Говорят, бежать с поля боя — признак трусости. Ничего подобного. Тот, кто это придумал, просто сам никогда не воевал. Какой смысл отдавать свою жизнь, если доподлинно известно, что ты проиграешь? Шайга не ощущал себя трусом или предателем. Когда сталкер рванул чеку, наёмники сразу поняли, что сейчас будет, и бегом кинулись в ближайшую квартиру. Шайга с Цинком-то успели, а вот Кран замешкался и угодил в радиус поражения осколками. Ему посекло обе ноги и разорвало бок. И никакая защита не помогла, ибо «эфка» разорвалась почти что под ним. Вскоре он умер от большой кровопотери. На его лице в момент смерти застыла ненависть. Шайга слышал, что как человек умирает — такой он и есть на самом деле, если даже в течение жизни притворялся другим — щедрым, добрым и т. п. Но Кран никого из себя не строил. Грустно осознавать, что тот, с кем они столько пережили, оказался всего лишь жадюгой. Наёмник всегда это подозревал, просто не хотел соглашаться и отметал эту мысль в сторону. В общем, после смерти Крана Цинк кинулся наверх, Шайга — за ним. Потом у старшего наёмника стало ломить голову, будто кто-то внутрь черепной коробки забрался и пытается выбраться обратно, наружу. Каждый третий человек в Зоне не понаслышке знает, что подобные, резко возникающие ощущения — признак вмешательства в сознание контролёра. А если в здании псионик, это верный проигрыш. Конечно, теоретически можно было принять то средство от пси-воздействия и, дождавшись эффекта, попробовать взять «Целителя», если бы не одно «но». Так получилось, что один осколок гранаты влетел в квартиру, где спрятались два наёмника, рикошетом отлетел от стены и врезался в рюкзак Шайги, разбив ампулу… с препаратом Крана произошло то же самое… А Цинк… После того, как на его руках умер Кран, молодой наёмник взбесился и кинулся наверх, стреляя без остановки, надеясь взять напором. На третьем или четвёртом этаже завязалась дикая перестрелка, затем всё стихло. Старший наёмник попытался подняться, но на площадке между первым и вторым этажами почувствовал дикую головную боль. Сопротивляться ей был не в силах. Поэтому быстро спустился вниз и направился от пятиэтажки в сторону леса. Только на расстоянии примерно в триста метров воздействие контролёра ослабло.
Шайга попросту ушёл, без «Целителя». А что ему ещё оставалось делать? Допустим, за счёт огромной силы воли и подобных качеств к контролёру можно приблизиться и попытаться одолеть (правда, ни об одном таком случае на данный момент не известно, так что всё это лишь теоретически). Но находиться в это время рядом с другими людьми, пусть и формально мёртвыми, — точно верная гибель. Мутант подчинит их тела себе и ликвидирует с их помощью возможную угрозу для своей жизни, то есть того, кто решил, что он такой мега-невнушаемый. А даже если убить «кукол» контролёра, снова встаёт спорный вопрос: есть ли шанс добраться до самого кукловода? Кстати говоря, было совершенно непонятно, почему мутант вышел именно тогда, а не раньше, ведь стрельба в подъезде началась задолго до того; хотя, как говорится, это ж Зона. Ну и, в конце концов, может, у контролёра были свои, более важные дела…
Чувствовал ли Шайга сожаление за смерти боевых товарищей? Не особо. Они ведь никогда не были друзьями. Просто три человека, которые когда-то договорились вместе зарабатывать деньги и поровну делить выручку. Они холодно, пусть и слаженно работали, вечера после удачных выполнений дел часто проводили по разные углы, а если и вместе — то в основном молчали. Разве такими бывают друзья? Нет, конечно. Потому Шайга, уходя обратно в лес, но теперь уже на юго-запад, думал, что ему делать дальше. Как найти новый источник для заработка. Наверное, продолжать выполнять наёмную работу, однако уже в одиночку. Ну на фиг, напарников этих, одни от них проблемы!.. Сестре на лечение до сих пор нужны большие деньги. Каким бы огромным не выглядело вознаграждение за проделанную работу, его нужно делить, к тому же часть своей доли приходилось тратить на починку амуниции, оружия и закупку продовольствия с боеприпасами. Оставалось мало, а это ещё нужно как-то переправить за Периметр. Тоже расходы. А сестре необходимо всё больше и больше денег: чем ближе дело к поправке, тем лекарства дороже. И так уже несколько лет.
Шайге показалось, что справа от него раздался какой-то звук. Наёмник вскинул ствол «Абакана» и повёл им на шум. Ухмыльнулся и опустил автомат. Всего лишь мышь, хоть и раза в два крупнее своих обычных сородичей — тех, что на Большой земле. Шайга перевёл взгляд вперёд. Повсюду мерцали и гудели аномалии, иногда срабатывая на сильный ветер, который гонял по лесу жёлтую листву. Странное дело, за Периметром весна, а тут осень… Вечная осень, месяц-полтора только зима.
В груди отчего-то ёкнуло. Старший наёмник думал, что вот он — шанс на избавление от шастанья по радиоактивным землям, но нет — его опять ждут рутина, убийства и ежедневный риск. «Только теперь, после того как вернусь, нужно будет заново обустраиваться, примериваться к жизни одинокого кочевника», — подумал Шайга угрюмо. Прежде чем продолжить путь, наёмник обернулся и поглядел на пятиэтажку, в которой погибли его уже бывшие боевые товарищи. «Пускай найдётся вам покой и на этой злой земле, — с грустью подумал он и зашагал вперёд, внимательно глядя под ноги. — А ты, сестрёнка, не бойся, мы своих в беде не бросаем…»
* * *
Вскоре на улице пошёл ливень. В подъезде запахло свежестью и приятной сыростью. «Вода очищения», — подумал Игорь, смотря на струи дождя, хлещущие по залитому кровью покойного наёмника подоконнику. Тело Синёв отнёс на второй этаж, ибо неприятно смотреть на труп, да и вонять скоро начнёт, а сколько им здесь находиться — неизвестно.
Окунь долго не приходил в себя. Иногда только бубнил что-то непонятное, не открывая глаз. Игорь прикрыл его рану и сел рядом с готовым к бою автоматом, хотя внутренние ощущения подсказывали, что никакой опасности не будет. Так и получилось. Часа полтора примерно он просидел на лестнице, находясь в полудрёме и постоянно глядя на дождливый лес за окном. Пару раз ему казалось, что он довольно отчётливо слышит голос Алины, но то были просто галлюцинации, вызванные, скорее всего, остаточным явлением от вмешательства в рассудок контролёра. Кстати говоря, это оказался небольшого роста мутант, одетый в длинный кожаный плащ, который, видимо давным-давно, судя по плачевному состоянию, снял с убитого бандита.
Когда Игорь уже собирался перекусить, как раз пришёл в себя Окунь. Сначала у него затрепетали веки, а потом он вдруг вскочил, как ошпаренный, и закрутил головой по сторонам. Сконцентрировал взгляд на Синёве и спросил недоумённо:
— Э, Игорь, а что случилось?..
Синёв посмотрел на сталкера и сказал с грустной улыбкой:
— Ты недавно заново родился. Поздравляю.
— Чего? — Окунь поднял вверх брови и неуверенно стал оглядывать себя. Его внимание привлекла неплотно застёгнутая куртка с кровавым пятном. Расстегнув её и подняв майку, он увидел рану, которая к этому моменту почти полностью сливалась с другими, здоровыми участками кожи; различалась она совсем немного по бледности. Окунь внимательно оглядел это место, хотел потрогать пальцем, но передумал и поднял вопросительный взгляд на Игоря:
— Это что? Насколько я помню, мне выстрелили сюда… — он осторожно ткнул себя пальцем в грудь, — выстрелил этот, — посмотрел на подоконник. — Погоди, куда он делся?.. Ты убрал, что ли?.. — Недолго помолчав, сталкер внезапно схватил рюкзак Игоря, раскрыл, нашёл контейнер и достал его. Открыл. — Да как же… Зачем?!
— Контролёр напел, — улыбнулся Синёв, забрал у Окуня контейнер и положил обратно в свой рюкзак.
Сталкер немигающим взглядом уставился на парня.
— Скажи мне: за хрена ты это сделал?!
Игорь пожал плечами.
— Какая разница. Надо мне так было.
— Ты чё, идиот?.. Не понимаешь, к чему это приведёт?..
Парень усмехнулся.
— Давай рассуждать логически. Если бы артефакт сейчас так и лежал у меня в контейнере, ты бы умер, а мне бы пришлось как-то выбираться из Зоны. А теперь скажи: как бы я это сделал? — Конечно же, Игорь врал. Не о том он думал, когда прикладывал «Целителя» к ране Окуня. Просто не хотелось сейчас говорить об этом, тем более самому надо разобраться — кто с ним говорил…
Сталкер, похоже, не поверил в предоставленную легенду. Некоторое время на его лице отчётливо читались нерешительность и задумчивость, затем он махнул рукой и сказал устало:
— Ладно, что уж теперь, давай поедим. Подумаем заодно.
Одновременно путники стали доставать из рюкзаков различную снедь и питьё. В ход пошли консервы, тёплый чай из термоса, галеты и сухпаёк. Через пару минут оба уже трескали тушёнку.
— Игорь, а куда третий наёмник делся? — неожиданно спросил Андрей. Решил, значит, отложить разговор о ситуации парня. Либо просто оттягивает, либо хочет что-то хорошенько обдумать.
Синёв прожевал большой кусок мяса и ответил, пожав плечами:
— Я когда сюда пришёл, тут уже никого не было, кроме тебя с раной в груди и трупа на окне. Я его потом за ногу и на второй этаж отнёс, чтоб не вонял, и вообще…
— Значит, бросил их товарищ, — покивал головой Окунь. — Ну что ж, может быть, может быть… А контролёра ты завалил?
— Я. — Игорь положил ножик, послуживший ему вместо ложки, в полупустую банку тушёнки и отхлебнул чаю. — Ты скажи мне: как так получилось, что он на нас напал не тогда, когда мы в подъезд зашли, а потом? И ещё. Как он тебя под контроль не взял? Ты же стрелял тут, даже попал.
— Да взял он меня, просто несильно. Мне как будто половину понимания мира отрезало, но то, что валить наёмников надо, я помнил. Кстати, первого я, похоже, гранатой ухайдокал, а второго из автомата… Он ко мне шёл, словно вообще не боялся под пули попасть, и постоянно стрелял; менял магазин — опять стрелял… Благодаря напору сумел в меня пулю влепить, ублюдок, но после этого у него очередной магазин кончился, и там я уже его в окно впечатал. — Окунь с каким-то любовным чувством покосился на своего «Калашникова». — Что ты там ещё спрашивал? Про контролёра, да? Ну, я, честно говоря, его поведение объяснить не могу. Может, срал он, занят был…
— А что они вообще со своими жертвами делают? Ну, под контроль берут, подчиняют… А могут что-нибудь показать?
Окунь задумался, прожёвывая галету.
— Не особо они этим промышляют. Нет, ну могут показать какой-нибудь глюк вроде того, что в тебя твой товарищ целится, но чтоб прям что-то этакое… А тебе что, показал?
Игорь вкратце пересказал Окуню суть того «фильма», который ему «запустил» в сознание контролёр.
— Странно-странно, — задумчиво пробормотал сталкер, выслушав рассказ. — Я такого никогда не слышал. Странный, однако, он. Значит, там, в Припяти, он был ещё человеком, а потом… — Андрей произвёл в уме какие-то вычисления и озабоченно посмотрел на Игоря, сказав: — А я ведь серьёзно не понимаю, на фиг он это сделал…
— Он ещё перед этим, похоже, мою жизнь смотрел, — сказал Синёв. — Может, ему просто надо было с кем-то поделиться своей душевной болью? Он так на меня пялился…
Окунь посмотрел на Игоря как на сумасшедшего:
— Хочешь сказать, мутант тебе исповедался?
— А как ещё объяснишь? Просто так он, что ли, застрелился?.. Моими руками.
— Ну да, ну да… — выдавил сталкер, еле сдерживая смех. — Психолог ты наш великий… пришёл в Зону, и все разумные мутанты побежали ему исповедаться, душу изливать… чтоб грехи отпустили… Ха-ха-ха!.. — Окунь уже не сдерживался, а ржал в полный голос.
Игорь усмехнулся и сказал:
— Ну, мало ли, чего в Зоне не бывает. — Он вспомнил игру кабанов и псевдособак. — Странные вообще тут вещи творятся. Покойники вон оживают, — он кивнул на красное пятно на костюме сталкера.
Окунь поскрёб пятно ногтём.
— Вот чёрт, а… Круто, блин, за зомбака ещё примут, чего доброго… Ладно, потру салфеткой — потускнеет, а кто спросит — спросят обязательно — скажу… что мутанты напали, их кровяка.
— Обязательно потри, — кивнул Игорь. — А то оно такое яркое, что за пару сотню метров видно. Не хватало ещё, чтоб меня из-за тебя вальнули.
Окунь перестал смеяться и кивнул.
— А знаешь, что я подумал, — задумчиво произнёс Игорь после недолгой паузы. — Помнишь, ты ночью рассказал мне про привязку людей к Зоне? А что, если не она их к себе привязывает, а наоборот — люди к ней сами привязываются?
— Это как? — Окунь удивлённо посмотрел на Синёва.
— Ну, вот большинство людей же приходят сюда без какой-либо определённой цели, точнее — она присутствует, но её понимание размыто. Найти много-много дорогих артефактов, сдать их учёным — и свалить до конца жизни с заработанными деньгами за границу. Но, как только становится понятно, что сделать это невозможно, — те, кому удалось выжить к моменту осознания сей простой истины, — сначала впадают в депрессию и начинают пытаться ухватить за любую ниточку, которая сделает их существование хоть немного осмысленным. В итоге, наслушавшись разговоров «стариков» о «коварной Зоне», они начинают верить, что Зона действительно живая. И может защищать тех, кто верит в неё… Тогда вроде бы и жизнь обретает какой-то смысл. Наверно, это сродни ощущению, будто живёшь бок о бок с разумным существом, а то и с человеком … — Игорь попытался собрать мысли воедино, но они разбегались. — Не знаю, как точнее объяснить… Я этого не проходил, поэтому мне сложно об этом говорить. Но тебе, думаю, понятно.
Окунь молча смотрел в окно, на моросящий на улице дождь, доедая остатки тушёнки из банки. Опустошив, бросил жестянку в угол и сказал:
— Не знаю я. Давай лучше собираться. Сначала оружие почистим, а потом выдвинемся…
Упаковав остатки еды обратно в рюкзаки, путники занялись чисткой оружия. Разбирать автомат под шум дождя воды было как-то по-особенному приятно. Поэтому не разговаривали, да и уход за оружием — дело кропотливое, требующее сосредоточения. Потом принялись за проверку снаряжения и изучение вещей убитых наёмников.
* * *
Примерно через час путники выбрались из пятиэтажки и взяли курс на базу «Свободы». Дождь уже кончился, и аномалии стали видны не так хорошо, ибо вода омывала их контуры. Конечно, осадки не все аномалии позволяли заметить, например, на «Жарку» дождь не влиял, но многие.
Возвращаться решили по поверхности, так как в подземельях после их прохода такое поднялось, что даже мысль о них вызывала страх.
Первым шёл Игорь, потому что Окунь, несмотря на чудесное излечение, был ещё слаб после ранения, и жаловался, что у него с выходом на улицу всё начало расплываться перед глазами. Всё-таки Синёв уже имел какой-никакой опыт в обнаружении аномалий, да и детектор сталкера был под рукой, поэтому разницы, в сущности, немного.
* * *
До базы добрались, когда блёклое пятно солнца за тучами уже клонилось к горизонту. Дорога выдалась спокойной, поэтому Игорь с Андреем много раз делали привалы, чтобы Окунь мог отдохнуть для продолжения пути.
Пройдя на базу, они добрели до бара. У блокпоста казалось, что расстояние до него непреодолимо, ибо болело всё: ноги — от длительной и тупой, медленной ходьбы; голова — от частых поворотов; руки — от автомата. К тому же в ботинках хлюпала набранная в лужах вода. Когда Игорь тяжело опустился на скамью, невольно подумал, что запомнит этот момент облегчения на всю оставшуюся жизнь. Хотя какая тут к чёрту жизнь! Перспективы вырисовываются невесёлые. Три недельки с «хвостиком»…
Игорь огляделся. Народу на базе было не много, но глаз уже замечал ходоков, пришедших из рейда — усталых, тяжело идущих, но в большинстве своём довольных. Вряд ли сегодня на базе будет столпотворение, как вчера, потому что «бегов» не намечается.
Окунь подозвал бармена и заказал два стакана чая — согреться. Когда парень принёс заказ, путники минут пять молча обогревались, отпивались. Затем Синёв спросил:
— Слушай, а где мы ночевать будем? И вообще как дальше поступим?
Окунь взялся за место ранения, осторожно потрогал его через костюм и ответил:
— Ночевать тут, так как с утреца завтра Выброс должен бабахнуть. — Он посмотрел на Игоря. — Эх, знали бы, что всё так обернётся… Продлили бы утром плату за комнату, и получилось бы как оптом, а теперь ночёвка дороже будет стоить…
Игорь фыркнул.
— Не, это на самом деле не самая большая проблема…
Андрей помолчал и заговорил:
— Помнишь, я в пылу нашего разговора в «Ста рентгенах» сказал, что мы вместе поедем к Кроту и покрошим всю его банду? В этой формулировке смысл утрирован, но, в общем… попытаться, думаю, можно.
— Ты серьёзно? — Игорь с надеждой посмотрел на сталкера.
— Ну, я же теперь неуязвим, — он хитро улыбнулся, намекая на своё недавнее исцеление. — Правда, неизвестно, на какое время, да и смогу ли теперь вообще выйти за Периметр, может, артефакт меня привязал… но если… Короче, поглядим.
— Спасибо… — искренне произнёс Игорь, которого захлестнула волна надежды: у него ещё есть шанс выбраться отсюда и остаться в живых!
По лицу Окуня скользнула улыбка. Но он сразу же спрятал её и сказал:
— Никогда не благодари раньше времени.
— Ты про «Целителя» так же говорил, но мы его нашли.
— И тут же потеряли…
— Не потеряли, а я спас тебе жизнь! Может, это неслучайно всё. Элемент судьбы какой, или как такие штуки называются…
— Элемент? — Окунь с непонятным чувством посмотрел на Синёва. — Ты фаталист?.. — Тут в его взгляде вспыхнула догадка, и он гораздо громче добавил: — Слушай, а ведь прозвище я тебе так и не дал!
Игорь секунду подумал, а затем неуверенно произнёс:
— Может, и не надо?
Окунь задумчиво покусал нижнюю губу.
— Как знаешь.
— Ну, так даже лучше. О! А почему тебя Окунем зовут? По-моему, не лучшее прозвище из всех…
Сталкер развёл руками:
— В Зоне прозвища получают за душевные качества, привычки или отличающие от других людей поступки. А прозвище такое я получил вот за что… Тогда я был новичком, можно сказать, «отмычкой». Поначалу все звали меня Молчуном — за немногословность, понятное дело. Наставником моим являлся опытный сталкер, которому лет было где-то под сорок, на протяжении которых он уже успел порядком утомиться жизнью. Говорил, что я у него последний ученик. Мол, как обучит шкуру свою беречь — так пройдётся по всем своим тайникам и айда в Голландию. Жить он там всё мечтал, уже не помню даже, почему…Ну, ушёл он в итоге из Зоны, правда, неизвестно, как жизнь у него устроилась… В общем, хороший он был ходок, да и человек неплохой. Меня впереди себя всё время по Зоне не гонял, хотя случалось, конечно… Но и не жаловал, если не в настроении. Короче говоря, относился нормально. Как-то раз пришли мы из пустяковой ходки в деревню новичков, хабар свой нехитрый сдали и у костра расположились. Там уже сидели несколько старателей, вели меж собой беседу на такую необычную тему: есть ли в окрестных озёрах и реках рыба или нет. Обучаемым, как ты сам наверняка понял, вообще не положено наравне с тёртыми вольными ходоками общаться, да и сидят они обычно двумя разными компаниями, но по причине не таких уж малых лет мне разрешали с ними присаживаться. Хотя участие в беседах я принимал посредственное, так вот и в тот раз особо активным не был. Мой наставник к спору присоединился, и потом они все дружно, за исключением него, решили, что, мол, нет в местных речках места нормальным карпам, щукам да окуням, а если и есть какое-то подобие рыбы, то исключительно трёхметровые сомы. Я вполуха разговор слушал, а в конце вдруг так сильно захотел наставнику своему помочь… Говорю, есть рыба, сам видел. Нормальная, причём, а не только сомы. Старатели на меня так удивлённо посмотрели, а потом один сказал с ухмылкой: «А ты докажи! Поймаешь — ваша правда!» Ну, слово не воробей, это всем понятно, поэтому пришлось самому смастерить удочку и таскать её потом везде с собой для подходящего случая. И вот как-то раз мы с наставником оказались на восточном краю Агропрома. Там, где раньше река протекала, ныне высохшая почти. От неё там маленькие озёрца остались, которые постоянно то осадками пополняются, то реками подземными… Но нам повезло: мы набрели на большое по меркам Зоны озеро, метров примерно сто в диаметре. Короче говоря, закинул я в него удочку, сел на землю и ждать стал. Минут через пятьдесят какая-то мелочь клюнула, но я только поругался и выкинул её в сторону. А потом, когда уже засыпать начал и чуть ли не в озеро заваливаться, за крючок кто-то так сильно дёрнул. Я мигом очнулся, спохватился — и как потянул на себя удочку!.. Смотрю — на крючке рыба, окунь, мелкий, правда, но ничего… и так сошло. Наставник удивился очень, положил его в банку с водой — и в таком виде мы его до Кордона за пару суток донесли. С тех пор и зовут меня Окунем.
— Ага, вон как оно прозаично бывает, — весело усмехнулся Игорь. — Хоть целый рассказ пиши. А сменить-то ты прозвище не хочешь?
— Ну-у… — замялся сталкер. — Знаешь, я думал над этим. Но память, уважение к прошлому и всё такое… Хотя оно мне нравится всё меньше и меньше…
— Ну и вот! А только недавно новую жизнь получил.
— Точно, — улыбнулся Окунь. — Жаль только, изменить его нельзя. Многие меня под этим прозвищем знают. Но у меня есть предложение. Придумай прозвище, каким будешь звать меня только ты.
— Только я?! — удивился Игорь.
— Не, ну вот человек… Вторую жизнь дал, а прозвище не хочет… Даже для себя одного. Ну, как бы ты меня назвал?
— Ладно… сейчас… — Синёв на пару секунд задумался, потом уверенно сказал: — Миротворец.
— Почему так? Из-за фамилии?
«А какая у него фамилия? — недоумённо подумал Игорь, но, прокрутив в памяти события последних дней, вспомнил случай на подходе к «Ростку», а именно допрос дежурного «долговца». — Точно, Мироненко…»
— Не только, — мотнул он головой. — Во-первых, ты ходил за Аспиранта к Настою, хотя мог запросто этого не делать. Плюс то, что ты сделал для меня. Попытался помочь и едва… почти погиб. Ты установил чёткие границы своего мира и не переступаешь через них. Вот почему.
— Тогда катит. Но Миротворец — слишком длинное слово для Зоны. Прозвище должно произноситься на одном дыхании, чтобы если вдруг человеку угрожает опасность, его можно быстро окликнуть.
Игорь нахмурился.
— Я ведь не собираюсь в Зоне оставаться, а раз прозвище для меня одного, то…
— Ну, пусть это будет моя привычка, — подсказал Окунь.
Синёв пожал плечами:
— Ладно. Если сократить, получится Мир.
— О, класс! Звучит. Ну, раз всё решено, то пошли к Михалычу. — Он встал, взвалив на одно плечо рюкзак, кинул на стол плату за чай и вдруг замер. Затем обратил настороженный взгляд на Игоря, глядя будто даже не на него, а куда-то в пустоту, и тихо с присвистом спросил:
— Слышишь?..
Игорь прислушался. Сначала ничего необычного он не расслышал, однако потом его ухо уловило какой-то далёкий, на одной ноте гул, и… будто земля под ногами начинает вибрировать. Он обеспокоено посмотрел на Мира и ответил:
— Кажется, слышу…
— Вот же чёрт! — резко оборвал его сталкер, глянув на небо — оно сплошь переливалось багрово-красными тонами. — Тоже мне, охраняющие, идиоты, ё-моё!.. Выброс же!
Он завертел головой по сторонам, останавливаясь глазами на группах беседующих ходоков и одиночках, что бродили по территории базы, потом поднял левую руку вверх и громко прокричал:
— Люди! Выброс!
Сталкеры и новички тут же поднялись на ноги, подняли взгляды. Синёва что-то напрягло в окружающей атмосфере; вслушавшись, он понял, что слышит гул, который идёт с той стороны, откуда они с Андреем пришли, и нарастает. Только он хотел спросить Мира, что это значит и что вообще делать дальше, как один из ходоков прокричал:
— Точно, братаны! Выб…
Запоздало завыла одинокая сирена, закреплённая на крыше здания штаба-гостиницы, извещающая о приближающейся опасности.
— Куда теперь? — спросил Игорь.
— К Выбросу готовиться, — хмуро ответил Мир и направился прочь.
Фразу «готовиться к Выбросу» здесь понимали как перенос бара в подвал штаба-гостиницы на время, пока буйство местной аномальной природы не сойдёт на нет. Так за пятнадцать минут большой, весёлой и дружной компанией ходоки вместе со «свободными» перетаскали под землю все необходимые предметы и вещи. Это шкаф из бара с алкоголем и всякой снедью внутри. Так называемые стулья и столы, скамьи. Ещё вдобавок захватили побольше еды. В общем, напаслись про запас. Когда двери временного бара закрылись, и на улице не осталось ни одного человека, до Выброса было ещё минут пять. Помещение действительно было тесноватым для такого количества народу, но, как говорится, в тесноте да не в обиде. И не в счёт, что тут воняло затхлостью, очень скоро этот запах заменил аромат открытых консервов, колбасы, алкоголя и пота. Многие вокруг веселились, и Мир также присоединился к одной из компаний.
Оказывается, промокли не одни они с Андреем, так что тут развернули целую сушилку: разрешили повесить одежду сушиться, снять обувь и даже выдали до ужаса заношенные, буквально разваливающиеся кроссовки, сандалии, кеды.
Потом помещение сотряс мощный толчок; лампочка на длинном проводе закачалась, зазвенели стаканы. На некоторое время голоса вокруг затихли. Люди стояли, побледнев или наоборот — порозовев — и смотрели в одну точку, словно куда-то в пространство. Некоторые побежали в туалет. Ясно было, что все переживают «синдром Выброса», о котором Синёву рассказал Андрей. Однако Игорь вообще ничего необычного не ощущал. Когда вокруг снова стал нарастать гул голосов, он так и не решил, хорошо это или плохо.
Участия во всеобщем веселье Синёв не принимал. У него было неподходящее для этого, задумчиво-печальное настроение. Зато, говорят, для творчества это самое лучшее внутреннее состояние. Поэтому, просто посидев какое-то время и, в конце концов, выпив банку энергетика, Игорь нашёл в рюкзаке (откуда только взялось?) мятый листок бумаги и карандаш. Мысли в голове легко складывались в рифмы. Не сказать, чтобы он считал себя и уж тем более был замечательным поэтом, но иногда увлекался. Это хороший способ излить в краткой форме всё, что накопилось на душе. А мыслей у Синёва для этого за последнее время набралось приличное количество.
* * *
Примерно через два часа бар окончательно перестали сотрясать какие бы то ни было толчки. И чуть погодя люди поднялись наверх. Те, кто не успел «набраться» скорее кинулись прочь с базы — собирать родившиеся во время Выброса артефакты. А другие остались либо потому, что уже много выпили, либо просто не хотели никуда идти.
Мир с Игорем поднялись чуть ли не последними. Синёв с удивлением заметил, что тут темно, как ночью, хотя было ещё слишком рано для наступления темноты.
— После Выброса всегда темнеет, — ответил Мир на немой вопрос в глазах Игоря, — обычно он гремит ближе к восходу солнца, когда и так ещё ночь, поэтому ничего такого с «освещением» не происходит. Но если Выброс ранний или ближе к вечеру, то до следующего утра наступает ночь. Ладно, пойдём на блокпост, сейчас гон будет.
— Что? — Игорь впервые слышал это слово.
Сталкер махнул рукой, мол, сам сейчас всё увидишь.
Оказалось, гон — это такое явление, когда самые разномастные мутанты, возбуждённые прошедшим выбросом, сливаются в огромные три-четыре «волны» и «плывут» в разные стороны от самой ЧАЭС по направлению к Периметру Зоны, снося всё на своём пути. Никому доселе не известно, что они при этом чувствуют и как каждый раз соблюдают практически один и тот же маршрут. Впрочем, из всех тайн Зоны эта не самая волнующая и загадочная. Очевидно то, что в результате гона ходокам доподлинно становится известно о надвигающейся буре, а военным на барьерах приходится немало потрудиться, чтобы остановить упорных зверушек.
«Волна» гона, которая проходит близ базы «Свободы», обычно почти не затрагивает её, хотя, конечно, бывали случаи, когда часть мутантов отбивалась от «взвода» своих соратников и в бешенстве нападала на защитников блокпоста. Но на этот раз звери следовали на значительном удалении от базы.
Множество сталкеров и «свободовцев» расположились на входе на базу, приведя оружие в боевую готовность. Для некоторых предстоящее действо было не больше, чем просто развлечение. Вспыхнул мощный прожектор, закреплённый на крыше невысокой будки.
Первыми из-за холма показались кровососы, за ними химеры (Игорь узнал их по тем описаниям, что имелись в энциклопедии в Сети), следом двигались укутанные в длинные плащи мутанты, которые и на мутантов-то похожи не были — с виду обычные люди; однако когда один из них выпростал из-под полы плаща длинную клешню вместо руки и рубанул ею по голове толкающемуся, бегущему рядом товарищу, все сомнения развеялись. Затем спешили контролёры, которые не то, что не пытались подчинить себе защитников базы, а даже друг на друга внимания не обращали. Хотя вообще никто из мутантов на своих собратьев не реагировал, будто тех и нет. Да, бывало, кого-то задавливали, но то просто в неразберихе, если сам запнулся.
За контролёрами переваливались гиганты… К неудовольствию людей, один из них он отделился от «волны» гона и направил затуманенный взор на блокпост.
— Похоже, сейчас кинется, — сказал «свободный», вцепившись в пулемёт Дегтярёва, стоящий на сошках. — Готовьтесь.
Мутант — бесформенная туша с толстыми руками-ходулями и маленькими красными глазками на овальной голове — сделал шаг по направлению к блокпосту, слегка пошатнулся от толчка соратника в спину — и, рыкнув, понёсся вперёд, да так, что земля под ногами стала немилосердно сотрясаться. По гиганту тут же открыли ураганный огонь. Шкура у него была под стать броне, поэтому автоматчики, чьи оружия начинялись 5.45-мм патронами, старались бить сразу по самому уязвимому месту мутанта — глазам. Пулемётчик же лупил безостановочно, и его основной задачей было куда угодно, но лишь бы попасть в надвигающуюся тушу. По телу урода бегали кровавые борозды, пули калибра 7.62-мм и пулемётные очереди вырывали куски мяса, но в первую минуту он бежал, словно ему всё это нипочём. Лишь затем, начинённый свинцом, стал замедляться. Примерно в пятнадцати метрах от блокпоста остановился, завалился набок и, задёргав конечностями, замер.
Игорь, который уже готов был сорваться и побежать назад, если гигант бы не остановился, облегчённо выдохнул и убрал начинающий неметь палец со спуска.
— Молодцы! — крикнул пулемётчик, обернувшись на остальных и вытирая пот с лица рукавом.
Тем временем мимо базы уже проходил «хвост» «волны», в котором бежали самые разные звери. Чуть ли не последним на четвереньках скакал снорк. Он остановился на дороге и повернул голову в сторону блокпоста. Сделал один прыжок по направлению к нему, но, получив в бок короткую автоматную очередь, довольно резко для раненого существа скакнул вправо и бросился по своему прежнему маршруту.
— Мужики! — Добродушный пулемётчик встал и отсалютовал всем ходокам. — Спасибо за помощь!
Ответом ему стал дружный гомон голосов.
Воя из первых рядов гона здесь уже не было слышно, но новый порыв ветра вдруг принёс с собой отголосок далёкой очереди.
— Это где стреляют? — спросил Игорь, передёрнув предохранитель.
Мир закинул автомат на плечо и ответил, повернувшись в сторону базы и медленно направившись прочь от блокпоста:
— На «Ростке».
Синёв зашагал рядом с Андреем и недоверчиво покосился на него.
— Но это же далеко. Как так слышно?
— Ну и что, что далеко? Ветер, да плюс аномалии так удачно выстроились. К тому же ведь есть слуховая аномалия. Всего одна и редкая, но есть. Может, в ней всё дело…
— Эй! — вдруг раздался окрик сзади.
Путники повернулись и увидели Филио. Одетый в обычную кожанку, он держал в руках шестиструнную акустическую гитару.
— Мать твою! — воскликнул Мир. — Ты где её взял, прошлую же разбили, а других не было!
«Свободный» хитро улыбнулся.
— Места надо знать. И связи иметь.
— Слушай, ну красавчик! — Сталкер подошёл к приятелю и провёл ладонью по гитаре, словно желая будиться, что она реальна.
— Короче, сейчас всё тащим из подвала на воздух — и продолжаем вечер, — сказал Филио, перехватывая в руках инструмент.
— Без проблем. Эй, люди! — Сталкер привлёк внимание бродящего вокруг народа и воскликнул: — Тут Филио гитару надыбал, давайте быстрее всё стащим и продолжим праздновать?
Ответом ему были одобрительные возгласы.
— Можно подумать, мы тут не переносом занимаемся, — проворчал самый ближний ходок с двумя ящиками-стульями в руке, но всё же пошёл чуть быстрее. Как он успел уйти от блокпоста до подвала и обратно?.. А, он же не участвовал в расстреле гиганта.
— Андрей, — обратился Игорь к сталкеру, — а можно я тоже сыграю?
— Ты умеешь?
— Ну, как бы да.
— Ладно, первым будешь, — кивнул Мир.
Вскоре в «летнем кафе» устроилось уже порядка полтора десятка человек. Все смотрели на Игоря, который сидел в центре с гитарой и пока что просто так перебирал пальцами по струнам, подбирая мотив.
Мир уселся неподалёку вместе с Филио; каждый взял по банке энергетика.
Наконец, голоса затихли. Из звуков остались лишь далёкие отголоски воя мутантов и потрескивавшие в разведённом в металлической бочке костре угольки. Синёв положил перед собой листок с написанной только что песней, подумал немного, как всё же лучше начать, и начал играть. А потом запел:
— Не важно, в пути или дома
И насколько ты уже продрог,
Ведь ты не окажешься сломан
На одной из перекрестных Дорог.
Мир разбивается градом,
Тихо неба опускается свод,
Но я точно знаю, что надо
И потому я иду лишь вперед.
Немой зов поднимается выше,
Разрывая пустошь вокруг.
Но ведь люди меня не услышат –
Теперь только я себе друг.
На ходу поднимаю ворот,
Под ногами укрепляется лёд,
За буран удаляется город…
Не сдаюсь, я иду лишь вперёд.
Всё уверенней, шаг за шагом,
Всё сильнее непогода ревёт,
Я смеюсь, будто так и надо –
Кто не знает, тот меня не поймёт.
Мир рассыпается градом,
По ногам уж забирается лёд,
Я смеюсь, будто так и надо –
Знаю, что не зря шел вперед.
Не важно, в пути или дома
И насколько ты уже продрог,
Ведь ты не окажешься сломан
На одной из перекрестных Дорог.