Прошло несколько недель. Подобные инциденты больше не повторялись, и напряжение постепенно отпустило Джоанну.
С головой уйдя в разработку коллекции «Лунный берег» и одновременно готовя эскизы для очередного выпуска шоу, она стала работать еще интенсивнее, чем прежде. Каждое утро после пробежки на пляже она, поставив перед собой кофейник, усаживалась в кресле с блокнотом в руках. На обед она, как правило, выпивала еще кофе и проглатывала сэндвич, а ужин зачастую просто игнорировала. К тому же она мало спала. Фунты веса таяли буквально на глазах, но она не обращала на это внимания.
- Черт побери, что ты с собой делаешь? - спросил Редклифф как-то дождливым днем, когда после обеда она приехала к нему в офис, чтобы обсудить смету.
Он только что вернулся из трехнедельной командировки, во время которой осматривал потенциальные объекты для строительства новых магазинов. Она не хотела признаться даже себе самой в том, что скучала эти три недели, не видя его, и беспокоилась, сможет ли сдержать свои эмоции при встрече. Но теперь, когда они наконец остались наедине, она поняла, что ей нечего опасаться попыток любимого соблазнить ее, и почувствовала облегчение.
В его взгляде читалась тревога, смешанная с ужасом.
- Понятия не имею, что ты имеешь в виду. - От истощения голос ее стал резче, чем обычно. Из-за простуды, с которой ей так и не удалось справиться, она покашливала.
- Когда ты в последний раз смотрела на себе в зеркало? Вид у тебя жуткий. - Персиковый цвет лица, на котором раньше играл яркий румянец, сменился нездоровой бледностью; губы, которых давно не касалась помада, казались выцветшими, а ее изумительно красивые янтарные глаза покраснели от недосыпания. Вязаный кашемировый джемпер мешком висел на похудевшем теле.
- Большое спасибо, - сказала она с деланной любезностью. - Тебе раньше никто не говорил, что ты здорово умеешь создавать женщинам хорошее настроение?
Дрожащей рукой она провела по своим красным шерстяным брюкам. Она специально надела эти брюки, подобрав их в тон джемперу, в надежде на то, что их яркая расцветка не только оживит пасмурный день, но и приведет ее в бодрое расположение духа. По неодобрительным словам Редклиффа и его осуждающему взгляду она поняла, что ее замысел потерпел крах.
- А тебе никто не говорил, что мода на неброские практичные вещи давно прошла?
- Да, у тебя и вправду на уме сегодня сплошные комплименты, - пробормотала она. - А где Милдред?
- В Сарасоте. Из-за непогоды у нее разыгрался артрит. Вот Максвелл и решил, что ей лучше побывать дома.
- А-а… Значит, мы будем обсуждать смету вдвоем?
- Тебя что, это смущает? - тихо спросил он, словно бросая ей вызов.
- Вовсе нет, - солгала она. Ее так и подмывало сказать, что, наверное, это смутило бы его жену, но она сдержалась. - Давай займемся делами.
Пытаясь изо всех сил сосредоточиться на множестве цифр, которые он обрушивал на нее, Джоанна поймала себя на мысли, что в голове у нее такой же туман, как и тот, что висел за огромными, во всю стену окнами, делая призрачным и без того блеклый свет пасмурного дня.
За эти три недели она не раз входила в его кабинет, толком не представляя, зачем пришла. Она набирала номер телефона Редклиффа, чтобы задать ему какой-нибудь вопрос или поделиться только что пришедшей в голову идеей, но, заслышав в трубке его звучный, сочный голос, мгновенно забывала, что хотела сказать.
И сейчас, обсуждая предполагаемые цены на модели из коллекции «Лунный берег», она не могла отвести взгляд от его пальцев, державших бухгалтерскую книгу, и все цифры мгновенно вылетали у нее из головы, словно сухие листья, подхваченные порывистым осенним ветром.
Но вот прошлое… Картины прошлого не улетали. Ах, думала Джоанна, тая под взглядом черных блестящих глаз Редклиффа, прошлое - это совсем другое. Особенно те дни, которые они провели вместе в Миссисипи…
Раньше она надеялась, что со временем эти воспоминания утратят остроту. Она молилась об этом, желая забыть ощущение от прикосновений его рук, обнимавших ее за талию, когда ей казалось, что о большем невозможно и мечтать.
Однако, несмотря на все ее надежды и мольбы, на все ее благие намерения, воспоминания о тех романтических ощущениях, продолжавшихся так недолго и, увы, не нашедших логического завершения, наложили на ее своенравную натуру отпечаток, различимый столь же явственно, как и грани уотерфордского хрусталя, стоявшего в столовой «Сэвидж».
Джоанна все меньше была в состоянии контролировать ход своих мыслей, из которых каждая была коварнее другой. То она уповала на то, что из-за совершенно противоположных взглядов на жизнь брак Редклиффа и Памелы неминуемо распадется, то желала, чтобы Памела сбежала с одним из своих любовников, которых, как утверждала молва, у нее было множество. Временами поздно вечером, лежа в кровати и уставившись в потолок, она, понимая, что такие мысли не делают ей чести, воображала, как включает телевизор, где в это время идет выпуск последних известий, и слышит, что «Конкорд» разбился в Альпах и, хотя членам экипажа удалось остаться в живых, единственная пассажирка - Памела Сэвидж Кардигос Сторм Морино, светская львица и наследница империи сети многофилиальных магазинов, трагически погибла.
Она мысленно представляла, как бросится к Редклиффу, чтобы быть с ним рядом и искренне утешить его. И тогда он скажет то, что ей не терпится услышать: что он никогда не любил Памелу, что она - единственная женщина, которую он всегда любил и будет любить. И тогда наконец наступит великое блаженство - он заключит ее в свои объятия.
Порой она представляла себе, как они занимаются любовью на пляже, освещенном яркой, полной луной, или в наполненной до краев глубокой мраморной ванне, пенящейся крошечными белыми пузырьками. Или воображала, как он медленно и благоговейно раздевает ее в кровати с белым пологом, усыпанной белыми, словно снег, лепестками роз.
В другой раз ее воображению рисовалось, как они занимаются любовью где-нибудь на Гавайях, в теплой лагуне, в лучах заходящего солнца, отбрасывающего на водную гладь ослепительные сверкающие блики. Место действия каждый раз менялось, но слова, которые они шептали друг другу, и ощущение ни с чем не сравнимой радости оставались неизменными.
Джоанна понимала, что в ее грезах есть что-то непозволительно дерзкое, даже греховное. Но ничего не могла с собой поделать.
- Джанни! Тебе что, нездоровится?
В звучном голосе Редклиффа сквозили тревожные нотки. Джоанна поняла, что снова отвлеклась.
- Нет, все в порядке. Не обращай внимания. Давай работать.
Он нахмурился, но, зная, что по части упорства Джоанна в состоянии поспорить даже с Милдред, решил, что не стоит тратить на перепалку ни время, ни ее силы, тем более что она и так сильно измучена.
- Я решил поручить пошив коллекции фабрике в Атланте.
При этом известии она, по идее, должна была бы испытать прилив бурной радости. Однако она нашла в себе силы лишь слабо кивнуть в ответ, но тут же пожалела об этом, потому что голову пронзила острая боль.
- Я рада, - тихо ответила Джоанна. Слишком тихо, мелькнула у Редклиффа мысль.
- На сегодня у меня, пожалуй, все, - солгал он. Вообще-то он собирался попросить ее еще раз проанализировать смету на пошив коллекции нижнего белья, однако, еще раз всмотревшись в ее бледное лицо, решил, что разговор об этом можно отложить.
- Быстро мы сегодня.
Джоанна даже не потрудилась скрыть облегчение, которое испытала при его словах. Перед встречей она была абсолютно уверена, что получит нагоняй за роскошные страусовые перья, которые купила, чтобы украсить комплект пеньюаров для Ланг. Снедаемая желанием выйти из офиса прежде, чем он заведет речь о расточительности, она порывисто встала.
И тут голова у нее закружилась, все в комнате завертелось, в глазах стало рябить. Пол качнулся под ногами и полетел ей навстречу.
Редклифф едва успел схватить ее, не дав упасть на роскошный ковер. Подхватив под мышки, он бережно усадил ее в кресло.
- Почему, черт побери, договариваясь с моей секретаршей о встрече, ты не сказала ей, что плохо себя чувствуешь? - прорычал он. - Он был страшно зол на Джоанну: так наплевательски относиться к собственному здоровью! Но еще больше он злился на себя самого за то, что сразу, увидев, в каком она состоянии, не отменил разговор. - Можно же было перенести встречу, пока ты не почувствуешь себя лучше.
- Я не хотела ничего переносить, потому что мы и так уже выбились из графика. К тому же я просто простудилась.
- От простуды не падают в обморок. Да и не тебе решать, когда назначать встречу.
- Я думала…
- Ты слишком много думаешь, черт побери! - Присев перед ней на корточки, он приложил ладонь к ее лбу. - Ты вся горишь.
Ее действительно бросало то в жар, то в холод. Внезапно Редклиффа пронзил такой страх, которого раньше он не испытывал.
- Я сейчас отвезу тебя в больницу, в отделение неотложной помощи.
- Это уж слишком. - Почему он не оставит ее в покое? Возмущенная Джоанна попробовала встать, но он легонько толкнул ее в плечо, и она упала обратно в кресло. - Я просто простудилась, - повторила она. - И, возможно, немного устала.
- Слишком устала! Так точнее, тебе не кажется? Когда ты в последний раз нормально ела?
- Вчера вечером ела спагетти. - Макароны в томатном соусе сильно отдавали запахом картонной коробки, в которой их принесли. Разогрев их в микроволновой печи, она выбросила ужин, так и не притронувшись к нему. - К тому же я не хочу в больницу.
- Не робей, там совсем не страшно.
- Черт побери, Ред… - Она хотела было запротестовать, но сильный кашель не дал ей договорить.
Глядя на нее, он витиевато выругался.
- Ну вот. - Он крепко обхватил ее за плечи и, потянув на себя, помог подняться на ноги. Все это произошло так быстро, что у нее снова закружилась голова.
- Не прикасайся ко мне.
- Да все эти месяцы я только это и делаю, черт побери! - парировал он. - Но из-за того, что тебе плевать на собственное здоровье, нам придется закрыть на это глаза. - Не обращая внимания на судорожный вздох, вырвавшийся у нее при этих словах, он поинтересовался: - Ты сможешь идти?
- Конечно. - Она надеялась, что сможет.
- Тогда идем. - Обхватив ее рукой за талию, он чуть не на себе вынес ее из офиса. - Позвоните Сэму Кригеру из Пресвитерианской больницы, - приказал он секретарше несвойственным ему резким тоном. - Скажите, что я сейчас привезу ему пациентку.
- Не нужно никому звонить, - возразила Джоанна. - Не поеду я ни в какую больницу.
Редклифф еще крепче сжал ей талию.
- Помолчи. - Тон у него бы отрывистый, не допускающий возражений. Вновь обращаясь к секретарше, он добавил: - Скажите, что мы будем у него, самое большее, через пятнадцать минут.
И он потащил Джоанну к своему личному лифту у входа в офис.
- Ты не имеешь права так обращаться со мной, - заявила она, когда он с силой нажал на кнопку. - Я не работаю у тебя в штате. Напоминаю, господин Редклифф Морино, что я - частное лицо и у меня есть лицензия. Это на тот случай, если вы забыли. По контракту, который я заключила с «Сэвидж», вы не имеете права вмешиваться в мою личную жизнь.
Крепко обняв, он привлек ее к себе. Если бы не он, Джоанна, наверное, не смогла бы держаться на ногах.
- Если ты не перестанешь тратить силы на пустую болтовню, я, пожалуй, врежу тебе разок слева, чтобы ты замолчала.
- Ты не посмеешь!
Конечно, не посмеет. За всю свою жизнь он ни разу не ударил женщину. Даже Памелу, хотя та давала ему для этого немало поводов.
- Будь я на твоем месте, я бы не стал искушать судьбу, - последовал ответ.
Они спустились на лифте в подземный гараж. Когда они вышли из кабины, ноги у Джоанны подкосились. Она оступилась, но Редклифф крепко держал ее в своих объятиях.
- Я же сказала, что могу идти сама, - настаивала она.
- Да, у тебя все получается просто прекрасно. - Ему хотелось крепко прижать ее к себе и никогда больше не отпускать. Хотелось заботиться о ней. И не только сегодня, а всю оставшуюся жизнь.
- Не пойму, из-за чего ты так разозлился, - проворчала Джоанна. - Поддавшись неодолимому искушению положить голову на его сильное плечо, она прижалась щекой к серой шерстяной ткани его пиджака.
- Глупость всегда меня злит. Мне казалось, ты уже достаточно взрослая, чтобы обходиться без няньки.
- У меня было много работы.
Открыв свободной рукой дверцу машины, он усадил ее на пассажирское сиденье и застегнул ремень безопасности.
- Ты что, никогда не слышала о существовании помощников?
- Но ведь на этой коллекции будет стоять мое имя. - Очертания гаража поплыли у нее перед глазами, и, откинув голову на спинку кожаного сиденья, она закрыла их. - Если я хочу, чтобы моя одежда была верхом совершенства… а я действительно этого хочу, то должна целиком и полностью отвечать за нее.
- Только этого не хватало. Настоящий трудоголик.
- Как бы я хотела, чтобы ты оставил меня в покое.
- Я тоже, - парировал он. - Однако хочу напомнить - на тот случай, если ты не обратила внимания, о чем говорилось на всех прошедших совещаниях, - что группа «Сэвидж» инвестирует в Джоанну Лейк колоссальные деньги. Я не допущу, чтобы эти инвестиции пострадали.
- Вот, значит, о чем речь? О деньгах?
- А ты как думала, черт побери!
При звуках его резкого низкого голоса по телу Джоанны разлилось тепло, которое, как она опасалась, не имело ничего общего с жаром, вызванным простудой. Открыв глаза, она поймала его взгляд в упор.
- Джанни, - уже более мягко сказал он, глядя на нее менее сурово, - не спорь. Хотя бы сейчас.
Он медленно и нежно провел пальцами по ее щеке с мыслью лишь успокоить ее, но даже от этого невинного прикосновения ее охватило страстное желание.
С трудом отведя от него глаза, она окинула рассеянным взглядом роскошно отделанный салон машины, где пахло кожей и деревом.
- Хорошая машина.
- Спасибо. Мне тоже нравится.
Мальчишкой он проводил многие часы, изучая дядины журналы «Мотор-тренд», и чуть ли не исходил слюной, рассматривая фотографии ослепительно красивых и умопомрачительно дорогих машин. Если бы раньше ему кто-то сказал, что когда-нибудь у него будет вот такой «ягуар», Редклифф спросил бы этого человека, не пользуется ли он услугами психиатра.
Джоанна обвела взглядом множество приборов на доске управления. Когда приборы замигали, она снова откинула голову на сиденье, закрыла глаза и постаралась ни о чем не думать, пока Редклифф гнал машину по влажным от дождя улицам.
По ее настоянию он позволил ей самой войти в больницу, но на всякий случай поддерживал ее, обхватив рукой за талию. Она испытала облегчение, когда он не выразил намерения зайти вместе с ней в кабинет для осмотра. Она была слишком слаба, чтобы затевать с ним еще одну ссору.
- Не верю, - пробормотала она час спустя, когда они снова сидели в салоне «ягуара».
- Я тоже. - Она никогда раньше не видела его таким мрачным. - Господи, как ты могла не заметить, что у тебя воспаление легких?
- Перестань наконец на меня кричать, - слабо запротестовала Джоанна.
- Прости, - извиняющимся тоном пробормотал он.
- Я думала, что просто простудилась. - И добавила еле слышно, что разительно отличалось от свойственной ей напористой манеры разговаривать: - Спасибо.
Он искоса поглядел на нее.
- Пожалуйста.
Джоанна отдала бы все, что угодно, за то, чтобы узнать, о чем он сейчас думает. Но, увы, по его бесстрастному выражению лица было видно, что этот мужчина умеет скрывать свои истинные чувства. Ослабев от жара и чувствуя легкое головокружение от сделанного врачом укола, она даже не спросила, откуда ему известно, где она живет.
Не стала она протестовать и тогда, когда Редклифф взял ее на руки с пассажирского сиденья и отнес в бунгало, выкрашенное в традиционные розово-желтые тона, - одно из немногих строений, сумевших устоять перед натиском бульдозеров алчных застройщиков.
Она, правда, забеспокоилась, когда он решительным шагом направился в ее спальню, но была слишком слаба, чтобы предпринять хотя бы робкую попытку запротестовать.
Он усадил ее на край постели. Кусочки ткани и обрывки бумаги, разбросанные на мягкой тахте, вышитой полевыми цветами, молчаливо свидетельствовали о том, что она работала даже по ночам.
- Это просто нелепо, - пробормотал Редклифф, подбирая куски разноцветной материи.
- Ты не прав. Это же итальянский шелк.
- Все равно, выглядит слишком экстравагантно. - Собрав обрывки ткани и эскизы, он положил их на плетеный столик.
- Тебе помочь раздеться? - Усилием воли он заставлял себя говорить как можно непринужденнее.
Господи, ему все труднее быть рядом с этой женщиной и не иметь права желать ее! Даже несмотря на небрежность в одежде - алый джемпер на ней болтался, брюки сидели мешковато, - несмотря на покрасневший нос и бледные щеки, Редклифф все равно страстно желал ее. Ему нестерпимо хотелось просунуть руку под джемпер и ласкать ее плоть, которая, он был уверен, еще нежнее, чем эта шелковая ткань на столе. Долгие, томительные месяцы работы в непосредственной близости от Джоанны и постоянная необходимость соблюдать дистанцию наложили отпечаток на его душевное состояние.
- Я сама.
Он испытал и облегчение, и досаду одновременно. Ну что ж, сказал он себе, это и к лучшему.
- Я подожду в соседней комнате. Если тебе что-нибудь понадобится, позови.
Хотя это было непросто, он усилием воли заставил себя выйти в гостиную и воспользовался выдавшейся паузой для того, чтобы осмотреть это помещение, которое, так же как и модели Джоанны Лейк, хранило на себе печать ее яркой индивидуальности.
На тщательно выскобленном дубовом полу стояла незамысловатого вида плетеная мебель и лежали подушки из парусины в ярких сине-желтых тонах. Середину комнаты занимал небесно-голубой ковер, на котором лежали разноцветные воздушные шары. В керамических горшках зеленели свежей листвой комнатные растения. Белоснежные стены были увешаны репродукциями.
На коврике перед плетеным диваном стояла пара красных туфель на умопомрачительных шпильках, а кругом валялись все те же обрывки ярких шелковых материй и куски атласа, отделанного блестками. На столике рядом лежал небольшой пластмассовый шар, внутрь которого была вмонтирована миниатюрная панорама Нью-Йорка. В комнате оказалось еще несколько таких шаров с видами собора Святого Людовика и Ниагарского водопада.
Взяв шар со столика, Редклифф перевернул его и ахнул: над собором Святого Людовика пошел снег. У него заныло сердце. Интересно, когда Джоанна держит в своих ладонях этот игрушечный мир, думает ли она о нем?
Вздохнув, он поставил шар на место и продолжил осмотр гостиной, стараясь таким образом поглубже проникнуть во внутренний мир Джоанны, понять, чем она живет. Ему бросилась в глаза фотография в рамке, на которой были запечатлены седая женщина средних лет и улыбающийся темноволосый юноша. Снимок стоял на столе, выкрашенном ярко-желтой краской, напоминавшей подсолнечник. Мать и брат, решил Редклифф. Он долго всматривался в их черты, тщетно стараясь найти в них сходство с Джоанной.
Может быть, Милдред права.
Но он тут же напомнил себе, что из восьмерых детей в их семье он и сестра Полли похожи на мать, Аманда и Кэтрин пошли в отца, а другие четыре сестры не похожи ни на одного из родителей. Да и друг на друга тоже. Вот и Джоанна не обязана походить на мать. Что же касается брата-близнеца, то абсолютно одинаковыми их не назовешь, хотя некоторое сходство, пожалуй, есть.
Редклифф прошел крохотную, старомодного вида кухню. Стены ее были выкрашены в ярко-желтый цвет, а потолок - в ярко-голубой. Создавалось впечатление, будто здесь ничего не менялось с тридцатых годов, когда, наверное, и был построен дом. Пахло Рождеством, потому что на полу, выложенном кремового цвета керамической плиткой, высилась груда апельсинов.
Решив заварить чай, он налил воды в красный эмалированный чайник и поставил его на плиту, затем, сунув руки в карман брюк, подошел к окну и принялся смотреть на море, над которым после слабого дождя стелился серебристый туман. Как и все последнее время, голова у него была занята только мыслями о Джоанне.
Теперь он отчетливо понимал, насколько талантлива эта очаровательная женщина. А ее ослепительная красота еще больше бросалась в глаза благодаря на редкость независимому характеру и незаурядному честолюбию, которое не могло не обратить на себя его внимание, потому что он и сам обладал им в полной мере. Несомненно, Джоанна - самая прелестная и загадочная женщина, которую он встречал в жизни. Не забывай, что сейчас ей нездоровится, напомнил он себе.
Ход его мыслей нарушил пронзительный свист закипевшего чайника. Налив кипяток в чашку, куда он положил пакетик с чаем, обнаруженный им в расписанной цветами банке на незастекленной полке, Редклифф бросил взгляд на причудливые черно-белые часы в форме кошки и вдруг вспомнил, что Джоанна уже довольно долго не выходит из спальни. Что она там делает? Взяв чашку, он подошел к спальне и осторожно постучал в закрытую дверь. Потом еще раз. Ответа не последовало. Рискуя навлечь на себя ее гнев, он отворил дверь и вошел.
Лежа на тахте, Джоанна глубоко спала. На мгновение его охватила паника, но он тут же успокоился, заметив, как мерно вздымается и опускается ее грудь. Дыхание ее было еле слышным и напряженным, но ровным.
Стараясь не разбудить ее, Редклифф расстегнул застежки на высоких, по щиколотку ботинках и осторожно снял их. За ботинками последовали красные носки, потом брюки.
- О Господи! - Он застонал, увидев узкую полоску малиновых кружевных трусиков, высоко сидящих на ее округлых бедрах. Да, эта женщина ни за что на свете не станет носить белые хлопчатобумажные трусики. Впрочем, подумал он, не отрывая взгляда от проступавших под тканью мягких волосков, на ней даже панталоны монашенки будут, наверное, иметь на редкость сексуальный вид.
Наморщив лоб, он принялся снимать с нее джемпер, тщетно пытаясь унять дрожь в пальцах. Как он и боялся, лифчик оказался одного цвета с умопомрачительными трусиками. Его малиновый цвет мог ввести в искушение кого угодно.
Пожирая глазами женщину, в томной позе раскинувшуюся перед ним, Редклифф испытывал чувство, подобное тому, которое охватывает голодного человека, прижавшегося лицом к стеклянной витрине булочной без надежды даже на корочку хлеба.
За прошедшие месяцы он пришел к неутешительному выводу: Джоанна послана ему самой судьбой, чтобы мучить его, не давать ему покоя ни днем, ни ночью, сводить его с ума грезами, которые он не мог, да и не смел воплотить в жизнь. Должно быть, Господь Бог сотворил ее с единственной целью - уверить его, Редклиффа, в том, что самообладание, которым он всегда так гордился, на самом деле не что иное, как химера. Да, это яркая, умная и очаровательная женщина, перед которой не идут ни в какое сравнение все остальные женщины, встречавшиеся ему в жизни.
Протяжно вздохнув, Редклифф сумел-таки накрыть ее простыней, потом нагнулся, поцеловал в губы и тихо вышел из спальни.
В гостиной он поднял трубку телефона с изображением Микки Мауса на наборном диске и попросил телефонистку соединить его с Милдред.
Проснувшись несколько часов спустя, Джоанна обнаружила рядом с собой профессиональную частную сиделку, которую наняли для нее Милдред с Редклиффом. Она попыталась было уверить эту белокурую амазонку в том, что прекрасно сумеет позаботиться о себе сама, но в ответ Ингрид Хольстен сложила мускулистые руки на широкой груди и застыла как статуя.
На третий день лечения, сопровождавшегося откровенным бездельем и оттого казавшегося особенно грешным, Джоанна, вверенная заботам сиделки, решила, что, пожалуй, нет ничего плохого в том, чтобы немного расслабиться. К тому же Ингрид доказала, что она не только умело ухаживает за своей подопечной, но так же прекрасно готовит и печет хлеб.