Глава 1
В своем лондонском доме Борис Платонович Эленский нетерпеливо ждал звонка из Киева от своего нового знакомого и, похоже, партнера Демури Жордания, киевского бизнесмена и ближайшего сподвижника оппозиционного кандидата в Президенты Украины. Тот давно должен был позвонить, но телефон молчал.
У хозяина дома, большого и не очень уютного, было время подумать над ситуацией, которая теперь развивалась уже независимо от него. Как там, например, сейчас в далеком Киеве?
Он налил в стакан минеральной воды без газа и сделал пару маленьких глотков.
Грандиозная комбинация с подписанием в декабре 1999 года политического меморандума, который, по мнению Эленского, давал российским политическим и экономическим элитам гарантии стабильности в постураловской России, вступила в новую, очень важную фазу.
Прошло ровно пять лет, как в представительском офисе банкира Александра Духона в Москве они кроили формулировки этого документа. Кроили скорее так, на всякий случай, больше для страховки, чем для дамоклова меча, предназначенного прежде всего преемнику Уралова накануне его чудесного превращения в российские Президенты.
Эленский вспомнил, как банкир вяло сомневался в необходимости подобного документа.
«Теперь у него глаза, наверное, раскрылись?! – злорадно усмехнулся Эленский. – Иначе Саша вряд ли стал бы искать себе уютный уголок во Франции. Надо будет все-таки найти его, позвонить. Но это потом… А сейчас во что бы то ни стало пора взорвать ситуацию. Меморандум просто обязан начать работать как раз накануне выборов».
Он встал из кресла и отправился на кухню. Мысли прыгали с одной темы на другую.
– Ну что это за жизнь? – вдруг вслух вырвалось у него. Фраза гулко повисла эхом в совершенно пустом доме.
Куча жен, детей, любовниц. А лекарство принести попросить некого. Болтаешься в этом доме, как поплавок в воде. Борис Платонович жутко не любил бездеятельных ситуаций. А их в последнее время, особенно после бегства из России, становилось все больше и больше. Как лососей на нересте.
И вот еще одна. Жордания не звонит. Как там у него прошла встреча с Рыбаковым?
Эленский усмехнулся. Мог ли его выкормыш Рыбаков мечтать о том, что станет политической фигурой?! И не просто фигурой, а свободным кандидатом в Президенты России!
Он принял две таблетки но-шпы, чтобы хоть как-то снять спазм, сжимавший в тиски голову, и запил водой из стакана, который все еще держал в руке.
– Если все удастся, этот выскочка получит еще один урок, – сказал он опять вслух, но уже тихо и со зловещей интонацией. – Я ему устрою выборы!
Разумеется, урок был предназначен не Рыбакову, не Хакамаде, не Харитонову, не ставленнику Жириновского – как там его зовут? – запамятовал.
В эту минуту в кармане халата зазвонил мобильник. Эленский, как всегда суетливо, попытался его извлечь, но в итоге манипуляций телефон отключился. Но через пару мгновений зазвонил вновь.
Эленский узнал голос Жордания.
(Текст приводится по распечатке Службы безопасности Украины.)
Б.Э.: Приветствую. Как дела?
Д.Ж.: Нормально все, пока все хорошо. Как у вас?
Б.Э.: У меня очень-очень-очень. Более чем. А вот там есть некоторая проблема – у нас исчез человек. Не знаю, в курсе ты или нет, но Василий Петрович Рыбаков пропал. Только что слышал – Би-би-си передало.
Д.Ж.: Супер!
Б.Э.: Вы что несете? Проблема в том, что мы его не можем найти. Мне важна одна вещь: чтобы «девушка» ни в коем случае не изменила плана своего.
Д.Ж.: Не волнуйтесь. Здесь порядок. Я только расстался с «девушкой». Мы проговорили несколько часов. Она очень нуждалась в общении, поэтому мы только расстались. У нее все очень жестко, она будет действовать, как…
Б.Э.: Зонтик при ней?
Д.Ж.: Я же сказал, все в порядке. И мы же договорились об этом не вспоминать.
Б.Э.: Сорвалось. Но мне очень важно, чтобы в связи с тем, что происходит, не было изменений решения. Вот это очень важно. Чтобы чего-то кому-то не показалось.
Д.Ж.: Я понял-понял.
Б.Э.: Что еще у вас?
Д.Ж.: Готовлюсь. Завтра заберу «девушку» у подружки, побеседую еще. И потом сразу вылетаю, если ничего не изменилось. Я оттуда же перезвоню и сообщу какие-то новости. Тут же разница во времени. Я могу где-то часа через два с половиной перезвонить – сказать по поводу «девушки».
Б.Э.: Да, будь любезен, перезвони.
Вновь отправив мобильник в карман зеленого, как трава на лужайке перед домом, халата, Эленский по привычке проанализировал разговор и поморщился.
Еще два месяца назад, в ночь, когда в узком кругу в Тбилиси Эленский изложил свой план, он предположил, что дальнейшие переговоры станут предметом изучения «слухачей» из СБУ и ФСБ. Тогда и договорились, что Рыбакова для конспирации будут нежно величать «девушкой». Но главное сейчас не сам Рыбаков, а зонтик, который при нем. Поэтому не случайно упомянул в разговоре и о «взрывоопасном» зонтике, в котором хранился один из экземпляров таинственного меморандума. Кому нужно, в Москве поймет его message.
Головная боль не отпускала, и он улегся на диване.
Может, удастся вздремнуть.
Службу безопасности Украины, поставившую по приказу Кучмы на жесткую «прослушку» не только всю страну, но и выборочно добрую половину мира, интересовали прежде всего свои проблемы.
Борьба за президентское кресло разгорелась нешуточная, Кучма требовал безоговорочного подавления активности ненавистного ему Ющенко – главного соперника своего ставленника. И если бы личный состав украинских спецслужб был столь однороден в своей преданности ему, как хотя бы лет семь назад, оппозиционный кандидат в украинские Президенты и головы бы не оторвал от асфальта. Но на его беду спецслужбы давно раскололись на два лагеря – точная калька всего электората. Поэтому неудивительно, что на игры Эленского вокруг своего протеже из России – Рыбакова – каждая из сторон смотрела под своим углом.
С одной стороны, Рыбаков, по воле своего Мефистофеля заброшенный в Киев, был официальным кандидатом в Президенты России, и с этим надо было считаться. С другой – его в «незалежную» никто не приглашал, даже сам Ющенко. И именно это настораживало всех, кто следил за вояжем незваного российского гостя.
Когда очередной телефонный перехват разговора депутата Жордания с Лондоном, через которого, собственно, и вышли на посланца Эленского, лег на стол оперативного дежурного управления СБУ по информационной поддержке правительственной связи подполковника Харченко, он, особо не задумываясь, пробежался глазами по тексту и уже приготовился отправить его в папку с грифом: «На доклад». Но что-то в этой бумаге заставило его машинально сделать копию. На ней он обвел карандашом показавшееся странным в данном контексте упоминание о каком-то зонтике. О зонтике, про который собеседники «договорились» не вспоминать.
Велика честь какому-то зонтику, если о нем в конфиденциальной беседе вспоминают депутат Рады и русский олигарх. Правда, бывший олигарх, размышлял еще несколько мгновений Харченко.
Получая зарплату в 1500 гривен, не позволяющую ему хотя бы раз в месяц пригласить даму сердца в приличное кафе, а не в какую-нибудь забегаловку, подполковник интуитивно понимал: бывших олигархов не бывает. Особенно у соседей, в России. Чего ж все гоняются за ним и клянут на каждом углу, если олигарх уже бывший?
Харченко мгновенно сообразил, что сегодня вечером он будет не только сыт и пьян, но разживется кругленькой суммой в несколько тысяч гривен. Поэтому, больше не размышляя, он позвонил своему приятелю – советнику из российского посольства Прибытко, про которого только ленивый в СБУ не знал, что тот является еще и штатным осведомителем политической ФСБ. Но в отличие от других своих коллег Харченко и Прибытко искренне дружили на почве непродолжительных, но крепких загулов. Степану особенно нравилось, когда Гена приглашал его в «Казачий курень» недалеко от стадиона «Динамо». Там всегда было сытно и весело. Правда, иной раз холодновато. Но это неудобство легко устранялось количеством принятого на грудь спиртного.
– Что случилось? У меня совещание, – проворчал советник.
– А у меня для тебя новости.
– Ценные?
– Тысяч на пять потянут.
– Да я не об этом, старичок.
– А я как раз об этом, – весело и одновременно жестко усмехнулся в трубку Харченко. – А ты уж сам определи, какая она – ценная или бесценная.
Ближе к вечеру, когда приятели встретились в ресторане, плохое настроение обоих уже улетучилось в предвкушении застолья. Тем не менее сразу после стопаря горилки Прибытко попросил взглянуть на копию обещанной стенограммы перехвата.
Еще в утреннем телефонном разговоре Харченко успел в завуалированной форме намекнуть ему о персонах, которых прямо или косвенно касалась информация. К этому дню все российское посольство стояло на ушах в связи с пропажей где-то на украинской территории кандидата в российские Президенты Василия Рыбакова.
И тут нате вам, сразу какой-то «загадочный» сигнал.
Прибытко быстро прочитал полстраницы текста и, естественно, споткнулся на том же месте, которое Харченко пометил синим кружочком.
Б.Э.: Зонтик при ней?
Д.Ж.: Я же сказал, все в порядке. И мы же договорились об этом не вспоминать.
Б.Э.: Сорвалось. Но мне очень важно, чтобы в связи с тем, что происходит, не было изменений решения. Вот это очень важно. Чтобы чего-то кому-то не показалось.
Д.Ж.: Я понял-понял.
Советник российского посольства не хотел признаваться приятелю, что ни черта не понял, поэтому быстро сунул бумажку в нагрудный карман сорочки и передал Степану конверт.
Поздно вечером, вернувшись в посольство, Прибытко отослал информацию на Лубянку. Несмотря на добрый литр скушанной горилки, он умудрился не перепутать ни код, ни e-mail, по которому он ее отправил.
Поскольку все оперативные донесения в связи с розыском Василия Петровича, как и большинство другой эфэсбэшной «помойки», сначала сваливались на стол начальнику оперативного управления ФСБ полковнику Попову, сообщение с Украины также оказалось у него на столе среди утренних бумаг.
Анатолий Петрович, несколько раз прочитав сообщение, расписал его по четырем адресам: в Генпрокуратуру (для сведения), в политическую разведку ведомства (все новости об Эленском и Рыбакове концентрировались именно там), в президентскую Администрацию – Умнову и, наконец, в оперативную группу по разработке операции «Меморандум», которую непосредственно он вел.
У полковника Смирнягина, который практически руководил работой всей группы, даже без консультаций с Мацкевичем, не было ни на йоту сомнений, что записка попала по адресу.
Его «пацаны» за последние несколько месяцев, можно сказать, уже сбились с ног, разыскивая секретные контейнеры с оригинальными копиями меморандума. После ряда оперативных мероприятий достоверно стало известно, что всего было сделано пятнадцать экземпляров контейнеров, закамуфлированных под самые неожиданные предметы из титана. Странный зонтик, с которым, как позже выяснилось, уже несколько месяцев практически не расставался кандидат в Президенты Василий Рыбаков, был в этом перечне.
Для перепроверки Смирнягин, набрав свой персональный код, вошел в специальные файлы компьютера. Точно, так и есть. Вот этот зонтик: картинка, чертеж, размеры. Нет только шифров к его вскрытию.
Бесспорно, этот киевский зонтик, о котором так волновался Эленский, принадлежит ему. И очевидно, как только Рыбаков вновь стал важной – хотя и комичной, а в чем-то даже трагичной персоной, – Борис Платонович, у которого, видимо, меморандум хранился, передал контейнер в виде зонтика кандидату в Президенты.
Зачем? На это пусть отвечают аналитики. Если успеют, конечно.
Мысль, а точнее предчувствие некоего плохого конца напомнила Смирнягину, что у него язва. Как бывало уже не раз и не два, боль сложила его пополам. Впрочем, его холостяцкая «подружка» после принятия таблеток непременно отступит. Он с этим жил давно и давно мирился. Так как радикальных мер боялся, как любой незнакомой женщины. Да и врачи особо не настаивали на радикальном решении вопроса. А что делать? Или такие врачи. Или такая язва…
Боль действительно после двух таблеток отступила. Но тревога осталась. Смирнягин отлично себе представлял, к каким последствиям может привести попытка несанкционированного доступа к сейфу с меморандумом.
Эленский, разумеется, об этом был осведомлен тоже. Значит, дал своему ставленнику пароль? Но это просто невозможно. Единственно возможный код, как сообщили ему разработчики контейнера, настолько персонифицирован голосом владельца контейнера, что результат всегда один – мощный, разрушительной силы взрыв и уничтожение самозванца.
Значит, остается думать о неком замысле в голове хитроумного отставного олигарха.
И этот замысел настолько прозрачен, что даже не верится. Рыбаков наверняка ни о чем не предупрежден и не проинструктирован. Поэтому? Поэтому на каком-то важном мероприятии, скажем – совместной пресс-конференции с украинским кандидатом в Президенты, он пытается вскрыть сейф, и… всем окружающим – труба.
«Убей меня, но ума не приложу, зачем Эленскому устранять на виду у всех своего политического партнера и ставленника?» – размышлял Смирнягин. Посоветоваться было не с кем. Мацкевич опять валялся в больнице со своей стенокардией. Его не хочется напрягать. Мальцев в этих делах такой же тюфяк, как и он сам. Придется «в тупую» докладывать Попову о своих умозаключениях. Засмеет.
Начальник оперативного управления ФСБ встретил его крайне любезно. Надо отдать ему должное: после того как Смирнягин придал принципиально новый и мощный импульс всему следствию по меморандуму, Попов всерьез зауважал милиционера. Поэтому и на сей раз выслушал его с интересом.
Он удивился не столь предположениям и связанными с ними опасениям Смирнягина, а самому факту, что он явился с утра.
– Только вчера я тебе расписал эту бумаженцию, а ты уже тут как тут. И конечно, с фантастическими выводами. Мацкевичу-то звонил?
– Думал, но отказался от этой идеи. Вы же знаете, он на больничной койке.
– Вот и подкинул бы ему задачку. Его хлебом не корми, как любит эти всякие ребусы.
Попову, в отличие от Смирнягина, и в голову не могло прийти, что сердечнику подобные умственные нагрузки излишни.
– Да я подумал, что мы с вами сами разберемся. Голова на плечах имеется. И потом, вопросов здесь я вижу сразу два, их ни мне, ни Леониду Сергеевичу не решить. И вы, я полагаю, прежде проконсультируетесь.
– Так какие же вопросы?
– Передавать ли наши выводы украинской стороне? И предпринимать ли нам самим какие-либо действия? Так сказать, противодействовать?
– Ну сам подумай, полковник, как мы можем что-либо сообщать хохлам, если не можем раскрыть канал получения нами этой пресловутой распечатки, перехваченной их СБУ?
Попову настолько понравилась мысль, спонтанно пришедшая ему в голову, что он даже возгордился собой. В кои веки представилась возможность проявить свою проницательность. И благодарный слушатель к тому же оказался рядом. Класс!
Строго говоря, он был прав. Вдруг сочтут их действия вмешательством во внутренние дела независимого государства? Тем более что наш Президент уже неуклюже попытался поучаствовать в их выборах.
Размышляя над логикой шефа, Смирнягин предположил, что тот рассуждал схоже.
Велико было бы его удивление, если бы он знал, что Попов вообще не думал о таких тонкостях.
– Почему нас вообще должна волновать ситуация с выборами на Украине?
– Но меморандум, сейф, взрыв… Разве это нас не должно волновать?
– За кого ты волнуешься? Жалеешь этого дьявола во плоти Эленского? Или эту проститутку Рыбакова?
Попов не на шутку разнервничался.
– Или ты знаешь способ, как нам добраться до их экземпляра меморандума? Фигушки! Мы пока до других, что у нас под носом, не добрались. Так что я даже докладывать не буду наверх. Их настроение мне прекрасно известно. Так что спасибо. Свободны.
Когда Смирнягин уже открывал дверь, чтобы удалиться, Попов попросил его на секунду задержаться.
«Все же сомневается полковник в своей правоте», – предположил милиционер.
– Вот что я думаю. Скорее всего, то, что ты мне здесь нарисовал, это твои выдумки.
Попов говорил как никогда четко и решительно.
– Но если вдруг эти сказки станут явью, – тут он хитро и одновременно зловеще взглянул на подчиненного, – то я ничего не слышал. А ты ничего мне не рассказывал. Я даже запись нашего разговора сотру. Понял? А уж потом, если нас попросят высказать свои соображения, ты их мне и озвучишь. А я – кому надо. Словом, там видно будет.
– Как это ни мерзко от вас слышать, но в логике вам не откажешь, уважаемый Анатолий Петрович, – спокойно, чеканя каждое слово, сказал Смирнягин. – А диктофонную запись стирать не надо. Оставьте себе на память. Может, вам с ней станет легче жить.
Глава 2
Не сегодня-завтра сценарий, задуманный Эленским, предстояло начать претворять в жизнь. Три миллиона долларов, которые лондонский кукловод отпустил на его выполнение – треть из них практически уже была распределена между действующими лицами, – являлись серьезным аргументом.
По этому сценарию Рыбакову предстояло умереть. Но умереть так, чтобы в Кремле, слепо уверенном в своей сокрушительной победе на выборах, стены закачались. Так, по крайней мере, видел развитие событий их постановщик.
На пресс-конференции Рыбаков должен был сделать сенсационное заявление о том, какой ценой действующий российский Президент «купил» индульгенцию на статус преемника Бориса Николаевича, подписав некий меморандум.
«Что за меморандум?» – гадал депутат Рады Жордания. Но глубинные детали плана олигарха приоткрыты ему не были. Он знал лишь о том, что Рыбаков прямо на пресс-конференции должен был извлечь из зонтика-сейфа конфиденциальный документ, который якобы хранил в тайне все минувшие годы, и публично зачитать его.
На вопрос о содержании документа Эленский лаконично ответил:
– Для вас это не важно. Абсолютно не важно.
Единственное, что он счел необходимым объяснить, – почему спектакль должен состояться в Киеве. И почему он должен быть интересен украинскому кандидату в Президенты от оппозиции.
– Понимаете, Украине уготована роль политически и экономически, вплоть до конфедеративного объединения, сближаться с Россией. Гаранты этого процесса – действующие Президенты. Но что для России хорошо, для Украины – удавка!
Эленский торжествующе посмотрел на Демури.
– Так вот в чем наш интерес? – От неожиданности у Жордания начались спазмы. – Еще бы. Такой подарок оппозиции перед выборами!
После этого заявления на пресс-конференции на пути следования машины в Москву на Рыбакова должно было состояться покушение. Позже обоим Президентам, политикам, спецслужбам пришлось бы долго отмываться от подозрений, кто больше причастен к ликвидации Рыбакова. А может, действовали в сговоре?
Чтобы обезопаситься от неожиданностей, визит Рыбакова до самого последнего момента должен храниться в тайне. Никаких несанкционированных контактов, никаких звонков. Все нити управления процессом Эленский передал депутату Жордания. Его люди были готовы действовать. В том числе и Василий Петрович, который вместе с пресс-секретарем господина Ющенко как раз в данный момент уже «готовился» к пресс-конференции.
Эленский действительно тревожился, но виду не подавал. Что-то во всем раскладе событий его не устраивало. Но он еще не понимал, что именно.
Борис Платонович налил себе немного коньяку, чтобы хоть как-то попытаться снять головную боль, и, посмотрев в зеркало, висевшее в нише напротив, лукаво подмигнул своему отражению.
«Что ты на меня так обреченно смотришь? – Он сделал вид, что чокается с потусторонним своим „Я“. – Это тебя, полудурок, мне не получается обвести вокруг пальца. А вот другие – они все умники. Поэтому и верят моим кроссвордам. Умные всегда верят логике, ибо так жить проще. И при этом всегда готовы делать друг другу пакости. А ты, лупоглазый, делать мне пакости не желаешь. Потому что родственник».
Эленский вновь сделал глоток коньяку и вновь попытался заглянуть в глаза собственному отражению:
«Все, что ты можешь, – это иронично глядеть на меня и еще принципиально не разговаривать со мной. Согласен, хоть я и умный, общаться со мной действительно противно. Вот ты и молчишь.
А мне от твоего неуважения досадно и жутко, жутко обидно. Такая мелочь, а обидно. Правду говорю».
Лондонский олигарх вдруг словно очнулся. Он доподлинно осознал, что только что беседовал с зеркалом. Или с самим собой. Кому как угодно считать. Может, зеркалу льстит, когда с ним беседует сам Эленский? Ему же всегда льстило, когда беседовал с президентами!
Спросить бы, льстили ли им умные беседы с олигархом? Кто-кто, а те не верили никогда. Только соглашались. Вот и с меморандумом согласились на свою голову.
Да, опять меморандум. Все так с ним зыбко. На живой, тонкой такой ниточке…
Эленский не любил обманываться.
Сценарий, который три месяца назад он изложил Демури Жордания, даже полуправдой назвать было нельзя. Хотя внешне все вроде бы сходилось. Но не до конца. Украинско-грузинские хлопцы считали, что именно им предстоит убрать незадачливого кандидата. И именно за это, а не за хлеб-соль и пару подложенных Рыбакову в постель баб, поступили три миллиона долларов. Между тем Эленский задумал комбинацию гораздо тоньше и кровавее. Но ни одна душа не была посвящена в ее тонкости. И оттого Борис Платонович искренне гордился тем обстоятельством, что умеет убеждать людей. Умеет желаемое преподнести так, чтобы в это поверили.
Как поверил Рыбаков, что ему отведена в Киеве серьезная миссия в предвыборной борьбе.
Как поверил Жордания, что его людям предстоит убрать человека.
Как поверил его посланник к Рыбакову, который якобы привез в зонтике политическую бомбу под российского Президента.
Все – правда. И все – ложь.
В зонтике действительно была бомба. И привести ее в действие было так же просто, как и все другие «оригинальные сейфы» с экземплярами меморандума, заказанные еще несколько лет назад. Только в том сейфе, что повсюду таскает Рыбаков и о чем непременно узнают при расследовании обстоятельств его трагической гибели, никакого документа никогда не было.
Лишь скромная упаковочка пластида.
На пресс-конференции Рыбаков лично откроет зонтик. И финал!
А уж меморандум, хранящийся у Эленского, он обнародовать не даст никому. Только сам. Обнародует здесь, в Лондоне, после трагической гибели кандидата в Президенты России.
Они хотели уничтожить соперника? Чушь! Кто там, в Москве, всерьез верил, что Рыбаков может быть серьезным соперником? Да никто. Воспрепятствовать во что бы то ни стало обнародованию документа. Вот была их цель. Вот чего боятся они!
Он же не боится ничего.
Врет. Боится. Чтобы там, в Киеве, все прошло, как он задумал. Хуже нет, когда советников много, а спросить не с кого. Разве что с Жордания?
Депутат Верховной Рады заснул только под утро в доме родителей. Сон был тяжелый, какой-то рваный и, увы, короткий.
Его разбудила мама:
– Сынок, газеты принесли, говорят, ты просил.
«Ой, не с добра», – первое, что подумал Демури. Газеты он всегда просматривал в рабочем кабинете на Подоле или в Раде. Домой их никогда ему не приносили. Он взглянул на газету и через мгновение все понял. Заголовок на первой полосе гласил:
«Пропавший Рыбаков объявился на Украине».
Как? Кто? Наверняка об этом уже знает Эленский.
Жордания даже представить себе не мог, что всю эту кашу невольно «заварил» он сам. Он в буквальном смысле все проспал.
Телефон Эленского не отвечал.
Телефон Рыбакова – тоже.
Глава 3
Весь минувший день и всю минувшую ночь Рыбаков себя не жалел, и в этом ему активно помогала «подсадная утка» Жордания – длинноногая и волоокая Галочка Ященко, по совместительству пресс-секретарь оппозиции.
Она ждала его в фешенебельной квартире на Крещатике, специально снятой для любовных утех гостей Ющенко и, разумеется, самого депутата.
Охранник довел уважаемого гостя до широченных двойных дверей, единственных на лестничной клетке, и ключом, выданным хозяином, открыл дверь.
– Есть тут кто-нибудь? – Василий Петрович прекрасно знал, кто ждет его здесь, но решил пококетничать и неожиданно даже для самого себя заговорил по-английски.
Откуда-то из глубины квартиры до него донеслось милое воркование:
– Только я. Только я.
Рыбаков двинулся на это волнующее все мышцы его тела щебетание и безошибочно остановился у слегка приоткрытой двери. Остальные, мимо которых он проходил, были наглухо закрыты. И ни одна не манила, как эта. Он толкнул дверь, втайне надеясь, что она не заскрипит и он увидит нечто покрытое тайной. Так подглядывал за танцующей девушкой совсем юный герой великого фильма «Однажды в Америке». Так подглядывал в замочную скважину и сам Рыбаков, пытаясь на заре собственной юности проникнуть в тогда еще недоступные, а посему чужие тайны.
Ему открылась большая спальня с большой ванной, бурлящей вздыбленной пеной.
Из нее, как бывает только в кино, выплывала Галочка.
Мужчина задохнулся от переполнивших его в это мгновение простых, плохо скрываемых чувств. Он даже не слышал, как девушка в третий раз попросила подать халатик. Наконец Рыбаков суетливо бросился исполнять просьбу и чуть не плюхнулся в джакузи, пытаясь в порыве первобытной страсти обнять молодое тело.
– Осторожно, милый. Не надо так волноваться.
Девушка выскользнула из его мыльных объятий.
– Мужчина в твоем возрасте должен беречь свои эмоции. Они тебе скоро пригодятся. А пока перекусим. Я еще не завтракала. Приводила себя в порядок. Для тебя, милый.
– Какой, к черту, завтрак. Я хочу тебя с той самой минуты, как увидел на вокзале.
Рыбаков вновь попытался применить силу. Во что бы то ни стало он хотел овладеть Галочкой прямо здесь, на мокром от брызг полу, войти в нее со всего размаху. Так подсказывало его естество, и казалось, не было никаких сил сдержаться, блюсти хоть какие-то приличия.
– Ты ведешь себя как мальчик. А ты же кандидат в Президенты великой страны! – с пафосом почти выкрикнула девушка, одновременно поглаживая вздыбленные под ремнем брюки кандидата. Она имела прекрасный опыт укрощения стареющих мужчин, сексуального запала которых обычно хватало не больше чем на тридцать секунд. Ей же необходимо было удержать кандидата в любовники «на взводе» двое, а то и трое суток.
Ссылки на высокую миссию Василия Петровича, как ни странно, подействовали. И он покорно, как прирученный котенок, поплелся за Галочкой в столовую.
Стол для завтрака был излишне изысканный: немного рыбки, немного икры, немного сыров, немного фруктов. В центре стоял хрустальный графин с вишневого цвета жидкостью.
И ко всему – чудесный вырез халатика молодой подруги, потянувшейся за масленкой.
Ее смуглая, безупречно вылепленная страстью супругов Ященко грудь, заставила его вновь воспылать.
– Нет. Нет. И нет. Сначала завтрак. – Галочка вновь превратилась в неприступную крепость.
В другой ситуации она наверняка бы уже позволила мужчине овладеть ею. Но ей надо, чтобы он хотел ее бесконечно долго и часто. По крайней мере, пока не позвонит Жордания и не даст отбой.
А для того чтобы это стало возможным, Галочке необходимо было, чтобы Василий Петрович выпил по меньшей мере два бокала легкого молодого вина из хрустального графина. В нем «алхимики» намешали несколько таблеток сексуальных и психотропных добавок, включая некий хитрый препарат сиалис, чтобы гарантировать Рыбакову длительный процесс сладострастия.
Василий Петрович сам разлил вино.
– За нас, – коротко и ясно произнес он и сделал глоток.
– До дна, до дна, – пропела Галочка. – Такой тост.
И лихо выпила. Рыбаков последовал ее примеру.
Через какое-то время они лежали, обнявшись в постели, и девушка, еще не до конца осмыслив произошедшее, восторженно размышляла.
Лекарство тому способствовало или еще что, но такого нежного и страстного любовника у нее еще не было. Поначалу она, как всегда бывало в подобных случаях, намеревалась отделаться холодным и безразличным раздвиганием ног да самыми дежурными стонами. Но на сей раз притворяться не пришлось. Новый любовник каждое мгновение, сгорая до конца, творил чудеса. И она – так, по крайней мере, ей казалось – отвечала ему тем же.
Вскоре, нарочито грубо разрушив тишину ощущений, Рыбаков спросил:
– Тебе, дорогая, не хочется опять жрать?
– Хочется жрать, – в тон ответила она и, резво накинув халатик, кинулась в кухню – жарить вареники с картошкой.
Она вернулась с аппетитно шипящей сковородой и почти все ее содержимое сгрузила в тарелку любовнику, оставив себе лишь три раскрасневшихся вареника.
– А теперь спать, – сказал он, вытирая губы салфеткой.
Он потянулся и только сейчас заметил, что девушка смотрит на него совершенно иначе.
Рыбаков, разумеется, не был ребенком в амурных делах и прекрасно понимал роль Галочки Ященко при штабе, возглавляемом Жордания. Но тот же житейский опыт подсказывал, что в их отношениях произошло нечто значимое.
Галочка отвела взгляд, которым сказала любовнику, что снова хочет его, и направилась к кровати.
Мужчина удержал ее за халатик, который тут же упал с глянцевого загорелого тела. Он бережно наклонил ее головой вниз, пока та не уперлась в подушки, и вошел в нее сзади, как молодой бык, дивясь своей силе и молодости.
«Наверное, так и бывает у мужчин моего возраста, когда, наконец, понимаешь, что есть страсть», – думал он, упираясь руками в ее бедра.
В соседней комнате разрывался телефон, но им было не до него.
Поздно вечером, когда они случайно включили телевизор, у Василия Петровича резко испортилось настроение. Он услышал, что пропал, что его ищут, что жена рыдает.
Рыбаков начал переключать каналы, и везде в «Новостях» на разные лады комментировали его исчезновение. Похитили, убили, загулял…
– Мы так не договаривались! – обращаясь к девушке, но имея в виду другого человека, воскликнул он.
– Я думала, все нормально. Я уже вчера слышала, дорогой, что тебя ищут. Но даже не предполагала, что ты не в курсе, – не на шутку взволновалась Галочка, своим женским чутьем понимая, что счастливым мгновениям пришел конец.
– Да, я не в курсе. Да, я незаметно должен был приехать сюда. Но мало ли куда я уезжал, не ставя в известность жену и ФСБ? А тут такой шум подняли. Для какой нужды?
Только его лондонский спонсор мог сбросить информацию о его якобы исчезновении. Зачем? Так просто он ничего не делает.
Рыбаков схватил телефон, чтобы срочно звонить, но остановился. Может, это Эленский трезвонил все время, когда они с Галочкой кувыркались в постели? Или Жордания хотел предупредить? Тогда почему теперь больше никто не звонит?
– Галчонок, ты слышала вчера вечером или ночью телефонные звонки?
Девушка сразу смекнула, куда клонит ее новый любовник.
– По-моему, нас забыли.
– Если нас забыли, значит, это кому-то нужно. Кстати, почему Ющенко не выходит на меня? Он знает про предстоящую пресс-конференцию?
– Я еще вчера хотела поговорить с тобой об этом. Но ты был как тигр. И все пошло по другому сценарию..
Галочка таинственно улыбнулась. Рыбаков тоже не сдержался:
– Да, мы с тобой выступили знатно. Но об этом позже. Так что ты хотела сообщить мне вчера?
– Что Ющенко вообще не знает ни о твоем приезде, ни о какой пресс-конференции. Я осторожно все выяснила. Помнишь, еще когда нас знакомили, Жордания запретил связываться с прессой, мне это показалось дюже подозрительным.
– То-то и оно. Теперь я тоже так считаю.
Рыбаков, конечно, не мог докопаться до деталей плана Эленского. Он вечно что-то изобретал, не особо ставя его, Василия Петровича, в известность. Но сейчас, накануне выборов, тот идет «ва-банк», коли решился здесь, в Киеве, обнародовать секретный меморандум. Кстати, где зонтик? Вчера, с ходу нырнув в любовную негу, он просто-напросто забыл о нем.
Рыбаков резко вскочил и кинулся по комнатам. Зонтик валялся на полу в ванной. Он поднял его и в раздумье остановился.
Что, если бомба не в меморандуме, хранящемся в этом странном сейфе, а в самом факте исчезновения кандидата в Президенты? Сначала исчезновение, потом политический скандал, ну, а затем финал – его как пить дать решили убить. Поэтому такая конспирация, поэтому Ющенко не знает о пресс-конференции, поэтому замолчали телефоны.
А что? Одурманят, увезут в лес и заколют, как свинью. У этого грузина небось целая команда головорезов. Только свистни.
Рыбаков бросился назад в столовую, где Галочка, бледная и растерянная, встретила его целой тирадой:
– Я знаю, что делать. Я тебя люблю и хочу быть с тобой, а не с этими ублюдками.
Как ни приятно было слушать подобное признание, растерявшийся Рыбаков не мог угадать ход ее мыслей. Лично ему было ясно только одно – как можно быстрее бежать из этого дома, из Киева, из Украины. Об этом он и сказал Галине.
– Полная ерунда, – возразила она твердо. – Мы не знаем их планов. А за дверью тебя караулят и просто так не выпустят. Единственный рецепт против всех их планов – чтобы пресса узнала о твоем приезде. Тогда у них у всех сразу руки будут связаны.
Рыбаков недоверчиво посмотрел на девушку. В пылу разыгравшейся страсти он совершенно упустил тот факт, что Гала – журналист. И наверняка со связями. Но на всякий случай переспросил:
– У тебя есть связи с прессой?
– Еще какие! – победно взглянув на любовника, уверенно сказала она. – Сейчас свяжусь с агентствами, радио, может, успею сообщить в газеты. Который час? Многие газеты уже, наверное, подписаны в печать.
– Где-то около семи-восьми, – предположил Рыбаков. Его часы валялись где-то на столике у кровати.
От женского глаза не могли ускользнуть те мгновенные перемены, которые за считаные минуты произошли с ее уже немолодым любовником.
Рыбаков как-то сразу посерел и, если можно было так выразиться, обветшал.
Больше ни о чем не размышляя, женщина кинулась к телефону:
– Алло. Это ты? Как хорошо, что я тебя застала. У меня сенсация. Как – у тебя иные планы?! Танечка, я не шучу. Ты сама сейчас убедишься.
На другом конце провода неизвестная Танечка, видимо, особо не верила своему информатору, тем более на ночь глядя.
– Слушай. В Москве объявили, что пропал их кандидат в Президенты, Рыбаков Василий Петрович. Украли. Убили. Сбежал от преследований. Слышала? Вот и здорово, ты всегда в центре событий. Так вот, я сейчас записываю у него интервью. Да подожди, это не важно, как я на него вышла. Главное, он в Киеве, и похоже, у нас его действительно ждут сюрпризы. Так, по крайней мере, считает он сам. Что? Сейчас спрошу.
– Василий Петрович! – Как можно громче крикнула она, хотя Рыбаков сидел рядом и внимательно слушал. – У вас сохранился билет, по которому вы приехали в Киев?
Рыбаков задумался, потом бросился в ванную комнату, где с момента его сексуальной атаки на Галочку все еще валялся его пиджак.
– Побежал смотреть, – комментировала в трубку Галочка.
Он вернулся и, как бы оправдываясь, сообщил:
– Билет я оставил у проводника, но он был вообще на другую фамилию. Я же действительно ехал инкогнито. На поезд садился в Калуге, уже ночь была…
Ященко пересказывала его слова трубке.
– Но у меня есть иммиграционная карточка, которую я заполнял на вашей границе.
Рыбаков вынул ее из паспорта и показал девушке.
– А вторую ее половинку сдал вашим пограничникам. Только они тоже не поняли, что я тот Рыбаков, – с видимой досадой добавил Василий Петрович.
Пересказав и эту новость, Галочка на мгновение задумалась.
– Слушай, Тань. Не в службу, а в дружбу. Давай сделаем так, чтобы ты это все узнала сама от пограничников, которые, узнав о пропаже Рыбакова, нашли его карточку. Мотивируй тем, что им позорно признаваться, что прошляпили кандидата в Президенты России и не проинформировали кого следует. Целую. А я пока кассету запишу и позже тебе передам. Чур, меня не сдавать!
– Это кому ты все рассказывала? – поинтересовался Рыбаков, когда она положила трубку.
– Кому надо. Подружка с радио. Через час услышим ее в «Новостях». А потом уже все подхватят. Только тебе надо будет что-то сказать для эфира. Чтобы все это не выглядело баснями Крылова.
– Понимаю, – согласился Василий Петрович. – Между прочим, ты хорошо придумала с источником информации. Пусть теперь придерутся.
Последнюю фразу он произнес, явно думая о реакции Эленского и Жордания. Пусть теперь попробуют его убрать…
– В каком же я дерьме, – произнес он машинально.
– Ничего, дорогой, отмоешься. Зато с тобой ничего плохого не случится. А вот со мной может. Ты меня защитишь?
Галочка прекрасно понимала, что, если Жордания узнает, кто слил информацию, ее карьере конец.
– Ты меня не оставишь без работы? – Вопрос прозвучал конкретнее.
Опустившись в кресло, Рыбаков прижал Галочку к себе и уткнулся головой чуть пониже ее восхитительного животика:
– Конечно, моя милая.
Его вновь потянуло на сексуальные подвиги.
– Нет. Нет. И нет. – Точно так же, как в первые минуты их знакомства, девушка решительно отвергла его притязания.
Она сходила в спальню и вернулась с портативным диктофоном.
– Нам надо подготовить интервью. Знаешь, сколько завтра посыплется просьб о нем?
Через час Василий Петрович включил радио и услышал, что он нашелся. В Киев его привела собственная инициатива встретиться с рядом местных оппозиционеров. Тех, кто его принимал, он назвать отказался, но добавил, что к некоторым из них у него имеются претензии. В частности, его опоили какими-то препаратами, и это выбило Василия Петровича из колеи.
Рыбаков услышал свой собственный взволнованный голос, доносившийся, словно из подземелья:
«Прямого физического насилия или угроз в мой адрес не было, а в Киев я поехал по собственной воле для проведения ряда встреч с политиками и бизнесменами».
«Хорошо, что только это прошло в прямой речи, а то потом разбирайся», – успел подумать он.
Телефоны – мобильный и квартирный – уже звонили не переставая. Первой перезвонила Татьяна с радио:
– Галка, хватай в охапку своего гостя и бегом на люди. А то меня скоро пытать начнут. Все допытываются, кто мне слил информацию. Я сказала, что один знакомый из думской оппозиции. Как ты думаешь, в небо пальцем не попала?
– А что, с пограничниками не прошло?
– Какой там! Они там все и всех слушают. Я сама звоню с телефона мальчишки одного. Он мне дал мобильник. Собирались пойти развлечься… Ты мне все же ответь, про Раду могу продолжать? Правдоподобно?
– В яблочко попала. Молодец. Целую. Убегаем.
Пока она одевалась, Рыбаков сделал несколько звонков в Москву. Сначала домой.
– Позвони, кому надо, и скажи, что у меня все в порядке, – произнес он и повесил трубку.
Затем набрал номер руководителя своего предвыборного штаба.
– Да, привет. Сейчас все в порядке, – сказал он загадочным тоном. – Потом, не телефонный разговор. Слушай, что же это такое за сумасшедший дом? Не успеешь отключить телефон на четыре дня, чтобы отдохнуть у друзей, как все становится торчком. Прошу тебя убедительно, ты всю эту галиматью опровергай, пожалуйста. Жестко опровергай. Я еще свяжусь с тобой.
– Пойдем, хватит трезвонить. – Галочка тянула его к двери.
Очнувшись после бессонной ночи в квартире родителей и раздосадованный информацией о появлении Рыбакова на Украине и отсутствием реакции на это из Лондона, Демури Жордания срочно вызвал водителя. Из машины он набрал известный ему лондонский номер. Ответил пресс-секретарь Эленского.
После вежливого приветствия состоялся следующий разговор:
Д.Ж.: Тут нам нужно с твоим шефом понимать, как нам дальше действовать. У нас уже здесь пошла информация по трем фамилиям. Ты в курсе или нет? (Текст приводится по распечатке Службы безопасности Украины.)
Д.К.: Я не знаю.
Д.Ж.: Мне звонили из «Интерфакса». Я сказал, что не встречался, и вообще….
Д.К.: Понял. Будем так и действовать. Удачи.
С одной стороны, Жордания был жутко рад, что план Эленского рухнул, как карточный домик. Не будет же он теперь требовать приведения его в исполнение? Не будет пресс-конференции – Рыбакову нечего сказать. Не будет и убийства – Рыбакова сейчас будут пасти вплоть до его московской квартиры. Да и сам Рыбаков, судя по всему, раскусил замысел своего шефа. Может, не до конца, но в общих чертах уж точно.
С другой стороны – как прореагирует Эленский? Деньги заплатил, а результата никакого. Если он решит, что виноват Жордания, тогда плохо. Если поймет, что обыграли его русские и украинские спецслужбы, тогда шанс увернуться от громов и молний из Лондона имеется.
Нет, все же надо слетать к нему на поклон. Надо же каким-то образом попытаться объяснить случившееся.
Его нагнал новый звонок. Эленский. Как ни странно, собеседник был сама чуткость и внимание к его собственной судьбе:
(Текст приводится по распечатке Службы безопасности Украины.)
Б.Э.: Послушай, я коротко. Достаточно аккуратно. Значит, вот только один человек был в Киеве. Я говорил с ним. Он (Рыбаков) вообще не будет ничего произносить абсолютно. Вообще не будет ничего произносить. Он сказал, что улетает в Москву, домой. Только на самом последнем этапе контакт по билету – да, действительно. Я считаю, этим нужно ограничиться, и все. А ты как? Получается или нет?
Д.Ж.: Ограничиться – что? Кого, в смысле?
Б.Э.: Ну, это, общение… Сейчас это главное. И закончим историю. Учти: они будут сейчас провоцировать. И вас, и его, и прочее, прочее. Будут разводить. Но позиция твоего гостя не изменится. Он как говорил правду, так и будет говорить правду.
Д.Ж.: Спасибо.
Б.Э.: Нет, тебе спасибо огромное. Обнимаю. Получится у тебя основной вопрос по выборам – отлично. Не получится – ну что… (Смеется.)
Д.Ж.: По главному вопросу работаем.
Б.Э.: Я тебя обнимаю, дорогой. И по любому вопросу звони. Пока…
Разговор больше озадачил, чем успокоил Жордания. Если это всего лишь хитрость Эленского, дабы успокоить его и подтолкнуть, независимо ни от чего, к продолжению реализации плана, то хуже некуда. А право решать как бы предоставлено ему. Точно, хуже некуда. Интересно все же, о чем они говорили с Рыбаковым помимо указаний и заверений не подставлять под нож его команду.
Глава 4
Явно воспрявший духом, Рыбаков вернулся в квартиру и вновь стал всерьез подумывать – не затянуть ли Галочку в постель. Она сидела за столом, еще раз прокручивая запись интервью.
Рыбаков наговорил там с три короба – воздав всем. Правда, он на всякий случай все же обговорил с ней, что интервью без купюр выйдет в свет только в экстремальной ситуации, когда и он, и она поймут, что час «Х» наступил. При спокойном развитии событий Галочка выдаст на-гора только факты, без эмоций и комментариев.
Он верил, что Галочка его не предаст и не продаст, – то, что происходило между ними в течение последних суток, убеждало в этом. Правда, она что-то щебетала о книге, которую хочет потом написать. Ради бога, как говорится, флаг в руки.
Галочку он безоговорочно решил забрать в Москву. Она этого ждет, причем ждет не из конъюнктурных соображений, а потому, что ей никогда не было так хорошо, как с ним. При всей своей политической развращенности и даже порочности в личной жизни Рыбаков, как ни странно, оставался весьма заурядным мужиком, из которого бабы могли запросто веревки вить.
Они с Галочкой будут вместе работать! Она станет ему помогать.
Что скажет жене? Она не дура, все поймет. А после того как она сообщила (наверняка с подсказки Эленского) в милицию о его исчезновении, руки вообще развязаны. Рыбаков с неприязнью вспомнил, как в одном интервью, которое прошло в эфире пару часов назад, она посетовала: бедная Россия, если у нее такие кандидаты в Президенты. Она не уточнила, кого именно имела в виду. Но вряд ли речь шла об этом клоуне из конюшни Жириновского.
Василий Петрович безостановочно бродил по комнатам, пытаясь хоть таким образом утолить переполнявшую его жажду деятельности. При этом он мучительно раздумывал: может, пойти «ва-банк», ослушаться Эленского и закатить пресс-конференцию, да такую, что всем мало не покажется, – и Кремлю, и Эленскому с его коварными замыслами? Хитрец, лисой прикинулся. Сделал вид, что за меня волнуется, и поэтому все отменил.
Где-то далеко в прихожей раздался звонок, который прервал ход мыслей Василия Петровича. Галочка пошла открывать.
Через минуту вслед за ней в столовую вошел Жордания. Он выложил на стол два конверта:
– Здесь билеты на самолет на завтра и на поезд на сегодня. Через два с половиной часа отправление.
– Мне надо срочно связаться с Эленским, – настойчиво сказал Рыбаков.
– А я вам говорю – не надо. Если вы останетесь здесь, в Киеве, может случиться беда. А позвоните ему уже из Москвы.
– Когда, говорите, завтра мой самолет?
– По-моему, в тринадцать с минутами.
– Уговорили. Полечу.
Когда за Жордания закрылась дверь, Галочка потянула своего мужчину в спальню.
Еще до того, как отдаться друг другу, она вдруг неожиданно спросила:
– А что ты мне говорил про зонтик с секретом? Что там за секретный документ, который ты собирался обнародовать на пресс-конференции?
– Ох уж эта твоя журналистская душа, – проговорил Рыбаков без тени какой-либо злости, – во все дырки надо сунуть свой любопытный нос.
– Дай мне хоть краем глаза глянуть, милый. Я прошу тебя…
– Не проси. Это слишком серьезно. Даже для меня.
Он резко притянул Галочку к себе и отбросил в сторону одеяло. Молодое сильное тело любовницы тут же ответило на его мощный порыв. Груди раскрылись навстречу его объятиям, как две половинки розового граната.
Поздно ночью без звонка в квартиру вновь ввалился Жордания. И прямо направился в спальню. Под его тяжелым взглядом обнаженное тело девушки пошло мурашками.
– Трахаешься? Признавайся, сучка, твоя работа с местной прессой?
Жордания уже точно знал, что это именно она слила информацию в прессу.
– А вы, Василий Петрович, тоже хороши. Доверились шлюхе.
Рыбаков бесстрашно пытался закрыть Галочку своим телом от разъяренного Жордания.
– Я с тобой, сучка, потом разберусь! – выкрикнул тот. И обращаясь уже к Рыбакову, сказал:
– Пойдемте, Василий Петрович, на лестничную клетку, поговорим. Эта сучка могла повсюду микрофоны понатыкать.
Рыбаков пытался что-то возразить, но только махнул рукой. Он вышел на лестничную клетку и подошел к окну во двор.
– Что вам велел сделать со мной Эленский? Выставить на посмешище? Труп? – без предисловий начал Рыбаков. Вид у него был воинственный. То ли из-за Галочки, то ли из-за неизвестных замыслов лондонского патрона.
Он даже закурил, чего не было, наверное, лет пять.
Немало передумавший за минувшие сутки Жордания решил не играть с Рыбаковым в загадки. Но и выкладывать всю правду не счел нужным.
– Если бы не деньги, я бы вообще вышел из игры, – задумчиво произнес он и посмотрел в окно, туда, где, скрытая другими домами, находилась резиденция Президента Украины. – Но когда я понял, что и меня разводят втемную, для себя решил: деньги можно вернуть, свое достоинство – нет. Да и ваше, кстати, тоже.
– Можно без пафосных фраз? – потребовал Рыбаков. – Мне через несколько часов улетать. И в зависимости от того, что вы мне скажете, я приму решение, как себя вести. И никакие обещания меня не остановят.
– Вы тут своими мускулами не играйте. – Жордания презрительно посмотрел на Рыбакова. – Я тоже до конца ничего не знаю. Но полагаю, что на прессконференции, которую вы в итоге провели бы в гордом одиночестве, потому что мой шеф, по замыслу Эленского, в ней не участвовал, что-то должно было произойти.
– Со мной? – переспросил Рыбаков, и губы его затряслись.
Утаивая свою роль в написанном Эленским сценарии, Жордания неожиданно для него самого попал в яблочко. Но как и что должно было произойти, он понятия не имел и гадать не желал. Поэтому ответил:
– С вами, не с вами – не знаю. Да и что гадать, если все сорвалось.
– У кого сорвалось? – подозрительно спросил Василий Петрович. – У вас?
– У него. Да успокойтесь вы, паникер. Все обошлось. Понимаете? Обошлось! Борис Платонович попросил всячески содействовать вам с отъездом. Беспокоился.
– Эти песни мне известны. А вы или темните, или вас тоже держат за попку. Но попку с деньгами. Вас устраивает?
Как только мужчины вышли из квартиры, Галочка мгновенно вскочила с постели. Не надевая нижнего белья, торопливо влезла в джинсы и свитер и бросилась в прихожую, где висел загадочный зонтик Рыбакова. Его содержимое не давало ей покоя.
«Даже если уеду к Василию Петровичу в Москву, это опять зависимость. Не от одного, так от другого», – сверлила голову одна и та же мысль.
События минувших дней настолько заинтриговали ее, что Галочка во что бы то ни стало решила написать книгу. Не только о приключении с Рыбаковым, но и о том, что уже вместили ее неполные двадцать пять лет, и особенно – последние два года.
Она придумывала заголовки, тасовала будущие главы, «поворачивала» сюжеты. Галочка вдруг почувствовала кураж репортера и несказанно обрадовалась. И сейчас ей нужны были факты. Только факты. А все остальное получит из интервью, додумает сама, украдет из газет.
Ради этой сенсационной книги (а она будет сенсационной) сейчас надо рискнуть. Пока мужчины препираются на лестничной клетке, надо вскрыть тайник и скопировать его содержимое, которое Рыбаков важно называл меморандумом.
Она схватила зонтик. Мысленно подумала – тяжелый. И закрылась в ванной, стены и пол которой были щедро отделаны черным и белым мрамором. Для конспирации Галочка включила душ и положила зонтик на крышку туалета.
«Зонтик не может не открываться. Значит, его секрет в чем-то другом, – резонно рассудила она. – Наверняка там что-то спрятано».
И стала тащить на себя ручку. Та не поддавалась. Чтобы как-то половчее осуществить свой замысел, Галочка уперла ручку в пол и почувствовала, как ствол зонта на пару миллиметров ушел вниз.
– Сейчас пойдет, – обрадовалась Галочка и прислушалась – не вернулись ли мужчины. Но в квартире по-прежнему никого не было.
Рыбаков и Жордания стояли у открытого окна и продолжали препираться.
Вдруг откуда-то из глубины квартиры донесся какой-то нарастающий гул, а потом неведомая сила сорвала с петель стальные двери, сметая все на своем пути. Мужчин чудом спасло лишь то, что они в это самое мгновение спустились на полпролета вниз, чтобы выбросить окурки в мусоропровод, и взрывная волна ушла в окно.
Через несколько дней Жордания по своим каналам узнал, что следствие констатировало взрыв газовой колонки в давно пустующей квартире. Даже он не смог выяснить всю правду. На любую информацию об этом событии наложили вето спецслужбы.
Когда Василий Петрович, наконец, добрался до Москвы, а затем предстал на публике в Лондоне, многие сочли его вид, мягко говоря, помятым. Ктото поставил диагноз – выходит из запоя. Кто-то предположил, что кандидат в российские Президенты перенапрягся с женщинами.