Альберта. Канада.

Генри выбрался из сугроба, в котором провел ночь. На горизонте забрезжил серый и холодный рассвет. Вместе с Карлосом им пришлось посреди ночи зарыться глубоко в снег, чтобы обмануть тепловые датчики беспилотников, спутников и всего того, что охотилось за ними. Они надеялись, что напавшие на них посчитали своё дело сделанным.

Карлос уже проснулся и осматривался.

— Я надеялся, кто-нибудь из парней пойдет по нашему следу. Кто-то же должен был.

— Может, вернемся? — Генри уже знал ответ, но не спросить не мог. Ему нужно было подтверждение.

— Нет. Ты знаешь порядок. Они будут делать то же, что и мы. Уходить от врага. Если там остались раненые, их уже убили.

Генри залез в сухпаек и съел холодный бурито. Он и раньше терял друзей, но никогда так много разом. Он всё ещё находился в оцепенении. Ему был нужен план. Нужны объяснения. Нужно было что-то ещё, помимо чувства опустошения.

Он достал из нагрудного кармана фотографию Тейлор и Сюзанны, которая лежала рядом с медпакетом, бинтами и болеутоляющими. Генри сделал этот снимок около года назад. Сюзанна и Тейлор играли в бассейне, улыбаясь южному солнцу. Некоторое время он молча смотрел на фотографию. Как будто открылась дверь в прошлое, портал в теплый светлый мир надежды, и более того, он мог уснуть и оказаться там, вместе с ними, стать частью этого мира. Он смотрел на снимок, будто ждал, что, действительно, откроется некая дверь.

— Ты в порядке? — спросил Карлос.

— Готов выдвигаться.

— Тогда, идем. Предстоит трудный путь.

— Вас понял, — Генри закинул за плечи рюкзак и поднялся на свинцовых ногах. Они двинулись на юг, через необжитые места.

Лес был пустым и тихим, будто снег, накрыв всё белым одеялом, заглушил ещё и все звуки. Ветки деревьев стояли голыми, покрытыми толстым слоем снега и инея. Повсюду стояла тишина ожидания, будто гора сделала глубокий вдох перед тем, как выдохнуть.

Около полудня они сделали короткий привал. Генри сидел на куске камня и поглощал энергетическую смесь.

— Так, что это были за солдаты? — спросил Генри. — И кто сбросил бомбы?

— Ага. Я тоже думал об этом, — Карлос сжимал огромными руками кэмелбэк и пил через тонкую, покрытую льдом трубку.

— Полагаю, те, кто был на земле, это спецназ ВВС из Мальмстрёма. А, вот, зачем отправили именно их, я не знаю. Похоже, полковник своими расследованиями разворошил осиное гнездо.

— А бомбы?

— Понятия не имею, Генри. Кто-то хотел убедиться, что «Волки» погибли. При этом, пожертвовал собственными людьми. В Канаде, но тем не менее.

— Мне одно не дает покоя — сказал Генри. — Кем бы они ни были, они знают, кто мы. Если они поймут, что кто-то выбрался, они не прекратят преследование.

— У меня нет семьи, — спокойно сказал Карлос. — Я доведу тебя до дома, обещаю.

— Спасибо, дружище. Может, мы просто параноим, — но он знал, что это не так. «Что, если они доберутся до моей семьи, чтобы достать меня? Если, по их мнению, я знаю что-то, чего мне знать не положено, то так и будет».

Почти не разговаривая, они прошли ещё пять часов. Генри был впечатлен красотой зимних Скалистых гор. Они шли мимо замерзших водопадов, блестящих, словно, кристаллы. Руки и ноги Генри покрылись инеем, лицо горело от ледяного ветра. Он подумал о тепле и солнце в Ки-Уэст. Он шагал на автомате, погрузившись в некое подобие транса, когда тело и разум существуют отдельно друг от друга.

* * *

Генри удивлялся, как, порой, несущественные решения играют важную роль в жизни людей. Он видел, как это происходило в бою, сталкивался на личном фронте. Один поворачивал направо и погибал, другой поворачивал налево и оставался жив.

Им с Бартом было по 22 года, у них был двухнедельный отпуск и карманы, полные наличности, после выплат боевых. Они выехали из Дайтоны на арендованном красном кабриолете «Мустанг», который просто умолял сесть за руль. После первой ночи, они решили поехать в Ки-Уэст. Они остановились в «Холидей Айл». Барт только закончил лечить колено, а Генри предстояла очередная командировка, но у них было целых две недели, чтобы побыть молодыми и глупыми.

«Холидей Айл» — это прибрежный отель в Исламорада, а весенние каникулы как раз только начались. Со всей страны в Ки-Уэст тянулись студенты, чтобы напиваться и валяться под солнцем. Барт сидел за рулем, когда они въехали на парковку, без рубашек, в солнечных очках и в поисках секса.

Барт тогда рулил по парковке, когда из фургона, прямо перед «Мустангом» выскочили одетые в купальники девушки. Барт ударил по тормозам и машина заскользила по гравию.

Девушки закричали и попытались отскочить в сторону. Но было слишком поздно и бампер «Мустанга» ударил брюнетку.

— Козлы! — закричала блондинка. — Вы нас чуть не убили! Мэри, ты как?

Генри и Барт выпрыгнули из машины и бросились к ним. Генри сильно испугался и переживал, что они, действительно, могил тяжело ранить девушку.

— Ох, блин, — запричитал Барт. — Простите. Моя вина.

Он встал на колени перед девушкой, чье колено было слегка расцарапано.

— Он ещё только учится водить, — сказал Генри. — Но я знаю, как нам всё исправить. Весь день выпивка за наш счет!

— Отъебись, а! — сказала блондинка, которая позже станет его женой.

— Ну, если вы настаиваете, — сказал Генри с ухмылкой. Блондинка посмотрела на него, качая головой, всё ещё злая.

Барт помог Мэри подняться и она ему улыбнулась.

— Ну, — сказала она, глядя на Барта. — Нужно признать, что они милые.

Всю следующую неделю они пили, шлялись по барам и валялись под солнцем. В ночь перед отъездом девушек обратно в университет Флориды, Генри имел с Сюзанной серьезный разговор.

— Слушай, — говорил он ей. — Что в этой жизни имеет смысл?

Они сидели на скале, на берегу и смотрели на залитый лунным светом океан. Где-то вдалеке, какая-то группа играла рок 80-х, повсюду были слышны крики и вопли милующихся парочек. Но Генри был серьезен. Он поднялся и взял Сюзанну за руку.

— Через десять лет, ты оглянешься назад, на это время и это место, что ты вспомнишь? Что будет для тебя важным? Вспомнишь ли ты выполненный тест или написанную статью? Или, может, унылую лекцию о сексуальности в творчестве Шекспира?

— Мне нравится Бард. Он, кстати, не голубой.

— Ну, вот. Значит, не нужно идти на это занятие. Я о том, что тебе нужно взять длинный перерыв. Ещё недельку и мы сделаем эти воспоминания незабываемыми.

Он потянулся и поцеловал её в шею.

— Кстати, моя любимая литературная цитата это «Баркис не прочь!» Я не в том смысле, конечно, но я «не прочь» следующих семи дней. Никаких обещаний, никаких сожалений. Только одна неделя.

— Ты очень милый, Генри. Но этому не бывать. И Диккенс, кстати, переоценен.

— Ты подумай. Оцени. Что изменится, если ты вернешься на занятия на этой неделе. Что это изменит в твоей жизни? В то время как, проведя неделю здесь, ты сможешь сказать детям, что прожила жизнь, как надо. Брала от неё…

— Ты, серьезно, веришь во всю эту херню?

— … всё, что можно было, — продолжил он, будто она ничего не говорила. — Обо всём остальном можно подумать позже. Никаких обещаний, никаких сожалений, но пусть эта неделя будет наполнена смыслом.

— И зачем мне это всё? — спросила она. И он понял, что зацепил её.

— Потому что у меня крутые мускулы, я могу цитировать Гамлета, и мы можем снять номер-люкс на двоих на целую неделю. Каждый день ходить на лодке. Рыбачить, нырять, есть, как лорды, жить, как короли.

— Это будет стоить целое состояние. Номер, поди, стоит под «штуку» за ночь.

— И что? Мне плевать, потому что я хочу сделать эту неделю особенной. Может, через месяц я помру. Или через год. Ты, знаешь, там, куда мы едем…

— Ты ходишь по очень тонкому льду, солдатик. И как насчет Мэри? Вдруг, она захочет вернуться?

— Барт решит этот вопрос, — ответил Генри.

И следующая неделя всё изменила.

* * *

— Вы глухие и еле тащитесь, парни, — услышал Генри позади себя. Он вскочил и обернулся, словно, кто-то вторгся в его воспоминания. Перед ними в снегу стоял сержант-майор Мартинез, на его груди и руках были пятна крови.

— Ты ранен?

— Нет. Кровь не моя. Я вышел на ваш след утром.

— Кто ещё?

— Никого. Только я. Остальные погибли. И полковник. Так и не выбрался из бункера.

— С чего ты решил?

— Шарился по округе, чтобы удостовериться. Подстрелил ещё несколько гадов, что напали на нас. Это спецназ. Ни нашивок, ни жетонов. Одного из них я опознал. Мы вместе проходили курс экстремального выживания. Он был охуенным солдатом.

— Что за херня, — подал голос Карлос.

— Полковник Брегг дал мне эту штуку, — Мартинез достал из кармана небольшую, размером со спичечный коробок, «флэш»-карту. — Времени на объяснения не было, но он сказал, если с ним что-то случится, нужно выпустить это в сеть. Полагаю, это доказательства, которых, по его словам, у него не было. Доказательство того, что нами кто-то, кто бы это, блядь, ни был, управляет. Тот, кто стоит позади остальных, кукольник, о котором говорят придурки в шапках из фольги. Он существует. И он враг.

— Который сел нам на хвост — сказал Карлос.

— И это тоже, — кивнул Мартинез. — Но есть кое-что, что идет нам на пользу.

— Что?

— Он думает, что мы мертвы.

Ки-Уэст. Флорида.

Сюзанна проснулась с рассветом. Она прошла по холодному полу, заварила кофе и села за стол. Её кабинет находился в спальне, и его украшал вид бассейна, зелени и океана из окна. Она с каким-то пренебрежением посмотрела на экран монитора. «Зачем заморачиваться?»

Приближался крайний срок сдачи романа, писать который ей было попросту лень. Она заставляла себя писать каждое утро, но не слишком сильно трудилась над книгой — романтической повестью в антураже Флоренции эпохи Ренессанса. Сложно было выписывать романтические и постельные сцены, когда в собственной жизни она переживала развод. «А теперь, моего издателя, скорее всего, уже и нет».

Дом был пуст, его освещал тот особенный свет, который может быть только во Флориде в декабре, когда вся остальная страна лежит в снегу. Она взглянула на бассейн, на океан, на качающиеся на волнах лодки. Люди, которые владели домом на той стороне канала, бывали в нем лишь несколько недель в году, сейчас были там. Она познакомилась с ними, когда их с Генри позвали на одну из устроенных соседями вечеринок, куда нужно приходить в смокингах, вечерних платьях и жемчужных ожерельях. Генри выглядел несчастным и они ушли где-то через час. Сюзанна улыбнулась, вспоминая о том случае.

* * *

Струнный квартет играл «Времена года» Вивальди и ночь сверкала шиком и бриллиантами. Гости двигались с утонченным изяществом, небрежно попивали шампанское, говорили о яхтах, и лыжных курортах. В центре бассейна стояла ледяная скульптура русалки.

— Знаешь, у меня официально диагностировали посттравматический синдром. Если я их тут всех перестреляю, мне ничего не будет, — прошептал Генри.

— Замолкни, — хихикнула Сюзанна. — Я, знаю, что они отвратительны.

— Ну, так пойдем отсюда, — он поцеловал её в шею именно так, когда хотел соблазнить её, когда знал, что она ему не откажет.

— Ещё полчаса и я вся твоя.

— Ну, ладно.

К ним приближалась пара. Прятаться было негде.

— К бою. Я бы сказал, четвертый размер.

— Третий — ответила она. — Обычная ставка?

— Договорились.

А затем:

— Привет, меня зовут Сюзанна. Рада познакомиться…

«Да, это я написала. Нет, экранизации не будет. Да, мой муж служит в армии. Нет, у него нет для вас жутких кровавых историй».

Пару часов спустя, когда они уже лежали в кровати, мокрые от пота, он водил ей пальцами по спине.

— Ты опять мурлычешь, — сказал он.

— Ты знаешь, что любишь меня.

— Ага. А ты знаешь, что я знаю, что ты знаешь.

— Полагаю, для нас это работает в обе стороны.

— Невозможно спорить, — вяло сказал Генри. Это означало, что он уже почти спал. Старина Генри, в которого она без памяти влюбилась. Не тот, кем он стал позже.

Она повернулась и дотронулась до его щеки.

— Как они это делают? И, главное, зачем?

— Понятия не имею, — ответил он, запуская руки в интересные места.

Ещё час спустя, она спросила:

— Серьезно, зачем? Зачем жениться на четырех женщинах? В смысле, разве не наступает такой момент, когда становится понятно, что достаточно?

— Ну… ты же её видела.

— Свиньи.

— Какие есть. Но титьки-то были просто шикарные. Уж я-то понимаю.

— Уф.

— В смысле…

— Значит, эти…

Всходило солнце, заливая комнату золотом. Генри посмотрел на неё и на его лице читалась какая-то грусть, неожиданная для неё.

— Скажи, — тихо спросил он. — Ты заменишь меня более молодым образцом, когда придет время?

— Никогда.

— Деньги приносят беспокойство и делают глупым. Ты теперь богата.

— Погоди.

— Разве это не правда?

— Да, мы богаты. Полагаю, что так. Мне нужно бегать по потолку от радости. Немного избито, но суть мне нравится. Ты старомоден. У тебя есть характер.

— У тебя лучше получается.

— В смысле?

— Играть в эти богатые игры. Танцевать. Ты там, как рыба в воде. Ты сливаешься с ними, даже не пытаясь слиться. Ты их часть. Ты не подыгрываешь.

— Херня. Херня полная. Никакая я не часть. Это называется жизнь. Я продала книгу. Радуйся. И не пытайся…

— Сюзанна, тебе нравится внимание. Ты не получала его в достаточной мере от родителей, потому что им на тебя было плевать. А сейчас ты восполняешь этот пробел. Ты меняешься. Возможно, тебе это не заметно, но я-то вижу.

— Не говори о моих родителях. Только потому, что твоя мать была тупой деревенщиной, а отец бедняком, не дает тебе такого права. Деньги — лишь инструмент. Они не делают тебя злым. И, совершенно точно, блин, они не делают злой меня. Мне кажется, ты уже давно об этом раздумываешь. Теряешь чувство безопасности? Ты же долбанный рейнджер!

Он выпрыгнул из кровати. Полез в ящики, достал одежду.

— Ага, — сказал он. — Ты выросла в обеспеченной семье. Тебе повезло. Твой батя конченный мудак, а мать ещё хуже. Твои слова. И хватит об этом.

— Вернись и сражайся, как мужчина, мать твою! Не смей убегать!

Но он вышел, хлопнув дверью и не возвращался до темноты. А она всё гадала, что же испортило такое прекрасное утро.

* * *

Воспоминание о хорошем дне ушло и Сюзанна нашла себя в той же комнате, залитой тем же золотым светом, сложившей голову перед компьютером, который она так и не включила, перед книгой, которую она никогда уже не допишет.

— Мама! — в дверях появилась заспанная Тейлор. — Я кушать хочу. Сделай хлопьев!

— Конечно, милая, — ответила Сюзанна. — Через минутку, хорошо?

— Хорошо, — звонкий голос Тейлор прекрасно подходил этому утру. — Мне снился большой волк. Но это был хороший волк. Большой черный волк. Он помогал людям. Он милый.

— Сходи, посмотри «Улицу Сезам», радость моя. Завтрак будет через минуту.

— Хорошо, — пропела Тейлор. — Поцелуйчик! — она подбежала к Сюзанне, обняла за шею и поцеловала в щёку.

Сюзанна смотрела, как её дочь убегает, шлепая по полу босыми ногами, как вьются её белые кудри.

Сюзанна не плакала пятнадцать лет, с тех пор, как умерла её кошка Мисси, когда она ещё училась в школе. «Выпрямись, соберись и выкинь дерьмо из головы» — обычно говорил отец, когда она была маленькой и хотела заплакать.

— Слезы это некрасиво, милая, — говорила мать. — Они показывают, что ты слаба.

Но сейчас она заплакала. Из груди поднялся рёв, слезы потекли по щекам. Прорвались годами скрываемые эмоции, сожаление, осознание допущенных ошибок. Она стукнула кулаком по столу, не обращая внимания на боль. Она оплакивала своё прошлое, ту маленькую девочку, которой говорили «собраться». Она била по столу, будто он был виноват в том, что она испортила свою жизнь. Она не обращала внимания на то, что действительно было важно. На четырехлетнее счастье, которое топало по полу, на искреннюю любовь и нежный голос своего мужчины. На декабрьское солнце, светившее над водой. Вот это было важно. Она искала цели в жизни, но, казалось, упустила самую важную.

Вскоре всё закончилось. Маленькая вспышка, извержение вулкана, внезапный выброс. Она вытерла лицо.

Сюзанна чувствовала себя обновленной. Нужно было закрыть штормовые щиты. Нужно было связаться с отцом, удостовериться, что он ещё в городе, что сможет доставить их на базу, что ему ещё не плевать на всё вокруг. Сходить в магазин. Набрать еды, воды, лекарств, рыболовных снастей.

Нужно как-то связаться с Генри, дать ему понять, что она выполнит данное обещание. Что сожалеет. Что хочет всё исправить.