Окна моего кабинета выходили прямо на юг. Из окна была видна церковь.

В среду, шестого января, я сидел за столом в своем кабинете, ел пончик, посыпанный пудрой, и запивал его теплым кофе. Вдруг я увидел, как из церкви вышли двое, мужчина и женщина, одетые в черное. Они прошли через двор к кладбищу и остановились у свежей могилы, примерно в сорока ярдах от храма.

Хоронили Дуайта Педерсона.

У храма было припарковано пять машин, а у ворот кладбища стоял серебряный катафалк. Народу было мало. Педерсон был замкнутым человеком, у него было мало друзей.

Я разглядел вдову старика, Рут. Это она подошла к могиле. Священник держал ее за руку, другой рукой он прижимал к груди Библию. Из окна я видел только самый край могилы, все остальное загораживал храм. Постепенно вокруг могилы собрались все, кто приехал попрощаться с Педерсоном.

Зазвонил колокол.

Я доел пончик, встал из-за стола, взял стакан с кофе и подошел к окну. Кладбище было примерно в ста ярдах от магазина. С такого расстояния я не мог рассмотреть, кто стоял у могилы. Некоторых людей не было видно за храмом, а черты тех, что стояли ко мне лицом, рассмотреть было невозможно. Но, должно быть, это были те, кого я мог в любой день встретить на улице, люди, которые будут сплетничать и рассказывать разные истории о смерти Педерсона.

Я наблюдал, как они стояли, то наклоняя, то поднимая головы, повторяя слова молитвы. Я видел Рут. Она стояла спиной ко мне, опустив голову. Наверное, Рут плакала. Священника было не видно за храмом.

Я стоял у окна до тех пор, пока не закончилась служба и люди не стали расходиться. Я посчитал, сколько человек пришло попрощаться со стариком. Оказалось, что всего семнадцать, включая водителя катафалка и священника. Эти люди посвятили свое утро памяти Дуайта Педерсона, приехали на кладбище, чтобы поддержать его вдову и выразить свою скорбь по поводу его смерти. Все эти люди думали, что Педерсон погиб из-за несчастного случая, что он не справился с управлением снегоходом, упал в ледяную реку и сломал ногу, два ребра и проломил череп. Да и туго завязанный шарф тоже сыграл свою роль.

Только Джекоб и я знали правду.

Теперь, я не сомневался, что все будет хорошо. С каждым днем я постепенно буду забывать о том, что произошло, время будет сглаживать все острые углы в моей памяти. Педерсона похоронили, даже не делая вскрытия; самолет теперь лежал под снегом, и наши следы вокруг него были навечно стерты с лица земли.

Пожалуй, самое большое облегчение я испытал тогда, когда понял, что по-прежнему считаю себя честным и добрым человеком. Раньше я думал, что то, что произошло в парке, должно было изменить меня, повлиять на мой характер, что вина и страх будут мучить меня, изменять мое сознание и образ мыслей. Однако ничего этого, как ни странно, не произошло. Я остался тем, кем был всегда. Смерть Педерсона для меня стала чем-то похожим на деньги, в том смысле, что они всплывали в моей памяти, только когда я сознательно думал о них, а когда этих мыслей не было – мне казалось, что этого прошлого вовсе не было. Мою повседневную жизнь эти мысли и воспоминания никак не изменили. Просто надо было пореже вспоминать обо всем этом, тогда прошлое никак не вторгалось в настоящую жизнь, и это был ключ к моему спокойствию.

Я верил в то, что случившееся в Новый год, стало каким-то исключением, аномалией, которую можно объяснить только тем, что я оказался в экстремальной ситуации, изменить которую было не в моих силах. Соответственно, мне ничего не оставалось, как принимать решения, соответствующие этим обстоятельствам, а не реальной, обычной жизни. И теперь, с таким отношением к происшедшему, мне было гораздо проще жить с этим грузом прошлого, более того, мне даже начало казаться, что мои поступки вполне можно простить и оправдать. Только было ли так на самом деле…

Да, несмотря на все мои рассуждения, страх у меня все еще был. Но он не был связан ни с возможностью того, что меня могут поймать, ни с деньгами, ни с воспоминаниями об убийстве… страх мой был связан с Сарой. Поймет ли она меня? Сумеет ли простить то, что я сделал?

Стоя около окна, я продрог. С наружной стороны рама по периметру была проклеена специальной утеплительной лентой, но в некоторых местах она уже порвалась. Так что щелей было довольно много, и из окна сквозило.

Я смотрел на похоронную процессию и на кладбище. Прежде чем уйти, все по очереди подходили к Рут Педерсон и обнимали ее. Мужчины обменивались рукопожатиями. В конце концов все разошлись по машинам. Я знал, что сейчас они поедут в дом Педерсона на поминки, будут сидеть за большим деревянным столом на кухне и есть запеканку из риса, салаты, холодные нарезки и жареную картошку. К столу подадут и разные горячие напитки – чай, кофе, горячий шоколад, а на десерт хозяйка, наверное, приготовит фруктовое желе, морковный пирог и шоколадное печенье. Рут будет сидеть во главе стола, одетая во все черное, и наблюдать, как все едят, следить за тем, чтобы на столе всего было в достатке. За столом будут говорить о покойном, вспоминать его добрые дела, а Рут будет тихонько улыбаться в ответ. Потом гости помогут хозяйке убрать со стола и вымыть посуду… Потом все разъедутся по домам… а Рут останется одна… одна в пустом и темном доме. Совсем одна.

Мое воображение совершенно ясно рисовало себе эту картину. Я представлял, как гости разошлись… и Рут осталась наедине со своей болью и горем… Как ни странно, думая об этом, я не чувствовал никакой вины или угрызений совести, все эти мысли казались мне какими-то абстрактными, не имеющими прямого отношения ни ко мне, ни к моей жизни. Хотя ведь это я отнял у нее мужа… я должен был чувствовать хоть что-то. Однако я понимал, что просто не смогу дальше жить, если меня будут мучить подобные чувства, поэтому предпочитал даже не допускать мысли о них.

Я закрыл жалюзи, допил кофе и выбросил пустой одноразовый стаканчик в мусорную корзину. Потом я сел за стол, включил лампу, достал ручку и принялся за свою работу.

Вечером по дороге домой, я сделал большой крюк и проехал по парку. Я объехал вокруг него пару раз, потом повернул и поехал вдоль его южного края.

На улице уже стемнело. Я ехал с включенными фарами и внимательно смотрел на обочину дороги, пытаясь найти наши следы. Но, к счастью, я ничего не обнаружил. Все следы, которые мы оставили после себя, снег покрыл белоснежным ровным одеялом.

Когда я проезжал мимо фермы Педерсона, я увидел, что в доме горел свет. Колли сидела на крыльце. В этот раз собака не залаяла, она просто приподнялась и настороженно проследила взглядом за моим фургоном, проехавшим мимо дома к мосту.

Прошла неделя. За это время я два раза разговаривал с Джекобом по телефону и ни разу не видел его. Оба эти разговора были краткими, мы говорили о Педерсоне. Мы успокоили и уверили друг друга в том, что наш план сработал и все прошло гладко. С Луи я не общался.

В четверг вечером я работал в своем кабинете. Совершенно неожиданно ко мне зашла Сара. От мороза у нее горели щеки, из-за покрасневшего лица она казалась какой-то раздраженной и злой. Мне показалось, что она будто суетилась или волновалась: глаза бегали, руками она дотрагивалась то до волос, то до лица, то поправляла одежду. Заметив все это, я понял, что что-то случилось. Я быстро встал, вышел из-за стола, подошел к жене и помог ей снять куртку. Под курткой на Саре было одето одно из ее платьев для беременных, оно было бледно-голубого цвета с рисунками маленьких корабликов. В этом платье Сара была похожа на какой-то огромный фрукт. Я снова подумал о том, что внутри нее жил ребенок. Я думал об этом каждый раз, когда смотрел на жену… и как всегда при этой мысли, у меня появилось неприятное ощущение.

Сара с трудом опустилась на кресло, которое стояло рядом со столом. Обычно на этом месте сидели покупатели, когда необходимо было обсудить какие-либо вопросы, связанные с оплатой, ценами и документами.

Волосы Сары были аккуратно собраны, а губы накрашены темно-красной помадой.

– Луи рассказал Нэнси, – сказала она.

Я подошел к двери, закрыл ее, потом вернулся за стол.

– Я встретила ее в бакалейной лавке. Я ходила купить яблочное пюре. Так вот, я стояла в магазине и искала в кошельке талон, когда она подошла ко мне и спросила, почему я вожусь с талонами.

– С талонами?

Сара кивнула и продолжила:

– Она сказала, что с нашим новогодним подарком я вообще могу забыть о талонах.

Я нахмурился.

– Она сказала это прямо у кассы. Как будто говорила просто о погоде.

– А что ты ей ответила?

– Ничего. Я сделала вид, что не поняла, что она имела в виду.

– Хорошо.

– Но она все поняла. Я уверена, что она поняла, что я знаю, о чем речь.

– Этого следовало ожидать. Луи не мог не рассказать ей, ведь так?

– Я хочу сжечь деньги.

– Она все равно рано или поздно узнала бы.

– Мы допустили ошибку, Хэнк. Признай это. Ситуация выходит из-под контроля.

– По-моему, ты преувеличиваешь, – сказал я и наклонился вперед, чтобы взять жену за руку, но Сара отодвинулась.

– Сара, перестань, успокойся, – добавил я.

– Нет, теперь нас могут поймать. Я считаю, что деньги надо сжечь.

– Мы не можем их сжечь.

– Хэнк, неужели ты не понимаешь? Неужели ты не видишь, что мы уже не контролируем ситуацию? Все было в порядке, когда в курсе дела были только мы, четверо человек. А теперь нас пятеро. Где гарантия того, что скоро число посвященных не увеличится? А это произойдет. Все больше и больше людей будет узнавать о том, что произошло… это будет продолжаться до тех пор, пока нас не поймают.

– Мы не можем сжечь деньги, – повторил я.

– Мы живем в маленьком городке. Здесь новости разлетаются очень быстро. Так что у нас мало времени. Надо прекратить все, пока мы еще в силах это сделать.

– Сара, – медленно произнес я, – все уже не так просто, как было вначале.

Жена начала было спорить, но когда увидела выражение моего лица, спросила:

– В смысле? Что ты хочешь этим сказать?

– Помнишь, мы видели в новостях сюжет о смерти Дуайта Педерсона? Его снегоход упал с моста.

Сара кивнула.

– Это случилось в первый день нового года, – уточнила она.

– Да. Так вот. Это был не несчастный случай.

Мне показалось, что Сара не поняла. Она в ожидании объяснений молча смотрела на меня.

– Он видел нас с Джекобом в парке, и мы убили его.

Как только я сказал это, я почувствовал, как с моих плеч упал груз этой тайны. Сам того не планируя, я признался. Теперь я снова был абсолютно честен с женой.

Некоторое время Сара сидела молча, видимо, пытаясь осознать мои слова.

– Вы убили его? – переспросила она. У нее было какое-то странное выражение лица. Нет, это был не страх, которого я больше всего боялся. Скорее на ее лице было какое-то недоумение. Мне показалось, что в глазах ее промелькнуло и негодование. Но прежде, чем высказать свое мнение, Сара ждала моих объяснений. Видя это, я, немного посомневавшись, начал говорить, причем говорил, совершенно не думая. Честно говоря, я сам был шокирован тем, что сказал. Я снова начал врать.

– Это Джекоб, – сказал я. – Он столкнул старика со снегохода и ударил его по голове. Потом мы отвезли тело на мост и сымитировали несчастный случай.

Некоторое время мы молчали.

– Боже мой… – через некоторое время прошептала Сара.

Я кивнул.

– Как же ты мог позволить ему сделать это? – спросила Сара. Я знал, что она спрашивала не для того, чтобы упрекнуть меня, а просто из-за любопытства. И я не понимал, что еще говорить.

Я покачал головой и ответил:

– Все произошло очень быстро. Я даже не успел отреагировать.

Все это время я смотрел на стол и только сейчас решился поднять глаза. И я тут же встретил взгляд жены. Я остался доволен тем, что увидел. По крайней мере, Сара была спокойна. В ее глазах не было ни злобы, ни осуждения – только замешательство. Должно быть, она еще не осознала того, что произошло.

– Он хотел выследить лисицу, – сказал я. – Если бы Джекоб не убил его, он бы нашел самолет… и увидел бы наши следы.

Сара немного подумала и произнесла:

– Все равно мы можем сжечь деньги.

Я снова покачал головой. Нет, я не собирался сжигать деньги. Я убил человека ради этих денег, и если бы я сейчас сдался, это бы означало, что мое преступление напрасно. Тогда убийство никак нельзя будет оправдать, тогда это уже будет не средство для достижения цели, а простое преступление. Теперь надо было убедить в этом Сару. Я нахмурился и сказал:

– Нет, мы не будем жечь деньги.

– Но тогда нас поймают. Это наш последний шанс избежать наказания, – возразила Сара, повышая голос. Я взглянул на дверь и поднес палец к губам в знак того, чтобы она говорила чуть тише.

– Если мы сожжем их, – шепотом продолжила Сара, – Джекоб будет в безопасности. Никто ничего не докажет. У него не будет ни мотива, ни какой бы то ни было связи с Педерсоном. Но если мы будем тянуть время и ждать, пока нас вычислят, Карл вполне может сопоставить факты и все выяснить.

– Все будет в порядке, мы в безопасности, – спокойно сказал я. – Мы сожжем деньги, если что-то пойдет не так. Деньги – единственная улика против нас, и пока она находится в наших руках и ей ничто не угрожает, мы можем спать спокойно.

– Но, Хэнк, это уже не просто воровство – это убийство.

– Сара, об этом знаем только мы. Мы с тобой и Джекоб. Это только наш секрет. Больше об этом никто не узнает.

– Нас поймают, – настойчиво повторила Сара и положила руки на живот.

– Нет, – твердо ответил я. – Не поймают. Никто не узнает о том, что произошло. Ни о Педерсоне, ни о деньгах.

На это Сара ничего не ответила. Мне показалось, что она вот-вот расплачется. Но мне, кажется, удалось убедить ее. Она была готова оставить все, как есть, и подождать. Я встал из-за стола, подошел к жене, дотронулся до ее волос, потом наклонился и обнял ее. Это получилось очень красиво и мило… Сара сидела, а я, наклонившись, обнимал жену. Ее живот был как раз между нами. Этот мой жест явно успокоил Сару. Она положила голову мне на плечо и обняла руками за шею.

Вдруг зазвонил телефон. Он прозвонил пять раз и замолчал.

– Сара, я же обещал тебе, ведь так? Я же обещал, что нас не поймают.

Она кивнула.

– Ну вот и хорошо, – тихо сказал я. – Не волнуйся, я поговорю с Луи насчет Нэнси, и все будет нормально.

Вечером, уже перед самым закрытием магазина, в коридоре я услышал голос Джекоба. Он о чем-то спорил с кассиром. Я встал из-за стола и вышел из кабинета.

Джекоб стоял у кассы. Он был все в той же куртке, которая на этот раз была застегнута под горло. Брат умоляющим взглядом смотрел на Черил Уильямс, невысокую, ярко накрашенную женщину, которая временно работала кассиром. Черил качала головой.

– Прошу прощения, мистер Митчелл, – заметила она, – но я не могу этого сделать. Вам придется сходить в банк, это недалеко, всего лишь на другой стороне улицы.

– Но банк уже закрыт, – настаивал Джекоб.

– Тогда вам придется подождать до утра.

– Я не могу ждать до утра, – ответил Джекоб, повышая голос. – Мне нужно сейчас.

Джекоб как-то странно стоял, это сразу привлекло мое внимание. Присмотревшись, я понял, что он, скорее всего, пьян.

– Джекоб, – сказал я, прежде чем Черил снова начала убеждать Джекоба, что ему надо обратиться в банк.

Они оба одновременно обернулись, и на их лицах было облегчение, они явно были рады видеть меня.

– Она не хочет дать мне деньги, – пожаловался Джекоб, показывая чек и махнув в сторону Черил.

– Это тебе не банк, мы не обналичиваем деньги по чекам, – сказал я.

Черил улыбнулась.

– Хэнк, – начал было возражать Джекоб, но я перебил его.

– Пойдем в мой кабинет, – отрезал я.

Мы зашли в кабинет, и я плотно прикрыл за собой дверь.

– Садись, – сказал я.

Джекоб сел в кресло, в котором недавно сидела Сара. Оно заскрипело под весом его тела.

Я подошел к окну и открыл жалюзи. Солнце почти село, в городе зажглись огни. Церковь и кладбище уже погрузились в темноту.

– Ты пьян, – заметил я, даже не смотря на брата. Я услышал, как он заерзал в кресле.

– В смысле?

– От тебя пахнет. Еще нет пяти, а ты уже пьян.

– Я выпил всего пару баночек пива, Хэнк. Я не пьян.

Я отвернулся от окна и присел на подоконник. Джекобу пришлось повернуться в кресле, чтобы посмотреть на меня. Он выглядел так неуверенно и неловко, совсем как ребенок, которого вызвали к директору.

– Это безответственно, – сказал я.

– Мне очень нужны сегодня деньги.

– Ты еще хуже, чем Луи.

– Да ладно тебе, Хэнк.

– Он рассказал Нэнси, да?

Джекоб вздохнул.

– Отвечай.

– Да что ты к этому прицепился?

– Я просто хочу знать правду.

– Да откуда я могу ее знать?

– Тогда я хочу знать, что ты думаешь по этому поводу.

Джекоб нахмурился. Он не смотрел на меня. После небольшой паузы он произнес:

– Она его девушка. Они живут вместе.

– Хочешь сказать, что он ей сообщил?

– Если бы Луи спросил у меня, сказал ли ты Саре или нет, я бы ответил…

– А Луи спрашивал тебя? – перебил я.

– Хэнк, хватит. Я просто хочу объяснить тебе: что бы я сейчас тебе не ответил, это будут всего лишь мои догадки. Точно мне ничего не известно.

– Я не спрашиваю, что ты знаешь, а чего нет. Я спрашиваю, что ты думаешь.

– Я уже сказал. Она его девушка.

– Это значит, что он сказал ей?

– Думаю, да.

– А ты помнишь, о чем мы с тобой говорили? Ты помнишь, что ты несешь за него ответственность?

Джекоб не ответил.

– Если он провалит дело, виноват будешь ты. И я обвиню тебя.

– Это не…

– Джекоб, я сожгу деньги. Как только я почувствую, что кто-то из вас допускает ошибки или делает глупости, я сразу же сожгу их.

Джекоб молча смотрел на свой чек.

– Так что, Джекоб, – продолжал я, – лучше сам выясни все с Луи. Скажи ему, что, если он рассказал все Нэнси, тогда он будет ответствен за нее. А ты не забывай о том, что отвечаешь за него.

Брат молча посмотрел на меня. Он явно о чем-то размышлял. Джекоб водил языком по зубам, как будто чистил их. Я взглянул на его широкой лоб, он был покрыт прыщами. Кожа у него была жирная и блестела на свету.

– Это как пищевая цепь, да? – спросил он.

– Пищевая цепь?

– Ну да, – сказал Джекоб, улыбнувшись, – Луи отвечает за Нэнси, я – за Луи, ты – за меня.

Немного подумав, я кивнул.

– Так что, – добавил Джекоб, – выходит, что в итоге за всех нас отвечаешь ты.

Я не знал, что на это ответить. Я молча подошел к столу и сел на стул.

– На какую сумму у тебя чек? – спросил я.

Джекоб посмотрел на чек.

– Сорок семь долларов, – сказал он. Брат сидел не раздеваясь. Он даже перчатки не снял.

Я потянулся и взял у него чек.

– Откуда он у тебя?

– От Сонни Меджора. Я продал ему храповик.

Я внимательно прочитал чек и протянул его обратно Джекобу вместе с ручкой.

– Перепиши его на меня.

Пока Джекоб расписывался, я достал из бумажника две купюры по двадцать долларов и одну в десять. Я отдал деньги брату в обмен на чек.

Джекоб положил деньги в карман и уже хотел было уйти, но потом почему-то передумал. Он посмотрел на мой лоб:

– Как твоя шишка?

Я дотронулся до лба. На ощупь ранка была уже как запекшаяся царапина.

– Зажила.

Джекоб кивнул.

– А как нос? – поинтересовался я.

Брат пошевелил носом:

– Нормально.

Повисла пауза. Я уже хотел встать и проводить брата до двери, когда он сказал:

– Помнишь, папа ломал нос?

Я кивнул. Когда мне было семь лет, отец купил ветряную мельницу, чтобы было проще поливать одно из полей. Он уже почти закончил собирать ее, как вдруг сильный порыв ветра сбил его с лестницы. Отец упал на спину, а лестница упала прямо на него и ударила его по лицу. Мама видела все это из окна. Прежде чем отец поднялся на ноги, она подбежала к телефону и позвонила в медпункт, который находился в пожарном депо города. Там у отца было много друзей. Естественно, они мгновенно приехали на ферму на помощь отцу. И после того, как выяснилось, что ничего серьезного не случилось и папа только сломал нос, они еще долго подшучивали над ним, ведь мама вызывала их как будто на пожар. Отец так и не простил ей этого позора.

– Эта мельница все еще стоит в поле, – сказал Джекоб. – Ее видно даже с дороги.

– Пожалуй, это единственная вещь, которую отец построил своими руками и которая работала, – заметил я.

Джекоб улыбнулся. Неудачи нашего отца в области различных поделок и ремонта своими руками давали повод любимым шуткам в нашей семье.

Следующую фразу Джекоб сказал голосом, полным печали и сожаления:

– Как бы я хотел, чтобы они были сейчас с нами.

Я посмотрел на Джекоба. Мне показалось, что совершенно внезапно приоткрылось окно в душу моего брата, с моих глаз будто упала пелена… я увидел, почувствовал одиночество и боль Джекоба, которые он хранил глубоко в сердце. Джекоб был очень близок с родителями. Он долго жил вместе с ними, намного дольше меня. Он переехал только за год до несчастного случая, который унес жизни родителей. Но даже после переезда он все равно большую часть времени проводил у них в доме. Он помогал им убираться, разговаривал с родителями, они вместе смотрели телевизор. Наша ферма была для него местом, где можно было спрятаться от окружающего мира. А сейчас у меня была Сара, и скоро на свет должен был появиться малыш, а для Джекоба семья осталась в прошлом… сейчас у него никого не было.

Я попытался придумать, что сказать. Я хотел сказать ему что-то ободряющее, хотел поддержать его, но никак не мог найти подходящих слов. Я не знал, как говорить с братом на подобные темы.

Джекоб первым прервал затянувшуюся паузу.

– А что ты имел в виду, когда сказал, что обвинишь меня? – спросил он.

Вдруг жалость, которую я секунду назад чувствовал к брату, сменилась четкими логичными рассуждениями. Я подумал о том, что, если хочу контролировать действия Джекоба, недостаточно напугать его каким-то абстрактным чувством вины. Надо было назвать ему более конкретную и понятную причину, по которой он точно будет подчиняться мне. Идея пришла практически мгновенно. Я знал, чего Джекоб действительно испугается.

– Если нас поймают из-за Луи, – сказал я, – тогда я расскажу о Педерсоне. Я скажу, что это ты убил его, а я всего-навсего помог тебе скрыть это преступление.

Джекоб молча уставился на меня. Мне показалось, что он даже не понял того, что сейчас услышал.

– Я скажу, что попытался остановить тебя, но ты оттолкнул меня и убил старика.

Джекоб был просто шокирован моими словами, должно быть, он никак этого не ожидал. Чтобы ответить хоть что-нибудь, ему пришлось сделать над собой немалое усилие. Джекоб, с трудом подбирая слова, произнес:

– Но это ты убил его, Хэнк.

Я пожал плечами:

– Я совру. Если нас вычислят из-за Луи, я обязательно совру.

Джекоб сделал такое лицо, как будто ему было очень больно. Он вытер перчаткой нос и сказал:

– Я не хочу быть за него ответственным.

– Придется. Мы же договорились.

Джекоб покачал головой. Кожа на его шее продолжала колыхаться еще пару мгновений уже после того, как он перестал двигать головой.

– Я не могу его контролировать, – сказал он.

– Тебе надо поговорить с ним, Джекоб.

– Поговорить? – раздраженно переспросил он. – Своими разговорами я не удержу его от разных глупостей, которые он может натворить.

– Припугни его.

Некоторое время мы молчали. Я слышал, как по коридору ходили люди. Должно быть, это работники магазина собирались идти по домам.

– Я не хочу нести за него ответственность, – повторил Джекоб.

– Ну что я могу сказать… тогда у нас проблема.

Джекоб кивнул.

– Может, все-таки стоит сжечь деньги, – предложил я.

Конечно, с моей стороны это был чистый блеф. Деньги жечь я, естественно, не собирался.

Джекоб, нахмурившись, молча смотрел на стол. Подумав, он сказал:

– Нет, из-за Луи нас не поймают.

– Да. И нас не поймают потому, что ты не позволишь ему совершить какую-нибудь глупость.

Мне показалось, что Джекоб уже не слушал меня. Он был где-то в своих мыслях. Когда он заговорил, он даже не взглянул на меня.

– А если что-то пойдет не так и Луи начнет делать глупости, с ним в любой момент может произойти несчастный случай.

– Несчастный случай?

– Как с Педерсоном.

– Хочешь сказать, мы убьем его? – спросил я. Признаться, слова Джекоба очень напугали меня.

Джекоб кивнул в ответ.

– Господи, Джекоб, он же твой лучший друг. Ты что, шутишь?

Брат не ответил.

– Отличное убийство, – сказал я.

– Ладно, Хэнк, я просто…

– Заморозишь его? Или что? «С ним в любой момент может произойти несчастный случай». Джекоб, ты кем себя возомнил? Бандитом и серийным убийцей?

Джекоб даже не смотрел на меня.

– Ты меня с ума сведешь, – добавил я.

Брат вздохнул.

– Ну и как же ты хотел все это устроить? – поинтересовался я. – У тебя что, есть план?

– Я просто подумал, что можно изобразить несчастный случай, например, авария с машиной.

– Авария. Отлично. И как же, ты думал, мы это организуем?

Джекоб пожал плечами.

– Может, посадим его в машину и столкнем с моста через Андерс? – спросил я.

Он хотел что-то ответить, но я не дал ему сказать ни слова.

– С Педерсоном нам очень повезло. Просто повезло. Второй раз такое не повторится.

– Я просто думал…

– Нет, ты не думаешь. В этом-то и проблема. Ты глуп. Вспомни, как ты себя вел тогда в парке? Ты плакал. Ты рыдал как ребенок. Хочешь пройти через все это еще раз?

Джекоб не ответил.

– Посмотри в окно. Посмотри на улицу, на кладбище, – сказал я.

Джекоб взглянул в окно. Там было абсолютно темно и ничего не было видно. В оконном стекле только отражался мой кабинет.

– Дуайта Педерсона похоронили на прошлой неделе. Он мертв из-за тебя, потому что ты мало того, что жадный, ты еще и трус. Ты просто запаниковал. Ну, и что теперь ты чувствуешь? Что думаешь?

Я не сводил с Джекоба взгляд, пока он не посмотрел на меня.

– Если бы я не сделал то, что я сделал, он бы нашел самолет, – проговорил он.

– Ты не должен был позволить ему сделать это.

– Ты убил его, Хэнк, – сказал Джекоб. – Ты мог спасти его, но не сделал этого.

– Я убил его, чтобы спасти тебя, Джекоб. Мне надо было выбирать между ним и тобой, и я выбрал тебя, – ответил я, и после небольшой паузы добавил: – Возможно, я и ошибся.

Джекоб не знал, что на это ответить. Он продолжал молча смотреть на меня. На его лице было все то же потерянное выражение.

– Но больше я делать этого не собираюсь, – сказал я. – Я больше не буду тебя выгораживать и спасать.

– Я не могу отвечать за него, – прошептал Джекоб.

– Просто поговори с ним. Скажи, что я сожгу деньги, если у меня появится хотя бы подозрение, что он делает что-то не то.

Джекоб опустил голову и уставился на свои коленки. Я первый раз заметил, что на макушке у него начала намечаться лысина. Честно говоря, это немного напугало меня. Если бы Джекоб был немного похудее, он был бы точной копией отца в последние месяцы его жизни. Джекоб выглядел абсолютно подавленным, сдавшимся и опустившим руки.

– Как бы я хотел, чтобы мы разделили деньги прямо сейчас и сбежали куда-нибудь.

– У нас есть план, Джекоб. И мы будем следовать ему.

– Я знаю, – ответил Джекоб и вздохнул. – Я просто сказал, чего бы мне хотелось.

На следующий день была пятница. Вечером за ужином Сара спросила меня, говорил ли я с Луи.

Я покачал головой и сказал, что с ним поговорит Джекоб.

На ужин мы ели спагетти. Сара как раз раскладывала их по тарелкам. Услышав мой ответ, она остановилась и переспросила:

– Джекоб?

Ее рука с вилкой замерла на полпути к тарелке. Сара была одета в темно-голубое платье, на фоне которого ее лицо казалось очень бледным.

Я кивнул.

– Может, будет правильнее, если ты сам поговоришь с ним? – спросила она.

– Я подумал, что будет лучше, если это сделает Джекоб. Луи послушает его, а меня – вряд ли.

Сара положила спагетти в тарелку и сказала:

– Ты уверен, что Джекоб понимает, насколько все серьезно?

– Я немного припугнул его.

– Припугнул? – переспросила Сара, взглянув на меня.

– Я сказал, что если нас вычислят из-за Луи, я расскажу в полиции про Педерсона.

– И?

– Сначала он запаниковал, но я думаю, это сработает, – добавил я и улыбнулся. – Он даже предложил убить Луи.

Эти слова, кажется, не очень впечатлили Сару.

– Как? – спросила она.

– Что – как?

– Как он хотел убить его?

– Сымитировать автокатастрофу.

Сара нахмурилась. Она намотала на вилку спагетти, положила их в рот, проглотила и сказала:

– Думаю, нам не стоит пугать Джекоба и угрожать ему.

– Я не угрожал, я просто пытался встряхнуть его, чтобы он начал делать что-нибудь полезное для дела.

Сара покачала головой:

– Если Джекоб подумает, что мы с ним заключаем заговор против Луи, то он так же легко может решить заключить заговор с Луи против нас.

– Нет, Джекоб не будет этого делать, – ответил я так уверенно, как будто идея Сары была просто абсурдной.

– Откуда ты знаешь?

– Сара, он мой брат. По-моему, это можно брать в расчет.

– Но кто ему ближе – ты или Луи? Луи гораздо больше похож на его брата, чем ты, хотя это и не так.

Я задумался. Конечно, в некоторой степени Сара была права.

– Хочешь сказать, что Джекоб может убить меня из-за денег?

– Я просто посоветовала тебе не пугать его. Этим ты добьешься только того, что он попадет под влияние Луи. У них нет семей в отличие от тебя. Им нечего терять, они вполне могут убить тебя и сбежать с деньгами.

– Но деньги спрятаны. И они не знают где.

– Ну давай представим, что они пришли сюда с ружьем, навели на тебя дуло и приказали показать, где лежат деньги. Неужели ты в такой ситуации будешь спорить?

– Они никогда этого не сделают.

– Ну тогда представь, что они навели ружье на меня, – сказала Сара и положила руку на живот. – Прямо сюда.

Я положил вилку:

– Я даже не могу представить, что Джекоб способен на нечто подобное. А ты?

– А ты можешь представить, что он убил Педерсона?

На этот вопрос я не ответил. Я почувствовал, что эти слова Сары загнали меня в тупик. Я около минуты просидел молча, глядя на жену. Передо мной снова стоял выбор. Я пытался оценить последствия одного варианта, когда бы я рассказал Саре всю правду, и другого, когда бы я сохранил тайну. Но, честно говоря, размышлять логически у меня не получилось, и в итоге я сделал выбор абсолютно случайно, так и не оценив его плюсов и минусов.

– Ну, так что? Можешь? – спросила Сара.

– Джекоб не убивал Педерсона, – быстро произнес я и снова испытал некоторое облегчение, как вчера в офисе.

Сказав это, я замолчал и смотрел на Сару, в ожидании ее реакции.

Она смотрела на меня, причем, как ни странно, ее лицо не выражало абсолютно никаких эмоций.

– Ты же сказал… – начала она.

Я покачал головой:

– Он ударил его и подумал, что старик мертв, а тот просто потерял сознание. Когда я стал усаживать его на снегоход, он начал стонать. Тогда-то я и понял, что Педерсон жив. И я добил его.

– Ты убил его?

Я кивнул, чувствуя все то же облегчение.

– Я убил его, – подтвердил я.

– Как ты это сделал?

– Я задушил его шарфом.

Сара поднесла руку к лицу. Мое признание шокировало ее. В ее глазах проскользнул страх, ужас и отчаяние. Она смотрела на меня как будто с отвращением и неприязнью. Между нами вдруг появилась невидимая стена, которая разделила нас, оттолкнула меня от Сары. Она была напугана. Но, к счастью, это длилось всего пару секунд. Сара взяла себя в руки, немного успокоилась, и разделявшая нас стена тут же исчезла.

– Зачем ты это сделал?

– Джекоб уже уехал. Я сказал, чтобы он ждал меня на мосту.

– И ты был один?

Я кивнул в ответ.

– Почему ты не сказал раньше?

Я немного подумал и ответил:

– Я боялся напугать тебя.

– Напугать меня?

– Точнее – расстроить.

Сара ничего не ответила. Она была погружена в свои мысли. Наверное, теперь она думала, насколько менялся план при только что открывшихся ей обстоятельствах. Мне вдруг стало не по себе. Мне показалось, что Сара как будто спряталась от меня, спрятала свои настоящие чувства и эмоции.

– Это так? – спросил я.

Сара взглянула на меня каким-то невидящим взглядом и переспросила:

– Что?

– Расстроилась?

– Это… – начала она, но ей потребовалось время, чтобы подобрать слова. Немного помолчав, она сказала: – Что сделано, то сделано. Прошлого не вернешь.

– Не вернешь?

– Конечно, я бы не хотела, чтобы ты делал это, но раз это случилось… я даже могу понять почему.

– Но ты бы хотела, чтобы я этого не делал?

– Не знаю, – ответила Сара и, подумав, покачала головой, добавив: – Наверное, ты был прав. Иначе мы потеряли бы деньги и Джекоба бы посадили.

Я подождал пару секунд, потом спросил:

– На моем месте ты поступила бы так же?

– О, Хэнк, откуда я могу…

– Я просто хотел бы знать, возможно ли это.

Сара закрыла глаза, как будто пыталась представить себя около тела Педерсона с шарфом в руках.

– Наверное, – наконец тихо произнесла она, – наверное, я поступила бы так же.

Я не мог поверить своим ушам. Уж если Сара поступила бы так же, как я, тогда это действительно было единственное правильное решение. Это были экстремальные обстоятельства, которые требовали именно этого решения. В конце концов, разве в реальной жизни, вне этих обстоятельств, я мог представить, что Джекоб будет бить Педерсона? Или разве мог я представить, что задушу старика шарфом? Нет, конечно, нет.

Я вдруг понял, что не просто был не в состоянии предвидеть предстоящие события, действия других людей – я не мог предвидеть свои собственные поступки. А это было не хорошо… это означало, что мы могли заблудиться, что мы попали в какой-то параллельный мир и у нас не было даже карты.

– Джекоб знает? – поинтересовалась Сара.

– Да, я сказал ему.

– Зачем?

– Джекоб тогда был в ужасном состоянии, он даже плакал. Я испугался за него и подумал, что ему будет легче, если он узнает правду и я разделю с ним груз вины.

– Он использует это против тебя.

– Использует против меня? Как? Если кто-нибудь из нас попадет в беду, то он потянет за собой другого.

– Особенно если ты будешь пугать его. Тогда они с Луи точно составят заговор против тебя.

– Сара, перестань, это уже паранойя. Успокойся, такого быть не может.

– Но у нас же есть секреты от Джекоба, ведь так?

Я кивнул.

– А у тебя с Джекобом есть секреты от Луи?

Я снова кивнул.

– Тогда почему ты думаешь, что у Джекоба и Луи не может быть секретов от нас?

Да, на этот вопрос я ответить не мог.

Поздно вечером, около одиннадцати, из Майами нам позвонила Милли, мачеха Сары. Родители Сары, как и мои, уже были на том свете. Ее мама умерла, когда Сара была еще совсем маленькой, и ее отец женился во второй раз.

Так что Милли стала Саре мачехой, когда она была еще подростком. Они никогда не были близки. Последний раз они виделись на похоронах моего тестя. Раз в месяц они разговаривали по телефону. Это был своеобразный ритуал, который обе женщины исполняли скорее из-за семейного долга, нежели из-за желания поговорить.

Сара выросла в Огайо. Город находился на берегу реки Кентукки. Милли работала медсестрой в больнице, где мать Сары медленно умирала от лейкемии. Там же она познакомилась и с отцом Сары.

Милли была родом из Западной Виргинии, и после десяти лет жизни в Майами у нее появился южный акцент, по которому Сара сразу же узнавала, с кем говорила.

Их разговоры представляли собой длинные монологи. Милли рассказывала о своей жизни, делах, новостях и друзьях. Все чаще она жаловалась на то, что Майами быстро приходит в упадок и что квартира уже требует ремонта. В конце своего монолога она, как правило, добавляла пару коротких историй о покойном муже.

Сара же рассказывала о беременности, обо мне, о холодной погоде, о том, что недавно прочла или увидела по телевизору.

Они никогда не задавали друг другу вопросы. Они не чувствовали связи между собой.

Так женщины говорили примерно минут двадцать, а потом прощались, как будто время для разговора было ограничено именно этими двадцатью минутами.

В тот день Милли позвонила, как раз когда мы собирались ложиться спать. Как только я понял, кто звонит, я шепотом сказал Саре, что пойду вниз что-нибудь перекусить. Я не любил находиться в комнате, когда она разговаривала по телефону, потому что мне начинало казаться, что я подслушиваю.

Я спустился на кухню, налил себе молока и сделал сэндвич. Я ел в темноте, стоя у стола. В окне был виден соседский дом, который был примерно в десяти ярдах от нашего. По планировке он был точной копией нашего дома. В спальне соседа работал телевизор – я видел разноцветные блики в окне.

Я простоял в темноте несколько минут. Доедая сэндвич, я думал о нашем последнем разговоре с Сарой. Я был очень доволен ее реакцией на мое признание. Я боялся, что ее напугает правда, что она будет считать меня каким-то моральным уродом и монстром, а все оказалось совсем не так страшно. Теперь мое восприятие происшедшего и отношение к себе совпадали с мнением жены. Связь, которая соединяла нас, понимание и доверие не были разрушены. Мы по-прежнему были вместе и поддерживали друг друга. Да, конечно, Сара испытала шок, но он, к счастью, прошел без последствий, и она поняла меня. В ней снова проявился ее прагматизм. Вопросы, которые волновали ее, были основаны на все том же прагматизме – она спрашивала о том, знал ли Джекоб правду об убийстве, ее волновало, как это повлияет на отношения между мною, Луи и Джекобом. Оправившись от шока, Сара уже была абсолютно невозмутима и спокойна. И это не могло не радовать меня. Она сказала, что надо двигаться дальше, думать о будущем, а не о прошлом. И теперь я знал, что если что-то пойдет не так, если наш план провалится, Сара поддержит меня и поможет довести дело до конца.

В соседнем доме все еще работал телевизор. Я допил молоко и поставил пустой стакан в раковину.

Поднимаясь наверх, я заметил, что дверь в столовую была приоткрыта. Я включил свет и заглянул в комнату. На деревянном столе были разбросаны какие-то брошюры.

Я слышал, как наверху Сара еще говорила по телефону. У нее был тихий и спокойный голос, как будто она говорила сама с собой.

Я полностью открыл дверь, зашел в столовую и тихо подошел к столу, как будто боялся, что Сара услышит, что я был там.

Брошюр казалось очень много, по крайней мере точно не меньше тридцати. Это были туристические рекламные листовки с картинками и фотографиями женщин в ярких бикини; семей, катающихся на лыжах и лошадях; мужчин, играющих в теннис и гольф; столов, полных экзотической пищи. «Добро пожаловать в Белиз!» – читал я. «Весенний Париж!», «Крит, остров Богов!», «Путешествуйте по Тихому океану вместе с нами!», «Непал, земля, потерянная во времени!»

Все брошюры были очень яркими и привлекательными. С каждой фотографии на меня смотрели счастливые, улыбающиеся лица. Все предложения заканчивались восклицательными знаками.

Кроме брошюр на столе лежали еще журналы – Conde Nast Traveler, Islands, The Caribbian, The Clobetrotter's Companion. Они содержали ту же информацию, только были больше форматом.

На краю стола я увидел блокнот. Он был открыт на страничке, исписанной почерком Сары. На верхней строчке было написано «Путешествия». Ниже были перечислены города и страны со всего света. Все они были пронумерованы, как я понял, номер зависел от предпочтения того или иного места. Под номером один был Рим, под вторым – Австралия. Следующая страничка имела заголовок: «Научиться». Здесь были перечислены такие вещи, как плавание, катание на лыжах, плавание с аквалангом, езда на лошади. Список был длинный и занимал целую страницу.

Вдруг с какой-то болью, я понял, что это списки желаний Сары, это то, на что она хотела потратить деньги. Я еще раз пробежал глазами по странице: Швейцария, Мексика, Антигуа, Москва, Нью-Йорк, Чили, Лондон, Индия, Гебриды… Теннис, французский язык, виндсерфинг, водные лыжи, немецкий язык, история искусств, гольф… В списках были даже такие названия, о которых я никогда раньше не слышал от Сары, я даже и не подозревал, что у нее были подобные мечты и планы.

С того самого момента, когда я впервые встретил Сару, я был уверен, что она даже больше рассудительна и реалистична, чем я. Она всегда действовала первой, всегда четко знала цель, к которой идет. Она была инициатором нашего знакомства, первой сексуальной близости, она первой предложила пожениться. Она назначила день свадьбы (17 апреля), она спланировала медовый месяц (десятидневное путешествие в Неаполь, Флорида) и она же решила, когда мы заведем ребенка. У меня создавалось такое впечатление, что Сара всегда получала то, что хотела. И эти брошюры и журналы показались мне чем-то странным и непохожим на жену, ведь она не могла быть уверена в том, что ее планы осуществятся… да она никогда ничего и не планировала. Сара не любила разочаровываться.

Сара получила ученую степень по специальности нефтяных разработок в Университете Толедо. Когда я встретил ее в первый раз, она как раз собиралась переезжать в Техас и устраиваться на высокооплачиваемую работу в области нефтеразработок. Она хотела заработать денег на ранчо, где бы она держала лошадей, домашний скот и у нее было бы свое клеймо – буква С, заключенная в сердце. Но вместо всего этого Сара вышла за меня замуж. Я устроился на работу в продуктовый магазин в Ашенвилле, и Сара, сама того не заметив, вдруг оказалась в Дельфии. К сожалению, у человека с дипломом специалиста по нефтяным разработкам не так много перспектив в северо-западном Огайо. Так что Сара остановилась на том, что некоторое время проработала в местной библиотеке. Кроме работы, она еще играла в театре, и, надо признать, это у нее довольно хорошо получалось. Тем не менее в ней все еще жило разочарование… единственное, которое она допустила в своей жизни… Она часто вспоминала о планах, которые были у нее в студенчестве, и грустила, что ее жизнь сложилась по-другому. Тогда она принесла свои мечты в жертву нашим отношениям. Да, Сара никогда не говорила об этом, никогда не акцентировала на этом внимание. А я, конечно, понимал это, но почему-то мне казалось, все абсолютно естественным… я думал так, я был уверен в этом до того момента, когда увидел все эти записи… только в ту ночь я понял, как Саре было тяжело…

Теперь у нас появились деньги, и она могла осуществить свои мечты. Теперь у нее наконец-то появилась возможность не просто мечтать, а строить планы и составлять списки. У нее появилась надежда на то, что все это осуществится, но тем страшнее было все потерять…

А я знал, что мы в ловушке. Я знал, что мы переступили грань, и теперь у нас не было пути назад. Деньги не только давали нам шанс осуществить наши мечты – одновременно с этим приводили нас к тому, что мы начинали ненавидеть нашу настоящую жизнь, нашу жизнь до их появления. Все: моя работа, наш дом, город – все это уже казалось частью нашего прошлого, а не настоящего и тем более будущего. Теперь в будущем мы видели себя только миллионерами, и все остальное по сравнению с этим стало каким-то серым, тусклым и блеклым. И если случилось бы так, что мы сейчас вдруг лишились бы денег, мы бы уже никогда не смогли спокойно вернуться к нашей прошлой жизни… это было бы очень больно… и слишком тяжело.

– Хэнк? – позвала из спальни Сара. – Где ты, милый?

Она уже поговорила с мачехой.

– Иду, – крикнул я, вышел из комнаты, выключил свет и тихо закрыл за собой дверь.

В воскресенье днем, как раз после того, как мы с Сарой пообедали, в дверь позвонили. Это был Джекоб.

Когда я открыл дверь, я увидел на крыльце брата, который, к моему удивлению, был одет в серые фланелевые брюки и кожаные ботинки. Впервые после похорон родителей я видел Джекоба не в джинсах или штанах цвета хаки. Я был так удивлен этой переменой, что даже не сразу заметил еще одну, которая была, пожалуй, даже значительнее первой. Когда я поднял глаза и посмотрел на лицо брата, я вдруг понял, что Джекоб коротко подстригся. С такой стрижкой его голова казалась слишком большой для тела и напоминала воздушный шарик, прикрепленный к плечам.

Джекоб молча стоял у крыльца в ожидании моей реакции. Я улыбнулся. Несмотря на то, что брюки были немного узки, над коричневыми ботинками виднелись голубые носки, Джекоб, казалось, был очень собой доволен, а это случалось нечасто. Я был рад за него и даже решил сделать брату комплимент.

– Ты подстригся, – сказал я.

Джекоб смущенно улыбнулся, дотронулся до головы и ответил:

– Да, сегодня утром.

– Тебе идет.

Джекоб улыбался. Ему были приятны мои слова.

На другой стороне улицы соседский мальчишка играл с теннисным мячом, который заменял ему шайбу. Он бил клюшкой по мячу, целясь в дверь гаража. Мяч был мокрым, и от каждого удачного удара на двери оставался темный след.

Мери Бет наблюдал за мальчишкой из машины.

– У тебя есть время поговорить? – спросил Джекоб.

– Конечно, – ответил я и широко открыл дверь. – Ты завтракал? Могу угостить тебя сэндвичем.

Джекоб поднялся по ступенькам, заглянул в дом и остановился. Он стеснялся Сары и старался не заходить ко мне, когда она была дома. Джекоб вообще всегда смущался в присутствии женщин.

– Может, прокатимся? – предложил он.

– А дома говорить неудобно?

– Это связано с деньгами, – шепотом сказал Джекоб.

Я вышел на крыльцо и закрыл за собой дверь.

– Что-то случилось? – поинтересовался я.

– Нет, все в порядке.

– Что-то с Педерсоном?

Джекоб покачал головой.

– Нет, просто я хочу кое-что тебе показать. Это сюрприз, – добавил он.

– Сюрприз? – переспросил я.

Джекоб кивнул:

– Тебе понравится. Это хороший сюрприз.

Пару мгновений я смотрел на брата с некоторым недоверием, потом открыл дверь и сказал:

– Я только возьму куртку.

Как только я сел в машину и сразу же спросил у Джекоба, что происходит, но он ничего мне не рассказал.

– Подожди, не торопись. Я хочу все тебе показать.

Мы выехали из Дельфии и направились к Ашенвиллу. Сначала я подумал, что мы едем в парк, но с Берн-роуд мы повернули налево и поехали на юг.

День был морозный и солнечный. Снег на полях покрылся тонкой корочкой льда, которая переливалась и блестела на солнце.

Через некоторое время мы свернули на небольшую проселочную дорогу, и уже через пару секунд я понял, что Джекоб везет меня на ферму отца.

Я смотрел через окно на знакомые поля, когда брат остановил машину. Я уже много лет не был на нашей ферме, и когда спустя такой долгий промежуток времени я попал сюда, у меня появилось какое-то странное, волнительное ощущение, мне как будто стало немного страшно. Я был шокирован тем, что не осталось ничего от нашего дома. Самого дома и амбара уже не было – их снесли и вывезли. Деревьев, которые раньше ограничивали наш сад и служили живым забором, тоже уже не было. Их спилили, а бревна продали. Единственным напоминанием о нашей прошлой жизни и о наших родителях была та самая мельница отца. Как ни странно, она сохранилась до сих пор и стояла примерно в четверти мили на запад от места, где когда-то находился дом.

– Ты часто приезжаешь сюда? – спросил я Джекоба.

Он пожал плечами:

– Иногда приезжаю.

Джекоб смотрел на место, где раньше стоял наш дом. Все вокруг было покрыто ровным слоем снега и даже было не за что зацепиться взглядом, остановить его на какой-нибудь точке… Перед нами раскинулось абсолютно гладкое поле, и даже представить, что когда-то здесь стоял наш дом, было довольно сложно.

– Не хочешь выйти? – предложил Джекоб.

Честно говоря, я не хотел, но мне показалось, что брат думал по-другому, поэтому я ответил: «Конечно» – и открыл дверь.

Мы вышли из машины и пошли по полю. Мы проходили как раз там, где раньше была тропинка, ведущая от дороги к дому. Мери Бет бежал впереди нас, периодически останавливаясь и принюхиваясь. Мы прошли примерно ярдов сто и остановились. Как нам показалось, именно здесь раньше стоял наш дом. Хотя, возможно, мы и ошиблись, потому что никаких точных ориентиров, кроме наших воспоминаний, у нас не было.

Заброшенная мельница сиротливо стояла в нескольких ярдах от нас. С севера подул легкий ветерок, и лопасти мельницы, громко скрипнув, сдвинулись с места. Но звук долетел до нас не сразу, так что, когда мы обернулись, лопасти уже остановились.

Джекоб пытался вспомнить, где что у нас стояло – амбар, навес для трактора, где была силосная яма, металлический короб, в котором отец хранил зерно. Брат крутился на месте и показывал в разные стороны. Его кожаные ботинки уже совсем промокли от снега, но он не обращал на это никакого внимания. Джекоб был полностью погружен в свои воспоминания.

– Джекоб, – наконец сказал я, прерывая его, – зачем ты меня сюда привез?

Брат взглянул на меня и ответил:

– Я решил, что буду делать с моей долей денег.

– И что же?

– Я хочу выкупить ферму.

– Эту ферму?

Джекоб кивнул.

– Я восстановлю дом, – сказал он, – заново выстрою амбар и все остальное.

– Ты не сможешь этого сделать, – возразил я. – Мы должны будем уехать.

Пес рыл снег неподалеку от нас. Пару секунд Джекоб стоял молча, наблюдая за Мери Бет. Потом брат посмотрел на меня и спросил:

– Хэнк, а зачем мне надо будет уезжать? Я не то, что вы. У тебя есть Сара, у Луи – Нэнси, а у меня никого нет. И ты хочешь, чтобы я один уехал куда-нибудь?

– Джекоб, ты не можешь купить ферму. Как ты объяснишь, откуда у тебя появились такие деньги?

– Я думал, что можно будет всем сказать, что Сара получила наследство. Все равно здесь никто не знает ни ее саму, ни тем более ее семью. Мы скажем, что вы купили ферму до того, как решили переехать, и ты доверил ее мне.

Некоторое время я молча смотрел на пустые поля, на наши следы, которые вели к дороге и пытался представить брата, отстраивающего дом, ставящего заборы и ограды, распахивающим огород и поле, но не смог. Я был уверен, что этого никогда не произойдет.

– Я думал, тебе понравится моя идея. Это же наша ферма. Я восстановлю ее.

Я мрачно посмотрел на брата. Как же он был не прав – я чувствовал что угодно, но только не радость. Наша ферма – это то, от чего я пытался бежать всю жизнь. Сколько себя помню, я всегда видел, что на ферме родителей что-то ломалось, приходило в упадок, ничего не работало и никаких планов здесь никогда не осуществлялось. Эта ферма ассоциировалась у меня только с разрухой и запустением, крахом планов и надежд. Даже сейчас, смотря на пустое место, где когда-то стоял мой дом, я чувствовал ту же атмосферу – безнадежности и бессилия. Здесь никогда не происходило ничего хорошего.

– Джекоб, это будет очень тяжело, – заметил я. – Ты понимаешь это? Тебе предстоит не просто купить ферму, тебе придется очень много работать на ней, восстанавливать все с чистого листа. Чтобы все получилось, тебе надо хорошо разбираться в технике, садоводстве, агрономии, ты должен знать о зернах, удобрениях, пестицидах, гербицидах, дренаже, поливе, и это только малая часть того, что тебе понадобится. А ты совершенно ничего в этом не понимаешь, ты абсолютно не разбираешься в фермерском деле. Ты закончишь так же, как и отец.

Как только я договорил, я понял, что мои слова прозвучали слишком жестоко и даже грубо. Взглянув на Джекоба, я понял, что обидел его. Я понял это по одной только его позе – он стоял, опустив плечи, засунув руки в карманы, и смотрел на снег.

– Это должна была быть моя ферма, – тихо произнес он, – отец обещал завещать ее мне.

Я кивнул. Мне до сих пор было стыдно за свои слова. Отец действительно хотел, чтобы кто-нибудь из нас стал фермером, а другой – адвокатом. Я всегда лучше учился в школе, и поэтому именно меня отправили в университет. А в итоге получилось, что мы оба не оправдали ожиданий отца, мы не смогли осуществить ни одной его мечты.

– Я прошу у тебя помощи, – сказал Джекоб, – я никогда ни о чем не просил тебя. А сейчас прошу. Помоги мне вернуть ферму.

Я промолчал, потому что не хотел, чтобы после того, как мы разделили бы деньги, Джекоб оставался здесь. Я понимал, что ничего хорошего из этого не выйдет, но я не знал, как сказать об этом брату.

– Я не прошу денег, – снова заговорил Джекоб. – Я просто прошу, чтобы ты сказал всем, что Сара получила наследство и вы решили выкупить ферму.

– Джекоб, но ты даже не знаешь, продаст ли тебе Мюллер ферму.

– Если я предложу ему достаточно денег – продаст.

– А почему бы тебе не купить другую ферму? Не здесь? Где-нибудь, где нас никто не знает.

Джекоб покачал головой:

– Нет, я хочу эту ферму. Я хочу жить здесь, где мы родились и выросли.

– А что будет, если я откажусь помочь тебе?

Джекоб немного подумал, пожал плечами и ответил:

– Не знаю. Наверное, тогда мне придется придумать другую историю.

– Джекоб, разве ты не понимаешь, что это опасно? Мы все рискуем. Мы все должны уехать отсюда.

– Я не могу уехать. Мне некуда ехать.

– Для тебя открыт весь мир. Ты можешь жить там, где захочешь.

– Я хочу жить здесь, – сказал Джекоб и топнул ногой, – вот прямо здесь. Дома.

Примерно минуту мы оба молчали. Снова подул ветерок. Мы посмотрели на мельницу, но в этот раз лопасти не пошевелились. Я старался собраться с мыслями, подобрать подходящие слова, чтобы отказать Джекобу, чтобы убедить его, что эта затея не принесет ничего хорошего… И как раз в этот момент, к моему счастью, Джекоб заговорил сам.

– Я не настаиваю на том, чтобы ты прямо сейчас принял это решение, – сказал он. – Я просто прошу тебя подумать над моей просьбой.

– Хорошо, – сказал я с некоторым облегчением. – Я подумаю.

Только когда мы уже подъехали к моему дому, и я уже собирался выйти из машины, как вдруг понял, почему Джекоб так оделся, подстригся и привел себя в порядок. Он сделал это для того, чтобы произвести на меня впечатление, чтобы показать мне, что он способен на что-то и что ему можно доверять, что, если дать ему возможность, он может быть сознательным, взрослым человеком, таким же, как я сам. И стоило мне представить брата, надевающим неудобные брюки, ремень, чистые носки, куртку, стоило мне представить, как он стоит перед зеркалом, оценивая результат своих стараний и пытаясь предугадать мою реакцию на это преображение, мне вдруг стало безумно жалко и его, и себя, за наши отношения. И в этот момент мне захотелось помочь ему вернуть ферму.

Однако я знал, что из этого ничего бы не вышло, даже если я бы и помог брату. А вечером я посоветовался с Сарой, и она поддержала меня.

– Хэнк, он должен уехать, – сказала она. – Ему ни в коем случае нельзя оставаться.

Мы с женой сидели у камина в гостиной. Сара вязала. Во время разговора она быстро перебирала спицами, которые тихо постукивали, касаясь друг друга, как будто переводили наши слова на язык Морзе.

– Ты должен заставить его понять это, – сказала Сара.

– Знаю, – ответил я. – Я просто не смог этого сделать, когда мы были там. Поговорю с ним в понедельник.

Сара покачала головой:

– Не говори ему, пока не будет острой необходимости.

– В смысле?

– Чем больше пройдет времени, тем спокойнее он отнесется к отказу. Это уже будет не так актуально для него.

Я понял, почему Сара так говорила. Она опять боялась, что, если я скажу Джекобу что-нибудь резкое или как-то разочарую его, он сблизится с Луи. Сначала я хотел возразить жене и сказать, что у нас нет никаких оснований не доверять Джекобу, потому что он – мой брат и он не предаст меня. Но, немного подумав, я пришел к выводу, что не стоит пытаться убедить в этом Сару, потому что, во-первых, в этом нет никакого смысла, а во-вторых, у меня действительно не было никаких реальных доказательств его верности и преданности.

Стук спиц прекратился. Я чувствовал, что Сара смотрит на меня.

– Хэнк, ему нельзя оставаться, – повторила она. – Для нас это будет все равно, что оставить после себя улики.

– Я знаю. Я просто очень хотел бы ему помочь.

– Тогда заставь его пообещать, что он уедет. Только так ты можешь ему помочь.

– Но ему некуда ехать, Сара. У него ничего и никого нет.

– У него будет миллион долларов. Он сможет поехать, куда захочет.

– Да… куда захочет… кроме как на нашу ферму.

– Да, правильно. Только не на ферму.

Сара снова застучала спицами.

– Я всегда плохо относился к Джекобу, как будто свысока, – сказал я, – даже когда мы были маленькими. Как будто он был чем-то хуже меня.

– Но он действительно за эти годы не сделал и доли того, что сделал ты.

Я не обратил на этот комментарий никакого внимания. Сара не поняла, о чем я говорил.

– С тех пор, как мы пошли в школу и над ним стали смеяться из-за его веса. Я даже стеснялся того, что Джекоб – мой брат. Именно тогда я начал смотреть на него свысока. И он прекрасно это понимал. Он не мог не чувствовать этого.

Спицы все стучали, стучали, стучали…

– Это вполне естественно, – заметила Сара. – Вы же были детьми.

Я покачал головой:

– Он был застенчивым и беспокойным ребенком.

– А сейчас он застенчивый и беспокойный мужчина.

Я нахмурился. Я хотел рассказать ей о своих чувствах, объяснить свое отношение к брату, хотел, чтобы она поняла то, что я почувствовал к Джекобу тогда, в машине, когда понял причину всех перемен в нем.

– Ты знала, что у Джекоба в детстве было ночное недержание мочи? – вдруг выпалил я.

– У Джекоба? – переспросила Сара.

– Да, это началось классе в седьмом и продолжалось всю зиму. Мама даже ставила будильник по ночам, чтобы будить Джекоба и отводить его в туалет. Только это не помогало.

Сара продолжала вязать. Мне показалось, что ей было не очень интересно слушать.

– Однажды я рассказал об этом своему другу. И вскоре вся школа об этом узнала.

– Джекоб был взбешен?

– Нет. Ему просто было очень стыдно. Но он не стал жаловаться родителям, и поэтому меня даже не наказали, – ответил я и, немного помолчав, добавил: – Это был очень жестокий поступок с моей стороны.

– Хэнк, это было много лет назад, – заметила Сара. – Я уверена, что он уже давно об этом забыл.

Я покачал головой. Да, наверное, мне не стоило начинать этот разговор. Все равно мне не удалось объяснить Саре того, что хотел. А хотел я, чтобы она поняла, что я мечтаю помочь брату, сделать для него что-нибудь хорошее, сделать его жизнь лучше, чем раньше… сделать это для того, чтобы искупить свою вину перед Джекобом. Только вот совершенно не знал, как объяснить свои чувства жене, какие слова подобрать, чтобы выразить все это.

– И мне не важно, помнит он об этом или нет, – добавил я.

На этом наш разговор был окончен.

Я проснулся поздно ночью. Меня разбудил шум мотора машины, подъехавшей к нашему дому. Сара лежала рядом со мной на спине. Она дышала спокойно и глубоко. Ее шум за окном не разбудил.

Единственным источником света были цифровые часы, которые стояли на столе и от которых исходил нежно-зеленый бледный свет. В этом свете были хорошо видны контуры женского тела.

Часы показывали половину первого.

Машину заглушили.

Я встал с кровати и подошел к окну. На небе не было ни облачка. Светила бледно-желтая, почти белая луна, окруженная сотнями ярких звезд. Снег переливался и блестел в лунном свете.

Перед домом стояла машина Луи.

Я взглянул на Сару. Убедившись, что она спит, я тихонько вышел из комнаты.

Когда я спускался по лестнице, я услышал, как дверь машины открылась, а потом осторожно и мягко захлопнулась.

Подойдя к двери, я выглянул в окно. Луи был одет в белую защитную куртку. Кажется, он был пьян. Пройдя пару шагов по тропинке, ведущей от дороги к дому, Луи повернул к гаражу, который был слева от дома. Из окна гаража не было видно, так что, когда Луи подошел к нему, я его уже не видел.

У меня не было дома никакого оружия. Единственное, что мне пришло в голову, – это кухонные ножи. Но мне не хотелось отходить от окна и идти на кухню.

Луи довольно долго пробыл в гараже. Дверь была открыта, но там не было ничего, что он мог бы украсть.

Тем временем я посмотрел на его машину. Несмотря на темноту, я разглядел, что в салоне Луи кто-то ждал. Возможно, их даже было двое.

В доме было так тихо, что я слышал как в гостиной тикали дедушкины часы.

Сначала я подумал, что надо включить свет, чтобы напугать ночных гостей, но потом передумал. Так что я так и остался стоять у окна в одной пижаме и даже без тапочек. Я ждал, пока Луи выйдет из гаража.

Когда Луи наконец снова появился в поле моего зрения он, как ни странно, пошел не к машине, а прямо к входной двери.

Я сделал пару шагов назад и прислушался.

Луи поднялся по ступенькам. Он так громко топал, что я даже мог посчитать количество шагов. Подойдя к двери, он дернул за ручку, но она была заперта. Тогда он тихо постучал. Судя по звуку, он был в перчатках.

Я не шевелился.

Луи постучал еще раз, немного громче. Вспомнив, что наверху спит Сара и стук может разбудить ее, я подошел к двери, повернул ключ и приоткрыл ее.

– Что такое, Лу? – шепотом спросил я.

Луи широко улыбнулся. Глаза его блестели.

– Мистер Бухгалтер! – сказал он таким голосом, как будто не ожидал меня увидеть.

Я нахмурился. Его выражение лица тоже мгновенно изменилось. Луи стал серьезным и мрачным.

– Хэнк, – сказал он. – Я пришел сюда, чтобы кое-что забрать.

Сказав это, Луи хихикнул и прикрыл рот рукой.

Я сразу же почувствовал запах спиртного.

– Езжай домой, Лу, – ответил я. – Езжай.

Через дверь в дом сочился морозный ночной воздух. Мне было очень холодно.

– На улице мороз, Хэнк. Может, пригласишь меня войти?

Луи всем телом навалился на дверь, и мне ничего не оставалось делать, как шагнуть назад. Войдя в коридор, Луи, все еще улыбаясь, захлопнул за собой дверь.

– Я решил, что уже пора разделить деньги, Хэнк. Я хочу свою долю, – сказал он и внимательно осмотрел коридор, как будто думал, что мешок лежит прямо здесь.

– Лу, деньги не здесь.

– А где? В гараже?

– Даже если они были бы здесь, я бы тебе ничего не отдал.

Луи был явно возмущен моими словами.

– То, что деньги у тебя, совсем не значит, что они твои. Часть из них принадлежит мне, – сказал он и ткнул себя пальцем в грудь.

– Мы заключили соглашение, – уверенно ответил я.

Луи не обратил никакого внимания на мои слова. Он потянулся вперед, пытаясь заглянуть на кухню.

– Они в банке? – спросил он.

– Конечно нет. Я их спрятал.

– Хэнк, мне нужна часть денег. Прямо сейчас.

– Если ты помнишь, у нас было единственное условие: чтобы оставить деньги, мы должны следовать плану.

– Да хватит тебе, мистер Бухгалтер. Не будь занудой.

– Кто в машине?

– В машине?

– Кто тебя ждет? – спросил я и показал на дверь.

– Там никого. Я приехал один.

– Лу, я видел, что в машине кто-то есть. Это Нэнси?

Луи вдруг хитро улыбнулся. Ему, похоже, это показалось даже забавным.

– Ты все это время следил за мной? – поинтересовался он.

– Кто там? Нэнси и кто еще? Джекоб?

Луи покачал головой.

– Только Нэнси, – ответил он. Потом, заметив, что я нахмурился, снова улыбнулся, совсем как ребенок, которого поймали на лжи, и добавил: – Нэнси и Сонни.

– Сонни Меджор? – удивленно переспросил я. Я никогда даже не предполагал, что они могут быть друзьями.

Луи кивнул:

– Он приехал к нам за деньгами за дом, и мы с Нэнси предложили ему прогуляться. Вот поэтому мне и нужны деньги, мистер Бухгалтер. Я везу своего домовладельца выпить вместе.

– Ты им рассказал о самолете?

– Конечно нет, – раздраженно ответил Луи, – я сказал, что ты должен мне немного денег.

Я нахмурился. В доме что-то скрипнуло.

– Хэнк, я прошу отдать только то, что по справедливости мне принадлежит.

Луи стоял, немного раскачиваясь. Судя по этому жесту, я сделал вывод, что ему уже не терпится поскорее получить деньги.

Я желал, чтобы он немедленно уехал, но только не знал, как заставить его сделать это.

– Можешь даже не отдавать мне всю сумму, дай только одну пачку. Мне этого вполне хватит. За остальным я приеду потом.

– Если ты еще хоть раз попросишь меня об этом, – медленно и спокойно сказал я, – первое, что я сделаю завтра утром, – так это сожгу деньги. Ясно?

– Шантажист, – прошипел Луи.

– Давай, попроси еще раз. Увидишь, что я не шучу, – добавил я.

– Я знаю один маленький секрет, мистер Бухгалтер. Джекоб рассказал мне кое-что.

Я молча смотрел на Луи в ожидании продолжения.

– Я знаю, что случилось с Дуайтом Педерсоном, – произнес он и лукаво улыбнулся.

Я чуть вздрогнул, но тут же взял себя в руки. Да, я никак не ожидал услышать этого. Я пытался думать как можно быстрее. Тело меня не слушалось, бороться с дрожью было очень сложно. В голове пульсом била одна мысль: Джекоб рассказал ему о Педерсоне. Я был в шоке. Я не ожидал такого от Джекоба.

Луи снова улыбнулся. Я сделал над собой усилие и попытался посмотреть ему прямо в глаза.

– Дуайт Педерсон? – спросил я, делая вид, что не понимаю Луи.

Луи улыбнулся еще шире:

– Ты убил его, мистер Бухгалтер. Вы с Джекобом убили его.

– Луи, ты слишком много выпил. Ты сам не понимаешь, что говоришь.

Луи ухмыльнулся:

– Я не позволю тебе сжечь деньги. Это будет воровство – ты украдешь у меня мои деньги. Если ты это сделаешь, я всем расскажу то, что знаю.

Часы в гостиной пробили час ночи. И дом снова погрузился в ночную тишину.

Я положил руку на куртку Луи, прямо на его солнечное сплетение. Нет, я не хотел его толкать или бить, я просто спокойно положил руку. Мы оба смотрели вниз.

– Иди домой, Луи, – шепотом произнес я.

Он покачал головой:

– Мне нужны деньги.

Тогда я подошел к шкафу, нашел в куртке свой кошелек, достал оттуда две купюры по двадцать долларов и протянул Луи.

Однако он едва взглянул на деньги и сказал:

– Нет, мне нужна одна из тех пачек.

– Их здесь нет, Луи. Я спрятал их не дома.

– Где?

– Возьми эти деньги, – сказал я, протягивая ему сорок долларов.

– Я хочу свою долю, Хэнк.

– Ты получишь ее летом, как мы и договорились.

– Нет. Я хочу сейчас.

– Луи, ты меня не слушаешь. Я не могу отдать тебе деньги сейчас. Их здесь нет.

– Тогда я приеду утром. Мы вместе съездим и заберем деньги.

– Мы так не договаривались. У нас есть план, которому мы должны следовать.

– Ты только представь, что кто-нибудь напишет анонимную записку шерифу, в которой расскажет о том, что в деле Педерсона не все так чисто, как кажется.

Я пристально посмотрел на Луи. Признаться, я еле сдерживался, чтобы не ударить его. Мне хотелось размахнуться как следует и выбить ему пару зубов. А потом размахнуться еще раз и сломать ему шею.

– Возьми сорок долларов, – повторил я, изо всех сил стараясь сдержать эмоции.

– Разве он не мог просто не справится с управлением? – Луи покачал головой, показывая, что в эту версию невозможно поверить, и, улыбаясь, продолжил: – Мне кажется, что это по крайней мере странно. А где вы были в новогоднее утро?

– Ты никогда этого не сделаешь.

– А мне нечего терять, Хэнк. У меня нет денег, а я уже многим должен.

– Если ты подставишь нас, ты вообще ничего не получишь.

– Я не могу ждать до лета. Деньги нужны мне сейчас.

– Возьми эти сорок долларов, – снова повторил я и протянул деньги.

Луи снова покачал головой:

– Нет, я вернусь утром. Мне нужна по крайней мере одна пачка.

На секунду меня охватила паника. Но я быстро взял себя в руки, и выход нашелся сам собой.

– Я не могу никуда с тобой ехать завтра утром, – сказал я. – Дорога займет около суток. Я не могу так надолго уезжать, пока Сара не родит.

Луи, кажется, еще не решил, стоит мне верить или нет.

– Сутки? – переспросил он.

– Я спрятал мешок неподалеку от Мичигана.

– Какого черта ты отвез деньги в Мичиган?

– Я не хотел, чтобы они хранились где-то поблизости. Я подумал, что, если мы вдруг попадем под подозрение полиции, то будет лучше, чтобы деньги были как можно дальше.

Я видел, что Луи уже начал сомневаться и искать выход.

– Когда Сара родит? – спросил он.

– Через несколько недель.

– И тогда мы поедем за деньгами?

– Да, – ответа я, чтобы поскорее отделаться от Луи.

– Обещаешь?

Я кивнул.

– И мы разделим их?

Я снова кивнул.

– Возьми сорок долларов, – сказал я.

Луи посмотрел на деньги, взял их, положил в куртку и улыбнулся.

– Прости, что разбудил.

Я открыл дверь и, как только Луи вышел, сразу же ее захлопнул.

Заперев дверь, я посмотрел в окно. Луи остановился на крыльце, достал деньги, которые я дал ему, внимательно посмотрел на них и только потом пошел к машине.

Когда он открыл дверь машины, внутри на секунду зажегся свет. Теперь я совершенно ясно увидел двух человек в салоне. Впереди сидела Нэнси. Она улыбалась Луи. Сзади сидел еще один человек. Его я разглядел хуже, и сначала мне показалось, что это действительно был Сонни Меджор. Но когда Луи сел в машину и захлопнул дверь, у меня почему-то вдруг появились некоторые сомнения. Сонни Меджор был довольно низким мужчиной, он был меньше Луи, а вот человек на заднем сиденье выглядел довольно большим, я бы даже сказал, тучным. Он был похож на Джекоба.

Я смотрел на машину, которая уже выехала на дорогу. Луи включил фары. Я стоял у окна до тех пор, пока машина не скрылась из виду, а шум ее двигателя не исчез где-то в сумраке ночного города. В доме снова стало тихо и спокойно.

Я попытался быстро придумать, что делать, но мысли путались и ничего дельного в голову не приходило. Единственное, что я понимал, было то, что все вышло из-под контроля. Теперь у меня действительно появились проблемы, причем довольно серьезные, и выхода, кажется, не было.

Когда я отвернулся от окна и собирался было идти обратно в спальню, я увидел Сару, которая, закутавшись в белый халат, как привидение, стояла на верхней ступеньке лестницы.

Мы говорили прямо там.

Я поднялся к ней, и мы устроились на ступеньках. Так мы и сидели в темноте, прижавшись друг к другу, как дети, и разговаривали о том, что произошло.

– Ты слышала? – спросил я.

Сара кивнула и положила руку на мое колено.

– Все?

– Да.

– Джекоб рассказал Луи о Педерсоне.

Сара снова кивнула и слегка сжала коленку. Я тоже положил руку на ее колено.

– Что теперь делать? – поинтересовалась она.

Я пожал плечами:

– Ничего.

– Ничего?

– Наверное, надо просто переждать.

Сара немного отодвинулась от меня. Я чувствовал на себе ее взгляд, когда смотрел на входную дверь.

– Не получится, – спокойно сказала она. – Если ты не отдашь ему деньги, он все расскажет.

– Тогда надо отдать деньги.

– Нельзя. Нас поймают. Он же начнет тратить их повсюду и сразу привлечет внимание.

– Хорошо, тогда не буду.

– Значит он все расскажет.

– Выхода нет, Сара. У нас два варианта – отдать ему деньги или оставить все себе. И все, – произнес я, немного повышая голос, понимая, в какую безвыходную ситуацию мы попали.

– Сожги деньги.

– Я не могу. Тогда Луи расскажет о Педерсоне. И все, чего мы добьемся, так это то, что меня обвинят в убийстве.

– Обвини Джекоба. Если ты вернешь деньги и пообещаешь дать показания против него, тебя ни в чем не обвинят, наоборот, ты якобы поможешь следствию.

– Я не могу этого сделать.

– А он смог сделать то, что сделал. Хэнк, ты только подумай, это же его вина.

– Я не собираюсь доносить на собственного брата.

В доме было так тихо, что я слышал учащенное сердцебиение Сары. Я сжал ее руку.

– Я не думаю, что он расскажет что-нибудь, – сказал я. – Мне кажется, что нам стоит проявить твердость. Он подождет до лета.

– А если не подождет?

– Тогда у нас будут проблемы. В ситуации, в которой мы оказались, нам в любом случае придется рисковать.

– Но нельзя же просто спокойно сидеть и ждать, пока он сдаст тебя полиции.

– А что ты хочешь, чтобы я делал? Может, ты, как Джекоб, хочешь, чтобы я убил его?

Сара махнула рукой:

– Ну что ты. Я просто хочу сказать, что нам надо что-то делать. Надо найти способ повлиять на него, надо как-то напугать Луи.

– Напугать?

– Конечно, это лучший способ управлять им, Хэнк. Раньше мы контролировали его, потому что деньги хранятся у нас, а теперь он контролирует нас. Нам надо придумать, как снова взять ситуацию в свои руки.

– Если мы будем пугать его, ситуация только ухудшится. Это бесполезно, все равно что пытаться задуть костер – чем больше дуешь, тем сильнее разгорается.

– То есть хочешь просто сложить руки и сдаться?

Я поднял руку с коленки жены и поднес ее к своему лицу. В доме было абсолютно тихо, словно нас кто-то внимательно слушал.

– Я просто хочу продолжать следовать плану, – сказал я. – Я хочу подождать до лета.

– Но он расскажет.

– Он ничего не выиграет, если расскажет. И он это прекрасно понимает. Если мы попадем в тюрьму, мы потеряем деньги.

– Да он и не подумает об этом. Он расскажет только из-за того, что ты не выполнил его просьбы, он даже думать о последствиях не будет.

Я закрыл глаза. От усталости у меня уже начинало болеть и ломить все тело. Больше всего на свете сейчас я хотел вернуться в постель и заснуть.

– Хэнк, я думаю, ты не понимаешь, насколько все серьезно.

– Пойдем спать, – сказал я, но Сара не сдвинулась с места.

– Теперь ты под колпаком у Луи. Тебе придется делать то, что он скажет.

– Но деньги же по-прежнему у меня. И Луи не знает, где они спрятаны.

– У тебя было преимущество – ты говорил, что сожжешь деньги. Теперь у тебя этого преимущества нет.

– Не надо было рассказывать Джекобу.

– Ты знаешь Луи, он использует против тебя все, что у него есть.

– Я не могу поверить, что он мог так поступить.

– Даже если нам удастся дотянуть до лета и мы разделим деньги, когда планировали, все равно у Луи всегда будет возможность припугнуть тебя. Он может подождать лет десять, пока не потратит свою часть денег, а потом он вернется и начнет нас шантажировать. И в конце концов он добьется того, что отправит тебя за решетку.

Я ничего на это не ответил. Я думал тогда совсем не о Луи, я думал о Джекобе.

Сара взяла мою руку:

– Ты не должен позволить ему сделать это. Ты обязан сам контролировать ситуацию.

– Но мы ничего не можем сейчас сделать, – ответил я. – Ты вот говоришь о том, что его надо припугнуть, но как?

Сара молчала.

– Может быть, ты знаешь, что мне надо сделать? У тебя есть план? – спросил я.

Жена внимательно смотрела на меня несколько секунд таким тяжелым взглядом, что у меня промелькнула мысль о том, что она хочет, чтобы я убил Луи, но это, конечно, было не так. После небольшой паузы она покачала головой и ответила:

– Нет, не знаю.

Я кивнул и хотел уже встать, чтобы пойти спать, но Сара взяла мою руку и положила себе на живот. Ребенок толкался. У меня как всегда появилось неприятное ощущение и по телу пробежали мурашки. Все это продолжалось несколько тяжелых секунд.

– Все будет хорошо, – шепотом сказал я, как только ребенок успокоился. – Доверяй мне. Все пройдет.

Да, это были обычные фразы для людей, которые попали в безвыходное положение. Я понял это, как только начал говорить. Мои слова походили теперь на слова моей матери, которые она сказала, когда я видел ее в последний раз. Она сообщила что-то оптимистичное, что-то, что отрицало безвыходность и тяжесть ситуации. Да, то, что я теперь говорил подобные вещи, было плохим знаком, но я не мог не произнести этого… я чувствовал, что должен… чувствовал, что Сара ждет этих слов, несмотря на то, что сама понимает, что мы попали в беду. Теперь мы вступили на очень опасный путь, с этого момента мы больше ни в чем не могли быть уверены, мы потеряли контроль над ситуацией.

– Мне страшно, Хэнк, – сказала она.

– Все будет хорошо, – снова шепотом добавил я. На этот раз фраза прозвучала совсем глупо, но больше мне нечего было сказать.

На следующий день я проснулся рано утром. Чтобы не будить Сару, я оделся в коридоре и почистил зубы внизу. Потом на кухне я приготовил себе кофе и, пока пил его, просмотрел вчерашнюю газету.

Позавтракав, я поехал к Джекобу.

Машину я припарковал рядом с его фургоном.

Было прекрасное, морозное и солнечное утро. Все вокруг блестело и переливалось, было каким-то особенно чистым. Было еще очень рано, около восьми утра, но Ашенвилл уже проснулся. По улицам ходили люди с газетами и чашечками дымящегося кофе в руках. Казалось, абсолютно все улыбаются.

Как я и думал, когда я приехал, Джекоб еще спал. Мне пришлось постучать в дверь, потом подождать некоторое время и снова постучать, прежде чем Джекоб услышал и пошел открывать. Когда он наконец добрался до двери и открыл ее, он, кажется, был очень разочарован, увидев на пороге меня. Некоторое время Джекоб с крайне недовольным видом молча смотрел на меня. Потом он тихо сказал «Привет», и, оставив мне дверь открытой, вернулся в комнату.

Я вошел и закрыл дверь за собой. Я немного постоял на месте, пока мои глаза не привыкли к темноте. В комнате было душно. Это оказалась довольно большая квадратная комната. На полу даже не было ковра. Слева находилась дверь, которая вела в маленькую ванную. Затем по всей длине стены шло углубление фута в два – это была кухня. В комнате стояла кровать, стол, два стула, старый, уже сломанный, диван и телевизор. На диване валялась грязная одежда. На полу – пустые бутылки из-под пива.

В комнате пахло нищетой.

Джекоб лег на кровать и повернулся на спину. Пружины заскрипели под его весом. На Джекобе были длинные семейные трусы и футболка. Между футболкой и трусами виднелась толстая белая складка кожи. Посмотрев на Джекоба, мне захотелось, чтобы он накрылся одеялом.

Я подошел к окнам и раздернул шторы. В комнату ворвался яркий солнечный свет. Джекоб закрыл глаза. Там было столько пыли, что в лучах солнца могло показаться, что в комнате идет мелкий снег – пылинки медленно опускались вниз, совсем как миниатюрные снежинки.

Осмотревшись, я подумал, куда бы сесть. Взгляд мой упал на диван, но он был настолько грязным, что я решил вообще не садиться. Тогда я подошел к окну, оперся на подоконник и скрестил руки на груди.

– Что ты делал прошлой ночью? – спросил я.

Мери Бет лежал на краю кровати, положив морду на лапы, пес наблюдал за мной. Не открывая глаз, Джекоб пожал плечами и ответил сонным голосом:

– Ничего.

– Ты выходил из дома?

Джекоб пожал плечами.

– С Луи? – добавил я.

– Нет, – ответил Джекоб и прокашлялся. – Я простудился и никуда вчера не выходил.

– Я видел Луи.

Не открывая глаз, Джекоб натянул на себя одеяло и повернулся на бок.

– Он приезжал ко мне домой.

– И что? – спросил Джекоб и открыл глаза.

– С ним была Нэнси и еще кто-то. Я подумал, что это мог быть ты.

Джекоб ничего не ответил.

– Ты был там? В машине?

– Я уже сказал тебе – я не видел Луи прошлой ночью. Я болею.

– Ты говоришь правду?

– Хватит, Хэнк, – сказал Джекоб и приподнялся, опираясь на локоть. – Зачем мне тебе врать?

– Это был Сонни?

– Сонни?

– Сонни Меджор. Это он был в машине?

– Я не знаю. Откуда мне знать? – ответил Джекоб и снова положил голову на подушку. Но было видно, что теперь он окончательно проснулся. Я это понял по его голосу.

– Они друзья? – поинтересовался я.

– Конечно. Луи же снимает у него дом.

– И они вместе отдыхают?

– Я не знаю, – ответил Джекоб, – почему бы и нет?

– Он знает о деньгах?

– Деньгах?

– Да! – закричал я, не в силах сдерживать эмоции. – Луи рассказал ему о деньгах?

Неожиданно кто-то из соседей сильно ударил по стене, мы сразу замерли.

Через пару секунд Джекоб сел на кровати. Он спустил ноги на пол и наклонился, опираясь руками на колени. Я смотрел на его голые ноги, похожие на цыплячьи.

– Успокойся, Хэнк. У тебя уже паранойя какая-то. Никто кроме нас, Нэнси и Сары ничего о деньгах не знает.

– Сара не знает.

Джекоб посмотрел на меня и пожал плечами.

– Тогда мы и Нэнси, – сказал он.

Пес спрыгнул с кровати, потянулся и пошел к ванной. Носом он приоткрыл дверь и через пару секунд я услышал, как он громко лакал воду из унитаза.

– Я убил Педерсона ради тебя, Джекоб, – продолжал я.

– Что? – удивленно переспросил Джекоб.

– Я убил его ради тебя.

– Какого черта ты постоянно об этом говоришь? Что ты хочешь доказать этим?

– Я хочу, чтобы ты понял, что я рисковал ради тебя, а ты просто взял и предал меня.

– Предал тебя?

– Ты рассказал Луи, где я спрятал деньги.

– Хэнк, какого черта, что с тобой сегодня происходит?

– Он знал, что деньги в гараже.

Джекоб замолчал. Мери Бет вернулся в комнату. Когда пес шел, его когти тихо постукивали по полу.

– Ты же не говорил, что нельзя, – промямлил Джекоб.

– Ты рассказал ему и о Педерсоне, – тихо произнес я.

– Я не…

– Ты предал меня, Джекоб. Ты обещал, что никому не расскажешь об этом.

– Я и не рассказывал. Он сам догадался.

– Откуда, как он мог догадаться?

– Я рассказал ему, как мы ездили к самолету в то утро. Потом он увидел сюжет о Педерсоне в новостях и спросил: «Это вы убили его?»

– И ты сказал, что нет?

Джекоб немного посомневался и ответил:

– Я ничего ему не рассказывал.

– Ты сказал, что это не мы?

– Он догадался, Хэнк. Он просто знал, – добавил Джекоб, немного повышая голос.

– Что ж, отлично, Джекоб. Ты знаешь, что теперь он шантажирует меня?

– Шантажирует?

– Он сказал, что донесет на меня в полицию, если я не отдам ему часть денег немедленно.

Джекоб немного подумал и спросил:

– И ты отдашь?

– Я не могу. Он же сразу начнет тратить эти деньги. И нас поймают так же скоро, как если бы он рассказал Карлу о Педерсоне.

– Ты правда думаешь, что он может рассказать?

– А ты?

Джекоб нахмурился и, немного подумав, ответил:

– Я не знаю. Наверное, нет. Я думаю, он так повел себя только потому, что недавно играл на деньги и проигрался.

– Играл на деньги?

Джекоб кивнул.

– Где?

– В Толедо. На скачках. Он проиграл крупную сумму денег.

– Сколько?

– Точно не знаю, но много.

– Черт, – сказал я, протер лицо руками и повернулся к окну. На подоконнике с наружной стороны сидел голубь. Я слегка стукнул по стеклу, и он улетел. Его крылья ярко блестели на солнце.

– Джекоб, ты понимаешь, что происходит? – спросил я.

Он молчал.

– Луи может засадить нас обоих за решетку.

– Луи не собирается…

– И мы никак не можем контролировать его. Раньше мы могли пригрозить, что сожжем деньги. А теперь, если мы сделаем это, он все расскажет шерифу.

– Ты бы никогда не сжег деньги, Хэнк.

Я махнул рукой:

– Ты понимаешь, в чем проблема? Проблема в том, что ты думаешь, что ему можно доверять. Он твой лучший друг, и поэтому ты думаешь, что он не предаст тебя.

– Хватит. Луи…

Я покачал головой:

– Нет, Джекоб, ты не понимаешь и не знаешь его. Ты просто считаешь его своим другом и даже не хочешь понять, кто он есть на самом деле.

– Ну и кто он? – скептически поинтересовался Джекоб, – ты считаешь, что знаешь это.

– Я могу рассказать…

– Он мой лучший друг, Хэнк, – перебил меня Джекоб. Он уже почти кричал на меня от злости. – Ты ничего о нем не знаешь. Ты просто пару раз видел его пьяным, поэтому тебе кажется, что ты знаешь его, но это не так. Ты ничего не можешь мне рассказать.

Я повернулся и посмотрел на брата.

– Значит, ты можешь гарантировать, что он не сдаст нас?

– Гарантировать?

– В доказательство этого ты можешь написать признание о том, что ты сам убил Дуайта Педерсона, подписать его и отдать мне на хранение?

Джекоб испуганно посмотрел на меня:

– Признание? Зачем?

– Чтобы я показал его в полиции, если Луи донесет на нас. Раз уж ты так доверяешь своему дружку, так и рискуй сам, полагаясь на него.

Джекоб молчал. Моя идея, кажется, поставила его в тупик, чего я, собственно, и добивался. Конечно, на самом деле мне совершенно не нужно было его признание, я просто хотел припугнуть Джекоба.

– Джекоб, это твоя вина, что мы сейчас в таком положении. Это ты рассказал ему.

Брат молчал. Я снова отвернулся к окну.

– Луи просит меня о том, чего я не могу дать ему, – сказал я. – А если я откажу ему, он донесет в полицию и упрячет нас за решетку.

– Хватит, Хэнк. Знаешь, если нас поймают, так это только из-за тебя. Ты перегибаешь палку со своими планами и расчетами…

– Я приехал сюда, – перебил я брата, – чтобы выяснить, на чьей ты стороне.

– На чьей стороне?

– Выбирай.

– Я не на чьей стороне. Что же вы оба заладили про эти стороны…

– Луи тоже тебе об этом говорил?

Джекоб проигнорировал мой вопрос.

– Я на стороне вас обоих. Мы же вместе. Таков наш план, – сказал Джекоб.

– Хорошо, если бы тебе пришлось выбирать, с кем бы ты был…

– Я не собираюсь отвечать на этот вопрос.

– Джекоб, я хочу, чтобы ты выбрал. Я хочу знать: я или Луи?

Когда я говорил все это, я даже не повернулся к Джекобу. Я смотрел в окно и ждал ответа, чувствуя, что Джекоба смутил мой вопрос.

– Я…

– Выбери.

В воздухе снова повисла пауза секунд на десять. Я ждал затаив дыхание.

– Я выбираю тебя, Хэнк, – сказал наконец Джекоб. – Ты мой брат.

Я положил руку на окно. Стекло было обжигающе-холодным. На улице, прямо перед домом, какой-то пожилой мужчина уронил газету. Ее сразу же подхватил и растрепал ветер. Проходящая мимо парочка помогла старику собрать газету, потом они немного поговорили, старик благодарно кивнул, и они разошлись.

Мери Бет заскулил. Я услышал, как брат поднялся с кровати и покормил пса.

– Не забудь, Джекоб, – сказал я. – Что бы ни случилось, не забудь эти свои слова.

Во вторник днем в дверь моего кабинета постучали.

Прежде чем я успел что-либо ответить, дверь уже открылась, и на пороге появился Луи. Он улыбнулся, показав свои желтые зубы:

– Здравствуйте, мистер Бухгалтер.

Луи вошел, закрыл за собой дверь и подошел к столу. Он, как всегда, был одет в белую куртку. От мороза его лицо покраснело.

Этого момента я с ужасом ждал целых три дня, но сейчас, когда Луи, наконец, приехал, я почему-то не почувствовал никакого страха или даже волнения. Я ощущал только усталость.

– Чего тебе, Луи? – спросил я, зная, что бы Луи ни попросил, я все равно не смог бы ему этого дать.

– Мне нужны деньги, Хэнк.

Больше Луи ничего не добавил. Он не пытался пугать меня и даже не упомянул Педерсона или Джекоба, но я все равно чувствовал напряжение между нами.

– Я уже сказал тебе… – начал я, но он перебил меня.

– Нет, я тебя не о том прошу. Я прошу тебя дать мне денег в долг.

– В долг?

– Да, а когда мы разделим деньги, я все тебе верну.

– Сколько? – поинтересовался я.

– Мне нужно две тысячи, – ответил Луи. Он попытался улыбнуться, но быстро понял, что это не самый подходящий жест в данной ситуации.

– Две тысячи долларов? – переспросил я.

С серьезным видом Луи кивнул.

– Зачем тебе такая большая сумма?

– У меня есть долги.

– Ты должен две тысячи долларов? Кому?

На этот вопрос Луи не ответил.

– Хэнк, мне нужны деньги, – сказал он. – Это правда очень важно.

– Долги за скачки?

Луи, кажется, был удивлен тем, что я в курсе, но, взяв себя в руки, улыбнулся:

– У меня много долгов.

– Ты проиграл две тысячи долларов?

Он покачал головой:

– Нет, немного больше. Это будет просто начальным взносом, а остальное я выплачу, когда получу деньги.

– Сколько же ты проиграл?

– Хэнк, мне нужно всего две тысячи.

– Я хочу знать, сколько ты проиграл.

Луи снова покачал головой:

– Мистер Бухгалтер, по-моему, это не ваше дело.

Луи стоял прямо передо мной, положив руки в карманы и практически не двигаясь. Он был абсолютно спокоен.

– С собой у меня нет таких денег, – сказал я. – Я же не могу прямо сейчас достать из ящика тебе две тысячи долларов.

– Банк рядом, через дорогу.

– Мне нужно время, – заметил я. – Приходи ближе к вечеру.

После того как Луи ушел, я сходил в банк и снял с нашего с Сарой счета две тысячи долларов. Вернувшись в офис, я сложил деньги в конверт и убрал в верхний ящик письменного стола.

Я пытался работать, но никак не мог сосредоточиться. День прошел впустую. Сначала я пытался разобраться с письмами, но потом оставил и это занятие, и начал читать журнал про охоту, который кто-то случайно оставил в моем кабинете.

Я понимал, что теперь мне неизбежно придется делить деньги, потому что иначе Луи не отдаст долг. Но я старался не думать об этом и пытался убедить себя, что сейчас просто покупаю время. Должен же был быть какой-то выход, я был уверен в этом, я должен был найти его. Надо было подумать и все просчитать.

Луи вернулся около пяти часов вечера. Он постучал в дверь и вошел, снова даже не дождавшись приглашения.

– Взял деньги? – спросил он. Мне показалось, что Луи торопился. И именно поэтому я решил действовать и говорить как можно медленнее.

Я наклонился, открыл ящик, достал конверт и положил его на край стола.

Луи шагнул вперед, чтобы взять деньги. Он открыл конверт, пересчитал купюры и улыбнулся.

– Спасибо, Хэнк, очень признателен тебе, – сказал Луи так, будто я сам предложил ему эти деньги.

– Больше ты ничего не получишь, – сказал я.

Луи еще раз пересчитал деньги и, как мне показалось, в уме сделал какие-то подсчеты.

– А когда родит Сара?

– Двадцать четвертого.

– На следующей неделе? – радостно переспросил Луи.

– В следующее воскресенье.

– И тогда мы поедем за деньгами?

Я пожал плечами:

– Не знаю, возможно, мне надо будет побыть дома некоторое время, пока все не успокоится. Так что, скорее всего, поедем в следующий выходной после родов. На буднях я не могу – работа.

– Тогда позвони мне, ладно? – добавил Луи, уже подходя к двери.

– Хорошо, я позвоню.

Саре я обо всем этом ничего не сказал.

Дни шли один за другим. За все это время я ни разу не видел и даже не говорил ни с Джекобом, ни с Луи.

Сара только и твердила, что о приближающихся родах. Ни о Луи, ни о Нэнси она не вспоминала.

Каждую ночь, лежа в кровати, я пересчитывал людей, которые знали о деньгах и обо всем случившемся. Я пытался просчитать, чего можно было ожидать от каждого из них… кто мог меня предать, кто мог подставить, кто мог донести на меня. Мне даже начали сниться кошмары – то мне снилось, что Луи хочет заколоть меня ручкой; то снился Джекоб с вилкой и ножом, пытавшийся съесть меня заживо; мне даже снилась Нэнси, которая, целуя Сару, шептала ей на ухо: «Отрави его. Отрави его. Отрави его».

Иногда я просыпался среди ночи в холодном поту и представлял, как ту самую банку из-под пива, которая валялась где-то около самолета, находит сотрудник ФБР, аккуратно поднимает ее, кладет в целлофановый пакет и отправляет на экспертизу.

Еще я думал о Карле. Я представлял, что он сидит в офисе в Ашенвилле и ждет, когда же, наконец, обнаружат обломки самолета, чтобы связать воедино донос Джекоба и смерть Дуайта Педерсона.

Потом они откопают труп, проведут экспертизу и подтвердится то, что смерть наступила из-за удушья.

Однако, несмотря на все мои страхи, ничего не происходило. Деньги по-прежнему лежали под нашей кроватью. Никто ни в чем меня не подозревал. Никто не составлял против меня заговоров. Луи оставил меня в покое. И в конце концов я начал смиряться с тем, во что превратилась моя жизнь. Постепенно я пришел к выводу, что вполне смогу жить и со своими страхами. По мере сил я научился контролировать их. Вскоре должен был родиться ребенок. Самолет найдут только весной. Через несколько месяцев после этого мы разделим деньги и уедем из города. И тогда все будет хорошо.

Рано утром во вторник, как раз когда я собирался на работу, у Сары начались схватки. Я отвез ее в больницу, которая была в пятнадцати минутах езды от Дельфии. В 18:14 Сара родила девочку.