Журналистам потребовалось тридцать шесть часов, чтобы найти мой дом. Наверное, сначала они подумали, что я живу в Ашенвилле, а не в Дельфии. А может, они просто выжидали время. Но, как бы то ни было, в воскресенье репортеры атаковали меня. У дома собралось несколько машин с телевидения – с четырех разных каналов. Кроме того, приехали журналисты и фотографы различных газет и журналов: из Толедо – «Блейд», из Детройта – «Фри пресс», из Клеверленда – «Плеин дилер».

Все они были на удивление любезны, обходительны и вежливы. Они не стучали в дверь или окна, не надоедали соседям. Они просто ждали, когда мы с Сарой сами появимся на крыльце.

Только когда мы выходили из дома по каким-то делам, они подбегали, начинали нас фотографировать и выкрикивать вопросы. Естественно, мы просто проходили мимо, опустив головы.

На следующий день журналистов было уже меньше. Сначала уехало телевидение, а потом и журналисты печатных изданий. В течение следующей недели к нам приезжало еще несколько человек. Они также ждали нас во дворе. Но через неделю, когда мы вышли из дома, мы, наконец, обнаружили, что во дворе никого нет. Об их недавнем присутствии напоминал только истоптанный газон и разбросанный мусор.

Во вторник состоялись похороны Нэнси, в среду – Сонни, в субботу – Луи, в понедельник – Джекоба. Всех похоронили на кладбище храма Святого Иуды. Я присутствовал на всех похоронах.

Газетчики и телерепортеры тоже были на этих траурных церемониях. Меня снова показали по телевизору. Честно говоря, каждый раз, когда я видел себя со стороны, я ужасался, насколько я изменился и как плохо выглядел. Я действительно производил впечатление человека, пережившего сильнейшее потрясение и искренне скорбящего по всем погибшим.

У Джекоба не было костюма, в котором можно было бы его похоронить. Я купил ему костюм. И хотя брат смотрелся в нем как-то неестественно – Джекоб никогда бы не надел при жизни такой костюм, – но я остался доволен.

В костюме Джекоб казался моложе своих лет и даже немного стройнее. Поверх рубашки у него был повязан коричневый галстук, из кармашка пиджака аккуратно торчал сложенный белый платочек. Во время службы и похорон гробы стояли закрытыми, но мне удалось увидеть Джекоба до начала отпевания.

Одежда прикрывала все его ранения, так что незнающий человек ни за что не догадался бы, отчего умер Джекоб. Брат неподвижно лежал в гробу с закрытыми глазами. На нем были очки. Пару секунд я смотрел на него, потом наклонился, поцеловал в лоб и отошел. Молодой гробовщик сразу закрыл крышку гроба и заколотил его.

На отпевание Джекоба Сара взяла с собой Аманду. Малышка плакала всю службу, попытки Сары успокоить дочь были тщетными.

На отпевание собралось довольно много народу, хотя друзей Джекоба среди скорбящих не было. На похороны пришли те, кто просто знал нас или наших родителей. Было несколько человек с моей работы. Но они, скорее всего, пришли просто полюбопытствовать.

Единственным другом Джекоба был Луи. Его уже похоронили, и он ждал Джекоба под землей.

Священник спросил меня, не хочу ли я сказать что-нибудь. Я отказался, сославшись на то, что не подготовился и слишком устал. Он понял и не стал настаивать. Падре сам произнес несколько слов в память Джекоба. Он говорил так, будто очень хорошо знал брата и считал его своим сыном.

После службы в храме процессия отправилась на кладбище, где для Джекоба уже была готова могила.

– Господь дает жизнь, Господь и забирает ее, – сказал падре.

Когда гроб опускали в могилу, пошел снег. Я бросил в могилу кусочек замерзшей земли.

Вечером фотография этого момента появилась в «Блейде» – я стоял над могилой в черном костюме со скорбным выражением лица… в руке у меня был кусочек земли.

После меня к могиле подошла Сара и бросила на гроб одну розу. Аманда плакала на руках матери.

Потом мы медленно пошли с кладбища. Пройдя пару шагов, я в последний раз обернулся и посмотрел на могилу. Пожилой гробовщик уже начал закапывать ее.

Всего в нескольких ярдах от могилы Джекоба какая-то женщина играла с двумя маленькими мальчиками в прятки. Она прятались за памятниками, а ребята искали ее. Малыши кричали и смеялись. Когда мальчишки в очередной раз нашли женщину, она вскочила и хотела было перебежать за другой памятник, но вдруг заметила меня и остановилась.

Я не хотел, чтобы она подумала, что я осуждаю ее за столь вольное поведение на кладбище, поэтому я махнул ей рукой в знак того, что все в порядке, мол, это ее дело. Мальчишки тоже увидели меня и начали махать мне в ответ и что-то выкрикивать. Женщина шепотом сделала им замечание, и они сразу же затихли и успокоились.

Я чувствовал, что Сара стояла у меня за спиной и ждала, когда же мы пойдем. Я слышал, как капризничала Аманда. Но почему-то я не двигался с места.

Именно в этот момент мне было тяжелее всего сдержать слезы. Я не знаю, почему на меня нахлынули эти чувства. Возможно потому, что эти двое ребятишек напомнили мне нас с Джекобом в детстве. У меня все внутри сжалось, глаза защипало, в ушах что-то зазвенело, голова слегка начала кружиться, и я еле сдержался, чтобы не разрыдаться. Нет, я не чувствовал вины, горя или раскаяния, нет. Я скорее чувствовал какое-то замешательство… я не мог поверить в то, что сделал. Более того, в этот момент я забыл, почему я так поступил, ради чего я пошел на все эти преступления. Нет, я не мог этого совершить… это был не я… все эти страшные преступления совершил кто-то другой.

Сара дотронулась до моей спины.

– Хэнк, – тихо позвала она.

Я медленно обернулся и посмотрел на нее.

– Ты в порядке? – спросила Сара.

Я молча смотрел на жену. На ее лице была спокойная улыбка. Сара была одета в длинное черное пальто и зимние сапоги, на руках у нее были перчатки. Шею прикрывал белый шарф. Почему-то в этот момент Сара была очень красивая, и я про себя отметил это.

– Аманда замерзла, – сказала она и взяла меня за руку.

Я кивнул и молча пошел за женой к машине.

Мы сели в машину, и Сара завела двигатель.

В следующие дни весь мир, кажется, обратил на нас внимание. Все пытались как-то выразить свои соболезнования и поддержать нас. Соседи приносили и оставляли у нас на крыльце кастрюльки с запеканками и супами, баночки домашнего варенья, буханки горячего хлеба. Телефон в доме просто разрывался – все звонили, чтобы выразить свои соболезнования. Даже незнакомые люди, которые просто случайно узнали о случившемся, писали мне письма, в которых цитировали псалмы, утешали и давали разные советы. Но все звонки, письма и подарки были от совершенно чужих нам людей. Почему-то именно сейчас мы с Сарой поняли, что у нас нет друзей.

Честно говоря, я даже предположить не мог, как такое могло произойти. У нас были друзья в университете, но после того, как мы переехали в Дельфию, все они куда-то исчезли. А новых друзей мы так и не завели. Я никогда не чувствовал недостатка в общении, я был не одинок, но просто сама мысль о том, что у меня нет друзей – удивила меня и заставила задуматься. Я подумал, что это, должно быть, не очень хорошо, что мы жили такой закрытой жизнью, что ни я, ни Сара даже не испытывали потребности выходить за рамки нашего маленького мирка. Мы были слишком замкнуты для окружающих, наши соседи, наверное, даже не знали, что мы за люди. Я подумал, что если бы нас арестовали, никто бы особо и не удивился, потому что никто не знал, какие мы на самом деле. Я предположил, что обычно убийства совершают одинокие, скрытные люди, избегающие общественности. Эта мысль заставила меня продолжить размышления. Так, может быть, мы вовсе не обычные люди, которые попали в капкан обстоятельств. Может быть, мы все же ответственны за то, что совершили.

Однако, несмотря на эти мысли, я все еще был в некоторой степени уверен в той версии происшедшего, которую мы составили с Сарой. Я мог вспомнить каждое событие с самого начала, я мог проследить последовательность этих событий и закономерность того, что каждое предыдущее событие провоцировало последующее, причем эта цепь никак не совпадала с моими желаниями, с моим первоначальным планом и изначально не зависела от каких-либо моих действий.

Я застрелил Джекоба, потому что он сломался и упал духом из-за того, что я убил Сонни. Сонни мне пришлось убить потому, что надо было замаскировать убийство Нэнси, которое, в свою очередь, я совершил из-за того, что Джекоб застрелил Луи, подумав, что тот собирается убить меня, ведь я заставил его обманным путем признаться в убийстве Дуайта Педерсона; я сделал это потому, что Луи шантажировал меня и хотел получить свою долю денег раньше оговоренного нами времени, а я не намерен был отдавать ему деньги, так как считал, что надо дождаться момента, когда обнаружат самолет…

Мне показалось, что я могу продолжать эту цепочку до бесконечности. Буквально каждое событие, провоцирующее последующее, доказывало то, что я никак не мог контролировать эту цепочку и ее развитие происходило вовсе не по моей вине. Но почему-то чем дольше я думал об этом и чем больше пытался убедить себя в том, что не несу ответственности за случившееся, тем назойливее становилась мысль о том, что я должен пересмотреть свое отношение к делу. Во мне начала рождаться мысль о том, что я все же был в силах остановить эту кровавую цепь событий, но почему-то не сделал этого. Я начал сомневаться в себе, а это было самым худшим… Это начинало меня пугать.

Примерно через неделю после похорон Джекоба вся шумиха, связанная с убийствами, немного поутихла.

В понедельник я вернулся с работы и понял, что и моя жизнь вернулась в привычное, спокойное русло.

Временами на улицах и в магазине я еще слышал, как люди вспоминали о случившемся. Они называли это ужасной, бессмысленной, шокирующей трагедией. Никто, кажется, ничего не подозревал об истинной картине событий. Я тем более был вне подозрений. Я считался главной жертвой, все сочувствовали и соболезновали мне.

Полицейские нашли в доме Сонни помаду и халат Нэнси. Я слышал интервью, которое дала одна из коллег Нэнси по работе. Эта женщина сказала, что давно подозревала, что у Нэнси был роман на стороне. Она не объяснила, почему так считала, а корреспондент и не спросил ее об этом, потому что такого слабого свидетельства было достаточно для того, чтобы избавиться даже от тени сомнения и полностью увериться в том, что Нэнси и Сонни были любовниками. Еще люди говорили о том, как в тот вечер Луи вел себя в баре. Уже тогда он был возбужден и агрессивен. И наконец я прочитал статью в «Блейде», которая окончательно подтверждала мою версию случившегося. В ней сообщалось о том, что у Луи было много долгов. Теперь все были уверены в том, что в при таком положении дел Луи был вполне способен на убийство, ведь его жизнь рушилась на глазах – он потерял все деньги, а в добавок еще и узнал о том, что ему изменила его любимая женщина. Что ж, все эти факты, приправленные слухами и домыслами, подтверждали мои показания, и ни у кого даже не могло возникнуть ни капли сомнения в том, что я говорил правду.

Время шло. Аманда уже научилась переворачиваться со спинки на животик и обратно. Сара снова вышла на работу в библиотеку. Она брала дочку с собой на работу.

Так день за днем прошел февраль.

Я все откладывал уборку в квартире Джекоба. В конце месяца владелец квартиры прислал мне в магазин записку, в которой сообщил, что ее надо освободить до первого марта.

Я протянул до двадцать девятого. Был понедельник. Я ушел с работы на час раньше, зашел в бакалейную лавку, чтобы захватить пару коробок, и отправился на квартиру брата.

В квартире все было точно так же, как и раньше. Там стоял тот же запах, был тот же беспорядок и та же грязь. В воздухе по-прежнему летали пылинки, которые все так же походили на маленькие серые снежинки. На полу валялись пустые бутылки из-под пива.

Первым делом я начал собирать одежду Джекоба, потому что это показалось мне самым простым делом из всех предстоящих. Я ничего не складывал – я просто бросал вещи в коробку. Их оказалось не так и много: шесть пар джинсов, брюки цвета хаки, полдюжины фланелевых рубашек, ярко-красный свитер с высоким воротником, спортивная фуфайка, несколько футболок, пара носков и нижнее белье. На крючке висел один-единственный галстук, а напротив – картина, на которой был изображен олень.

На полу я нашел две пары тапочек и пару грязных ботинок. В шкафу лежали шляпы, перчатки, черная лыжная маска, пара плавок и несколько курток для разных сезонов.

Кроме всего этого я нашел те самые серые брюки и кожаные ботинки, в которых Джекоб приходил ко мне просить помощи по поводу покупки фермы.

Собрав одежду, я отнес коробку в машину.

Из ванной я забрал туалетные принадлежности, полотенце, бритву, пластмассовый водный пистолет и стопку журналов. Из кухни, вернее из того углубления в стене, которое Джекоб использовал в качестве кухни, я забрал две кастрюли, сковороду, поднос, четыре стакана, полдюжины тарелок, веник и пустую банку «Комета». Вся посуда была жирной и грязной. Я собрал остатки пищи в отдельный пакет – упаковку от равиоли, коробку хлопьев, пакет скисшего молока, неоткрытую банку орехов в шоколаде, заплесневелый кусок хлеба, три куска американского сыра и высохшее яблоко.

Затем я начал собирать весь мусор: пивные банки, старые газеты, фантики от конфет, пустые коробки от собачьего корма. После этого я приступил к кровати: снял простыни, завернул радиочасы в термобелье и сложил все это в отдельную коробку. Подушку я небрежно бросил к двери. Здесь все пахло Джекобом.

Мебель в квартире принадлежала хозяину. Так что, собрав все вещи, я подумал, что теперь осталось только одно – дорожный чемодан. Точнее, это был не чемодан, а солдатский сундучок, которым пользовался еще наш дядя во время Второй мировой войны. Дядя подарил этот сундук Джекобу на день рождения, когда тому исполнилось десять лет. Сначала я хотел взять его, не проверяя, что лежит внутри, но потом передумал, положил сундучок на кровать и расстегнул его.

Как ни странно, в сундуке все было сложено очень аккуратно. Слева лежали запасные простыни и полотенца. Я сразу узнал их. Это вещи из дома родителей: на голубых поношенных полотенцах были вышиты мамины инициалы. Простыни были белого цвета с рисунком из мелких розочек. С правой стороны в сундуке лежала красная коробка с рыболовными снастями, старинная Библия, перчатка для игры в крикет, коробка патронов и мачете. Мачете когда-то принадлежал тому же дяде, что и сам сундучок. Он привез его, кажется, из путешествия по Тихому океану. Мачете выглядел довольно угрожающе – у него было длинное лезвие и светло-коричная деревянная рукоятка.

Все содержимое сундука показалось мне каким-то музейным, мертвым, совершенно не относящимся к реальной, настоящей жизни.

Под мачете лежала большая старинная книга. Мне стало любопытно, что это за книга, я достал ее из сундука и сел на край кровати.

Солнце уже зашло, поэтому в комнате стало темно. Свет горел только в ванной, так что, присмотревшись повнимательнее, я все-таки умудрился прочитать название. К моему удивлению, на книге золотыми буквами было написано: «Руководство для фермера от А до Я».

Я открыл книгу. На первой странице карандашом было написано имя отца. Под ним Джекоб ручкой написал свое. Должно быть, это была одна из тех бесполезных вещиц, которые отец завещал Джекобу, ведь брат обещал отцу стать фермером. Однако, когда я начал листать книгу, я понял, что для Джекоба это была вовсе не бесполезная вещь. Текст книги был тщательно проштудирован – главные мысли – подчеркнуты, что-то было обведено в кружки, на полях виднелись какие-то пометки.

Джекоб хотел выучиться фермерскому делу.

Я перевернул книгу и посмотрел на год издания. Книга вышла в 1936 году, больше пятидесяти лет назад. Я проглядел пару страниц, потом прочитал оглавление. В книге ничего не было написано ни о пестицидах, ни о гербицидах, ни о поливе. В ней были приведены рассуждения о правильном построении фермы в финансовом и управленческом плане. О самом земледелии, что мне казалось самым главным, не было сказано ни слова. Так что бедняга Джекоб штудировал бесполезную книгу с устаревшей информацией.

В конце издания я нашел листок бумаги, вложенный между страницами. Это оказалась нарисованная от руки карта нашей фермы. Должно быть, ее рисовал Джекоб. На карте был нарисован амбар, навес для техники, силосная яма и многое другое, даже поля и их предполагаемые границы. К карте была прикреплена какая-то фотография. Я перевернул карточку и узнал наш дом. Снимок был сделан незадолго до того, как дом снесли – на окнах уже не было занавесок. Наверное, Джекоб ездил на ферму, чтобы попрощаться с домом, и сфотографировал его.

Мне сложно описать то, что я почувствовал, глядя на фотографию, карту и книгу. Наверное, сначала это было сожаление. Я подумал о том, что лучше бы вообще не открывал этот чемодан, а просто отнес бы его в машину, а потом и совсем про него забыл. Я не хотел задерживаться в квартире ни на секунду, а все получилось совсем наоборот. Я уже было вышел из комнаты, пока мое глупое любопытство не остановило меня и не заставило открыть этот сундук. И теперь я сидел на краю кровати Джекоба, абсолютно выбитый из колеи и сбитый с толку. На моих глазах появились слезы. Мое дыхание, а потом всхлипывания эхом разносились по пустой комнате.

Горе. Вот, пожалуй, самое близкое определение тому, что я чувствовал. Все внутри меня сжалось в комок. Стало безумно тяжело дышать. Сначала я давился глухими рыданиями, пытаясь сдержать слезы, но потом разрыдался, как ребенок.

Нет, я до сих пор верил словам Сары – мы все сделали правильно, это был единственный выход из ситуации, и если бы я не убил Сонни и Джекоба, нас бы посадили в тюрьму. Но в то же время я сейчас всем сердцем, всей душой хотел, чтобы ничего этого не было. Я представил, как больно, наверное, было Джекобу, когда он лежал в палате больницы, весь напичканный какими-то трубками; я подумал о его планах насчет фермы, о его записях, о его чертеже; думал о том, как он прибежал ко мне на помощь, когда Луи угрожал мне ружьем, как он застрелил своего лучшего друга для того, чтобы защитить меня… Я сидел на кровати брата, думал обо всем этом, рыдал и чувствовал непереносимую боль и удушающее в сердце горе…

Джекоб был невинен как ребенок. И совсем не важно, что Сара говорила о случайности всего происшедшего, о самообороне, об отсутствии выбора… несмотря на все это я, только я был виновен в смерти брата. Я – убийца, и от этого нельзя было ни убежать, ни спрятаться, это никак нельзя было объяснить или оправдать. Это моя вина, мой грех, моя ответственность.

Я рыдал, сидя на кровати и закрыв лицо руками, еще минут десять или пятнадцать. Потом я вдруг почувствовал какое-то облегчение. Как будто слезы смыли часть моей боли. Я резко перестал плакать и опустил руки, прислушиваясь к своим чувствам. Так я просидел пару минут.

Было уже поздно. Я слышал, как кто-то ходил в квартире этажом выше. Потолок скрипел. По улице проехала машина и осветила фарами комнату.

Я встал, вытер слезы, сложил план Джекоба и положил его обратно в книгу, а книгу, в свою очередь, положил на место в чемодан и застегнул его. Потом я опустил рукава рубашки, которые я заворачивал на время уборки, и застегнул их на пуговицы.

Я ощущал сильную слабость, как будто целый день не ел. Лицо у меня все еще было мокрым от слез. Я чувствовал, как влага постепенно испаряется с кожи. Губы были солоноватыми на вкус.

Еще прежде, чем я встал с кровати, я подумал о том, что только что произошло здесь – это какая-то аномалия, то, чего не должно было быть. Конечно, я ничего не расскажу Саре. Это будет моим секретом… Но как только я подумал об этом, все вдруг снова повторилось, и я опять заплакал. И я снова сел на кровать Джекоба, и по моим щекам текли слезы… Я понимал, что мои слезы ничего не значат, что они никогда не смоют греха с моей души. Я сделал то, что сделал, и теперь уже никто и ничто не могло это изменить. Я должен был признать, свыкнуться и смириться с мыслью о том, что я убил собственного брата. Иначе если я дам волю чувствам, на смену горю придет сожаление, на смену сожалению – раскаяние, а на смену раскаянию – жажда понести наказание и искупить грех. А это отравит мою жизнь, превратит ее в настоящий ад. Так что мне надо постараться взять себя в руки и успокоиться.

Прошло еще несколько минут и я, собравшись с мыслями, встал с кровати и надел куртку. Потом я пошел в ванную, умылся, вернулся в комнату, забрал чемодан и коробку с оставшимся постельным бельем Джекоба и закрыл за собой дверь квартиры.

Я поставил коробки на заднее сиденье. Я не стал убирать их в прицеп, потому что боялся, что они могут выпасть.

Мери Бет был, пожалуй, единственным, кроме меня, существом, которое искренне скорбело по Джекобу. Пес часто скулил, он стал раздражительным и агрессивным. Иногда он даже лаял на нас и скалился, когда мы пытались его кормить.

Сара уже начала беспокоиться за безопасность Аманды. Она боялась, что пес может напасть на малышку, поэтому я решил, что Мери Бет лучше жить на улице. Мы постелили ему подстилку под кустом боярышника во дворе. Там же я поставил его миску. На ночь я пускал собаку в гараж. Однако такая жизнь, кажется, только еще больше разозлила пса. Он теперь целыми днями сидел на снегу перед домом и лаял на детей, проходящих мимо на автобусную остановку, и кидался на почтальона, который каждый день обходил всю улицу. По ночам Мери Бет выл в гараже, и его вой разносился по всей улице. Соседские дети уже даже пустили слух о том, что в нашем доме завелись привидения и что это вовсе не пес воет по ночам, а стонет дух моего покойного брата.

В такой обстановке Аманда тоже стала намного беспокойнее, чем была раньше. Девочка часто без причины кричала, плакала и капризничала. Голос у нее стал еще резче и громче, от ее криков у меня болела голова.

Малышка почему-то стала слишком зависима от матери: она начинала плакать каждый раз, когда не видела Сары, не чувствовала ее прикосновений или не слышала ее голоса. К моему ужасу, кроме Сары, Аманду мог успокоить только плюшевый мишка Джекоба. Как только она слышала мужской голос, который доносился из груди игрушки, она сразу же успокаивалась, замолкала и слушала:

Только так мне удавалось успокоить дочь.

Вскоре после некоторых дебатов я продал фургон Джекоба магазину. Теперь каждый день, когда я приезжал на работу, я видел машину брата, припаркованную у входа в магазин.

Через неделю после того как я освободил квартиру, в которой жил Джекоб, ко мне в офис пришел шериф. Он спросил меня, что я собираюсь делать с ружьем Джекоба.

– Честно говоря, я еще даже не думал об этом, Карл, – ответил я. – Наверное, продам.

Шериф сидел напротив меня. Он был в форме, поверх которой была надета темно-зеленая куртка.

– Я так и подумал, – сказал он. – Я надеялся, что ты предложишь его мне.

– Вы хотите купить ружье?

– Да, – ответил шериф, – я уже давно ищу хорошее охотничье ружье.

Идея того, что ружье Джекоба будет храниться у шерифа, показалась мне крайне небезопасной. Как бы то ни было, я считал ружье неким свидетельством, уликой, и я не хотел, чтобы оно оказалось в полиции. Но разумного и объективного предлога, чтобы отказать шерифу и при этом не вызвать подозрений, не было. Так что мне ничего не оставалось, как согласиться.

– И сколько вы за него дадите? – спросил я.

– Как насчет четырехсот долларов?

Я махнул рукой:

– Ладно, я продам вам его и за триста.

– Эх, Хэнк, нет в тебе коммерческой жилки, – заметил Карл, улыбаясь.

– Я просто не хочу, чтобы вы переплачивали.

– Четыреста долларов – это справедливая цена. Я знаю, сколько стоит оружие.

– Хорошо, но я продам вам ружье за триста долларов.

Карл задумался. Он не собирался переплачивать, и мое предложение ему явно понравилось.

– Завтра утром я завезу его к вам в участок, хорошо? А вы пришлете мне чек после того, как осмотрите оружие и убедитесь, что оно в порядке.

– Хороший план, – сказал шериф.

Потом мы еще немного поговорили о погоде, Саре и ребенке. Но когда Карл уже собрался уходить, он снова заговорил о ружье.

– Ты уверен, что хочешь продать его? – спросил он. – Я бы не хотел давить на тебя, если ты еще не решил.

– Что вы, Карл, мне оно не нужно. Я не охотник.

– Отец никогда не брал тебя на охоту в детстве? – удивленно поинтересовался Карл.

– Нет, – ответил я. – Я даже ни разу не стрелял из ружья.

– Ни разу?

Я покачал головой.

Карл несколько секунд смотрел на меня молча. Он стоял посередине моего кабинета, в руках Карл держал шляпу. На мгновение мне показалось, что он хочет вернуться и снова сесть напротив меня.

– Но ты же знаешь, как стрелять, да?

Я насторожился. Голос шерифа вдруг изменился. Последний вопрос он задал уже более официальным тоном. Это был не простой вопрос, не попытка поддержать разговор, Карл спрашивал это, потому что хотел знать ответ.

– Наверное, могу предположить, – сказал я.

Шериф кивнул и некоторое время стоял молча, как будто ждал, что я скажу что-нибудь еще. Я отвел от него глаза и посмотрел на стол и на свои руки. Пальцы на руках побледнели и стали серого цвета. Я сжал руки в кулак.

– Ты хорошо знал Сонни? – вдруг спросил шериф.

Я взглянул на Карла. Сердце быстро забилось у меня в груди.

– Сонни Меджора? – переспросил я.

Шериф кивнул.

– Нет, не очень. Я просто знал, кто он, а он знал, кто я. Вот и все.

– Знакомые.

– Да, – согласился я. – Мы здоровались, когда случайно встречались на улице, но никогда не останавливались, чтобы поговорить.

Карл подумал, потом надел шляпу и уже хотел было уйти.

– А что? – поинтересовался я.

Он пожал плечами и улыбнулся.

– Просто интересно.

Я поверил ему. Это, скорее всего, действительно было любопытство, а не подозрительность. Думаю, даже при его отношении ко мне, ему не приходило в голову, что я мог убить Джекоба, Сонни и Нэнси. Луи намного лучше меня подходил на роль убийцы. Возможно, Карл и чувствовал, что в этой истории есть какие-то темные пятна, но он точно не мог понять, что именно могло показаться странным. Он не расследовал, он скорее просто пытался восстановить картину происшествия, собирая ее, как пазл. Я знал это и понимал, что шериф не опасен. Тем не менее наш разговор немного расстроил меня. После того как Карл ушел, я пару раз мысленно прокрутил в памяти свои ответы и проанализировал, не допустил ли я каких-либо ошибок или неточностей, которые могли бы натолкнуть шерифа на мысль о моей причастности к делу. Но, к счастью, в своих словах я не нашел ничего подозрительного. Меня только пугал мой страх, который я испытывал каждый раз, когда разговор касался преступления. Мне казалось, что в эти минуты вокруг меня появляется какая-то аура страха и неуверенности. С этим надо было бороться.

Когда я приехал домой, я рассказал Саре о том, что шериф покупает у нас ружье, но о его вопросах я говорить не стал.

В следующую ночь после того, как Карл заходил ко мне на работу, Аманда долго не давала нам с Сарой уснуть. Мы даже взяли ее на свою кровать. Сара обнимала дочку, а я постоянно заводил мишку Джекоба. Когда малышка, наконец, заснула, было уже далеко за полночь. Некоторое время мы с Сарой сидели на кровати и боялись пошевелиться и разбудить Аманду. Под одеялом мы касались друг друга ногами.

– Хэнк? – шепотом позвала она.

– Что?

– А ты бы смог убить меня из-за денег? – спросила Сара, как бы шутя, но в ее голосе я почувствовал серьезные нотки.

– Я убил их не из-за денег, – ответил я.

Я почувствовал, что Сара посмотрела на меня сквозь темноту.

– Я сделал это, чтобы нас не поймали, чтобы защитить нас.

Аманда вздохнула, и Сара слегка покачала ее.

– Тогда смог бы ты убить меня, чтобы избежать наказания? – шепотом поинтересовалась она уже серьезно.

– Конечно нет, – ответил я, лег на спину, и отвернулся от Сары, пытаясь показать этим, что не настроен продолжать этот разговор.

– А что, если бы ты знал, что я могу предать тебя?

– Ты не можешь меня предать.

– Ну, предположи. Например, меня замучила совесть и я захотела во всем признаться.

Я помолчал несколько секунд, потом повернулся и посмотрел на жену.

– Что ты сказала? О чем ты?

– Успокойся. Я всего лишь предположила.

Я ничего не ответил.

– Ты сядешь в тюрьму, – добавила она.

– Я убил их только ради тебя, Сара. Ради тебя и Аманды.

Сара повернулась на бок и отодвинула свою ногу от моей.

– Раньше ты говорил, что убил Педерсона ради Джекоба.

Я немного подумал над ее словами. А ведь Сара была права, но я никак не хотел признавать это и пытался придумать, как можно выкрутиться из этой ситуации.

– Я бы никогда не поднял на тебя руку. Если бы ты захотела признаться, я бы сел в тюрьму. У меня, кроме вас с Амандой, никого больше нет. Вы для меня все.

Я потянулся, чтобы дотронуться до Сары, но случайно задел дочь. Малышка проснулась и заплакала.

– Ччч, – прошептала Сара. Мы застыли и слушали, как Аманда постепенно успокаивается и снова засыпает.

– Хочешь сказать, что ты знал, что можешь убить Джекоба до того, как сделал это? – шепотом спросила Сара.

– Это разные вещи. Ты же знаешь.

– Разные?

– Я доверяю тебе. А ему я не доверял, – ответил я и задумался. Должно быть, мои слова прозвучали жестоко. Но я подумал, что ничего больше объяснять не стоит.

– Ты сама понимаешь, о чем я, – шепотом добавил я и замолчал.

Я увидел, что Сара кивнула мне в ответ. Через пару минут она встала, взяла Аманду и перенесла ее в кроватку. Когда Сара вернулась, она легла под одеяло и прижалась ко мне. Я чувствовал ее дыхание у своей шеи.

Через несколько минут молчания я спросил:

– А ты бы смогла убить меня?

– О, Хэнк, – чуть не вскрикнула Сара, – я вообще никогда не смогла бы никого убить, а тем более тебя.

В гараже завыл Мери Бет. «Призрак Джекоба», – подумал я.

Сара подняла голову и поцеловала меня в щеку.

– Спокойной ночи, – нежно прошептала она.

– Спокойной ночи.

В среду вечером, вернувшись домой, я увидел на кухонном столе три газетные вырезки из «Блейда». Первая была датирована 28 ноября 1987 года. Ее заголовок звучал так:

Беспощадные злодеи убивают шестерых человек, похищают наследницу и требуют за нее огромный выкуп

В этой статье рассказывалась история Эллис Макмартин, семнадцатилетней дочери миллионера Бирона Макмартина из Детройта. Вечером 27 ноября Алиса была похищена из поместья отца в Блумфилдхилсе, штат Мичиган. Похитители были одеты в полицейскую форму, у них были значки, служебные револьверы и дубинки. Они ворвались в дом около восьми часов вечера. Видеокамеры, установленные по всему дому в целях безопасности, запечатлели, как дерзкие преступники убили шестерых жителей дома – четверых охранников, служанку и шофера. Они поставили бедняг лицами к стене и расстреляли их.

Когда около десяти часов вечера Макмартин и его жена вернулись домой с официального визита, они обнаружили в коридоре шесть трупов, а затем поняли, что их дочь пропала.

В статье сообщалось, что преступники в обмен на девушку требуют 4,8 миллиона долларов новыми купюрами.

Вторая статья называлась:

Тело наследницы найдено и опознано

Отец потерял единственную дочь. Выкуп

Статья была подписана «Сандаски, 8 декабря». В этой статье рассказывалось о том, как три дня назад тело Эллис Макмартин, закованное в наручники, случайно выловил рыбак на озере Эри. По заключению медицинской экспертизы тело девушки пролежало в воде довольно долго и уже начало разлагаться. ФБР даже потребовались дополнительные экспертизы, чтобы точно установить личность погибшей. В озеро Алису бросили уже мертвой, предварительно убив ее выстрелом в голову. Это произошло примерно через сутки после похищения.

В статье сообщалось, что отец девочки выплатил выкуп, как только сотрудники ФБР пообещали ему помочь поймать похитителей.

Третья статья была озаглавлена:

Сотрудники ФБР установили личности похитителей Эллис Макмартин

Детройт, 14 декабря. С помощью кассеты с записью похищения Эллис Макмартин, дочери миллионера и бывшего предпринимателя Бирона Макмартина, на которой было заснято убийство шестерых человек, агентам ФБР удалось установить личности двух подозреваемых и начать охоту за ними.

Эти двое – Стивен Боровски, 26 лет и Вернон Боровски, 35 лет, братья из города Флинта, штат Мичиган.

Агенты ФБР выяснили, что когда-то похитители работали на мистера Макмартина. Полицейским пришлось проштудировать тысячи анкет, чтобы найти тех, чьи фотографии были похожи на снимки с записи похищения. Так была вычислена анкета Боровски-младшего. Оказалось, что летом 1984 года он работал у Макмартина садовником.

Вернона Боровски, старшего из братьев, удалось опознать после допроса Джорджины и Сайреса Боровски, родителей Вернона и Стивена. Весь ноябрь подозреваемые жили с родителями во Флинте. Сайрес Боровски ответил на звонок журналистов издательства «Блейд» и сообщил, что не видел сыновей с 27 ноября, то есть со дня, когда было совершено похищение.

Вернона досрочно освободили из тюрьмы в 1986 году после семи лет, проведенных за решеткой, вместо двадцати пяти, на которые его осудили в 1979 году за убийство соседа в ссоре по поводу продажи машины. Ознакомившись с биографиями братьев, сотрудники ФБР, занимающиеся расследованием дела, пришли к выводу, что братья и есть похитители дочери миллионера. «Мы установили их личности, – заявил представитель ФБР, – и теперь мы их обязательно поймаем. Это лишь вопрос времени. Они могут убежать куда угодно, но рано или поздно мы схватим их».

Статья заканчивалась цитированием слов этого же сотрудника ФБР, который говорил о характере преступления, совершенного братьями: «Они действовали хладнокровно и расчетливо. Совершенно ясно, что преступники заранее тщательно спланировали преступление. Они убивали не из страха или паники. Просмотрев запись, вы можете убедиться, насколько они спокойны. Они знали, что, когда и как им надо это делать. – Тейл предположил, что братья убили шестерых человек потому, что те могли узнать Стивена. – К счастью, они совершенно забыли про видеокамеры», – такими словами Тейл завершил свою речь.

Прочитав третью заметку, я вновь вернулся к первой и перечитал ее. Потом я еще раз перечитал вторую и третью. В последней вырезке было еще три фотографии. Одна из них – фото Стивена Боровски, которую, видимо, взяли из его личного дела. У него были темные волосы и тонкие губы. Сам он, судя по фото, был небольшого роста.

На второй фотографии Вернон. Этот снимок сделали в тюрьме. У Вернона на фотографии была борода. Мужчина оказался напряжен, сосредоточен и так плотно сжимал губы, будто испытывал боль. Вернон был намного крупнее Стивена. По фотографиям я бы ни за что не догадался, что они братья.

На третьем снимке была запечатлена не очень приятная сцена – Стивен стоял над сидевшим на коленях человеком и держал его голову рукой.

Я оглянулся и осмотрел кухню. На плите стояла кастрюля, в ней что-то варилось. Судя по запаху, это было мясо. Сара находилась наверху с малышкой. Я слышал ее голос. Кажется, она что-то читала дочери. Кроме газет на столе лежало ее вязание.

Я снова перечитал статьи. Дочитав до конца, я пошел наверх.

Оказалось, что Сара была в ванной. Она купала Аманду. Когда я вошел, жена взглянула на меня и сразу же заметила газетные вырезки у меня в руках. Мне показалось, что она была довольна тем, что я сам заметил статьи. Сара улыбнулась.

В ванной было влажно и душно. Я закрыл за собой дверь, сел на крышку унитаза и ослабил галстук.

Аманда лежала в ванной в теплой воде и улыбалась. Сара поддерживала малышку обеими руками и рассказывала ей какую-то сказку. Как только я вошел, она замолчала. Через пару секунд она продолжила свой рассказ:

– Королева очень злилась. Она кричала на весь бальный зал и недовольно смотрела по сторонам. Король бежал за ней, а за ним – вся его свита. «Дорогая, – кричал он, – прости меня!» Королева выбежала на улицу, и он последовал за ней. «Дорогая! Дорогая!» – кричал он, но королевы уже не было видно. Король послал своих слуг искать любимую, но королева будто сквозь землю провалилась.

Аманда смеялась. Она стукнула одной ручкой по воде, от нее разлетелись брызги. Аманде это очень понравилось. Потом она толкнула Сару ножкой в грудь. Сара тоже засмеялась.

Честно говоря, я не понял, закончилась сказка или нет. Чтобы убедиться, что я не перебиваю Сару, прежде чем заговорить, я некоторое время подождал.

При такой влажности вырезки запахли чем-то химическим.

Сара играла с Амандой, поднимала и опускала ее в воду. Они обе раскраснелись, Сара даже намочила кончики волос.

– Ты нашла это в библиотеке? – поинтересовался я.

Сара кивнула.

– Похоже, что это про наши деньги, да?

Сара снова кивнула и наклонилась поцеловать Аманду.

– Ты никого не узнал на фото? Наверное, в самолете был один из них.

Я посмотрел на фотографии еще раз:

– Не знаю. Лицо пилота обклевали птицы.

– Но как бы то ни было, здесь точно говорится о наших деньгах.

– Если в самолете был кто-то из них, то, скорее всего, это тот, что моложе. Он маленький, – сказал я и показал фото Саре.

Сара даже не взглянула в мою сторону. Она смотрела на Аманду.

– Прямо судьба, что они братья, да?

– В смысле?

– Ну они, ты и Джекоб.

Я начал было думать о словах Сары, но моментально взял себя в руки и остановился. Я не хотел даже думать об этом и положил фотографии на край раковины.

– Как ты их нашла? – спросил я.

Сара потянулась и включила душ. Аманда лежала очень спокойно и слушала шум воды.

– Я просто просмотрела газеты. Со дня, когда вы нашли самолет, и раньше. Долго искать не пришлось. Эти статьи были на первых страницах. Я перечитывала эти заметки столько раз, что уже, по-моему, выучила их наизусть.

– Я тоже.

– Но это всего лишь статьи в газете, ничего серьезного.

– Но это многое меняет, да?

– Как это? – спросила Сара и внимательно посмотрела на меня.

– Помнишь, мы оставили деньги, потому что думали, что они никому не принадлежат и никто их не ищет.

– И?

– А теперь мы знаем, кто их ищет. Теперь мы не можем отрицать то, что это воровство.

Сара встала и удивленно посмотрела на меня.

– Хэнк, это и раньше было воровством. Просто сначала мы не знали, у кого воруем, а теперь знаем. По-моему, это никак не меняет дело.

Конечно, она была права.

– По-моему, даже хорошо, что мы знаем, откуда эти деньги, – продолжала Сара. – А то я уже начала было волноваться, что они могут быть мечеными или поддельными, тогда бы мы не смогли их потратить. А теперь мы можем быть уверенными, что все в порядке.

– Они могут быть мечеными, – заметил я. У меня сжалось сердце от одной мысли, что я мог убить людей за мешок нарезанной бумаги. Тогда все усилия были бы напрасны.

Сара махнула рукой:

– Нет, точно нет. Похитители требовали чистые деньги. В статье об этом написано.

– Может, поэтому они и убили девушку. Может, они забрали выкуп и поняли, что…

– Нет, – перебила меня Сара. – В статье сказано, что они сразу убили ее. Они застрелили ее до того, как получили деньги.

– Может, мы можем как-то проверить деньги? В ультрафиолете, например?

– Нет, Хэнк, это лишнее. Родители девушки не стали бы так рисковать и подсовывать некачественные деньги.

– Но мне кажется…

– Хэнк, успокойся. Ты мне доверяешь? Поверь, деньги немеченые.

Я ничего не ответил.

– Ты просто уже ищешь, к чему придраться, – добавила Сара.

– После этих статей мне так и хочется вернуться к самолету и посмотреть, один ли из братьев там или нет, – сказал я.

– А у него был бумажник?

– Я не проверил.

– Хэнк, послушай, возвращаться туда глупо. Это риск.

Я покачал головой.

– Я не собираюсь возвращаться, – сказал я.

Сара подняла Аманду из воды.

– Подай полотенце, – попросила она.

Я встал, снял полотенце с крючка и взял Аманду у Сары. Я укутал малышку в полотенце, снова сел на унитаз и положил дочь на колени. Она сразу же заплакала.

– Что меня пугает, – сказал я, глядя на Сару, которая вытиралась, – так это то, что кто-то кроме нас знает о деньгах. И этот кто-то – преступник.

– Хэнк, он напуган. Он знает, что полиция установила его личность.

– Да, но сотрудники ФБР говорят, что точно поймают его. Когда это случится, он обязательно расскажет им о брате, пропавшем самолете и деньгах.

– И что?

– Сара, ну все же ясно. Полицейским ничего не будет стоить связать все воедино. Карл знает, что мы слышали шум двигателя самолета у парка. Он знает, что Джекоб, Луи, Сонни и Нэнси убиты. Если самолет найдут, то полицейские будут знать, что на борту должны быть четыре миллиона долларов… – Я на секунду замолчал. Собственные слова заставили меня содрогнуться от страха. Я показал на вырезки и фото на них, которые лежали на раковине: – Как они забыли про скрытую камеру, так и мы могли упустить что-нибудь.

Сара вытерла волосы и бросила полотенце в корзину с грязным бельем. Ее халат висел на крючке, на двери. Она надела халат и взяла у меня Аманду.

– Все эти связи кажутся очевидными только нам, потому что мы все знаем. Больше никто ничего понять не может и не сможет.

Малышка сразу же успокоилась на руках матери.

Я встал. В ванной было очень жарко. Я снял куртку и повесил ее себе на руку. Рубашка уже была мокрой от пота и прилипла к спине.

– А что, если Джекоб, Луи или Нэнси оставили что-нибудь после себя, что-нибудь вроде дневника, например. Или если кто-то из них рассказал о деньгах кому-нибудь, и мы…

– Хэнк, все хорошо, мы в безопасности, – сказала Сара. – Перестань придумывать разную ерунду. Вообще поменьше думай по этому поводу.

Заметив это, Сара подошла ко мне и обняла одной рукой. В другой она держала Аманду. Жена прислонилась лицом к моей щеке. От нее пахло чистотой, влагой и свежестью.

– Лучше подумай о том, как ты выглядишь со стороны. Все считают тебя обычным, милым, веселым и положительным парнем. Никто никогда в жизни даже не подумает о том, что ты можешь быть каким-то образом причастен к тому, что мы совершили.

В субботу, двенадцатого марта, у Сары был день рождения. Я хотел, чтобы этот день Сара запомнила надолго, чтобы он стал каким-то особенным и неповторимым, потому что, во-первых, ей исполнялось тридцать лет, во-вторых, она родила Аманду, а в-третьих, у нас были деньги. Так что я накупил жене кучу разных подарков, которые раньше не мог себе позволить.

Первым подарком была квартира во Флориде. Еще в феврале я увидел объявление в газете о том, что на аукцион будет выставлено то, что государству удалось получить с разгрома банды, занимающейся продажей наркотиков. Список вещей, выставленных на аукцион, был очень разнообразным. Там были лодки, машины, аэропланы, мотоциклы, дома, квартиры, драгоценности и даже лошадиная ферма. Все это продавалось примерно за десять процентов от настоящей цены. Вернее, такой была начальная ставка. Аукцион проводился в предыдущую субботу, пятого марта, в Толедо. Я сказал Саре, что еду на работу, а сам около девяти часов утра поехал в город.

Я приехал по адресу, указанному в объявлении. Аукцион проводился в небольшом складском помещении. Вокруг небольшой деревянной сцены стояли стулья.

Самих предметов продажи в помещении не было. Здесь находились только их фотографии и длинные описания, собранные в один большой каталог.

Когда я приехал, в зале собралось уже примерно человек сорок. На аукционе присутствовали только мужчины. Еще, наверное, столько же посетителей приехало уже после меня.

Начало аукциона задерживалось, я просидел около получаса, просто рассматривая каталог. Сначала мне очень понравилось одно украшение, но когда я пролистал следующие страницы, я нашел прекрасную квартиру в доме на берегу океана во Флориде. В каталоге размешались фотографии квартиры и дома, в котором она находилась. В квартире было три спальни, обычная ванная и джакузи. Дом был белым с красной черепичной крышей.

Квартира была шикарная, и я сразу решил, что куплю ее для Сары.

Она стоила 335 тысяч долларов. Но на аукционе ее стартовая цена составила всего 15 тысяч. У нас с Сарой было чуть больше 35 тысяч в банке в Ашенвилле. Эти деньги мы копили на переезд в Форт Оттова. Но сейчас я почему-то совершенно спонтанно решил, что могу потратить 30 тысяч. Я подумал, что даже если нам все же придется уничтожить деньги, то я смогу продать эту квартиру и даже выиграю с этой сделки дополнительные проценты.

Я присутствовал на аукционе впервые. Поэтому, когда все началось, я некоторое время лишь сидел и наблюдал за тем, как ведут себя люди, и пытался понять, как и что надо делать. Оказалось все довольно просто. Надо было просто поднимать руку и предлагать свою цену, когда речь шла о вещи, которую надо было купить. После того как кто-нибудь объявлял самую высокую цену, вещь считалась проданной. Женщина, которая помогала аукционисту, заносила все данные о продажах в специальный список.

В розыгрыше квартиры кроме меня участвовало еще трое мужчин. Цена росла довольно быстро, и когда она начала приближаться к 30 тысячам, я уже начал нервничать. Но как раз в этот момент мои конкуренты опустили руки, и я выкупил квартиру за 31 тысячу долларов.

Женщина-секретарь записала мое имя. Она была молода и довольно симпатична. У нее было худое лицо и короткие черные волосы. Когда я подошел к ней, чтобы зарегистрировать покупку, она быстро объяснила мне, что надо делать.

Секретарь выдала мне карточку, на которой был написан адрес, куда я в течение недели должен привезти деньги. После того как я внесу деньги, им потребуется десять рабочих дней, чтобы оформить все бумаги. После этого я должен буду снова приехать по адресу, указанному в карточке, и получить все документы и ключи от квартиры.

Как только девушка объяснила мне всю процедуру получения документов, я заполнил специальную анкету, где указал свое имя, адрес и телефон.

Затем я вернулся на свое место и попытался справиться с нахлынувшими эмоциями. Мысль о том, что я только что потратил 31 тысячу долларов, почти все наши сбережения, была не очень приятна. Но потом я подумал о том, сколько денег у меня лежит под кроватью. И, конечно, сумма, которую я только что потратил, сразу же показалась мне абсолютно незначительной. Чем дольше я сидел на аукционе, тем больше думал о том, что я миллионер. И не просто миллионер – у меня было целых четыре миллиона. Я подумал, что надо уже начинать соответствовать этой роли. Первое, что мне пришло в голову, было то, что надо будет купить трость, чтобы выглядеть как настоящий миллионер и истинный джентльмен.

Посидев еще немного, я, довольный своей покупкой, пошел к выходу. Моим вторым подарком Саре был рояль. Я знал, что она с детства мечтала о собственном рояле. Сара не умела играть, но для нее этот музыкальный инструмент, наверное, был олицетворением богатой жизни и высокого статуса в обществе. А так как теперь этот уровень жизни был нам почти доступен, я решил наконец-то осуществить детскую мечту Сары.

Я ездил по музыкальным магазинам, выбирал рояль и удивлялся, как дорого он стоит. Я раньше даже не задумывался о том, сколько может стоить этот музыкальный инструмент, и теперь, когда узнал, был очень удивлен. Я долго выбирал, пока не нашел немного уцененный рояль. Дело в том, что на его крышке был маленький дефект лака. Этот рояль стоил мне 2 400 долларов.

Рояль доставили утром двенадцатого числа. Сара была на работе.

Трое мужчин с трудом занесли тяжелый инструмент в дом. Я попросил поставить его в гостиной. Честно говоря, он совершенно не вписывался в интерьер комнаты и казался ужасно огромным и каким-то нелепым. Тем не менее я был доволен, потому что знал, что Сара всегда мечтала о таком подарке и он ей обязательно понравится. Кроме того, в нашем новом доме рояль определенно будет смотреться гораздо лучше.

С аукциона я взял фото новой квартиры. Немного подумав, я положил их на рояль. Теперь все было готово, я сел в кресло и стал ждать возвращения Сары.

Мне показалось, что рояль произвел на Сару большее впечатление, чем квартира. Наверное, потому, что рояль уже стоял в комнате, его можно было потрогать, он был абсолютно материален, а квартира была еще только в виде фотографий.

– О, Хэнк! – воскликнула Сара, как только увидела инструмент, – какая же я счастливая!

Сара подошла к роялю и сыграла единственную песенку, которую она знала. Потом она открыла крышку и посмотрела на струны. Затем понажимала педали и попробовала наиграть «Frère Jacques» для Аманды, но у нее, к сожалению, не получилось. Она ошибалась почти на каждой ноте, и Аманда заплакала.

Уже поздним вечером, после того, как все подарки были вручены, после праздничного ужина, который я, кстати, сам приготовил (я пожарил курицу, сделал пюре и приправил все зеленым горошком), и после двух бутылок вина, мы с Сарой занялись любовью прямо на рояле.

Это была идея Сары. Я волновался, что под нашим весом он может сломаться или потрескаться, но Сара быстро сбросила с себя всю одежду, запрыгнула на крышку рояля, широко раздвинула ноги, улыбнулась и сказала:

– Ну же, давай.

Мы оба были слегка пьяны.

Я разделся и осторожно, прислушиваясь к каждому скрипу инструмента, забрался наверх.

Должен признать, это был очень запоминающийся эксперимент. Наши стоны повторяло эхо, струны вибрировали и издавали тихий приятный звук.

– Это начало нашей новой жизни, – прошептала Сара, когда все было в самом разгаре. У нее был глубокий, страстный голос. Слова постепенно перешли в стон.

Я кивнул в ответ и поустойчивее уперся коленом в крышку рояля. На секунду мне показалось, что в комнате стонало абсолютно все… рояль покачивался в такт нашим разгоряченным телам.

После того как все закончилось, Сара принесла жидкость для уборки мебели и стерла с инструмента следы пота.

В понедельник в перерыве на обед я зашел на кладбище. Я навестил все могилы – Джекоба, родителей, Педерсона, Луи, Нэнси и Сонни.

День выдался очень облачным и мрачным. Небо было низким и серым. Все казалось каким-то пустынным и бесцветным. За кладбищем до самого горизонта тянулось поле, оно было похоже на бескрайнее серое море.

На могиле Педерсона лежали цветы – желтые и красные хризантемы. Это были, пожалуй, единственные всплески цвета в этом мрачном царстве.

В храме играли на органе. На кладбище мелодия была едва слышна.

Снега не было с предыдущих похорон. Последний раз на землю упали несколько снежинок, когда хоронили Джекоба. Его могила до сих пор выглядела свежей… черная земля выделялась на фоне серого снега.

Когда я был маленьким, я почему-то представлял себе смерть в виде лужи. По-моему, она выглядела точно как лужа, только была немного темнее и глубже, чем обычные лужи. Так вот, когда человек попадал в эту лужу, она обвивала его своими водянистыми руками и утаскивала в свои недра. Честно говоря, я даже не знал, откуда я взял этот образ, но надо сказать, что я был уверен в своей теории довольно долго, лет до десяти или одиннадцати. Может быть, мне когда-то рассказала о чем-то подобном мама, может быть, это она так описала мне смерть. Если это было так, – то Джекоб, должно быть, представлял смерть так же, как и я.

Свежие могилы выглядели как те лужи из моего детского воображения.

Прежде чем уйти, я немного задержался у могил родителей, к которым присоединилась могила Джекоба. Теперь на купленном отцом участке осталось одно место… для меня. Пока я смотрел на это пустующее место, у меня появилось какое-то приятное ощущение. Я подумал, что если я не умру в течение ближайших месяцев, то это место никогда не будет никем занято. Я умру в сотнях километров отсюда. У меня все будет другое… даже имя. От этой мысли я почувствовал себя очень счастливым. Пожалуй, это было лучшее ощущение, которое я испытал с момента, когда выстрелил в последний раз. Впервые за долгое время я ощущал себя уверенно. Наконец-то мне начало казаться, что мы получили то, за что так дорого заплатили. Теперь у нас был шанс убежать от судьбы. Вот, например, я стоял у могилы, в которой мне было суждено быть похороненным, и я знал, что этого никогда не будет, я ведь уеду далеко-далеко и смогу убежать от судьбы. У меня теперь появилась возможность заново построить свою жизнь, начать все сначала, пойти по своему собственному пути… самому создать свою судьбу.

В четверг вечером, когда я вернулся домой с работы, я застал Сару на кухне. Она плакала.

Я даже сначала не понял, правда ли она плачет, или мне это просто показалось. Сара стояла у раковины и мыла посуду. Когда я вошел, она даже не взглянула на меня. Жена вела себя так, будто злилась на меня. Чтобы выяснить, что произошло, я, не раздеваясь, прошел на кухню и сел за стол. Я спросил Сару, как прошел ее день. На все вопросы Сара либо кивала, либо говорила: «Угу». Она так ни разу и не посмотрела в мою сторону. Она стояла у раковины, опустив голову, и с усердием мыла посуду.

– Ты в порядке? – спросил я наконец.

Она, не оборачиваясь, кивнула. Потом ее плечи вздрогнули, и Сара уронила тарелку, которую мыла.

– Сара? – позвал я.

Она не ответила. Я встал и подошел к ней. Когда я дотронулся до ее плеча, Сара вдруг замерла, как будто испугалась меня.

– Что такое? – спросил я и наклонился ближе. Жена была вся в слезах.

Сара очень редко плакала. Я вообще видел ее в таком состоянии всего несколько раз. Я знал, что Сара может заплакать, только когда случается что-то по-настоящему страшное. Поэтому первое, что я почувствовал, когда увидел ее слезы, была паника. Я подумал о том, что что-то случилось с ребенком.

– Где Аманда? – спросил я.

Сара снова принялась мыть тарелки. Она отвернулась от меня, всхлипнула и сказала:

– Наверху.

– С ней все в порядке?

Сара кивнула:

– Да. Она спит.

Я наклонился и выключил воду. На кухне вдруг стало совсем тихо.

– Что произошло? – поинтересовался я и обнял Сару. Она несколько мгновений постояла не двигаясь, потом вдруг уронила руки на край раковины и начала, рыдая, падать на меня. Я обнял ее двумя руками и прижал к себе.

Около минуты она рыдала. Потом собралась с силами и прошептала:

– Все нормально, нормально…

Сара немного успокоилась. Я подвел ее к столу и усадил на стул.

– Я больше не могу работать в библиотеке, – произнесла она.

– Тебя что, увольняют? – спросил я, хотя, честно говоря, сам не мог представить, что Сару могут уволить из библиотеки.

Она покачала головой:

– Меня попросили больше не приносить Аманду. Люди начали жаловаться на ее плач. И мне сказали, что я могу вернуться на работу, когда Аманда подрастет.

Сара вытерла лицо.

Я наклонился и взял ее за руку.

– Но тебе же пока не так необходима работа.

– Я знаю, просто…

– У нас достаточно денег и без твоей зарплаты, – заметил я, улыбнувшись.

– Я знаю.

– Так что из-за этого вообще не стоит переживать, а тем более плакать.

– О, Хэнк! Я плачу не из-за этого.

Я удивленно посмотрел на нее:

– А из-за чего?

Сара всхлипнула, снова вытерла лицо рукой и закрыла глаза.

– Все сложно. У меня несколько причин.

– Это из-за того, что мы сделали?

Наверное, у меня был очень напуганный голос, потому что Сара моментально открыла глаза, когда услышала мой вопрос. Она внимательно посмотрела на меня, потом покачала головой:

– Нет. Я просто устала.

Наступила оттепель.

В воскресенье утром температура поднялась сразу на несколько градусов. Все начало таять. По небу плыли большие белые облака. Дул теплый южный ветер. В воздухе запахло весной.

Днем стало еще теплее. Столбик термометра быстро поднимался все выше и выше. Снег таял все быстрее. Из-под снега показалась земля. Темные пятна резко выделялись на фоне белого, точнее, уже серого снега. А вечером, когда я вышел на улицу, чтобы отвязать Мери Бет и отвести его на ночь в гараж, я увидел, что бедный пес сидит в луже грязи.

В ту ночь я никак не мог заснуть. Капель шумела за окном. Дом скрипел. Мне постоянно казалось, что в воздухе происходит какое-то движение… это движение было повсюду.

Я лежал в кровати и пытался расслабиться. Что только я не делал: пытался расслабить мышцы и глубоко дышал, но каждый раз, когда я закрывал глаза, воображение сразу же рисовало мне самолет. Он лежал на пузе в лесу… снег постепенно стаивал, обнажая металл; солнце отражалось от гладкой блестящей поверхности металлической обшивки самолета…

Я ждал… ждал, когда же самолет наконец-то обнаружат.

В среду со мной произошел странный случай. Я сидел в кабинете за столом, разбирал счета и вдруг ясно услышал в коридоре голос Джекоба.

Конечно, это был не его голос, и я прекрасно это знал. Но тембр этого голоса и его интонация были настолько знакомы, что я не удержался, чтобы не встать с места, не подойти к двери и не выглянуть в коридор.

Там стоял какой-то полный мужчина. Я никогда его раньше не видел. Это был обычный покупатель.

Он не был похож на Джекоба. Мужчина был уже пожилым, лысым, с густыми усами. Он довольно много жестикулировал, эти жесты не были мне знакомы. Постепенно, пока я смотрел на этого человека, иллюзия того, что его голос походил на голос брата, исчезла. Но когда я закрыл глаза, мне снова померещилось, что говорит Джекоб. Я стоял в дверях с закрытыми глазами и прислушивался, пытаясь сконцентрироваться на голосе. Мне вдруг стало невыносимо грустно. Я ощутил, что это сильнее меня. Это чувство имело на меня даже физическое воздействие, и я наклонился вперед, как будто меня кто-то ударил в живот.

– Мистер Митчелл? – услышал я.

Я открыл глаза и выпрямился. Черил стояла за кассой и внимательно смотрела на меня. Кажется, она была немного напугана моим странным поведением. Полный мужчина, который стоял посередине коридора, поднял правую руку и дотронулся до своих усов.

– Вы в порядке? – спросила Черил. Ее голос задрожал, и она будто уже собиралась бежать ко мне на помощь.

Я попытался быстро вспомнить, что произошло в последние несколько минут, может, я кашлянул, простонал что-то или слишком громко вздохнул, если Черил так испугалась. Но вспомнить мне ничего не удалось.

– Да, я в порядке, – ответил я и улыбнулся толстяку. Он кивнул мне в ответ.

Я вернулся в кабинет и закрыл дверь.

В тот вечер я прочитал в газете статью о мошенниках. Они провернули свое дело так удачно, что содрали миллионы долларов с ничего не подозревающих вкладчиков.

Суть мошеннической операции заключалась в том, что в газету было помещено объявление о распродаже вещей, вырученных от разгрома организаций, занимающихся продажей наркотиков. Условия аукциона были действительно очень выгодными и очень многие решили принять в нем участие. Так как объявление было дано в официальной государственной газете, никому и в голову не пришло, что эту компанию никто не проверял и что эти люди могут оказаться мошенниками. Далее схема работы мошенников была крайне проста. На аукционе они предоставляли покупателям каталоги товаров. Жертвы, выбрав товар, оставляли номера своих банковских счетов, кстати говоря, считая, что покупают товар по цене, составляющей десять процентов от настоящей его стоимости. Потом им говорили, что оформление бумаг займет около двух недель. Вскоре покупатели обнаруживали, что с их счетов исчезли все деньги. Собрав деньги, грабители тут же исчезали, оставляя незадачливых аукционеров с каталогами липовых товаров. Таким образом было проведено несколько аукционов.

Как ни странно, я воспринял эту новость довольно спокойно. Деньги с моего счета исчезли примерно день назад. Честно говоря, все это показалось мне настолько ужасным, чтобы быть правдой. Все не могло произойти так тихо и незаметно для меня. Я как будто погрузился в какой-то сон. Я понимал, что случилось что-то крайне неприятное, но почему-то практически никак не реагировал на эту новость. Чтобы я сделал хоть что-то, мне нужен был какой-то толчок, меня должен был кто-нибудь разбудить ночным звонком, резким ударом в грудь, чем угодно.

Вскоре я вспомнил о деньгах, которые лежали у меня под кроватью. Я же мог спокойно взять оттуда 31 тысячу долларов, и справедливость будет восстановлена. Эта мысль совершенно меня успокоила.

Я подумал о том, что есть люди, еще хуже меня. Они ездят по стране и обирают до нитки ни в чем не повинных людей. В таком свете мои поступки показались мне не такими уж и страшными. Мне стало немного легче думать о своих грехах, сравнивая их с чужими, на мой взгляд, еще более тяжкими.

Конечно, несмотря на мое внешнее спокойствие, где-то в глубине души я испытал и страх. Да, это было довольно странное ощущение – смесь страха и одновременно спокойствия. Мысль о том, что у меня под кроватью были деньги, придавала мне уверенности и спокойствия. Мысль о том, что их, возможно, еще придется сжечь, я быстро отогнал в сторону и даже не думал об этом. Теперь мы бы ни за что не избавились от денег, и это совершенно не зависело от того, что могло еще произойти. Все дело в том, что кроме этих денег теперь у нас ничего не было, и я понимал, что за них мы будем бороться до конца, что бы ни случилось. Но эта мысль и напугала меня… я задумался, а вдруг мы все же лишимся денег… и тогда все надежды, вся жизнь просто рухнет. Я подумал о том, насколько хрупкий был баланс, насколько тоненькой была ниточка, на которой висела моя судьба и судьба моей семьи.

Когда я дочитал статью, я вырвал этот лист из газеты, скомкал его и выбросил в мусорное ведро. Я не хотел, чтобы Сара узнала об этом раньше, чем мы уедем и будем в безопасности.

Вечером, когда я отвязывал Мери Бет и собирался отвести его в гараж, я заметил, что залысины у ошейника, которые я уже замечал и раньше, уже превратились в открытые раны. Они кровоточили и гноились.

Мне стало жаль пса. Я сел перед ним на колени прямо на мокрую землю и попытался ослабить его ошейник, чтобы он не натирал шею так сильно. Но как только я дотронулся до ошейника, Мери Бет быстро мотнул головой и укусил меня за руку. Все случилось настолько быстро и неожиданно, что я даже не успел среагировать, чтобы избежать укуса.

Когда я отскочил от собаки, было уже поздно. Меня никогда раньше не кусали животные. И я даже не знал, что теперь делать. Сначала я подумал, что надо шлепнуть Мери Бет и уйти домой, оставив его ночевать на улице. Но потом я передумал. Честно говоря, я даже не злился на пса. Я почему-то подумал, что его поведение в некотором смысле естественно и рано или поздно это должно было случиться.

Я осторожно осмотрел запястье. Было уже темно, и я уже ничего не видел. Но по ощущениям мне показалось, что Мери Бет даже не прокусил кожу. Скорее всего, пес просто прикусил руку и не сжал челюсти до конца.

Я посмотрел на Мери Бет. Он лежал на земле и лизал лапы. Я понимал, что с ним надо что-то делать. Пес выглядел очень больным и несчастным, как животное, запертое в клетке зоопарка. Бедняга целый день проводил на привязи.

На крыльце зажегся свет, и из двери выглянула Сара.

– Хэнк? – позвала она.

Я повернулся к ней. Я все еще держался за запястье.

– Что ты там делаешь? – спросила она.

– Мери Бет укусил меня.

– Что? – переспросила Сара, не расслышав, что я сказал.

– Ничего, – ответил я, наклонился, осторожно взял Мери Бет за ошейник и крикнул Саре. – Я веду его в гараж.

В четверг я проснулся поздно ночью и сел на кровати. Я весь трясся от мысли о том, что срочно должен был что-то сделать, я был в панике.

– Сара, – позвал я жену и потряс ее за плечо.

– Хватит, – простонала сквозь сон Сара и резко оттолкнула мою руку.

Я включил свет.

– Сара, – шепотом сказал я, внимательно посмотрел на жену и подождал, пока она откроет глаза.

– Я знаю, как избавиться от самолета, – сказал я.

– Что? – переспросила Сара. Она посмотрела на кроватку Аманды, потом снова на меня.

– Мне надо арендовать паяльную лампу. Мы разрежем самолет на кусочки, а потом закопаем в лесу.

– Паяльную лампу?

– Да, а куски закопаем в лесу.

Сара внимательно смотрела на меня и пыталась понять, о чем я говорю.

– Это же последняя улика. Как только мы избавимся от нее, нам больше не о чем будет волноваться.

Сара села на кровати и убрала с лица волосы.

– Хочешь разрезать самолет?

– Мы должны это сделать до того, как кто-нибудь обнаружит его. Можно завтра. Я возьму выходной. Надо узнать, где дают в аренду…

– Хэнк, – перебила меня Сара.

В ее голосе было что-то, что заставило меня посмотреть на жену. Сара выглядела напуганной, она сидела, крепко обхватив себя руками.

– Что-то не так? – поинтересовался я.

– Послушай, что ты говоришь. Послушай сам себя. Послушай, как все это звучит.

Я внимательно посмотрел на Сару.

– Ты же говоришь абсолютный бред, – добавила она. – Мы не можем принести в лес паяльную лампу и распилить самолет. Это же полное безумие.

Как только я услышал эти слова Сары, я понял, что она права. Вдруг я осознал всю абсурдность своего предложения. Я понял, что нес всякую чепуху, совсем как разбуженный среди ночи ребенок.

– Нам надо успокоиться, – сказала Сара. – Так нельзя.

– Я только…

– Надо прекратить все это немедленно. Мы сделали то, что мы сделали. Теперь надо жить своими жизнями и не пытаться изменить что-либо.

Я хотел взять ее за руку, чтобы она поняла, что все в порядке, но Сара отдернула свою руку.

– Если так пойдет дальше, – заметила она, – мы потеряем все, что у нас есть.

Аманда начала было плакать, но сразу же утихла. Мы оба посмотрели на ее кроватку.

– В конце концов, мы признаемся, – прошептала Сара.

Я покачал головой:

– Я не собираюсь признаваться.

– Хэнк, мы так близки к осуществлению плана. Скоро кто-нибудь обнаружит самолет, поднимется шумиха, потом все уляжется, и люди начнут забывать. И как только это случится, мы сможем уехать. Мы просто возьмем деньги и уедем.

Сара закрыла глаза, как будто представляла наш переезд. Через пару секунд она открыла их:

– Деньги ведь у нас прямо здесь. Они под нами. И они будут нашими, если нам удастся их сохранить.

Я смотрел на жену. Ее волосы блестели на свету лампы, которая стояла на ночном столике, и отливали каким-то золотым оттенком, напоминая ореол.

– Но разве ты хоть иногда не чувствуешь себя плохо? – спросил я.

– Плохо?

– Я про то, что мы совершили.

– Конечно, – ответила она. – Я все время себя плохо чувствую.

Я кивнул. Я был рад, что Сара признала это.

– Но нам предстоит всю жизнь жить с этим. Надо научиться воспринимать это, как любое другое горе.

– Но это совсем не то. Я убил собственного брата.

– Но это была не твоя вина, Хэнк. У тебя не было выбора. Ты должен это понимать. Поверь мне, – ласково произнесла Сара, потянулась и дотронулась до моей руки. – Это правда.

Я ничего не ответил. Сара сжала мою руку.

– Понимаешь? – спросила она.

Жена внимательно смотрела на меня и сжимала мою руку до тех пор, пока я не кивнул. Потом она посмотрела на часы. Как только она пошевелилась, ореол над ее головой исчез.

Было 3:17. Я уже совсем проснулся. Теперь все мысли в моей голове были абсолютно ясными и четкими. Я про себя повторял одну и ту же фразу: это не твоя вина.

– Иди ко мне, – сказала Сара и протянула ко мне руки, чтобы обнять. Я прильнул к ней. Сара медленно увлекла меня на кровать.

– Все будет хорошо, – шептала она. – Я обещаю.

Потом она подождала несколько секунд, как будто хотела убедиться, что я больше не буду пытаться сесть, и повернулась, чтобы выключить свет.

Пока мы лежали в темноте, Мери Бет начал выть.

– Я когда-нибудь застрелю его, – сказал я. – Хватит ему страдать.

– О, Хэнк, – вздохнула Сара. Она уже почти заснула. Она лежала справа от меня, нас разделяли холодные простыни.

– Мы и так уже слишком много стреляли, – добавила Сара, немного помолчав.

Перед самым рассветом вернулась зима. Подул северный ветер, и сразу похолодало.

В пятницу утром, когда я ехал на работу, пошел снег.