Отставной полковник ФСБ медленно шёл по одному из боковых коридоров знаменитого на весь мир здания на Лубянке. Мацкевич даже на какое-то мгновение перестал размышлять, зачем его неожиданно сюда вызвали. Он даже не пытался прогнать прочь до боли щемящее чувство, охватившее его.

За четверть века, которые Леонид Сергеевич провёл в этих стенах, он, наверное, тысячу раз проходил по этому коридору, направляясь с очередным рапортом к начальству. Поначалу его всякий раз охватывало некое трепетное чувство значимости своей роли. К нему прислушиваются, его ценят. Но, увы, с годами всё резко изменилось и в этом здании, и в душе. Невообразимая тоска и апатия от собственной бесполезности, всячески подчеркиваемой человеком, к которому, собственно, он сейчас и шёл, три года назад сделали своё дело. Мацкевич ушёл.

Коридор местных небожителей, устланный, как и в былые времена, ярко-красной ковровой дорожкой, вёл его прямиком к дверям приёмной бывшего шефа ещё по КГБ, а ныне директора Агентства национальной безопасности, которое с недавних пор квартировалось тоже в этих стенах.

Всё-таки, что ему так срочно понадобилось?

Этот вопрос мучил Леонида Сергеевича ровно с того момента, как вчера в его квартире раздался телефонный звонок:

– Здравствуйте, товарищ полковник. Вас беспокоит приёмная товарища Кушакова. Если у вас нет возражений, то завтра в девять ноль-ноль машина будет ждать вас у подъезда.

– Кто со мной хочет встретиться? – переспросил Мацкевич, не веря своим ушам.

– Генерал Кушаков, – вежливо ответил голос.

– Хотеть не вредно... – машинально сказал отставник. – А по какому вопросу, не подскажете? Может, мне подготовиться надо?

– К сожалению, мне это неизвестно. К тому же я не уполномочен...

– Ладно, присылайте машину. До завтра.

В приёмной директора АНБ царила странная суета, ранее не свойственная этому месту. По крайней мере, в бытность Мацкевича на службе. Прошло минут пять, прежде чем миловидная девушка с погонами лейтенанта обратила, наконец, внимание на посетителя.

– Так это вы и есть полковник Мацкевич? Извините ради бога, Леонид Сергеевич, товарищ генерал вас ждёт. Я сейчас доложу.

Генерал встретил гостя чуть ли не на пороге кабинета и пригласил присесть в кресло возле журнального столика. Кушаков сиял улыбкой, которая, как показалось Мацкевичу, давалась ему нелегко.

Если б он знал, как несладко в последнее время живётся бывшему шефу, то не столь бы удивился, увидев сильно постаревшего за три года генерала. Накануне Кушакову вообще казалось, что его уничтожат окончательно.

Что это за люди такие, возмущался он про себя, вчера с тобой водку пьют, как говорится – не разлей вода, а на следующий день как овцу рвут на части. Так он думал о Крутове...

Кушакову, похоже, было невдомёк, что сам он был точно таким же с подчинёнными. Но так или иначе, терять здоровье ему было от чего. Глядя сейчас в глаза бывшему подчинённому, он и думать забыл, сколько крови попортил тому в свое время, порой не ставя Мацкевича ни во что.

Кряхтя, Пётр Семёнович приказал подать два стакана чая и по старой привычке бутерброды с колбасой и сыром. Из чего Мацкевич сделал вывод, что встреча будет носить неофициальный характер. Леониду Сергеевичу показалось странным, что Кушаков молчит. Пора бы и начать разговор. Он просто не сразу уловил, что хозяин кабинета о чёмто напряжённо думает. Генерал и вправду думал о том, что произошло накануне при встрече с кремлёвским «серым кардиналом».

...Когда рано утром Крутов вызвал к его к себе, ничто вроде не предвещало туч.

– Ну что, Пётр Семёнович, принёс кассету, которую обещал?

– Так точно, Илья Ильич, – не к месту по-военному отрапортовал Кушаков, вытирая платком потное лицо.

– Так что ждёшь? Врубай. Посмотрим, послушаем, чего там затевают наши либералы. Так где, говоришь, они гуляли?

– В Хаммеровском центре.

– В этом гадюшнике? Приличные люди давно туда не ходят, – искренне удивился Крутов, отхлебнув чаю из хрустального стакана в серебряном подстаканнике.

– Как видите, ходят, Илья Ильич. Признаться, я ещё и сам-то не успел просмотреть запись, – извиняющимся тоном произнёс Кушаков. – Только что доставили. Ну вот, всё готово, Илья Ильич. Врубаю...

То, что произошло дальше, вызвало полное недоумение у сконфуженного генерала и гневную реакцию кремлёвского чиновника. Экран телевизора показывал только «снежок», шипя и посвистывая, как старый водопроводный кран. И как ни гонял Кушаков кассету взад-вперёд, изображение и звук так и не появились.

– Что за херню ты сюда притащил?! – шипя как телевизор, спросил Крутов. На его рыхлом лице выступили красные пятна гнева.

– Сам ничего не понимаю, Илья Ильич. Всё функционировало штатно... – побелев как полотно, пытался оправдаться генерал.

– Что за идиоты у тебя работают, генерал?! Элементарную прослушку и ту не могут нормально организовать! Зря ты хлеб свой с икорочкой ешь, Пётр Семёнович. Ох, зря... – Крутов угрожающе посмотрел на директора АНБ пронизывающе-колючим взглядом.

– Так это же не прослушка, а видеозапись. Прослушка была отдельно, и всё с неё распечатано. Но мы хотели как лучше. Передать, так сказать, атмосферу их вечеринки.

– Ты что, не понимаешь, разведчик грёбаный, что объегорил нас Ященко?! Что я президенту докладывать буду? Может, подскажешь, а?

– Извините, Илья Ильич, так я и говорю, что имеется расшифровка...

– Так давай же, чёрт бы вас всех побрал! – хватаясь за сердце, снова заорал Крутов.

Пробежав глазами несколько первых страниц, Крутов недовольно поморщился.

– Это чтиво больше для моего коллеги Умнова, – заметил он. – Лично мне эти партии, их интриги с выборами вот уже где. – Илья Ильич провёл ребром ладони по горлу. – Ладно, оставь, ознакомлюсь. Если что, передам Умнову.

– Да-да, это правильно будет, – поддакнул Кушаков, хотя отлично понимал, что интересный материал вряд ли один советник передаст другому.

– Ну скажи, на кой хрен мы создали твоё агентство, коль от тебя провал за провалом?! Думаешь, я забыл про досье Турова? Или про историю с кейсом этого страсбургского адвокатишки? – вновь напал на генерала Крутов.

– Так ведь всё равно документы липовыми оказались, – обиженно пробурчал в ответ Кушаков. И тут же подумал: хорошо ещё, что до Крутова так и не дошло, каким образом майор Рыльцов выцыганил эти самые адвокатские бумаги.

– Не липовыми, а лишь копиями. Но это тебя нисколько не оправдывает. Принципиальное значение имеет тот факт, что не твоя служба их раздобыла! Бюджет у Агентства такой, что ЦРУ позавидует, а пользы ни на грош!

– То, в чём вы меня постоянно упрекаете, Илья Ильич, относится к области уголовной, а моё ведомство – президент не раз подчеркивал – должно заниматься политической безопасностью.

Кушаков предпринял последнюю попытку «уйти из-под обстрела».

– Ну ты даёшь, генерал! – ещё больше распалился Крутов. – Неужели ты и впрямь не понимаешь, что во всей истории с убитым Туровым и пропавшим его досье политика прёт из всех дыр?!

– А может, вы так волнуетесь из-за чёртовой заметки в журнале? Понимаю, ситуация лично для нас неприятная...

Кушаков сразу заметил, как напрягся «серый кардинал». Вот и отлично! Пусть помнит, что мы с ним в одной упряжке.

– Какая ещё газетёнка? – осипшим голосом спросил Крутов.

– Так вы ещё не читали? – довольный собой, спросил Кушаков. – Пожалуйста, ознакомьтесь.

Он долго копошился в папках, которые с собой захватил, пока, наконец, не нашёл, что искал.

– «Австрийская полиция готова возбудить уголовное дело против ряда ключевых фигур кремлёвской администрации и спецслужб, а также связанного с ними банкира Кислюка», – стал читать вслух хозяин кабинета.

Дойдя до этого места, Крутов вернулся к началу статьи и прочитал заголовок:

– «Чиновники уводят деньги на Запад». Сильно! Представляешь, они пишут, что речь идёт о миллиардах долларов! Ты видел, Пётр Семёнович, эти миллиарды? Если бы миллиарды! А так, за копейки можно погореть. Посмотри, что эти щелкопёры делают! Пишут что, убийство Турова также связано с этими махинациями. За что и был убит...

– Читал я, – делано расстроенным голосом произнёс Кушаков. – Бред! Полный бред.

– Ты кому сейчас говоришь? Журналюгам? Следователю, упаси господи? Или мне? Передо мной не надо целку из себя строить!

– Это я в смысле сумм, – по-прежнему прикидываясь дурачком, едва вымолвил Кушаков.

– Какая разница? Может, и хорошо, что досье Турова пропало. Этот идиот, судя по всему, вносил туда все операции с переводами и схемами, – неожиданно успокоился Крутов. – Ты только представь на секунду, если б всё это «добро» попало в ведомство финансового контроля?! Бррр! Ведь оттуда прямая информация президенту! – Илья Ильич о чём-то задумался и добавил: – А ты говоришь, где политика... Так что не обижайся, Пётр Семёнович, но с тобой говорить бесполезно... Но если ты способен ещё внимать, то пойми, наконец, всю эту лабуду со статьями, досье, убийствами надо как можно скорее локализовать. В смысле спустить на тормозах. Так и скажи Беркутову или Волину, сам знаешь. Иначе останется только пустить себе пулю в лоб!

– Ну что ты такое говоришь, Илья Ильич?! – понимая, что буря прошла, перевёл дух Кушаков. – Я уверен на все двести процентов, что никакого досье никто уже не найдёт...

– Откуда такая уверенность?

– Интуиция...

– Твоей интуицией одно место можно подтереть.

Это была последняя фраза, которую услышал в то утро Кушаков от главного кремлёвского советника.

Вернувшись к себе в кабинет, он действительно готов был застрелиться, так как в отличие от Крутова на те самые двести процентов был уверен, что досье никуда не пропало, а находится в чьих-то руках. И кто знает, когда оно выстрелит. Мысли о президентской финансовой разведке, про которую вскользь упомянул Крутов, теперь тоже не давала ему покоя. Так что если бы не неожиданное письмо, которое лежало у него на столе, сейчас в самую пору действительно было удавиться.

Письмо, о котором доложил директору АНБ розовощёкий референт, оказалось действительно странным. Пришло обычной почтой из США на адрес офиса, который лет пятнадцать назад использовало КГБ, точнее, его секретное подразделение, в котором в те годы трудился Пётр Семенович.

– Вместо текста какая-то галиматья, – доложил ему референт, передавая папку с текущей информацией за день.

С нескрываемым любопытством Кушаков вытащил из конверта письмо и прочитал верхнюю строчку: «Монашка – Настоятелю!»

– Действительно галиматья, – невольно согласился он с референтом после того, как быстро пробежал глазами абсолютно непонятные фразы. Тем не менее генерал скорее всего нутром почувствовал, что, может, в этой шифрованной белиберде и есть его спасение. Вот она, национальная безопасность, которую он обязан защищать, а не заниматься поисками всяких досье, чтобы прикрыть кому-то жопы.

«Монашка... Монашка... Кто же это? А Настоятель? Ни хрена не помню! Столько лет прошло. А может, и вообще не знал? Кем он тогда был? Дырка от бублика, и только», – лихорадочно размышлял Кушаков. Память, притупленная частыми выпивками, напрочь отказывала в помощи отчаявшемуся генералу.

Тем не менее письмо ему переслали совсем не случайно. Во-первых, он, пожалуй, единственный, кто остался на службе из той команды, трудившейся некогда на Ленинском проспекте. А во-вторых, тот, кто первым перлюстрировал письмо, сообразил, что дело касается безопасности страны, и соединил в своей голове «во-первых» и «во-вторых». Иначе письмо наверняка загнали бы в ГРУ или во внешнюю разведку...

– Нутром чую, эта шифрограмма не просто агентурное донесение, а нейтронная бомба! – сказал он сам себе вслух и сам же удивился невольно возникшему возбуждению.

Он тут же решил, что докладывать «наверх» будет без всяких посредников, без Крутова и прочих. Только сам – и непосредственно президенту! Только что докладывать? Он ведь даже не знает, кто такая Монашка и что там реально написано в её послании. Настоятель? Бог с ним, сейчас это неважно. Главное – текст...

Ещё с полчаса Кушаков сидел за столом, обхватив голову руками, пока не решил, что делать и кто может помочь. Жаль, правда, что с тем человеком они давно не в ладах. Ну ничего, договорятся!

– Как ваше самочувствие, Леонид Сергеевич? – ослабив узел галстука, участливо спросил Пётр Семёнович. Он словно впервые увидел сидящего напротив в кресле маленького, несколько подавленного Мацкевича. – Вашими молитвами, – улыбнулся Леонид Сергеевич, тут же поймав себя на мысли, что затаённая обида на Кушакова, да и на других бывших шефов, по сути, несправедливо разогнавших сотрудников аналитической службы, давно испарилась.– Что ж вы нас совсем позабыли, никогда не заглянете. Всё обижены?.. – словно угадав мысли отставного полковника, спросил хозяин кабинета.– Легко сказать – заглянете... А кто элементарно пропуск выпишет?– Как? Разве за вами не оставили удостоверение?.. – Кушаков сделал удивлённое лицо. – Это неправильно! Хотя вы уходили на пенсию из ФСБ... Но у них одни порядки, у нас другие. Я прикажу, чтобы вам выписали наш документ! Кстати, Леонид Сергеевич, могу вас порадовать. Мы сейчас, уже в нашем ведомстве, восстанавливаем в полном объёме и даже расширяем аналитическую службу. Почему бы вам не стать там консультантом? Или ещё лучше – главным консультантом! Да и потом, почему бы вам не начать преподавать в нашей новой академии? С кадрами у нас сейчас большие проблемы. Столько спецслужб и охранных предприятий наплодили, что людей удержать не можем! Сманивают наши кадры высокими окладами. И вас вроде сманили таким образом. Волин рассказывал. Не надоело? Не тянет вернуться в наше братство? Подумайте сами, где какое-то сыскное агентство и где мы! Небезызвестный Духон, кажется, там хозяин? Сколько кровушки он нам попортил со своей Нормандией и тамошними мистификациями. Помните операцию «Меморандум»?– Как её забыть?! Такая грандиозная операция... Только смею напомнить, что меня не сманили, а подобрали, когда уволили... – Мацкевич невольно ухмыльнулся.– Чему вы улыбаетесь, Леонид Сергеевич? Я ведь сделал вам предложение абсолютно серьёзно...– Ну, а коль вы серьёзно, Пётр Семёнович, то и я вам тоже отвечу серьёзно! Давайте не будем терять времени! Ну в самом деле, товарищ генерал, не для того же вы меня, пенсионера, сюда вызвали, чтобы предлагать работу? Так что давайте перейдём к делу. Чем я могу быть вам полезен?– Да-а, чувствуется старая школа! – рассмеялся Кушаков. – Будь по-вашему, перейдём к главному.В кабинете с подносом появилась пышнотелая официантка. Поставив чай и бутерброды, она поспешила удалиться. Дождавшись, пока за ней закроется дверь, Кушаков спросил:– Скажите, пожалуйста, Леонид Сергеевич, вам по прежней работе, ещё до аналитического управления, ничто не напоминает имя, вернее, агентурная кличка Монашка? Не припомните, был ли в ваше время такой агент? Нелегал, например?– Монашка, Монашка, Монашка... – троекратно повторил Мацкевич, делая вид, что силится вспомнить, о ком идёт речь. Хотя на самом деле упоминание о Монашке заставило его вздрогнуть. Отставной полковник едва сдержался от удивления. И радости тоже. Неужели объявилась? Где? Когда? Да разве мог он забыть это неземной красоты и незаурядного ума создание природы?! Такие уникальные женщины рождаются раз в столетие.– Что-то сразу так не припоминаю, – поморщившись, солгал Мацкевич. – А почему вас так заинтересовала эта Монашка? Если не секрет, конечно. Может, так быстрее вспомню.– У нас куда ни плюнь – всё секрет! – важно сказал Кушаков. – Жаль, конечно, Леонид Сергеевич, что вы тоже не помните. А может, всё-таки попытаетесь вспомнить?.. Монашка! Ну, кого могли так обозвать?По хитрому взгляду генерала Мацкевич понял, что тот не очень-то поверил его игре в «незнайку».– Естественно, такую агентурную кличку могли дать только женщине, а впрочем, по нынешним временам всё возможно. Объясните, товарищ генерал, в чём всё-таки дело? Разъяснили бы ситуацию поподробнее, глядишь, и дали бы импульс моей пенсионерской памяти... – сострил Мацкевич.– Эх, была не была! – вдруг решился Кушаков. – Если уж вам не доверять, Леонид Сергеевич, так кому тогда?! Слушайте сюда! Два дня назад на адрес одного из наших конспиративных офисов, где мы оба некогда трудились, пришло обычное письмо в обычном конверте. Послано оно, судя по штемпелю, из Флориды. Из какого-то Уэста.– Может, из Ки Уэста? – уточнил Мацкевич.– Может, и из Ки. Какая сейчас разница? Внутри конверта было письмо, написанное эзоповским языком... Я, признаться, не силен в шифрограммах. Все слова вроде простые, а содержание ни хрена не понять.– Агентурное донесение простой почтой?! При современных технологиях связи?! Странно как-то! – искренне удивился отставной полковник.– Вот именно! Наши дешифровщики, доложу я вам, за ночь здорово намучились, но ничего не могли разгадать! Ведь сейчас у нас одни зелёные юнцы работают! Говорят, шифр одноразовый. Как презерватив. – Кушаков от души рассмеялся, как ему показалось, удачной шутке. – Типа был предназначен лишь для конкретного агента. Аналогий никаких. Единственное, что понятно, так это первая фраза «Дорогой Настоятель» и подпись – «Монашка». Остальное – полная абракадабра! Бред сумасшедшего, и только!– Незадача! – Мацкевич стал понимать, почему вдруг о нём вспомнил бывший начальник.– Пока лично мне ясно одно. В этом письме наверняка содержится очень важная информация. Узнать хотя бы, кому оно адресовано. Кто такой Настоятель? Не обращаться же с этим вопросом в ФСБ или ГРУ, если письмо перенаправили мне? Сами понимаете, это как-то не с руки... Чтото я смутно припоминаю...«Ничего ты, Пётр Семёнович, не припоминаешь», – хотел упрекнуть Кушакова его бывший подчиненный. Но вовремя сдержался. Возможно, тот вообще не знал Настоятеля. Впрочем, какая сейчас разница?! Настоятеля уже лет семь нет на белом свете. Точнее, давно умер от рака человек, который с незапамятных времён жил под рабочим псевдонимом Настоятель.– Идиотская ситуация. Пока всё не выясню, не могу докладывать наверх! Но и игнорировать донесение тоже нельзя. Вдруг что-то важное прозеваем? Вы понимаете, Леонид Сергеевич, в каком я двусмысленном положении оказался?– Понимаю, понимаю! – сочувственно произнёс Мацкевич. – Тем более не надо тянуть кота за хвост! Дайте хотя бы взглянуть на письмо.– Пожалуйста, смотрите. Если что поймёте. Только всё это сугубо между нами.Директор агентства как величайшую драгоценность изъял из папки прозрачный файл с письмом и протянул отставному полковнику. Тот предусмотрительно нацепил на нос очки. Внимательно просмотрев несколько раз текст, Леонид Сергеевич, конечно, припомнил этот действительно «эзопов язык», чей словарь сочинил специально для Монашки один из бывших подчиненных Настоятеля – по секретному подразделению КГБ по работе с нелегальной агентурой «Мидас». Принцип этого языка Леонид Сергеевич тогда уяснил почти что сразу, тем более что как раз именно он выступал в роли подопытной обезьяны.В том языке за каждым, самым что ни на есть обычным словом ассоциативно читалась целая фраза. То есть язык реально воплощал принцип – умей читать между строк, а, вернее, даже между слов. Эти навыки Мацкевич, естественно, подзабыл – шутка ли, столько лет прошло! – но в том, что он эти самые навыки восстановит, ничуть не сомневался.Откинувшись на спинку неудобного кресла, он некоторое время сидел в задумчивости, как бы вспоминая принцип дешифровки. На самом деле Мацкевич размышлял, как поступить. Ситуация была достаточно серьёзная. В подобных ситуациях не до интриг.– Товарищ генерал, отвечу вам доверием на доверие, – произнёс он наконец. – Я вам расскажу то, что помню наверняка...Кушаков с надеждой посмотрел на собеседника, как верующие люди смотрят на икону.– Во-первых, Монашка – это действительно глубоко законспирированный агент ещё с тех времен, когда внешняя разведка была внутри КГБ. Собственно, что я вам рассказываю?! Мы же тогда там вместе трубили...– Как не помнить? – важно согласился Кушаков. – Но вот Монашку что-то не помню.– Так вы к «Мидасу» имели косвенное отношение. Поэтому и Настоятеля не знали.– Ты что, Мацкевич, решил мою память экзаменовать? – чуть было не вспылил Кушаков, но, вовремя спохватившись, что перед ним не подчинённый, нервно заткнул себе рот бутербродом с колбасой. – Давайте, полковник, ближе к делу.– К делу... – словно вновь настраиваясь на нужную волну, произнёс Леонид Сергеевич. – Если мне не изменяет память, то в девяностых ей было поручено как можно ближе подобраться к давнему врагу нашей страны – некоему фонду, действующему по всему миру. Именно тот фонд, по косвенным агентурным сведениям, весьма активно готовил, как я сейчас понимаю, развал СССР...– Неужели даже так? – искренне удивился Кушаков. – Нет, я точно этим делом не занимался. А то бы вспомнил.– ...Талантливая была мадам, скажу я вам, – не обращая ни малейшего внимания на оправдания генерала, продолжил Мацкевич. – Впрочем, простите, какая ещё там «мадам»? Девчонка. Только что после института. Что-то связано с психологией. То ли с психиатрией... Кра-си-вая!!! Жуть!На какое-то мгновение Мацкевич смутился, что не осталось незамеченным Кушаковым. «Гляди-ка! А говорил, что не помнит», – подумал он.– Как я вам сказал, задача Монашке была поставлена непростая: максимально приблизиться к верхушке этой глобальной теневой финансово-олигархической структуры. Кстати, работать ей предстояло без прикрытия. И легенды особой ей решили не сочинять. Такой женщине не нужны были никакие легенды. Врач. Ученица кого-то из наших великих. – А вы, Леонид Сергеевич, не так мало помните. Прикидывались зачем? – перебивая, уколол собеседника Кушаков.– Помню, увы, лишь самую малость. Мне было поручено натаскать Монашку по части самого фонда. Что за фонд. История. Слухи. Официальные боссы. Словом, скромная аналитика, так как на самом деле о фонде были известны лишь крохи. – Мацкевич неожиданно хлопнул ладонью себя по лбу. – Вспомнил! Её звали Лилия! Имя ей тоже, как и биографию, решили не менять, – обрадованно воскликнул он. – Надо же, столько лет прошло, и объявилась!.. Отец её был учёным, мама работала по нашему ведомству. Так что можно сказать, к разведработе её готовили чуть ли не с пелёнок. Когда меня подключили к её подготовке, Лилии было лет двадцать с небольшим. Только закончила институт. Помимо прекрасного образования врача-психоневролога, она от природы обладала сильной экстрасенсорной энергетикой и удивительной памятью, что помогло ей в совершенстве овладеть несколькими иностранными языками. Словом, идеальный агент! Но одна слабость в ней присутствовала. Из-за чего и нарекли Монашкой...– На передок была слаба, что ли? – усмехнулся Кушаков. – Так это ж для нашего дела только плюс! Мы таких девочек в свое время ласточками называли. Ну, тех, что по гостиницам работали. Они даже девиз свой сочинили: «Защитим своей... наш родной советский строй!»«Интересно устроена память у генерала! – невольно подумал Мацкевич. – То, что не важно, помнит в деталях!»– Не надо путать гостиничных проституток и Лилию, – похоже, обиделся Мацкевич. – Это птица высочайшего полёта. Она была не ласточкой, а скорее мудрой совой.– И вы хотите сказать, что эта сова столько лет молчала? Хоть убей, не верится, – продолжал сомневаться Кушаков.– Чего не знаю, того не знаю. Хотите – верьте. Хотите – нет. Вы же, как я понимаю, не собираетесь искать концы в СВР?– Пока не хочу, – уточнил генерал. – Всё же согласись, Леонид Сергеевич, странно всё это.– Не думаю, Пётр Семёнович. Если мне не изменяет память, Монашке с самого начала было запрещено самостоятельно выходить на связь с центром. По крайней мере, если не случится ничего экстраординарного. Так что сейчас я могу с полной уверенностью предположить, что там у неё произошло нечто важное, раз дошло до того, что она воспользовалась открытой почтой. – И ты полагаешь, что в СВР действительно не знали про такого ценного, как ты говоришь, агента? И тем более о действиях фонда?! Ой, что-то здесь не так, – покачал головой Кушаков.– Лично я ничему не удивляюсь, – задумчиво возразил Мацкевич. – Не удивлюсь, если даже узнаю, что про неё совсем забыли. Вспомните, всё в наших пенатах тогда трещало по швам. Настоятель вскоре умер. Связь с Монашкой никто не поддерживал. Так что всякое могло случиться... Впрочем, чем без толку гадать, лучше вернёмся к нашим баранам.– Это кого вы имеете в виду?– Поговорка такая, – ответил Мацкевич, чувствуя, что говорить с генералом становится утомительным занятием.– И что вы предлагаете? Вы что-нибудь поняли из текста?– Пока ничего, кроме того, что сказал. Мне нужны хотя бы сутки, чтобы разобраться... – холодно ответил Мацкевич. – Так что если хотите получить результат – копию письмеца вам придётся мне одолжить. На время.– Что поделаешь? Забирайте. Только, надеюсь, понимаете – никому ни слова.

Через день отставной полковник вновь появился в кабинете директора АНБ. По его довольному выражению лица можно было понять, что «ребус» разгадан.