Стоял августовский вечер, душный и липкий, какие обычно бывают в Москве перед Яблочным Спасом, предвестником резкого спада жары.

Алексей любил эту пору и ждал её прихода. Вот и сейчас, вернувшись в городскую квартиру, он сразу открыл окно, чтобы втянуть в себя хоть малую толику этого воздуха. Увы, это, конечно, не дача...

Туров тихонечко отодвинул край шторы. Внизу, на противоположной стороне улицы, подперев задницами дверцы тёмного «Вольво», стояли два парня в белых рубашках с закатанными руками и о чём-то переговаривались.

«Наглые, черти, даже не скрываются. Кто же они такие? Что им нужно? Сволочи! Прямо у подъезда устроили себе наблюдательный пост! На их языке это вроде называется психологической пыткой», – вспомнил Туров, как этот приём слежки назывался в давно уже не читаных им детективах.

Алексей откинул крышку передвижного бара-глобуса и, достав початую бутылку виски, жадно приложился к горлышку. По своему скромному в таких делах опыту он давно усвоил, что виски может несколько ослабить тревожное предчувствие беды. Бегство от него казалось Алексею столь же бессмысленным и безнадёжным занятием, как бегство от собственной тени.

Этот страх, гнетущий, неотступный и цепкий, как щупальцы осьминога, время от времени пронизывал каждую клеточку его организма. Он как рак проникал в мозг, который лихорадочно искал объяснения всему, что происходило с ним после бури негодования, обрушившейся на него сначала со стороны олигархов, а затем и тогдашнего председателя правительства, и ко всему ещё народный гнев.

Алексей и раньше замечал, что постоянно находится под негласным контролем спецслужб. Но страха тогда не испытывал, ибо считал это вполне нормальным. Столь высокое должностное лицо, как он, а значит, посвящённое во все секреты большого бизнеса, просто по определению не могло не находиться под колпаком. Более того, он считал, что наружка не столько за ним следит, сколько охраняет.

Туров не испытывал особого страха даже тогда, когда его в 1999 году неожиданно вызвали в Генпрокуратуру для дачи показаний в связи с возобновлением расследования обстоятельств дефолта. Просто в Генпрокуратуре появилась «новая метла», объяснили ему тогда коллеги. Но и без этого высокопоставленный банкир сознавал, что неуязвим. Ибо находится в одной связке с всесильными создателями дефолта. Поэтому вряд ли его отдадут на растерзание.

Но вот когда за ним стали следить ещё какие-то типы – явно не из спецслужб, Туров дрогнул. Знать бы, чьи это люди? Кандидатов на эту роль было немало. Люди Блейка и Зубра? Интерпол? – особенно когда он всё-таки, излишне пожадничав, прокололся со слишком большой суммой, предназначенной к отмывке в свою пользу. Кто ещё? Просто бандиты, которые по привычке требуют свою долю?

Где бы Туров ни появлялся, он постоянно ощущал на себе чьё-то неусыпное око. Так что как ни крути, его персона неугодна всем. А поскольку Туров служил или делал вид, что служит, его судьба по большому счёту не стоила ломаного гроша. Почему всё же его не хотят отпустить с миром? Глупейший из глупейших вопросов. Таких персонажей, как он, нельзя отпускать с миром.

Алексей в очередной раз приложился к горлышку бутылки. Вот зараза, не берёт, и всё тут.

Почему не устраняют? Нет замены? Ерунда! Просто нет таких, как он, идиотов, желающих взять на себя непосильную ношу. Сегодня нет. Но что будет завтра? Послезавтра? Свято место пусто не бывает! Он всё равно обречён.

Туров демонстративно вышел на балкон. Пусть стреляют, если хотят. Лучше, чем сейчас, мишени не найдут. Пусть! Опорожненная наполовину бутылка виски явно давала о себе знать. Лёгкий ветерок приятно обдувал. Казалось бы, только думать и думать о чём-то приятном. Так нет же. Он невольно вспомнил разговор, состоявшийся чуть ли ни год назад с давним приятелем и в некотором смысле партнёром по бизнесу Толькой Надеждиным. Тот занимал скромный пост директора одного из филиалов Интербанка. Толька был, пожалуй, единственным человеком, с кем Туров мог откровенно делиться чем угодно. Будучи обладателем весьма живого и изворотливого ума, он вполне мог дать дельный совет, что Турову хорошо было известно по опыту прошлых лет.

На рубеже девяностых годов они успели активно посотрудничать с немалой пользой для собственного кармана, когда из-за развала централизованной расчётно-кассовой системы Центробанка по всей стране стали гулять тысячи фальшивых авизо на миллиарды рублей. Уведённые у государства деньги тут же обращались в твёрдую валюту и выводились за рубеж, что в результате и привело к резкому падению курса рубля, а в конечном счёте к «чёрному вторнику» девяносто четвёртого. Словом, надёжный парень. Под стать фамилии.

Опасаясь прослушки, Туров вытащил из портмоне новую сим-карту, приобретённую не на своё имя, и вставил её в мобильник.

– Привет, Анатоль, это я, – без лишних предисловий начал Туров.

– Ну и что?

– Надо срочно с тобой встретиться...

– Неужели? Что же такое стряслось, если ты вдруг вспомнил обо мне?

– Нельзя сказать, что стряслось, – удручённо ответил Туров. – Но может стрястись.

– Тогда слушай сюда, друг мой любезный, завтра суббота, если ты ещё не потерял счёт дням, я с утра еду на озеро порыбачить. Если хочешь, могу захватить тебя с собой.

– Нет-нет, Анатоль, ни в коем случае, я сам подъеду к бунгало, где-то в полдень, – поспешил откреститься Туров, не желая засветить встречу с другом.

– Как хочешь, – несколько удивлённо ответил Анатолий и повесил трубку.

Наутро, вызвав к подъезду служебную машину, Туров как заправский разведчик не стал в неё садиться, а спустился на лифте в подземный гараж. Там был припаркован его ярко-синий «Порше», на котором он уже, наверное, тысячу лет никуда не выезжал. Туров был в шляпе и больших, на пол-лица, солнцезащитных очках. Банкир очень надеялся, что в таком виде его вряд ли узнает кто-нибудь из следаков, которые ждали его появления у служебной машины.

Только выехав на Рижское шоссе и убедившись, что за ним нет хвоста, Туров по мобильному телефону позвонил водителю служебной машины:

– Володя, ты свободен. Я сегодня никуда не поеду. Что-то давление резко подскочило.

В тот же вечер после удачной рыбалки Туров и Надеждин сидели на веранде. Любуясь закатом, приятели с нескрываемым наслаждением попивали холодное пиво, закусывая бутербродами с икрой. Чуть поодаль в котелке поспевала уха, над которой колдовал некий мужичок. Беседа на веранде его мало интересовала. Пожалуй, впервые за последнее время Алексей по-настоящему расслабился. И только уже за это был бесконечно благодарен другу. Неожиданно Анатолий спросил:– Так и будем сидеть, пивко попивать? Ты же хотел чтото рассказать? Или я неправильно тебя понял? Кстати, ты очень изменился. Осунулся, что ли. Даже волосики вроде как поредели и поседели. А это, брат, случайно не бывает.Прямой вопрос товарища застал Турова врасплох и вернул его к жестокой реальности. Как на духу он обрушил на Надеждина вал проблем и сомнений, предусмотрительно умолчав лишь о фонде Блейка и своей роли в нём.– Ну ты даёшь! – выслушав рассказ, воскликнул приятель. – Ты что, до сих пор не понял, что бизнеса без политики не бывает? Если ты, конечно, не держишь пивной ларёк где-нибудь в пустыне Сахара...– Тоже мне открытие, – пробурчал Туров.Мужичок, колдующий над ухой, что-то призывно замычал, приглашая мужчин к котелку, но оба решительно отмахнулись.Немного помявшись, Надеждин все же решился на засевший в голове вопрос:– Ты, Лёха, можешь не отвечать, если не захочешь, но я всё-таки спрошу. Что-то в твоём рассказе, как мне кажется, не так. Ты, часом, не попал в дерьмо? Точнее, в дерьмо, как я понимаю, ты уже попал. Речь уже идёт о политике?Туров не желал никоим образом говорить об этом. Но деваться, похоже, было некуда. Говорить или не говорить? Промолчать, конечно, можно, но зачем же себя обманывать?! Как бы Алексей ни гнал эти мысли прочь, их не сотрёшь ластиком с подкорки. Он понял, что окончательно вляпался, лишь тогда, когда услышал от Зубра мимолётом брошенную фразу, что они не в бирюльки играют. Мол, те огромные средства, которые с участием Турова концентрируются на неких секретных счетах в офшорах, в каких-то непонятных ему фондах, ещё послужат России. Алексей не стал ничего уточнять. Только как бы невзначай обронил: «Вы имеете в виду Добровольческий корпус?» Именно в этой хорошо ему знакомой американской организации с безобидным и миролюбивым названием после отставки в нацбанке заокеанский «дядюшка» Турова любезно предоставил ему «крышу», под которой он и проработал вплоть до возвращения на прежнее место. Причём Турову было совершенно ясно, что именно американцы и Зубр пролоббировали его очередное возвращение в банк. По складу характера Туров всегда был далёк от политики и всячески избегал быть вовлечённым в неё. Одно дело – управлять деньгами, и совсем другое – оказаться соучастником политических интриг.– Ты чего воды в рот набрал? – бесцеремонно оторвал его от малоприятных размышлений приятель. – Будешь колоться по всем правилам? Или так, мол, сам догадывайся?– Пожалуй, последнее.– Понятно. Но тогда всё же скажи, какого чёрта ты полез на гильотину? Чего тебе не хватало? И барыш имел, и со всех сторон был надёжно защищён. Помнишь, даже от прокуратуры отмазали?! Политика – девушка капризная. На пустом месте себе проблемы создал. – Увидев, что Туров пытается что-то возразить, Надеждин замахал обеими руками: – Не надо оправдываться, это я так, философствую. Тоже мне политик нашёлся. Не говори, только кивни. Посадили тебя под колпак или нет? Свои или чужие?Туров неохотно, но все же кивнул, что должно было означать всё – и то, и другое.Его друг настолько разнервничался, что, резко вскочив с места, опрокинул маленький плетёный столик со всей закусью и выпивкой.– Теперь-то я понимаю, что допустил ошибку, – задумчиво произнёс Туров. – Теперь ломаю голову, как выходить из игры...– Опять ты не в ту степь. Помнишь, как мы в далёкой молодости девчонкам советовали, когда пытались их клеить? «Расслабься, дорогая, и получай удовольствие». Так же и тебе надо, дорогой мой подруг... На кой хрен тебе выходить куда-то? И кто тебя отпустит?! Ты для них ключевое звено. Ты им позарез нужен, и именно поэтому опасаться за свою жизнь тебе нет нужды. Мне представляется, что тебя пасут лишь с целью психической атаки. Чтоб запугать, заставить по-прежнему на них работать. А вот наши доблестные правоохранители сидят у тебя на хвосте с другой целью – чтобы через тебя выйти на твоих хозяев. Поэтому ты сейчас вроде как между молотом и наковальней...– Наверное, ты прав, Анатоль! Собираясь к тебе, я тоже примерно так и думал. Спасибо, что подтвердил эти самые думы. Правильно все же говорят: одна голова – хорошо...В интонациях Турова его приятель не услышал и малой толики оптимизма. Тем более что банкир тут же сам подвёл черту:– Всё это так. Но пойми, я больше не выдержу! Устал. Если так дело пойдёт, точно в психушку попаду. Или того хуже – руки на себя наложу.– Это, конечно, не выход. Точнее, им всегда можно воспользоваться, – в задумчивости произнёс Надеждин. – Только вот о чём я сейчас подумал: а вдруг твои боссы и покровители сговорятся с правоохранителями и сдадут тебя в один прекрасный день со всеми потрохами? Спишут на тебя одного все грехи, и точка. Ты об этом думал? Тем более что поводов достаточно. Ты же тогда, в девяносто восьмом, был чуть ли не главным строителем пирамиды ГКО.– Ах, вот ты о чём, Анатоль... Тогда моей игрушкой развлекалась вся элита – министры, премьеры, вице-премьеры, кремлевские чинуши и даже дочери президента. Ты знаешь не хуже меня, что все они хорошо нажились на этом. Послушать тебя – сладку ягоду рвали вместе, горьку ягоду я одна?.. В смысле, я один.– Тут мне в голову пришла одна мыслишка, – не обращая внимания на слова Турова, оживился Надеждин. – У тебя наверняка есть досье на все твои операции? Угадал?Туров опять согласно кивнул.– Тогда вот что я тебе скажу. Пока досье в твоих руках, любые атаки на тебя маловероятны. Хотя, с другой стороны, чем чёрт не шутит?! Кстати, где оно хранится, твоё досье? – собирая с пола опрокинутую посуду, неожиданно спросил Надеждин.– Здесь оно, в багажнике...– Как это – в багажнике?! Ты что, его с собой носишь? – удивлённо вскинул брови Анатолий.– Нет, разумеется. Просто собираясь к тебе, я подумал, что хранить его в домашнем тайнике опасно, хотя и сейф там сверхнадёжный. Его ядерным взрывом не возьмёшь. Ну, а вдруг нагрянут из прокуратуры или хуже того...Туров вновь почувствовал, как страх снова предательски накатил на него.– Ты прав, старик, вышибить из тебя код сейфа им что два пальца обсосать. Даже бить не станут. Впрыснут укольчик, и готово... – Анатолий красноречиво ткнул себя пальцем в шею.– Теперь понимаешь, почему я и захватил его с собой, – нервно подёргивая бородку, признался старый приятель. – Помнится, у тебя тут был хитрый погребок?– Молодец, что помнишь. Там сейчас я храню коллекционные вина. Но мысль твою понял. Неужели ты мне так доверяешь, Лёха? – ухмыльнувшись, спросил Надеждин.– А разве до сих пор ты этого не понимал?!– Неси скорее свой архив. Схороним его, как положено, и примемся за уху. Только запомни, что я прежде скажу: друзей забывать не след! Как говорится, не сотвори себе кумира, особенно из собственной персоны!Туров понял, куда полетел камень, но ничего не сказал в своё оправдание. Да и аргументов в запасе не было. Он сбегал к машине и принёс несгораемый дюралевый чемоданчик.

Убаюканный воспоминаниями о дружеской встрече на Истре, Алексей неожиданно заснул прямо в кресле. В последнее время такое случалось довольно часто, так как с определённого времени он терпеть не мог спать в своей гламурной спальне. Странная фобия: всякий раз укладываясь в постель, ему казалось, что он ложится в собственный гроб и утром уже не проснётся. Ну и фиг с ним. Значит, раз и навсегда будет покончено с этой сраной жизнью. Но всякий раз поутру он с ужасом спрашивал себя: а вдруг эта жизнь и на том свете продолжится, как успокоительно налево и направо обещают слуги Господни? Если уж он такой всесильный, ответил бы хоть раз на этот вопрос.