Ночная прогулка по городу на мягко ревущем мотоцикле — это удивительное удовольствие. Ощущать полёт и одновременно прижиматься грудью к кому–то очень приятному — вдвойне прекрасно. Спор был долгий и жаркий. Два раза меня выставляли за дверь, при чём, оба. А когда заметили, как я подслушиваю у двери, спросили прямо, кого я выбираю. Я краснела, бледнела и сбивчиво попыталась объяснить, что вообще выбираю свободу. Только под взглядом рыжего становилось жарко и очень стыдно. А что я могла? Сказал же, что мы партнёры, и что деньги нужны…

Не люблю навязываться.

Вот только рыжий молчать не стал. Уж что и как он там себе понял, не знаю, но только кинул Магу «ты сам всё видел», взял меня за руку и потащил в комнату переодеваться в сухое. Даже забыла смутиться как следует, когда надевала его сухую рубашку, сам–то он в куртке уже стоял, ждал. А потом… Когда выходили из убежища, Маг окрикнул меня по имени. Только ответить не успела, вздрогнула от неожиданно злого и резкого голоса Егора: «она со мной! Что не ясно?!»

И вот сейчас мы пролетали по ночным полупустым улицам, изредка притормаживая на перекрёстках. И порой казалось, что счастливее меня никого нет на свете! Надежда делает человека глупее, но именно глупость дарует это состояние свободы и вседозволенности. Настоящее счастье — всего лишь несколько упоительных мгновений в облаке веры и любви. Я верила, что у нас всё получится. Верила, что всё будет хорошо.

Мы даже заехали в один странный магазинчик с какими–то деталями. И весь вечер Егор сидел на своей кухне дома и что–то с ними делал.

— Надо что–то поесть… — не выдержала я третьего часа тишины. — Может, перекусим?

— Щас, подожди ещё немного…

— Я приготовлю, — неуверенно шепнула, переминаясь с ноги на ногу.

— Готовка — это не твой конёк.

Егор, не отрываясь от дела, подул на коптящиеся под аппаратом детали. Воняли они ещё хуже, чем прошлый обед моего приготовления.

— Ну, с бутербродами–то я справлюсь!.. — возмутилась, покраснев.

Через пять минут я действительно готовила. Руки дрожали, румянец полыхал на щеках аж до кончиков ушей! Но я старалась сосредоточиться и не порезаться. Потому что рыжий решил помочь. Показывал, как правильно чистить овощи, как удобнее их резать, в чём варить.

— Смотри, вот так отрезаешь, кончик ножа на доску кладёшь… Нет, другой нож возьми… Ага.

Он подошёл сзади, обхватил мою руку с ножом, и, придерживая моей второй рукой морковку, показал, как резать. А я не могу. У меня руки ослабли и ноги подкашиваются! Про ушки красные вообще молчу и сердце… Ноет.

— Ляль, ты в порядке? — шепнул на ушко, прижимаясь к моему виску.

— Да, — стыдливо закусила губу.

— А чего тогда дрожим? Мм?

И вот я ещё пыталась сражаться с непослушным овощем всё это время. Но как тут что–то резать, когда так упоительно тепло уже в самых настоящих объятиях, а ушко нежно целуют? А сердце ноет всё сильнее и сильнее… Может, так и надо? Может, так должно быть?..

Повинуясь ласковому жесту руки рыжего, тронувшему мой подбородок, я откинулась на плечо Егора. Заглянула в насмешливые серые глаза. Так странно, что его черты лица будто смазаны, лишены контура, а в ушах шумит, словно мы плывём по воде…

***

Мне чудилось, будто сквозь водную толщу я слышу Настин голос. Она ругала Егора за то, что снова притащил несносную эльфийку и пыталась вызвать охрану…

Открыв глаза, я даже не сразу поняла, где нахожусь. Прозрачный купол обтекаемой формы плавно огибал верхнюю часть тела, а синие и зелёные лучи с интересом просвечивали очередной участок сердца. И там, за куполом, совсем рядом, сидел встревоженный рыжий. Взлохмаченный, как мокрый щегол и смешной, как растерянный лесной кот. При взгляде на меня он напрягся, выпрямился, и я только сейчас поняла, что его руки связаны.

Рыжий перехватил мой удивлённый взгляд на его наручники и поморщился. Несколько ищеек стояли за его спиной, готовые в любой момент оглушить пленника.

На глаза навернулись слёзы. Как же так? Столько усилий, столько погонь — зря? Егор скосил взгляд на своих охранников и снова посмотрел на меня, выдавив из себя улыбку непобеждённого. А по губам я прочитала: «Всё нормально. Спи»

Я едва не рассмеялась от этого самоуверенного заявления. Но подумав, решила, что рыжий не так уж и неправ. В нашем положении всё и впрямь не так уж и плохо, если мы оба до сих пор живы и не в тюрьме. К тому же, как ни странно, чувствовала я себя намного лучше. Сердце не ныло, в глазах не двоилось. Чудо–машина избавила меня от неприятных ощущений в груди, но рыжий по-прежнему вызывал глубокие переживания. Только сейчас они не отзывались с той же болью, как раньше.

Рыжий, всё же, забавный. Чёлка дыбом, взгляд растерянный, но на лице такая воинственность, словно готов был сражаться до последнего, не смотря ни на что.

Так и уснула с улыбкой на губах, созерцая мрачного Орка. Он тоже пару раз чуть–чуть мне улыбнулся, — тепло и со вздохом.

Наверное, я проспала очень долго. Сложно понять, сколько прошло времени, когда в помещении нет окон. Когда проснулась, голубое свечение тускло освещало комнату. Достаточно, если понадобится встать, но и спать не мешало. Я попыталась выбраться из капсулы, но не тут–то было! Крышка не поддавалась, словно была заперта снаружи! Прошло некоторое время, прежде чем я начала паниковать, ощущая знакомые стискивающие сердце ощущения, а ко мне кто–то подошёл.

Это была Настя. Она приложила палец к губам, но спокойнее не стало. Она ведь бросила нас, предала, и охрану, скорее всего тоже вызвала!

— Не дёргайся, — заговорил её видоизменённый голос в капсуле. — Это для твоего же блага. В капсуле у тебя есть шанс выжить, а вне её ты опасна для всех. И для себя в том числе.

— Что ты имеешь в виду?

— В прошлую нашу встречу я уже говорила тебе, что твоё сердце не совсем обычное. Так и есть. Ты обладаешь редким мутагенным свойством, и оно тебя убивает. Твои органы устроены необычно даже для эльфийского типа людей. Если бы они не развились именно таким образом, ты бы погибла ещё в детстве, и мне очень интересно, почему твой организм получил такое свойство. Никто из наших детей с похожими инфекциями не доживает и до десяти лет. Ваши, насколько мне известно, так же не живут.

Да, это было правдой. Многие дети погибали едва ли не в младенчестве, но это считалось природным отбором, где выживают сильнейшие. При чём здесь инфекция?

— Я мало понимаю из того, о чём ты говоришь. Что значит «эльфийский тип людей»?

— Вам не рассказывают, откуда вы появились?

— Нас создала мать–природа! — уверенно ответила я.

— Забавное заблуждение, подкреплённое религией. Вот тебе иная версия: пару сотен лет назад в стенах этой лаборатории несколько молодых учёных проводили эксперименты над людьми. Они пытались создать универсальную, более живучую расу, которой не страшны болезни. В какой–то мере им это даже удалось. Первый тип получился неидеальным, но эти существа были выносливы и мало болели. Их недостатком была лишь излишняя агрессия, ими невозможно было управлять. К тому же, модифицированный организм требовал очень много энергии, а значит, много еды…

— Орки… — с ужасом выдохнула я.

— Молодец. Умная девочка. Да, это были орки. Тогда этот проект едва не прикрыли, но богатый владелец рудных шахт проплатил следующий эксперимент с условием, что получившиеся образцы будут работать на него в труднодоступных рудниках. Это был блестящий опыт, за который учёные не получили ни копейки. В последний момент они доработали образец, и…

— И гномы стали скупердяями, которые не соглашались работать бесплатно? — улыбнулась я.

— Это был лучший образец, но они быстро вымерли.

— Их перебили!

— И это тоже, но теперь уже не важно.

— Эльфы тоже были экспериментом?

— Разумеется. И в первые несколько лет это были действительно почти бессмертные создания.

— В нашем народе есть легенда о том, как великий Эарендил пытался спасти свой народ от вымирания и увёл нас в священные долины, благословлённые матерью–природой.

— Он был действительно великим. Одним из первых образцов, которому была близка наука, и который так же занимался исследованиями в этой области. К сожалению, эксперименты невозможны без побочных открытий. Работая над очередным образцом нового поколения, Эа получил синтезированный вирус, опасный для всех полученных рас. Ему предлагали новую лабораторию, помощников, подопытных. Но этому безумцу не терпелось обрести славу своих создателей. Стать выше по уровню, превзойти их. И он стал работать над ним сам. Никто не знал, что экспериментальные образцы Эарендил исследует на себе. Великий, отважный учёный… Если бы не это его глупое упрямство, мы с тобой застали бы иную цивилизацию. Цветущую, прекрасную…

— Из–за него все стали болеть?

— Вымирать. Подопытные расы, контактируя друг с другом, способны с большой долей вероятности передавать друг другу вирусы, после которых следует новая волна смертей.

— Значит я… Значит…

— Ты умираешь. Но вирус, который ты носишь в себе, может вылечить множество людей!

— А я?

— Мы не сможем тебя спасти. Сожалею.

Удивительно, да… Удивительно, как долго близкие тебе люди могут скрывать правду. Закрывать глаза на мелкие хулиганства, баловать, позволять многое из того, что недоступно обычным детям. Гулять допоздна? Пожалуйста. Лазить по высоким деревьям? Разумеется, ты же принцесса–эльфийка! Сбежала в человеческий город? Это, конечно, плохо, но мы тебя накажем, и всё будет по–прежнему.

Возможно, именно моя страсть к путешествиям и закалила организм настолько, что я могла не опасаться подцепить новую заразу. Ресурсов на данный момент хватало, а потом… Это будет потом.

Они ведь наверняка знали. Отец, кузен, няня… Да и Пресветлый не сильно рвался ухаживать, зная, что могу в любой момент отправиться к небесным вратам. Они не могли не знать. Просто это политика. Выживание видов, конкуренция. Ведь дело не в том, что она раса ненавидит другую. Просто виды охраняли свой народ от новой заразы, всем ведь не объяснишь…

Я тогда была маленькой, и не понимала, зачем отец ищет встречи с теми, кто убивал нас и ради чего едва не погиб сам, когда пересёк границу. А он искал способ выжить для своего народа, спасти своё единственное чадо. А теперь выходит, что я всего лишь потомок какого–то там экспериментального образца, пусть и самого лучшего. Просто… мутант! Опасное для окружающих существо.

А если… А если она просто врёт? Они ведь говорили с Егором о запрещённом исследовании на моих собратьях. И в этот раз она получила материал, то есть меня, рыжего — в тюрьму, а она великий учёный с премией и популярностью?!

— А где Егор? — вопросила я максимально уверенно.

— В карцере, где же ещё? Он пошёл против закона, причинил правительству много убытков. Я предупреждала, что это плохо кончится.

— Он ни в чём не виноват, нельзя же обвинять лишь за то, что защищаешь… другого!

— Ты плохо знаешь Егора, девочка. Он защищал тебя только потому, что это было выгодно. Знаешь, почему ему многое сходило с рук?

— Потому что он удивительный! Человек, который знает, чего хочет и добивается этого, не опуская рук в самых тяжёлых обстоятельствах.

— Да. Это похоже на него. С одной ремаркой: он учёный. Одержимый идеей создания идеального человека куда сильнее того же Эарендила. И в этом я его поддерживаю. Ты послужишь основой для создания антимутагенного лекарства для людей, а если получится, то и для всех рас.

— Зачем ты мне всё это говоришь?

— Затем, что ты влюбилась в этого бездушного рыжего. Смотришь на него, как на божество. А он не такой, девочка. Мне тебя чисто по–женски жалко.

Лиза и дальше говорила что–то о женской жалости и солидарности, но я её уже не слушала. Меня увлекла удивительная мысль, что ведь и легенду о пропавшей диадеме мне тоже рассказал отец. Рассказал в подробностях, какая она, в каком городе находится, и что именно её драгоценные камни способны повлиять на рождаемость в долинах. Ещё и пригрозил, чтобы не вздумала туда слинять, как будто бы не знал, что для меня это лишний повод опять отправиться на поиски приключений…

***

Дни тянулись один за другим. Поначалу я боялась всех этих светящихся палочек, которые засовывали мне в рот, и иголок, втыкаемых в тело… Но когда через несколько дней вместе с едой мне принесли и книги, которые я просила, то смирилась с болезненными процедурами окончательно. Дело было в том, что эти книги так или иначе относились к истории человеческой расы. Так же среди них нашлась и энциклопедия величайших артефактов мира, часть из которых хранилась в городском музее, — самом крупном из существующих!

Язык эльфов не намного отличался от языка людей, но всё же, наше наречие более певучее, похожее на шелест листьев и лесного ручья. И было очень приятно читать записи Эарендила, — а я выпросила и их!.. — на родном языке. Многие термины были попросту незнакомы, но в целом приходилось признать, что эльфы действительно произошли от людей.

Так же мне попались кое–какие сведения и о диадеме, и вот тут действительно стало интересно! Если верить энциклопедии, то камни в диадеме были получены в этой же лаборатории, и носящий это украшение человек, эльф, или гном преисполнялись великой силой и могли исцелиться от любых болезней! Вот только на влияние целого народа не было сказано ни строчки, как ни искала.

— Как себя чувствует испытательный образец номер два? — прозвучало из–за ширмы мужским голосом.

— Образец стабилен, интересуется историей человечества, — угадала я голос Насти.

Угадала и скрипнула зубами. Ну, я вам устрою «образец»!..

Оказалось, что профессор, которого я тогда огрела по башке, очень даже выжил — зря только нервы себе трепала! Более того, именно он и руководил исследовательской группой. Приходил два раза в день и очень интересовался, есть ли успехи от испытания на мне нового чудодейственного средства. Но успехов не было ни в тот день, ни на следующий, ни даже через неделю.

Сил оставалось всё меньше, их даже перестало хватать на банальные потребности вроде умывания. Просто ужасно устала от боли, и беспросветной безнадёжности. Умирать не сложно, только если это происходит быстро. Профессор же вцепился меня словно клещ и на моё самочувствие лишь качал головой, втыкая новые иглы с растворами…

И я решила устроить забастовку: отказалась от еды, книг и вообще из капсулы никуда не выйду. Идите в пень со своим испытанием!.. И меня даже целый день не трогали.

Только на утро, судя по шприцу, дозу лекарства мне удвоили, отчего тут же началась вполне реальная тошнота и головокружение, но голодовку я отменять не спешила. Чем быстрее они откажутся от идеи эксперимента на мне, тем быстрее, возможно отпустят на свободу. Или «уберут» негодный образец, что тоже неплохо. Тут уж как госпожа удача повернётся…

На третий день они засуетились. Так плохо мне ещё никогда не было, и это, видимо, то, чего они так добивались. Они что–то возбуждённо обсуждали, то и дело всплёскивали руками, тыкая в показатели капсулы. Ну что ж, хоть кому–то радость…

Но счастье было недолгим. Для очередной дозы профессору требовалось извлечь меня из капсулы, а я не то что не хотела, но уже просто не могла двигаться. Тем не менее, ему удалось достичь цели. В смысле, вколоть тройную дозу препарата. Дотерпеть до конца введения бурой жидкости я так и не смогла. В глазах потемнело ещё где–то на середине… и наступила ночь.