Тот же день

Арон всегда считал работу в милиции захватывающей и интересной — во всяком случае, намного более интересной, чем работа в колхозе. Он знал, что платят за нее немного, зато и конкуренция в милиции невысокая. Когда речь заходила о поисках хорошей работы, он вряд ли мог рассчитывать на удачу, хотя с ним все было в порядке. Собственно говоря, в школе он учился хорошо. Однако вся штука была в том, что он родился с деформированной верхней губой. Так сказал ему врач — губа была деформирована, и с этим ничего нельзя было поделать. Складывалось впечатление, что кто-то вырезал ему часть верхней губы, а потом сшил края вместе, так что они посередине приподнялись домиком, обнажая верхние зубы. Он как будто усмехался все время. И пусть это не мешало ему работать, зато здорово вредило поискам собственно работы. Так что милиция представлялась ему самым удачным вариантом, поскольку желающих поступить на службу у них вечно не хватало. Его станут обижать, смеяться за спиной — ничего, он к этому привык. Он будет терпеть, пока сможет думать головой.

Но вот среди ночи он почему-то сидел в кустах в засаде, заживо пожираемый комарами, и следил за автобусной остановкой, высматривая признаки чего-либо необычного.

Арону никто не объяснил, в чем это необычное должно выражаться. Будучи одним из самых молодых милиционеров в Управлении — недавно ему исполнилось двадцать, — он даже решил, что это нечто вроде ритуала посвящения для новичков. Тест на лояльность, чтобы проверить, способен ли он выполнять приказы. Повиновение в милиции ценилось превыше всего.

Пока что единственным живым человеком в пределах видимости оставалась девчонка на автобусной остановке. Она была совсем молоденькая, лет четырнадцати или пятнадцати, хотя и старалась выглядеть старше. Ко всему прочему, она была еще и пьяна. Верхние пуговицы у нее на блузке были расстегнуты. Арон смотрел, как она поправила волосы и одернула юбку. Что она делает на остановке? Ведь автобусов до утра не будет.

К остановке подошел мужчина. Он был высоким, в шляпе и длинном пальто. Стекла очков у него были толстыми, как донышко бутылки. Держа в одной руке дорогой портфель, он принялся изучать расписание рейсов, водя по нему пальцем. Девица, до того смирно сидевшая в уголке, мгновенно поднялась на ноги и направилась к нему. Мужчина продолжал невозмутимо изучать расписание, пока она не обошла его кругом, трогая его портфель и пальто, а потом коснувшись его руки. Он, похоже, не обращал внимания на эти заигрывания, но затем отвернулся от расписания и окинул девчонку внимательным взглядом. Они о чем-то заговорили. Со своего места Арону не было слышно, о чем именно. Но девица явно не соглашалась и отрицательно качала головой. Потом она пожала плечами. Кажется, они договорились. Мужчина обернулся и, казалось, взглянул прямо на Арона, сидящего в густых кустах в засаде. Заметил ли он его? Вряд ли — они стояли на свету, а он оставался в тени. Но тут мужчина и девица зашагали прямо на него, к тому самому месту, где он прятался.

Арон растерянно огляделся по сторонам — нет, заметить его просто невозможно. Но даже если они и разглядели его, то почему идут прямо сюда? До мужчины и девушки оставалось всего несколько метров. Он слышал, как они разговаривали. Арон ждал, притаившись в тени, а они взяли и прошли мимо, направляясь дальше, в глубь парка.

Арон выпрямился во весь рост.

— Стоять!

Мужчина замер, плечи его бессильно поникли. Он медленно повернулся. Арон изо всех сил пытался придать своему голосу властность.

— Что вы здесь делаете вдвоем?

Ответила девчонка, которая, кажется, ничуть не испугалась:

— Мы гуляем. А что случилось с твоей губой? Какая она уродливая!

Арон покраснел от смущения. Девчонка смотрела на него с явным отвращением. На мгновение он умолк, стараясь взять себя в руки и успокоиться.

— Вы наверняка собирались заняться сексом. Причем в общественном месте. А ты — проститутка.

— Нет, мы просто гуляли.

Жалким, едва слышным голосом мужчина добавил:

— Мы не сделали ничего плохого. Мы просто разговаривали.

— Я хочу взглянуть на ваши документы.

Мужчина шагнул вперед и принялся рыться в кармане в поисках документов. Девчонка равнодушно переминалась с ноги на ногу: ее наверняка задерживали и раньше. Она ничуть не выглядела испуганной или расстроенной. Арон проверил документы мужчины. Того звали Андреем. Документы были в полном порядке.

— Откройте портфель.

Андрей заколебался. На лбу у него выступили крупные капли пота. Его все-таки поймали. Он и представить себе не мог, что это когда-нибудь случится. У него не укладывалось в голове, что его план может провалиться. Он поднял портфель и расстегнул защелку. Молоденький офицер заглянул внутрь, сунув туда руку. Андрей уставился на носки свои туфель и ждал. Когда он поднял голову, милиционер держал в руках его нож, длинный нож с зазубренным лезвием. Андрей готов был расплакаться.

— Для чего вы носите его с собой?

— Я много езжу. Мне часто приходится обедать в поездах. Я режу ножом копченую колбасу, салями. Дешевую и твердую колбасу, но моя жена отказывается покупать другую.

Андрей и в самом деле пользовался ножом во время обеда и ужина. Офицер обнаружил в портфеле палку салями. Она была дешевой и твердой, с неровным краем. Он отрезал его этим самым ножом.

Арон приподнял стеклянную банку с завинчивающейся крышкой. Банка была чисто вымытой и пустой.

— А это для чего?

— Некоторые из комплектующих деталей, которые я перевожу, хрупкие, другие — грязные. Так что банка нужна мне для работы. Послушайте, я знаю, что мне не следовало идти с этой девушкой. Не знаю, что на меня нашло. Я стоял на остановке и смотрел, когда завтра приходит автобус, и тут она подошла ко мне. Ну, вы понимаете, как это бывает — ни с того ни с сего вдруг поддаешься первому порыву. Вот так случилось и со мной. Но вы загляните в кармашек портфеля, там лежит мой партийный билет.

Аарон действительно обнаружил в боковом отделении партбилет. Он также нашел там фотографию жены этого человека с двумя маленькими девочками.

— Мои дочери. Нет нужды составлять протокол и все такое прочее, верно, офицер? Во всем виновата вот эта девушка: в противном случае я бы уже был дома.

Приличный гражданин поддался минутному порыву и был соблазнен пьяной девчонкой-распутницей. Этот человек вел себя вежливо: он не смотрел на заячью губу Арона и не отпускал обидных замечаний. Он обращался с ним как с равным, хотя и был старше, имел престижную работу и состоял в партии. Он стал жертвой. А она была преступницей.

Уже почувствовав, как сеть смыкается вокруг него, Андрей вдруг понял, что еще миг — и он будет свободен. Семейная фотография вновь оказала ему неоценимую помощь. Иногда он показывал ее недоверчивым детям, чтобы убедить их в том, что ему можно верить. Он сам был отцом. В кармане его брюк лежал моток грубой веревки. Но нет, только не сегодня; в будущем ему придется проявлять больше терпения. Он не может и дальше убивать в родном городе.

Арон уже собрался отпустить мужчину, положив на место фотографию и партбилет, как вдруг заметил кое-что еще: сложенную пополам газетную вырезку. Он вытащил ее и развернул.

Андрей едва сдерживался, глядя, как этот тупой идиот с заячьей губой трогает своими грязными пальцами его клочок бумаги. Он уже готов был вырвать вырезку у него из рук.

— Верните мне ее, пожалуйста.

В первый раз в голосе мужчины появились признаки волнения. Почему этот клочок бумаги так важен для него? Арон внимательно всматривался в газетную страницу. Она была вырезана несколько лет назад, и типографская краска уже успела выцвести и поблекнуть. Не было ни текста, ни номера — все это было отрезано, так что определить, из какой газеты страница, не представлялось возможным. Осталась лишь фотография, сделанная во время Великой Отечественной войны. На ней был виден горящий немецкий танк. Рядом стояли советские солдаты, триумфально воздев вверх руки с зажатыми в них автоматами, а у их ног валялись мертвые гитлеровцы. Это был победный, пропагандистский снимок. Арон, с его деформированной губой, прекрасно понимал, почему он был напечатан в газете. Советский солдат, стоявший в самом центре группы, был красивым мужчиной с обаятельной улыбкой.