Поскольку Джоанна была еще очень слаба, Милдред запретила ей самой садиться за руль и прислала свой лимузин. Белый автомобиль приближался к имению по извилистой дороге, мимо садов, где росли авокадо, и эвкалиптовых рощиц, мимо лугов и полей, заросших дикими цветами, по которым носились арабские скакуны с развевающимися на ветру гривами.

Джоанна никак не могла отделаться от ощущения, что вступает в другой мир, где живут только избранные.

У въездных ворот из кованого железа, увитых ярко-розовыми бугенвиллеями, водитель притормозил, и вышедший из сторожевой будки охранник приветствовал Джоанну, приглашая ее проследовать на территорию имения. По его хозяйскому виду Джоанна решила, что он, наверное, работает у Милдред Сэвидж уже очень давно.

Величественные дубы высились по обеим сторонам длинной, извилистой подъездной аллеи, выложенной кирпичом, которая пролегала посреди уходящих на сотни метров вдаль живописных, ухоженных цветущих садов, красоту которых еще больше подчеркивали фонтаны в форме каскадов. Но вот наконец они подъехали к гигантскому особняку, выстроенному в стиле испанского возрождения.

Дом, если только это изумительное архитектурное творение можно было назвать домом, стоял на вершине пологого зеленого холма. Из него открывался вид на расстилавшиеся внизу окрестные луга, горы и море.

Не успел лимузин плавно затормозить перед широкими воротами, выложенными красной плиткой, как исполинские дубовые двери распахнулись и на пороге показалась Милдред.

- Дорогая, добро пожаловать! Я уже давно вас жду. - Интересно, подумала она, обнимая гостью и целуя ее в обе щеки, что сказала бы Джоанна, если бы знала, как давно она ее ждет.

Проезжая по территории фамильного имения семьи Сэвидж, Джоанна думала, что вступает в другой мир, и теперь, зайдя в дом, на мгновение лишилась дара речи под впечатлением от роскоши, с какой он был отделан.

Солнечный свет, струящийся через слуховые окна, расположенные под самым потолком, отбрасывал желтоватые блики на выложенную темно-красной испанской плиткой галерею для приемов, которая по своим размерам превосходила многие из тех квартир, где ей с матерью и братом приходилось жить в годы своей кочевой, как у цыган, юности. Вдоль оштукатуренных стен высились деревянные столбы, украшенные ручной резьбой, а массивные балки под самым потолком напоминали о прошлой истории Флориды времен испанцев с их донами и доньями.

- Потрясающе! - пробормотала она.

Милдред рассмеялась.

- Конечно, на первый взгляд дом кажется слишком большим, хотя мы живем тут совсем запросто. - Она успокаивающе дотронулась до руки Джоанны. - Пойдемте, я познакомлю вас с остальными помещениями.

Они прошли несколько больших комнат и оказались в огромном зале, который Милдред назвала библиотекой. Как и в галерее, все здесь было большей частью деревянным: массивная мексиканская мебель, встроенные книжные шкафы вдоль стен, отделанных панелями, высокий потрескавшийся от времени деревянный потолок. В дальнем углу был виден огромный камин из прозрачного камня. Если убрать с пола ковры и не обращать внимания на множество бесценных, судя по всему, безделушек, расставленных на мраморных досках, здесь спокойно можно проводить финал чемпионата Национальной баскетбольной ассоциации, мелькнула у Джоанны мысль, а у камина еще останется место для буфета.

Над камином висел вставленный в позолоченную раму портрет Милдред в молодости. Бросив на него взгляд, Джоанна остановилась как вкопанная. Она была поражена. Если бы изображенная на портрете женщина не была в свадебном платье, она бы решила, что смотрит на свое отражение в зеркале.

- Портрет был сделан через месяц после того, как я вышла замуж за Майкла, - пояснила Милдред. - Вижу, вы заметили сходство.

- Его трудно не заметить. - Интересно, подумала Джоанна, почему Милдред ничего не рассказывала мне о портрете раньше. - Говорят, у каждого человека есть двойник, но такое сходство просто уму непостижимо.

- В совпадениях есть своя прелесть, не правда ли? - произнес слишком хорошо знакомый голос, раздавшийся в противоположном углу просторной комнаты. Джоанна медленно обернулась.

Редклифф держался невозмутимо, как и всякий раз, когда ему приходилось сдерживать свои эмоции. Зато у Памелы был такой вид, словно ей не терпелось вцепиться Джоанне в волосы.

Не успела девушка собраться с мыслями, чтобы ответить, как ее уже представляли плотного сложения женщине, в кричащем шифоном платье в восточном стиле, расписанном всеми цветами радуги, и подобранной в тон шляпе без полей, а также статному, красивому мужчине лет пятидесяти с небольшим. На мгновение ей показалось, что в его глазах промелькнул испуг при взгляде на нее. Но, должно быть, это только показалось.

- Добро пожаловать в Сарасоту, Джоанна, - тепло произнес он, здороваясь с ней. При этих словах от его глаз, в которых читалась доброжелательность, побежали лукавые морщинки. - Мне давно не терпелось познакомиться с талантливым модельером, работающим под началом Милдред. Знаете, - доверительно добавил он, - все сейчас только о вас и говорят.

- Рада познакомиться с вами, господин Стоун.

- Прошу вас… зовите меня Максвелл. - Он бросил на нее быстрый взгляд, в котором читалось профессиональное любопытство врача. - Милдред сказала, что у вас было воспаление легких. Как вы себя чувствуете?

- Спасибо, хорошо. Точнее, в основном хорошо, - поправилась она, заметив, как собеседник прищурился.

- Здесь вы великолепно отдохнете после болезни, - заверил он. - А перед отъездом, если позволите, я хотел бы пригласить вас совершить прогулку на яхте. Вам ведь уже приходилось ходить под парусом? - спросил он тоном человека, не способного представить, что может быть иначе.

- По правде сказать, никогда не пробовала.

- Тогда вы просто обязаны попробовать. Поверьте, Джоанна, вам это очень понравится. - В предвкушении прогулки он радостно потер руки. - Ничто не придает сил так, как солоноватый привкус морской воды и ветерок, который треплет вам волосы.

- Судя по всему, впечатление должно быть действительно незабываемое, - с улыбкой согласилась Джоанна.

На мгновение возникла пауза. Все смотрели на Джоанну, отчего она чувствовала себя как подопытный кролик.

Затянувшееся молчание прервало появление горничной с сервировочным столиком на колесах, на котором стояли чашки с дымящимся чаем и только что испеченными пирожными. Во время краткой трапезы Максвелл развлекал Джоанну, рассказывая всякие смешные истории, случавшиеся с ним во время прогулок на яхте.

Редклифф не принимал участия в их разговоре. Молчала и Памела, которая, потягивая виски, то и дело бросала на Джоанну злые взгляды. Милдред тоже, как ни странно, молчала, не сводя с девушки внимательного взгляда, напомнившего ей их первую встречу.

Спустя некоторое время утомление от поездки, усиленное тягостной атмосферой, царившей в комнате, стало давать о себе знать.

- Вы, наверное, устали с дороги. - Милдред заметила, как Джоанна слегка зевнула. - Может быть, хотите пройти к себе в комнату?

- Да, спасибо. Я действительно немного устала, - призналась она.

Выйдя следом за пожилой леди, она поднялась по витой лестнице и направилась через залу, где на стенках висели вставленные в рамы чопорные портреты элегантно одетых мужчин и женщин - должно быть, предков семьи Сэвидж. Дойдя до комнаты, которая была заперта, она на мгновение остановилась, хотя не смогла бы, пожалуй, объяснить почему.

Заметив, как резко остановилась Джоанна перед дверью детской, где когда-то играла Элисон, Милдред испытала прилив бурной радости. Еще бы! Ведь должна же она помнить, что это за дверь!

- Ваша комната рядом, дорогая, - тихо сказала Милдред, хотя на самом деле ей хотелось закричать от радости.

Тряхнув головой, чтобы избавиться от внезапно охватившего ее странного, противоречивого ощущения, Джоанна вошла в комнату, убранство которой отличалось роскошью и комфортом. Резная кровать из того же темного дерева, которым был отделан потолок в библиотеке, была застлана кружевным стеганым одеялом. В изголовье кровати в художественном беспорядке лежало несколько отделанных кружевом и гарусом подушек.

В спальне был камин с резной доской ручной работы. Дубовый пол застилали паласы, вышитые гарусом.

Из окон, доходивших до самого потолка, открывался вид на территорию имения, поросшую зеленью. Джоанна увидела беседку в древнегреческом стиле, изгороди, осененные темно-зеленой листвой, и глиняный корт, построенный у бассейна с кристально прозрачной голубой водой.

- Здесь просто великолепно! - пробормотала она. - Честно говоря, просто изысканно.

- Мне хотелось бы, чтобы вы чувствовали себя здесь как дома, Джоанна.

В ответ она рассмеялась.

- Никогда, даже в самых смелых мечтах, я не могла представить, что буду жить в таком доме, - сказала она со свойственной ей прямотой. - Впрочем, уверена, мне здесь понравится, - тут же добавила она в запоздалой попытке не обидеть Милдред.

- Очень на это надеюсь, - с жаром ответила та. - Ванная - вот за этой дверью. Чего там только нет - мыло разных сортов, шампуни и еще всякая всячина, включая фен. Впрочем, если вам понадобится что-нибудь еще, снимите трубку телефона и наберите ноль. Это телефон экономки. Она принесет вам все, что вы пожелаете.

- Спасибо, мне больше ничего не нужно.

- Ну что ж, тогда, пожалуй, я вас оставлю. Отдыхайте, - пробормотала Милдред, но, судя по всему, уходить ей не хотелось.

- Ой, а где же мой чемодан? - воскликнула Джоанна. - Он был в лимузине.

- Его уже принесли сюда, - успокоила ее Милдред. - Юлия разложила все ваши вещи.

- Юлия?

- Дочь Кончиты и Рамона. Кончита - это наша экономка, - пояснила она. - А Рамон - главный садовник. Его назначили на эту должность после смерти отца Максвелла, который работал садовником многие годы. Юлия - горничная, которая прибирает в комнатах на верхнем этаже.

С этими словами она вышла. Вконец обессилев, Джоанна опустилась на кровать и принялась разглядывать роскошную обстановку спальни.

- Горничная, которая прибирает на верхнем этаже, - пробормотала она. - Да, конечно. - Она хихикнула. Потом откинулась на подушки и, запрокинув голову, стала рассматривать панно, украшающее потолок. - Ах, мамочка, видела бы ты меня сейчас!

Несмотря на усталость, Джоанна не могла заставить себя расслабиться. Прошло полчаса или около того, когда вдруг она поняла, что ее томит необъяснимое желание во что бы то ни стало побывать в соседней комнате. Она вышла из спальни и, крадучись, словно домушница, двинулась по коридору.

Вся комната была в ярких цветах. Лепестки роз нежно-розового оттенка горели на обоях кремового цвета. Мягкие игрушки и куклы в элегантных нарядах, соперничавшие белизной лиц и рук с фарфором, лежали поверх стеганого одеяла, украшенного ручной вышивкой в виде розовых и пастельно-желтых тюльпанов. Из-под одеяла торчал край вышитого покрывала, отделанного розовой лентой из полушелковой материи, которое служило защитой от пыли. Шитье украшало также покрывало, наброшенное поверх овальной формы прикроватной тумбочки, и занавески на окнах. В одном углу комнаты стоял вырезанный из сосны конь-качалка с гривой из белой пряжи, в другом - домик для кукол викторианских времен. Словно зачарованная, Джоанна рассматривала изумительно красивую плетеную детскую кроватку, предназначенную, казалось бы, для самой принцессы… или ее кукол.

- Раньше здесь была комната Элисон, - раздался у нее за спиной тихий голос Милдред, которая поднялась наверх, чтобы пригласить ее к обеду, и неслышно вошла в комнату.

Джоанна резко повернулась.

- Элисон? - Она нагнулась над кроваткой, где лежала розовощекая кукла с пухлыми, как у купидона, губками, и осторожно поправила на ней сбившуюся набок сорочку, отделанную кружевами наподобие тех, которые надевают на девочек при крещении.

- Это моя внучка.

- Я не знала, что у вас есть внучка. - Джоанна вспомнила, что единственным членом семьи, о котором упоминала Милдред, был ее муж Майкл, ныне покойный. Она считала, что детей у них не было.

- О да! - В глазах у пожилой женщины появилось печальное выражение. - Она была самым прекрасным ребенком на свете. Словно летнее солнышко. Она была еще совсем маленькой, но ее радостная улыбка озаряла все вокруг. Ее мать, жена моего сына Астора, все время корила меня за то, что я ее балую, но мне всегда казалось, что нельзя избаловать ребенка, которого любишь больше всего на свете.

- То же самое всегда говорила моя мама, - пробормотала Джоанна. У нее никогда не было столько игрушек и такого богатства, как у Элисон Сэвидж, но она всегда была уверена, что мать в ней души не чает. - Вы сказали «была», - произнесла она, словно мысль об этом только что пришла ей в голову. - Неужели Элисон…

- Умерла? - перебила ее Милдред, избавляя Джоанну от необходимости произносить вслух слово, казавшееся ей немыслимым. - Нет. - Она тряхнула копной белокурых волос. - Нет, моя Элисон не умерла. А вот ее родителей, к сожалению, уже нет в живых. Их убили. Внизу, в библиотеке. Это произошло двадцать четыре года назад. Элисон тогда было всего два годика.

- Какая трагедия!

- Да, просто ужас. А внучку мою в то же самое время похитили.

- Похитили? - Испуганно вздрогнув, Джоанна медленно обвела комнату взглядом.

- В ту ночь, когда произошло убийство, ее украли прямо из кроватки. - Милдред внимательно наблюдала за ней. - Разумеется, я позаботилась о том, чтобы все в этой комнате осталось таким же, как в ту ночь, разве что убрала колыбель и поставила детскую кроватку, а теперь еще и эту качалку. Полиции так и не удалось найти мою внучку, но я уверена, что рано или поздно Элисон вернется. Мне хочется сохранить эту комнату в таком же виде до ее возвращения.

- Здесь очень красиво, - пробормотала Джоанна. - Когда была маленькой, я часто мечтала о такой комнате.

- Конечно. - Перехватив быстрый, недоуменный взгляд девушки, Милдред поспешно добавила: - Разве каждая маленькая девочка не мечтает о том же самом?

- Да, наверное.

Подойдя к белой полированной книжной полке, Джоанна провела рукой по кожаным переплетам книг, которые давно уже стали классикой. «Приключения Тома Сойера», «Приключения Гекльберри Финна», «Робин Гуд», «Спящая красавица», «Остров сокровищ». Все эти произведения слишком сложны для двухлетней девочки.

- «Спящая красавица» была одной из моих самых любимых сказок. - Интересно, мелькнула у нее мысль, читала ли мать Элисон эту сказку ей на ночь, как в свое время делала ее собственная мать?

- Эли обожала лошадей. - На глазах у Милдред блеснули слезы. - Я собиралась, когда ей должно было исполниться три года, подарить ей на день рождения пони, но Патриция… это моя сноха… считала, что она еще слишком маленькая. А вот меня отец в первый раз посадил на лошадь, когда я еще не умела ходить.

По тому, как загорелись у Милдред глаза, было видно, что она вспоминает спор, который давным-давно вышел у нее со снохой.

- Первое мое детское воспоминание такое: я сижу верхом на Лунном свете… это любимый чистокровный жеребец отца из нашей конюшни… и чувствую себя на седьмом небе от счастья.

Джоанна снова отметила, с каким нарочитым пренебрежением Милдред относится к несметным богатствам своей семьи. Она отпустила замечание насчет принадлежащей ее семье конюшни таким же небрежным тоном, каким вскользь упомянула о горничной, прибирающей в комнатах на верхнем этаже. В детстве и в юности, в те годы, когда ее мать отчаянно пыталась заработать им на кров и пропитание, Джоанне бессчетное число раз приходила в голову мысль о том, что, будь они богатыми, все их проблемы решились бы сами собой.

Но сейчас она уже так не думала. Понаблюдав за некоторыми из клиентов Бертье, не говоря уже о вечно всем недовольной Памеле Морино, посидев не один раз в первом ряду в зале суда, где Холли отчаянно боролась за то, чтобы получить от мужа развод, и вот теперь, услышав о трагедии, происшедшей во вроде бы такой благополучной семье Милдред Сэвидж, она в который уже раз подумала, что богатство - это еще далеко не все в жизни. Конечно, оно дает возможность купить столько красивых вещей. Взять хотя бы этот дом и его изысканную обстановку. Оно помогает решить великое множество финансовых проблем, встречающихся в повседневной жизни. Однако единственное, чего не могут дать деньги, - это счастье.

Или, добавила она про себя, вспомнив Редклиффа и Памелу, - любовь.

- Ради Бога, извините меня. - Милдред смущенно улыбнулась, понимая, что нарушила ход мыслей Джоанны. - Я отнюдь не хотела испортить вам первый вечер в этом доме. - Протянув руку, она коснулась лба девушки, который при последней мысли прорезали глубокие морщины, и те разгладились. Этот материнский жест показался Джоанне совершенно естественным.

- Пойдемте-ка лучше вниз, - предложила Милдред, - пока Синтия не начала на меня кричать из-за того, что я задержала ужин.

- Синтия - это, должно быть, повариха? - предположила Джоанна, начинавшая понимать, как течет жизнь в этих громадных владениях.

- Совершенно верно. К сожалению, когда Господь выбирал тех, кого наделить вспыльчивым нравом, Синтия, наверное, оказалась в самом начале очереди и, получив свое, заняла очередь снова за добавкой. При ее темпераменте от всех нас пустое место останется, - доверительно продолжала Милдред, пока они спускались по лестнице. - Но стоит вам попробовать божественное крем-брюле, которое она готовит, и вы поймете, почему все эти годы я позволяла ей измываться надо мной.