Войдя в казенно унылую по своему убранству тираспольскую квартиру, Добровольский почувствовал – что-то в ней не так. В коридоре, куда не доставал ночной уличный свет, было темно и сыро, как бывает только в давно нежилых помещениях. Володя прошел в гостиную и начал шарить по стене в поисках выключателя. Надо было, конечно, запомнить еще утром, когда только вселялся, где расположен этот чертов выключатель. Не запомнил. Просто было не до этого. Сначала дурацкое похмелье, а потом Аглая, совершенно выбившая его из привычной колеи.

Наконец пальцы нащупали рычажок. Гостиная сразу же заполнилась светом от большой старинной люстры. Стоя лицом к стене, Добровольский каким-то шестым чувством уловил, что в комнате кроме него находится еще кто-то, резко обернулся и... увидел наставленное на него вороненое дуло армейского «макарова».

Быть у кого-то на мушке, сознавая, что можно в любую секунду получить кусок свинца в лоб, состояние, прямо скажем, малоприятное. Отвратительное состояние, и простому смертному остается лишь уповать на волю Господа и молиться за грешную душу свою.

Худощавый незнакомец со слегка перекошенным ртом сидел, глубоко вжавшись в старое потрепанное кресло. Незваный гость полностью владел инициативой, но был сильно напряжен. И не зря. В свое время курсанта Добровольского терпеливо и долго обучали тому, как действовать, если кто-то врасплох наставит пистолет. Специальный комплекс включал кучу физических и психологических приемов, упражнений и был рассчитан на выживание в критической обстановке. Их отрабатывали до десятого пота и давали передохнуть только тогда, когда убеждались, что выбор адекватных решений доведен у курсантов до полного автоматизма.

Правда, в реальной жизни Добровольскому еще не приходилось оказываться в столь нештатной ситуации. Главное, не паниковать, но и не перегнуть палку! Покажешь, что совсем не растерялся, противник тут же заподозрит неладное и будет держаться настороже. А это далеко не лучший выход из положения.

Гость сидел не двигаясь. Он был в камуфляжной форме без знаков различия и строил из себя крутого парня, старательно изображая на лице уверенность. Однако маленькие крысиные глазки выдавали глубоко запрятанное волнение. От напряжения на руке, судорожно стискивавшей пистолет, вздулись сосуды.

«Явно не профессионал, – решил Володя. – Пусть сначала заговорит. Ему очень хочется говорить, чтобы утвердить свое превосходство и перебороть волнение». Он продолжал тупо смотреть на вытянутую руку с пистолетом, незаметно фиксируя для себя характерные детали. Обычный офицерский «макаров», совсем новенький, будто только что со склада, не исключено – даже не пристрелянный. Глушитель отсутствует... Так, так. Вот это уже о многом говорит! Палить в центре города, находящегося на полувоенном положении, напичканного армейскими патрулями, просто безумие. У тех, кто послал этого психа, наверняка иная цель.

– Что, майор, струсил? – злорадно спросил незнакомец. – А говорили «афганец», боевой офицер! Забыл, как под Кандагаром несколько дырок получил? Орденок себе на грудь выслужил, но так ничему и не научился. Тебе не объяснили, что надо табельную пушку таскать с собой?

– Зачем мне пушка? – пожал плечами Добровольский, разыгрывая из себя послушного мальчика, которому всегда ставили «пятерку» по поведению.

Впрочем, вопрос был вполне справедливый. До сих пор он как-то не задумывался над тем, что московское начальство послало его в Тирасполь отнюдь не для прогулок с очаровательными женщинами. Может, просто не хотел думать. Предпочел строить из себя простодушного службиста. В итоге расслабился, утратил бдительность. Между тем даже Аглая и та что-то заподозрила. Не случайно же она заявила, что не желает вникать в то, чем он здесь занимается. Незнакомец прав, в его положении совсем не лишне иметь под рукой пистолет. Впрочем, он и без оружия разберется не хуже. Это только неврастеники шага не могут ступить без пушки в кармане. Без нее весь их гонор испаряется, как хлорка в воде.

Кстати, почему ему сразу не пришла мысль об Аглае? Загадочная женщина, окутанная тайнами... Да еще красивая и соблазнительная. Не только у него глаза имеются. Сколько бы она ни уверяла, что не интересует мужчин, в такое верится с трудом. Добровольский вспомнил молоденького лейтенанта, которого он приревновал к ней во время прогулки.

Аглаю со всеми ее женскими прелестями полностью исключать, конечно, не следует, но и чересчур всерьез воспринимать, тоже пока нет оснований. Во всяком случае, этот тип в кресле меньше всего похож на тайного воздыхателя. Кто в наши дни станет безрассудно размахивать пистолетом из-за женщины, рискуя себя подставить?!

Да и слишком хладнокровно все подстроено. За ним незаметно следили, его, как говорится, вели. К тому же этому киллеру с пистолетом хорошо известен его послужной список. С Афганом подколол. Кто ему рассказал? Пряхин? Пожалуй, Гришка – это горячо. Ночью он говорил с кем-то по телефону, а потом рано утром вдруг исчез, бросив его в пустой квартире. Однако с Пряхиным про Афганистан Володя вчера точно не трепал языком. Он вообще выкинул из памяти этот жуткий кусок своей жизни, особенно то, как был тяжело ранен и чудом уцелел. Интуиция подсказывала, что нити тянутся дальше и выше.

– Ты что, забыл, что такое война? – продолжал поучать незваный гость, все больше возбуждаясь и красуясь перед самим собой. – А у нас тут, между прочим, война. Самая настоящая. И ребенку понятно, что безоружному вояке на ней делать нечего. А ты, майор, целый день болтаешься по скверам со своей кралей.

– У вас тут что, пансион благородных девственников? – подколол незнакомца Добровольский. Ему была любопытна реакция.

– Какой еще пансион? – не понял тот. – Кончай мне баки забивать! За дурака, что ли, держишь? Заруби у себя на носу: твои личные проблемы мне до одного места. Лучше спасибо скажи за дружеский совет, потому как от баб – одни неприятности. Вот огрели бы тебя, майор, по голове, подхватили бы под белые ручки и в Днестр. Понял?

Незнакомец слегка потянулся в кресле, пытаясь принять более свободную и независимую позу, и на какую-то долю секунды ствол отклонился в сторону... Добровольский незамедлительно бросился вперед и носком ноги вышиб пистолет из рук камуфляжника. Пистолет совершил легкий пируэт и сел точно в руку майору.

– Уже понял, – спокойно сказал Володя, как ни в чем не бывало продолжив прерванную на мгновение беседу.

– Браво, Добровольский! Я вам аплодирую, – послышался со стороны кухни знакомый голос. – Положи, пожалуйста, пистолет на пол, мне не надо показывать твои незаурядные таланты. Ты что, не понял? Всё это инсценировка.

Майор с ехидной улыбкой отшвырнул пистолет на диван. Из кухни осторожно вышел Гришка Пряхин. На всякий случай он держал в руках поставленный на боевой взвод «калашников».

– Как инсценировка? – не сдержался незнакомец в кресле. Он был бледен как полотно, и губы у него предательски тряслись.

– Отставить, Кирилл! До тебя до сих пор не дошло, с кем имеешь дело? Я ведь предупреждал: вся эта твоя дурацкая затея с пистолетом – полное дерьмо. Впрочем, может, и не полное. Во всяком случае, лично у меня теперь не осталось сомнений в правильности сделанного выбора. Нам с майором надо потолковать наедине. Так что подожди внизу. – Пряхин сделал многозначительный жест, показывая, что еще не все кончено.

– А автомат-то зачем? – иронически поинтересовался Добровольский, когда дверь захлопнулась. – Мы вроде еще накануне считались приятелями. Надеюсь, для делового разговора у тебя припасены более убедительные аргументы.

– Ты прав, автомат ни к чему. Но весомые аргументы тоже есть.

– Тогда выкладывай, – с наигранной любезностью предложил майор и плюхнулся в кресло, в котором только что сидел опозоренный им Кирилл.

На некоторое время воцарилось молчание. Добровольский уловил, что Пряхин не может решить, с чего начать.

– Выкладывай самую весомую пакость, которую вы мне подстроили, – примирительно кивнул он, не сомневаясь, что дальше последует какое-то не менее гадкое предложение, от которого, по-видимому, не выйдет отвертеться.

– Прости, старик, у меня не оставалось выбора. Знаешь, все не так уж плохо, я уверен, еще спасибо скажешь. Хотя, естественно, пришлось перестраховаться, на случай если ты заартачишься. Между прочим, в твоем гостиничном номере спрятаны два ящика патронов и пять автоматов с закрытого оружейного склада. Их пока не хватились. Обещаю, что не хватятся, если правильно будешь себя вести... Но для этого, сам понимаешь...

– Это все? Я ведь съехал из гостиницы.

– Номер все еще числится за тобой, можешь убедиться, если хочешь. К тому же это тоже не все.

– Догадываюсь, такие пижоны, как ты, наверняка трижды перестрахуются, прежде чем пойти ва-банк. Разве не так? Это на тебя похоже.

– Все пижонство в прошлом, улетучилось вместе с комсомольскими собраниями. Теперь другие времена, и надо думать о более серьезных вещах. Кстати, забыл сказать, что здесь, на квартире, точнее, на кухне, спрятаны четыре новых гранатомета. Рапорт о том, что у тебя здесь и в гостинице обнаружено, тоже готов. Меня в городе нет, вот заверенное командировочное удостоверение! Есть свидетели, которые могут подтвердить, что в квартире ты жил один. Да хотя бы соседка снизу, у тебя продолжается с ней интрижка? – лукаво подмигнул Пряхин.

– Ты уверен, что все так чисто сработано? – с отвращением спросил Добровольский. – Да брось ты наконец этот свой автомат! Я же не идиот!

– Знаю. И не хуже моего понимаешь, чисто – не чисто, какое это имеет значение? Раз тебя обложили со всех сторон, то не отвяжутся. Всегда найдется возможность еще что-нибудь подкинуть.

– Признайся, на мне зациклились по твоей рекомендации?

– Володь, ты явно меня переоцениваешь. Подумай сам, когда бы я успел раздобыть весь твой послужной список? Неужели непонятно, предложение исходит оттуда! – Пряхин многозначительно поднял указательный палец.

– И чего же там от меня хотят? Хотя, признаться, я не понимаю, откуда – оттуда?

Пряхин ответил не сразу. Он тщательно взвешивал каждое слово, и Добровольский логично заключил, что его ввязывают во что-то очень темное.

– Поручение может показаться весьма щекотливым и даже подозрительным, но, поверь, оно санкционировано высокими инстанциями.

– Какими инстанциями и кем санкционировано?

– Ну, знаешь, ты слишком многого захотел! Я и сам так подробно не информирован. И вообще прими совет на будущее: гораздо спокойней и безопасней нам этого не знать!

– Но тогда как понять, что поручение исходит от серьезных и ответственных людей? – усомнился Добровольский.

– Завтра ты, как обычно, позвонишь по секретной линии в Москву своему начальству, в штаб сухопутных войск. Не удивляйся, когда тебе официально поручат побывать у молдавских ополченцев и войти с ними в контакт. Что-то вроде оценочной разведки и переговоров в одном пакете. Если все пройдет гладко, на тебя возложат функцию посредника между сторонами.

– Посредника? Да какой из меня посредник?! Не пори, пожалуйста, ерунды! Что должно пройти гладко? Хватит тянуть за душу!

– Да, в общем-то, ничего особенного. Просто, зная твою извечную щепетильность, я не хочу рубить сплеча, – продолжал юлить Пряхин, постепенно подводя майора к сути дела.

– Опять темнишь!

– Да не темню я вовсе. Дело касается оружия и боеприпасов.

– Что еще за боеприпасы? Никогда не мечтал выступать в роли снабженца.

– Ты и не выступишь, это не твоя роль. Все гораздо деликатней и тоньше. Вопрос, скажу тебе, в основном политический и финансовый.

– Это вообще полная чушь! С политикой и финансами у меня точно никогда не было служебного романа. Мы даже не знакомы.

Добровольский готов был не на шутку разбушеваться, и Пряхин решил больше его не мучить.

– Короче, молдавская сторона, представители их ополчения, готовы выложить кучу денег за оружие и боеприпасы. Ты «под крышей» наблюдателя – это вопрос решенный: будешь вести с ними переговоры и обговаривать условия, – выпалил он одним махом и невольно притянул автомат поближе к груди.

Впрочем, Добровольский был настолько потрясен, что от удивления просто застыл разинув рот. Пряхин меньше всего ожидал от приятеля подобной реакции.

– Постарайся вникнуть, все не так однозначно, как может показаться на первый взгляд. Есть как минимум два принципиальных момента, которые все объясняют. Первый – наша армия, она ведь только на вид такая бравая, а на самом деле давно трещит по швам. Финансирование практически заглохло, процветают мародерство, дезертирство. Если процесс вовремя не остановить, она развалится окончательно, и тогда уже ничего не поможет. Необходимо срочно изыскать новые источники для подпитки. Железа у нас, сам знаешь, через край, а вот как кормить людей? На себя посмотри, сколько чего ты вынес, через какие прошел испытания!.. Полгода из кусков по госпиталям собирали. И что взамен? Жалкую железку на китель получил! Железка не гарантирует нормальной человеческой жизни. Где деньги, почет, уважение, где они, скажи мне? Даже жену не можешь ублажить на свой офицерский паек. Поэтому она и...

Пряхин осекся, поняв, что переборщил. Но Добровольский пропустил его выпад мимо ушей.

– А соседка эта, с нижнего этажа, Аглая Волосова? Вас же с ней понесло по волнам, я еще не видел ее такой сияющей. Между прочим, она женщина со вкусом, с запросами, да еще с какими. Неужели тебе не хочется ощутить себя наконец-то мужчиной, а не самцом? Настоящий мужчина, как говорится в анекдоте, в отличие от самца деньги должен иметь. И деньги у тебя будут! Большие деньги. Но прежде мы их должны заработать. Для себя и для них.

Пряхин мотнул головой куда-то в сторону, но Добровольский понял, о ком шла речь.

– Честно? – не выдержал Добровольский. – Ты же понимаешь, что оружие им не для музея боевой славы. Нас, наших боевых товарищей, станут расстреливать из нашего же оружия. И ты хочешь, чтобы я в этом участвовал? Никогда!

– Во-первых, нас уже расстреливают из нашего же оружия. А во-вторых, ты предпочитаешь, чтобы мы тут передохли с голоду и оставили за собой голую незащищенную территорию вместо могучей страны? Продавать оружие – вполне цивильное занятие. Весь мир этим занимается. К тому же это временная мера, и никто не собирается продавать им современную технику. Только то, что годами ржавеет на складах.

– Как же, так они это железо и купят! Не лепи горбатого, Гриша. Им новое подавай.

– Значит, так и будет, если ты все правильно понимаешь. Тот, кто покупает, всегда имеет право на выбор. Вот у нас выбора нет. В конце концов, ты патриот, и я тоже патриот...

– Патриот?! – взревел Добровольский. – Какой же это патриотизм? У тебя что, совсем мозги набекрень съехали?

– Не спеши с выводами и не горячись. Должен же кто-то выполнять грязную работу? Ты забываешь о политической стороне вопроса, а политическая подоплека в этом деле как раз определяющая. Ведущие политологи и спецслужбы считают, что при нынешнем положении страны приднестровский конфликт необходимо растянуть во времени. По ряду причин мы не в состоянии оставить за собой Приднестровье силой, как бы там наш генерал ни хорохорился. Есть международные нормы, через которые теперь – будь они прокляты! – не переступишь. Уходить отсюда – преступление и вдобавок несмываемый позор. Остается убедительно обосновать, почему мы здесь находимся, оправдать свою миссию. Или ты не согласен, что мы обязаны защитить местное русское население? В томто и суть! Чтобы защищать, нужно, чтобы было убедительно видно, от кого. Необходим агрессор, готовый к решительным действиям, представляющий реальную опасность. Вот почему нужно срочно вооружить ополченцев, подорвать к ним доверие. А тут они сами лезут в петлю. Ты пойми, в нашей сделке с ними все продумано до мельчайших подробностей...

Добровольский не дал договорить:

– Возможно, в сделке с ними – ты и кто там еще – все продумали. Но ты предлагаешь мне сделку с самим собой. Я, извини, не готов.

– Дай договорить, не перебивай. И умоляю, сейчас не время для высоких материй и самокопаний. Война, понимаешь. Здесь война. Но не такая, как в Афгане. Здесь другие тонкости, – вновь разгорячился Пряхин. – Они хотят приобрести у нас вооружение, больше им негде его взять. Что ж, пожалуйста! Или ты предлагаешь подождать, пока их политические лидеры осознают, что сами же затягивают петлю на шее? Старик, это многоходовая комбинация. Это часть нашей стратегии. Не мы ее придумали, и не нам ее отменять. Неужели ты наивно веришь, что не найдется никого другого, кто с радостью возьмется за это дело? Так зачем упускать свой шанс?

Добровольский вспомнил, как попал накануне под обстрел тяжелых гаубиц с молдавской стороны. Теперь многое объяснилось. Процесс, как видно, давно пошел.

– А если я откажусь?

– Не смеши меня и не разочаровывай. Я всегда считал тебя смекалистым парнем. Ты прекрасно знаешь, что не сможешь отказаться. Ты уже замешан. И оценить твою роль и твое поведение в этой ситуации можно по-разному, скажем, совсем не так, как я только что излагал. Чего-чего, а законников и моралистов у нас пруд-пруди. Врагу не пожелаю попасть к ним в руки.

– Значит, выбора нет?

– Давай совсем откровенно, как на духу. Предположим, каким-то чудом тебе удалось выйти из игры. Что это даст? В скором времени, как и многие наши доблестные военнослужащие, ты окажешься перед самым незатейливым выбором: заделаться нищим в камуфляже и сидеть с протянутой рукой где-нибудь в подземном переходе или же спиться. А потом тайком выносить из дома ценные вещи, которых у тебя, подозреваю, не так уж много. Неужели ты, доблестный офицер, согласишься на такую унизительную жизнь?

– Значит, нет выбора... Когда приступим? – вдруг неожиданно резко спросил Добровольский.

Признаться, Пряхин не ожидал, что так легко его уговорит.

– Завтра ты получишь необходимые полномочия от своего непосредственного начальства. Не стоит с ними откровенничать, скорее всего, они сами не в курсе и только добросовестно выполняют указания. Послезавтра я официально вернусь из командировки, и мы обговорим детали. Не мучай себя, Добровольский, ты не прогадаешь! Что-что, а еще одна звездочка на погоны тебе как посреднику уже гарантирована. – Гриша довольно хлопнул майора по плечу.

После того как он ушел, Володя прилег и долго ворочался на неудобном диване. Заснуть не удавалось. Взглянув на часы, он увидел, что еще не очень поздно. Оказывается, они проговорили с Пряхиным не больше часа, а кажется, что прошла вечность.