- Доброе утро! - поздоровалась Берта, встретив Джоанну на следующее утро.
- Доброе утро, - отозвалась девушка, спустившаяся вниз пораньше, потому что ей страшно хотелось выпить кофе. - Доброе утро, Милдред.
- Доброе утро, дорогая. Как вы себя чувствуете?
- Отлично. - На самом деле голова у Джоанны раскалывалась от боли, но она решила из вежливости слегка покривить душой. Подойдя к старинному буфету, она налила себе кофе из серебряного кофейника.
- Я боялась, как бы вам опять не приснился какой-нибудь страшный сон, - сказала Милдред.
Джоанна размешала сахар ложечкой.
- Нет, я спала как убитая. - Это было неправдой.
Рядом с кофейником стояли серебряные блюда со свежими ягодами и изящная корзиночка с только что испеченными булочками и пирожными. Взяв сдобу с черникой, Джоанна положила ее на тарелку и села за стол.
- Может быть, хотите попробовать что-нибудь еще? Синтия с радостью приготовит все, что угодно, - продолжала Милдред. - Блины? Тосты? Омлет?
- Нет, спасибо. Я мало ем на завтрак.
- Не забывайте, вам надо набираться сил, - напомнила пожилая леди.
- Да, но мне еще нужно влезть в платье, которое я шью себе к показу коллекции. Благодаря моей сиделке я поправилась минимум на десять фунтов.
- И слава Богу, - парировала Милдред. - А то вы были слишком уж худой. Оттого и упали в обморок.
- Помнится, кто-то сказал: женщина не может быть ни слишком богатой, ни слишком худой.
- Мне всегда казалось, что мужчины предпочитают женщин с пышными формами, - с жаром провозгласила Берта. - По крайней мере трое моих бывших мужей предпочитали, уж точно. - Ее пухлая ручка, прикрытая рукавом зеленого с буфами платья, потянулась в направлении корзины и, ухватив рогалик, намазанный маслом, положила его на тарелку. За рогаликом последовали две булочки с ежевикой и сдоба с корицей.
- Знаете, Джоанна, - сказала Берта, жуя булочку, - у меня из головы не идет история, приключившаяся с вами сегодня ночью.
- Просто мне приснился страшный сон, - вздохнула девушка. - Или я приняла за привидение блик лунного света.
- Сейчас в вас говорит голос разума, - упорствовала Берта. - А ночью вы вели себя так, как подсказывала вам интуиция. Скажите, вы слышали когда-нибудь о Воскресшей Софи?
- Нет, но…
- Это была очаровательная, прелестная девушка с голубыми глазами и светлыми, как лен, волосами, прекраснее которых не было на целом свете. Боже, как она любила танцевать! Однажды вечером, возвращаясь на машине домой после бала, она попала в аварию и погибла. Это случилось почти пятьдесят лет назад, но люди до сих пор рассказывают, как она встает из своей могилы, приходит в дома, где устраивают балы, и танцует с симпатичными юношами.
- Да ты что, Берта! - одернула подругу Милдред. - Мне что-то не верится, чтобы нашелся молодой человек, который решился бы потанцевать с трупом, пролежавшим в могиле без малого пять десятков лет.
- Но она выглядит точно так же, как в тот вечер, когда ее не стало, - пояснила Берта. - Конечно, мужчины говорят, что она кажется какой-то отрешенной. Застывшей.
- Еще бы ей не застыть, - фыркнула Милдред.
Берта надулась, явно уязвленная тем, что ее не принимают всерьез.
- Просто я хочу сказать, что о Софи очень много писали. О ней даже сложили песню. Или взять молоденькую служанку, повесившуюся в Сент-Луисе в 1915 году. Ее душа по-прежнему обитает в том доме, где она работала. Или девушку из Нью-Кастла, это в Пенсильвании. Она собиралась замуж…
- По-моему, ты хотела что-то сказать? - оборвала ее Милдред.
- Ах, да. - Берта тряхнула головой, отчего жирные складки на ее шее задергались. - По-моему, все свидетельствует о том, что в нашем доме живут души умерших. Той же Патриции, например.
- Черт побери, Берта… - Милдред начала раздражаться.
- Но ты же сама говорила, что она была в белом вечернем платье в тот вечер, когда ее убили. Вот и Джоанна видела кого-то в белом. Разве нет? - решительным тоном спросила она у Джоанны, которую этот разговор вконец сбил с толку.
- Нет, мне просто приснился страшный сон, - тихо повторила девушка.
Берта скрестила руки на пышной груди.
- По-моему, вы стали жертвой нечистой силы, которую нужно изгнать.
- Джоанна приехала сюда отдыхать, - категорично заявила Милдред. - Так что никакого изгнания нечистой силы не будет. - Она встала, сложила салфетку и бросила ее на стол. - Мне нужно просмотреть отчеты, которые Редклифф вчера привез из Майами, и подписать кое-какие документы. - Она повернулась к Джоанне, и черты ее лица разгладились. - Надеюсь, вы не обидитесь, если в первый же день вашего пребывания здесь я вас оставлю.
- Не беспокойтесь, - успокоила ее гостья. - Я как раз хотела пройтись по имению.
- Прекрасная мысль! - горячо поддержала ее Берта, когда Милдред вышла из столовой. - Я буду вашим гидом. Вам обязательно нужно побывать в оранжерее. По правде сказать, вам здорово повезло. Я как раз собиралась после обеда кормить мою Dionaca muscipula . Мою росянку, - пояснила она, поймав непонимающий взгляд собеседницы. - У меня специально для этого случая припасен великолепный жирный сверчок.
Представив, как растение пожирает беззащитное насекомое, Джоанна решила, что ей совсем не хочется смотреть на это.
- Очень интересно, - снова солгала она. - Жаль, я только что вспомнила, что обещала Холли Уилсон сделать эскизы нескольких новых моделей.
- Вот и отлично! Мне так хотелось посмотреть, как вы работаете, - не отставала Берта.
- Может быть, как-нибудь в другой раз? - Джоанна, встав, виновато улыбнулась собеседнице и быстро вышла.
По мере того как день клонился к вечеру, Джоанну все чаще охватывало такое ощущение, будто все, что ее сейчас окружало, она уже видела когда-то, будто она раньше бывала в Сарасоте, причем в этом самом доме. Да нет, этого просто не может быть, внушала она себе. Как не может быть привидений, которые, если верить Берте, все никак не угомонятся.
Тревожные мысли, дурной сон, приснившийся ей прошлой ночью, не отпускающее желание зайти в детскую Элисон - все это всего лишь плод ее воображения. Сила внушения - страшная сила, напомнила она себе.
На третий день своего пребывания в имении Джоанна столкнулась с Бертой в оранжерее.
- Дорогая, я вас по всему дому разыскиваю, а вы, оказывается, вот где, - капризным тоном сказала Берта. Ее розовощекое личико еще больше порозовело. Она запыхалась, пышная грудь вздымалась так, словно она только что пробежала марафонскую дистанцию. Сегодня на ней было свободного покроя платье в ярко-желтых, оранжевых и малиновых тонах под стать цветам, которыми только что любовалась Джоанна.
Ей пришло в голову, что, если Берта и в самом деле ясновидящая, она должна была бы знать, где ее найти.
- Но вы все же нашли меня.
- У меня было видение.
- Что, еще одно? - Слушая старуху, можно было подумать, что подобные «видения» - вещь вполне обыденная.
- Мы с Милдред сидели в библиотеке и играли в вист. Я случайно бросила взгляд на камин и увидела его.
- Его?
Наклонившись поближе к Джоанне, Берта понизила голос и театрально прошептала:
- Да, маяк, охваченный огнем.
Эти слова на мгновение заинтриговали девушку и, движимая невольным любопытством, она спросила:
- Вам являются видения в огне?
- Конечно. Разве я не говорила вам, что в моих жилах течет восьмая часть крови рома?
- Рома?
- Да, рома. Ну, цыган… Моя прабабка была шували, - надменно объявила Берта. - Это значит мудрая женщина. Она была наполовину цыганка. Когда я была еще маленькой, она научила меня предсказывать судьбу по огню костра.
- Как интересно, - вежливо пробормотала Джоанна, уже не впервые подумав, что таланты Берты пропадают втуне. Благодаря богатому воображению и склонности к фантазерству она могла бы заработать кучу денег, сочиняя сценарии для голливудских фильмов ужасов.
- В последний раз такое видение являлось мне очень давно. А сейчас все случилось так неожиданно… - Берта тряхнула головой, словно пытаясь собраться с мыслями. - Маяк - это опасность. Он был виден над костром и находился в таком положении, которое обозначает настоящее. Но это еще не все. Перед костром, в том месте, которое означает будущее, я увидела монаха.
- Монаха?
- Любая чистокровная цыганка знает, что монах - это символ обмана и коварства.
- Понятно, - протянула Джоанна, хотя на самом деле ничего не поняла.
- Монах - это предупреждение о неприятном инциденте, связанном с могущественным и влиятельным человеком. И это еще не все.
Берта явно была в своей стихии.
- Неужели?
Старуха дотронулась пухлой розовой ручкой до руки Джоанны.
- Предупреждение было адресовано не мне. - Она сжала пальцы в кулак. - Оно предназначалось вам. Вы должны уехать из Сарасоты. Немедленно.
Джоанна мягко отвела ее руку.
- Поверьте, Берта, я вняла этому предостережению, - вежливо ответила она. - Но думаю все же рискнуть.
Старуха обиделась.
- Ну что ж, - раздраженно сказала она, сердито мотнув головой, увенчанной шляпой без полей, - Только не говорите потом, что я вас не предупреждала. - Она повернулась и, переваливаясь, вышла из оранжереи. Широкое шелковое платье колыхалось вокруг ее круглого тела, словно яркий парус при штормовом ветре.
Незадолго до рассвета Джоанне приснился страшный сон. Она идет по земле босиком, окутанная туманом. Его холодные серые хлопья стелются под ногами, овевают руки, влажно липнут к волосам. А в отдалении смутно виднеется громадный неприступный дом. От темной влажной земли под голыми ногами исходит острый, терпкий аромат. Она понятия не имеет, день сейчас или ночь. Все вокруг окрашено в черно-зеленые тона. Она входит в огромный мрачный лес, где царит гулкая тишина. Он буквально поглощает ее. Черные деревья, нависающие над узкой тропинкой, кажется, тянутся к ней своими змеиноподобными ветвями. Порыв ветра, налетевший с волнующегося моря неподалеку, треплет ее волосы. Внезапная ослепительная вспышка молнии озаряет землю ярким светом, от которого она чуть не теряет сознание.
Охваченная нарастающим ужасом, Джоанна металась по постели, обливаясь потом.
Но вот она уже не одна. К ней подходит монах в рясе с капюшоном. В руке у него кинжал. В кромешной темноте она не может рассмотреть черты его лица, но видит, что глаза его горят, словно раскаленные угли. Он медленно заносит кинжал высоко над головой и так же медленно опускает его, целясь ей прямо в сердце.
В этот момент Джоанна очнулась от жуткого сна, не позволив монаху совершить задуманное убийство.
Расхаживая по спальне, погруженной в предрассветный мрак, и тревожно дожидаясь восхода солнца, она пыталась уверить себя, что приснившийся ей страшный сон не более чем плод ее воображения, разыгравшегося в результате стресса, вызванного подготовкой к премьерному показу, резкой неприязнью Памелы, болезнью, которая, видимо, все еще дает о себе знать, и странным разговором с Бертой в оранжерее.
Однако, внушая себе, что сон - всего лишь проявление ее впечатлительной натуры, Джоанна сама не слишком верила в это. Тем более что кожей она все еще чувствовала ледяное дыхание серого тумана, и образ страшного монаха все еще стоял у нее перед глазами.