Хотя им безумно хотелось уединиться в ближайшем отеле и страстно любить там друг друга всю ночь напролет, оба они понимали, что с нежными чувствами придется повременить.

- Ничего, у нас впереди вся жизнь, - напомнила Джоанна, когда они возвращались в имение.

Пробормотав что-то в знак согласия, Редклифф уже не первый раз поймал себя на мысли, какая все-таки жизнь на редкость сложная штука.

Неудивительно, что их встретили восторженно. Милдред, пропустив мимо ушей извинения Джоанны по поводу машины, испытала неимоверное облегчение, когда собственными глазами удостоверилась в том, что девушка цела и невредима. Берта, как всегда походившая скорее на привидение, чем на живое существо, намекнула на возможность вмешательства потусторонних сил.

- Это какой-нибудь призрак, которому не терпится изгнать Джоанну из Сарасоты, - многозначительно объявила она.

Памела, хотя внешне имела мало общего с этим злым призраком, в точности соответствовала ему по натуре. Она была вне себя от ярости.

- Я тебя предупреждала, - процедила она сквозь зубы, когда они с Редклиффом остались наедине в своей спальне на верхнем этаже. - Я говорила, что произойдет, если бы будешь спать с этой потаскушкой.

- Всегда восхищался твоими актерскими способностями, Памела, но тебе нужен человек, который напишет третий акт пьесы специально для тебя, - парировал Редклифф. - Мне кажется, что-то подобное я уже слышал. - Сняв свитер, он вошел в примыкающую к спальне ванную комнату и закрыл за собой дверь.

- Душ тебе не поможет, лицемерный сукин ты сын! - крикнула она, услышав, как в ванне зашумела вода. - Ты уже весь пропитался духами этой шлюхи.

Сладить с этой фурией, которая всегда отличалась вспыльчивым нравом, похоже, становилось все труднее. К тому же, мрачно подумал Редклифф, глядя, как ванная постепенно заполняется паром, вся ее неприязнь направлена не столько на меня, сколько на Джоанну.

Обеспокоенный растущей неуравновешенностью жены, он почел за благо воздерживаться впредь от действий или слов, которые могли бы дать Памеле повод причинить Джоанне зло.

Понимая, что невозможно скрываться в ванной до бесконечности, Редклифф вышел из-под душа, вытерся полотенцем, обернул его вокруг талии и вернулся в спальню, снова представ перед разъяренной подругой жизни.

- Я хочу тебе кое-что предложить, - произнес он спокойно, доставая хлопчатобумажные трусы с верхней полки старинного комода красного дерева.

Памела окинула его подозрительным взглядом.

- С чего ты взял, что я соглашусь?

- По правде сказать, это деловое предложение.

- Неужели? - откликнулась она, изображая, что оно ее нисколько не интересует. Однако от Редклиффа не укрылся знакомый жадный блеск в ее глазах, и у него появилась надежда, что, возможно, дела обстоят не так уж плохо, как ему казалось. - И что же это за деловое предложение?

- Наш брак с самого начала был фарсом. Ты несчастлива. Я тоже. Может, перестанем портить друг другу жизнь? Пока мы не испортили ее еще больше?

Закурив, она присела на край кровати и закинула ногу на ногу. Редклифф вспомнил о тех временах, когда от одного взгляда на эти гладкие молочно-белые бедра у него становилось тесно в штанах. Но теперь все изменилось. Временами ему даже казалось, что он живет совсем в другом мире.

- Ред, проблема в том, что ты совершенно неправильно оцениваешь ситуацию.

- Может быть, объяснишь, в чем именно я не прав? - негромко предложил он.

- Ответ прост. Ты ошибаешься, думая, что я несчастлива. Напротив, дорогой, мне нравится быть замужем за тобой.

- Как ты можешь так говорить? Мы же почти не видимся. А когда бываем вместе, только и делаем, что ссоримся.

- Ты, похоже, кое-чего не понимаешь, - терпеливо сказала она, обращаясь к нему словно к несмышленышу.

Редклифф снова с раздражением отметил про себя, с каким нескрываемым превосходством она к нему относится. Его скромное происхождение, так подкупавшее ее, когда они только познакомились, теперь то и дело оборачивалось против него, когда ей требовалось подчеркнуть свое более высокое положение в обществе.

- Вот я и пытаюсь понять.

- Правда, как ни неприятно это признавать, состоит в том, что я уже не молода. А в тех кругах, где я вращаюсь, к разведенным женщинам, достигшим определенного возраста, принято относиться с жалостью. Из этого следует, что наличие мужа… - продолжала она, выпуская изо рта клуб сизого дыма и окидывая его взглядом с ног до головы, словно животное, которое она собирается купить, - даже если он все время отсутствует, дает женщине определенное положение, в котором она очень нуждается.

- До меня ты уже дважды была замужем, - произнес он. - Ты и после меня еще найдешь себе мужа.

- Возможно. - Памела встала, затушила сигарету в хрустальной пепельнице и, пройдя через всю комнату, остановилась у зеркального комода. - Но решать, стоит ли нам разводиться и если да, то когда именно, буду я.

- Но я могу подать на развод. Бог свидетель, у меня есть для этого основания.

- У меня тоже. Не забывай, Ред, супружеская измена - палка о двух концах. Ни ты, ни я не были верны друг другу.

Сунув руку под стопку надушенного французского белья, она достала из-под него сложенный пополам лист бумаги.

- Возможно, тебя это заинтересует.

Заинтригованный, несмотря на растущую досаду, Редклифф выхватил у нее листок. Когда он прочитал три напечатанных на нем абзаца, сердце у него сжалось.

- Это меморандум Мартина Гроува.

- Да, он адресован его банкиру в Сингапуре, - подтвердила Памела с дьявольской улыбкой, от которой у Редклиффа по коже побежали мурашки. - Речь идет о его планах в отношении «Сэвидж». Разумеется, после того как он станет владельцем компании.

Редклифф покачал головой.

- Глупо думать, что он сможет сохранить такую процветающую сеть шикарных магазинов, как у «Сэвидж».

- Посмотрим, - ответила Памела. Вид у нее сейчас был, словно у довольной холеной кошки, только что проглотившей на редкость аппетитную канарейку, с той лишь разницей, что из ее ярко-красных губ не торчали желтые перья. - Магазины можно и перепрофилировать. Но вообще-то у Мартина другие планы. Например, он собирается избавиться от магазина в «Блю-хиллз», продав его другой фирме. - Она вновь давала Редклиффу понять, что отнюдь не принадлежит к числу ослепительных белокурых красавиц, у которых в голове нет ничего, кроме соломы. Напротив, она на редкость здорово разбиралась в делах, в которых была заинтересована. - Что же касается остальных магазинов, - продолжала Памела, - то от покупателей уже нет отбоя.

- Он что, собирается ликвидировать всю сесть?

Если это так, мелькнула у Редклиффа мысль, то на коллекции «Лунный берег» Джоанны Лейк можно будет ставить крест.

- Да, у него именно такой план, - весело ответила она. - Впрочем, все хорошо, что хорошо кончается. Продав свои акции по той цене, которую он предлагает, акционеры станут очень богатыми людьми.

- Да, если только они согласятся их продать.

- Бог с тобой, Ред! Многие согласятся. Ради того, чтобы сорвать куш побольше, люди готовы на все, что угодно. - При мысли о такой куче денег она снова заулыбалась.

- Он что же, сам прислал тебя ко мне с этим меморандумом? - Если это так, подумал Редклифф, то я ничего не понимаю. Ведь этот австралийский пройдоха не склонен делиться конфиденциальной информацией с кем попало.

- Конечно нет. По правде сказать, тут я поступила малость некрасиво. Я выкрала меморандум из его портфеля, пока он спал.

- И теперь ты решила продать эти сведения тому, кто предложит за них наибольшую цену?

- Да, можно сказать и так. Это моя козырная карта, Ред. И мне, и тебе известно, что акции, дающие право решающего голоса, принадлежат мне. Если я проголосую вместе с тобой и тетей Милдред, то в «Сэвидж» все останется по-прежнему. А если я решу голосовать так же, как Мартин… - Она пожала плечами. - Словом, на мой взгляд, в меморандуме достаточно четко сказано о его планах.

- Ты не можешь не понимать, что это убьет твою тетю.

- Ты слишком сентиментален. Тетя - стреляный воробей. Если она выжила после смерти мужа, двух убийств и похищения внучки, то, несомненно, выживет и после потери своей ненаглядной компании.

- Ты в этом уверена?

- По правде сказать, я уверена в тебе, дорогой. В той же мере, в какой ты был бы рад свить семейное гнездышко с этой потаскушкой, считающей себя модельером, тебе присуще такое качество, как верность. И никуда ты от этого не денешься. Ты даже не посмеешь развестись со мной. - А если посмеешь, я разыграю свою козырную карту. И тогда мы увидим, насколько хватит нашей дорогой тетушки.

Слушая эти исполненные жгучей ненависти слова, глядя на ее перекошенное от злобы лицо, Редклифф недоумевал, как могла страсть настолько ослепить его, что он оказался не в состоянии понять: действиями Памелы движет не только голый расчет - она либо психически больна, либо очень злой человек.

Эта мысль потрясла его до глубины души.

- Значит, то, что произошло с Джоанной сегодня, твоих рук дело?

- О чем это ты? - В ее голосе звучало непритворное удивление.

- Ты подстроила аварию?

- Хочешь сказать, что это я испортила тормоза или еще что-то в машине, взятой напрокат твоей любовницей?

- Ты хочешь выжить Джоанну отсюда.

- Да, конечно. Но помилуй, Ред, для того чтобы справиться с таким пустячным делом, мне совершенно незачем опускаться до убийства. К тому же, - добавила она, - если бы даже я разбиралась в машинах, а я в них совершенно не разбираюсь, то ни за что не стала бы в них копаться, рискуя сломать себе ноготь.

В доказательство своей невиновности она широко раскинула руки, выставив напоказ десять длинных пальцев с тщательно наманикюренными ногтями, сверкавшими, словно рубины.

- Для столь грязной работы ты могла и нанять кого-нибудь.

- У меня уже есть такой человек, дорогой. - Она приблизилась к нему и провела одним из своих рубиновых пальчиков по его плотно сжатым губам. - У меня есть ты. - Поцеловав его в губы, Памела рассмеялась и вышла из комнаты.

Витиевато выругавшись, Редклифф скомкал выкраденный женой меморандум и швырнул его в дальний конец комнаты. Как говаривала его бабка, он сам выбрал себе тернистый путь. Теперь ему предстояло пройти его до конца. Даже если это будет означать, что теперь ему предстоит проводить ночи наедине с самим собой и грезить о женщине, которая ему недоступна.