Пролежав неделю в лазарете, Данист понял, что изолятор, пожалуй, самое лучшее место на земле. Здесь даже некому было задавать уже ставший сакраментальным в колонии вопрос типа «колись, сука, куда бабки заныкал?».

– Эй, дантист. Ты шо, зовсим глухим задэлался? Как гуторят, опять тэбэ здоровенько булы! – Бряцая связкой ключей, перед ним стоял «вечный» прапорщик по кличке Гладиатор. – Шо развалился средь била дня? Так это тибе не хата, и нары – ни перина. В карцер тибя опять засунуть? Так я мигом, и не погляжу, что начальство кличет.

Заключенный 1313 мигом вскочил и чуть ли не бросился целовать надзирателя:

– Удалов? Наконец-то. Вспомнил. Нашел время. Уже месяц кончается.

Гладиатор и Вась Вась разом уставились на Даниста, не понимая причину его явного перевозбуждения. Но Денис не в силах был сдержать эмоций:

– Ведите, гражданин прапорщик. Только быстрее, может, моя судьба сбывается.

– Типэр твою судьбу, дантист, аккурат, тильки через четыре роки побачишь. Если аще не навесют. Ты ж не встал на путь пэрэвоспитания. – Гладиатор на сей раз говорил беззлобно, предпочитая своими словами пересказывать решение суда.

– Не каркайте, гражданин прапорщик, – взмолился Вась Вась за сокамерника. – Чем черт не шутит? Может, новая указивка пришла из Москвы. Вы же человек культурный, наверняка слышали, что мама Дениса Борисовича лично обратилась к президенту с просьбой пожалеть ее сына.

Надзиратель взглянул на Вась Вася недобро:

– Подъелдыкнуть, значит, желаешь? На мою культуру намякиваешь? В смысле, я некультурный, – от западнянского говора Гладиатора не осталось и следа. – Так знай, старик, культурней тебя буду. Не к тому президенту егойная мама обратилась. Кто сажал, у того и милости просить надо! Так-то. Иначе только сопли по лицу размазывать придется.

Денис уже не вслушивался в их перебранку. Словно это происходило вчера, он вновь слышал голос человека, которому решился доверить свою судьбу, а точнее – вступить в сделку.