему сектора Слоновой Кости, потом выключил свой пульт и бросился к двери.

* * *

Монтроз добрался до транспортного туннеля без приключений, если не считать того, что спина и плечи начинали уже ныть от тяжести старика. Спуск по лестнице отнял у него почти все остававшиеся силы.

«Слишком много соусов бриар», – не без сожаления подумал он.

Следующие десять минут показались ему вечностью. Компьютерные тени на стенах не поднимали настроения.

Хотя если подумать, где же еще быть привидениям, как не в Мандале? Надежды и страхи триллионов людей тысячу лет вращались вокруг этого места...

Он стряхнул эти мысли и посмотрел на завернутого в перепачканный халат пожилого человека.

«Отец Осри. Надеюсь, он не такой засранец, как его сын. Одного такого на борту более чем достаточно».

Эйя ждали совершенно неподвижно, словно превратились в изваяния. Интересно, подумал он, воспринимают ли они время так же, как люди. Судя по тому, что он видел, эйя начисто лишены побуждения делать что угодно, только бы не сидеть без дела, превращавшего ожидание для людей в такую пытку.

В мозгу пискнул сигнал босуэлла. Он прислушался, но новых сигналов не последовало. Он неохотно положил Омилова на платформу транспортера. Эйя забрались следом, и он набрал код возвращения.

Оказавшись под беседкой, он набрал код, который дал ему Брендон, проклиная на чем свет стоит древнюю аппаратуру без инфракрасного ввода, из-за которой ему приходилось самому прислушиваться к босуэллу и набирать цифры вручную. Платформа бесшумно скользнула обратно в туннель, и Монтроз нажал кнопку на колонне.

Наверху было шумно: ветер усилился. Потом он заметил, что кусты и деревья у беседки вовсе не качаются. Едва не свалившись под тяжестью Омилова, он резко обернулся и увидел, как к прогалине в лесу, где лежала, ожидая их, «Телварна», скользит на гравиподушке тяжелая плазменная пушка, медленно разворачивая ствол в сторону корабля.

Он хлопнул ладонью по босуэллу:

БОЕВАЯ ТРЕВОГА!

ПЛАЗМЕННАЯ ПУШКА, НАЗЕМНАЯ, ПРЯМО ПО НОСУ!

* * *

Осри отпрянул, стукнувшись лбом о плазмовод, когда щеки его коснулась мягкая, пушистая лапа.

– Ох, Телос! – пробормотал он. – Убирайся отсюда, тварь мохнатая!

Единственным ответом ему было громкое, раскатистое урчание, означавшее – как он уже знал – крайнюю степень кошачьего удовольствия.

– Что ты там сказал, Школяр? – послышался беззаботный голос Марим. Осри стиснул зубы.

– Я сказал, что этот плазмовод, похоже, совершенно цел.

– А телеметрия говорит противоположное. Прозвони сектор 24-17.

Осри поднял взгляд на металлическую трубу и, прищурившись, разглядел номер на потемневшей от времени дайпластовой табличке: «24-8». Он с досадой вздохнул. По всем правилам, это рифтерша должна была бы сейчас ползать под двигателями, ремонтируя систему подачи энергии в дюзы. Тем более у нее и рост меньше всех. Он пополз на карачках дальше, стараясь не позволить неуютному ощущению перерасти в полноценную клаустрофобию. Лапа снова коснулась его волос, и он еще раз стукнулся лбом.

Осри чертыхнулся, замахнулся на кота молотком и вспыхнул от злости, когда, промахнувшись, со звоном врезал по какой-то металлической детали.

– Поосторожнее, Школяр! – окликнула его маленькая рифтерша. – Поставь заплату не на то место, и ты застрянешь там еще на час.

– Мою подготовку лучше использовать для расчета скачка, – огрызнулся Осри, пробираясь к указанному сектору. – Меня учили в Академии не для того, чтобы я...

– Ага, – перебила его Марим. – День, когда я допущу чистенького к скачковым системам, будет последним в моей жизни – Вийя вынет из меня кишки, натянет их вместо струн и заставит плясать под эту музыку.

– Как успехи? – голос Жаима звучал неразборчиво от усталости.

– Так... Как скачковые?

Осри не прислушивался к их дальнейшему разговору, протискиваясь в особенно узкую щель. 24-15. Почти на месте. Тут он застыл, снова услышав их голоса.

– ...Дворец. Вот это будут трофеи так трофеи. – Голос Марим звенел от возбуждения. – Эти чистенькие копили богатства сотни лет, и Крисарх сказал, он знает, где самое ценное. А мы торчим с тобой тут...

Трофеи? Дворец? Осри так стремительно повернул голову, что чуть не размозжил себе череп о ребро стыка. Должно быть, она нарочно говорит это, чтобы позлить его. Да нет, он видел, как они все вооружались, и Крисарх тоже, а это значит, они ему доверяют. Он постарался вспомнить все маневры корабля над Артелионом. Уходили из-под удара, это ясно. Может, Брендон собирался сдаться властям, а ему ответили, что его отдадут под суд?

Если так, то он этого заслужил.

Но если это так, он, судя по всему, передумал, и «Телварна» сделала попытку уйти. Невесомость означала, что всю энергию дали на двигатели.

А власти пошли бы на все, только бы не угрожать жизни Крисарха, что бы он там ни натворил.

Так значит тщательно наведенный раптор разбил им двигатели главного хода и заставил приземлиться. Тут Осри, похолодев, понял, что Мандала, возможно, единственное место, где Брендон мог надеяться уйти от погони: ходили слухи, что все члены правящей семьи знают ключевые пароли, позволяющие регулировать защитные системы по своему усмотрению.

И он заручился поддержкой рифтеров...

Осри снова тряхнул головой. Во все это просто невозможно было поверить, как бы логично все ни выстраивалось. Впрочем, возможно и другое объяснение: Марим и Жаим просто дразнят его. Они терпеть не могут Дулу – «чистеньких», как они их называли.

Он нашел, наконец, нужную секцию плазмовода и, руководствуясь наставлениями Марим, поставил на трубу несколько маленьких заплат. Раньше ему приходилось смотреть чипы о последствиях попадания рапторов, но только теперь он мог видеть этот эффект воочию – пусть даже разряд едва задел корабль и не разорвал его на куски. Короткие, но сильные перепады гравитационных полей разладили системы двигателей скачка, требовавшие теперь новой точной настройки.

Наконец Марим крикнула ему, что показания телеметрии вернулись в подобие нормы, и Осри тем же путем пополз обратно. Распрямившись наконец в машинном отделении, он едва не вскрикнул; так затекли мышцы. Марим и Жаим сидели рядышком за пультом диагностики, оживленно обсуждая что-то; маленькая рифтерша сидела, закинув ногу на ногу.

Взгляд Осри задержался на чем-то черном на её ступнях. Приглядевшись, он понял, что то, что показалось ему сначала просто грязью, было на самом деле микроскопическими присосками. Он зажмурился, борясь с тошнотой: она явно подвергалась генной операции.

Отвернувшись, Осри потянулся и тут же отдернул ногу, о которую блаженно потерся боком судовой кот. Он опустил взгляд, и голубые как лед глаза блаженно сощурились: Люцифер обожал, когда на него обращали внимание.

Осри отвел взгляд. На другом пульте не спеша сменяли друг друга картины окружавшей корабль панорамы. Марим встала рядом с ним и хлопнула его по плечу.

Осри уловил исходящий от нее цветочный запах, мешавшийся с запахом пота, и отступил на шаг.

Ну почему от них от всех пахнет?

– У нас для тебя, Школяр, есть еще работа, – со смехом сообщила Марим, ошибочно приписав его реакцию непосредственности их обращения. – Впрочем, эта была хуже. Теперь мы...

На пульте систем безопасности вспыхнул тревожный сигнал, и из динамиков послышался голос Монтроза. Странная тональность, должно быть, означала, передачу по босуэллу:

– БОЕВАЯ ТРЕВОГА! ПЛАЗМЕННАЯ ПУШКА, НАЗЕМНАЯ, ПРЯМО ПО НОСУ!

Марим злобно выругалась и бросилась к пульту. Жаим стремительно повернулся и схватил лучемет.

– Не шевелись, чистюля! На палубу, быстро, руки за голову, ну!

Немного обалдев от противоречивых команд, но напуганный внезапными властными нотками в голосе обычно спокойного и уравновешенного инженера, Осри колебался. Ожил экран ближнего обзора, и на нем показалась самоходная плазменная пушка с Солнцем и Фениксом на башне; ствол её медленно разворачивался в сторону «Телварны». Марим хлопнула кулаком по пульту. Экран вспыхнул ослепительным огнем.

– Блин! – взвизгнула она. Корабль вздрогнул. – Носовая пушка не действует. Эти говнюки нас накрыли! – Пальцы её пробежали по пульту. – И поля не включишь! – всхлипнула она.

«Телварна» была беззащитна.

Экран прояснился. Пушка отодвинулась чуть дальше – не иначе, от отдачи. Её защитные поля сияли всеми цветами радуги. Потом ствол снова развернулся к кораблю.

С искаженным от злости лицом Жаим прыгнул вперед и стволом лучемета сбил Осри на пол. Он поднял ствол, и Осри понял, что, как только пушка выстрелит еще раз, его жизни придет конец.

 

26

На глазах Монтроза из ствола пушки вырвался иссиня-белый разряд плазмы, а из леса ударил встречный разряд. Защитное поле пушки вспыхнуло ярче, и она откатилась немного назад, потом вернулась в прежнее положение для нового выстрела. Там, где находилась «Телварна», светился раскаленный металл, но её орудие больше не стреляло. Монтроз понял, что носовое орудие повреждено, и застонал от бессилия.

Эйя что-то громко защебетали; пушка рванулась в сторону «Телварны», но вдруг вильнула в сторону и налетела на дерево. Судя по всему, удар повредил системы гравиподвески: она рухнула на землю, со скрежетом проехалась ребрами излучателя по корням и затихла.

Монтроз вскинул неподвижное тело гностора на плечо и из последних сил побежал к кораблю. Подбегая к пандусу, он услышал рык разогреваемых двигателей.

* * *

Повинуясь команде Вийи, Локри выскочил из-за укрытия и поливал позиции должарианцев огнем из лучемета все время, пока Крисарх полз к маленькой панели на ближней стене. Потом он нырнул обратно, так что ответный огонь пришелся в потолок и прикрывавший его тяжелый шкаф, обрызгав его раскаленными брызгами.

Бросив быстрый взгляд в сторону Брендона, он убедился в том, что тот прячется за большим холодильником, торопливо набирая на пульте какой-то код; отсветы переливающихся огоньков на панели придавали его лицу странное выражение.

Аркад начал серьезно интриговать Локри. Поначалу он решил, что Брендон – еще один бесполезный, кичливый чистюля, единственный интерес в котором – это возможность подразнить его. То, что Брендон был когда-то другом Маркхема, мало что меняло; Локри редко приходилось видеть человека, с такой легкостью сходящегося с другими.

Первые сомнения зародились в душе Локри во время игры в фалангу. Локри пользовался уважением даже у завсегдатаев клуба «Галадиум» на Рифтхавене, и все же Брендон без особых усилий наголову разбил его, даже на третьем уровне. Только объединив усилия с Марим, им удалось его побить.

Еще более интригующим показалось ему то, что возвращение в родной дом могло бы поменять поведение Брендона, но этого не произошло. Локри никак не ожидал от представителя самой высокопоставленной семьи Тех, Кто Служит, тех эмоций, что выказал Крисарх в Зале Слоновой Кости.

Теперь он следил за ловкими манипуляциями Брендона с пультом. Прядь волос упала ему на глаз; выражение лица менялось то и дело от озорной ухмылки до нахмуренной сосредоточенности и обратно.

Один за другим ожили огромные пищевые синтезаторы, и скоро вся кухня наполнилась гулом. Локри слышал тревожный шепот запертых вместе с ними на кухне должарианцев. По стене промчалась и спряталась в углу еще одна из зловещих теней, и шепот испуганно стих.

Бросив быстрый взгляд на капитана, он заметил в её позе некоторую скованность, и с трудом удержался от смеха.

«Можно оторвать должарианца от Должара, но нельзя вырвать Должар из должарианца», – подумал он, старательно отводя от нее взгляд: в её нынешнем состоянии, он подозревал, она просто пристрелит его, доведись ей узнать, о чем он сейчас думает.

По другую сторону прохода Ивард тоже с надеждой смотрел на Брендона помутневшими от лекарства глазами. Локри испытал вдруг жгучую зависть. Он никогда не обращал особого внимание на мальчишеское преклонение, разве только для того, чтобы посмеяться над ним; он считал свое отсутствие интереса к тому, что достается даром, одним из проявлений своей извращенной натуры.

Это напомнило ему про Грейвинг, и он снова вспомнил её помертвевшее лицо. Он пожалел вдруг, что не послушался совета Марим и не затащил её к себе в койку... правда, результатом могло бы стать только то, что с лица её исчезла бы вся искренность. Старая злость с новой силой разгорелась в нем, и он напомнил себе, что ненавидит честность, верность и прочие слепые предрассудки, которые слабые пытаются навязать сильным.

Он снова посмотрел на Крисарха. Интересно, о чем они говорили с Грейвинг там, в Зале? Может, эта маленькая дурочка собиралась пасть на колени и принести клятву верности? Он негромко фыркнул.

«Если он вытащит нас отсюда живыми, я сам паду ниц и облобызаю ему ноги...»

Тут маленькая дверка, на которую показывал им Брендон, скользнула в сторону, и из отверстия выкатилась толпа маленьких аппаратов на колесиках, направившихся к синтезаторам. Некоторые из них выпустили длинные гибкие трубки и присосались ими к генераторам – ни дать, ни взять щенята, сосущие мать. Другие, с подносами, выстроились в очереди перед раздаточными окнами синтезаторов; даже в своем укрытии Локри ощущал исходящее от больших установок тепло. Когда створки раздаточных окон отворились, Локри изумленно нахмурился.

«Пирожки? Шиидра побери, что здесь происходит?»

Пирожки – правда, довольно зловещего зеленого цвета – посыпались на подносы маленьких аппаратов. Нагрузившись, автоматы отъезжали от синтезаторов и выстраивались в линию на краю открытого участка пола, отделявшего рифтеров от спасительной двери, а их место занимали другие. Некоторые подъезжали к шкафам, за которыми прятались должарианцы, другие занимали позицию перед дверьми. Все новые роботы выезжали из туннеля и становились в очередь.

Локри покосился на Вийю. Та встретила его взгляд и пожала плечами.

Похоже, должарианцев это тоже привело в замешательство. Их шепот сделался громче и истеричнее, потом Локри услышал прозвучавшую из их коммуникаторов команду.

– Аркад! – мягко произнесла Вийя. – Осторожно!

Брендон махнул ей рукой, набрал на пульте последнюю команду и пригнулся, держа лучемет наготове и дав остальным знак сделать то же.

Неожиданно из решетки в стене грянула музыка – бравурные фанфары. Ивард поднял кулак и возбужденно кивнул – он явно узнал мелодию.

Часть маленьких аппаратов со змееподобными трубками двинулась вперед и исчезла за шкафами, служившими убежищем вражеским солдатам. Одновременно с этим роботы с подносами взяли манипуляторами по пирожку. Из-за шкафов послышались шипение, сопровождаемое воплями боли и злости. Солдаты выскакивали из-за своих укрытий, тщетно пытаясь увернуться от струй какой-то вязкой, кипящей жидкости.

ЗВЯК-ЖЖЖ-ШЛЕП! На глазах потрясенного Локри первый ряд машин с подносами колыхнулся и швырнул пирожки прямо в оцепеневших от неожиданности солдат. Пирожки шмякнулись тем в головы и туловища, мгновенно превратив их в бесформенные, отдаленно напоминающие людей груды липкой зеленой массы. Должарианцы с воплями бросали оружие, пытаясь протереть глаза; что-то в тесте этих пирожков явно жгло кожу и слизистую.

Ивард уронил свое оружие и скорчился от смеха с беззаботностью, причиной которой могла быть только лошадиная доза болеутоляющего. Брендон гордо ухмыльнулся Локри, который отсалютовал ему своим лучеметом.

Под прикрытием града скорострельных пирожков Брендон вернулся к остальным.

– Экономит боеприпасы, не так ли? – выдохнул он, опускаясь на пол рядом с Локри.

– Чему еще вас учили в Академии? – поинтересовался Локри. – Боевому применению сверхскоростных тюбиков с горчицей? Маршировать в сомкнутом строю с зондами для принудительного кормления наперевес?

Брендон рассмеялся:

– Чему-то в этом роде. – Он махнул рукой в сторону дверцы, из которой продолжали выкатываться маленькие машины. – Пошли.

За дверьми кухни послышались командные окрики. Не успели они одолеть и половины расстояния, как двери с грохотом распахнулись, пропуская внутрь два отряда гвардейцев в боевых скафандрах. Завывали сервомоторы. Маленькие роботы с подносами, выстроившиеся перед дверями, дали залп пирожками, тогда как ощетинившиеся шлангами раздатчики напитков залили пол вязкой, похожей на серый кисель жидкостью, от которой пахло маслом и чем-то еще незнакомым. Разумеется, пирожки не задержали закованных в броню должарианцев, но липкая масса облепила шлемы, надежно ослепив их, а скользкая серая жидкость на полу лишила их возможности затормозить. С торжественной неумолимостью, с грохотом и лязгом два отряда столкнулись.

Рифтеры нырнули в туннель и на четвереньках добрались до его противоположного конца. Скорость их несколько снижалась, так как им приходилось то и дело уворачиваться от маленьких аппаратов, продолжавших спешить на поле битвы.

Оказавшись в большом туннеле, где они смогли, наконец, распрямиться во весь рост, Брендон, Локри и Ивард продолжали смеяться; даже Вийя слегка улыбалась, не переставая, однако, внимательно обшаривать взглядом помещение.

– Обходной маневр, – махнул рукой Брендон в сторону роботов, выныривающих из туннеля и устремляющихся в боковой коридор. Спеша следом за ним прочь от кухни, Локри по-прежнему слышал постепенно стихавший позади шум кулинарной битвы: усиленный динамиками злобный рев бронированных гвардейцев, грохот лучеметных выстрелов, шипение струй липкой жижи из шлангов роботов-раздатчиков и шлепки теста.

Минуту спустя они свернули за угол и увидели кладовую, через которую попали во дворец. Они наполовину сбежали, наполовину скатились по лестнице; бегство замедлял Ивард, который снова начал шататься. Они взгромоздились на поджидавшую их платформу транспортера и нырнули в туннель.

Пока транспортер нес их обратно к «Телварне», Локри разглядывал профиль Брендона.

«Ты ведь умел выбирать друзей, да, Маркхем?»

* * *

Барродах совсем задыхался и вспотел, когда они спустились наконец к той кухне, где были окружены налетчики. Он повторял про себя возможные оправдания перед Властелином-Мстителем – лишенные всякого смысла, ибо не знал, что ждет их на месте. Провожатый, уловив его раздражение, ускорил на всякий случай шаг, и бори с трудом поспевал за ним.

Теперь он уже слышал шум боя: разряды лучеметов, выкрики команд, усиленные крики ярости и изощренные должарианские проклятия. Еще он слышал совсем уже непонятные звуки: какое оружие может лязгать, жужжать и шлепать? Тут он вспомнил доклад декташжа и резко сбавил шаг. По коже побежали мурашки. Это взрываются их мозги...

Странный запах сочился из кухни в коридор: тяжелый, жирный, с незнакомым горьким привкусом. Воображение услужливо рисовало жуткие картины: разбрызганные мозги, стекающие по стенам на пол. Желудок свело судорогой, и он остановился. Его провожатый тоже остановился, держа оружие на изготовку.

Впереди по коридору виднелись большие двустворчатые двери на кухню; в щели между приоткрытыми створками вспыхивали синие молнии лучеметных разрядов. Из дверей в коридор ползла лужа комковатой, липкой серой жижи. Барродах судорожно сглотнул, борясь с приступом тошноты, и попятился.

Внезапно он услышал за спиной приближающееся жужжание и постукивание. В панике повернулся он на подкашивающихся ногах и услышал звук, от которого у него едва не остановилось сердце: ЗВЯК-ЖЖЖ-ШЛЕП!

Барродах успел взвизгнуть, и тут же весь мир позеленел, а в глазах началось острое жжение. Его мозги кипят от какого-то ужасного изобретения панархистов! Он схватился руками за голову, не давая ей взорваться. Он чувствовал, как глаза его вытекают из глазниц, жижа стекала ему в рот, обжигая его горечью, а он продолжал визжать, визжать...

ЗВЯК-ЖЖЖ-ШЛЕП! Новый залп из этого ужасного оружия угодил ему прямо в грудь. Паника его достигла невыносимого уровня, и он лишился чувств.

* * *

Остатки отряда вырвались из беседки и бегом бросились к «Телварне», замедлившись на мгновение при виде врезавшейся в дерево самоходки.

При их приближении из корабля выдвинулся пандус, и в шлюзе загорелся неяркий свет, обрисовавший два маленьких силуэта: эйя. Брендон с Локри волокли Иварда, который по пути из дворца почти отключился и едва держался на ногах.

Добежав до корабля, Вийя сбавила шаг. Локри увидел, что привлекло её внимание: нижнее носовое орудие было искорежено, а обшивка вокруг почернела и местами покоробилась. Легкое мерцание свидетельствовало о том, что защитные поля включены. Когда они поднимались по пандусу, рык двигателей усилился и на деревья за кормой упал красный отсвет раскаленных теплообменников.

Не дожидаясь, пока закроется наружный люк, Вийя нажала клавишу переговорного устройства.

– Монтроз, Ивард ранен.

– В лазарет, быстро! – послышался ответ.

Следом за Вийей Брендон бросился по коридору на мостик; эйя не отставали ни на шаг. Локри с трудом тащил Иварда; на полпути к лазарету он встретил Монтроза, на руки которому с облегчением его и сдал.

– Грейвинг? – спросил тот.

Локри поднял палец, изобразив лучемет. Монтроз нахмурился и с пареньком на руках исчез за поворотом коридора. Локри бросился на мостик, рухнул в свое кресло и включил пульт.

* * *

Осри стиснул зубы, когда из динамика в его каюте донесся голос старого монстра:

– Капитан немедленно требует тебя на мостик.

Он поднялся с койки – туда швырнул его Жаим, державший его под прицелом до тех пор, пока самоходка почему-то не прекратила атаку.

Все еще дрожа от возмущения на варварское обращение со стороны этих ужасных рифтерских отродий, он поплелся на мостик. В коридоре ему повстречался Монтроз с Ивардом на руках: голова паренька покоилась на плече у рослого рифтера, лицо позеленело от шока. Осри увидел на плече у него почерневшую полосу; когда он проходил мимо, Ивард дернулся и взмахнул рукой.

– Грейвинг... Нет... – он продолжал бормотать что-то неразборчиво, но Осри уже не замечал этого. Все внимание его было приковано к предмету, выпавшему из кармана паренька.

Он нагнулся и подобрал с пола монету, завернутую в окровавленную шелковую ленту. Вздрогнув от неожиданности, он узнал ленту: награда Академии за пилотаж. Другой предмет, тоже весь в крови, поразил его еще больше: он узнал его из курса истории, который проходил когда-то давно. Тетрадрахма, древняя монета с Утерянной Земли, единственная сохранившаяся, экспонат собрания аванзала Слоновой Кости.

Ярость разгорелась в его груди – такая сильная, что рука затряслась. Значит они не шутили! Они действительно ограбили дворец Панарха. Мандала, оскверненная этими... Этими... Он возмущенно представил себе этих бесчувственных варваров, направо и налево крушащих самое сердце Мандалы. И во главе всего этого Крисарх из правящего дома...

Он выпрямился, приняв непоколебимое решение. «Им это с рук не сойдет, пусть это даже будет стоить мне жизни». Осри воровато спрятал монету с лентой в карман и зашагал дальше.

И еще Крисарх – какой после этого разговор о присяге и верности?

Когда он входил на мостик, корабль уже парил на гравиподушке, а капитан раздавала приказания. Он успел ухватить конец ответа Марим на одно из них:

– ...вырезать поврежденную часть лучеметом. Я отрегулировала поля Теслы так, чтобы обтекание было оптимальным. – Маленькая рифтерша тряхнула головой и провела пятерней по слипшимся от пота волосам (фи, какая гадость!); держалась она неожиданно для нее подавленно и понуро. – Я бы не разгонялась больше двадцати махов... ну, может, на пару больше.

На главном экране мелькали, уносясь назад, деревья – «Телварна» малым ходом выползала из леса. Осри заметил, что один из пультов, занятый обычно рыжеволосой женщиной, был сейчас пуст. Крисарх устраивался за пультом управления огнем – на том уже светились тенноглифы. Осри испепелил спину Брендона яростным взглядом. Он стоял в дверях, но до сих пор никто не обращал на него внимания.

Корабль вышел из леса и, приглушенно взревев плазменными двигателями, рванулся вперед. Земля рванулась им навстречу; Вийя заложила крутой вираж, разворачивая его обратно к лесу, прочь от Мандалы. Идя на дозвуковой скорости, «Телварна» угрожающе тряслась. Марим забарабанила по пульту, и вибрации уменьшились.

– Давай пока восемь махов, – бросила она. Локри оторвался от своего пульта.

– Переговоры на некоторых волнах заметно усилились, – сообщил он. – Прочитать не могу: шифровки. Но похоже, они изо всех сил нас ищут.

Наконец Осри не выдержал.

– Вы меня звали. – Он старался, чтобы голос его звучал ровно.

– Ты ведь изучал астрогацию? – спросила капитан. Осри залился краской. Она и так все прекрасно знала: это намеренное оскорбление.

– Как я вам уже говорил, – едко ответил он, – я работаю инструктором астрогации в Ака...

– Отлично, – перебила, его Вийя. – Садись за этот пульт и проложи курс на С-лифт. Требования к маршруту: минимальная высота, в обход крупных населенных пунктов, максимальная скорость. Рассчитай время прибытия на скорости восемь махов. – Осри не двинулся с места. – Немедленно, – добавила она спокойным голосом, что произвело больше впечатления, чем если бы она кричала.

Осри сердито покосился на Крисарха, который ответил ему невозмутимым взглядом. Он пожал плечами и уселся за пульт, взвесил имеющиеся у него возможности, медленно перебирая клавиши в попытке выиграть время. Постепенно до него доходил смысл её приказа. Избегать населенных пунктов? Он рискнул бросить на нее короткий взгляд, но она отвернулась от него к своему пульту. Почему её это беспокоит? Этой эскападой каждый из присутствующих уже заработал себе прямой билет в один конец на Геенну – если, конечно, от них вообще останется что-то для правосудия.

– Состояние Иварда стабильное, и старика тоже, – послышался из динамика голос Монтроза. – Я вам нужен где-нибудь еще на подхвате?

«Старик? Они что, взяли первого попавшегося под руку заложника? – Тут его осенила совсем уже безумная мысль, и он оглянулся на деловито склонившегося над пультом Брендона. – Нет, не может быть».

– Это может показаться жестоко, но если ты считаешь, что они могут без тебя обойтись, помоги Жаиму в машинном.

– До тех пор, пока ты будешь поддерживать в лазарете невесомость, сердцу старика ничего не угрожает. Иварду, вроде, тоже пока не стало хуже.

Последовала недолгая пауза, и Осри вдруг сообразил, что он может сделать. Капитан сама отдала корабль ему в руки; он сдаст их властям для суда и, возможно, казни.

Вийя повернулась и пронзила его холодным взглядом:

– Не забывай, Школяр, я ведь темпат.

Он чуть не покачнулся от потрясения.

«Но темпаты ведь не умеют читать чужие мысли!» Он изо всех сил постарался придать своим мыслям невинный характер, так и не зная, очевидна ли вся фальшь этого ей так же, как ему самому. Теперь он понял наконец, почему так много людей ненавидели темпатов.

– Займись лучше своей задачей. Твоя злоба может стоить жизни всем нам, включая пожилого человека в лазарете.

Он чуть не подпрыгнул от облегчения: она, должно быть, неправильно поняла его эмоции. У него еще есть шанс. Маленькая ошибка в расчетах при проложении курса – и они окажутся на виду у оборонительных систем С-лифта достаточно долго, чтобы те положили конец этой преступной афере. Он надеялся только, что это будет не больно.

И тут его одолело совсем неуместное любопытство: вот уже второй раз в разговоре упоминается какой-то старик. Разумеется, это невозможно, но все же...

– Что еще за старик?

Вийя покосилась на Брендона, потом опустила взгляд на свои пульт и монитор, целиком сосредоточившись на управлении «Телварной». Они шли уже над океаном, и экраны заднего обзора показывали море, бурлящее от их ударной волны.

– Твой отец, Осри, – мягко произнес Брендон. – Мы нашли его во дворце.

От этого короткого известия в голове Осри образовался полный вакуум. Он уже решительно ничего не понимал. Что делал его отец на Артелионе? Как удалось ему уйти от вторгшихся на Шарванн рифтеров? Почему им в руки попался именно он? Все эти и многие другие вопросы роились в голове, не находя ответов, и он только и мог, что молча смотреть на Брендона.

Глаза Крисарха удивленно расширились.

– Так ты ничего не знаешь, нет?

Осри тупо мотнул головой; тем временем руки его и та часть головы, которую как следует поднатаскали в Академии, сами собой работали над поставленной задачей. Однако почти сразу же застыли и они, ибо Брендон продолжал методично разрушать привычный мир, не оставляя от него камня на камне.

– Артелион пал. Мандала оккупирована Эсабианом Должарским. – Голос Крисарха звучал легко, полностью лишенный эмоций. Только едва заметно ссутуленные плечи выдавали врожденную нелюбовь Дулу нести кому-то дурные вести. – Твоего отца пытали, но Монтроз верит, что он выздоровеет, – закончил свой рассказ Брендон.

Осри подпрыгнул на месте:

– Его сердце! Я должен быть с ним!

– Еще успеешь после того, как мы уйдем отсюда, – вмешалась в разговор Вийя. – Сколько отсюда до С-лифта?

Секунду Осри свирепо смотрел на нее, потом опустил глаза, не в силах вынести этот спокойный взгляд. Он отчаянно боролся с искушением пощупать лежавшую в кармане тетрадрахму и вместо этого сжал кулаки. Побарабанив еще немного по клавишам, он выправил курс, чтобы избежать им же расставленной ловушки.

– Восемь минут, – ответил он наконец.

 

27

Ферразин наполовину шел, наполовину бежал по очередному бесконечному коридору. Он и не подозревал, насколько огромен этот дворец. До сих пор его мир был куда уютнее: мир компьютерных сетей, в которых можно было мгновенно попасть из любой точки в любую другую, нажав пару клавиш на пульте. Материальный мир оказался совсем другим. И шмыгавшие по стенам тени не делали его приятнее. Он почти не сомневался, что это компьютерный эффект, но сами гулкие переходы дворцовых подземелий могли бы заставить любого усомниться в чем угодно.

Прямо перед ним на стене показался маленький пульт. Он подбежал к нему и набрал пароль, который внедрили в дворцовую систему безопасности после того, как отказали датчики. Экран осветился.

Послушается ли она? До сих пор им удалось запустить вновь только системы обслуживания; он не знал, согласится ли система указать ему направление.

Прошло несколько томительных секунд, и он облегченно вздохнул: на мониторе нарисовалась карта. Он определил свое местонахождение относительно кухни и бросился дальше.

Экран за его спиной мигнул, и карта вывернулась наизнанку. Потом экран погас.

* * *

Барродах ощутил укол в руку и открыл глаза. Солдат в сером мундире с зеленым ножом медицинской службы на рукаве извлекал из его руки иглу инъектора. Потом медик встал и шагнул в сторону, продемонстрировав пару черных башмаков, перепачканных какой-то серой слизью.

«О Дол! Мои мозги!..»

Тут он наконец пришел в себя и сообразил, что он жив, а мозги его целы; затем взгляд его оторвался от башмаков, уперся в разгневанное лицо Властелина-Мстителя, и он снова усомнился, что так будет продолжаться долго.

Шатаясь, поднялся он на ноги.

– Господин, – произнес он, низко кланяясь. Комок зеленой слизи соскользнул с его головы и с тихим шлепком упал на ботинок Эсабиана.

– Объясни это, – произнес Эсабиан. Голос его был негромкий, низкий, напоминая рокот невидимой грозы за горизонтом. Барродаха пронзил страх: это был очень плохой знак.

Бори оглянулся на Джессериана – тот стоял по стойке «смирно», откинув забрало шлема своего боевого скафандра. Лицо военного не выражало ничего, не давая ему никакой подсказки. По всему коридору валялись, дымясь, обугленные от прямых попаданий лучеметных разрядов обломки каких-то небольших машин; все было покрыто той же едкой зеленой слизью.

– Господин, мы получили сообщение о грабеже в аванзале перед Залом Слоновой Кости. Я распорядился перехватить и уничтожить вандалов, особо настаивая на том, чтобы похищенные ценности остались невредимыми.

Он судорожно сглотнул; лицо Эсабиана казалось высеченным из камня. Барродах обрадовался бы сейчас любому выражению, даже проблескам холодной иронии, которые он в последнее время видел слишком часто, но не было даже этого. Потом – совершенно неожиданно – взгляд Аватара скользнул вбок, и выражение лица чуть изменилось. Барродах увидел мелькнувшее в глазах отражение и вздрогнул. Почему-то то, что его господин тоже замечал эти наводнившие Дворец тени, делало их действительно страшными. Он усилием воли собрался с мыслями: взгляд Аватара снова уперся в него.

– Мы решили, что это простые рифтеры: маловероятно, чтобы панархисты вторгались во дворец ради обыкновенного грабежа. Потом они напали на сенц ло'Эводха и унесли с собой пленного, а потом пытались освободить Панарха, убив дежуривших у его камеры тарканцев, но эта попытка была сорвана своевременно прибывшим на место декташжем Джессерианом и его людьми...

«Так. Это поможет сохранить его на моей стороне, если только у него хватит ума понять, что мы с ним оба по уши в этом дерьме».

– Декташж доложил также, что нападавшие использовали какое-то новое оружие устрашения, убившее тарканцев. Несмотря на это, я приказал ему любой ценой сохранить жизнь пленника, поскольку все оборудование в камере трансфигурации, включая умовыжималку, оказалось уничтожено.

«По крайней мере её я могу не бояться», – подумал он, тщательно перебирая в памяти все свои слова и поступки. Правда, утешением это было никудышним: должарианцы совершенствовали искусство боли за сотни лет до изобретения умовыжималки.

– Прошу прощения, Господин, – вмешался Джессериан. – Я не говорил, что охранявшие Панарха тарканцы были убиты этим оружием; его жертвами стали только сенц ло'Эводх, его ассистент и дежуривший там тарканец. Остальные убиты обыкновенными лучеметными разрядами.

Он помолчал, но Барродах не стал возражать.

– Это должны быть панархисты. Громкоговорители в кухне начали играть их боевую музыку перед... – похоже, офицер испытывал некоторое затруднение, подбирая следующее слово – ...перед контратакой.

Некоторое время Эсабиан молчал.

– Эта контратака, – произнес он наконец, оглядываясь. – Она явно имела успех.

Барродах посмотрел на Джессериана.

– Да, Господин, – ответил тот. – Они бежали, но если верить моим людям, пленника с ними уже не было. Его вообще больше никто не видел. Все оборонительные системы приведены в состояние полной боевой готовности и получили приказ открывать огонь по отлетающему кораблю.

– Должно быть, их было две группы, – предположил Барродах. – Возможно, ограбление было просто обманным маневром.

– Каковы ваши потери здесь? – спросил Эсабиан так, словно Барродах ничего не сказал.

– Трое убитых в перестрелке, Господин, и семеро раненых. Среди тарканцев потерь нет, – ответил Джессериан.

– Я не могу понять, – мягко произнес Эсабиан, – как отряд тарканцев в полной боевой броне не смог справиться с легковооруженной группой рифтеров или панархистов.

Барродах услышал в этих словах смертельную угрозу. Взглянув на Джессериана он увидел, что тот тоже услышал ее. Однако спасение пришло к ним обоим с совершенно неожиданной стороны. Взвизгнув шестеренками, одна из машин за их спиной внезапно ожила; Джессериан ринулся к ней со всей скоростью, какую позволяли его бронированному скафандру сервомоторы, тогда как машина метнула последний из своих пирогов прямо в Аватара. ЗВЯК-ЖЖ-ШЛЕП!

Офицер успел вовремя; зеленая слизь расплескалась по броне его скафандра, но он не успел затормозить и на всей скорости врезался в противоположную стену коридора, оставив в бетоне под деревянными панелями глубокую выбоину. Всех осыпало градом щепок и бетонных обломков. Другой гвардеец в упор расстрелял проклятую машину.

Джессериан осторожно выбрался спиной вперед из-под обломков и попробовал развернуться, но поскользнулся в серой луже и упал на пол с грохотом, от которого содрогнулись стены.

Наконец ему удалось подняться, и он застыл по стойке «смирно» перед Аватаром. От сотрясения забрало его шлема захлопнулось; он откинул его, и наружу вылилась на броню струйка зеленой слизи. Он не пошевелился, только захлопал ресницами, пытаясь выморгать слизь из глаз.

Эсабиан долго смотрел на него.

– Надеюсь, это не то оружие устрашения, о котором ты говорил. – Барродах с облегчением отметил, что в глазах его снова загорелся знакомый огонек.

– Нет, Господин, – ответил Джессериан, чуть расслабившись и вытирая слизь с лица.

– Проводите меня в камеру трансфигурации, – приказал Эсабиан, и Барродах понял, что передышка может быть и временной.

* * *

– Дистанция сто километров, – доложил Осри.

– Нас засекли, – сообщил Локри. – Станция ближнего действия.

Корабль вздрогнул: Вийя уменьшила скорость до звуковой. Поверхность воды на главном экране приблизилась; теперь они шли на высоте всего нескольких метров. Небо наверху окрасилось первыми лучами рассвета. На его фоне тонкая цепочка уходящих вверх огней, обозначавших С-лифт, казалась лезвием, рассекающим горизонт на две части.

– Смотри в оба, Локри! – скомандовала Вийя. – Аркад, вам придется отгонять их от нашего хвоста еще минут пять.

Крисарх не ответил, вглядываясь в экран, на который поступала теперь информация с монитора Локри. Он оторвался от клавиш, критически посмотрел на экран и чуть подправил команду.

Вийя включила интерком.

– Жаим, мне нужна максимальная тяга. Включая теплообменники. Как там у нас с расходной массой?

– По горло. Я накачал воды из ручья, пока мы сидели в лесу.

«Тяга из теплообменников? На редкость необычный маневр», – подумал Осри. Как правило, в теплообменниках циркулирует небольшое количество расходного вещества, чаще всего воды; в чрезвычайных ситуациях, когда тяги маневровых двигателей и гравигенераторов недостаточно, пар можно использовать для создания дополнительной тяги. Он начал понимать, что задумала Вийя. Пожалуй, пять следующих минут по увлекательности ненамного уступят Пари Ляо Шаня. Если они останутся в живых, конечно.

– Марим, – продолжала Вийя, набрав что-то на своей клавиатуре. – Вот что мне от тебя нужно. Сможешь?

Марим присвистнула.

– Ты действительно хочешь попытаться? – Она склонила голову набок и критически посмотрела на свой монитор, потом пробежалась пальцами по клавиатуре. – Ага. И потом, выбора-то особого нету, так?

Осри переводил взгляд с Марим на Вийю и обратно. Ему отчаянно хотелось знать, что такого напечатала ей Вийя, но спрашивать было неловко. Брендон посмотрел на Марим и приподнял бровь.

– Мы выйдем на орбиту, держась у самого троса С-лифта, так что они не смогут накрыть нас, не зацепив лифт. – Марим оглянулась на Вийю. – Мы называем это «Ух-Ты имени Л'Ранджи» – Вийя с Маркхемом выдумали его после рейда на Гиппариус IV. Всю ночь спорили. Джакарр сказал, что это невозможно. Я сказала, у нас все равно не будет возможности это проверить. – Она передернула плечами. – Похоже, ошибалась. А жаль.

Осри увидел, что Крисарх улыбается, хотя сам он не видел в этом решительно ничего смешного. Маневр представлялся ему сумасшедше опасным. Потом в мозгу всплыло воспоминание: наследник Л'Ранджей на собрании кадетов младших курсов, изображающий руками какой-то невероятный маневр. И действительно, Осри помнил за Маркхемом несколько приписываемых ему маневров, каждый из которых сочетал в себе риск и строжайший контроль над машиной.

По глифам на экране монитора Брендона прошла рябь, и конфигурация их изменилась.

– Догоняют, – сказал Брендон и открыл встречный огонь. На экране вспыхнул и тут же померк свет – снаряды ушли навстречу неприятелю.

На главном экране неслась им навстречу земля – белоснежный пляж с набегавшими на него волнами мелькнули и исчезли за кормой, а они продолжали полет к центру острова, из которого вздымался на орбиту трос синхролифта. С-лифт, ключевой элемент всех межпланетных сообщений. Под днищем «Телварны» с бешеной скоростью мелькали склады, пассажирские терминалы, желоба поездов на магнитной подушке...

Теперь Осри видел уже огромное здание центрального терминала у основания орбитального троса. Продолговатое обтекаемое тело вынырнуло из его крыши и понеслось наверх, разгоняемое магнитными полями, к Узлу, сидящему на тросе в сорока тысячах километров над поверхностью планеты. Далеко вверху виднелся другой, спускающийся ему навстречу экипаж.

С крыши терминала протянулись к «Телварне» пальцы яркого света, но так и не дотянулись до них, встреченные точно такими же ответными. Тенноглифы позволяли человеку настолько сливаться с машиной в единый боевой механизм, что Осри не знал, сам ли Брендон или оборонительные системы корабля наводили ответные лучи.

Корабль завибрировал от низкого рыка – это Вийя переключила теплообменники в режим тяги; последующий маневр сочетал гравитационное поле и аэродинамическую тягу. Корабль задрал нос, переходя в вертикальный подъем, и земля исчезла с главного экрана, сменившись уходящей в бесконечность линией толстого орбитального троса.

Мгновение спустя они миновали спускающийся экипаж, который Осри видел при подходе к лифту; ему показалось, что он успел увидеть побелевшие от неожиданности и испуга лица в иллюминаторах.

Огонь с земли прекратился: они шли слишком близко к лифту. Вийя даже отвернула корабль на несколько метров дальше.

– Будем сохранять эту скорость до выхода из атмосферы, потом ускоримся на три деления и будем держать её до самого генератора Щита.

– А там – Ух-Ты! – откликнулась Марим. – У меня все готово.

* * *

Шагая между завывающим сервомоторами Джессерианом и сохранявшим угрожающее молчание Эсабианом, Барродах ощущал себя преступником, которого ведут на казнь. Взгляды с портретов на стенах усугубляли это ощущение, особенно голографические – казалось, они поворачиваются и безжалостно смотрят ему в спину. Покрывшая одежду слизь засохла и хрустела с каждым шагом. Засохшие комки падали с волос и воротника за шиворот. Всю спину отчаянно кололо.

Они вошли в комнату, где погибли Эводх и остальные. Лицо Эсабиана не выдавало его эмоций. Пешж мас'хадни лежал, повернув голову набок; Аватар носком ботинка повернул её лицом вверх и с минуту изучал застывшее на нем выражение боли и ужаса.

– Это необычное оружие. Не из тех, что можно ожидать от панархистов.

Загудел коммуникатор Джессериана. Барродах расслышал возбужденный голос, доносившийся из-под шлема, но разобрать слов не мог.

– Сообщите кивернату Ювяжту на «Кулак»! – рявкнул офицер. Снова неразборчивая тарабарщина. Декташж остановился и повернулся к ним.

– Господин, – начал он. – Подразделения, размещенные вокруг С-лифта докладывают, что корабль, описание которого совпадает с данными нарушителя, назвавшегося «Девичьим Сном», прорвался через их оборону и сейчас направляется вдоль троса к Узлу. Капитану на флагмане уже сообщили об этом, и он постарается перехватить его, но в настоящий момент он находится на противоположной стороне планеты.

Из коммуникатора декташжа снова послышался неразборчивый голос. Лицо его побледнело и вытянулось.

– Кивернат передает, что поскольку резонансные поля сняты, конец ствола инерциального запуска – та часть троса, что тянется от Узла дальше в космос, – находится за пределами радиуса. Поскольку ему придется использовать дальнобойные орудия, он не может гарантировать поимки или уничтожения нарушителя без значительных повреждений С-лифта и Узла.

Последовало долгое молчание. Лицо Эсабиана приобрело задумчивое выражение.

– Нет, – произнес он наконец. – Назначьте соответствующее вознаграждение за поимку – живым! – гностора Омилова.

Он не продолжал, и Барродах понял, что он предпочитает расстаться с похищенными сокровищами, но не дать вести о своем унижении распространиться по Тысяче Солнц. Вопрос теперь заключался в том, переживет ли он, Барродах, потерю лица своего господина?

* * *

Когда они проносились мимо генератора Щита – сплюснутой сферы, закрепленной на стволе на высоте ста километров над земной поверхностью – Осри успел заметить в нем зияющее отверстие с оплавленными краями.

Вийя начала прижимать «Телварну» все ближе и ближе к стволу.

– Готова, Марим?

Пальцы маленькой рифтерши пробежались по клавишам.

– Убираю напряжение с Теслы. – Она сосредоточенно вглядывалась в экран, по-птичьи склонив голову набок. Ствол на экране еще увеличился в размерах; от скорости огни на нем слились в одну светящуюся полосу. Задний экран пока оставался заполненным планетой за кормой.

– Ага... есть ответное поле со ствола, – бросила она и ткнула пальцем в клавишу. – Вот оно! Индукция что надо, вы оба были правы!

Трос на экране угрожающе придвинулся. Осри даже вскрикнул от неожиданности – похоже, он не до конца понял суть этого их «Ух-Ты!» или как его там. Двигатели взревели громче; теперь они неслись вдоль ствола с ускорением пятнадцать «же», прижимаясь к нему настолько, чтобы едва-едва разойтись со встречным экипажем. Не успел он подумать об этом, как тот мелькнул навстречу и тут же исчез.

Тревога его возросла еще сильнее, когда Вийя облегченно вздохнула, сняла руки с пульта и повернулась к Марим.

– Отлично сработано. У нас еще семь минут до Узла.

«Черт, что не дает нам столкнуться с тросом?» Должно быть, лицо его выдало охватившую его тревогу; Крисарх тоже смотрел на свой монитор в изрядном удивлении. Марим расхохоталась.

– Видели бы вы свои лица! – Она блаженно потянулась. – Нам пока нечего бояться – до тех пор, пока мы не дойдем до Узла. Я использовала наши Щиты, чтобы возбудить поля Теслы в стволе. Каждый раз, когда мы приближаемся к тросу, поле ствола преобразует импульс в поступательную энергию, вектор которой направлен вдоль троса. Проще простого!

Осри тряхнул головой, пытаясь скрыть невольное восхищение. Надо же додуматься: использовать защитные поля не только для предотвращения аварии, но и для ускорения и поддержания курса! Гениальный маневр, достойный одного из лучших учеников Академии... «Лучшего в академии, исключенного за нарушение дисциплины». Ему сразу припомнились разговор с Брендоном в бустере, реплики отца насчет той истории с Л'Ранджа. Он поднял взгляд и увидел, что Вийя пристально смотрит на Брендона.

– Повнимательнее, когда мы сбавим ход, чтобы обогнуть Узел. Они могли успеть выставить там несколько кораблей.

Крисарх кивнул.

«При отключенном резонансном поле инерционный ствол выведет нас за пределы радиуса», – подумал Осри, мгновенно оценив маневр профессиональным взглядом. Таким финтам место в учебниках.

– Линкора пока не видно, – доложил Локри. – Рядом с Узлом стоит эсминец, но он, похоже, нас еще не заметил.

– Надо сделать им ручкой, когда будем проходить мимо, – хихикнула Марим.

Осри уставился на экран. Делать ему было пока нечего, но уходить капитан ему не разрешала, да и не хотелось. Он грыз ноготь, пытаясь представить себе, что этот шарлатан Монтроз сделал с его отцом, в первый раз отчаянно надеясь, что этот мордоворот не такой чурбан, какого из себя разыгрывает.

Прямо по курсу Узел из маленькой светлой точки превратился в медленно растущий диск, в центре которого исчезал ствол лифта. В нескольких минутах хода от него ждало их спасение. Но куда потом, под чьим началом? Он снова оглянулся на Крисарха, но ответный взгляд Брендона не выдал ничего.

* * *

Барродах следом за Эсабианом возвращался во дворец. Шествие замыкали двое тарканцев в черных мундирах. Он не мог со всей определенностью охарактеризовать настроение Аватара, но по опыту знал, что для смертельного для него решения достаточно любого пустяка.

По дороге им предстояло миновать кабинет бори, и он начал уже прикидывать, как бы ему удачнее отцепиться от Аватара с тем, чтобы начать ликвидировать или хотя бы смягчить последствия налета на дворец. Он опасался, что, чем дольше он будет маячить у Эсабиана на виду, тем больше для него вероятность стать мишенью его гнева.

В коридоре за их спиной послышались торопливые шаги. Тарканцы разом обернулись, вскинув оружие, и тут же с облегчением опустили его. Это был Ферразин в сопровождении солдата в сером. Задыхаясь, вспотев и раскрасневшись от спешки, он остановился перед Аватаром, беззвучно шевеля губами.

– К-к-к... – Он сделал несколько безуспешных попыток заговорить. Эсабиан нахмурился сильнее; должарианская знать ликвидировала ущербных детей при рождении и редко терпела физические дефекты у находящихся у них в услужении уроженцев других миров.

Сделав над собой героическое усилие, Ферразин остановился, сделал глубокий вдох и заговорил очень медленно, но почти не заикаясь.

– Прошу прощения, Господин. Компьютер утверждает, что Крисарх Брендон нур-Аркад сегодня вечером заходил во дворец через технический туннель красного сектора. Я думаю, что он прилетел на том самом корабле, из-за которого объявляли тревогу.

Замедленно, как в самом кошмарном сне на лице Аватара проступил откровенный, ничем не сдерживаемый гнев. Сквозь звон в ушах Барродах слышал, как техник продолжает говорить:

– Я пытался сообщить об этом секретарю сенц ло'Барродаха, но он не стал меня слушать...

Бори сорвал с пояса коммуникатор. По выражению лица Аватара он уже понял, как действовать дальше: эта новость все меняла.

– Соедините меня с капитаном флагмана, немедленно!

Ответ пришел через несколько секунд, показавшихся Барродаху часами.

– Уничтожить этот корабль! – взвизгнул он.

– Но Узел... Там наши люди... – смятение в голосе Ювяжта было заметно даже сквозь помехи.

Эсабиан безжалостно стиснул запястье Барродаха; бори взвизгнул от боли, когда Аватар поднес коммуникатор ко рту, едва не вывихнув ему плечо.

– Говорит Аватар Дола, – произнес он в микрофон. – Уничтожьте этот корабль.

 

28

– Тридцать секунд до радиуса, – доложил Осри чуть дрогнувшим голосом.

Никто не улыбнулся. Маневр, которым они обогнули Узел, до сих пор вызывал у большинства дрожь; даже у Вийи после головокружительного пролета у самой кромки Узла и возврата обратно к стволу на лбу выступили капельки пота. Теперь они снова шли, прижимаясь к тросу, навстречу спасению.

Цепочка глифов на мониторе Крисарха вспыхнула тревожным светом, и при виде их у Осри побежали мурашки.

– Крейсер, – тихо сказал Брендон. – Снаряды уже выпущены, пересечение с нашим курсом в точке радиуса.

– Вот блин! – не выдержала Марим. – Они собираются накрыть нас, несмотря на лифт!

– Жаим, дай режим перегрузки. – Голос Вийи оставался холодным, но прищур глаз выдавал напряжение. Двигатели взревели громче, и корабль начало трясти.

– Нет, – сказал Брендон Марим. – Если бы они решили пожертвовать Узлом, они бы использовали рапторы. Они пытаются разделаться с нами чисто; ничего, «Телварна» это выдержит. – Он дал заградительный залп, и от корабля протянулись вперед полосы яркого света.

– Есть перегруз. У тебя пятнадцать секунд. Скачковые системы готовы, – послышался голос Жаима.

– Десять секунд, – подал голос Осри. Он был уверен в том, что все на мостике затаили дыхание. Где-то далеко впереди и правее расцвели в черноте огненные шары – это снаряды линкора напоролись на заградительный огонь.

Осри опустил взгляд. Он вывел к себе на монитор график гравитационного резонанса корабля, и точно такой же отражался сейчас в глазах Вийи. Рука её застыла над рычагом скачка. Медленно, мучительно медленно кривая на графике приближалась к горизонтальной оси – к стабильности, позволяющей выполнить скачок.

Внезапно уши до боли заложило от визга, сопровождающего попадание импульса раптора. Не дожидаясь, пока визг понизится до инфразвукового рыка, который разорвет корабль на части, Вийя ударила по рычагу. График на мониторе у Осри причудливо изогнулся на грани допустимого, и корабль, судорожно дернувшись, вывалился из четырехмерного пространства-времени.

* * *

Рифеллин провела по волосам дрожащей рукой и опустилась обратно в кресло, глядя в дайпластовый иллюминатор рубки управления Узлом. На главном экране таяли в черноте космоса огни уходящего по инерционному стволу корабля. Рифеллин до сих пор не отошла еще от паники, охватившей рубку: корабль прошел так близко, что языки раскаленного газа из дюз ударили по обшивке Узла, не успев рассеяться. В ушах еще стояло зловещее шипение; в первый и – так она, во всяком случае, надеялась – последний раз довелось ей воочию слышать полет космического корабля.

Медленно приходя в себя, она заметила, что оператор-панархист, которого под конвоем доставили к ней этим утром, смотрит на нее со странным выражением. Что бы там она ни наговорила этому омерзительному бори из дворца, на деле она продолжала использовать старых операторов Узла. Накануне её людям удалось наконец взломать банки информации, получив доступ к личным делам персонала; после этого просеять заложников на предмет благонадежности было лишь вопросом времени. В результате на Узле работало уже несколько операторов из числа панархистов, которые неохотно, но шли на сотрудничество. Она надеялась в самое ближайшее время запустить все системы Узла, включая оборонительные.

Внезапное движение одного из должарианских техников привлекло её внимание. Тот напряженно застыл, с ужасом вглядываясь в монитор. Он нажал на клавишу, и все в рубке услышали голос Ювяжта с «Кулака Должара»:

– Но Узел... Там наши люди...

Рифеллин мгновенно поняла, что означают эти слова – пусть даже часть её рассудка продолжала настаивать на том, что это невозможно. И тут рубку заполнил низкий, ни с чем не сравнимый голос Властелина-Мстителя:

– Говорит Аватар Дола. Уничтожьте этот корабль.

– Отсоединить инерционный ствол! – крикнула Рифеллин, вскакивая. Она не знала, сколько потребуется на эту операцию – конструкция могла меняться от Узла к Узлу – но времени у них было в обрез. Ювяжт будет бить из рапторов; звуковая волна, передавшись по стволу, разнесет Узел в клочки.

Прежде чем кто-либо успел среагировать, панархист вскочил, решительно переключил режим тестера, который держал в руках и ткнул им в открытую схему, с которой только что работал. Послышался треск, посыпались искры, и все пульты в рубке разом погасли.

Мгновение Рифеллин стояла, окаменев от неожиданности.

– Что ты наделал, идиот! Ты же нас всех убил!

Оператор только улыбнулся.

– Надеюсь. По крайней мере это спасет остальных заложников – ваши хозяева спишут это на неумелое обращение с оборудованием.

Приставленный к оператору конвоир поднял лучемет и выстрелил в упор. Оператор рухнул на пульт; взгляд его мертвых глаз скользнул по Рифеллин, но издевательская улыбка так и не сошла с лица.

Рифеллин беспомощно повернулась и посмотрела на главный экран. Далеко наверху, у самого конца инерционного ствола запульсировал голубой луч раптора. Рубка взорвалась воплями и топотом разбегавшихся техников, но она не трогалась с места. Какая теперь разница? Отсюда не убежишь...

Слабое сожаление шевельнулось в ней: она хорошо знала натуру своих господ, но обещанная власть казалась слишком соблазнительной; к тому же она надеялась, что их жестокость всегда будет направлена на кого-нибудь другого. Ей припомнилось, что говорил много лет назад её муж при расставании, когда он обнаружил, кому она продалась: «Для них верность бывает только односторонней».

Глядя на тело оператора, лежавшее перед ней, она наконец поняла, что он имел в виду. Она наклонилась и закрыла мертвые глаза. Она так и стояла на коленях у распростертого тела, когда инфразвуковая волна растерзала Узел на части, и жизнь её вместе с воздухом улетучилась в вакуум.

* * *

Долгое ожидание начинало уже действовать Андерику на нервы. Секретарь-бори оказался совершенным занудой: все попытки завести разговор повисали в воздухе. Чип с комиксами быстро наскучил ему, и он маялся бездельем. Да и периодическое мерцание и мельтешение по углам тоже не поднимали настроения.

Внезапно дверь распахнулась, и в приемную бурей влетел Барродах, сопровождаемый по пятам толстяком с побагровевшей от спешки физиономией и угрюмого вида тарканцем. При виде бори Андерик с трудом удержался от смеха: волосы его торчали рогами во все стороны, покрытые какой-то полупрозрачной зеленой коркой; одежда была покрыта потрескавшимся слоем этой же гадости. Куски её отваливались на ходу и падали на пол.

Не обращая на него внимания, Барродах подлетел к секретарю и разразился гневной тирадой на языке, которого Андерик не знал, но решил, что это, скорее всего, бори. Лицо секретаря приобрело пепельно-серый оттенок, а глаза с опаской покосились на оставшегося стоять в дверях тарканца. Даже незнание языка не помешало Андерику заметить очевидной неубедительности его оправданий, тогда как жирный краснорожий явно успокоился и даже набрался некоторой уверенности.

Андерик вовсю наслаждался зрелищем унижения секретаря, когда Барродах решительным жестом руки оборвал объяснение. Секретарь отчаянно выкрикнул что-то и сделал попытку спрятаться за стол, но тарканец шагнул вперед, ухватил его за горло и одним убийственно точным движением сломал ему шею.

Хруст прозвучал неожиданно громко. Не ожидавший подобного поворота событий Андерик ощутил себя несколько неуютно. Что здесь происходит? Он посмотрел на тарканца, но тот ответил ему абсолютно равнодушным взглядом. Андерик вдруг почувствовал себя совершенно беззащитным, не ощущая на поясе привычной тяжести лучемета.

Барродах с довольным видом смотрел на последние конвульсии лежавшего у его ног человека. Ноги несчастного продолжали еще дергаться, когда личный помощник Аватара повернулся к рифтеру.

– Не бойся, капитан, – произнес бори. Ударение, которое он сделал на должности, причем явно ошибочной, встревожило Андерика, хотя понять, издевка это или нет, он не мог. Однако следующие же слова Барродаха успокоили его.

– Таллис допустил серьезную ошибку. Вполне возможно, «Коготь Дьявола» скоро будет твоим.

Андерик чуть не рассмеялся, но вовремя сдержал себя: выражение лица бори не располагало к веселью.

– Или так оно и будет, или нам всем конец, и очень скоро. Или, возможно, мы еще пожалеем, что до конца еще далеко.

Андерик сделал попытку заговорить, но Барродах властным жестом остановил его.

– Объяснять некогда. Аватар ждет нас. Насколько я понял, ты уже знаком немного с обычаями Должара; ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах не заговаривай с ним, если только он сам не обратится к тебе. Не смотри на него прямо, если он не говорит с тобой, но совсем не отворачивайся. Следи за ним краем глаза, чтобы ответить сразу же, как он к тебе обратится. – Он помолчал немного. – Если ты действительно так умен, как мне кажется, и если ты будешь следовать моим советам, ты выйдешь отсюда живым и процветающим. Если нет, мне не будет от тебя никакого толку – надеюсь, ты понимаешь, что это значит.

Он дал Андерику знак следовать за ним и вышел первым.

По дороге он объяснил, что случилось. «Выходит, эти логосы не так хороши, как про них говорят», – подумал рифтер, но тут же забыл об этом, слушая рассказ бори о попытке Аватара предотвратить бегство Крисарха.

Путь вел их на улицу, по извилистой, усыпанной гравием дорожке, вьющейся меж высоких живых изгородей и раскидистых деревьев, чернеющих силуэтами на фоне светлого еще вечернего неба. Андерик невольно остановился, увидев наглядное подтверждение словам бори. На юге медленно поднималась в небо, минуя светящееся облачко, в котором мелькали яркие вспышки, длинная цепочка слабых бело-голубых огоньков. Чуть повыше карабкались вверх по ночному небосклону еще несколько светлых черточек и кривых, напоминающих знаки незнакомого алфавита.

Только теперь, в первый раз за все время рифтер до конца осознал природу людей, с которыми связался. Конечно, учебные чипы по должарианскому языку объясняли значение кое-каких выражений, но к такому его не подготовило еще ничего.

«Они взорвали Узел и порвали С-лифт – только для того, чтобы остановить один корабль... Одного человека».

Сопровождавший их тарканец недовольно заворчал, и Андерик ускорил шаг, догоняя Барродаха. Свернув за поворот дорожки, рифтер увидел высокого, плечистого человека в черном, стоявшего перед какой-то громоздкой скульптурной группой, – при ближайшем рассмотрении оказалось, что она состоит из спутавшихся в один клубок людей и змей. Подойдя еще ближе, он увидел, что человек стоит лицом к статуе, глядя не то на нее, не то на то, что творилось в небе над ней. Его пальцы беспрестанно шевелились. Барродах почтительно остановился, не доходя несколько шагов, и Андерик увидел в пальцах у черного человека какую-то нить, переплетения которой не уступали замысловатостью высившейся перед ними статуе. Так они стояли молча долгое время.

* * *

Таллис ковылял по гравийной дорожке между двумя гвардейцами в черном, пытаясь запахнуть ночную рубашку. Всего несколько минут назад дверь отведенной ему квартиры с грохотом распахнулась, и его без объяснений вытащили из постели; он подозревал, что конвоиры не говорят на уни, а сам он уж наверняка не знал должарианского.

В голове его, еще не окончательно прояснившейся от сна, роились самые зловещие предположения. Может, Эсабиан наконец решил, что просто смерти Крисарха недостаточно; может, его, Таллиса Й'Мармора тоже принесут в жертву за то, что он не смог доставить тела наследника? Катаклизмы в небе тоже давали повод для тревожных размышлений. Что случилось с Узлом? В безопасности ли «Коготь»?

Потом за поворотом дорожки он вдруг увидел Барродаха и Андерика в обществе третьего, высокого, повернувшегося к ним спиной мужчины, и его тревога дополнилась жгучей злобой.

«Надо было прикончить его сразу. Он спутался с этим слизняком Барродахом».

Высокий мужчина обернулся, и Таллис увидел, что это Эсабиан. Огни у дорожки бросали на его лицо глубокие тени; причудливая скульптурная группа за его спиной и светящийся катаклизм в небе делали его похожим на изваяние персонажа какой-то ужасной легенды.

Долгое мгновение все молчали. Холодный ночной ветер леденил кожу Таллиса, словно шелковой рубахи не было вовсе, но он почти не замечал этого, еще сильнее похолодев от страха.

– Я решил простить тебя за неполное исполнение моего палиаха, причиной которому стали твои действия у Колдуна, – негромким голосом произнес Эсабиан. – Как подчеркивал мой помощник, безрассудные действия Хрима предупредили шарваннцев, дав им возможность подготовить попытку бегства Крисарха.

Взгляд Таллиса почему-то оставался прикован к туго натянутой нити, сплетающейся между пальцами Эсабиана.

– Однако несколько часов назад Крисарх Брендон нур-Аркад вторгся во дворец, похитил важного пленника и бежал. Мой палиах неполон, моя воля не исполнена, а тому, что теперь принадлежит мне, нанесен огромный ущерб.

Таллис начал трястись – весь ужас его провала обрушился на него. Он поднял взгляд на небо и понял наконец что происходит.

«В попытке остановить его они уничтожили Узел. У меня нет шансов».

– Учти, я говорю сейчас с тобой только благодаря твоему блестящему пилотажу при этой операции, несмотря на её очевидный провал. Я не люблю уничтожать талант без крайней к тому нужды. Можешь ли ты назвать мне причину, по которой тебя надо оставить в живых?

От затмившего все страха голова отказывалась думать. Он увидел на лице Аватара готовое оформиться решение, неохотный жест Барродаха. В это мгновение присутствие Андерика в сочетании с явным безразличием Эсабиана к логосам вдруг толкнуло его на отчаянный гамбит.

– Господин, – ответил он. – Решение поступить к вам на службу далось мне нелегко, ибо я знаю, что должарианцы карают за неудачу так же жестоко, как щедро вознаграждают успех. Чтобы быть уверенным в том, что моя служба будет вам полезна, я установил на «Коготь Дьявола» логосов, объединяющих боевой опыт прошедшей тысячи лет.

Он помолчал, увидел на лице Эсабиана слабый интерес, а на лице Барродаха – что важнее – злобную досаду.

– Я не молю о снисхождении за этот случай. Вся вина лежит на мне. Но подумайте, Господин, если даже логосы не смогли убить Крисарха, кто другой из ваших подчиненных справился бы лучше? – Он махнул рукой в сторону начавшего уже бледнеть фейерверка в ночном небе. – Даже ночное небо здесь, в сердце вашего нового королевства, подтверждает правоту моих слов.

Барродах быстро справился со своим лицом, подавив жгучую ярость от блестящего экспромта Таллиса. Что особенно бесило его – так это то, что вся его убедительность проистекала из тех черт характера рифтерского капитана, которые он находил особенно раздражающими: любовь к жестам и вычурной речи.

«Клянусь трижды проклятым Уром, он прирожденный актер, и это может спасти его шкуру».

Ему ничего не оставалось, как ждать решения Аватара. Дав Таллису шанс оправдаться, Эсабиан исполнил нар-пелкин туриш, обряд «обнаженной воли», краеугольный камень должарианских понятий благородства. Любая попытка Барродаха повлиять на решение его господина означала бы нарушение обряда и могла бы обернуться смертельной угрозой для него самого.

– Неплохо сказано, кивернат Й'Мармор, – произнес Эсабиан наконец. Барродах выругался про себя: должарианский синоним слова «капитан» означал, что Эсабиан принял аргументы Таллиса.

– Логосы, – задумчиво продолжал Аватар. – Я слышал об этих устройствах. Панархисты смертельно боятся их и запретили их использование. У тебя верный взгляд на то, что может оказаться полезным Должару.

Настроение Барродаха упало еще больше, когда он увидел крушение своего тщательно разработанного плана. Стоявший рядом с ним рифтер мог бы стать гораздо полезнее. Тут он встрепенулся: Аватар обращался к нему.

– Ты знал об этом, Барродах?

– Я узнал об этом только сегодня, Господин.

– Ясно. – Эсабиан вновь повернулся к Таллису. – Мне говорили, что почти все в Тысяче Солнц боятся таких вещей, как эти логосы. Как относилась к этому твоя команда?

– Они не знали, Господин, – немного поколебавшись ответил Таллис, и Барродах увидел возможный выход из этой катастрофической ситуации. – Они общались со мной на нейронном уровне, и мне имплактировали оптические фильтры, так что визуальную информацию воспринимал только я.

Некоторое время Эсабиан молчал.

– Ты можешь сохранить жизнь, но корабль я тебе не оставлю. Возможно, когда-нибудь я найду тебе другой. Й'Мармор не должен быть убит, – обратился он к Барродаху. – Дай ему самую низшую должность на его судне – временно. В качестве наказания. – Он махнул рукой в сторону Андерика. – Насколько я понимаю, это твой кандидат на замещение его должности?

– Он единственный из всей команды догадался о наличии логосов. Если ему имплантировать такой же оптический фильтр, он сможет командовать кораблем так, что экипаж ни о чем не догадается.

Аватар кивнул.

– Возьмите один из глаз Й'Мармора и пересадите ему.

* * *

Андерик содрогнулся. Вся радость от нового назначения и позора Таллиса разом сменились ужасом от того, что ему предлагалось. «Я не могу!» – взывал его рассудок. Тут он заметил вопросительный взгляд Аватара, нетерпеливую позу стоявшего рядом с ним бори и вспомнил судьбу секретаря Барродаха.

«У меня нет выбора».

Все, что он знал о должарианцах, делало ситуацию предельно ясной: отказ от предложения Аватара будет означать смертельное оскорбление. Быстрая смерть, как у секретаря-бори, была бы самым легким, но маловероятным исходом; гораздо вернее все завершится мучительной, долгой агонией.

«Но я не могу отказаться». Одновременно с этой мыслью пришла еще одна, трезвая; ему не хватает знаний, чтобы командовать эсминцем на такой войне, какая разворачивалась сейчас в Тысяче Солнц. Однако под угрозой неизбежной мучительной смерти он оттолкнул от себя эту мысль и низко поклонился, принимая оказанную ему жестокую милость.

Кланяясь, он ощутил в кармане тяжесть мастурбатора и покосился на Таллиса – тот поспешно отвел глаза, – припомнив кое-какие маленькие «драмы», которые так любил разыгрывать Й'Мармор.

«Ну что ж, Таллис, Лури теперь моя, – подумал он с внезапно разгоревшимся желанием. – И я могу сделать так, чтобы ты никогда не наставил мне рога так, как это делал тебе я».

Когда Барродах вел его прочь от Властелина-Мстителя, он больше не думал о логосах. Андерик обдумывал куда более приятную задачу: как бы получше отомстить Таллису. Ничего, что-нибудь придумается; он вообще был горазд на такие штуки.

* * *

Хлопая в ладоши, Марим вскочила со своего места.

– Уау! – вопила она, делая экранам жесты, смысла которых Осри не понимал, но подозревал, что они очень и очень неприличны. – Поцелуйте меня в дюзы, засранцы!

Настроение, царившее на мостике, вполне отвечало избавлению от казавшейся неизбежной смерти. Пронзительное улюлюканье из динамиков, от которого у него побежали мурашки по спине, донесло до них ликование обычно лаконичного Жаима в машинном отделении. Локри ухмылялся, разминая пальцами загривок, потом небрежным движением вырубил свой пульт.

– Отлично. Теперь можно и пересчитать добычу.

Марим, словно спохватившись, повернулась к Вийе:

– Как трофеи?

– Повреждения? – холодно спросила Вийя так, словно та и не говорила.

Маленькие руки Марим птицами запорхали над клавишами.

– Генераторы Черенкова – сто процентов работоспособности, скачковые работают стабильно до одной десятой процента, псевдоскорость – ноль семьдесят пять. Не так и плохо.

– Бывало и хуже, – кивнула Вийя. – Пошли домой.

– Вийя! – заканючила Марим. – Что с трофеями? Должна же я составлять список закупок!

Губы Вийи скривились в подобии улыбки.

– Придется тебе спросить Аркада. Я плохо разбираюсь в ценности таких вещей.

Брендон улыбался, и скулы его чуть порозовели.

– Династия копила это почти тысячу лет, и я думаю, Локри с Ивардом забрали почти все. Некоторым из этих предметов буквально нет цены.

– Уй-я! – Марим закинула ногу на пульт и пошевелила длинными пальцами. – Теперь я смогу, наконец, нанять какую-нибудь леди из панархисток для ухода за ногтями.

– Ты разоришься, покупая ей затычки для носа, – усмехнулся Локри. – Ладно, пойду проведаю мальчишку.

Улыбка исчезла с лица Марим.

– Я с тобой.

Они вышли, и Осри официально обратился к Вийе:

– Прошу разрешения покинуть мостик.

Вийя махнула рукой, но прежде, чем он успел выбраться из-за своего пульта, из интеркома послышался голос Монтроза.

– Брендон, старик отказывается спать, пока не поговорит с тобой.

Осри испытал вдруг приступ беспричинной злости, лишь немного смягчившейся, когда Брендон пригласил его с собой.

Осри поднялся, рассеянно глядя на то, как капитан работает со своим пультом. Экран прояснился, и на нем высыпали звезды: корабль вышел из скачка.

Пальцы Вийи уверенно касались клавиш, и Осри увидел, что пульт, из-за которого он только что вышел, замигал в ответ на её команду. Она проложила новый курс. Куда она их ведет? Его отец хотел бы это знать. Но Брендон стоял уже в дверях, так что Осри догнал его, пытаясь игнорировать предательскую слабость в ногах.

Они успели сделать только несколько шагов по коридору, когда перед ними вдруг выросла махина Монтроза:

– Он будет жить. Он очнулся и просит к себе Крисарха...

Бросив на Осри извиняющийся взгляд, Брендон обошел врача и шагнул в дверь лазарета. Осри приготовился ждать.

* * *

Брендон вошел в палату на цыпочках.

Омилов лежал на койке, глядя в потолок. Его обритая голова блестела от пота; лицо было мертвенно-бледным.

Монтроз тихо вошел и остался в углу, вглядываясь в пульт диагноста и внося какие-то коррективы в программу. Когда Брендон приблизился, Омилов опустил взгляд и чуть пошевелился. Монтроз оглянулся на него и вышел. Дверь за ним с шипением затворилась.

– Себастьян... – пробормотал Брендон. – Как вы себя чувствуете?

Пальцы Омилова конвульсивно дернулись, и Брендон на мгновение осторожно сжал их в руках. Он хотел уже было отнять руки, но Омилов чуть сжал пальцы, и Брендон опустился на маленький убирающийся в переборку стул.

– Сердце... – хрипло прошептал Омилов.

– Для вашего сердца это были тяжелые нагрузки, – медленно произнес Брендон.

Брови Омилова дрогнули, и глаза забегали по потолку – он явно собирался с силами, чтобы заговорить. Брендон вдруг понял.

– Вы имели в виду Сердце Хроноса? – быстро спросил он.

Лицо Омилова немного расслабилось.

– Оно здесь, на этом корабле, в безопасности. – Брендон говорил по возможности громко и отчетливо.

Омилов на мгновение зажмурился, и Брендон начал было вставать, но слабые пальцы снова не пустили его.

Омилов открыл глаза, покрасневшие, воспаленные. Брендону вспомнилось то, что он видел в пыточной камере; он не мог даже представить себе, что такого сделали с Себастьяном, чтобы превратить его в эту изможденную тень.

В тот день на Шарванне – как давно это, казалось, было – Омилов говорил Архону, что ему почти ничего не известно о Сердце Хроноса, но он явно не признавался Эсабиану даже в этом.

«Он хранитель Врат Феникса. Ему не так просто нарушить данную им клятву».

До Брендона дошло, что Омилов не знает еще, что ему удалось сохранить свои познания в тайне, – или, по крайней мере, то, что выжали из него его истязатели, погибло вместе с ними.

– Себастьян, – мягко произнес он. – Вы не проговорились. Мы уничтожили в той комнате все – и вы единственный, кто покинул её живым. Сердце Хроноса не просто у нас в руках – Эсабиан так и не узнал ничего про него.

Омилов снова закрыл глаза, и губы его сжались.

– Спасибо, – прошептал он чуть слышно.

– Себастьян, вам надо отдохнуть. Я могу вернуться позже.

– Мне... нужно сказать тебе... – настаивал хриплый шепот. Омилов замолчал и перевел дыхание. – Жаль, что это приходится делать мне... – Он снова замолчал, стараясь дышать глубоко и медленно.

Брендон ощутил пустоту внутри, какая бывает перед тем, как узнаешь о потере, но постарался скрыть ее.

– Знание может оказаться тяжким бременем, но незнание не может быть благом.

Губы Омилова чуть дернулись в слабой улыбке.

– ...Это ведь я говорил тебе как-то... да? О, мой мальчик, как жаль... – Он замолчал, снова собираясь с силами. Брендон заметил, как посинели его тонкие, искусанные губы, и его охватила тревога, но тут Омилов заговорил:

– Джеррод Эсабиан захватил твоего отца в плен... собирается отправить его на Геенну. Твои братья... убиты. – Он дважды глубоко вздохнул. – Больше я ничего не знаю... Доставили на Артелион как пленника... Все, что мне известно... из уст самого Эсабиана.

– Оба...

Омилов кивнул, зажмурившись. Брендон заметил, как из-под ресницы его скатилась слеза.

– Шарванн? – медленно произнес Брендон, нащупав пальцем теплый металл тяжелого перстня. – Архон?

– Убит. – Омилов вздрогнул, словно даже воспоминание об этом причиняло ему физическую боль. – И Бикара – это видел я сам.

Брендон чуть подвинул руку так, чтобы дрожащая кисть целиком лежала в его ладони. Некоторое время он молчал; тишина в маленькой палате нарушалась только слабым гудением инструментов Монтроза и свистящим дыханием Омилова.

В голове у Брендона не было ничего, кроме пустоты... и еще скорби, которая таилась, наверное, в каком-то глухом закоулке его сердца, чтобы сейчас овладеть им. Сквозь туман от потрясения он понял, что несколько недель чудом спасался от жестокой смерти, но каждый раз удары, предназначенные ему, поражали ни в чем не повинных людей, которые ждали от его семьи, что она поведет их за собой. «А теперь, когда мой отец в руках Эсабиана, а мы – у этих рифтеров, какова теперь моя роль?»

* * *

Омилов зажмурился, но слезы продолжали стекать по его щекам. Когда он наконец решил, что может открыть глаза, все продолжало расплываться перед ними, но – если не считать этих серо-голубых глаз Илары – лицо, склонившееся над ним, вполне могло принадлежать Геласаару, каким тот был тридцать лет назад, и на нем была все та же дружеская забота, смешанная с тревогой. И подобно Геласаару, Брендон не давал собственным чувствам проявляться до тех пор, пока для этого не настанет время, до тех пор, пока в его присутствии здесь не будет уже нужды. Омилов понял, что этот юноша будет сидеть здесь, держа его руку в своей, до тех пор, пока Омилов не успокоится хоть немного.

Эта мысль даже потрясла его. Он высвободил свою руку.

– Врача... – хрипло шепнул он. – Снотворного...

Дверь за спиной Брендона зашипела и отворилась. Вошел Монтроз с инъектором в руках.

– Пора отдохнуть, профессор, если вы не хотите остаться на год прикованным к этой постели.

Брендон встал со стула.

– Спокойной ночи, Себастьян. Я навещу вас сразу же, как вы почувствуете себя для этого достаточно хорошо.

Дверь за ним затворилась, и Омилов тяжело вздохнул. Монтроз убрал стул в переборку и ободряюще улыбнулся пациенту.

– Ну что, профессор, теперь я могу вас выключать?

Омилов сделал усталый жест пальцами.

– Случайный расчет... – слабо пробормотал он. Монтроз кивнул, улыбаясь одними глазами.

– Вообще-то меня прислала капитан.

Это непонятное замечание удивило Омилова, но прежде чем он успел обдумать его, инъектор мягко присосался к его руке, впрыснув под кожу покой и прохладу, и он погрузился в блаженный сон.

* * *

Осри смотрел на скомканную, в кровавых пятнах ленту у него на ладони. Дату можно было еще разобрать:

955. МАРКХЕМ ЛИТ Л'РАНДЖА.

Как попала она в Мандалу?

Наградная лента вкупе с тетрадрахмой... во всем этом нет решительно никакого смысла, по крайней мере для него. Впрочем, вся Вселенная лишилась для него логики уже много часов... нет, дней назад. Он сунул оба предмета обратно в карман и тут же забыл про них, услышав, как открывается дверь лазарета.

В коридор вышел Брендон: лицо серьезно, взгляд где-то далеко. Крисарх едва не прошел мимо, не заметив его; все воспитание не смогло помешать Осри вежливо прокашляться.

– Прошу прощения...

Брендон поднял взгляд.

– Прости, Осри. Твой отец будет жить, я в этом уверен. Он уснул сейчас. Наверное, ты можешь зайти, глянуть на него... – Он замолчал и посмотрел вдоль коридора.

Он хочет поговорить наедине. Осри не думал, что что-то может потрясти его после событий последних – длиной с год каждый – часов, но тревога разгорелась в его груди с новой силой. Молча он последовал за Брендоном в маленькую каюту, которую они делили по дороге на Артелион.

– Он тревожился насчет Сердца Хроноса, – сказал Брендон, когда дверь за ними закрылась. – Я сказал ему только, что оно здесь, на борту этого корабля. Можешь поступать, как считаешь нужным, конечно, но я предложил бы подождать, пока он не окрепнет, с известием о том, что оно у капитана.

Осри кивнул в знак согласия. Он ждал: у Крисарха было что-то еще.

Брендон отвернулся и провел рукой по краю койки, потом снова посмотрел на Осри.

– Танри Фазо погиб на Шарванне, – сказал он тихо. – И Эсабиан убил обоих моих братьев.

Осри без сил рухнул на койку. Все его предположения оказались неверны в корне. Это последнее потрясение, наложившись на все остальные, подействовало на него как физический удар. Голова шла кругом. Вселенная взорвалась сверхновой, лишившись остатка смысла.

Брендон шагнул к нему, тихо говоря что-то. Несколько мгновений Осри не мог понять, о чем идет речь, да почти и не пытался. Но постепенно слова Крисарха пробились к его сознанию:

– ...не уверен, что они не подслушивают, так что будем исходить из того, что слушают. Не знаю, какую пользу наши рифтеры извлекут из этой информации, но по крайней мере мы знаем это тоже: мой отец жив. – Голубоглазое лицо Брендона напряглось от волнения. – Он жив, Осри. Эсабиан собирается сослать его на Геенну, если уже не отправил. Так что от нас – от тебя, и меня, и твоего отца, когда он поправится, – зависит, сможем ли мы спасти его оттуда.

Осри без сил опустился на койку. Сердце болезненно колотилось в груди, но в первый раз за последние дни он испытал зарождающуюся надежду.