— Ты бы как-то поаккуратнее с девушками–то… А, воевода?
Беорн хмурился, оглядывая рану на спине пострадавшей. Рана глубокая, много крови вышло.
— Что сталось-то? Рассказывай… И вон тот ларец подай, коли не сложно.Воевода молча подал ларь. Слова не шли. Как это вообще можно описать? Он с болью смотрел на залитое кровью, разорванное платье. На прилипшие к бледному личику каштановые волосы и полураскрытые синеватые губы.
Какой беспечный дурак!
Видел же, видел!
Не догадался, не уследил… Мог ведь предотвратить — стоило только подойти раньше!
Женщины принесли воду. Поохали, повздыхали… Старейшина кинул изучающий взгляд на воеводу.
— Ну, ну… Раскудахтались! Идите-ка ещё воды принесите. И не вздумайте в общине шум поднимать! Узнаю — на полях до зимы работать будете, а не мне помогать!
Помощницы притихли, быстро налили воды и попятились к двери.
— И Яирне мне позовите! — полетело вслед.
Жан побледнел, поняв, в чём его подозревает Беорн.
— Не надо повитуху!
Но женщины, кивнув, уже вышли. Старейшина испытующе смотрел в угрюмое лицо человека, который без объяснений вломился к нему поздней ночью, держа на руках его любимицу в окровавленном льняном платье. Затем устало вздохнул и тихо сказал:
— Жанко… Я ведь всё равно узнаю.
— Не надо на меня так смотреть, Мастер Беорн, я её и пальцем не тронул!
— Тогда сказывай, что у вас там сталось!Воевода помолчал и начал рассказывать. Как мимолётно увлёкся белокурой красавицей, как красавица становилась всё назойливее. О том, как подружились с Драккати, и про сны в гарнизоне. И даже о том, как не мог оторвать от неё взгляда на свадьбе Тора Ашиника!
— Я сначала не хотел к ней подходить, не хотел портить ей праздник. Мы ведь просто общались, я не знал, что сказать ей… А затем потерял из поля зрения. Искал, сказали, что видели, как её в лес понёс какой-то мужчина. Проследил, на всякий случай - думал опять обижает кто… Но нет. Свидание, как свидание. Только себя ругал, что промедлил, упустил. А потом ко мне прибежала её перепуганная подружка и начала тараторить, что девчонки дерутся на ножах!
— Вот оно как, — Беорн хмурился. — И где вторая девушка?
Он не успел получить ответ — в дом вошла Яирне. Тепло поприветствовав мужчин, она подошла к девушке, жестом подзывая свою помощницу, вошедшую следом.
— Мужчинам лучше выйти. Если понадобится, я позову.
***
Они сидели на крыльце старого дома старейшины и молчали, слушая ночь, переливающуюся голосами ночных птиц и шумящей листвы. Неподалёку протекала речка Олушь. Всплески воды от рыбы и вёсел были слышны даже здесь. Эхо хорошее.
— Ани в доме, который вы мне отдали, мастер старейшина.
Беорн изумлённо посмотрел на Жана.
— Так пока будет лучше. С ней её подруга и моя охрана у дверей. Это моя вина, и я не хочу, чтобы кто-то ещё пострадал.
— По какому праву решение принято без участия главы общины? Ты, милок, может, забыл, кто здесь решения принимает?
Жану вдруг почудилось, что пред ним не старик, а молодой, сильный духом, всезнающий мастер Беорн, каким он его запомнил много лет назад.
— Твоё дело здесь — война да безопасность. А уж что делать с незамужними влюблёнными девицами — это я и без тебя решу.
— Не любит она меня, дядя Беорн, — вздохнул Жан, опускаясь на прохладный дощатый пол. — Вы ведь нас с детства знаете с Леонеллем. Наверняка и про историю с ведьмой слышали.
— Слышал. Как не слышать… Что сказал тебе Леонелль?
— Полукровки нужны. Или другая раса. Те, на кого проклятие не действует.
— И что, много ты полукровок за последнее время видел?
— Ни одной.
Старейшина задумчиво смотрел куда-то мимо собеседника.
— Значит ещё не время.
— Дядя Беорн, что вы сейчас видели?
Жан с надеждой наблюдал за знакомым остекленевшим взглядом старого друида. Он был бы рад услышать хоть какую-то подсказку, намёк, как сложится его судьба.
— Физию твою влюблённую видел, — Беорн ласково улыбнулся. — Будут у тебя дети, воевода. Две новые жизни от твоего рода идут, коли выберешь верно. А девушек верни домой. Охрана им, конечно, не повредит. Токмо ведь, коли узнают, что у тебя они живут, кто их замуж-то опосля возьмёт?
***
Над общиной расстилалось холодное утро. Моросил противный мелкий дождик, рубаха пропиталась сыростью. Лессканский принц Жан Лесск Стааль так и заснул на крыльце, проспав до раннего утра в неудобной позе. Яирне утром выходила проведать его, но увидев, что он спит, будить не решилась. Вернулась в дом, нашла плотное шерстяное покрывало и осторожно укрыла им воеводу. Тот вздрогнул во сне, молниеносно схватил её руку, но, приоткрыв глаза, отпустил.
— Шли бы вы домой, воевода. Простынете ведь.
— Ничего, я привык. В походах да на войне все равны.
Жан поднялся и расправил затёкшие плечи.
— Что с девушкой?
— Мы сделали всё, что могли... Драккати по–прежнему без сознания. Кровотечение мы остановили, но заживать будет долго.
— Но она выживет?
— На всё воля Родана. Он даёт жизнь, он её и забирает.
Жан шагнул к двери. Яирне нехотя скользнула в сторону, освобождая ему путь, и невольно прониклась уважением к его упрямству и тревоге за девушку.
Драккати лежала на грубо сколоченной постели - перебинтованная, накрытая чистой простынёй и одеялом.
Сердце сжалось. Жан присел на край кровати, бережно поправляя упавшие на лоб пряди каштановых волос. Как же ему хотелось ещё раз прикоснуться к этой удивительной девушке, сколько ночей ему казалось, что она рядом! Это было каким-то безумием — наяву касаться её волос, чувствовать шёлк её кожи…
Принц перевёл взгляд на краешек промокшей повязки, торчащей из-под одеяла, и стиснул зубы: «Лучше бы это был сон!».
Яирне валилась с ног от усталости. Но старый Беорн отправился спать, а раненную девушку было опасно оставлять без присмотра. Рана могла вновь закровить. Помощница тоже давно сопела в кресле. Звать женщин, что помогали Беорну, не хотелось. Они вполне справлялись с постельными принадлежностями и помощью по хозяйству, но лекарка была не уверена, что они справятся и с этим. Оставалось пить заваренную травку, от которой сон на какое-то время отступал, и неслышно, чтобы никого не разбудить, толочь в ступке целебные корешки. Благо эти корешки в изобилии произрастали на заднем дворе дома старейшины. От очага веяло теплом, которое в это сырое утро было весьма кстати.
— воевода Стааль… Идите домой. Пока ещё не все проснулись, вы успеете дойти.
Жан отвлекся от своих невесёлых мыслей:
— Успею до чего?
Яирне выразительно перевела взгляд на заляпанную кровью рубаху. Он все понял без слов. Идти в таком виде домой было, по меньшей мере, неприятно. Особенно зная, чья это кровь. Многие ведь видели, как он выносил её из палатки! Сплетен про него и так было предостаточно, но к таким сплетням он был не готов. Люди сами сделают выводы и приукрасят — только дай повод.
Жан нехотя оторвал взгляд от девушки, понимая, что лекарка права: как бы ни хотелось остаться, идти придётся именно сейчас.
— Я приду вечером.
И не успела захлопнуться за воеводой дверь, как в неё проскользнул красивый большой белоснежный кот. Яирне пыталась выгнать его веником, но кошар демонстративно улёгся у ног девушки, смиренно терпя побои и прижав уши. И лишь когда Яирне попыталась ухватить его за шиворот, он вздыбился и грозно зашипел, а затем снова улёгся, одарив её таким взглядом, что у неё пропала вся охота связываться с незваным гостем.
* * *
Зайцы, коты, волки, деревья, снова зайцы… Беспощадная череда какого-то хаоса. Снова тьма.
— Догоню, догоню, догоню мою льдинку!
Я хлопаю ладонями вслед весёлой белокурой хохотушке, едва научившейся переставлять маленькие ножки. Девочка, сияя от радости, бежит во весь дух. Потом останавливается, оборачивается и хитро смотрит на меня голубыми, как лёд глазищами.
— Поймая! Мам, я тебя поймая!
— Сайти, моя Сайти, — нежно шепчу я, уже никого не видя.
Тишина. Без времени, без пространства. Никаких мыслей, образов, воспоминаний. Словно чистый, неисчерканный лист. Чёрный, как сама Бездна.
Боль расколола тьму. Чья-то мокрая морда, счастливо урча, тыкалась мне в ухо, а тёплая, большая ладонь гладила моё лицо, осторожно подбираясь к волосам. Я приоткрыла глаза. Передо мной на полу сидел знакомый лессканец. Мне померещилось, что я всё ещё сплю — уж слишком нереальной была картина. Какое-то время я разглядывала его красивое, спокойное лицо, длинные волосы, водопадом струящиеся по отточенным в боях мускулам...
А ведь недавно он отшвырнул меня в угол палатки, словно ненужную куклу! Как будто я была в чём-то виновата…
Морда настойчиво тыкалась мне в ухо и щекотала усами шею. Я догадалась, что это кошка, только ведь у Беорна — похоже, я снова на злополучной койке — никогда не было кошек. В деревнях их было полно, но общинники редко обзаводились подобной живностью, зная, что рано или поздно могут уйти. Я попыталась избавиться хоть от чего-нибудь: либо от кошки, либо от ладони. Кошка обиженно мяукнула и умостилась в ногах. Белая, огромная — гораздо больше привычных Васек и Мурок! А уж тяжёлая, зараза…
Черноволосый красавец, заметив моё движение, убрал руку и наклонился к моему лицу. В панике я зажмурила глаза, искренне надеясь, что сойду за спящую. Отпихнуть я его не могла — сил не было, да и лежала я на животе, вывернув голову. Так что поцелуй пришёлся в краешек губ.
Сердце заколотилось о ребра. Где же Беорн?
— Драккати, девочка моя… — Жан поцеловал меня в щёку. — Как же я рад, что тебе лучше, родная!
Ещё один поцелуй в висок.
Ой, мама! Кажется, я что-то пропустила!!! Почему я родная? И вот зачем он сейчас это делает? Ощущения такие… странные!
Прокручивая в памяти последний интригующий момент, я осознала одну крайне важную в данный момент деталь:
— Пить хочу.
Он улыбнулся. Не знала, что Жан может так мило улыбаться! Что-то тёплое было в его взгляде, и от этого хотелось натянуть на себя одеяло по самую макушку. Жаль только, сил не было.
— Кати, я дам тебе воды, только мне придётся тебя поднять. Думаю, будет больно.
— А мне можно... шевелиться?
Спина и плечо взрывались болью при каждом движении, но возможность изменить положение затёкшего тела радовала гораздо больше перспективы боли.
— Можно, коли не шибко.
Я скосила глаза на улыбающегося старейшину и искренне обрадовалась его присутствию. Если он рядом, значит, всё в порядке!
— Пойду, прогуляюсь, погодка-то нынче уж больно хороша. Понадоблюсь — я в кухне. Старейшина оперся на свой посох, закинул на плечо мешок и, подмигнув, оставил нас. Я тоскливо проводила его взглядом, сама не зная, окликнуть его или нет. Меня смущало поведение молодого воеводы, но с другой стороны, ему было легче хотя бы поднять меня, чтобы дать мне, наконец, попить.
Меня осторожно сгребли в охапку вместе с одеялом. Я стиснула зубы — было больно, бездна раздери! Ещё и шея затекла! воевода бережно усадил меня к себе на колени и, наконец, дал воды. Я жадно пила, наслаждаясь каждой каплей. Тело неприятно покалывало иголочками, рука ныла. Как говорил Беорн: «Раз болит, значит, живое!». Радости, правда, по этому поводу было мало.
— Сколько я лежала?
Жан задумался:
— Два дня. Уже почти три, если быть точным.
Ого! Ну, хоть не зря пострадала…
— Аника жива?
— Все целы, — тихо ответил он. — Кати, скажи мне только одно: что у вас случилось? Вы из-за меня, что ли, дрались? И не смотри на меня так укоризненно!
Да больно надо!
— Ты почаще разбивай женские сердца и не такое повидаешь…, — буркнула я. — Жить она не хотела! Ещё чего придумала, из-за мужчины на нож бросаться!
— О, Родан…
Жан застонал и уткнулся в моё бесчувственное плечо. Я могла, должна была его оттолкнуть, но… Что-то внутри меня подсказывало, что делать этого не нужно.
— Ты очень храбрая девушка, Драккати, — качнул головой воевода. — У тебя будет всё, что пожелаешь, только поправляйся…
— Не стоит, — смущённо отвернулась я.
Хотелось встать. Очень. Стиснув зубы, я потянулась ногами к полу, придерживая одной рукой одеяло. Левая по-прежнему слушалась плохо.
— Ты куда? — он перехватил меня рукой поперёк талии, притягивая обратно к себе.
— Хочу размяться.
Размяться и перестать дрожать от… его прикосновений и взглядов! Он же обнимает, обнимает!
— Только очнулась, а уже рвёшься встать, — укоризненно заметил Жан.
Голос у него был глубокий, мягкий, низкий. И глаза красивые — не то серые, не то синие. Как пасмурное небо. Я давно заметила, что они меняют цвет в зависимости от настроения или освещения. Глядя в эти удивительные серо-синие глаза, я тихо попросила:
— Пожалуйста, Жан…Воевода вздохнул и поднялся вместе со мной. Несмелый первый шаг по прохладному деревянному полу... Второй… Кажется, Жан рискнул меня отпустить. Напрасно! Голова закружилась, меня качнуло. Он поймал меня, подхватил на руки и одарил укоризненным взглядом, вздёрнув смолистую бровь. Если Ани узнает, что он меня тут на руках носит, одной травмированной рукой дело не обойдётся!
— Драккати, я же говорил, что тебе рано, милая…
Да уж, за эти два-три дня я точно пропустила что-то важное! Мы, конечно, приятно общались, но ни милой, ни родной я никогда не была. Меня пугали такие перемены.
— Прекратите так меня называть! Мы с вами едва знакомы, а у меня ощущение, что мы любовники! — Мои щёки горели от стыда и гнева.
— Пока нет. — хитрая многообещающая улыбка, и тихий щекотный шёпот на ушко, — но надеюсь, только пока.
Жан аккуратно уложил меня на кровать.
Сердце бешено заколотилось. Я возмущённо отстранилась, тут же вскрикнув от боли.
— Что вы себе позволяете?
— Я себе позволяю ухаживать за понравившейся женщиной. Разве это преступление? — Он присел рядом, взял мою бесчувственную руку и поднёс к губам. — Кати, видит Родан, я не хотел, чтобы наши отношения начинались вот так... — Нежный поцелуй в ладошку, который я смогла только увидеть, но не почувствовать. — Я понимаю, что для тебя сейчас всё это… слишком. Но всё же, прошу — не отталкивай. Дай мне шанс.
— Шанс на что? Сойти с ума, как Ани?
Он покачал головой. Прядь смолистых волос скользнула на мощную, широкую грудь. Какие у Жана ручищи, я уже видела, такой и лошади хребет переломит, не то, что мне…
— Шанс доказать, что я могу сделать тебя счастливой.
— А может себя, а не меня?
— Кати, счастье — быть вместе всегда. И мне почему-то очень хочется попробовать испытать его именно с тобой.
— А может я этого не хочу!
— Захочешь. Рано или поздно, но захочешь. Я видел, как ты смотрела на Тора и свою подругу во время обряда. Ты и многие другие девушки.
По телу прокатилась жгучая волна. Пытаясь скрыть стыд и смущение, я постаралась отвернуться лицом к стене. Хотелось забиться под одеяло и подушки и сделать вид, что меня не существует. Но сил хватило только чтобы натянуть одеяло на нос. Мы помолчали.
— Я понимаю, что смущаю тебя и, наверное, даже пугаю, - произнес он тихим, хриплым голосом. - Но меня к тебе тянет как магнитом. Ты не колдунья, случайно?
Я помотала головой. Мне и раньше признавались в любви, но у меня всегда был шанс сбежать! Кажется, богам сильно припекло и они приковали меня к постели нарочно!
— Драккати, а может, у тебя кто-то есть? — мрачно вопросил воевода.
Хотелось ответить, что, конечно, есть! Но это было бы чистым ребячеством. После того случая с замужеством в Карасищах, мужчин я предпочитала обходить стороной. Вряд ли кто-то в общине мог подтвердить, что у Драккати есть любимый.
— Нет.
— А тот светловолосый парень в лесу?
Он и об этом знает? Следил что ли?
— Просто знакомый.
— И много таких «просто знакомых»? — продолжил он сухо.
— Это допрос?
— Сужаю круг конкурентов, — в его голосе появилась ирония. — Спи, малышка.Воевода склонился надо мной, и я замерла. От него веяло теплом и чем-то вкусным. Он осторожно коснулся тёплыми губами щеки, провёл рукой по волосам и ушёл.
В доме стало совсем тихо. В ногах посапывал белоснежный кот. А я прокручивала в голове весь этот разговор, постепенно успокаивая панику. Пришлось честно признаться самой себе, что воевода мне нравился и очень давно. Впрочем, как и многим.
Это пугало! Потому что я себе пообещала никогда и ни с кем не встречаться, и мне совсем не хотелось повторить судьбу Аники. А сколько ещё таких, как она? В общине ходят самые разные слухи о личной жизни нашего воеводы: от самых заурядных до запредельных, вроде дюжины девственниц за ночь. Девственницей я не была, но даже быть одной из многих, очередной девушкой на несколько ночей — по слухам, это считалось неимоверной удачей! — не улыбалось ещё больше. Тоже мне, удача… Как это вообще может быть приятным?
***
Проснулась я ночью, по вполне естественной необходимости. Никаких воздыхателей у постели я больше не обнаружила, даже кот куда-то ушёл. С другой стороны, это давало свободу перемещения, о которой мне так мечталось. О том, чем кончилась в прошлый раз такая свобода, я старалась не думать. На кресле рядом с кроватью висело нечто вроде платья. Кажется, это для меня. Я подтянула платье к себе, удивившись относительной лёгкости собственных движений. Надеть его оказалось не так просто, несмотря на простой покрой. Пришлось сначала запихнуть многострадальную левую руку в рукав, а затем натянуть на себя всё остальное.
Дело оставалось за малым — выйти во двор за дом и пройти несколько шагов к покосившемуся резному домику. Шаг, второй… Воодушевившись, я ускорила темп. До двери оставалась пара шагов, как меня до глубины души потряс вопль из-под моих ног:
— Мааааау!
В абсолютной темноте сверкнули два голубых огонька, и я с энтузиазмом поддержала вой! На крики выхромал заспанный Беорн, зажёг лучину и, увидев нас с котом, раздражённо сплюнул и так шарахнул посохом по полу, что мы разом заткнулись.
— Чего орёшь, девка?
Я воззрилась на кота, кот обиженно отвернулся, пряча от греха подальше свой облезший хвост. Пауза затягивалась.
— Мастер Беорн, я это… На улицу бы мне. За дом…
— Ну так ступай! Чего орать-то посередь ночи…
Старейшина что-то ещё проворчал и вернулся к себе, оставив лучину дотлевать в моей комнате.
А мы с котом наперегонки выскочили из дома.
Я постояла на крыльце. Пахло прохладой, млачевником и сеном. Совершенная, абсолютно круглая луна освещала дома и улочку. Я с упоением набрала густого летнего воздуха в грудь. И всё же жизнь восхитительно хороша! Особенно без боли. С тех пор, как я проснулась, я ни разу не почувствовала её в полной мере, а на остатки старалась не обращать внимания. Кот забрался на перила крыльца и гипнотизировал водную гладь реки. Отсюда был виден и мост в Заречье, и общинные пастбища и несколько одиноких домиков. Я осторожно погладила белого пушистика. Большой зверюга! Сначала он выражал некоторое недовольство, но потом расслабился и уже сам перебрался на руки, требуя продолжения. Только сейчас я обратила внимание на то, что его шерсть влажная, а сам он выглядит больным.
— Эй, когда же ты так успел облезть? Вчера же только был, как пушистая подушка! Заболел?
Кот мурчал и лез куда-то на плечо, путаясь в моих волосах. Я нетерпеливо отыскала взглядом резной домик на заднем дворе, погладила кота и, не без усилий оторвав животину от себя — кошар был явно против! — опустила его на пол.
Сидя в домике в глубокой думе, я услышала доносящиеся с улицы девичьи хихикания. Одну узнала сразу, вторая была незнакома. Я поспешила на улицу.
— Ринка!
Хихиканье стихло.
— Кати? Ох, Драккати, это ты! — Ринка кинулась мне на шею. — Я уж думала, не увижу тебя! В общине такие слухи ходят!
— Это какие?
— Ну, что тебя того… Обесчестили и убили. А воевода спасти пытался, да только не успел!
Ринка ещё раз пискнула и радостно повисла у меня на шее. Ночь становилась всё темнее и темнее…
— Ринка, если ты меня сейчас не отпустишь, я точно умру.
Ринка непонимающе отстранилась.
— От удушья, Ринкания!
— Ой, прости, Дракки! — Ринь смущённо убрала свои загребущие ручки. — Рассказывай, как ты? Выглядишь как бледная немочь!
— От немочи слышу! — буркнула я, но тут же улыбнулась. — Я в порядке. Ну, почти. Голова иногда кружится, и рука как чужая, а так… Короче, не дождётесь! А что вы тут делаете среди ночи?
Девушки переглянулись.
— Слушай, - загадочно шепнула Ринка, - а ты уже насколько хорошо себя чувствуешь?
— Ну-у…
— В общем так. Это Никоя! — Она взяла за руку девушку с тонкой трогательной косичкой. — И мы идём… к заброшенному дому!
Теперь настала моя очередь удивляться:
— Зачем?
— Увидишь, — кокетливо качнула головой подруга.
Я колебалась.
— Надеюсь, пойдём не через колодец?
— Почему? А! Ты же ничего не знаешь! Да не бойся, волдырей больше не будет!
Как это не будет? Мы по воздуху, как птички, полетим? Но спорить с Ринкой я не стала. Раз подруга говорит, значит, так и есть. Перешептываясь, мы спустились по улочке вниз и миновали мост в Заречье. Никоя оказалась молчаливой и нашу беседу не поддерживала. Только рассказала, что её брат погиб, что она осталась одна, и что ей семнадцать лет.
— Слушай, Рин, я никогда тебя не спрашивала… А сколько тебе лет?
— Да вот весной было двадцать! Мы же ещё салинийскую наливку с корабля стащили, помнишь?
— Помню! И пили в девичьей до утра, а утром сварили уху с порчун-травой вместо петрушки! — Мы рассмеялись. — Потом вся община, что у нас обедала, сидела по задним дворам! Ух, старейшина лютовал! Три дня потом в поле картошку пололи! И смешно и грустно…
— А тебе сколько? — Ринка отмеряла шаги в недорогих сапожках, всё больше ускоряясь.
— А я на год старше тебя. Я тут вообще самая старая!
— Такие мы старые, красивые и незаамууужнииее…
Мы захихикали.
— Слушай, Ринь, а где Аника? Что с ней?
— С ней-то всё в порядке. Коз пасёт в Заречье, сорняки полет. Вот ты мне скажи, что всё-таки у вас там произошло?
Ринкино любопытство — это отдельная песня!
— А что ты знаешь? — осторожно поинтересовалась я. Ей только дай волю, по секрету всему свету…
— Ну, что вы из-за Жаника подрались. И что он вас разнимал. А потом приказал стеречь палатку с ней своей охране, а тебя повёз в Общину на своём вороном жеребце.
— Почти так и было…
Ринкания что-то обдумывала, нервно теребя кончик рыжего локона.
— Кати, а правда, что у вас с воеводой роман?
Я аж притормозила:
— Чего?
— Ну, слухи, знаешь ли. Что он ночует с тобой, а старейшина вас покрывает…
Увидев, как вытянулось мое и без того изумлённое лицо, Ринка вынесла вердикт:
— Ясно. Ты не в курсе.
— Ринка!
— Да ладно, чего ты… Я просто уточнить хотела, интересно же. Может, и на меня снизойдёт благодать воеводова… — Ринка мечтательно закатила глаза. — Когда–нибудь.
Я изобразила всенародную скорбь:
— Как ты могла поверить такому?
Мы приближались к зарослям щипун-травы, за которыми находился колодец, и я инстинктивно замедлила шаг. Противных жгучих стеблей не было. Ринка победно обернулась:
— Я же говорила! Выжгли их по приказу воеводы! Теперь хоть в урочище к колодцу ходить не надо, этот рядом совсем!
— А мне нравится в урочище... — Я оглядела почерневшие остатки стеблей. — Там лучше.
Миновав опалённую окраину, мы свернули вбок, к свежевыделанной ограде из прутьев.
— Пригнитесь! — скомандовала рыжая бестия.
Мы послушно присели под оградой, вслушиваясь в предрассветную тишину. Откуда-то доносились странные посвистывающие звуки, но их источник я не могла определить.
— Вооот он, свет очей моих! - восхищённо протянула подруга.
За старым заброшенным домом открывалась интересная картина: танцующий с оружием высокий воин, сначала плавными, а затем резкими движениями перетекал из стойки в стойку, замирая каждый раз по завершении серии ударов по мнимой мишени. Длинные волосы были собраны в хвост и перехвачены шнурами по всей длине. Отсветы яркой луны переливались на красивом, мощном теле, подчёркивая каждое движение мускулов на обнажённом торсе.
Несмотря на внушительные габариты, была в нём и сила, и лёгкость. Череда колющих ударов, рассекающий взмах, разворот в прыжке по оси древка секиры... Я заворожённо наблюдала за красивым танцем. Мне ещё никогда не приходилось видеть, как тренируются воины. От восхищения я забыла, где нахожусь!
С трудом оторвав взгляд от чарующей картины, я посмотрела на девушек. Ринка и Никоя, как две статуэтки, замерли в восхищении с благоговейными лицами. Только тень изгороди мешала мне точно определить степень их зачарованности. Я подалась немного вперёд, меняя позу в затёкших ногах с корточек на колени. Раздался громкий хруст ломающейся ветки. Воин замер. Я припала подбородком к коленям и инстинктивно закрыла голову руками. Выставив секиру вперёд, мужчина смотрел в нашу сторону. Из кустов выскочили две незнакомые девичьи фигурки. Ринка решила, что нам, пожалуй, тоже пора, и рванула с места. Мы с Никоей бросились следом. Только миновав колодец с обугленными стеблями, мы наконец почувствовали себя в безопасности и рассмеялись.
— Ну что, стоило оно того? — довольная подруга окинула нас покровительственным взглядом.
— Стоило! — выдохнули мы с Никоей.
Рассветало. Деревья возле дороги становились всё чётче, переливаясь в первых несмелых лучах солнца. Словно по заказу, единым хором загомонили птицы. Шелест листвы убаюкивал, и мне отчаянно захотелось спать. Мы тепло попрощались, и я юркнула в дом старейшины. В комнате меня ожидали двое.
— Дитя, у тебя совесть есть? — Мастер Беорн сидел возле моей кровати в кресле, сжимая в вытянутой руке посох. На постели гордо восседал белый кот с таким укоризненным взглядом, что у меня не возникло и тени сомнения: они обсуждали мою персону!
Я покаянно вздохнула.
— Замуж выдам!
Я ошеломлённо подняла глаза.
— И бегать не придётся, — добил старейшина.
— Я больше не бу-у-ду! И вообще, почему только меня?
— Дак ведь больше пока ничьей руки и не просят.
Старейшина вздёрнул седую кустистую бровь, внимательно наблюдая, как я задыхаюсь от возмущения.
— У меня никто ничего не просил. А если бы и попросили, то всё равно бы отказала!
— И даже не спросишь кто?
— Мне всё равно кто. Ответ для всех один — нет!
— Ну, гляди. Нет — так нет. Только чтоб ночами дальше двора ни ногой!
И посохом «стук»!
Старейшина поднялся, давая понять, что воспитательный разговор окончен. Кот спрыгнул с кровати, направляясь следом за ним. Проходя мимо моих ног, он невзначай потёрся о подол и сощурил глаза. Постель, в которой я провела не самые лучшие дни своей жизни, уже не казалась такой ненавистной, а всё больше манила своими объятиями. В сон я провалилась почти мгновенно.